80
В первые разговор о нём завёл Мишка Петров, когда отмечали юбилей у Иванова и между пивом тот спросил у хозяина разрешения посмотреть его личный фотоальбом. Ну, Лёха Иванов, чего же не дать? Всё равно подруги не пришли, а предложение от товарищей поискать новых попахивало опьянением и безрассудной глупостью. А тут хоть какое-то общее развлечение. Заполучив альбом Петров пролистнул первые три страницы, поскольку смотреть на малолетнего Иванова было не интересно, а вот на общей фотографии первого "А" класса он остановился, ведь на ней присутствовал и он сам, впрочем как и Димка Сидоров, который отобрав у Иванова его кресло сидел за компьютером и в десятый раз включал одну и ту же песню группы "Сектор газа".
— В этот день родили меня на свет, в этот день с иголочки я одет... — невпопад подпевал он и кивал имениннику на опустевшую кружку. Подливай мол, тебе же сегодня тридцатник стукнуло.
— Это чего, получается, мы двадцать три года друг дружку знаем? — удивился Петров. — С первого класса вместе. Кто-то и родню собственную столько не знает. Охренеть, как время-то летит.
— Ага, а чего это тебя вдруг на ностальгию потянуло? — поинтересовался Сидоров. — Один класс, один технарь, армия, зато институты разные, а там глядишь, ещё немного потрепыхаемся до самого лета и окольцуют нас наши бабы. Это же надо додуматься в одно лето жениться решили, заебись чё.
— Походу, это они нам в последний раз вольную дали. Все как одна отмазались и не пришли. Моя так вообще: еды приготовила и "ой, у меня бабушка болеет! Таблетки! Таблетки!" И побежала роняя тапки, — проворчал Иванов.
— А ты не расстраивайся. Пей пиво, — посоветовал ему Сидоров. — Всё равно на улице дождь и поэтому праздничному случаю шашлыки отменяются.
— Спасибо. Мне ещё за вами убираться за всеми. Я пропущу, — отказался Иванов.
Петров перелистнул ещё несколько страниц и торжествующе ткнул альбомный лист указательным пальцем.
— Я так и думал, что найду её здесь.
Иванов подошёл к нему, глянул через плечо и снисходительно фыркнул.
— Фотография с ролёвки, когда мы толкиенистами были. А чё, соскучился? Давно доспехи не таскал?
— Да ты не понял. Вот это кто слева на общей фотографии? Не припоминаешь?
Сидоров вытащил фотографию и показал Иванову, а потом и Сидорову. Иванов вспоминал и хмурился, а Сидоров помнил кто это такой, но забыл как его звать.
— Да Санчес это. Санчес. Мы же два года тусили вместе, как вы могли забыть? — ухмыляясь сообщил им Петров.
Иванов и Сидоров непонимающе переглянулись.
— И что?
— А вам он никогда не казался странным?
— Охеренный ты вопрос задал, брат, — почесав за ухом признался Сидоров. — Странный, это мягко сказано. Наверное поэтому мы с ним дружить перестали.
Иванов тут же припомнил, что, так называемый Санчес, был по жизни редкостный говнарь и чмоня. Что он отличался нечистоплотностью буквально во всём, а вот та девочка с которой он пытался строить отношения, ну та, то ли Машка, то ли Лана, сбежала от него через два месяца, разболтав впоследствии по пьяной лавочке, что Санчес радовался когда у неё наступал менстряк, мол тогда можно пыжиться без резинки. А учитывая, что он мылся только по большим праздникам и постоянно чесал пах, то как вообще можно обсуждать какую-то дружбу, с ним же здороваться было страшно.
Сидоров тут же вспомнил и о других странностях. Например о том что Санчес зимой ходил без шапки, за что его не без оснований обзывали отморозком или как он накрутил себе дреды, ехал в автобусе, а у него из шевелюры здоровенный червяк взял и выпал, прямо какой-то тётке на подол. Тётка посмотрела, червяк зашевелился и она как давай блевать, а следом за ней весь автобус. Рвотный рефлекс, он же заразителен. Вот может поэтому и перестали дружить, он же редкостная скотобаза.
— Точно, — кивая подтвердил Петров. — Теперь я и сам вспомнил этот случай. А вообще таких случаев было много. Он ведь ел всё что не приколочено, отходы, просрочку, за бомжами помнится, пиво допивал, но тогда мы его уважали, он казался нам настоящим панком.
— Да какой он панк! — возмутился Иванов. — Нам тогда по восемнадцать было, ни хера не было в голове, а он такой ходил между нами, весь упакованный. Берцы, штаны-парашюты цвета хаки, косуха с клёпками, весь в феньках, а сам говно. Он с нами на игры ездил, только чтобы на халяву пожрать, побренчать на гитаре и какую-нибудь страшилу опылить. Я помню у него получалось. И теперь я взрослый и знаете что я думаю? Я думаю, что по распространению всяких половых болезней, он в нашей области чемпион. Помню, он по утрам специально дымом от костра окуривался, чтобы перебить свои мерзотные миазмы.
— Не парься ты, Миша, он скорее всего сдох уже, — Сидоров успокаивающе махнул рукой. — Давайте лучше за него накатим, не чокаясь.
— Точно, — нервно засмеялся юбиляр. — Сдох под забором в луже помоев, напоследок высрав здоровенного глиста трёхлетку. Или как там у Гоблина было?
— А если не сдох? — загадочно спросил Петров наблюдая как товарищи пьют пиво и обсуждают чужую позорную смерть.
— Да конечно, — не поверил Иванов. — Ему тогда уже было под тридцатку, а сейчас сколько? Он просто субтильный был и низкорослый, вот мы и принимали его за своего. Получается: двенадцать лет прошло с тех пор как мы перестали общаться. Вот и прибавляй. После сорока, он считай покойник, с его то образом жизни.
— Он ещё курил всё от укропа до лебеды. Таблетки ел всякие, краски нюхал, — добавил от себя Сидоров.
— А я его вчера видел. И он выглядит точь в точь, как на этой фотографии, — сообщил Петров.
— Ой, ну и плевать. Санчес всё равно скотобаза, — ответили ему друзья и в ближайшие десять лет они больше Санчеса не обсуждали.
*****
Говорят, что сорок лет мужчине справлять неприлично. Мол ни то ни сё. По крайней мере жена Лёхи Иванова на этом настаивала. Много, много чего мужу насчёт торжества было сказано за две недели до праздника и про болезни её головы, и про больную спину и про то, что ремонт не доделан, гости придут а ты красней. Это Иванову хорошо, сиди себе на диване, да поздравления принимай от своих собутыльников, а на ней уборка, готовка, нервы и у дочки ещё кашель разыгрался, гости напьются-нашумят, а за полночь у неё температура поднимется - кто будет с ней сидеть, ставить градусники? Иванов? Как же, палец о палец ведь не ударит, а нажрётся и уснёт. Всё же на ней.
Однако же пришли Петровы, пришли Сидоровы, пришли родители, близкие родственники пришли и она как и положено забегалась и в процессе забылась, а уж за столом и вовсе расцвела и вместе со всеми пела хором русские народные песни. Обычное и привычное домашнее праздничное застолье, а уж песни "Крошка моя", "Если хочешь остаться", "А у реки, а у реки, а у реки" и конечно же "Чёрный бумер" в таких случаях поют за каждым столом. В один из перерывов Петров уговорил Иванова покурить соблазнив коробкой дорогих кубинских сигар, а когда они оказались на балконе, неожиданно попросил у именинника фотографию Санчеса. Копию мол, захотел сделать.
— С чего вдруг? Нет, мне не жалко, да и друг он если честно был паршивый, но просто не понимаю, — пожимал плечами захмелевший Иванов.
— Скажем так: хочу сравнить старую фотографию с новой. Я, представь себе, встретил его недавно, а он всё такой же. Только это невозможно. Ему должно быть уже пятьдесят лет, — признался Сидоров не забывая покачиваться от выпитого.
— Почему бы и нет. Может у него какое генетическое отклонение, вот и выглядит моложаво, бывает такое, — предположил Иванов и рассказал про одного своего бывшего коллегу, которому было пятьдесят четыре, но выглядел он на тридцатник. У него сын был уже взрослый, а коллега бросил семью и женился на молоденькой, а теперь у него маленький ребёнок. Все вокруг в его возрасте уже дедушки, а он снова папа.
— Ты не понимаешь, — вздохнул Петров. — Принеси фотографию, я покажу тебе свою и мы вместе сравним.
Тут появился Сидоров и заявил, что их ждут гости. Они прервали свой разговор на пару стопок, а когда женщины решили потанцевать, они втроём снова ускользнули на балкон. Теперь они курили втроём, Иванов принёс как и обещал фотографию Санчеса, Петров показал свою и тут Сидоров начал хмуриться, утверждая, что у него дежавю, потому что так действительно не бывает.
— А может он просто еблан, — горячо заговорил Иванов, которому не понравилось такое внимание к постороннему человеку да ещё и в такой знаменательный для себя день. — Ну любит человек носить одну и ту же одежду годами, так что же теперь, он уникум? Да, хорошо сохранился. Да, ремень тот же самый и это выражение лица, один в один, как у Крамарова, когда тот разных дурачков изображал, но это может быть просто двойник или сын Санчеса, почему вы так на меня глядите? Я и выпил-то всего ничего.
Петров немного помялся, а потом начал рассказывать, что вспомнил о Санчесе в прошлом году, когда у него умерла сестра. Он тогда жутко напился и бросив машину добирался домой на метро. И что любопытно, ехал он в вагоне и размышлял: почему вот такие как Санчес жрут всякую дрянь, маргинальничают, но при этом живут до старости, а его сестра, умница-красавица, музыку преподавала, рисовала, с детства на спорте, не пила, не курила, в жизни ничего вредного, а её за пол года рак взял и съел. Есть ли после этого Бог? А если есть, то почему он так несправедлив к людям. Правда тогда, признал Петров, он не предполагал встретить Санчеса. Он, если честно, надеялся, что Санчес давным-давно сдох объевшись запретными одуванчиками или ещё чем из списка официально запрещённых веществ. Ну вы понимаете, о каких веществах речь идёт? Сныть, календула, расторопша - Санчес ведь это всё употреблял и в глаза закапывал. Каково же было его удивление, когда он вышел на своей станции и впереди увидел его. Его - понимаете? Грязные светлые волосы ниже плеч, невысокий, тощий, в драной косухе на молниях, штаны, берцы, а главное пояс. Тот самый пояс с пряжкой, вот как на этой фотографии, пряжку в виде головы волка все видят? Может у него пояс волшебный и он ему скопытиться не даёт?
Иванов снова принялся убеждать Петрова, что тот несет чушь и алкогольную околесицу. Во первых пояс фигня, пряжку снять можно и на другой пояс, штаны опять же, столько не носят, они похожие, ну а косухи они, все в курсе, если из свиной кожи то они вечные, но берцы наверняка не те что он носил двадцать лет назад.
— А фотка? — тыкал ему в лицо своей фотографией нетрезвый Петров. — Ты посмотри на его лицо, посмотри. Я эту фотографию за большие деньги сделал, важных людей подкупил, можно сказать полицейских. Фотография-то не врёт.
Сидоров почуял, что дело пахнет скандалом и начал разнимать спорщиков. Он говорил, что да, фотография очень похожа, на ту которую они делали чёрт его знает когда на ролёвке и что там, на старой, точно запечатлён Санчес, в кольчуге и со своим блатным поясом, но это совершенно ничего не значит. Похож. Очень похож, но улика такая себе, запросто можно обмишурится.
— Вот именно, — зашипел Петров оттеснённый плечом Сидорова от Иванова. — Я, чтоб вы знали, проследил его до дома. Я собрал и другие улики доказывающие, что он, точно Санчес. Я окурок после него подобрал вместе с харчками. Вы же знаете, как он любил харкать, после каждой затяжки, словно туберкулёзный. Улики доказывают...
— Ничего не доказывают, — обиженно перебил его именинник.
— Нет, доказывают.
И Петров победоносно улыбаясь рассказал, что давно хранил у себя кольчугу, ту самую, в которой на той игре бегал Санчес. У него-то, всем известно, ни говна ни ложки, только хоккейная клюшка была, он из неё себе меч сделал, а вот остальной шмот он выпрашивал у других. Петров ему дал свою запасную кольчугу, которую позже хотел продать, но после Санчеса она жутко воняла и бала вся липкая словно побывала в соляре, вот он её и убрал на время в кладовку. Ждал пока запах выветрится, а потом и забыл, однако же когда собирал улики он её проверил и там на вороте обнаружился клок волос. Он всё это отнёс в лабораторию, заплатил за анализы и вуаля - совпадение 98 процентов. Это один и тот же человек. Так вот, после всего случившегося, он только об этом и думает. Может Санчес реально бессмертный?
— А поговорить с ним ты не пробовал? Поздороваться хоть раз, спросить - как жизнь? Это же не сложно. Тебе не кажется, что твои шпионские методы напоминают обсессию? Тебе бы к врачу, Миш. К психиатору. Честно, — посоветовал ему Иванов.
— Точно, — кивнул Петров не скрывая своего сарказма и сразу же предложил. — А пошли вместе к нему? И вместе ему, про мои подозрения, возьмём и расскажем. Я же за ним братцы, давненько слежу. Он живёт один, нет у него ни родни ни близких, только компании вроде нашей, он то тут, то там, постоянно на вписках, на тусовках всяких мутных. Я думаете к нему не подходил? Да я с ним трижды пытался поздороваться, а он делает вид будто меня не узнаёт. И самое интересное: у него нет медицинской карточки, нет военника, нет никаких документов, даже карточки и то нет, он наличкой расплачивается везде. Тут стрельнёт, там в переходе на гитаре поиграет, а то и в электричке, этакий бомж-жокей. Я же все его маршруты знаю, он постоянно крутится по городу в поисках чего бы пожрать и выпить. Он давно должен был умереть от такой беззаботной жизни, как вы не понимаете, а он жив-живёхонек и выглядит моложе и здоровее любого из нас.
— Да и плевать на него, пусть и дальше себе живёт, — проворчал недовольным голосом Иванов. — Успешно конкурировать с крысами за право питаться на помойках нашего города, я считаю, тоже должно быть достойным уважения. Как говорится: кто на что учился.
— Жаль, — вздохнул Петров. — Я думал вы меня поддержите. Вместе бы пошли и вытрясли из него его секрет. А то один, я стесняюсь. Может у него пояс волшебный, а может он и в некой секте состоит. Ну вроде, как у Стругацких, "Пять ложек эликсира", читали? Собираются в пещере раз в четверть века, пьют по ложке и дальше живут.
— Смотрели, — припомнил Сидоров. — Я точно смотрел. Они ещё главному герою выбор предлагали: бессмертие или смерть. Если не ошибаюсь он выбрал смерть, но от старости.
— Намекаешь, что Миша всерьёз задумывается откосить от смерти? — ехидно поинтересовался Иванов, которому всё происходящее уже казалось алкогольно-фантастическим бредом.
— Нет, но что-то нездоровое в его одержимости Санчесом точно есть, — несколько помедлив отвечал Сидоров.
Петров расстроился. Его пришлось утешать водкой. Он наклюкался так сильно, что его собственная супруга не выдержала и уехала домой без него, а его транспортировку взял на себя более стойкий ко всем жидким невзгодам Сидоров.
Больше они про Санчеса не говорили, да и как-то отдалились друг от дружки со временем и так было ровно до того момента пока Иванову не исполнилось восемьдесят лет.
*****
Восемьдесят лет. Замечательный возраст. Дожить до него настоящий подвиг, но зато если дожил, то государство предоставляет тебе уникальную возможность уйти из жизни достойно при помощи эвтаназии. Волноваться ни о чём не надо - все заботы и расходы берёт на себя пенсионный фонд. А уж какая замечательная реклама на всех плакатах с актёром Ногаевым - "Не просто уход, а Уходище!!!" И из капсулы смерти на прощание руками машет. В одной руке бокал с шампанским, а в другой бутерброд с чёрной икрой. Всяко лучше чем подыхать в очередях за лекарствами или стыдливо получать пенсию в отделении почты, где везде наклеены плакаты с грустными детьми и намёками в стиле "Бабушки и Дедушки, не отдавайте ваши пенсии мошенникам, ведь это наше будущее".
"А когда всё болит и ломает и так каждый день. Просыпаешься, и уже устал, так тогда в чём смысл жить дальше? — размышлял Иванов глядя сквозь запотевшее стекло окна своей VIP - палаты на улицу где почти ничего не было видно из-за дождя. — Специально встал пораньше, чтобы прочувствовать до конца, этот последний день. День моего рождения закончится днём моей смерти и знаете ли, не каждый себе может такое позволить. Обслуга накроет шикарный стол, а ты будешь пребывать в томительном ожидании. Гости придут, помянуть тебя в последний путь, но мы им об этом не скажем. Не скажем хе-хе. Когда тебе восемьдесят и у тебя есть справка от психиатра, что ты вменяемый, то тебе положено всё. Лучшая еда, лучшие лекарства, лучшие запрещённые вещества, ешь-пей, кури, медсестра-проститутка, всё включено. Здорово придумало государство - всё оплачивается. Но только один день, а потом в капсулу. Записал посмертное прощальное обращение родным и близким и всё. Уснул сладким сном. Так почему же мне так страшно?"
Беспокойство постепенно нарастало. И чтобы успокоиться Иванов употребил порцию новомодной "пижмы", сразу стало хорошо и жизнь заиграла новыми красками, а на смартфон посыпались сообщения с поздравлениями от родных и близких.
"Папа, прости, но мы не приедем, — написала дочь. — У меня важный отчёт, а муж задерживается в командировке, застрял в аэропорту, ну а внуки, сам знаешь, у них учёба и личная жизнь в "Суперкрафте", но они пообещали построить там у себя копию твоей квартиры и отметить твоё день рождение с виртуальными двойниками бабушки и дедушки. Такой вот тебе от них подарок. А мы приедем через неделю, когда тебя выпишут и соберёмся дома все вместе, я тебе обещаю, честно-честно, не как в прошлый раз".
И все другие кого он пригласил, сообщали примерно тоже самое - "Не могу приехать". "Надо было за год согласовывать, а не за две недели предупреждать". "Прости, но пенсия маленькая, а экзоскелет в ремонте, запчасти из Китая только через месяц придут".
"Бабушка, да где же дедушке теперь взять бабушку, — расслабленно размышлял Иванов полёживая на больничной кровати. — Ваша бабушка, внучки, умерла не дотянув какой-то несчастный год до законной пенсии, а ведь молодая была крепкая, всего семьдесят четыре года. И уж она бы ни за что не позволила внучки, разрешить дедушке подобную авантюру. Ишь чего выдумал, старый козёл, самоубийством свои проблемы решить. А ну-ка жопу поднял с дивана и за хлебом, а оттуда в Озон, оттуда в совместную покупку, а оттуда ещё куда-нибудь где подешевле, да и в гараж зайди за картошкой, сразу все боли пройдут, сразу про всё забудешь".
Но теперь некому было им командовать, а про то что дедушка умер и его переработали в удобрение для цветочной клумбы, дорогие и любимые сердцу родственники узнают только завтра. И не раньше. Да здраствует бесконечное и неведомое завтра, где ему никогда не бывать. От этой мысли Иванову стало немного грустно, а потом он вдруг захихикал. Наверное пижма помогла. Шикарный шведский стол на двадцать персон - кто это теперь будет есть? Сгниёт, стухнет и на помойку? Да уж лучше он накормит врачей и обслуживающий персонал больницы. А почему нет? Не чужие в сущности люди. Кто нас встречает, когда мы выходим на свет из лона матери? Может Бобрыкин? Или подруга жены Станиславовна в устаревшем экзоскелете от "АвтоВаза" укомплектованного прямо с завода инвалидной тростью? На хера они нужны эти близкие? Врачи тебя встречают. Акушеры. Это с ними ты должен отмечать свой день рождения, это они помогли тебе появиться, они первыми видели тебя маленького, синего с непривычки и охуевшего от страха. Они же и помогут тебе упокоиться. Точно. Нужно обязательно выпить за врачей.
Пиликнул смартфон.
Иванов проверил и обнаружил сообщение от Петрова.
"Приеду поздравить тебя, но попозже, — уведомлял тот. — Посылаю тебе мой подарок. Почитай пока. Надеюсь, ты примешь правильное решение".
Подарок?
Иванов с удивлением перечитал сообщение от Петрова. Потом ещё раз. Потом попробовал позвонить на номер, но не смог дозвониться. Честно говоря, он в первые в жизни получил сообщение от человека умершего три года назад. Это какая-то шутка? Безусловно шутка, просто кому-то достался номер покойного Петрова и тот перепутал. Значит не о чем волноваться. Но когда ему принесли пакет, Иванов снова встревожился. Чья-то шутка зашла слишком далеко. Может это жена Петрова? Да нет, она глухая на все уши и в прошлом месяце Светлофон отключил ей электронный слуховой аппарат, за неуплату обязательных подписок, она бы наверняка не смогла. А может кто-то из его детей?
Он открыл пакет и развернув свёрток увидел внутри книгу "Пять ложек эликсира" А и Б Стругацкие. Избранные сценарии.
"Да это просто издевательство какое-то! — возмущённо подумал Иванов. — Может я и выжил из ума и умираю от деменции, как мне и обещал терапевт, но почему так-то? Почему я в свой лучший и вероятно последний день снова должен вспоминать о вонючке Санчесе? И о тех безумных разговорах с Петровым по поводу его уникальности?"
Кроме книги в свёртке обнаружился гибкий дисплей от компании "Рыжик и сыновья". Дороговато для подарочной открытки, но Иванов всё же включил его.
На экране появилось лицо постаревшего Мишки Петрова.
— Привет, дорогой друг. Я специально тянул до твоего очередного юбилея, чтобы передать тебе свой подарок. Ты скорее всего считаешь меня мёртвым и официально, это конечно же правда, но есть и другая правда. Бессмертие существует, а эту запись я делаю за день до твоего окончательного юбилея. Мне известно, что ты собираешься сделать эвтаназию, мне известно где ты находишься, но подумай, стоит ли умирать если объективно существует возможность жить дальше?
"Бред! — ошарашенно подумал Иванов пристально вглядываясь в экран. — Хулиганство и глумление над памятью мёртвых, нужно в полицию сообщить. Это явно ролик от нейросети. Она и не такое может. В прошлом году так выборы президента нарисовала, что комар носу подточить не смог, а тут какая-то несчастная видеозапись".
— Мы скрывали от тебя правду, — продолжал говорить Петров. — Я и Сидоров. Как тебе известно, он тоже мёртв. Он ушёл раньше, потому как этого требовали обстоятельства нашего совместного бизнеса, основой которого, как ты уже наверное догадался стал небезызвестный тебе мистер Санчес.
"Опять Санчес! Задолбал этот Санчес!" — мысленно возопил Иванов.
— Всё началось очень давно. Почти сорок лет назад, после твоего очередного дня рождения, мы поехали к нему и устроили допрос. И поверь, он очень долго пудрил нам мозги и упорствовал. Мы связали его, мы брали у него образцы крови и других жидкостей, но конечный результат наших экспериментов был не такой красивый, как в той книге, которую я тебе посылаю. Санчесу больше тысячи лет, можешь в такое поверить? Он реально бессмертен, а весь его секрет вовсе не в волшебном поясе, а в микрофлоре кишечника. Слышал про пересадку кала? Понимаю, звучит противно, но это реально работает. Одна несчастная пересадка и ты становишься молодым...
Тут Петров смущённо кашлянул и замялся.
— Чтобы там себе не подумал, но тебе эта процедура уже не грозит. Мы долгое время продавали образцы Санчеса и это позволило нам стать весьма обеспеченными людьми, мы наняли хороших специалистов и теперь достаточно одной небольшой инъекции, открой книжку, она там внутри.
Иванов отложил в сторону экран и открыл книгу. Покойный Петров не пожалел чужого труда, страницы были безжалостно вырезаны по центру, а внутри в углублении лежал продолговатый шприц более похожий на толстую шариковую ручку.
— Одна инъекция и ты станешь одним из нас, — вещал с экрана Петров. — Эвтаназия нам только на руку. Я приеду, подкуплю врачей и мы в торжественной обстановке выдадим тебе справку о смерти. В отличии от нас ты придёшь на всё готовенькое. Тебя ждёт не дождётся твоя жена. Она специально ради тебя приехала прямиком с Цейлона. Тамошняя кухня очень подходит для поддержания полезной микрофлоры, главное перец не есть, но всё что с пола, все отходы, это обязательно, у индусов так не получается, но у нас, мы другие, понимаешь?
Жена???
Иванов отбросил в сторону книгу и снова взял в руки гибкий экран.
— Но ты должен сам понимать, что с бессмертием связаны некоторые нюансы. Ничего не бывает нахаляву и просто так, — бубнил Петров. — И я не про деньги или какой либо долг перед нами. Считай это подарком. Нет, согласись, заебись подарок, мы живём, радуемся жизни и у нас всё хорошо. Никому не надо умирать на радость пенсионного фонда... Я не про это. В первую очередь, тебе придётся привыкнуть к новому меню, сам знаешь, какая свинья Санчес, но поверь, мы и тут нашли всякие альтернативы, например копальхен, необычайно вкусное и полезное блюдо, дающее до семидесяти процентов полезных...
"Понятно, мне предлагают питаться всякой тухлятиной, прямо как Санчес, — подумал Иванов с сожалением поглядывая на стол уставленный всякими вкусностями. — Ну да логично. Нужно просто потерпеть пару лет, а потом привыкнешь, ведь кушать всякое говно мне придётся вечность".
— Естественно, нужно будет позаботиться и о других бактериях, — продолжал Петров. — Про мыло и мочалку можешь забыть. Только мягкой дождевой водой и пореже. Со временем тоже привыкнешь, но не это самое главное. Вот посмотри.
Иванов увидел, как тот начал какие-то манипуляции со своим лицом, мял его, снимал с кожи нечто похожее на силикон, а потом словно Фантомас снял собственное лицо оказавшееся реалистичной маской. Теперь с экрана на Иванова смотрел никто иной как Санчес. Иванов нервно сглотнул.
— Эту побочку, победить пока что не получается, — виноватым голосом произнёс Петров. — Нашего нулевого пациента мы исследуем, можешь не сомневаться, денно и нощно, но пока что вот так. Приходится носить маски, но ты не переживай, на всё остальном это никак не отражается: здоровье там, молодость, согласись небольшая цена за то, чтобы выглядеть вот так. Мы все выглядим как Санчес, даже твоя жена, но бабам проще, у них тысячи способов скрывать недостатки, а с половыми органами всё окей. Женщины остаются женщинами, мужчины мужчинами. Это всё внешка.
Он коснулся пальцами своего или чёрт его знает уже чьего лица и тут Иванову стало до дрожи противно.
— Потихоньку нас, причастных к тайне, становится больше, — продолжал Петров. — Мы обзавелись могущественными покровителями, правда есть и другая проблема, Санчеса на всех не хватает, а порции лекарства от смерти становятся всё меньше. Периодически нужно будет делать новые инъекции. Раз в пять лет, это точно. Но для тебя мы сберегли одну, потому что мы ждали тебя, друг. Мы же твои друзья. Петров, Иванов и Сидоров. Ну же, не подведи меня. Прими моё предложение и всё будет как раньше. Умирать ни к чему. Там, на той стороне, ничего нет и ты это знаешь, а мы все тут. Одним словом поздравляю тебя...Хотя о чём я, поздравлю ещё раз когда ты примешь лекарство.
Запись закончилась. Иванов отложил гибкий экран и задумчиво почесал нос.
"Какая прекрасная жизнь, — подумал он. — Стать тем кого ты презирал, все эти годы и жить с человеком чья внешность не вызывает ничего кроме сожаления и брезгливости. Значит, моя жена теперь выглядит как Санчес, мои друзья выглядят как Санчес, а сам я должен стать Санчесом, чтобы мои кишки перестали кричать от страха в ожидании смерти? Какая у нас альтернатива? Смерть. Смерть или Санчес - вот в чём вопрос. И дело даже не в том человеке, которого ты знал и с которым пытался в молодости водить дружбу. Нет. Дело в самой идее принятия и непринятия".
Он достал шприц из книги, взвесил его в руке. Тяжёлый. От шприца так и веяло качеством и надёжностью.
"Буду ли я сожалеть о своём решении? Сделаю укол и буду сожалеть ещё много раз. Все сожалеют о тех или иных решениях, так уж устроен человек, а тут выбор. Немножко пожалеть себя, понервничать, а потом уже существовать в виде беззаботного перегноя. Ну либо, окунуться в мир где всё состоит из Санчеса. Жить, страдать, любить, помнить до тех пор пока от тебя не останется один лишь Санчес. Так что же выбрать? Какой мучительный выбор. А чтобы на моём месте сделал тот герой из рассказа про эликсир? Ах да, он выбрал смерть от старости, хотя ему было проще, нужно было убить другого за право стать бессмертным. А мне всего лишь, нужно избавиться от самого себя...Хочу ли я этого? Убить самого себя? Впрочем...А пусть за меня судьба решает. Сегодня мне позволено всё".
Он сделал укол, подождал немного, а потом пошёл оповестить персонал больницы, что более не собирается ждать и желает поскорее воспользоваться процедурой эвтаназии. Иванов ухмылялся довольный своей последней проделкой. Неизвестно выживет ли он после этого или умрёт. Подарок принял, поздравления, сто грамм для храбрости, стол накрыт, заходите гости дорогие. Да и не забудьте сообщить гостям, когда они сюда явятся, а в особенности Петрову, что мистер Санчес - родился мёртвым.
yaplakal.com