глава 17
Он спал без сновидений. Тихо, спокойно, а когда проснулся обнаружил себя прикованным к операционному столу. Попытался пошевелить конечностями и не смог, точно так же, как и повертеть шеей. Голова была зажата какими-то винтами с мягкими поролоновыми подушками, а что с руками и ногами и вовсе неясно. Курамонов мог только смотреть в потолок на тусклую длинную лампу, опутанную мешком паутины, ну и ещё разве что сообщить о себе, подав голос. Кляпа-то не было. Саня, не задумываясь, решил воспользоваться правом голоса.
— Эй! — крикнул он, обращаясь к лампе. — Что происходит? Есть тут кто?
Ему никто не ответил, Саня решил не сдерживаться.
— Свободу попугаям! Сво-бо-ду по-пу-га-ям! Пусть всегда будет солнце! Пусть всегда будет небо! Пусть всегда будет...Петька! Петька - наш президент!
Не, ну а чё? 2001 год. Пётр Петрович Владимиров уже два года, как гарант конституции. Популярен, как никогда, особенно после того, как лично, героически своим указом развернул в полёте самолёт американского сенатора в знак протеста против бомбардировок Швеции странами НАТО.
— Да иду я, иду...Хватит горланить.
Саня моментально затих и прислушался к шаркающим шагам. Голос был явно мужской, а теперь очень бы хотелось узнать - кто его пытать будет? Вернее не его, а Курамонова.
Стол пришёл в движение и некто перевёл пленника в положение полулёжа. Саня увидел перед собой худющего, полуголого мужчину, возрастом глубоко за сорок, одетого в старомодные, домотканые штаны и кирзовые сапоги, в которые он эти штаны и заправил. На голых острых плечах у него висел плащ, сшитый из собачьих шкур, а кисти рук украшали разноцветные браслеты. А ещё у него была лысина. Волосы росли только на висках и двумя грязными пучками спускались вниз до самой шеи.
— Выспалось, ваше сиятельство? — несколько язвительно поинтересовался тощий. — Как спалось в моей скромной обители? Сладко ли?
— Спасибо, хорошо. Зачем вы меня связали?
— Я? — совершенно искренне удивился незнакомец. — Я и не собирался. Я тут живу, а вы залезли в мою пещеру... Замечу - без разрешения! Забрались на мою кровать и как давай на ней спать. И всё это на глазах хозяина.
— Не может быть, я улёгся спать на куче макулатуры, — возразил Саня, — и никакой кровати или стола тут не было.
— Говорит тот, у кого на руке блокиратор, — незнакомец указал длинным пальцем на руку Курамонова, где были Гришины часы. — Не включил, да? А как вы сюда вообще дошли, в таком случае? Нет, я конечно понимаю, что вы турист, потому что всех местных я знаю, но как вы сюда попали?
— Может, освободите меня? — вместо ответа предложил Саня.
— Сначала бы хотелось получить ответы на вопросы. Я тут, знаете ли, отшельничаю. Живу себе потихонечку и тут ко мне врывается незваный гость. Что там наверху происходит такого, отчего туристы под землю прячутся?
— Хотя бы голову? У меня шея затекла.
— Только из уважения к блокиратору Гриши.
Незнакомец покрутил один из своих браслетов и фиксаторы, удерживающие голову Курамонова, отодвинулись, позволив с облегчением покрутить онемевшей шеей. Незнакомец тем временем отошёл в сторону и пропал из зоны видимости, было слышно только, как он гремит посудой. Саня увидел, что находится в обжитом помещении, более всего напоминающем слесарную мастерскую. Стены были обложены красным кирпичом, повсюду висели советские плакаты, прославляющие труд советских рабочих, и стояли верстаки с ручными тисками, а в одном углу он даже заметил старинный вертикально-сверлильный станок.
— Вы тут живёте? — громко спросил Саня. — Один?
— Вы не представились, а это, между прочим, невежливо, — отозвался незнакомец. — Хорошо: я представлюсь первым. Меня зовут - Скопидом. Скопидом Аркадьевич Лухманов. По матушке — Лухман. А теперь - вы?
— Курамонов Степан Андреевич, — представился в ответ Саня и тут же спросил. — Значит, вы знаете Гришу?
— Конечно знаю. Идеалист! Кремень! Отказался стать Гончей. Считает, будто бы Урри - это эффект Доплера. Мы с ним раньше часто спорили до хрипоты... Он уже пересел на коляску?
— А вы, значит, не верите, будто бы Урри - звук? Для вас, он нечто другое, — задумчиво пробормотал Саня, припомнив, что уже неоднократно слышал про Скопидома-праведника и в основном только хорошее.
— Что???
Лицо Скопидома появилось прямо перед ним и только сейчас Саня заметил, какие у него глаза. Голубые, яростные, глаза истинного проповедника веры. Костлявые пальцы с обгрызенными чёрными ногтями впились ему в плечо до крови.
— Вы же слышали голос Бога! Вы не могли его не услышать! — горячо зашептал он. — Я не прошу вас рассказывать, что вы видели или слышали, каждый видит своё. Скептики склонны считать Урри массовым психозом, но он существует и вы это знаете. Вы чувствуете его руку у своего сердца, вы не можете этого отрицать.
Саня протестующе задёргался.
— Ладно-ладно, я слышал. Перестаньте меня царапать, мне больно!
Скопидом моментально исчез и начал прохаживаться где-то позади операционного стола.
— Вся проблема в том, что мы его не правильно слушаем, — уже более спокойным голосом говорил он. — К сожалению, мы склонны мистифицировать всё, чего мы не понимаем: гром, молнию, ураганы, солнце, свет звёзд. Если оно нам нравится - мы обожествляем, если не нравится - демонизируем. А он существует независимо от нашего восприятия. Он единственный настоящий бог, чьё существование было доказано. Урри - живой! Урри - сверхразумный! Урри появился на Земле раньше, чем мы, и по по праву старшего он имеет право называться богом, в отличии от всех остальных.
— Выходит, вы у них за главного? У наушников? — настороженно спросил Саня.
— Да если бы... Я уже год, как не бывал в городе. Я ушёл! Отправился в добровольное изгнание. Отшельничать! Чего и другим советовал. Как предки наши, как в древности... — отвечал Скопидом и голос его приобрёл нотки растерянности.
— Странно. А они наверху на вас чуть ли не молятся. При каждом удобном случае вспоминают.
— Да лучше бы они следовали моим советам...Чем поминали! Помянуть себя я и сам могу.
Горящие глаза снова появились перед ним. Скопидом несколько секунд изучал лицо Курамонова, а потом вздохнул и предложил чаю.
— Давайте попьём чайку, Степан Андреевич. Конфет у меня не имеется, но заварки ещё в достатке. Ну как, будете?
Конечно же пленник согласился. Всё же лучше, чем на операционном столе висеть. Хозяин освободил его и усадил за большой стол, где вместо скатерти была пластина из прозрачного оргстекла, а под нею лежали газетные вырезки.
Скопидом притащил большой, закопчённый до черноты, электрический самовар и торжественно поставил его на стол. Следом за ним выставил две эмалированные кружки и жёлтый фарфоровый чайничек. Саня, пользуясь моментом, изучал его жилище и не стеснялся открывать рот.
— Так и живу, Степан Андреевич, скромненько. Да мне много-то и не надо. Кубик концентрата на три дня; а их у нас, так здорово делают, что если хранить в сухом месте, то они годами не портятся, — рассказывал Скопидом.
— Вижу, как вы исхудали, — соглашался гость.
— Скромность. Скромность и самодостаточность. С водой, разумеется, у меня совсем беда, но для вас сделаю исключение. Всё-таки гость...Э-м. А тот ящик, на который вы смотрите, это шарманка. Я её ещё не закончил. К октябрю, думаю...
— Вы делаете шарманки? — переспросил Саня.
— Не только, — с гордостью улыбнулся Скопидом. — Ещё музыкальные шкатулки и телеграфоны. Последние - моя особенная страсть и призвание.
— Шкатулки?
— Моя семья занималась изготовлением механических музыкальных инструментов более двухсот лет. Мои предки, по матери, переехали в Россию из Голландии ещё при Александре Третьем. Лухманы имели удовольствие работать во многих странах, но наши успехи и достижения всегда присваивали другие, а мы оставались в тени. И тогда мои предки решили попытать счастья в России.
— И это счастье загнало вас в подземелье, — с иронией произнёс Саня.
Тощий пожал плечами, проверил заварочный чайник и, обнаружив внутри плесень, удалился в соседнюю комнату. Там, судя по звукам льющейся воды, у него был санузел.
— По батюшке: я коренной Шепелевец, — сообщил он, возвращаясь с помытым чайником. — Накладывает отпечаток, знаете ли... Русский фатализм. Бессмысленный и беспощадный. Все эти вечные вопросы: "Что делать?" и "Кто виноват?" Слепая вера в особенный путь, а на деле - всё, как обычно...Вы - не местный. Вы не поймёте всего этого, что у нас происходит...
— Что это, не пойму? У вас все с ума посходили. Это я прекрасно увидел. Ваши маскировочные поля, ваши вышки, похищения людей, убийства, смертельные ловушки повсюду и горожане, готовые за зелёнку разорвать горло ближнему своему! Ради чего всё это? Ради Урри? — суровым голосом произнёс Саня.
Скопидом в этот момент как раз насыпал заварку в чайничек из газетного кулька. Саня увидел, как у него задрожали руки и часть заварки просыпалась на стол.
— Извините, — буркнул он. — Накипело, вырвалось.
— Нет, вы правы. Вы совершенно правы, — вытирая слёзы, подтвердил Скопидом. — Мы находимся в шторме безумия, а я...Попытался спрятаться от него в морской пучине. Но у меня были на то причины...
Он покосился на один из верстаков, который был накрыт сверху чёрной плёнкой и добавил:
— Очень веские.
— Тогда, может вы знаете, зачем Розанна Черновол учила молодых девушек в вашем техникуме, чтобы те соблазняли иногородних молодых мужчин и заманивали их в Шепелев? — поинтересовался Саня.
— А выпуск уже был? — испугался Скопидом.
— Думаю, да. По крайней мере, я видел доску почёта, а вот эта девушка... — Саня поискал в карманах и показал фотографию. — Заманила в Шепелев моего сына. За ним, собственно, я и приехал.
Скопидом начал рассказывать не сразу. Сначала он вскипятил чай и принёс гостю сахар и несколько пачек старого печенья. И только потом уже, решив, что угощения для Курамонова вполне достаточно, он заговорил.
По его словам: Наушники появились в этой местности задолго до христианства и, если как следует полазить по местному подземелью, то можно найти следы первых капищ. Уже тогда, тысячи лет назад, это был монотеизм и было начертано подлинное имя бога. Урри. Этот бог был добр к своим последователям и дарил чудесные откровения, а взамен древние наушники приносили ему жертвы, но вовсе не девственниц или рабов. Нет. В жертву приносили исключительно дряхлых стариков из числа последователей, но сами не убивали, а заставляли топиться в особом, заповедном подземном озере.
— Дайте угадаю? Речь идёт об озере зелёнки? — криво ухмыльнулся Саня. — Тоже мне: доисторический пенсионный фонд. 80 лет исполнилось и буль-буль. Неча пенсию просто так получать. Правильно.
— Тогда ещё не было пенсий, да и жили намного меньше. Скорее уж, дом престарелых...Посмертно, м-да, — мягко возразил Скопидом и продолжил рассказывать.
Наушники жили при любой власти. Пришло христианство - приняли христианство, пришла реформа - приняли реформу, появился новый царь - очень хорошо. Ибо против власти ничего не имели против, а скорее наоборот: с радостью её поддерживали. Да, были некоторые инциденты со строительством церквей, были бунты, в основном из-за приезжих, которые сходили с ума от близости к Богу. Например: бунт Демидовских или восстания ссыльных. А потом пришла революция...
— И вы умыкнули гору золота, — поддакнул Саня.
— Что значит: умыкнули? — нахмурился Скопидом. — Сохранили. Мы же его не разграбили. Один из белых генералов был Шепелевцем. Он верил, что у нас снова будет Император, возродится Империя и тогда понадобится золото на восстановление нашей великой державы. И мы сохранили это золото. Да, всё верно. Мы хранили его до самого распада СССР и начали тратить не раньше 1992 года.
— И что было дальше?
Чай не понравился Сане. Он был какой-то солёный и даже, когда он налил себе вторую кружку, вкус не изменился. Пришлось насыпать побольше сахара. Густой чай, видимо из-за воды. И пахнет старыми носками.
— Мы пришли на помощь родному институту. Мы взяли на себя заботу о материальном и духовном обеспечении города, но уже тогда между истинно верующими и институтом был серьёзный раскол. Как вы можете понять: из-за зелёнки.
— Пока не очень, — принюхиваясь к кружке, признался Саня. Теперь от чая пахло молодым поросёнком. Он тут свиней разводит что ли? Но они бы тогда хотя бы хрюкали. Ладно, вторую кружку допью и хватит. А то в животе странно булькает. Как бы не пронесло.
— Да вы сами подумайте? — предложил Скопидом. — В древности озеру приносили в жертву стариков и вековая традиция дожила до середины 30-х. И она продолжилась бы, если бы не деятельность института. Учёные нашли зелёнку и стали её изучать. А когда выяснилось, что она, скажем так, положительно влияет на человеческий мозг, то там и вовсе устроили подземную здравницу. Разумеется не для всех, а только для самых одарённых. Зелёнку выкачивали из озера и назначали пить в профилактических целях, её продавали за рубеж и никто не считался с нашими чувствами. А между тем, микроорганизмы, которые в ней обитают, уникальны. Их больше нет нигде в нашем мире. Точно так же, как и определённая часть её состава. Учёные так до конца и не выяснили: что она такое? Что за субстанция? Зато выяснили, что если перестать её употреблять, то будет беда. Человеческий организм поражает болезнь, похожая на проказу. И интенсивно развивается, пока больной не начинает буквально распадаться на части.
— Стоп! Стоп! А Гриша мне сказал другое! Он сказал, будто бы болезнь от Урри, а зелёнка помогает от шизофрении? — немедленно возразил Саня.
— И вы видели хотя бы одного верующего, который разваливался на части или страдал от проказы? Вы на меня посмотрите? У меня есть опухоли? — тощий человек сбросил плащ и повертелся, демонстрируя торс. Саня вынужден был согласиться. Помимо нескольких старых шрамов, тело у Скопидома было чистым. Но, что самое любопытное, отсутствовали увечья и пирсинг, привычные для наушников, которых он до этого повстречал.
Закончив демонстрацию тела, тощий человек положил плащ себе на колени и торжествующе произнёс, потрясая указательным пальцем:
— Вот! И ни у кого из наших их нет, только у тех, кто долгое время употреблял зелёнку. Для нас, пить её просто кощунство.
— Но, как же Гриша?
— Ну, а что он ещё должен был сказать? Что много лет купался в зелёнке, а теперь, если перестанет, у него голова отвалится? Это же как с наркотиками. Институт подсел на наркотики, а когда мы заявили на озеро свои права, то начался скандал, который впоследствии перерос в очередной бунт, едва не закончившийся большой кровью. Знаете, сколько сил и времени мне пришлось потратить, чтобы установился мир?
Саня отрицательно пожал плечами.
— Много. Чрезмерно много, — убедительным тоном продолжал Скопидом. — Брат пошёл на брата, сын против отца и так далее, но я пытался поговорить с каждым и наставить на путь истинный. Я искал компромисс, который бы удовлетворил всех.
— Компромисс? Я понял: начали выкачивать зелёнку из приезжих! — догадался парень.
Скопидом отрицательно покачал головой.
— Не совсем. Сначала мы добывали её из самих себя. Заместительная терапия. Все верующие, а особенно старики, сдают концентрат в донорский центр, где вещество, полученное из мозжечка, смешивается с зелёнкой из озера. Так мы пытались снизить потребности страждущих. Разумеется, они были недовольны. Им же подавай оригинал. Чистогана хочется! И вот гостиница, музеи, выставки - это те уступки, на которые мы пошли, но это скорее следствие из нашей попытки оказать им сопротивление.
— Сопротивление?
— Да, — нехотя признал тощий человек. — Несколько лет мы боролись за контролем над зелёнкой. Институт был сильнее, а нам нужны были единомышленники. Всё это привело к модернизации сети подземных тоннелей и увеличению количества церквей. Признаю: форменная глупость, но тогда она помогала. Мы сделали так, что глас Божий постоянно был слышен в городе. Он защищал нас, пока я не договорился с пациентами Лепрозория о военном союзе. В результате: мы получили Гончих и множество проблем. Теперь у учёных постоянные припадки от присутствия Урри и увеличенная потребность в зелёнке, а верующие...
Он замолчал.
— Калечат себя, — подсказал Саня. — Украшают себя металлом.
— Да, да, — мелко закивал Скопидом. — И это одна из моих ошибок. Когда мы слушали Урри раз в месяц по заветам предков, всё было хорошо, но когда мы стали слушать его каждый день... Сначала было восхитительно, но потом мы познакомились с таким понятием, как переизбыток экстаза. Это, как ежедневно обжираться. И так постоянно, с редкими перерывами. Некоторые умерли... А потом все, кто остались, привыкли и начали резать себя, вызывая боль ради максимально острых ощущений.
— Обалдеть, — немного поразмыслив, выразил свои чувства Саня. — Это что же выходит? У вас в городе две банды наркоманов? Одна банда плотно торчит на зелёнке и не может остановиться по медицинским показаниям, а вторая - продаёт первой зелёнку, но сама при этом торчит на другой наркоте и с каждым днём потребление растёт, потому что вторая банда вечно на передозе?
— Звучит несколько грубовато. Всё же это не признано наркотическим веществом... — задумался над вопросом тощий мужчина.
— Мой сын тут причём? — перебил его Саня. — Из него тоже будут варить наркотики?
— Нет! Что вы! — испуганно отшатнулся Скопидом. — Совершенно другой проект, насколько я знаю. Конечно...Разумеется, мне бы не хотелось, чтобы он был завершён. Мы же его разрабатывали совершенно под другие задачи и присутствие посторонних было исключено.
— Но что это? Что за проект?
Тощий мужчина стыдливо опустил глаза и тихо пробормотал:
— Философский камень.
— Чего?
— Тут показывать надо. Пойдёмте со мной к макету, я всё вам расскажу, — не поднимая глаз, попросил Скопидом Праведник.