глава 20
Игнат, ну конечно же Игнат - кто же ещё? Такой решительный и такой мёртвый. Он лежал на полу и частично на стеклянной перегородке, о которую его похоже размазали. Живот мертвеца был разорван, кишки валялись повсюду, словно гирлянды сосисок, а на них плясал лысый здоровяк в грязном, перепачканном кровью, халате. Он был не один, рядом с ним суетились ещё двое мужчин в халатах и медицинских масках, они пытались оттащить его от тела, но здоровяк упирался и, плача, продолжал глумиться над телом.
В другом углу с независимым видом стояло человек семь. Они не принимали никакого участия в происходящем и только комментировали случившийся инцидент, словно бы были случайными свидетелями происходящего. Саня с удивлением увидел среди них "Весельчака - У". Тот самый загадочный Николай Иванович Терентьев - владелец заводов, газет, пароходов. Тот, которого в будущем назовут "Надеждой Нашей Экономики" и "Верным Патриотом Родной Страны". И что же он тут делает? Значит ли это, что Тереньтев пришёл в большой бизнес из Института? Саня не успел обдумать, как следует свою последнюю мысль, потому что женщина, следовавшая за ним, завизжала и бросилась с кулаками на лысого.
— Серов! Мразь! За что? Игнатушко мой, Игнатушко!
— Отвали Катерина! Пошла на хуй - коза ёбаная! — отмахивался от неё лысый. — Он заслужил!
Кто-то из сторонних наблюдателей сорвался с места и побежал их растаскивать, а Саня подобрался поближе к Терентьеву. Уж очень ему было интересно: что он тут забыл?
Возле изуродованного тела началась давка и куча мала. Лысого и женщину пытались разнять и развести по углам, но они вырывались и снова бросались друг на дружку. Разнимающие постоянно поскальзывались. Женщина визжала, лысый орал, их урезонивали, просили успокоиться. Саня обратил внимание, что Терентьев осуждающе качает головой.
— Убийца! Кровосос! Мы всё тебе отдали, всё! Себя, работу, детей, а ты...За что? Он просто хотел поговорить! Он верил тебе!
— Ваша семейка с вашим проектом у меня уже в печёнках сидит! Как же вы меня заебали! Я ему сто раз говорил, что Сентябрята - высший приоритет. На хуя вы сейчас ко мне лезете?
— Чтоб у тебя зенки лопнули!
— А ну подошла сюда! Как ты с директором разговариваешь - паскуда? Я тебя сейчас, сука, следом за мужем!
— Отпустите меня, отпустите! Вы разве не видите - он погубит нас всех!
Саня встал рядом с Терентьевым.
— О, Серафим Григорьевич, а вы сюда какими судьбами? Надоело сидеть в архиве? — поприветствовал его толстяк.
— Да, это я, — пожал ему руку Саня. — Я, Серафим Григорьевич, и мне надоело просиживаться в архиве. Не подскажите: из-за чего весь сыр-бор?
Толстяк задумчиво почесал нос.
— Из-за любви конечно. Всё у нас в стране: либо из-за любви, либо из-за денег. Других причин не бывает.
Временно исполняющий обязанности Серафима Григорьевича кивнул на стеклянную перегородку.
— Я так полагаю, одна из причин - там.
— Вы совершенно правы, — подтвердил толстяк. — Товарищ Серов пытается починить Черновол к 1 сентября. Она важнейший элемент нашего центрального проекта, поэтому сейчас он... несколько на взводе. Игнат - выбрал не тот момент для серьёзного разговора, хотя не скрою, причины у него были достаточно веские. Принести один проект в жертву, ради другого...Ох, уж мне эти интеллигентские муки выбора.
— А разве не выгоднее заполучить больше Рыжиков? Проект Игната был перспективнее? Вам не кажется? — наугад брякнул Саня.
Тереньтев посмотрел на него с недоумением.
— Вы, чего это? — удивился он. — С чего вы решили, будто бы важно количество? Это вам Катерина голову задурила, что ли? Зря вы её слушали, напрасно. Они...
Толстяк кивнул на дерущихся.
—...Преследуют совершенно разные цели. Семья Косолапкиных, Катерина и Игнат хотят сделать всех детей Шепелева рыжиками, это правда, но постепенно. А конечный результат их работы должен проявиться только через 15 лет. Ни один современный бизнес не будет подстраиваться под такой длительный срок. Два-три года, да. Но не пятнадцать. А проект Серова и Черновол - предоставляет нам возможность получить чистый материал уже завтра. И это будет уже другой уровень, понимаете? Сентябрята - станут практически богами. Ну, а мы будем этими богами управлять.
"Чё-то хреново ты ими управлял," — подумал Саня, припомнив своё посещения детского центра в будущем.
— О, ну вот. Конфликт благополучно разрешён, — Терентьев удовлетворённо кивнул в сторону дерущихся.
Саня повернулся и посмотрел. Ну да. Закончился. Серов добрался до жены Игната и оторвал ей голову. Теперь на полу валялось два трупа, которые спешно собирали и складывали в металлический контейнер цилиндрической формы на колёсиках. Сам же победитель отошёл к прозрачной перегородке и стоял, повернувшись ко всем спиной. Саня обратил внимание, что Серов гладит перегородку и что-то шепчет, пачкая всё вокруг себя чужой кровью. Вид у него был отрешённый. Похоже, что его и Черновол связывала не только работа.
"Вот, умом же понимаю, что все они киборги, что на полу ненатуральная кровь и кишки, а скорее всего какие-то механизмы и шланги, из которых вытекает масло. Ну, потому что обычный человек не может обладать такой силищей. А глаза врут, чувства врут, они говорят мне, что там были убиты и растерзаны живые люди, произошло убийство, погибли муж и жена, их и после смерти складывают в одну кучу... А вон там стоит - он. Он тоже любит свою женщину, это ради неё он сейчас прикончил двоих своих сотрудников и, возможно, друзей. И это всё настоящее. Их чувства настоящие! Так же, как их страдания. Машины не могут любить, а человек может. Поле невидимости, которое призвано скрывать и прятать, только накладывает нужный фильтр. Оно не может спрятать настоящие чувства. Оно может замаскировать кровь, но не может замаскировать горе. Что же отличает нас от животных и машин? Ненужная чувственность? Вера в божественность и исключительность? Стремление убивать ради идеи, а не ради пропитания? Как же это всё противно оценивать со стороны. Проще считать их сумасшедшими", — размышлял Саня, но тут его отвлекли.
— Ну всё, выбор сделан. Пойду я, пожалуй. Мне нужно поработать в лаборатории, — зевнув совершенно по человечески, сообщил толстяк и попрощался. — Всего вам хорошего, Серафим Григорьевич.
— Эм...А я хотел на сентябрят поглядеть. Не подскажете, где они?
— Да вон, за ними идите, — Терентьев кивнул на группу учёных, собиравших останки тел. — Сентябрята в правом крыле, сразу за холодильниками. Мимо не пройдёте.
— Спасибо.
Саня подошёл к людям, на которых указал толстяк, и без палева влился в дружный коллектив. Он даже сделал вид, будто помогает им, и кое-что поднял одной рукой и положил в контейнер. В другой руке находилась шкатулка и он побаивался выпускать её из рук, а потом они все вместе пошли обратно, на ходу обсуждая произошедшее. Ученые, а все они были мужчинами, дружно сходились в одном мнении, что Серов окончательно повредился в уме и ради бабы поставил под угрозу их общее дело, поскольку неизвестно насколько разумными будут сентябрята, когда они оживут и осознают себя. Саня их слушал и ничего не понимал, только поддакивал. Из их слов он понял только одно: сентябрята, среди которых сын Курамонова, должны получиться намного лучше, чем те рыжики, которые бродят по территории местной школы.
Они дошли до круглого зала с лифтами и дальше Сане пришлось идти последним, потому что сначала было решено катить контейнер. В коридоре правого крыла было заметно холоднее. И чем дальше он шёл за учёными, тем сильнее чувствовал холод, пока не заметил на стенах замёрзшие потёки и лёд. Он шёл осторожно, оглядывался, осматривал железные двери на ригельных задвижках, открывавшиеся во внутрь. Большинство было на пломбах и он старался ничего не касаться руками, но тут его окликнули. Это был голос ребёнка и доносился он из-за решётки вентиляции, откуда вырывались маленькие клубы морозного пара.
— Дядя, дяденька. Подождите!
"Очередная ловушка", — подумал он, но всё-таки не удержался и подошёл ближе.
— Дядя...Прошу вас, помогите.
— Ага, мечтай. Ну и кто ты? Очередной робот или иллюзия? — саркастически хмыкнул Саня.
— Да не мне. Сестре помогите. Её схватили, а я слишком слабенький. Я не могу им ничего сделать. Я вижу, что вы другой. Вы настоящий, а не как они, — отвечал голос.
— Какая замечательная программа. Судя по голосу, мальчик. Наверное, ты тут застрял и хочешь, чтобы я подошёл ближе? — продолжал издеваться Саня. — Я всё понял. Пока.
— Дядя...Не уходите, пожалуйста! Я слышу, как у вас в голове тикает. Вы без браслета - возьмите.
Сквозь пластины решётки просунулись детские пальчики и к ногам Курамонова упал жёлтый браслет.
— Он позволяет смотреть сквозь враньё, — зашептал детский голос. — Помогите моей сестре. Она заперта на десятом.
Саня подобрал браслет.
— Как им пользоваться?
— Белая кнопочка. Большая. Мою сестру заперли в комнате тишины. Я подслушал. Она не смогла залезть в вентиляцию. Помогите нам.
Саня надел браслет, нажал на кнопку и потребовал, чтобы сидевший в вентиляции снова показал руку. Снова увидев детские пальчики, он расслабился и огляделся по сторонам. Так и есть: браслет работал не хуже часов, потому как коридор разительно изменился. Теперь он был тёмным, грязным, а жёлтые сосульки на стенах и потолке вызывали искреннее отвращение.
— Мальчик, ты там не околел? Холодно же? Давай, я помогу тебе выбраться? — совершенно искренне предложил Саня.
— Не надо. Только зря время потратите. Помогите моей сестре, а я полезу за вами через вентиляцию и встречу вас на десятом. Там, где рыжики, — отказался голос.
— Да у меня...Как бы, то же тут своё дело. Может, ты подождёшь меня на десятом, а я пока тут, быстренько. Мне тоже надо кое-кого спасти, — засомневался Саня.
— Дяденька - нельзя ждать! Нужно забрать ключи у Терентьева. Только у него есть ключи, я слышал. Я бы и сам забрал, но он вон какой здоровый. Вот когда я вырасту, я буду всех сильней, а пока я ещё маленький. Помогите мне, а? А потом вместе убежим. У меня ключ-карта от лифтов. Мы с ним куда хочешь можем, просто только здесь есть тоннель, чтобы из города сбежать. Вы же тоже сбежать хотите? — всхлипывая, отвечал ребёнок.
— Хочу, — согласился Саня и попытался подбодрить его. — Ты не плачь, ты же мужик. Тебя как зовут?
— Серёжа, — всхлипывая, ответил голос. — Серёжа Рыбаков.
"Что? — ужаснулся про себя Саня. — Так у меня были не глюки?"
— А сестру твою, зовут - Путята? — осторожно уточнил он.
— Агааа.
"Хорошенькие дела. Вот и встретились - детишечки", — подумал про себя Саня.
— Ладно Серёга, — после секундной заминки решил он. — Возвращайся на десятый, а я за тобой следом. Я помогу тебе. Всё хорошо будет. Не бзди.
— Чего не делать? — не понял мальчик.
— Ой. Иди-ползи отсюда. Замёрзнешь. Я иду следом. Давай-давай.
Он услышал, как в вентиляции зашумело. Мальчик полез по коробу и постепенно шум начал отдаляться. Саня сделал несколько шагов в сторону круглой комнаты и замер, дёргаясь на одном месте.
— Эй! — возмутился он и тут до него дошло, что хозяин тела снова дал о себе знать. Курамонов не желал возвращаться и норовил повернуться в другую сторону.
— Степан Андреевич, проявите благоразумие! — упрашивал его Саня. — Тебя ребёнок о помощи попросил, гад! Ты чего артачишься?
Но тело упрямо развернулось в другую сторону и, с трудом передвигая ноги, начало идти туда, куда хотелось только ему. При этом оно не выпускало шкатулку из рук, позволяло Сане разговаривать, но и только. Больше ничего он не мог.
— Курамонов, не надо! Курамонов, ты грёбаный эгоист! Ребёнок тебе отдал свой браслет, последнее отдал, он понадеялся на тебя, а ты ведёшь себя, как жалкая медуза! Что ты за человек такой? Только о своём сыне и думаешь! Амёба! Чем ты тогда лучше этих? У них хотя бы принципы есть, а у тебя что? За своего-то плакал, подушку давил...Вот такое ты говно, да?
Но слова не помогали и тогда он пошёл на крайние меры: расслабился, перестал сопротивляться, а когда Курамонов, почувствовав облегчение, пошёл быстрее, он чудовищным усилием воли перехватил управление телом и со всей дури ударился о ближайшую на пути железную дверь.
Было больно. Намного больнее, чем от органчика в голове, но он стерпел и тут же расслабился, позволив Курамонову снова овладеть телом. Но едва тот поднялся на ноги и сделал пару неуверенных шагов, как Саня снова завладел телом и снова кинулся на ближайшее препятствие - в этот раз оказалась стена и несчастный Степан Андреевич пострадал уже сильнее. У него оказался разбит нос и рассечена верхняя губа, да так что бинты на голове моментально набухли от крови.
— Я буду делать так постоянно! — кричал Саня. — Хрен ты сына спасёшь, ты понял? Мне нечего терять. Я всего лишь голос. Голос твоей совести, Курамоша! Я доведу тебя до самоубийства, я заставлю тебя собственные пальцы отгрызть! Я тебе глаза выколю - дай только подходящий момент. Ты не дойдёшь, пока не поможешь тем детям! Всё! Баста! Мне глубоко насрать, где я нахожусь: в воспоминании или в виртуальной реальности, а может даже и в прошлом, но я изменю его так или иначе! Я убью тебя - Курамонов! От души! По совести! На! Получай! На!
Курамонов летал от стены к стене. Ползал по полу. Плевался кровью. Саня был неумолим и полон решимости заставить его выбрать правильное направление. Каждый удар отзывался в голове ноющей хрустящей болью, но он не останавливался. Кому больно-то? Ему? Но ведь он только голос. Он - никто! Его нет! Эта боль принадлежит Курамонову без остатка!
И вот когда он уже размечтался, что нанесёт хозяину телу достаточно увечий и тот потеряет сознание, Курамонов неожиданно сдался. Плача, он пополз на четвереньках в сторону круглой комнаты, всем видом демонстрируя свою покорность, а Сане вдруг стало его жалко. Воля этого мужика была окончательно сломлена, но много ли было там воли? Всю жизнь жил ради других, воспитывал сына и тут, когда казалось бы, вот она надежда и долгожданное воссоединение с отпрыском, чья-то злая воля заставляет его повернуть назад.
"Да не бзди ты, — утешал его Саня, перехватывая власть над телом и возвращаясь за брошенной во время драки шкатулкой. — Мы же вернёмся. Тем более мальчик сказал: у них ключ есть. Мы сразу отсюда прямой дорогой на волю. Ну? Давай не расстраивайся. Вот я тебе сейчас сопельки кровавые рукавом вытру".
Поражённый в правах окончательно, униженный и избитый Степан Андреевич не отзывался.
"Вот и правильно. Ребёнок понадеялся на нас, мы подарили ему надежду и мы не в праве отбирать её у него. Они имеют право на жизнь не меньше нашего, так что же, будем стоять в сторонке, как те институтские, помните? Когда убивали ту семейку? Возьмите ради примера Павла Павловича: он же пустил нас вперёд в момент общей смертельной опасности, он, можно сказать, был готов пожертвовать собой и планировал спасти всех остальных парней. Мы не знаем: выжил ли он, ведь мы не встретились с ним в тоннелях, но вы же сами видели. Не думаете же вы, что он поступил так ради денег, которые вы ему заплатили? Нет, у него были принципы. Он, в первую очередь, думал о помощи другим, иначе бы развернулся бы на въезде в Шепелев и бросил бы нас. Как того слепого котёнка", — пытался оправдать себя Саня, ощущая себя последнем поганцем. Но он не мог поступить иначе, просто не мог.
Он вошёл в лифт и нажал на кнопку десятого этажа. Лифт мягко загудел, дёрнулся и начал неторопливо подниматься. Сане показалось, что подъём длился целую вечность.
Это всё из-за отсутствия нормальных часов. Неизвестно, сколько сейчас времени, неизвестно сколько осталось до 1 сентября, а когда нет точного чувства времени, вот так и случается. Секунды превращаются в минуты, а может и в чего побольше. Ой, да ладно! Всё равно это всё субъективно. Вон и двери открылись. Всё хорошо.
Выходя из лифта, он нос к носу столкнулся с Терентьевым.
— Опа! А я вас ищу! — обрадовался он.
Терентьев вытаращился на него, как на невиданную диковину.
— Альберт Иванович? — ахнул он. — Но ведь вы умерли два года назад. Как же так? Я же вас лично в кислоте утопил!
Под рукой у Сани ничего не было, кроме шкатулки. И он не постеснялся её применить. Терентьев получил по башке и, охая, рухнул в кабину.
— Ая-яй, накладочка вышла, — забормотал воскресший из мёртвых Альберт Иванович, шаря у толстяка по карманам. — Похоже, органчик каждый раз произвольно меняет образ знакомого лица. Ну что же, нет ключей...
Он поднялся на ноги и оценивающе взвесил шкатулку в руке.
— Значит, придётся его бить, пока он не признает во мне своего товарища.
yaplakal.com