глава 19
Просыпаться было тяжело, больно, голову всё время клонило набок, дёргались пальцы ног, а руки казалось, были словно нарочно сцеплены в замок и находились где-то в районе затылка. Афоня находился в сонном параличе, стонал, хрипел, а над ним с громким жужжанием нависали две тёмные и страшные фигуры, которые общались между собой по рации. Ему чудилось будто бы он в больничном корпусе 8-го отдела, лежит на операционном столе, а над ним ставят какие-то противоестественные опыты.
— Фёдор Михайлович, я вас предупреждал: нельзя использовать списанный мнемограф. Приём.
— А где я вам новый возьму, Леонид Исакович? Может магазин мне подскажите? Приём.
— Ну вы же видите, у него слюна капает. Выводите его из пограничного состояния, используйте стимуляторы. Приём.
— Ну...Слюна не пена...Покапает и перестанет, а от стимуляторов может и приступ эпилепсии крякнуть. Возись потом с ним. Увеличиваю напряжение на два вольта. Приём.
— На один вольт! Приём! Осторожнее - старая рухлядь!
— Заткнись ссыкло! Я сто раз так делал!
— Хааааа... — захрипел Афоня дёргаясь от невыносимой боли. Он словно наяву увидел, как две тёмные фигуры прижали его к койке своими отростками, ощутил тяжесть, услышал в ушах скрежетание и хрипы, а затем его вдавили в ложе и он полетел в пропасть. В ушах засвистело. Накатил дикий страх. Афоня закричал:
— Мама! Мамочка!
И вдруг очнулся. В первую секунду ему подумалось, что он умер и попал в чистилище, настолько кругом всё было белым и стерильным. Все эти стены, потолок, лампы дневного света и две фигуры перед ним в белоснежных скафандрах с защитой от гамма лучей. Каких ещё гамма лучей?
Афоня перевёл взгляд на себя и обнаружил что, лежит на больничной койке одетый в старомодную пижаму поверх которой была пахнущая нафталином распашонка с свинцовыми вставками. Облучали. Всё ясно. Вон и датчики на присосках по всему телу. Машинально скосив глаза, он заметил край шлема и насторожился ещё сильнее вспомнив, что чудища из кошмара говорили про мнемограф. Ведь если эта модель из старых, самых первых, то у него точно будет рак мозга.
Увидев, что пациент зашевелился, космонавты оживились и тот что стоял справа от койки начал снимать с себя гермошлем. Опознав в нём Достоевского парень обречённо застонал и принялся потихоньку освобождаться от датчиков.
— С возвращением, Афанасий — поприветствовал его Фёдор Михайлович.
— Да ну вас к чёрту. Говорите уж честно: сколько мне осталось? — сонным голосом пробурчал тот.
— Вы из-за шлема переживаете? Смею вас уверить штука надёжная, в космосе была.
— Чё вы мне этим космосом...Сами-то, скафандры напялили, а мне досталась свинцовая занавеска.
Стоявший слева молча подошёл к койке и сунул под нос Афоне импортный японский дозиметр.
— 2 микрозиверта в час, — прожужжал он. — Ничего страшного. Рекомендую часик посидеть возле статуи богини и всё пройдёт.
— Какой ещё статуи...Ах да.
Афоня наморщил лоб вспоминая.
— Я читал книгу...Нет, это не книга. Неписаная рукопись. Там было про двух современников оказавшихся в прошлом и каракат там был, один из трёх, который проник в спецхран. Это что, мне приснилось? Тогда, на кой чёрт мнемограф? Он нужен для манипуляций с памятью. Вы мне память стёрли? Зачем? Почему я тогда помню про двух студентов. Их зовут Валера и Денис. Они в плену у...Так и не понял у кого, но с ними старик из потомков титанов. Волчий пастырь. Я и кличку запомнил - "Засада Серебряник". Ерунда какая-то получается.
Космонавт услышав эти слова повернулся к Достоевскому и с неодобрением прожужжал:
— Я говорил: туфта ваш мнемограф. Не работает чистка памяти, а вы тащите в спецхран что попало, как Плюшкин.
— А по-моему, вы наговариваете на нашу молодёжь, Леонид Исакович. — отозвался пенсионер самым беспечным тоном. — Вечно их обзываете. То рукожопами, то коновалами, а он смотри, сразу понял о чём речь и зачем нужен мнемограф. Ну-ка Афоня - зачем нужен этот инструмент в твоём случае, если ты Неписаную рукопись читал? Вспоминай.
Парень снова принялся морщить лоб.
— Если не для чистки памяти, то для копирования воспоминаний с целью последующего использования при чтении рукописи, — предположил он. — Фиксатор Костомарова, это робот на дистанционном управлении. Если загрузить в него воспоминания, то теоретически, мы можем продолжить чтение с того места где закончили. Если же после меня продолжит читать другой, то скорее всего, он начнёт с другого места. Это из лекций всё того же Костомарова...
— Леонида Исаковича, — подсказал космонавт, который так и не снял гермошлем.
— Ага.
— Что, ага? Вы ещё забыли моё звание и должность, как-то неприлично с вашей стороны, знаете ли... — обиженно зажжужал человек в скафандре.
Достоевский не обращая внимания на брюзжание своего коллеги помог Афоне освободиться от шлема и датчиков, после чего поинтересовался о его самочувствии. Парень осторожно поднялся с койки. Ноги подкашивались. Накатила слабость, как после сдачи крови и ему пришлось сказать, что лучше он ещё немного посидит, после такого кошмара нужно собраться с мыслями.
— Ничего страшного, — успокаивал его пенсионер. — Это пройдёт. Но твои воспоминания необходимы нам до зарезу, понимаешь?
— Угу, — ощупывая голову отозвался тот. — Читать должен был только один. Нельзя нарушать порядок. Да ещё и каракат её трогал.
Он покосился на шлем мнемограф лежавший возле него на подушке, увидел на задней части шильдик с датой - "1956 г." И помрачнел. А его точно не обманули? И на какой же носитель были скопированы воспоминания? Действительно, рухлядь.
— На рубин записали, — подтвердил его мысли Достоевский. — У меня ещё остались в запаснике.
— Один такой рубин стоит, как целая лаборатория, оснащённая по последнему слову техники, — обиженно зажужжал Костомаров так и не пожелавший снять шлем. — Скотские условия предоставляете Фёдор Михайлович. Всё-то у вас здесь, то рухлядь, то антиквариат, а то и вовсе, античность. Микроскопами гвозди забиваем, вам самому-то, не стыдно?
— Ах извините Леонид Исакович! — всплеснул руками пенсионер. — Не подготовился к вашему визиту. Бассейна нет, сауны нет, массажисток тоже извините, не завезли, не успели.
— А почему вы шлем не снимаете? — полюбопытствовал Афоня у Костомарова.
Космонавт сразу как-то замялся.
— Да он стесняется, — ответил за него Достоевский. — Говорит: я ему свинью подложил. А я его не в хрюшу вселил, а в Буратину. В мастерски изготовленного и качественного, хочу заметить. Его новое тело, целый ведьмин цех собирал в 18 веке. Мануфактура, самой Белинды фон Гольц. А это не хухры-мухры. Её разработки даже Крупповские ведьмаки не смогли переплюнуть и это спустя целый век. Но сейчас-то, конечно, выглядит старомодно. Я всё понимаю, антиквариат. Зато этот антиквариат, если надо, атомную войну переживёт, а ваши хвалёные роботы, очень сомневаюсь. Ну же, долго собираетесь кочевряжиться, Леонид Исакович?
Костомаров махнул рукой. Мол, что уж с вами поделать и покорно снял гермошлем. Голова у него была деревянная и покрыта лаком, но поскольку лак наносили очень давно, повсюду на голове и лице были видны трещинки. И не хватало одного уха. Зато глаза были большие и стеклянные. Они светились синим. Голова открыла рот и прожужжала:
— Дайте что ли сигарету. Чего уж теперь.
Достоевский не возражал. Он достал портсигар и щедро поделился с присутствующими. Афоня, закурил за компанию, а затем начал снимать с себя тяжёлую распашонку. Уж очень она была тяжёлой, двигаться неудобно.
— Дым ощущаю, а никотин нет, но всё равно хорошо, почти так же как тогда, когда мы прятались от Талера и курили втихушку в посмертном санатории, — поглядывая в сторону Афони признался Достоевскому Леонид Исакович.
— Знамо дело. Талер и стопочки выпить не даёт. Даже за товарища Сталина, — понимающе кивнул пенсионер.
— Скажешь тоже. Талер - позорный Троцкист. Гнида концлагерная! Канцелярская крыса. Когда меня поймали за курением. Знаешь что было? Меня посадили играть. Я играл на баяне на танц-площадке с утра до вечера и только одну Рио-Риту. Там-там. Та-та-та-та...
Костомаров изобразил игру на баяне.
— Неужели там есть время суток? — с любопытством в голосе поинтересовался Достоевский.
— А как же. У Талера строгое расписание на всё. Утром кефир - вечером клистир. Ну условно конечно. А кроме того, не забывай про срок. Он не имеет права держать нас дольше положенного. А если у тебя срок 100 лет, пока не выйдет подписка о неразглашении? А? Будешь сидеть и играть Рио-Риту...Та-та-та-та-тата...Как же я её ненавижу! Из растений одна крапива. Её и курили. Ты можешь в такое поверить? Паклю, нифеля, вату из матрасов, волосы, герань с окна, всё что можно курить, всё попробовали, а лёгких-то нет, одна видимость. Ну, а потом, Рио-Рита.
И он вздохнул как-то совсем уже по-человечески.
— Не боись, назад ты не вернёшься, — успокоил его Фёдор Михайлович.
— Спасибо, — поблагодарил его Костомаров. — Только, как понимаю: пока отсчёт у Талера не закончится, мне придётся в спецхране сидеть?
— Вероятно. Зато у меня тут и развлечений побольше. Книги, кино, интернет вон, недавно провели, спутниковый, — пенсионер кивнул на Афоню.
— О, интернет от рукожопов. Скорость-то хорошая, хотя бы 50 килобит? — обрадовалась душа учёного.
Афоня посмотрел на него с презрением.
— Давненько вы получается окочурились. У нас, нынче, совершенно другие скорости, — нехотя проворчал он.
— Да как ты смеешь, мальчишка!
— Смею. Хватит меня обзывать. Это раньше вам должность позволяла, а сейчас мы на равных. Это от меня зависит будет ли у вас интернет.
— Ну хватит, хватит, — добродушно вмешался Фёдор Михайлович. — Нас ждёт большая работа. Мне нужен фиксатор. Мне нужно постоянно быть в курсе событий происходящих в Неписаной рукописи. Афоня - ты будешь помогать Леониду Исаковичу. А сейчас, давайте прогуляемся до нижнего этажа. Я вам покажу один интересный скелетик.
*****
Прошло четыре дня. Именно столько времени потребовалось Костомарову и Афоне чтобы собрать вожделенный инструмент для манипуляций с опаснейшим артефактом. И все эти четыре дня книгу не открывали, потому как ознакомившись с Выродком, и саркофагами, в которых спали Денис и Валера, Леонид Исаакович заявил, что это бессмысленно. Они приволокли в костницу массивную чертёжную доску, закрепили книгу на доске и с этого момента работа не останавливалась ни на секунду. Кукла командовала, рисовала чертежи, вносила правки - остальные таскали и собирали по её указаниям, а когда уходили на отдых, учёный сам принимался за дело. Его интересовало всё - биография спящих, биографии чтецов и происхождение каракатов, а так же связь вампира Сифона и пенсионера Достоевского. Как познакомились, где, при каких обстоятельствах? Афоня недоумевал. Достоевский отнекивался. Выродок и спящие в саркофагах, помалкивали, но Костомаров был настойчивей голодной росомахи. Не прошло и суток как в костнице появились банки с пленными прислужниками вампира и с ними был налажен кой-какой диалог. Появилась куча секретной документации, проектор, учёный постоянно рисовал какие-то графики. Афоня мотался на лифте как угорелый то туда то сюда. Достоевский, тем временем, злился всё больше и больше. Почему не начинаем? Всё готово же. Пора читать.
— Не пора, пока не выясним, что из себя представляют эти две неизвестные никому персоны. Я имею в виду Присциллу с Наиной, — жужжал Леонид Исакович. — Они совершенно не вписываются в сюжет Неписаной рукописи и я готов вам это доказать хоть сейчас.
— Какой ещё к чёрту сюжет? Это проекция сна! Мы читаем сон Выродка! — возмущался Фёдор Михайлович.
— Напрасно вы так думаете. У меня есть отчёт воспоминаний нашего коллеги и там, в самом начале, строго по тексту идёт упоминание о том, что до святилища Выродка наши сноходцы доехали, но само повествование прерывается на моменте где они пребывают в межпространственном анклаве вместе с Засадой Серебряником и обсуждают план побега. Но этого побега не будет. Это всё. Финиш. Им не уйти оттуда. А почему? А причин две: каракат и Афоня - грубо вмешавшиеся в процесс чтения и изменившие структуру Неписаной рукописи. Этих сестёр не должно было быть в рукописи, смекаете? Как и волчьего пастыря.
— Вы ещё банку с тушёнкой вспомните, — презрительно фыркнул Достоевский. — Нужно продолжать читать: вот и всё.
— Не хотелось бы. Эта банка тоже может стать причиной опаснейшего пространственно-временного парадокса. Вам кажется, что это шутки, да? Да вы уже в парадоксе. Вы и Афоня - это называется парадокс наблюдателя. Это же не виртуальная реальность, это настоящее прошлое и если сноходцы присутствуют там в виде душ занявших чужие тела, то каракат присутствует напрямую. Он дыру пробил в самой ткани реальности и дыра не закроется пока рукопись не допишется. Но это не самое плохое, ведь как я могу судить, это повествование как-то влияет и на вас, посему нужны более тщательные исследования.
— У нас нет на это времени! Они спят, а там, время течёт иначе! Они может быть уже выбрались и спаслись!
— У нас есть так называемый "backup". Чтение начнётся ровно с того момента, на котором закончил Афоня. Как вы и хотели. А кстати, почему вы этого хотели? Не задумывались, что сделать это, вас заставила сама рукопись?
— Исакыч! Ты задолбал со своими порядками! — взревел пенсионер. — Включай фиксатор!
— Нет. Дайте мне информацию по сёстрам и тогда будем решать коллективно, а пока, устройство будет запускаться через меня.
— Но какого хера? Максимум что случится, они не дойдут до святилища, умрут и вернуться в нашу реальность!
— Вот именно! А они должны были доехать. Продолжение чтения может погубить весь наш мир. И у меня есть доказательства.
Достоевский потребовал доказательств и тогда Костомаров предъявил ему выписку о городе Верхотурье где побывали сноходцы в самом начале своего путешествия.
— Ну и что? — не понял его Фёдор Михайлович. — Пожары - обычное дело для 17 века. Города в основном строили из дерева и отстраивали заново каждый год. Сейчас это административный центр Верхотурского округа Свердловской области. Что не так? Обычный маленький город.
"Город сильно пострадал от пожаров 1674 и 1738 годов, а его развитие замедлилось в середине XVIII века из-за отмены таможни и закрытия в 1763 году Верхотурского тракта. В 1783 году город передан в Пермское наместничество", — процитировал Костомаров и немного помолчав произнёс. — Но я-то, умер раньше чем вы начали читать Неписаную рукопись. Я прекрасно помню, что Верхотурье - город миллионник. Он был Свердловском, а не Екатеринбург. Интересно: откуда я это помню? Не повлияла ли на это Неписаная рукопись? Или скажем, пожар случившийся в городе в 1674 году?
— Я могу допросить других призраков, мне не сложно, — проворчал Фёдор Михайлович.
— Подозреваю, что нужно спрашивать других. Тех кто пребывал в изоляции, как я, в загробье у Талера, — предположил Леонид Исакович. — Поэтому очень вас прошу: не делайте резких движений в сторону опаснейшего артефакта способного повлиять на ход мировой истории.
Афоня старался не вмешиваться в эти споры. В его задачу входила помощь и он как мог её оказывал. Только, когда Достоевского озадачили сбором информации по сёстрам Сидхе и у него выдалась свободная минутка, он в очередной раз навестил костницу, дабы посидеть рядышком с богиней Акесо. Костомаров, занятый своими расчётами, бегал вокруг, а парень задумчиво ковырял в носу, поглядывая то на богиню, то на скелет Выродка размещённый напротив саркофагов.
— Любопытно, а может всё дело в богине? Может это она повлияла на процесс чтения, поскольку её сила воздействует на тела сноходцев, — задумчиво произнёс он.
Леонид Исакович услышал его и охнув застыл на месте.
— А ведь точно! — зажужжал он. — И как мне это в голову не пришло? Гнилая моя черепушка! Мы имеем дело с хтонью! Эти чудища - хтонического происхождения. Вот оно недостающее звено в моих вычислениях - Акесо!
yaplakal.com