Глава 38. Странный корольБывают на свете разные короли. Злые, добрые, щедрые, скупые. А король Эдвард после того, как его дочь возненавидела соловьев, стал странным. Так и стали приближенные называть его с некоторых пор — Странный Эдвард. Конечно, говорили так за глаза и шепотом. Никто не помнил, с чьих уст впервые слетело это прозвище, но всем дворцовым слугам и вельможам оно так понравилось, что они с упоением повторяли «Странный, Странный!».
И не удивительно. Раньше король много ел, чуть ли не каждый день закатывал пиры. Любил охоту. Был улыбчивым, шутил. А как только его дочь принцесса Элис сошла с ума и помешалась на соловьях, стал редко выходил из дворца, похудел, сгорбился, осунулся, все реже появлялся в обществе. А с некоторых пор его никто не видел — только слышал. Зайдет, допустим, министр финансов в зал приемов, а король прячется за ширмой. Выслушает доклад, как все плохо в королевстве, что хлеба не родятся, а ведьмины чудища тут и там поедают людей, — и ничего не говорит в ответ. Только угукает. Угу, мол, да угу…
— Ваше величество, ходит молва, что ведьма поселилась в черном замке в чаще Королевского леса. Откуда взялся тот замок никто не знает. Многие охотники за головами пытались его найти, да так и сгинули в чаще — обещанное золото манит наградой, да цена за ошибку больно велика. Может послать Королевский отряд, снарядить рыцарей в путь?
— Угу!
Министр подготовит указ, а король его не подпишет. Медлит. Ворох бумаг лежит, дела государственные не движутся. Да и подписал бы король этот указ, ой-вей, итог был бы один — недолга тем рыцарям, верная смерть. Потому что ведьма умеет рассказывать страшные сказки.
Люди говорят, что ведьма делает из людей чудовищ, это правда, но только отчасти. Если внутри живет злоба, то человек станет монстром. Найдет ведьма лазейку, потянет за нитку, распутает клубок, дунет, плюнет, чарами одурманит, зелье в бокал вина дольет.
И вот министр финансов выйдет за дверь к остальным министрам и только руками разведет. А что поделать — король есть король, в своем праве.
А с некоторых пор во дворце начали пропадать люди. Был человек — и нет человека. Поползли слухи и сплетни. Кто-то видел, как утром служанка усердно отмывала пол, и вода в ведре была окрашена в красный цвет. Неужели во дворце поселилось ведьмино чудовище? Но кто оно? Может сам король или его помешанная дочь? А может кроткий слуга или красивый вельможа? Подозревали все и всех, никто никому уже не доверял. Министры усилили охрану и клали под подушку кинжалы, чтобы в случае чего помешать чудищу. Подданые и слуги ходили парам. Они думали, что чудовище убивает только тех, кто ходит поодиночке. Правда и ложь, как черно-белая грязь со снегом, смешивались в серое, и уже никто не знал, где вымысел, а где реальность.
И вот однажды… Но давайте по порядку восстановим тот день. Министр финансов, а звать его Мусим, пребывал в скверном расположении духа. Он вышел из покоев Его Величества после очередного доклада о тяжелом финансовом положении в королевстве. Король в этот раз меньше обычного угукал, то ли его уже утомили плачевные отчеты Мусима, то ли он был в плохом расположении духа, а может и не было за ширмой короля, а угукал кто-то другой, с таким же голосом, но другой.
И вот Мусим грустный пришел в свои спальни, снял носками за пятки тяжелые туфли, расстегнул золотые пуговицы на красном камзоле, отороченном белым мехом, снял и кинул на кровать. Есть не хотелось, аппетита не было, но министр поборол себя и съел запеченного с яблоками гуся, еще теплого.
Мусим завел традицию, что к вечеру на кровати слуга оставлял на большом серебряном подносе блюдо. Каждый раз повар должен был удивить. Поесть министр любил — из него можно было бы вполне сделать двух министров и еще бы остался запас жира на третьего.
Верный пес Аскольд, черный сеттер, был весьма благодарен за брошенные кости — и с аппетитом их погрыз. С некоторых пор Аскольд жил не на псарне, а в покоях министра, который весьма боялся за свою жизнь. Он отослал семью — пятерых детей и жену — в поместье к своей матери. А сам продолжил, как и подобает государственному мужу, жить во дворце, чтобы быть в курсе дел.
И вот он без аппетита поел гуся и по обыкновению прилег отдохнуть. Из головы не выходили угуканья короля и проклятые соловьи. Мусиму казалось, что он поел не гуся, а чертовых соловьев, которые прямо на блюде, жареные, угукали вместо того, чтобы петь трели. Мусим закрыл глаза и не заметил, как уснул. Продрых до самой полночи.
С закатом Айрис у дверей покоев министра становилось полдюжины бравых воинов, проверенных ребят, которые должны были охранять от непрошенных гостей.
Мусим открыл глаза. За окном стояла серая темнота. Звезды тлели не небосводе, искрами пробивались сквозь толщу ночи. В спальне сумрачно горела масляная лампадка. Желтоватый, тусклый, неуютный свет чертил широкими пятнами отблески на потолке. И на душе было так противно, что хоть вешайся.
Министр приподнялся на локте и посмотрел в сторону двери. Она была открыта нараспашку. Черный прямоугольник коридора сжигал глаза непролазной темнотой. Почему открыта дверь? Где охрана? И почему в коридоре не горят свечи?
— Аскольд, Аскольд — позвал пса Мусим, но ответа не последовало. Верный друг и охранник пропал, а значит, сам Мусим был в опасности теперь.
Мусим хотел крикнуть. Но внутренний голос подсказал: не надо, накличешь беду! Из открытой двери повеял холодный ветерок. Толстые ноги Мусима были укрыты камзолом. От страха министр подобрал ноги под себя, подальше от края кровати и замер, старясь дышать как можно тише. К горлу подкатывали комья, тошнило, голова кружилась, как будто сейчас решался вопрос жизни и смерти. Из коридора послышались тихие-тихие шаги, словно шуршание. Кто-то крался.
Министр с содроганием и страхом смотрел в черный проем двери. Вдруг черное чудище с большими ушами вбежало в дверь и с разбега запрыгнуло на кровать, собирая в гармошку покрывало. Как говорится, у страха глаза велики. И действительно, у бедного министра они были круглые, как блюдца.
Черный сеттер дышал тяжело, он высунул язык и с жадностью хватал воздух.
Мусим был так рад увидеть верного друга, что совсем не рассердился. Он потрепал Аскольда за ухо, погладил по голове и, кряхтя, опустил босые ноги на пол. Где же туфли? Их не было.
Раз пес не чувствует опасности, значит и ему, министру, нечего бояться. Уж животные хорошо понимают, где добро, а где зло.
Мусим накинул на плечи красный камзол отороченный белым мехом, застегнул золотые пуговицы, сделал шаг и вскрикнул: наступил ногой на гусиную кость, которую недогрыз Аскольд.
— Чертова псина, — прошептал министр и осторожно подошел к двери.
Сеттер было кинулся следом, но Мусим шикнул, скомандовал шепотом «лежать», и Аскольд покорился воле хозяина. В темноте пес сливался с красным ковром. Только в глазах животного тускло мелькали блики желтой масляной лампадки, которая все еще горела.
Министр взялся за дверной косяк и осторожно высунул голову в коридор. Черная гладь уходила в обе стороны в глубокую даль, в конце каждой виднелось тусклое окно. Свечи не горели, хотя слугам было строго-настрого следить за тем, чтобы по ночам дворец освещался.
Возле двери по левую и правую сторону прямо на полу дрыхли стражники. Шесть мужчин мирно посапывали. Какие сны они видели? В снах можно спрятаться от действительности, забыться, придумать себе иллюзию, чтобы в ней захлебнуться хотя бы на время.
Не долго министр умилялся на мило спавших стражников. Он вышел в коридор и уже занес ногу, чтобы толкнуть одного из них в живот, как какая-то тень скользнула в конце коридора. Может показалось? Министр пригляделся и увидел силуэт. Это была она, кому еще быть, он не мог ошибиться…
Принцесса Элис стояла спиной к министру и смотрела в окно.
— Ваше королевское высочество! Ваше высочество, — зашептал Мусим.
Он знал Элис с раннего детства, преподавал ей счетные науки, обучал математике и алгебре. Но учитель и ученица не виделись долгих пять лет после того случая с мертвым соловьем в Королевском лесу…
Мусим забыл все предосторожности и пошел по коридору к принцессе. Он улыбался в темноте, но его улыбку едва мог кто-то различить. Губы и глаза сливались с темным пятном лица, только белый мех на камзоле чертил в страшном коридоре подобие силуэта.
Когда до принцессы оставалось пять шагов, Мусим остановился. Да, это была она. В розовом платье с пышной юбкой, голыми плечами, той же знакомой прической: длинные золотые волосы собраны в толстую косу. Как она была прекрасна!
— Ваше королевское высочество! Это я, Мусим! Министр финансов. Помните, я преподавал вам математику. Вы любили складывать и вычитать, а еще умножать! — задыхаясь сказал министр.
Принцесса не шелохнулась. Только тревожный холодный ветерок ударил Мусима по ногам — и он только сейчас понял, какую ошибку совершил. Зачем он подошел к Элис? А если она…
— А, Мусим. Я помню тебя! Ты все такой же толстый? — грустным голоском сказала принцесса.
Это был ее голос, Мусим узнал его. Такой тонкий, приятный, ласковый, один из тех, которые завораживают, пьянят пуще вина, льются как ручей, манят в уютные сети.
— Она приходит ко мне каждую ночь. Если я сплю, то забирается в грезы и там выпускает своих страшных чудищ. А если не сплю, то смотрит из угла. Или прячется под кроватью. Я ее не вижу, но чувствую, она там, под периной, дует, скребется, ждет, пока нянечки уснут, чтобы забраться ко мне под одеяло, в мою постель, погреться. А сейчас она за окном, отвернулась, как я, и зависла.
У Мусима зашевелились волосы на затылке, ноги подкосились, он шлепнул левой рукой о стену и медленно сполз вниз. Только руки продолжали слушаться, ноги онемели, министр сел на них и как завороженных смотрел на спину Элис.
— Я сложу руки за спиной — и она сложит. Я поверну голову — и она повернет. Мусим, хочешь я поверну голову и посмотрю на тебя? И тогда и она на тебя посмотрит.
У Мусима задрожали губы, по левой щеке побежала слеза. Он хотел что-то сказать, но в горле пересохло, только хрип раздался из рта.
— Я долго думала, что она хочет. Зачем так жестоко поступает со мной, королем, королевством. Что она хочет? Ей надо это дать, и тогда она уйдет. Ты зря ходишь ночью по дворцу. Я беспокоюсь за тебя. В следующий раз подумай хорошенько, прежде чем ко мне подойти.
Мусим сидел на своих ногах ни жив не мертв. Ему показалось, что принцесса начала поворачивать свою голову. Что сейчас он увидит? Крысиную морду, открытую пасть с клыками, красные совиные глаза? Воображение рисовало пугающие, страшные картины. У страха глаза велики, но сейчас страх был оправдан. Странные речи принцессы внушали ужас.
Принцесса начала медленно разворачиваться.
«С детства запомни простой совет:
Если чего-то не видишь, значит этого нет».
Такой стишок вспомнился Мусиму. Он сжал веки так сильно, как мог. И услышал те самые шаги, которые слышал лежа на кровати. Тихие-тихие, словно шуршание. Принцесса уходила прочь. Все смокло. Министр открыл глаза, уперся ладонью о стену и медленно поднялся. Ноги были ватные.
«Ведьма», — прошептал Мусим и невольно посмотрел в окно. Королевский лес черным пятном лежал под стенами дворца, еле тлеющее черно-синим небо словно гасило сияние итак тусклых звезд. Было страшно смотреть, но хотелось, любопытство брало верх над страхом и разумом. В детстве отец говорил маленькому Мусиму: «Если чего-то боишься, надо подойти и дотронуться. И страх пройдет».
Это сообщение отредактировал Choke - 24.12.2023 - 03:02