Глава 37. Рыжий цвет, красные слезы
Люди в соборе хохотали. Красноречивый епископ со страстью допрашивал дочь Василисы Лалу, мучил бедное дитя, вынимал из нее душу.
— Моя мамочка Ведьма! Ведьма! — повторяла Василиса снова и снова, в исступлении крича. Но она не могла заглушить толпу.
Гофорид стоял сзади Лалы и обнимал ее за плечи.
Епископ поднял руки вверх и гаркнул:
— Молчать! — вены на лице Гофрида вздулись, красные пятна выступили на щеках.
Вмиг все смолкло. Только рыжий сеньор Рамис тихо хихикал. Бургомистр города Бандервар сидел вместе с женой и маленькой дочкой, ровесницей Лалы, на большом мягком диване. Ему так нравилось представление, которое устроил Гофрид.
— Святой Аврелий говорил, что за большую вину налагается и большее наказание. Истину говорю вам, что грех одного переходит на другого! Раз ты призналась, девочка, что мать твоя ведьма, то кто же ты, та, которая вышла из утробы ведьмы? Уж не сама ли ты ведьмачка? Место твое — в клетке с матерью, дитя из ада! Сам дьявол зачал тебя семенем своим!
Гофрид толкнул Лалу в спину. Сидевшие на первом ряду на деревянных лавках Тал и Идай вскочили с мест, подхватили Лалу под руки и под смешки и ахи толпы понесли в клетку к матери. Тал открыл клетку, Идай толкнул бедняжку внутрь.
Лала кинулась к матери и обняла ее.
— Просто меня, мамочка, прости. Епископ обещал отпустить тебя, если я назову тебя ведьмой.
По лицу Василисы потекли горькие слезы. Тал и Идай хотели вернуться на свои места на лавке, но епископ жестом остановил их.
Гофрид снова поднял руки вверх, призывая к порядку и успокаивая разгоряченную толпу.
— Грех злых ангелов нельзя простить. Но Дьявол по своей воле предал Господа Бога нашего. И даже у падших ангелов, демонов и чертей тяжесть преступлений не так велика, как у ведьм. Ведь ведьмы раньше были крещеные! И предали свой крест, отвернулись от Иисуса Христа, отринули веру. А на деле притворяются святошами. И говорят, доказывая, что они невинные мученики, что де они никакие не ведьмы, а богопослушники. Вот вам прямое доказательство. Дочь назвала мать ведьмой! Но позвольте, если вам нужные еще доказательства, они будут. Сеньор Рамис, вы как бургомистр города Бандервар скажите, вы человек уважаемый: нужны вам еще доказательства?
Сеньер Рамис улыбнулся как довольный кот во всю ширь гномьего лица, кашлянул, и сказал:
— По моему скромного мнению доказательств для приговора более чем достаточно. Но если уважаемый всеми епископ хочет продолжить, то я не возражаю!
— Идай, Тал, живо тащите Василису сюда! — скомандовал Гофрид.
Василиса в отчаянии замычала. Грязная тряпка во рту мешала дышать. Связанные за спиной руки сковывали движения. Тал схватил Василису за ворот красного платья и вытащил из клетки.
Лала кинулась за матерью, но Тал легким тычком осадил девочку. Идай захлопнул дверь клетки.
— Сиди тут, маленькая тварь. Жалко только я не смогу поиграть сегодня ночью с вами двоими. Хотя нет, смогу. Я развлекусь с вашими мертвыми телами, девочки! — быстро проговорил Идай, обнимая сзади Василису.
Мерзкое зловонье извергалось из его рта, гнилые зубы шевелились в кровоточащих деснах. Василиса пыталась убрать подальше голову, чтобы не чувствовать эту мерзкую вонь. Смрад напоминал запах плоти, которая несколько недель лежала на жаре.
Гофрид вытащил из кармана рясы маленький стеклянный пузырек.
— Подведите ведьму ко мне. Я окроплю ее святой водой. И она станет на время неопасной для нас, божиих людей!
Тал и Идай подвели Василису под руки к Гофриду. Епископ вытащил деревянную пробку из пузырька, взял Василису за волосы, наклонил ниже и вылил ей на голову содержимое.
— Страшно, ведьма? Боишься святой воды? — крикнул Гофрид.
Зал снова захохотал. Сеньор Рамис погладил дочь по голове и подмигнул красавице-жене. Только рыцарь Цес в золотых доспехах был не весел. Он то и дело запускал правую руку под латы и ощупывал туго набитый кожаный мешочек. В заветный мешочек были насыпаны сто серебряных гульденов. Это было в пять раз больше, чем Гофрид обещал за Василису, и Цес знал, что еще восемьдесят злой епископ дал не просто так.
— Срывайте с нее одежды! — скомандовал Гофрид.
Идай засмеялся в исступлении. Он повалил Василису на деревянный пол и попытался разорвать платье. Но красное платье было сделано из плотной дорогой ткани. Суровые нитки с маленьким мудреным стежком крепко держали рукава. Вокруг бегал большой Тал, который не знал, с какой стороны подойти, чтобы помочь напарнику.
— Да сними ты платье, дурень! Не порть мне суд, — закричал недовольный Гофорид.
— Сей момент, вашество, сей момент! — заискивающе проговорил Идай.
Стражник вытащил из сапога нож, кивнул Талу, тот поставил ногу на горло Василисы. И Идай начал разрешать платье ведя нож от низа юбки к верху.
— Смотри кровью ведьмы не окропи храм божий, мерзавец! — крикнул недовольный Гофорид.
— Я ученый, ученый! — успокаивал Идай.
Наконец, платье было разрезано снизу доверху.
— Да освободи ей руки и кляп со рта сними! Она уже не опасна, — сказал епископ.
Тал взял Василису под мышки и поставил на ноги. Голая девушка сжалась от ужаса, подобрала под себя живот, опустила голову. Василиса пыталась сжать плечи и закрыть завязанными сзади руками две маленькие грудки, тем самым только доставляя всеобщее удовольствие наблюдателям и истязателям. Люди в соборе тихо ахали и охали, боясь помешать действию. Иные сидели раскрыв рты, другие привставали, чтобы лучше видеть, сзади сидящие шикали на них.
Бургомистр город Бандервар довольно улыбался. Ему нравилось. Его маленькая дочка, почти ровесница Лалы, в зеленом платье и с лентой в золотых волосах сидела ни жива ни мертва. Происходящее в соборе ее шокировало, давило на грудь и мысли звонким эхом блуждали в ее невинной головке. Жена сеньора Рамиса, высокая большая красивая дама в платье с пышными юбками, сидела неподвижно. Ее лицо скрывала черная вуаль, которая тянулась из черной кроличьей шляпки.
Идай схватил левой рукой Василису за шею и разрезал веревки, которыми были связаны сзади руки, сорвал висевшие на предплечьях ошметки платья. Затем изувер вставил лезвие между завязкой и виском, надавил и разрезал.
— Теперь ты можешь говорить, ведьма. Признаешься в колдовстве?
Василиса молчала.
— Твоя дочь будет висеть рядом с тобой на площади подле собора. Говори, или она умрет! Ты послала холода и дожди, которые побили хлеба? — закричал епископ.
Василиса сглотнула сухую слюну, обвела взглядом жадно внимавшую толпу людей и негромко произнесла:
— Я не ведьма. И в гибели хлебов не я виновата.
— Святой Фома писал: «Бесы и ведьмы производят бури, возбуждают ветры и низводят молнии с неба». Всем известно, что свойство женщин — это плакать, ткать и обманывать. Пути Господа нашего Иисуса Христа Триединого неисповедимы. Я же говорю вам, дети мои, что зверь пришел в наш славный богобоязненный город Бандервар. Сегодня ночью явился ко мне апостол Петр и сказал, наклонясь над моей скромной кроватью: «Откроет ведьма Василиса на суде имя зверя. И тот зверь искушенный будет отпираться и станет винить во всем других, но только не себя. Не верьте ему!». И вот через откровение апостола Петра понял я, достопочтенные сыны божии, знать и миряне, что ведьма есть инструмент в руках хозяина. Но кто хозяин этот мы узнаем сей же час! Да защищу себя крестным знамением и не убоюсь я зла, — продекламировал Гофрид и трижды перекрестился, затем добавил: — с божией помощью да будут сокрушены силы грозного змея. Идай, Тал, приступайте.
Тал ударил правой ногой по тонким ногам Василисы. Бедняжка с грохотом упала, подкошенная, животом на деревянный пол. Идай вынул меч, сделал два шага к девушке, наклонился и с силой ударил плашмя лезвием по тощей спине. Неф огласил ор Василисы.
— Добавки хочешь, тварь?! — закричал Идай и вопрошающе посмотрел на епископа, но тот едва заметно качнул головой.
— Даже Бог был милосердным к Дьяволу, когда отправил его в Ад вместо того, чтобы уничтожить, — вскричал епископ.
Гофорид подошел к лежащей Василисе. У нее было разбито лицо от удара о пол, кровь вытекала из носа и рта. Поперек белой спины была видна бурая отметка от удара мечом.
— Отойдите подальше в сторону, — прошептал Гофрид так, чтобы слышали только его верные слуги.
Идай и Тал в спешке отошли на десять шагов вглубь нефа.
Епископ наклонился над дрожащей Василисой и прошептал ей на ухо:
— Знаю, ведьма, что не хочешь сдавать хозяина своего. Путь дьявола легок, путь бога труден. Сдай хозяина, и я пощажу твою дочь, а тебя приговорю к легкому наказанию — заключение на хлебе и воде. Назови имя. Я знаю, знаю, кто отец твоей дочки Лалы. Назови имя! Прямо сейчас.
Гофрид встал, трижды перекрестился и сказал:
— Сыны божии, я сделал все что можно. Прочитал ведьме молитву и прямо сейчас либо она сдаст зверя, который поселился в городе Бандервар, или умрет. Говори!
Епископ кивнул стражникам. Идай и Тал подбежали к Василисе и подняли ее под мышки. Цес, сидевший на лавке в позолоченных доспехах, надел на голову шлем.
Наступила пауза. Народ безмолвствовал. Василиса, прозванная ведьмой, подняла голову. Ее окровавленной веснушчатое лицо закрывала надвинутая копна рыжих волос.
Девушка сказала, глотая кровь:
— Зверь в шкуре овцы — бургомистр город Бандервар сеньор Рамис. Это он совратил меня. Это от его семени родилась моя дочь Лала. И после этого хлеба не родились. Он повинен во всем! А я жертва, невинная жертва этого злодейства!
Зал ахнул, послышались сначала шептания, потом уверенные разговоры, гул нарастал. Бургомистр вскочил с дивана и закричал, пытаясь заглушить толпу:
— Это неправда! Добрые лю… — задыхался рыжий гном.
Епископ кивнул Цесу. Рыцарь встал, уверенно подошел к сеньору Рамису, туго сжал большой кулак в латной перчатки и зарядил прямой удар в челюсть. Гном свалился без чувств. Цес сел на корточки, взял валявшегося сеньора Рамиса за воротник и оттащил к епископу.
Тал и Идай подбежали к кричавшим жене и дочери бургомистра, повалили их на пол и начали вязать руки приготовленными веревками, вставлять в рты грязные тряпки и туго перевязывать вокруг головы. Девочка в зеленом платье билась в истерике, лента выпала с золотых волос, волосы растрепались. Жена почти не сопротивлялась. Кроличья шапка упала с головы, и теперь любопытные зеваки пытались рассмотреть красивое лицо, которое никто раньше не видел.
— Вот что делается, люди добрые. Тише, тише, вы на суде, а не на базаре! — закричал епископ, — или кто-то хочет сам пойти на виселицу вместо зверя?
Неф затих. Только легкие шепотки слышались тут и там, создавая напряженность в воздухе собора.
— Истину говорю вам, на то он и суд божий, чтобы судить! Ведьма призналась! И в благодарность за то, что она указала на зверя, я дарю ей жизнь. Отныне приговариваю ее к вечному заключению на воде и хлебе в Доме ведьм, пока не заберет ее черную душу сам Дьявол к себе в преисподнюю! Но что же сделаем со зверем, который наслал на нас тяготы и мучения, лишил нас пропитания?
Наступила тишина. И тут из зала послышались сначала робкие, затем уверенные возгласы:
— Убить! Казнить! Сжечь! Повесить! Утопить!
Через минуту зал гудел! Люди хотели возмездия. Сеньор Рамис валялся у ног епископа без сознания. Сильный Цес сделал свое дело. Гофрид щедро заплатил за это и заплатит вскорости еще больше.
— Приговариваю сеньора Рамиса, дочь его Тамару и жену Изольду к повешенью! Цес, исполняй приговор! Идай, останься. Тал, помоги Цесу!
Рыцарь в позолоченных доспехах поклонился, взял за шиворот сеньора Рамиса, по пути схватил под мышки его дочь Тамару, у который были связаны руки, и пошел на выход. Тал поднял жену сеньора Изольду, которая была ни жива ни мертва, ударил ее в живот коротким ударом правой рукой, подсел, положил на правое плечо и пошел вслед за Цесом.
Две дюжины стражников, которые подчинялись епископу, у выхода распихивали толпу, создавая коридор к плахе.
На плахе стоял высокий толстый палач в черных штанах и черном камзоле, подпоясанный желтым поясом. На спине висел короткий черный плащ с красной каймой, на голове красовался черный шлем.
Цес подошел к ступеням деревянного наскоро сбитого эшафота. На помосте стояла виселица, с поперечного бревна которой свисали две веревки.
— Сегодня у тебя три приговоренных, — гаркнул Цес, забираясь по ступеням и таща за собой тело сеньора Рамиса, — принимай.
Цес отпустил ворот камзола сеньора Рамиса. Поставил на ноги девочку Тамару с распущенными золотыми волосами. Она было дернулась, чтобы убежать, но рыцарь схватил ее за плечо и сильно сжал, а когда девочка попыталась вырваться, ударил ей правой ладонью по щеке. Тамара повисла на руке рыцаря без сознания.
На эшафот поднялся запыхавшийся Тал. Он притащил на плече жену Изольду. И с криком «Ух!» скинул ее на пол эшафота. Женщина упала спиной и вскрикнула, Тал наступил ей на грудь и с силой нажал носком:
— Молчи, тварь!
Толпа стекалась на площадь, окружала эшафот. Люди шептались:
— Сеньор Рамис зверь! Его сейчас казнят! Это он Дьявол, он! Из-за него хлеба не родятся! Божий суд свершился!
Судья развел руки в стороны и сказал:
— У меня только две веревки! Предупреждать же надо!
— Исполняй поживей, не разговаривать! Моя работа принести подсудимых. Твоя— их казнить. Это сыны Дьявола. Их черная кровь не должна пролиться у святого собора! — крикнул Цес.
Палач ахнул: тяжелая у него сегодня будет работенка. Но дело надо делать. Он взял за шкирку бездыханного сеньора Рамиса, подтащил к петле, накинул ему на шею и затянул. Затем схватил свободный конец веревки и начал тянуть. Когда ноги бургомистра оказались подняты над землей, палач привязал веревку к железному крюку, закрепленному в полу эшафота. Сеньор Рамис не издал ни звука, даже ноги не шелохнулись.
— Хорошо его припечатали, — тихо сказал палач, обращаясь к Цесу, — меня только заботит, что висельников три, а веревки две! Ну нельзя так делать! Предупреждать надо!
Палач сделал два шага к Изольде, кивнул Талу, он убрал ногу с груди женщины. Изольда поднялась и с содроганием посмотрела на висящего мужа.
— Теперь твоя очередь, сеньора! И очередь твоей дочурки, — крикнул палач.
Схватил за ворот Изольду, взял за руку лежащую без сознания девочку Тамару и подтащил их к свободной веревке виселицы. Затем ослабил узел, вытащил достаточное количество веревки и накинул петлю на шеи Тамары и Изольды, с силой затянул, затем взял сводный конец веревки и начал, ухая, поднимать мать и дочь.
Тамара висела на груди матери без сознания. Сеньора Изольда выла, пока петля не сдавила ей шею. Мать и дочь висели на потеху толпы на одной петле.
Палач закрепил конец веревки к крюку в полу и довольный сказал:
— Божье дело сделал! Служение Богу трудное! Широки врата, ведущие в погибель! И многие идут ими. И узки врата в рай, и немногие проходят в них. Слава Господу нашему Иисусу Христу!
Толпа гудела. На довольных лицах людей играла пряная истома. Епископ Гофрид наблюдал за казнью со ступеней собора.
Идай повел Василису через другой выход.
— Лала, девочка! Где моя дочь! — кричала в исступлении Василиса.
— Не ори, дура. Позаботятся о твой оборванке, епископ позаботится! Подумай лучше о себе! Молись, может Бог и простит тебя. А я прослежу за тобой! Теперь ты в моей власти, Василиса!