5
После слэма
Дело было зимой. До нового года оставалась пара недель, и мы выступали в клубе ДК «Москва»: я вёл поэтический слэм и читал стихи. Работал бар и мне нравилось ходить по сцене с бутылкой пива, нести всякую хуйню в микрофон, учить жизни участников и гостей. В какой-то момент я совсем разошёлся, снял терракотовый свитер «Спрингфилд», подарок друга, и кинул его в зал.
Ох, и повидал же, наверное, этот свитер. Когда-то друг читал в нём свой реп про список желаемых подарков на день рождения, в котором была кодировка от алкоголя на год. А теперь «Спрингфилд» оказался в руках у чернявенькой девушки еврейской наружности.
В перерыве мы познакомились. Девушка представилась Соней. Я начал во слов: «Шалом, милая барышня». Я был пьян ровно в той степени, чтобы слова лились сами собой, не давая собеседнице сосредоточиться. Говорил о том, что бог определил единственную цель существования гоев — прислуживать народу Израиля, то есть, вам, евреям, облегчая, тем самым, ваше служение богу. Поэтому, как порядочный гой я согласен ей служить и готов начать прямо сейчас…
Она снимала квартиру в районе, который назывался «соцгородок». Странное место: дома двухэтажные, старые, с деревянными перекрытиями, построенные ещё в 1930 годы по единому плану жилых массивов. Как будто отдельное измерение, параллельный мир внутри города, и всё в этом мире подчинялось своим правилам и законам. Эти дома стояли, трескались стенами, скрипели прогнившими лестницами, шумели старыми водопроводами, свистели и пердели, короче — жили своей жизнью внутри большого города.
После трагического расставания с бывшей у меня не было женщины около полугода. Мы начали сосаться, как только переступили порог в прихожей. Кружилась голова, а яйца сводило так, что мне было плевать на отсутствие презервативов. Я страстно желал засадить ей и кончить любой ценой, но одновременно с этим мне хотелось растянуть прелюдию на годы, наслаждаться как можно дольше каждым квадратным сантиметром женской плоти. Я хотел противоположных вещей.
Мы начали, а я всё ещё был пьян. Будто завертелся калейдоскоп из мутного и грязного бутылочного стекла: я сверху, она сверху, она стоит раком, она лежит на животе. Я пообещал, что не буду в неё кончать. Когда показалось, что вот-вот — вытащил и направил член Соне в зад. Она насторожилась, как испуганная лань, напряглась, но приняла меня внутрь. Мне во что бы то ни стало хотелось кончить.
Я набрал максимальный темп, но ничего не получалось. Чего я только себе уже не представлял. «Ты жаришь еврейку в жопу, парень, ты понимаешь масштаб?» — мысленно говорил я сам себе. Меня обуяла агрессия, какая-то инстинктивная, первобытная. Со всей злобой я буквально заколачивал свой член в её тугой анус. «Хуй вам, а не мировое господство!» — стучало у меня в голове.
Соня начала постанывать, а потом ныть: «Давай по-нормальному, ну, пожалуйста, давай по-нормальному?». Это нытье раздражало ещё больше. Но кончить я не мог. Через минуту пришлось перевернуть её и войти «по-нормальному».
Всё хлюпало и чавкало. На дворе канун нового года, мороз под минус тридцать, а здесь в отдельно взятой вагине — весна. Оргазм накрыл меня через несколько секунд. Распустились и взорвались яркие весенние цветы. Я ничего не мог сделать. Это были обстоятельства непреодолимой силы. Я повалился на бок, а Соня, вся растрёпанная, села на кровати, подтянула ноги к подбородку, обняла их и, наклонив голову, спросила:
— Ну, ты чего?
— Да не знаю, не смог остановиться.
— Ну, может и ладно. От тебя вообще беременели?
— Не знаю. Да.
— Тогда надо таблетку выпить.
— У тебя есть?
— Нет.
— А знаешь, какую надо?
— Нет. Знаю, что такие есть, названия не знаю, — она облизала губы.
Я позвонил товарищу, уточнил, что таблетки называются вроде бы «Постинор». Он как-то «угощал» свою бывшую девушку этим препаратом после разорвавшегося в ней от его напора гандона. Я встал, пошёл в ванную, попить, вымыть член, и поссать. В ванной на батарее сушилось нижнее бельё хозяйки квартиры. Пока я стоял и ссал, я зачем-то снял с сушилки белые трусики и прижал их к своему лицу. Они вкусно пахли лавандой. «Лаванда. Белая лаванда», — запела у меня в голове София Ротару.
Белые трусы — это классика, которая никогда не потеряет актуальности. Я считаю, что белый — это лучший цвет для женского белья. Встать может даже на краешек белых трусов. Но у вас никогда не встанет, покажи вам кусочек коричневых, ведь так?
Белые трусы — это и вечность, и свежесть, и лёгкость, и стиль одновременно. Белые трусы — это всегда чистота и невинность. Даже, если в гавань, которую они скрывают, заходило много кораблей. Даже, если это не гавань, блядь, а грузовой порт. Чёрное бельё, конечно, тоже ничего. А вот женщины в красных трусах меня дико пугают.
Пока я теребил в руках шёлковую ткань, у меня снова встал. Я вымыл член, повесил на него Сонины трусики и, всё больше возбуждаясь от доступности женского тела, пошёл обратно. Сони в комнате не было. Она сидела полуголая на кухне и ела жареную картошку. Прямо со сковородки. Картошки было крайне мало. Меня это растрогало. Как зверёныш, подумал я. Соня повернулась ко мне:
— Ты же тоже голодный? А у меня ничего другого нет.
— Доедай спокойно, у меня голод другого рода.
Соня захихикала, но, тут же снова напустила серьёзный вид.
— Ты узнал про таблетку?
— Вспомнил. «Постинор» называется. Но он вредный для здоровья.
— Что же тогда делать? Ну, я могу и не пить.
— Нет, ну это тебя решать.
— Это нам вместе решать, — её голос стал строгим.
— Соня… Это решать тебе.
— А если родится ребёнок, как его назовём?
Раздался лёгкий шелест. Это упал мой хуй, а с него — шёлковые Сонины трусы. Девушка легко соскочила со своего места, запахнула халат, подбежала ко мне, поцеловала и подняла с пола свои трусики.
— Хочешь, я их надену?
— Лучше остаться пока без них.
Мы начали целоваться и прошли в спальню. Я посадил её к себе на колени, сжал руками ягодицы и развёл их в стороны.
— Только не в попу. Не сейчас. «Мне ещё немного больно», —сказала Соня. — Сосать тоже не буду, я только что поела.
От этих слов хуй снова упал, и я просто прилёг рядом.
— Ты же всё равно в меня уже кончил, давай ещё раз, — шепнула Соня.
— Давай я лучше тогда схожу в аптеку.
— Ну, давай.
Пошарив по карманам, я понял, что денег у меня нет.
— У меня на аренду квартиры отложено. Только я не знаю, сколько стоят таблетки.
— Я тоже не знаю, давай рублей пятьсот, наверное, сдачу принесу.
— Ты тогда и презервативы возьми.
Шёл первый час ночи. Двухэтажки в соцгородке похожи один на другой как замерзшие на снегу плевки. Домофона в доме не было. Подъездная дверь закрывалась на обычный замок, который перемёрз на холоде и не работал.закрывался. Спускаясь со второго этажа, я пытался запомнить какие-то приметы, по которым можно узнать подъезд — на первом этаже под лестницей стояла старая чугунная ванна. «То, что надо», — подумал я. Не ошибусь точно, не в каждом подъезде ванна стоит.
Аптеку я нашёл не сразу, а когда нашёл, купил то, что надо и вернулся в соцгородок, понял, что забыл и подъезд, и номер дома. Я просто запутался. Дома были совершенно одинаковые. Темно, ночь, мороз и вонь смога. Телефон, как назло, сел, но даже если бы он включился, это бы не помогло. Мы с Соней не успели обменяться номерами.
Тогда я принял решение искать нужный подъезд наугад. Почти на каждом подъезде были такие же обычные замки, которые не закрывались из-за холода. Я вспомнил про ванну и начал поиски.
В одном из подъездов под лестницей стоял унитаз. Другом — детский велосипед, в третьем — старый холодильник. Мне пришлось вернуться на центральный проспект, чтобы восстановить по памяти наш маршрут. Проделав путь заново, я нашёл заветную ванну и вернулся в душное и влажное тепло Сониной квартиры.
Пока я гулял Соня приняла душ и включила музыку. Я отдал девушке «постинор» и сдачу, она прочитала инструкцию, приняла таблетку, и мы снова легли в кровать.
Я думал снова заняться сексом, но Соня решила, что наступило время для постельных бесед и начала рассказывать о себе.
Поток информации очень быстро слился в белый шум, и я начал ощущать себя героем психоделического сериала. А Соня всё говорила и говорила без умолку. Про своего бывшего московского режиссёра-любовника, про попытку суицида из-за несчастной любви, про поездку в Италию, про подруг и про родственников, про умершую бабушку, про кота, про театр и кино. Про мультфильмы, которые любит смотреть.
Я окончательно запутался в информации, а от её историй мне становилось тревожнее с каждой минутой. И тревога эта делала меня самым одиноким человеком в мире, несмотря на женское тело рядом. «Просто похмелье, — говорил я себе, — обычное похмелье. Центральная нервная система разогналась, а теперь угнетена. Нужны положительные эмоции и выплеск порции эндорфина».
Я потрепал Соню за грудь, она не замолкала, но мне было всё равно. В этот раз получилось немного быстрее, но жёстче. У меня была навязчивая идея — кончить ей в жопу. Поэтому, несмотря на короткое сопротивление, мой член снова оказался у неё в заднице.
Я зажал ей ладонью рот, чтобы не слышать нытья и начал работать. Поначалу аккуратно, неглубоко, погружая в её анус только головку. Потом не выдержал и стал засаживать до упора, но мне всё время казалось, что полностью войти не получается.
Я перевернул её на спину, задрал ноги и снова засадил в жопу. Теперь получилось. Я вытаскивал член целиком и снова вгонял до самых яиц. В какой-то момент я резко замер, наклонился к её груди и укусил её за сосок. Соня застонала, я посмотрел на неё и заметил размазанные по лицу слёзы.
«Кончи уже, пожалуйста», — сказала она. Я ответил, что, если она этого хочет, пусть сядет сверху сама и доведёт меня до оргазма. Соня, судя по всему, не была особо опытна в таких делах, она забралась на меня, повернулась спиной, направила мой член себе в попу и слегка присела.
Однако двигалась она по короткой амплитуде, скорее раскачивалась. Так бы я вообще никогда не кончил. Я решил ей помочь, подхватил за ягодицы и приподнял, чтобы дать ей понять — как надо, но вместо этого мой член выскочил из её задницы и уперся в истекающую выделениями вагину. Соня прижалась, и начала быстро двигаться. Через минуту я кончил. Мы лежали молча ещё минут пять.
— Всё равно я под «постинором», — устало шепнула Соня. — А ты ярый противник презервативов?
— Просто забыл купить. Держал в голове только таблетки, — ответил я.
— Почему тебе так нравится трахать мою попу?
— Я считаю, что ни одна дырка не должна быть без внимания.
— У меня это всё в первый раз, очень непривычно.
— Кому-то нравится.
Соня встала, набросила халат и подошла к окну.
— Когда мы поженимся, я не буду позволять тебе делать это каждый день.
— Ты думаешь, что мы поженимся?
— Чувствую, что мы встретились не просто так. Что это мне компенсация за порезанные вены, что это всё надолго. Хочешь, я тебе расскажу, как получилось, что я осталась жить в Москве на несколько месяцев?
Я не успел ответить, как началась новая история — она несла информации для меня не больше, чем гул трансформаторной будки на улице. За этой историей, вероятно, были другие, я находился на грани сна и яви, в каком-то оцепенении, из которого меня периодически вырывал Сонин трёп. Ей было совершенно не было знакомо слово «эмпатия». Сил сказать что-то, остановить этот поток или просто ответить ей у меня не осталось. Да и обратная связь от слушателя ей была совершенно не нужна.
— Когда мы поженимся, нужно образ жизни сменить на более спокойный, чтобы никаких шумных компаний, — донеслось до меня.
Я испытал такое острое одиночество, переходящее в панику, что вскочил и стал натягивать джинсы.
— Ты куда?
— За презервативами.
— Уже утро скоро.
— «Постинор» тоже каждый раз пить нельзя.
— Ну ладно.
На улице было очень темно и холодно. Я прикинул что на дорогу до дома уйдёт примерно час и ускорил шаг.
Это сообщение отредактировал Oldloki - 28.04.2025 - 11:14
yaplakal.com