Черное с белым не берите. Продолжение

Начало вот здесь

Черное с белым не берите…
Часть IV
НАЧАЛО ПОНИМАНИЯ
Интермедия.

– Почему из двух подружек ты выбрал именно Марину? Нелька же ярче и куда интереснее. И манипулировать ей куда проще, – спросил Дьявол у Бога в момент, когда звезды сошлись так, что им обоим было снова решительно нечем заняться.
– Вот именно, что проще. Нелька прозрачна вся насквозь и столь же предсказуема. Ровно через три желания она бы уже заметила, что ее соседка по комнате получает в два раза больше, и начала бы завидовать, а затем мелко- и крупно- пакостить, даже во вред себе. Очень скоро она бы уже не о пользе для себя думала, а о том, как бы подставить подружку, и оказалась бы у разбитого корыта. Разве не так?

– Ну вообще-то конечно, – неохотно согласился Дьявол. – Надеешься, что с Мариной будет иначе?
– Посмотрим, – уклонился от прямого ответа Бог.
– Это потому, что она искренне считает свою подружку более удачливой и ни о чем не догадывается. А вот когда догадается…
– Предлагаешь послать ей вещий сон?
– А что, они у тебя в дефиците?
– Мы собирались не вмешиваться. Припоминаешь?

10.
Маринины радости

О том, что стоит ей чего-то пожелать и этому желанию сбыться, как у Нельки появляется то же самое, но в два раза больше или лучше, на месте Марины не догадался бы только самый наивный и ненаблюдательный человек. Марина была наблюдательна, да и закономерности в голове выстраивать умела, поэтому, конечно же, она заметила это сразу же по возвращении с зимних каникул в ставшее родным общежитие. Но Марина не придала бросавшимся в глаза данным фактам ровно никакого значения. По ее мнению, все девчонки на свете хотели примерно одного и того же, просто кому-то везло больше, да и настырнее этот кто-то бывал в поисках.

Нелька была пробивной, очень пробивной, и естественно, лучшие куски всегда и во все времена должны были доставались таким, как она – таково было мнение Марины. Ведь все на свете достигается только трудом! – сама Марина быть пробивной не умела, вот и «пасла задних» по выражению все той же Нельки.
К тому же этот последний год ее учебы в педвузе оказался для нее исключительно насыщенным и интересным. Во-первых, знакомство с Глафирой Львовной продолжилось к их обоюдному удовольствию, то есть Марина раз в две недели приходила к старой даме прибираться, и теперь эти приборки вовсе не отнимали у нее столько сил, сколько самая первая – квартира очень быстро приобрела приличный вид, и надо было только поддерживать чистоту, что было уже не утомительно.

Во-вторых, Кирилл из летного училища ей действительно перезвонил, назначил свидание и они встречались до самых летних каникул, пока парень не уехал к своим папе с мамой куда-то в Орловскую область. Возвратиться ему предстояло уже только следующей осенью, когда Марина должна была отбыть к своему первому месту постоянной работы, и они попрощались – тепло, но без взаимных обязательств. Им было хорошо вместе, и они даже целовались, но ничего более серьезного между ними не было, так как оба понимали: шансов на общее будущее у них как у пары не могло быть.

Их разделял даже не возраст, а то, что жизненные планы их резко не совпадали: Кирилл бредил самолетами, и ради этого был готов на любые жертвы, оставляя любовные приключения где-то на периферии своих интересов. Марине же хотелось, чтобы ее избранник любил ее, а не какие-то бездушные железяки с крылышками. Это, кстати, не мешало им отлично проводить время, обсуждая все от театральных премьер до падающих звезд. Один раз Марине удалось успеть даже загадать желание, и Кирилл немедленно бросился его выполнять – впрочем, ничего особенного она не загадывала, они просто дурачились.

Самым же важным было в тот год для нее распределение. Ей предложили два места – на выбор, одно поближе к той деревне, откуда она приехала в город N, а другое – в противоположной стороне. Марина выбрала дальний вариант, потому что твердо решила не просто не возвращаться к своим родным, но порвать с ними навечно.
Она даже после окончания института туда не поехала, решив подыскать какую-нибудь подработку в городе, чтобы купить приличную одежду для будущей службы на ниве просвещения. Приличную – это обозначало строгий костюм, пару-тройку блузок к нему, осенний плащ и сапожки. Кроме туфель и разной мелочи вроде белья и домашней одежды – это можно было и на барахолке взять в отсеках для малоимущих. Впрочем, туфли тоже необходимо было подобрать приличные, и даже целых две пары: в одной, чтобы дойти от предполагаемой квартирки до предполагаемой школы, а вторую – чтобы переобуваться и входить в класс в виде, не доступном для насмешек со стороны учеников. На все это требовались деньги, и немалые. Жилье обязана была предоставить школа согласно контракту.

Но до этого жилья с постоянным местом работы еще требовалось как-то дотянуть, а потом туда еще и доехать, между прочим. То есть два месяца лета терять никак было нельзя, однозначно.
– Оставайся у меня, – предложила Глафира Львовна. – Одной мне скучно, а к тебе я привыкла. Ты станешь помогать мне по хозяйству, и сэкономишь на квартплате, я тоже сэкономлю целых 4 тысячи.
Марина засмеялась:
– Я и готовить могу.
– Нет, готовить я сама люблю. Продукты будем покупать вскладчину. За тобой останется мытье тарелок и кастрюль.

Ох, намылась Марина тех кастрюль за последующих два летних месяца на всю свою дальнейшую биографию, наверное! Ведь устроиться ей удалось только в кафе посудомойкой, зато совсем близко от дома и по графику «через сутки». Кафе открывалось в 11 утра и заканчивало работу в 11 вечера, и посетителей обычно бывало столько, что приходилось иногда стоять возле лоханки с водой не разгибая спины по три часа кряду. Но Марина не унывала – по договоренности хозяин платил ей раз в неделю, по субботам – он был знакомым Глафиры Львовны, ни разу не обманул и не пытался заставлять работать сверхурочно. Марина согласилась бы, конечно, но стоило ей о том заикнуться дома, как ее квартирная хозяйка зашипела на нее как сердитая кошка и сквозь зубы процедила:

– Жизнь у человека только одна, и должно в ней иметься то, что потом будешь вспоминать в старости. Иди-ка прогуляйся, подыши свежим воздухом… Вон погода стоит какая – самое то. И хлеба прихвати на обратной дороге…
Марина решила послушаться разумного совета, накинула на плечи легкий шелковый шарфик, призванный не только защищать от ветра, если таковой вдруг случиться, но и украшать, то есть придавать ее лицу некую загадочность (шарфик подарил ей Кирилл, и Марина носила его в память о нем) и вышла. Делать ей в тот вечер было абсолютно нечего, и она решила добраться, наконец, до того перехода, где, по уверению Нельки, часто играл ее знакомый музыкант Семен-казак.

Действительно, уже на подходе к переходу до ушей Марины донеслись гитарные аккорды. В самом начале ступенек, уходящих вниз, она увидела скрючившуюся фигурку совсем юной девушки, почти девочки, с ребенком на руках. В руках у Марины был только что купленный ею пирожок с яблоками. Заметив голодный взгляд, кинутый на этот пирожок юной девочкой-мамой, Марина подошла к ней и мягко спросила:
– Если я куплю вам такой же, вы есть будете?
Девочка кивнула.
Киоск для продажи выпечки стоял практически тут же, в нескольких шагах. Купив пару хлебобулочных изделий с разной начинкой и попросив их разогреть, Марина прихватила еще бутылку кефира, батон и, возвратясь к девочке с ребенком, протянула ей пакет.

– Вот, покушайте, – сказала она и быстренько пошла вниз, чтобы не выслушивать слова благодарности – ей всегда почему-то становилось от такого неловко.
Музыкант внизу, между тем, уже затянул песню.
«Девчонка пьяная,
пустой стакан,
девчонка пьяная
Идет в капкан.
Девчонка пьяная –
И боль в груди…
Не пей, девчоночка, себя не жги!»

Песня была пронзительной, и голос уличного музыканта прорывался сквозь аккорды его гитары, сочетаясь с ними каким-то удивительным «серебряным» тембром.
«Но ничего не поделаешь,
Жизнь не такая штука.
Кто же тебя пожалеет,
Кто подаст тебе руку?
Снова нальют – ты выпьешь,
И мелькнет боль в глазах.
Жаль только, что не увидят
Этой боли друзья.»

Подойдя ближе, Марина замерла рядом, прослушав песню до конца, и положив в тарелку, стоявшую в раскрытом кофре для хранения гитары, какую-то мелочь, приготовилась идти дальше, но замерла, потому что гитара вдруг разразилась россыпью необыкновенно красивых переборов, которые хотелось слушать и слушать. Нелька была права – этот длинноволосый Семен был действительно виртуозом!
Между тем остановилась послушать не она одна – некоторые прохожие также замирали на пару минут перед тем как идти дальше. И монетки летели в кофр, иногда сопровождаемые даже бумажными купюрами – правда, небольшого достоинства, но все же. Кстати, Марина заметила, что под кофром был заботливо подстелен кусок пленки, чтобы его не запачкать, а рядом, по другую сторону, на подстилке из гофрокартона, возлежал черный песик с острыми выразительными ушами, которые явно внимали происходившему вокруг.

– А почему у тебя такой псевдоним: «Семен-казак»? – спросила Марина внезапно, когда наступила пауза, то есть замер последний аккорд импровизации, и музыкант остановился, чтобы собрать бумажные купюры и часть накопившейся мелочи. Это был мгновенный порыв, словно ответ на некий вопрос, прозвучавший в только что умолкнувших звуках.
Музыкант повернул к ней свое худощавое, обросшее легкой щетиной лицо и ответил – также вопросом.
– А мы знакомы? Я тебя не встречал ни в одной тусовке.
– Я по тусовкам не хожу, – сказала Марина строго. – Вы играли у нас на Новый год. С какой-то рок-группой.

– С какой то!?? Вот бы Янек расстроился! Да их группа гремела когда-то на весь регион. «Мы из глубинки» – это была марка!
– Вы так стары? – подняла брови Марина: музыканту было от силы лет 30.
– Ну, я их не знал, конечно тогда. Но мой фатер под них балдел конкретно – извиняюсь за выражения, но это его слова.
– Он действительно из казаков?
– Кто? Мой предок? В общем-то да, наверное.
– Как, вы не знаете?
– Просто не интересовался. У нас дома висит на стене фуражка с околышем, и пара фото в альбоме времен первой мировой. Но ни отец, ни мать, ни дед, пока был жив, никогда мне ничего такого не рассказывали, чем можно было бы гордиться или вообще похвастать… Интересно, а почему я тебе все это рассказываю?

– Не знаю, наверное потому, что я спросила, – отвечала Марина, засмеявшись. – Мне просто любопытно, отчего ты с таким талантом играешь и поешь здесь, а не со сцены в какой-нибудь филармонии. Ты самодельщик, да?
– Не-а, я заканчивал музыкальную школу по классу гитары.
– Тогда почему «казак»?
– Потому что самая моя первая написанная мной песня, которую я вынес на публику, начиналась так:
«Скоро в поле маков цвет зацветет,
А Семен-казак на войну идет.
Будет девушка его дома ждать,
Но его судьба – жизнь в бою отдать.»

– Сыграй! – требовательно попросила .Марина эдаким «учительским» голосом.
«Милого с войны девке не встречать,
Не обнять его, к сердцу не прижать.
Он женой ее уж не назовет,
И не с ним она деток заведет.» –

Затянул музыкант песню, напоминавшую старинные казацкие из репертуара известных хоров.
– Неужели сам сочинил? – изумленно произнесла Марина, когда стихла последняя нота.
– Ну да, кто же еще! Оттуда и пошло, «Семен» да «Семен». Все уже и позабыли, наверное, что по жизни я Сергей.

– А почему ты не выложишь свои песни в Интернет?
– А как? Что выкладывать-то? Нужна специальная аппаратура для записи и собственная студия, потому как профессионалы сдирают бешеные деньги за услуги.
Марина изумленно на него уставилась.
– Ну ты и дремучий! – наконец произнесла она. – какая аппаратура? Какие бешеные деньги? У тебя что, даже ноутбука нет?
– Есть, конечно, но чем это поможет?
– Значит, ты снимаешь квартиру, и у тебя нет никого из знакомых, где бы можно было поместить стойку с микрофоном, хотя бы самый примитивный фотик на штативе и просто записать самого себя на камеру, а затем запустить это на You-tube?
– Качество не то.

– Качество? – всплеснула Марина руками. – Ты хоть видел, что выкладывает народ в Интернет? Какую фигню, и сотни тысяч просмотров, и никому никакое качество вовсе не нужно! Зато их пение попадает в эфир, и люди знают их имена. А у тебя собственные песни – целая куча, наверное, и ты стесняешься?
– Ты в этом деле ничего не понимаешь, – насупился Семен. – Пусть кто-то другой лепит халтуру, а я не хочу. Я себя уважаю. И квартира у меня есть, кстати. Здесь, в городе. Местный я.

– Ну так зачем же дело встало? – снова всплеснула руками Марина. – Оборудуй студию – тысяч в 50 вполне уложишься. Правда, компьютер лучше стационарный, с хорошей звуковой платой – можно, кстати, купить отдельно и вставить дополнительно в соответствующее гнездо. Далее приобретаешь качественный микрофон…
– У меня есть, – оборвал ее поучения Семен.
– Тогда за чем же дело встало?
– Не умею я записывать.
– Ну так научись! Это же очень просто – я и то пару раз делала.
– Смеешься?
– С чего вдруг? У меня соседка по комнате специалист по информатике по диплому, она мне много чего показала.

Семен посмотрел на нее изучающе. С одной стороны, потом с другой…
– Вспомнил! – воскликнул он. – Ты та подруга Нинель, которая забойно ломает рок-ен-ролл.
– Шейк, – поправила Марина, вздернув нос.
– А разница? Сейчас ни то, ни другое давно не танцуют. Но та прическа тебе конкретно шла. И фигурка у тебя просто шик.
– До свиданья! – ехидно ответствовала Марина, и развернувшись, оперативно покинула опасный для ее жизненных планов пятачок пространства, продолжив свой прерванный путь на другую сторону проспекта.
Она хотела пройтись по центральным магазинам, куда иногда заглядывала чисто как в музеи, на экскурсию, и когда через пару часов снова прошлась по тому переходу, музыканта по имени Семен там уже не было.

В течение следующей пары недель Марина очень часто бывала в том проходе, но ни Семена, ни черного песика с забавными ушами-антеннами за все то время не встретила. Зато девчушка с ребенком больше не жалась к стенке перехода, а сидела на ящике внутри. Ребенок, кстати, был настоящим – Марина однажды видела, как юная мать его кормила. Каждый раз она покупала для несчастной пару пирожков, батон и кефир – денег не давала, потому что слышала, будто деньги забирает у нищих особая нищенская мафия. Но еда было другое дело – пирожки и кефир юная мать сразу же жадно поглощала, бедняжка явно была очень голодна.
Последний раз Марина заметила возле нее каких-то кавказцев, которые при приближении Марины дружно повернули головы в ее сторону, и на лицах у них читалось четкое любопытство. А потом девочка с ребенком из перехода исчезли, зато появился Семен, и не успела Марина с ним поравняться, как он ее окликнул.

– Привет! – сказал он. – Ты обещала мне помочь, вроде бы.
– Я? Когда это? – изумилась Марина.
– А вот тогда, с записями. Я купил все, что ты посоветовала, и даже больше. Но мне нужен человек, который способен толково объяснить, что чего и как. Двинули ко мне!
– Но я в музыке не разбираюсь, – возразила Марина, сбитая с толку открывшейся перспективой поехать прямой наводкой с представителем богемы к нему на квартиру. Для нее это выглядело примерно также, как если бы местный тигр из зоопарка пригласил ее к себе в вольер.
– Да ты не подумай ничего плохого, – правильно истолковал выражение ее лица музыкант Семен. – Мне действительно нужен ассистент. Ну, камеру направить, кадр взять, резкость навести. И с выходом в Интернет у меня проблемы.

– Что, у тебя среди своих нет никого из тех, кого можно попросить?
– Если бы был, то давно бы предложил сделать то, что сразу же высказала мне ты. Ты плохо знаешь нашу среду. Там либо группа, либо каждый за себя. Ценные советы существуют только для своих и себя, любимых. В общем, никто не станет выдвигать перед собой другого и помогать ему вылезти наверх.
Марина иронически усмехнулась:
– По телевизору показывают другое.
– Угу. Дружба, и все такое. А на деле, богема – это клубок улыбающихся друг другу змей.
Марина представила себе пяток улыбающихся друг другу кобр с раздутыми капюшонами и фыркнула.
– Ну не знаю…– протянула она с сомнением.
– Значит, все это были только пустые слова, – буркнул Семен мрачно. – Ладно, шуруй своей дорогой и больше у меня перед носом не маячь. Зря я только в расход вошел. На 70 тысяч себя нагрел, и спрашивается: ради чего?

В голосе музыканта звучала такая безнадега, что Марине немедленно стало его жалко. К тому же человек, можно сказать, пострадал по ее вине.
– Вовсе не пустые, – произнесла она строго. – Я просто не хочу нарваться на разные глупости, и потом прыгать с балкона, роняя туфли.
– А приходилось? – с интересом скривился Семен, демонстрируя любопытство.
– Пока еще нет, но наслышана о разных случаях.
– Ничего такого не будет, – сказал Семен твердо, чуток подумав. – Даже если мне покажется, будто ты меня провоцируешь. У нас будет чисто деловое сотрудничество. В этот раз ты выручишь меня, а потом как-нибудь и я что-нибудь для тебя сделаю.

– Например? – с интересом спросила Марина.
– Ну, введу тебя в наш круг. – У меня знаешь, какие знакомства!
– Вот спасибо, век мечтала! Да зачем вы мне сдались? В звезды я не рвусь… Ты бы лучше Нельку попросил, вот она бы в полном восторге была.
– У тебя есть ее телефон?
– Нет, – пожала плечами Марина. – До сих пор он был мне без надобности. Мы никогда не были особо близки, просто жили в одной комнате.
– Вот и у меня нет. Так что придется тебе мне ее заменить.
– Только без глупостей.
– Я же сказал. Можем договор письменный составить, если не веришь. Вот, Люк свидетель!

Только тут Марина, наконец, заметила возле черного кофра прижимавшееся к нему уже знакомое ей черное лохматое туловище с черной же мордочкой, вытянувшейся на угольно-черных лапах. День был солнечным, и тень, в которой лежал пес, его почти скрывала. Услышав свое имя, пес немедленно поднял голову и важно ей кивнул, словно подтверждая слова хозяина.
– Ничего себе, дрессировка! – изумилась Марина.
– Это не дрессировка, – возразил Семен. – Люк просто считывает настроение людей, и если чует злобу или коварство – подает знак. Мне кажется, он вообще все понимает. Видишь, он на тебя не рычит? Это обозначает, что тебе можно доверять. Ну так как, поехали?

Последний месяц того лета промелькнуло для Марины совершенно незаметно. Она была занята на полную катушку. Она действительно сумела помочь Семену в установке необходимых программ, какие посчитала лучшими из существовавших на тот момент, и показала, как ими нужно пользоваться хотя бы в минимальных пределах.
Кроме того, они записали «вживую», то есть на видеокамеру, шесть видео с исполнением им шести самых-самых, показавшихся ей наиболее удачными песен. Она объяснила ему, как завести страничку на You-Tube и при ее помощи он загрузил туда первое из этих видео и один mp3 файл – остальное они не успели, так как Марине было пора уезжать. И еще он в ее присутствии зарегистрировался на каком-то из сайтов с современной музыкой.

В общем, они очень сдружились, обменялись телефонами и на прощанье Семен клятвенно заверил ее, что будет держать ее в курсе всех своих успехов и затруднений. Марина пообещала делать то же самое. Хотя и точно знала, что лжет – то есть, что звонить сама она ему не станет, а если позвонит он, то о своих проблемах промолчит, изобразив, что у нее все в полном порядке.

11.
Янек и деньги

К сожалению, концерт, сыгранный группой на том новогоднем балу, долго был чуть ли не единственным. То есть им удавалось играть, но только в своем кругу на разных сборах по поводу чего-то и без повода, но это все было спонтанно, несерьезно, опять же бесплатно – в общем, просто тусовки. Они даже Семена не приглашали участвовать – смысла не было. Парень должен был зарабатывать себе на жизнь, и он имел постоянную точку, на которой ему приходилось появляться регулярно, иначе место продали бы кому-то другому. Семен это им достаточно доходчиво объяснил, чтобы они поняли – за место в переходе надо было регулярно отстегивать от выручки конкретные деньги «куратору», и лучше было не рисковать, потому что вернуться потом было бы проблематично.

Но, если честно, то отсутствие заказов и бесплатные выступления на тусовках Янека в ту зиму почти не волновали: голова его была занята совсем другим – впервые за много, много лет он потерял голову от любовной тоски. Да, он снова влюбился, и влюбился безнадежно. Влюбился в ту самую девушку из Пединститута, которая напомнила ему его Ласточку.
Даже смешно – уболтав Крокодила узнать о незнакомке все, что только было можно, Янек должен был бы успокоиться, тем более что переодевшись в свою повседневную одежду, девушка сходство с Ласточкой потеряла. Она была заметно выше, и волосы заплетала в косу, и черты лица были другими. Другим в ней было все – от походки до голоса, но Янек влип, как кур во щи.
Да что там говорить – он просто потерял рассудок. Каждый вечер он провожал ее от пединститута до общежитии, следуя на таком расстоянии, чтобы девушка его не засекла. Он ревниво следил за ее любовными свиданиями с парнем из летного училища по имени Кирилл, он страдал в тоске, он брился каждое утро и если бы была такая возможность, то продал бы душу дьяволу только за то, чтобы эта девушка ему улыбнулась.

При этом он прекрасно знал, что она из села, что бедна как церковная мышь, высокое искусство не ставит ни на грош, современную эстраду презирает и его газету не читает – впрочем, как и вообще все газеты оптом. И что учится она на историческом факультете, как и он когда-то – то есть вот откуда у нее познания в стилях и модах разных эпох и столь скрупулезная реконструкция облика «девочка 70-х».
В общем, к Ласточке она не только не имела, но и не могла иметь никакого отношения, так что следить за ней было бесполезно, как и бесполезно было бы привлечь хоть чем-нибудь для знакомства.

Да и зачем было привлекать? Какой в том был смысл? Из него, Янека, уже песок начал сыпаться, а она – такая молодая, свежая, чистая (отчего-то в чистоте ее души Янек был абсолютно уверен) – он был бы для нее хуже чем никто. Пропуском в мир, где пачками гибнут честолюбивые надежды, где рушатся судьбы в попытках подняться на пьедестал, где обещают все, но не дают ровным счетом ничего.
Он все это знал, но с упорством маньяка таскался по ее следу – мало того, он превратился в ее тень. Это было просто наваждение, не иначе. Так и прошло целых два месяца – даже не прошло, а куда-то кануло.

Ближе к весне, точнее, перед 8 марта, Стасу удалось-таки заполучить один заказ на выступление группы – была чья-то серебряная свадьба, которую справляли за городом, и юбиляры захотели живой музыки с соответствующим репертуаром. Эпоха была заказана 80-х, заказ был платным, и без нового солиста выступать было бы глупо. Михайло со Стасом проявили здравомыслие, позвонили Семену, и тот явился не ломаясь. Особенно когда узнал, что будет не только фуршет после выступления, но и кое-что посущественней. И на этот раз не только он, но даже Крокодил проявил энтузиазма в репетициях намного больше – это была конкретная работа, а работу Генка уважал в любом виде.

Впрочем, Семен оказался с характером – он снова поставил непременным условием, чтобы в концерте кроме программы, выбранной Стасом или заказчиками, нашлось место парочке песен его изготовления.
– Только не забудь нам показать, – предупредил Михайло. – Чтобы не было неожиданностей. Ну и помни, что выезд через неделю, так что к заказанным текстам отнесись с полным серьезом, чтобы не пришлось «караоке» исполнять.
И репетиции, и само выступление снова явились для Янека неким бальзамом – на целых девять дней он вышел из роли «тени отца принца Гамлета», то есть в принудительном порядке оторван от душевных терзаний по поводу потерянной навсегда молодости.

Кстати, Семен снова преподнес им всем сюрприз: в поездку тот явился не один, а со своим неизменной черным псом на поводке без намордника. То, что парень таскал его с собой на репетиции, никого не удивляло, но трястись с собакой в микроавтобусе по загородным дорогам…
– Вот, еще один сумасшедший, – пробормотал Крокодил, увидев данное мохнатое создание в полном комплекте с ушами-антеннами. – Тебе что, негде его было оставить? Или не на кого? Боишься, что он без тебя не сможет просуществовать несчастные полдня?
– Оставил бы ему воды и насыпал полную миску собачьего корма, – нахмурился Стас.

– Люк – мой талисман, – возразил Семен. – С тех пор, как я без него едва не оказался под колесами, я предпочитаю везде появляться с ним.
– А если на каком-нибудь ухабе или повороте аппаратура сдвинется и его придавит?
– А вы закрепляйте получше, так, чтобы она не сдвигалась.
Вообще-то замечание было дельным – аппаратурой рисковать в любом случае не следовало. Так что Крокодил еще разок проверил, чтобы ничего в процессе поездки не болталось и не шаталось – и вопрос был снят с повестки дня.

Выступили они снова неплохо – хотя того же куража, который был на новогоднем балу, Янек и не испытал, однако получили они за выезд достаточно, чтобы не посчитать время потраченным зря – в том числе и репетиционное. Можно было бы кое-что даже отложить, или снять угол на полгода, и даже один раз шикнуть, то есть угостить вкусной и здоровой пищей бомжескую братию.
Можно было – но Янек выбрал вариант «б», то есть закатил грандиозную попойку для обитателей своего подвала. С закусоном, естественно, ну и раздал почти все долги. Конечно, можно было вместо этого купить ноутбук, однако ноутбук пришлось бы непрерывно сторожить или таскать с собой, а к этому подвигу Янек был не готов. Ему хотелось отключиться ото всего и забыться, то есть накачаться градусами до состояния полного отруба, чтобы ни единой извилины в голове не шевелилось суток трое, что он себе и обеспечил.

На работу он позвонил сразу же, чтобы его не ждали, и выпускали газету пока без него, то есть что по техническим причинам он берет отгул на три дня. И – залег. Он действительно отсыпался, то есть открывал глаза лишь затем, чтобы подняться и, отправиться в очередной рейд в ближайший «лабаз», то есть магазинчик, где затаривался по полной программе в сопровождении Петровича, одного из своих соседей по подвалу.
Петрович вызвался ходить с ним сам, чтобы помочь донести продукты, а в последний день своей нирваны Янек вообще перестал выползать на божий свет – он просто вручал Петровичу необходимое количество рублей на покупку жратвы и отключался. Полностью очнулся он только тогда, когда заработанная на выездном мероприятии сумма растаяла бесследно.

В кошельке, правда, оставалась еще кое-какая мелочь на проезд, но ее даже на опохмел бы не хватило. В общем, Янек плеснул в стакан рассола из банки с огурцами, потер лоб и потащился в редакцию. Голова была весь день как чугунная, зато всякая там любовь его больше не донимала. И за девушкой, напоминавшей ему о прошлом, он с тех пор таскаться перестал. Он просто погрузился в безразличие, рутину. По привычке он выполнял свои должностные обязанности, по привычке ел, спал, передвигался, но радость надолго его покинула. Он теперь существовал от получки до аванса, и от аванса до получки.

Если бы трехдневные попойки могли случаться в тот Янеков жизненный период регулярно, то он бы, разумеется, окончательно спился еще до исхода лета, однако следующий концерт Стасу удалось «пробить» только на майские праздники, точнее, перед Днем победы. И снова им пришлось репетировать, снова пополнять репертуар недостающими песнями. Авральное состояние несколько взбодрило Янека, но заработанную сумму он снова предпочел полностью пропить. Теперь он точно знал, чего хотел – трехдневной нирваны, и никто в мире не смог бы его переубедить в правильности избранного способа отдыха.
На этот раз он даже не стал особо церемонии разводить – сразу после того, как первая очередь выпивки с закуской была прикончена, он вручил Петровичу стопку купюр и отправил того в рейд за новой порцией бухла и прилагающихся к бухлу продуктов, а сам просыпался, напивался и отключался. На этот раз ему даже снились какие-то сны.

Правда, сны сумбурные, странные, о давно забытом прошлом. Он снова был молод, снова была вечеринка прощания с Михайлом и Стасом, и снова его теребили, требуя, чтобы он немедленно сказал какие-то напутственные слова в камеру. И он проговорил… бывает же такое… приснится же разная чепуха… «Пусть все уезжают, если рвутся уехать. Но лично я остаюсь. Кто-то же должен остаться, чтобы хоронить мертвецов?»
Слова эти прозвучали так явственно, что Янек вздрогнул и очнулся.
«Дурь какая-то! – подумал он, мотая головой. – Не мог же я в самом деле такое ляпнуть?»

Сбрасывая с себя остатки сна, он оглядел интерьер – кругом валялись пустые бутылки, и трое его собутыльников храпели на своих подстилках каждый в своем углу. Прочем, один не храпел – Петрович сидел на ящике, опустив голову на стол, точнее, на согнутые руки, которые на том столе лежали.
Янек сунул руку во внутренний карман пиджака – там еще ощущалось какое-то количество купюр. Голова трещала и настойчиво требовала добавки.
– Эй, Петрович! – потряс соседа Янек, положив том руку на плечо. – Сгоняй-ка в ларек еще разок за опохмелом!

Он сразу почувствовал, что в перемещении тела под его ладонью присутствует что-то неправильное. Плечо у Петровича было жесткое и холодное, и голова даже не подумала оторваться от стола – так и продолжила лежать на полусогнутых руках.
– Да проснись же! – снова встряхнул Петровича Янек, и снова тот даже не шевельнулся.
– Не трожь ты его! – раздалось из-за угла. – Он уже давно так сидит!
Неизвестно зачем, но на Янека вдруг накатило желание разбудить Петровича незамедлительно. Он сжал его ноздри двумя пальцами, ожидая, что тот замычит и затрясет головой, пытаясь освободиться – но не тут-то было. И Янек с ужасом понял, что особенно странным показалось ему в спине соседа – та не вздымалась и не опускалась, как положено при дыхании, да и нос Петровича был совсем холодный.

– Э, да ты не помер ли, дружок? – произнес Янек, еще не постигнув, насколько он был близок к истине. – Послушай, не стоит нас так разыгрывать, мы ведь и всерьез можем подумать!
– Говорю тебе: не трожь человека! – снова раздалось из угла. – Ты же знаешь, что если Петровича не вовремя поднять, так он и в морду может зарядить. Хочешь неделю с фингалом по улицам блондить? По вниманию мусоров соскучился?
– Ты лучше приглядись, что с ним, – возразил Янек озабоченно. – Боюсь, как бы не довелось «скорую» вызывать…
– Вот еще морока… - недовольно проворчал угол, поднимаясь. – Первый раз, что ли?... Э, да он уже холодный! Отзаряжался наш Петрович… Что будем делать?

Ни Янеку, ни второму соседу верить в то, что Петрович действительно все, «отзаряжался», не хотелось абсолютно. Не то, чтобы они Петровича любили или ценили, но смерть его обозначала неминуемый вызов полиции, что было оставшейся в живых троице уже вовсе ни к чему. Мало того, что это обозначало бесконечный вызов в отделение на допросы с пристрастием, так еще и из теплого подвала могли выгнать, а подвал запереть так надежно, что проникнуть туда стало бы совсем невозможно.
Поэтому оба принялись со всем энтузиазмом тузить Петровича, то есть трясти его, толкать и даже пинать.
– Э, вы что творите? – проснулся четвертый обитатель «ночлежки». – Вам чего Петрович такое сделал, что вы его в бессознанку отправили?

Только тут оба «реаниматора» остановились и испуганно уставились друг на друга. И до Янека внезапно дошло, что одним закрытым подвалом он может не отделаться, если на трупе его соседа полиция обнаружит выразительные следы от их стараний оживить усопшего.
– Да помер Петрович, – пояснял между тем второй сосед только что проснувшемуся.
– А отчего? – поинтересовался тот несколько изумленно.
– Перепил, должно быть. – Помнишь, сколько он в себя вчера влил?

– Помню, как не помнить! И как только столько убралось в гада? Я еще подумал: как только он не лопнет, бочка бездонная – хоть бы на опохмел на утро оставил!
– Вот он и лопнул… Что будем делать, интеллигенция?
Янек подумал.
– Нельзя труп здесь оставлять. И полицию нельзя вызывать. – выдал он резюме. – Следующей ночью вынесем куда-нибудь и там оставим.
– То есть на свалку?!!

Янек поежился. Сама мысль о том, чтобы тело товарища по несчастью бросить в поганом месте претила его рассудку
– Зачем на свалку? Отнесем тело в скверик и усадим на лавочку, будто отдыхает человек. И бутылку рядом поставим – все как положено.
– Пустую.
– Угу. Полную нельзя – уведут… Я сейчас на работу, а вы пока наведите тут порядок. Чтобы было чисто и красиво. А Петрович пусть пока за столом сидит, чтобы если кто заглянет – ни о чем не догадался.

Так они и сделали. Глубокой ночью оба соседа взвалили тело Петровича за руки себе на плечи, и поволокли, словно троица живых выпивох, к соседнему дворику, где уложили на скамейку, придав телу вид поприличнее. Одну из пустых бутылок вытерли, Янек вложил ее горлышко в руку покойного, чтобы получить отпечатки пальцев, и все трое тихо ушли, оглядываясь: не заметил ли кто-нибудь их траурную процессию.
Обошлось – свидетелей не оказалось, во всех окрестных домах народ крепко спал. Целую неделю все трое ждали вызова в отделение полиции, но и в том им повезло, нервы им не трепали. Правда, один раз к ним заглянул участковый, но больше для порядка. Да и кого на свете заинтересует смерть бомжа, если экспертиза в морге определила смерть как естественную, вызванную алкогольной интоксикацией?

Но на Янека гибель соседа по подвалу произвела впечатление разорвавшегося снаряда. Он вдруг постиг, насколько сам был близок к тому, чтобы оказаться на месте Петровича. И хотя он, вроде бы, стремился именно к этому, мечтая о нирване, однако оказалось, что нирвана нирване рознь. Ему хотелось навеки заснуть по-Лермонтовски, что есть чтобы красиво лежать в гробу, и слышать, как поют птицы, и пробуждается природа, и чтобы ноздри ощущали теплый ветерок.
В общем, Янеку снова хотелось того, чего не бывает, и, осознав это, он начал вспоминать не только Петровича, но и все, что с ним случилось за последние пять месяцев. То есть, что Петровичу все это время исключительно везло на халявные находки всяких благ. Он всегда был сыт и навеселе, и подработки у него случались – целых шесть штук. Причем если за первые две его только накормили, то за четыре последних неплохо заплатили.

Осматривая оставшееся после него барахло, Янек в его матрасе обнаружил кроме зашитого паспорта (Петрович сам рассказал ему о паспорте, попросив в случае чего разыскать его детей и сообщить им о смерти родителя) еще и некоторую сумму денег – тысяч 50. И паспорт, и деньги Янек отнес в полицию, чтобы мужика могли похоронить достойно.
То есть он поступил так, как хотел бы, чтобы поступили с ним самим. Это значило завести банковскую карточку и передать ее Крокодилу на хранение, чтобы часть денег с концертов класть на счет, на будущие похороны и поминки. А в том, что событие это вот-вот случится, он отчего-то не сомневался. Мало того – он к нему активно стремился, не видя для себя ни малейшего смысла топтать эту землю даже в составе вновь возникшей из небытия рок-группы.

12.
Первые шаги

Эх, как хотелось бы Семену продолжить знакомство с яркой, как огонек, девушкой с красивым именем Нинель! Но та, даже появляясь в переходе когда он играл, ни разочка возле него надолго не задержалась. Она слушала одну-две его песни и исчезала.
Правда, при этом она столь выразительно смотрела на Семена, что сомнений у него не было никаких: девочке с красивым именем очень хотелось его внимания, то есть чтобы он с ней заговорил первым в надежде завязать роман.

Но Семен на такое не пошел. Не то, чтобы он не решался – просто ухаживание за девкой всегда требует некоторых расходов, а за такой девчонкой – расходов больших. И опять же, не то, чтобы он жадничал, просто он еще в первый раз почувствовал, что бойкая Нинель излишне себя ценит. Это означало, что она будет манить и не давать – то есть что ей просто хочется вести с ним игру, используя его ухаживания в глазах кого-то более перспективного для повышения своего статуса.
А оно Семену было надо?
К тому же и Люк бойкую красотку явно не одобрял – в этом Семен мог бы поклясться.

Самым забавным в ситуации было то, что эта самая Нинель Семену даже пару раз снилась – и всякий раз на концерте, в подтанцовке. Выражение лица у нее при этом было хищное и злое, и крутилась она почему-то не возле него, молодого, симпатичного, а возле Стаса. Стасу она улыбалась манящей жадной улыбкой, и перед Стасом кокетливо расправляла складки своей короткой мини-юбки.
В общем, несмотря на все свое обаяние, яркая и бойкая Нинель интересовала Семена ровно настолько, чтобы вдохновить его на пару композиций и к в середине лета забыть о ее существовании.

В первых числах марта Янек от имени остального состава рок-группы позвал его на выступление, которое принесло уже какие-то деньги – не достаточно, чтобы бросить работу в переходе, зато деньги были «настоящими», то есть их можно было отложить на черный день. Семен так и поступил.
К сожалению, с «сольными» выступлениями дело обстояло иначе – его не только не замечали, но и все его попытки устроиться хотя бы диск-жокеем по-прежнему терпели неудачу. Впрочем, точно также и его намерения пойти в простые рабочие остались лишь намерениями – все, что он слышал в многочисленных бюро по трудоустройству, было снова «мы вам перезвоним».

В объявлениях было много вакансий шоферов, но Семен водить машину, даже легковую, не умел, а курсы вождения были только платными. Кроме того, для приема на работу везде требовался стаж. А откуда Семен бы его взял? Оставалось только мерзнуть в переходе, что он и делал – рядом с верным ушастым Люком.
В начале мая судьба им снова улыбнулась – на этот раз группу пригласили сыграть на каком-то корпоративе. То есть снова за городом, и снова пришлось освежать в памяти и доучивать целый ворох песен. Семен с удовольствием доучил – благо память на поэтические тексты у него была отменная.

Плюсом было и то, что на этом заказе ему опять удалось исполнить пару своих композиций – не потому, что он был честолюбив, а потому, что откуда-то понимал: согласившись петь только чужое, он в этом чужом увязнет до конца своих дней, потому как до его собственного творчества очередь не дойдет уже никогда. Кстати, принимала публика его песни вполне снисходительно, то есть даже похлопали. В особый восторг, правда, никто не впадал, но и критики с призывами «долой» не прозвучало. И это было уже неплохо – если не мечтать о большем, конечно.

Так что дело шло, помаленьку. Это было, конечно, совсем не то, о чем он грезил, но ведь если бы он устроился диск-жокеем в какой-нибудь бар или пел в каком-то заведении вживую, то ведь и там было бы в плане славы и собственного репертуара абсолютно то же самое – то есть ему заказывали бы для исполнения прежде всего чужие популярные синглы. И то, что существующее авторское право при этом бы вовсю нарушалось, посетителей бы вообще не волновало. Кстати, как Михайло со Стасом обходили это самое право на обоих корпоративах, Семен боялся даже спрашивать.

Летом для них, как ни печально, не «отрубилось», ничего – даже ни на одной из жалких танцплощадок не удалось приткнуться. Зато в середине июля произошло событие, снова пробудившее в Семене надежду взобраться на Олимп, пусть не мытьем, так катанием. И надежда эта появилась в виде неброской, ничем особенно не выделявшейся девушки со строгими серыми глазами в скромном серо-голубом шарфике.
Девушка появилась словно бы ниоткуда – просто проходила мимо. Впрочем, не совсем мимо – сначала она затормозила возле нищенки с младенцем на руках и что-то той передала.

«Сектантка какая-нибудь,» – решил было Семен, и когда она остановилась возле него и раскрыла рот для произнесения речи, он приготовился услышать порцию нравоучений и призывов куда-то прийти, во что-то вступить и присоединиться. Впрочем, никаких брошюр в руках у девушки в руках не было, и это уже слегка утешало.
Насчет поучений он не ошибся – действительно, особа в шарфике была из тех, которые любят лезть в чужие дела, когда их о том не просят. Но вот то, что она на него вылила, прозвучало для него совершенно неожиданно.
– А почему у тебя такой псевдоним: «Семен-казак»? – прозвучал из юных уст вопрос, который по-любому выглядел верхом бестактности. Тем более что ни бейджика с именем, ни таблички над головой у Семена не висело, то есть не откуда было случайным людям почерпнуть сведения о том, чей голос они конкретно слушают, проходя мимо.

Впрочем, в интонациях девицы прозвучал искренний интерес, и Семен на всякий случай решил ответить всерьез, а не типа «не все ли тебе равно». К тому же особа в шарфике была молода и больше не казалась ему похожей на сектантку. Было в ней нечто, располагающее к откровенности. И Семен не только рассказал ей о фуражке с околышем на стене, но даже и настоящее имя свое раскрыл, чего давно уже не делал. Потому что имя у него было самое банальное – Сергей. Не творческое, одним словом.
Может быть, сыграло свою роль и то, что Люк, вопреки своему собачьему обыкновению, также проявил к особе в шарфике повышенный интерес. Семен мог бы поклясться, что тот не только улыбается ей, но и вообще заигрывает: и ушами шевелит, и хвостом виляет, и даже не против, чтобы она его погладила…

Впрочем, особа в шарфике Люковых попыток привлечь к себе внимание почему-то не заметила, а вместо этого задала вопрос, махом пробудивший все честолюбивые мечты и надежды Семена:
– Почему ты не запишешь свои песни на CD? И не раздашь по киоскам, которые продают диски? И не отдашь на радио? Или хотя бы просто не выложишь в Интернет?
Вопрос этот, опять же совершенно бестактный, и вообще беспардонный, был настолько земным и не имевшим ни малейшего отношения в миру богемы, что Семена просто оторопь взяла. Мало того, особа в сером шарфике дополнила его целым ворохом весьма реалистичных рекомендаций, каким образом эту самую запись на CD и выкладку в Интернет можно было бы осуществить. То есть осуществить самостоятельно, без привлечения кучи профессионалов и вполне вменяемыми средствами.

Семен глянул на Люка – песик медленно кивнул, словно соглашаясь с планом, развернутым незнакомкой в шарфе.
Впрочем, отчего же «незнакомкой»? – как оказалось, пусть они даже и не называли раньше друг другу имен, однако встречаться все-таки встречались – именно с нее Янек на Новогоднем балу в Пединституте не сводил глаз, обнаружив в ней черты сходства со своей подругой далекой юности. Сейчас Семен девушку вполне разглядел – да, такая несомненно должна была производить впечатление на стариков: вся подтянутая, строгая, и несомненно, умная.
«И молодая», – подумал он почему-то.
Но вслух произнес совсем иное:
– Фигурка у тебя просто шик!

К его удивлению, его комплимент произвел на знакомую незнакомку эффект совершенно противоположный, чем тот, на который он рассчитывал. Вместо того, чтобы отразить на физиономии положительные эмоции, она развернулась и быстренько скрылась в глубинах перехода на другую сторону улицы.
Семен вернулся домой в тот вечер слегка озадаченный. Не то, чтобы идея о появлении его песен в Интернете не приходила ему в голову, но он всегда считал это проблемой финансово неразрешимой. Хозяева студий аудиозаписи заламывали такие цены, что даже записать один трек, не говоря уже целом альбоме, было уличному музыканту совершенно не по карману.

Да и что бы он делал потом с этим одним-единственным треком? Однако незнакомка в шарфике сегодня объявила ему, что он дурак, потому что зря теряет время. Причем объяснила это весьма доходчиво… Оставалось выяснить: верить или не верить?
Поверить – обозначало потратить все, что он в этом году сумел отложить, на оборудование, которое может оказаться бесполезным. Не поверить – остаться на мертвой точке, потому что даже выступления с рок-группой не спасут его от безвестности. Потому как «Мы из глубинки» даже во времена процветания была группой малоизвестной, теперь-то Семен знал это абсолютно точно.

Всю ночь он ворочался с боку на бок, прикидывая варианты, а когда заснул, то снова ему снилось оборудование, необходимое для записи его треков. Причем снилось оно как-то странно: списками и ценниками. Списки были то совсем краткими, то длиннющими, да и цены от них не отставали, то есть были уж вовсе астрономическими.
Проснувшись утром с совершенно несвежей головой, Семен проглотил таблетку цитрамона, запил его чашечкой кофе («Да-да, неполезно», – ответил он на укоризненный взгляд Люка) и принялся составлять собственный список, чтобы знать, без чего невозможно обойтись, и какую цену он готов заплатить, исходя из размеров суммы на банковской карточке. Кое-что он уже знал, подробно изучив то, чем пользовались Стас с Михайлом.

То есть кроме стойки для микрофона, которая у него имелась, и микшера, который отсутствовал, необходим был компьютер, звуковая карта к нему типа «wave-table», видеокамера со штативом, ну и выход в Интернет, который также в их доме был не так давно проведен просто на всякий случай. Это если не учитывать разной мелочевки вроде соответствующих шнуров, и прочего, что должно было проясниться в процессе.
В том числе и цен, о которых Семен имел весьма смутное понятие, потому что давным-давно не был в магазинах, где все это продавалось. Этот пробел в образовании требовалось немедленно заполнить. То есть отправиться по торговым точкам, к чему он и приступил.

По магазинам он лазил еще несколько дней, не только приценяясь, но и сравнивая между собой различные «ящики», задавая вопросы по поводу обозначения аббревиатур на ценниках и обдумывая, что именно он хочет. Естественно, хотел он «супер-пупер» то есть ровнехонько в два раза дороже, чем мог бы выложить, тем более что менеджеры в магазине все как сговорившись навязывали ему именно такие варианты. Наконец в универмаге возле железнодорожного вокзала в одном зале ему был задан прямой вопрос, на какую сумму клиент рассчитывает, и для каких целей компьютер приобретается.

Услышав про скромный бюджет, звуковую карту и непременное наличие дисковода, менеджер подумал, и произнес:
– Есть один вариант. Вот этот компьютер неплох. Он достаточно мощный, имеет дополнительные гнезда для апгрейда, три входа для USB и кроме уже имеющегося дисковода можно дополнительно поставить еще один. И цена демократическая.
Что такое USB Семен не понял, хотя и догадался, что это нечто весьма ценное. Да и цена действительно была более чем демократической. И это настораживало. О чем Семен и спросил.

– Есть пара царапин на корпусе. Вот здесь. Отсюда и скидка, – пояснил менеджер. – А звуковая карта, которая Вам нужна – вот эта, с шестью входами, чтобы Вы могли воткнуть туда все оборудование, которое вам понадобиться без дополнительных разветвителей. Саундбластеровская, фирменная. Если берете, то я Вам сразу же ее установлю.
Царапины действительно были на самом видном месте.
Решив, что внешний вид корпуса компьютера – это в данном случае не самое важное для осуществления звукозаписывающих целей, Семен остановился на предложенном варианте. В этом же отделе он приобрел и монитор с клавиатурой и мышкой – также самые дешевые, то есть без крутых наворотов. А когда отвез все это домой, то отправляться в поход за чем-то еще было уже поздно.

В общем и целом на приобретение всего намеченного по списку у Семена ушло две недели. На «работу» он выходил через день, и знакомая незнакомка в шарфике все это время а проходе ни разу не появилась. Так что «студию» ему пришлось компоновать самому, и самому пытаться что-то записывать. Увы! Это оказалось гораздо труднее сделать, чем сказать. То есть самое примитивное: сесть перед камерой, поставить ее на запись – это без затруднений, записал, как-то отрегулировав высоту положения объектива и его наклон с четвертой попытки. Но результат его не удовлетворил – вот в чем было дело.

Во-первых, не было нужной резкости, во-вторых, величина файла получалась огромная, и в третьих – звук на видео сильно отличался от «живого», причем в худшую сторону. Самое же главное – он вообще не мог понять, зачем он вставил в компьютер «Sound Blaster», то есть какой ему от него был прок, если все равно запись делала видеокамера, и каким образом поместить полученного монстра в Интернет. Ну да, к концу недели он научился записывать свое пение и на компьютер (через саундбластер голос действительно ничем не отличался от живого), но как перевести полученный файл на CD – это было задачей для него непосильной.

Что же касается того, чтобы писать музыку непосредственно на компьютере – это и вовсе оказалось для Семена невозможно – он даже сборник программ купил в одном из киосков и пару пособий в книжном, но не понял ни того, как эти программы на компьютер установить, ни в пособиях разобраться не сумел – все слова там вроде бы были русскими, но смысл написанного ускользал, хоть ты тресни. Девчонка же, склонившая его к таким тратам, исчезла и все никак не появлялась.
Наконец придя в полное отчаяние, Семен решил, что самым лучшим будет «коварную соблазнительницу» откопать через Нинель, про которую он знал достаточно, чтобы расспросить о ней в Пединституте. Ну и была крохотная надежда, что, возможно, он сам не дает шанса их встрече, появляясь в проходе через день. Что, может, «шарфик» (вот до какого предмета его усталый мозг сократил «знакомую незнакомку в серо-голубом шарфике») и приходил, но как раз тогда, когда Семена на месте не было.

Оказалось все верно – девушка явилась, причем именно в то время, что и в прошлый раз, демонстрируя тем самым, что ее интерес к уличному музыканту был не случайным. А только что же он услышал?
– Я в музыке ничего не понимаю, – вот что заявила она на предложение поехать к нему и разобраться с проблемой.
Семен чуть не разорвал ее на части – мысленно, естественно. Ничего себе – заставить его потратиться, изобразив из себя специалиста, а затем красиво отойти в сторону: «мол, я не при делах»!
Однако Люк сидел спокойно, и это успокаивало: шанс получить помощь был. Оказалось, действительно – девушка просто опасалась попасть в неприятность определенно сорта.
Семен подумал.
– Можем договор письменный составить, если не веришь, – наконец, нашел он выход из создавшегося тупика.
– Обойдемся, – отвечала «шарфик». – Кстати, меня зовут Марина.

Упс как удачно.
Не читал пока, або первонахнуть ради.
А сосбно я и так знаю что очень даже хорошее чтиво.
какая падла мой плюсего замочила?
Што за есть гад всё время все посты шпалит.

Это сообщение отредактировал Sericpai - 21.12.2021 - 12:45

Часть V
КАК СБЫВАЮТСЯ ЖЕЛАНИЯ
13
Семен и компьютер

Семен не слишком надеялся, приглашая к себе Марину, что она сможет решить все его проблемы с Интернетом и записями. Промучившись целую неделю, он вообще начал подозревать, что та его либо разыграла, либо легкомысленно ввела в заблуждение, чтобы набиться на знакомство, женить на себе и избежать таким образом необходимости уехать по распределению в глухое село. К том моменту, когда трамвай довез их до его остановки, он уже успокоился и просто стал прикидывать, куда и как можно приспособить то, что он накупил.

Одно было ясно: звук, который давал компьютер со встроенным «Саундбластером» был натуральным, «живым», и слушать на нем музыку стало одно удовольствие. Так что хоть в этом он не прогадал. Да и стоил комплект вместе с монитором не настолько дорого, чтобы долго раскаиваться от возможности смотреть через него любимые фильмы без рекламы. Примитивная звукозаписыающая программа там имелась, и, используя микшер, вполне можно было методом проб и ошибок научиться себя писать в аудиоформате, или вообще сделать себе нечто вроде минусовок, перенести их на ноутбук Стаса и затем использовать на концертах.

«Наверняка все это возможно, – думал Семен. – Ладно, приглашу спеца, сейчас многие предлагают услуги. Один раз можно и заплатить за все эти возможности.»
И, действительно, первое, что сказала Марина, увидев его «студию», было:
– Ой, я не знала, что у тебя все так серьезно! … А в чем затруднение?
– Да во всем! Тут вообще ничего не работает! Я по совету продавца купил там, где он порекомендовал, несколько дисков с разными программами, но там надо какие-то ключи вводить. А где их брать, эти самые ключи?

Марина засмеялась:
– Там же и лежат они, в особых папках, «крэк» называется. Или «Read me». В общем, уступи мне место, и становись рядом. Я тебе все покажу.
Показать-то она показала, но оказалось, что ключи были нескольких типов, и вводить их требовалось в каждой программе по особому, согласно инструкциям, изложенным каким-то особым «птичьим» языком, понять который мозг Семена отказывался решительно. А в программе для записи CD порядок активации был вообще изложен знаками вопросов.

В общем, когда на экране монитора стало возможным посмотреть фильм с припасенного Семеном DVD, офисная программа для написания печатных текстов была введена, а какой-то таинственный «Nero», обещавший массу чудес от записи CD дисков, раскрывавшихся на любом плеере до создания собственного кино, открыл меню на русском языке, Семен смотрел на Марину почти с восхищением.
– То есть я прямо сейчас могу сделать собственный CD, вставить его в CD плеер, и он заиграет? – недоверчиво спросил он, еще не веря, что ему это не снится, и что вот оно – путь к славе для него открыт.

– Если у тебя есть CD болванка, то есть чистый CD.
– Есть, я купил, вот. Только у меня готов один-единственный трек.
– Ничего, для проверки сгодится. Если тебе не жалко, что там останется много пустого места, конечно.
– Для проверки – не жалко. Я купил их целых 10 штук.
– Тогда открывай DVD-привод. Я имею в виду вот эту панель, клади туда CD… да аккуратнее вкладывай, чтобы не поцарапать… закрываем… Теперь открываем программу… Садись, и сам открывай, чтобы запомнить порядок действий… Жми сначала на эту кнопку, затем на эту… Мышкой жми, чудак! Курсор подводи и нажимай на клавишу… Все, поехало… Готово! – видишь, табличка вывесилась… Подводи курсор, нажимай на клавишу…

Панель DVD привода с вложенным туда диском отъехала, и, достав оттуда все тот же диск, Марина передала его Семену.
– И он… сейчас будет играть? Так просто? – недоверчиво спросил Семен, принимая теплый тонкий кругляш, ничем не отличавшийся от тех, которые лежали в коробке и считались чистыми.
– Теоретически должен, – пожала плечами Марина. – Попробуй – и узнаем.
Руки у Семена предательски дрожали, когда он включал CD плеер и вставлял туда диск. То, что диск действительно заиграл, он воспринял почти как чудо.
– Действительно просто! – воскликнул он взволнованно, когда трек дошел до конца. – А зачем тогда… зачем все остальное?

– Чудак! – засмеялась Марина, довольная произведенным эффектом. – Многие люди любят не только слушать музыку ушами, но и чтобы при этом на экране компьютера что-нибудь мелькало. Для них надо сделать видео. Но этим мы займемся в другой раз. А сегодня уже поздно, мне пора домой.
– Конечно, – торопливо сказал Семен. – Я вызову тебе такси. А может, поужинаешь со мной?
– Не сегодня. Ты на часы смотрел?
– Нет, – честно признался Семен. – А сколько я тебе должен?
– Представления не имею, – пожала плечами Марина. – Я это делала впервые в жизни – ну, для других. Я вообще-то компьютерами не занимаюсь. Кроме того, мне самой было интересно. Ну и мы установили далеко не все программы, которые тебе могут понадобиться, так что работа еще не закончена.

– А-а-а, – сказал Семен, изобразив понимание, хотя по его мнению о чем-то большем, чем то, что он сегодня заполучил, мечтать просто невозможно. – Значит, мы увидимся завтра?
– Послезавтра, – строго сказала Марина. – Завтра я работаю. Так что тренируйся пока и записывай свои песни. Заведи на компьютере особую папку и закидывай все треки прямо в нее. Ах да! Еще купи несколько CD-маркеров, желательно нескольких цветов.
– А зачем?
– Подписывать диски, конечно. Иначе как люди догадаются, что там внутри?

Семен весь вечер после ухода Марины пребывал в эйфории от открывшихся перед ним перспектив. От немедленного старта к началу записи следующих песен его остановило только то, что и в самом деле было поздно для извлечения из гитары громких звуков, зато первый трек со своей первой песней он прослушал несколько раз, пока не перестал понимать вообще, красиво или нет она звучит. На следующий день он «на работу» не вышел, а посвятил его записям собственных песен, чтобы можно было выпустить «в свет» первый сборник своих композиций.

Он добивался того, чтобы звук был не просто живым, а чтобы ни гитара не заглушала голос, ни голос гитару, то есть чтобы было слышно каждое слово. Ну и постарался более-менее изучить программу для «выпечки» CD дисков. «Меню» там было обширным, и с первого раза он в нужный ему раздел не попал, то есть CD-болванку считай, испортил – та не раскрылась на плеере.
До Марины дозвониться не удалось, но в этот раз вместо ого, чтобы запсиховать, Семен предпочел сесть и подумать. То есть внимательно вчитаться в меню с самых первых открывающихся «страничек». Он и вчитался – оказалось, действительно, CD-диски создавать надо было под той кнопкой, где висел скрипичный ключ.

Семен даже расстраиваться не стал из-за того, что на диск убиралось не так уж много файлов – даже наоборот, слишком много у него было еще не готово. Потому что записать треки качественно, как оказалось, труд был еще тот. Хорошо, что у него после концертов с группой уже имелся на гитаре вход для снятия звука не через микрофон, а через шнур, ведущий к микшеру, и громкость можно было регулировать на пульте рядом с монитором.
«Как много я еще не знаю, – подумал Семен в конце дня. – Не удивительно, что «звукари» дерут такие бабки.»
И с этой мыслью он уснул. Он очень устал – сегодня он «испек» свой первый альбом, и сделал с ним аж целых 5 CD-дисков.
Оказалось, Семен действительно не знал очень многого.

Первое, что произнесла Марина, когда он захотел продемонстрировать ей свои достижения, было:
– Ты что, вот так и клепаешь каждый диск заново, вместо того, чтобы снять с первого копию и дальше просто «печь» по готовому образцу?
– Ну, я не понял, как эту копию снимать, чтобы диск получался открываемым… Кстати, отчего, если просто скопировать файлы на CD, то плеера его «не видят»?

– Потому что в открываемом диске делается где-то цифровая запись о том, что он именно такой, какой подходит для плеера, – охотно пояснила Марина. – А как снять точную копию, я тебе сейчас покажу… Кстати, если бы на твоем «компе» было два DVD-привода, то вообще все было бы просто: вкладываешь образец в один, а чистую «болванку» в другой – и имеешь результат. А так придется создавать виртуальный образ…
Но это была далеко не вся работа, которую они провернули за тот второй вечер.

Прежде всего Марина перенесла на его компьютер и активировала штуки 4 программы для работы со звуком, и первой ту, что предназначалась для сочинения музыки на компьютере.
– Ну и зачем она мне? – скривился Семен. – Послушай, у меня нет таких денег, чтобы заплатить тебе за труды столько, сколько твоя работа стоит. Ты позавчера пахала три часа, и сегодня столько же намереваешься? Я понимаю, ты хочешь заработать, но я все, что у меня было в заначке, потратил на оборудование. Так что лучше не надо.

Марина удивленно на него посмотрела.
– Я что-то с тебя требую? – строго спросила она. – Заплатишь столько, сколько сможешь. А я не привыкла останавливаться на полпути. Я скоро отправлюсь туда, куда меня направили по распределению. Это далеко, и наезжать к тебе по всем вопросам, которые у тебя возникнут, я не смогу. Так что лучше сейчас я сделаю про запас, а ты потом разберешься на досуге.
– Но я не собираюсь писать компьютерную музыку! – возмутился Семен. – Я гитарист!

– И зря не собираешься. Твои композиции в сопровождении аккомпанемента звучали бы вообще отпадно. Так что если осилишь – будет тебе плюс. А если даже и нет – никто тебя за это не расстреляет, и даже «фи!» не скажет… Так, теперь программа для обработки музыкальных файлов… Ну и еще одно – это для конвертирования аудио в mp3 формат.
Марина глянула на кислое лицо Семена и строго добавила:
– Ты же сам говорил, что собираешься работать диск-жокееем. Сейчас большинство предпочитает оперировать с mp3 файлами, потому что их гораздо больше убирается на диске.

– Я в курсе, – возразил Семен, потому что происходящее нравилось ему все меньше и меньше. – Я умею обращаться с CD плеером. И у меня есть куча дисков – целая библиотека.
– Угу. Вот только каждый хороший диск-жокей имеет собственные подборки… В общем, в следующий раз займемся видео.
– Не стоит, – снова возразил Семен. – Видео я точно заниматься пока не буду.
– А Интернет?
– Там мне есть к кому обратиться. В общем, вот тебе за труды, и на этом притормозим. Я пока попробую пробиться на радио. Ну и предложу стопку дисков распространителям.

– Как хочешь, – пожала плечами Марина. – Хозяин – барин.
– Ты обиделась?
– На что? Я вообще не ожидала, что ты мне хоть что-то заплатишь. Так, думала, попрошу у него пару песен, чтобы попытаться на них видео сварганить. Я хочу научиться делать клипы, понимаешь? Ну так как, даешь разрешение?
– Само собой.
– Тогда подари мне один готовый диск… Ну, или тот отдай, который раскрывается только на компьютере.

– О, у тебя у самой собственный компьютер есть? Не знал я, что студентки теперь такие богатые. Ноутбук, наверное?
– Ноутбук. Нелька на прощанье оставила свой старый, когда ей подарили новый. И я его почти «приручила»!
– Ну, если так, то бери, конечно.
– Спасибо. Если что – звони, пока я не уехала.
«Испекши» свои первые десять, точнее, восемь дисков, Семен аккуратно надписал их. Он постарался выписать свое сценическое имя как можно красивее: ярко, броско, и перечень песен также был буковка к буковке.

Положив половину дисков в конвертики с прозрачными окошечками, а половину – в специальные пластиковые футляры, для этой цели предназначенные, Семен решил потратить остаток дня на то, чтобы попытаться свои диски куда-нибудь пристроить. Ну, и заодно подключиться к Интернету. Курировал их дом «Ростелеком», так что куда обращаться он знал. В общем, поехать и написать соответствующее заявление, тут же заплатив за месяц вперед, особо много времени у него не заняло.

В отличие от всего остального. Увы – оказалось, что раздать свои песни продавцам-лоточникам, оказалось не реально – те не брали их даже бесплатно, с предложением деньги от продажи оставить себе. Они боялись!
– Хозяин не велит, – был стандартный ответ.
На радио также был отказ, только там было еще хуже. Оказалось, что все радиоточки города занимаются только рекламой. Это обозначало, что если Семен хотел, чтобы его песни звучали в эфире, то за это следовало заплатить. Причем нехилые деньги, и за каждую песню отдельно, в зависимости от количества раз, которое песня прозвучит.

– Но вы же крутите старые песни! – сказал Семен возмущенно, услышав очередное предложение «плати».
– Так это старые! – рассмеялся работник эфира. – Их же все знают. А новые – только за плату. Ничего личного, реклама – наш бизнес. Стоимость одной минуты эфирного времени – можешь посмотреть сам. Цена зависит не только от длительности песни, но и от времени, когда она прозвучит.
Семен глянул в прайс-лист, и у него отвисла челюсть. И он еще собирался зарабатывать, исполняя песни на публику???

– Вообще-то я думал, что это мне должны платить, что я продавец, а не покупатель, – вымолвил он, бледнея от неожиданно свалившегося на него очередного удара судьбы, но еще в этот удар не до конца веря.
– Продавец ты будешь на концерте, когда люди заплатят за билеты, чтобы тебя послушать и увидеть вживую. А здесь ты рекламодатель, – пояснил парень. Чтобы люди на твой концерт пришли, надо, чтобы они о тебе узнали. Разве не так?

Это было так, конечно. Но платить деньги, чтобы быть услышанным вместо того, чтобы эти деньги своим пением собирать – это было так унизительно, что Семен готов был разрыдаться от отчаяния. Марина оказалась полностью права – рассчитывать он может только на Интернет. А диски… Ну что ж, он раздаст их своим знакомым. А часть выставит на продажу рядом с собой в переходе. Может быть, кто-то и приобретет по дешевке…
Только надо проверить, подключили ли ему Интернет, и попытаться соединиться с ним согласно выданной в офисе «Ростелекома» инструкции…
В крайнем случае это сделает Марина – все равно ей придется звонить. Если девчонка не обиделась, конечно.

Оказалось, что нет, не обиделась. В назначенное время она снова появилась в переходе и, дождавшись, пока Семен свернет свои пожитки, поехала с ним к нему. Кстати, Люк был столь рад ее видеть, что от восторга встал на задние лапы.
– Ах ты мой хороший! – сказала Марина, присаживаясь рядом с песиком. – Неужели скучал?.
И пес – Семен готов был в том поклясться, ей кивнул!
– Кстати, а где нищенка с ребенком? Ну, та, что напротив тебя сидела? – внезапно произнесла Марина, проведя ладонью по мохнатой голове, после чего пес вновь улегся на кусок картона возле кофра.

– Не знаю, – отвечал Семен. – Здесь не принято интересоваться делами друг друга. Да она вообще странная была какая-то, просить совершенно не умела. Смотрела на прохожих так, словно те собирались ее слопать вместо с младенцем. Ей вообще мало подавали. Я думаю, что «смотрящий» ее нагнал.
– О-о! – протянула Марина, изображая наивность. – Здесь и «смотрящий» есть?
– А как же без него! – равнодушно ответствовал Семен. – не подмажешь, не поедешь. Как и везде… Марина! – воскликнул он виновато. – Я готов слушаться тебя во всем, только помоги мне! Можешь приезжать, сколько понадобиться – я буду послушным, как… как неофит перед гуру!

– А если у меня тоже что-то не получится? – спросила та, несколько удивленная его горячностью.
– Да и фиг с ним! – сделай все, что сможешь, и если я когда-нибудь стану знаменитым, то вот такенными буквами напишу на афише твое имя. Ну нет у меня сейчас денег, чтобы нанять крутого спеца по компьютерам! В случае чего, будем разбираться вместе. Идет?
Марина кивнула.
– Ладно, – произнесла она уже с улыбкой. – Я согласна поработать совместно. Если Люк не против.

– Кстати, а откуда у тебя такой ворох полезных программ?
– Нелька накачала из Интернета на «пиратских» сайтах. Пользоваться ими противозаконно, конечно, но если все покупать, то никаких денег не хватит.
– Ну, мне не показалось, что цена не в подъем. Наоборот, даже слишком дешево.
– Чудак, но ты купил именно пиратские программы! Те, которые наши умельцы взломали, подобрали к ним ключи и продают всем желающим. Поэтому чем меньше ты будешь рассказывать всем подряд, что и как ты делал, тем лучше. И для тебя, и для продавцов. Оштрафовать могут, а весь материал – стереть. Оно тебе надо?

– А сколько бы пришлось платить за законные версии?
– Если суммировать общее количество, то тысяч 100 наших рублей, а может и больше. Да и где ты их купишь? В свободной продаже по музыкальным и компьютерным магазинам почти ничего нет. Я имею в виду лицензионного. Сущие пустяки!

14.
Маринино прозрение

В общем, тот август промчался быстро, так быстро, что урочный момент отправляться туда, куда поговорочный Макар даже телят не гонял, то есть в самую что ни на есть глухую глухомань, незаметно приблизился и пробил. Марина обнялась с Глафирой Львовной – та аж прослезилась, с ней расставаясь, и взяла с нее слово, что она непременно приедет к ней в отпуск следующим летом.
Нагрузившись двумя огромными дорожными сумками, поставленными друг на друга на ручную тележку, с неизменным рюкзаком за спиной, Марина отправилась туда, где ее уже ждали, то есть в деревню Константиново, куда даже и ехать-то надо было с пересадкой на двух автобусах. Добираться надо было в общей сложности полдня, то есть часов шесть, если вовремя успеешь на второй, он же последний, автобус.

В деревне тоже Марину встретили вполне нормально. То есть особой радости не продемонстрировали, но обещанную квартирку предоставили – скромную, в старом доме, нуждавшемся в хорошем ремонте, зато отдельную – целых полдома. Вторые полдома вроде бы предназначались для второй учительницы, которая должна была прибыть на следующий день. По крайней мере, так поняла Марина.
Ожидавшая ее в школе женщина-завхоз отвела ее прямиком в эти полдома и по дороге все расхваливала, какой там они сделали ремонт, и что даже кровать там есть, и шкаф.

Действительно, кровать там стояла – осталась, должно быть, со старых советских времен, с металлической панцирной сеткой. Стены были обклеены блеклыми дешевенькими обоями, что же касается шкафа, то он тоже знавал лучшие дни – полки там едва держались на гвоздиках, а одна так и вовсе не держалась, печально стоя внутри большого отделения в прислоненном виде. Ни у одного из двух окон не было форточки, зато печка была побелена явно недавно, что наводило на тревожные мысли определенного характера.

Заглянув после ухода завхоза в топку, Марина убедилась в своих подозрениях: стенки печи, первоначально выложенные в один кирпич, кое-где выгорели почти на половину, а значит имели множество трещин, кое-как подмазанных глиной к ее приезду.
«Как же топить-то тебя, болезную? – подумала Марина. – неужели при полуоткрытой двери? Хорошо хоть поддувало имеется, и то счастье.»

Действительно, без поддувала пришлось бы держать приоткрытой во все время топки еще и печную дверцу. Это обозначало бы, что при розжиге и добавке дров дым непременно валил бы и в помещение тоже, а труба ради хорошей тяги имела минимальное число изгибов и половину тепла улетало в атмосферу. Впрочем, судя по длине топки, это и сейчас было так.
В общем, топлива этот агрегат должен был сжирать уйму, но тепла давать раза в два меньше, чем печки у Марины в селе. Если же было вспомнить, что ради нормальной тяги необходимо было еще и оставлять в двери комнаты хоть какую-то щель, и на нагрев ее стенок должно было уходить минимум полчаса-час, то зимние испытания предполагались серьезными…

Утром, однако, обнаружилось, что все еще менее радужно.
Во-первых, через крышу дровяного сарая кое-где просматривалось небо, то есть что сухих дров нет и не будет.
Во вторых, что вторая учительница будет проживать в том же помещении, что и Марина, хотя вторая половина дома была раза в полтора побольше, и судя по количеству труб там имелось целых две печи: одна для обогрева, а вторая «русская».
– Там нельзя жить, – пояснила завхоз. – Там всю проводку менять надо. Да и печку перекладывать. Там трещины в палец толщиной.
– Покажите! – потребовала Марина.
– Да пожалуйста.

Завхоз открыла дверь в соседнюю квартиру, и Марина получила возможность совершить обзорную экскурсию. Действительно, провода мало того, что висели вдоль стен в виде гирлянд, так еще были разных видов и возрастов: медные в тканой оболочке, перевитые между собой, соседствовали со сдвоенными в пластике, и, похоже, часть из них была алюминиевыми. Обои на стенах покоробились и частично вздулись, а кое-где были порваны, демонстрируя, что последний их слой был далеко не первым… Зато в одном из окон имелась форточка, а круглая печка между залом и кухней было обшита жестью и покрашена серебрянкой.

М-да, здесь несомненно было лучше… даже место для умывальника имелось…
– А если я починю проводку? – спросила Марина у завхозши.
– Готовить негде. Русскую печку с подтопком видела?
– А если я переложу? Тогда можно будет сюда переселиться?
– Да пожалуйста!
– А как быть с дровами? Нам, вроде бы, положено, по закону.

– Будут дрова. Как только начнут развозить по домам, вам – в первую очередь Только их все равно не хватит, придется докупать к весне, уже за свой счет.
Марина кивнула.
А во второй половине дня ее ждал еще один сюрприз: второй учительницей оказалась не кто иная, как Нелька. Точнее, Нинель Валентиновна – только так полагалось ее именовать отныне, чтобы не смущать учащихся.
– Вот уж не ожидала тебя здесь увидеть, – не сдержала Марина своего удивления, увидев подругу.
– Я сама не ожидала, – скривилась Нелька.
– Ты же собиралась замуж?

– Собиралась, да не вышло. Муж, фигурально выражаясь, объелся груш. Морочил мне голову, подонок, изображая городского. Думал, я клюну и растаю. Только время на него потратила! Ничего, прорвемся. Завтра собрание, будут распределять часы, попрошу побольше. А ты уже знаешь свою нагрузку?
– Нет еще. Я тоже все узнаю завтра.

Однако «завтра» не получилось. Вечером позвонила бабушка и сообщила о смерти матери, зовя на похороны. Пришлось немедленно отпрашиваться и выезжать. На похоронах было полсела, все очень жалели оставшихся сиротами детишек, а Марина так места себе не находила. Как же она проклинала себя, что вместо помощи матери по хозяйству ошивалась в городе, думая только о себе!
– Ты не переживай, – сразу же сказала ей бабушка, чуть она переступила порог. – Лешку с Аленой и Борьку я беру к себе. Оформлю над ними опекунство, и проживем. А ты иди своей дорогой, о нас голову не суши.

Но Марина способна был в этот момент лишь плакать. Еще одно ее желание сбылось – сбросить с себя ярмо и обрести желанную свободу – но какую жестокую цену взяла с нее за это судьба!
– Бабушка, – спросила она после поминок, когда все люди разошлись. – может быть так, что твои желания сбывались, но не так, как ты того хотела?
– Конечно, – отвечала бабушка, чуток подумав. – Сильные желания вообще штука очень опасная – они всегда сбываются не тогда, когда ты хочешь, и не так, как ты предполагаешь.
– А когда?
– Когда от них тебе нет никакого прока.

– А если наоборот, тебе прок есть, но от этого страдают близкие тебе люди?
– Что ты имеешь в виду? – сурово спросила старушка.
– Ну, вот находишь ты к примеру какой-то предмет, и после этого твои желания начинают сбываться, – осторожно произнесла Марина.
– И ты пожелала смерти родной матери? – ахнула старушка.
– Ну что ты, конечно же нет! – торопливо произнесла Марина, даже испугавшись подобного предположения. – Как ты могла обо мне так подумать! Я хотела, чтобы мама выздоровела, конечно же! Но желания сбываются, только если я захотела что-то себе, а не другим.

– И что же ты нашла? – сурово молвила старушка.
– Вот, – Марина достала из сумочки кожаное портмоне с карточкой и сувенирной монеткой.
Бабушка достала монетку, рассмотрела ее со всех сторон и озабоченно произнесла:
– Исполняются желания, говоришь? А у тебя нет, случайно, соседки, у которой твои желания исполняются в двойном размере?

– Откуда ты знаешь? – удивилась Марина. – Ну да, есть у меня одна подружка, у нее всегда всего бывает больше ровно в два раза. А что?
– А то, что вещица эта от Дьявола, людей ссорить и на грех наводить. Было в нашем роду уже такое. Грамотку моя прабабка однажды получила, по которой три желания она могла загадать, только ее злейший враг при этом получал в два раза больше. Ну, первые два желания прабабка загадала на пробу, а над третьим долго думала, как бы соседку, у которой любовь была с ее мужем, извести. Загадала в конце-концов лишиться одного глаза – и ослепла на оба, потому как оказалось, что злейшим своим врагом была она сама.

– И что же с ней было дальше? – спросила Марина испуганно.
– А ничего. Померла вскоре, на свое счастье. А ты свои три желания уже произносила?
– Да я уже десять раз по три загадывала, и все с тем же эффектом. К Нельке приходило в два раза больше. От любых моих хотелок выигрывает она!
– А если тебе пожелать найти клад?
– Можно. Я почти уверена, что найдем. Только куда мы его денем, а, бабуль? Чтобы в тюрьму попасть или, еще хуже, нас за него грохнут? Я же тебе уже сказала: выгоду от моих желаний получает Нелька. А я только способ начинаю видеть, каким образом мое желание можно осуществить. Путь, и по этому пути как завороженная идти. Тяжело и с надрывом! Боюсь я загадывать большие деньги – наверняка какая-нибудь пакость объявится, в которую я попаду, как муха в варенье.

– Ну так выбрось ты эту штуковину – опасная это находка, не приведи господь, что-нибудь случайно произнесешь не то – и все, готовь гроб.
– Пыталась я. Только без толку. Она ко мне возвращается, как заколдованная.
– А если в печи попробовать сжечь?
– А если она тебе печь разворошит? Мы ведь не знаем, из чего оно сделано. Может, какой-нето атомный металл.
– А мы давай в баньке. Сегодня же затопим и бросим туда, прямо в топку. Банька старая, все равно ремонтировать надо.

Марина подумала – и согласилась. Хотя ей и было жалко сувенира (портмоне она пользовалась), но собственную жизнь было еще жальче. И вот тут-то их с бабусей и пробрало по-настоящему! Ну и кого бы не пробрало, если то, что они увидели, противоречило и здравому смыслу, и каким-либо расчетам.

Итак, разложили они в топке печи дрова, настрогали перед ними растопку, и когда дрова разгорелись, подбросили в топку портмоне. Закрыв дверцу, они предусмотрительно отошли, и стали ждать результата. Результат был – портмоне вместе с содержимым они обнаружили в поддувале, когда выгребали оттуда золу.
– Наверное, этот бумажник сделан из асбеста, – предположил Петька, увидев целехонький кожаный кошелек в груде золы.

– Ты когда-нибудь видел асбест, настолько похожий на кожу, что не отличить? – Ехидненько спросила Аленка, потому что все трое младших уже вертелись рядом.
– Не видел, но это ничего не значит. Сейчас много чего есть, не похожего на то, из чего сделано. Видишь – не сгорело же и даже не запачкалось.
– Через колосник выпало, вот и все чудо, – упрямо сказала Аленка. – Большие, а верите во всяких дедов-морозов.

– В асбест, – гнул свое Петька. – Марин, если он тебе не нужен, отдай мне.
– Нужен, - быстренько произнесла Марина, сунув портмоне в карман. – У тебя зажигалка есть?
– А то! Вот, держи! А зачем тебе?
– Мы с бабусей проводим опыты. Сейчас будет опыт № 2… Достав из бумажника карточку с монеткой, Марина щелкнула зажигалкой, и поднесла эту карточку к загоревшемуся огоньку. Как и следовало ожидать, пластик даже не нагрелся.

Бабушка испуганно перекрестилась и сказала:
– А ну кыш отсюда, посторонние. Первая очередь бабья мыться. Забыли?
А утром, собирая внучку в дорогу, печально сказала:
– Боюсь, ты права. Уж что я только не пыталась с ней сделать – ничего ее не берет, проклятую. Видать, испытание это тебе, за грехи твоей матери посланное.
– Я буду очень осторожна в желаниях, бабуль, – произнесла Марина в ответ. – И не ждите меня скоро. До конца этого года я точно не приеду…

Про свое намерение не приезжать никогда она предусмотрительно промолчала. Бабушке и без того приходилось нелегко, и незачем было лишать ее надежды на будущие радости.
А вот у Марины надежды больше не было. Как и будущего. Впереди ее ждал только вечный страх «какбыначтоненапороться» и беды, которые она может навлечь на близких ей людей. Так стоило ли продолжать? Ясно, что не стоило! Но говорить об этом бабушке нельзя было тем более. Можно было только улыбнуться на прощанье и сказать: «До встречи…» о продолжении «…на том свете» лучше было промолчать, однозначно.

Да и умереть следовало так, чтобы о заключительном мазке в картине ее жизни не узнал никто из знакомых, а еще лучше –
вообще никто.
«Хорошо, что электричка приходит на конечную станцию так поздно, – подумала Марина с грустным удовлетворением и улыбнулась сама себе сквозь слезы.
Она снова сидела в центральном вагоне возле окна, но только на этот раз путь до областного центра показался ей слишком коротким. Ведь она едва успела придумать способ, которым лучше всего было покинуть этот мир без проблем и без возможности пойти на попятную в последний момент.

Все. Конечная станция. Выйдя в город с толпой остальных пассажиров (на этот раз билет был ей куплен какой положено, ведь деньги можно было теперь не экономить), Марина задумалась. Следовало сделать так, чтобы на трупе, если его все же найдут, не было примет ее личности, а для этого в первую очередь избавиться от рюкзака с провизией. Лучше всего его можно было оставить возле какого-нибудь мусорного бака, а еще лучше туда бросить, но вся Маринина душа запротестовала против возможности так поступить со снедью, любовно собранной бабушкой ей в дорогу. Лучше было отыскать кого-либо из привокзальных бомжей, и всучить рюкзак ему.

Еще лучше было бы встретить бомжиху, той можно было бы отдать не только рюкзак, но и куртку: старую, но еще добротную, даже молния еще работала…
С бомжихами Марину на этот раз ждала неудача: ни единой не попалось, но вот один из привокзальных бомжей сидел на ящике возле торговых рядов с бутылкой в руке и словно кого-то поджидал.
– Вам, наверное, нужна закуска, – сказала Марина, подойдя к нему. – Вот, здесь целая сумка всего съедобного.

– С чего это вдруг так щедро? – с подозрительностью в голосе поинтересовался другой бомж, выныривая из-за прилавка.
– Это за упокой души моей матери, – прошептала Марина.
«И моей», – едва не добавила она, но сжала зубы и удержалась. Слез удержать она не смогла – они так и покатились по ее лицу.
– Вчера… были похороны.
И развернувшись, она ринулась от торговых рядов в сторону Волги, до которой от вокзала было рукой подать – всего каких-то 20 минут быстрого хода. Еще 15 было до моста: бросаться в воду с набережной смысла не имело.

Впрочем, и по мосту еще необходимо было сколько-то пройти. Оказавшись над фарватером, Марина замерла, собираясь с духом, и на несколько секунд прикрыла глаза.
– Я хочу умереть, – сказала она громко и четко, чтобы потусторонние силы, курировавшие загадочный талисман, услышали ее наверняка.
– В глубокой старости, – раздалось почти над самым ее ухом, и крепкие пальцы сжали ее плечо. – «Черное с белым не берите». Забыла главное правило?

Марина рванулась, силясь вырваться, но цепкие пальцы держали крепко.
– Ну, рассказывай, – сказал привокзальный бомж, потому как это был не кто иной как он. А если говорить еще конкретнее, то именно тот, к которому она 50 минут тому назад подходила, чтобы оставить на потрошение свой рюкзак.
– Мне… нельзя больше…жить, – громко прошептала Марина. – Я… я великая грешница. Я… убила свою родную мать…

– Так… А ты исповедовалась перед смертью? – строго спросил бомж, и глаза его мягко блеснули, отразив свет ближайшего фонаря.
Марина вынуждена была отрицательно покачать головой.
– Во-от, – укоризненно протянул странный бомж, подняв вверх указательный палец второй, то есть свободной руки. – Поэтому присаживайся здесь, рядом со мной и повествуй.
Он извлек, опять же свободной левой рукой (правой он продолжал держать Марину) из необъятного кармана плаща кусок сложенной вчетверо тонкой подложки под ламинат и, буквально силой опустив на него корпус Марины, сам уселся рядышком на газете. Помолчав, странный бомж произнес:

– Так каким же способом ты сократила жизнь своей матери? Довела до инфаркта грубым словом или подсыпала ей яда в суп?
– Я захотела больше никогда ее не видеть – и она умерла.
– От одного твоего желания?
– Да, – буркнула Марина, отводя взгляд.
– И поэтому ты подписала себе смертный приговор?
– Да. Вам не понять.
– Куды уж нам с грыжей! – мрачно засмеялся бомж. – Тебе не кажется, что ты никем не уполномочена брать на себя роль прокурора или палача?

– А если я еще что-нибудь такое же пожелаю? И кто-то снова умрет? Не хочу! Пусть лучше я! Сразу!
Бомж пару секунд помолчал.
– Так вот оно в чем дело! – произнес он, наконец. – Давай тогда разберемся. Медленно и не торопясь. Отчего все же умерла твоя матушка? Что написано в медицинском заключении?
– От язвы, – тихо проговорила Марина.
– Вот так внезапно?
– Нет, она долго болела. Ей нельзя было пить. Совсем! Но она пила. Запоями.
– А когда ты приезжала, она пить переставала…
– Нет, она все равно пила.
– И даже не подозревала о своей язве?
– Конечно же знала! Она ведь так мучилась!
– И никто ее не предупреждал, что все это плохо закончится?
– Смеетесь? Да все ей вокруг хором твердили, что если она не бросит пить, то не сможет довести детей до совершеннолетия.

– Тогда в чем ты себя винишь? Случилось то, что и должно было случиться.
– Я должна была ее убедить! Я должна была пожелать что-нибудь такое, чтобы она излечилась от алкоголизма и стала снова нормальной! А вместо этого…
И Марина всхлипнула. Бомж немного помолчал и молвил:
– Ну вот перед тобой я, тоже алконавт со стажем, и мне тоже пообещали, что до пенсии я не до живу. – Найди такие слова, чтобы они меня убедили и сделали трезвенником. Я не тороплю тебя, нет – поищи, подумай, включи все имеющееся у тебя красноречие. Ты ведь будущая учительница, разве не так?
– Я не сумею! – возразила Марина несколько удивленно. – Это же невозможно, разве не так?

– Невозможно, – согласился бомж. – Я не брошу пить, как ни старайся. Твоя мать отмучилась, и ей было бы очень грустно, если бы она тебя сегодня увидела рядышком с собой на небесах.
– Или в аду, – молвила Марина, содрогнувшись.
– Тем более там… Да, кстати, насчет желаний… У тебя случайно нет подруги, которая все получает в два раза больше, чего бы ты ни захотела поиметь?

Марина содрогнулась. Только теперь до нее дошло, что Нельку она сегодня тоже приговорила, одновременно с собой.
– А откуда Вы знаете? – вымолвила она испуганно. – Вы тоже…
– Да, получил монетку достоинством в 25 рублей, на которые ничего нельзя купить. Целых 9 месяцев тому назад. И что, ты рекомендуешь мне прыгнуть с моста на пару с тобой? Ну так я даже утонуть не сумею, поскольку слишком хорошо плаваю, а вода еще не достаточно холодна.
– И как же Вы с этим справляетесь?

– Да никак. Одно только понял: слишком плохие желания не исполняются, как и слишком хорошие. Пожелать всеобщего мира на земле не получится. Так что к смерти своей матери ты не причастна никаким боком… Идем, получишь назад свой рюкзак, и езжай куда ехала. Бери от жизни свой кусок пирога, и вкушай его, стараясь не обжигаться. Желания – они не только у тебя есть!

15.
Янек и смерть

Тем летом Янек действительно заметил странную закономерность: стоило ему пожелать, чтобы у него что-то было, как у кого-нибудь из его соседей по подвалу оказывалось примерно то же самое, только в два раза больше или такое же, но гораздо лучшего качества.
Например, штиблеты – стоит сказать, что для любого бомжа именно обувка являлась самой проблемной частью экипировки. Правда, в последние годы в продаже появились легкие дешевые шлепанцы, цельнолитые из какого-то материла типа пластмассы. Именовались они пляжной обувью, и без носков натирали ноги, но потом Янек догадался смазывать натертые места кремом для рук (в подвале он носков не носил – берег «на выход» – и о чудо! – шлепанцы волшебным образом размягчились, приняли форму его ступней и натирать перестали.

Ну так что же? Стоило ему это заметить, как Лукич, его сосед слева, приволок таких целых две пары – одну «подогнали», а вторую он нашел на улице в оброненном кем-то пакете.
И это был только один из примеров, когда Янек покупал по дешевке, а Лукич подбирал возле мусорных ящиков бесплатно. Лукича слишком часто начали угощать, причем именно в тот день, когда Янек чего-то хотел, и ему отрубалось.

Самое же поразительное совпадением произошло в середине августа. Янеку как раз пообещали выплатить гонорар за тексты к музыкальным номерам одного из спектаклей – спектакль имел оглушительный успех, театр собирал аншлаги, ну и Янеку раз в месяц отстегивалась какая-то стопка рублей – не сильно много, но Янек и тому бывал рад. Однако цимес был не в этом – ему пообещали заплатить сразу два театра одновременно, то есть это было уже ощутимо.
А только что же? Именно в тот день Лукич подобрал на улице полиэтиленовый пакет, в котором лежали, завернутые в газетку, купюры, общей суммой ровно в два раза большей, чем Янеку пообещали оба театра чохом.

Тут уж Янек заподозрил неладное. И он решил произвести несколько опытов, чтобы удостовериться, кажется ему или действительно злые силы играют с ним в некую игру.
Так, через пару дней он подобрал на улице ключ – Лукич принес два. Потом пуговицу от пиджака – Лукич где-то надыбал две. Еще через несколько дней Янек выцыганил у коллег по редакции мелочи на два рубля – и снова Лукич был в выигрыше – тот наткнулся возле ларька на россыпь монеток общим количеством в 4 единицы российской валюты.

Сказать, чтобы Янека это слегка шокировало – это не сказать ничего. Он начал побаиваться, чтобы и с Лукичом не произошло того же, что и с Петровичем. Потому как заиметь на совести два трупа Янека не вдохновляло совершенно. Ведь если в первый раз он ни о чем таком не подозревал, то сейчас-то ему было ясно, что смерть Петровича не просто так совпала с попойкой, которую Янек устроил по случаю получения пачки купюр за выступление на корпоративе.

В общем, Янек держался долго, но в конце августа его пригласили на поминки одной современной художницы из модных в определенных кругах богемы. Художницу эту он хорошо знал, даже некоторое время жил у нее в мастерской, пока она не завела любовника. Оставаться там стало неловко, и Янек съехал. И вот теперь она умерла – причем погибла глупо, если можно считать глупостью заплыв через Волгу наперегонки под хорошей дозой чего-то-там.
Модное дарование было относительно молодым – лет тридцати пяти, не более. Вот Янек и накачался под самую завязку – ему подносили, и он не отказывался, пока не обнаружил, что лежит на свежей могиле именно так, как ему когда-то мечталось. То есть раннее утро, солнце восходит, птички поют и листва шелестит. Единственное неудобство – это холодная роса, выпавшая за ночь, и Янек чувствовал, что продрог, хотя с вечера было тепло.

«Сколько же я так пролежал?» – подумал он несколько удивленно. – Как бы не простыть…»
Очутиться в больнице ему в тот период жизни почему-то вовсе не хотелось, хотя это и обозначало чистую уютную постель и халявное питание. Но это он приберегал на крайний случай, когда дела будут обстоять совсем скверно.
Пока же второй на очереди мыслью после того, как он припомнил все события прошлого вечера, было желание узнать, как провел вышеупомянутый день Лукич. Это не помешало Янеку сначала направить стопы в редакцию своей газеты – Лукича он в любом случае не спаивал, в рот тому ничего не заливал, причем не только водки, а и вообще ничего съестного не приносил в подвал в последнюю декаду. Даже обещанный гонорар из обоих театров должен бы поступить только завтра. Короче говоря, Лукичу Янек был не сторож – и точка.

Не сторож-то не сторож, однако он был нисколько не рад тому, что Лукич в подвале не ночевал ни в прошлую ночь, ни в следующую. Появился он только на третий день и со смехом рассказал, как очнувшись в морге, напугал там всех, начиная с санитара.
– В морге? – изумился третий обитатель подвала, сосед справа. – Врешь поди?
– Не сойти мне с этого места! – перекрестился Лукич. – Они только меня резать собрались, а я как вскочу, как закричу!
(По правде говоря, тут Лукич слегка преувеличил – он просто пошевелился и застонал).

– Ну а чего ж ты сразу домой не выдвинулся? – спросил Янек. – Мы за тебя здорово переволновались.
– Так это… Они меня наверх повезли, в реанимацию, проверить, все ли у меня в порядке. Взяли анализы, и только тогда отпустили.
– Врешь ты все! – недоверчиво прокашлял четвертый обитатель их «ночлежки», занявший место Петровича. – Не может быть, чтобы нынешняя медицина, да не смогла сразу определить, труп к ним доставили, или живого.

Но Янек сразу поверил: не врет Лукич, не все медицина определить может. И медленно-медленно страх начал заползать в его до сих пор безразличное к Гамлетовскому «быть или не быть» сердце. Страх в нем рос, и рос, чтобы к утру превратиться в ужас. Янек боялся не смерти как таковой, и даже не вскрытия в морге на железном столе – он испугался быть похороненным заживо.
«Только не это! – думал он, содрогаясь. – Только не летаргический сон! А ведь я чуть было не пожелал себе именно его! Говорят же: «поосторожней с желаниями, они имеют моду сбываться.» Нет, нет и еще раз нет – не хочу!!!»

Янек отчетливо понимал, что необходимо остановиться, и что-нибудь предпринять, чтобы чужие поминки не могли превратиться в его похороны. Потому что с таким же успехом он мог очнуться не на свежей могилке, а в выкопанной для кого-то яме под поставленным на его грудь чужим гробом. (а что – пьяные могильщики очень просто могли бы не заметить валяющегося внизу тела, если бы тело не шевелилось и оказалось присыпанным землей).

Но как остановиться-то, если мозг требовал только одного – очередной порции алкоголя, и как можно чаще? Как было удержаться, за что зацепиться, если душу грыз чудовищный страх убить кого-то из знакомых неосторожным желанием? Это противоречие казалось вообще неразрешимым, ну разве что можно было бы покончить с собой быстро и махом. Однако на это, как ни странно, Янек пойти не мог – он был отчего-то уверен, что за ним следят его враги, просто мечтая дождаться, когда же он, доведенный до отчаяния, наложит на себя руки.

Кроме того, был еще младший сын, с которым он расстался, поругавшись вдрызг – парень (для Янека тот до сих пор оставался сопливым пацаном) не шутя мог вообразить, будто это он виноват в доведении отца до самоубийства и это чувство могло бы испортить ему всю дальнейшую биографию. А, может, это просто говорил в Янеке инстинкт самосохранения, присущий всему живому?
Именно тогда он и встретился снова с Мариной. Встретился совершенно неожиданно, поздним вечером, возле железнодорожного вокзала. Точнее, даже не встретился, а она сама подошла к ним с Лукичом, когда они шарили по торговым рядам в поисках «неликвида», что частенько оставляли им торговцы овощами и фруктами. И фраза, которая прозвучала из ее уст, просто ввела их обоих с Лукичом в ступор.

– Вам, наверное, нужна закуска, – произнесла девушка, подойдя к сидевшему на пустых ящиках Янеку почти впритык. Только тут Янек увидел на спине у нее большой, доверху набитый рюкзак. Который она затем аккуратно сняла с четким намерением оставить его двум бомжам.
– С его это вдруг так щедро? – с подозрительностью в голосе поинтересовался Лукич.

Его подозрительность была более чем понятна – полноценное угощение, упакованное в абсолютно добротные, хорошие и почти новые рюкзаки на его долю не выпадало еще ни разу. Да и на Янекову тоже. Но в отличие от Лукича он за два месяца слежки успел досконально изучить дарительницу – та никогда не превышала лимит щедрости по отношению к нищим, а если и подавала им иногда, то либо пару десятирублевых кругляшков, либо какое-то небольшое количество продуктов, купленных в магазине.

Да и выражение лица у девушки сейчас было такое, что его словно по горлу резануло – отрешенное, неподвижное. И голос ее прозвучал совершенно безэмоционально, как у зомби. Ну, то есть если бы зомби существовали и могли бы говорить. Затем из глаз ее покатились слезы – и это было красноречивее всего. Девушка явно задумала что-то не очень хорошее… и даже наоборот, черезвычайно плохое…
– Я боюсь это открывать, – прошептал Лукич, показывая на рюкзак, когда девушка быстрым шагом рванула в темноту по направлению к набережной.
– И не открывай, – отвечал ему Янек, также шепотом. – Ты покарауль-ка лучше провиант, пока кто-нибудь не позарился, а я побегу ее догонять.

– Думаешь, девка самоубиться решилась? – сказал Лукич, опускаясь на ящик, с которого только что встал Янек.
– Почти уверен. Спрячь-ка енту сумочку под прилавок и посиди тут. Спасем – глядишь, нам это в карму и зачтется.
– Так бы и сказал, что она твоя знакомая, – буркнул Лукич ему вслед.
Янек включил третью скорость и успел-таки перехватить девку как раз когда та уже занесла ногу, чтобы взобраться на перила мостового ограждения.

– Ну, рассказывай, – произнес он, схватив девчонку за плечи, потому что надо же было с чего-то начать отвлекать ее от грустного намерения любой ценой прервать цепочку страданий, в которые превратилась ее жизнь.
«Любовь! – подумал он сочувственно. – поссорилась со своим летчиком, наверное.»
Оказалось – ничего подобного, на этот раз Янек ошибся. Все обстояло гораздо серьезнее – и, одновременно, понятнее.
– Мне… нельзя больше…жить, – прошептала девушка в отчаянии. – Я… я великая грешница. Я… убила свою родную мать…

И слезы снова покатились по ее щекам. Что можно сказать в таких случаях, и надо ли вообще что-то говорить, Янек понятия не имел. Как человек нерелигиозный, о грехах он имел весьма смутное представление. То есть перечень их был ему известен, но чтобы нарушив одну из заповедей, человек побежал топиться – о таком феномене он слышал впервые.
Зато он отлично знал, что такое совесть, и какой она может быть жестокой. Но сказал он опять же нечто иное, чтобы повернуть направление мыслей девчонки с накатанных рельс на более безопасную дорогу. Отлично зная, что приводить аргументы сейчас можно только такие, какие человек способен принять, и вспомнив, что для верующего человека может быть важным, Янек поднял вверх указательный палец и со всей укоризной, на которую был способен, произнес:

– А ты исповедовалась перед смертью?
Девушке необходимо было высказаться, просто облегчить душу. Вот только показывать жалость к ней было нельзя –можно было только помочь ей принять правильное решение, чтобы оно исходило не со стороны Янека, а изнутри ее самой. То есть расспросить ее о подробностях происшествия, уменьшить чувство вины и сделать ношу в подъем. К чему он и приступил.

Каково же было изумление Янека, когда он осознал, что девушку гложет то же самое, что и его самого – страх, что будто она стала опасной для людей. То есть, что вовсе не в матери было дело – смерть матери явилась только поводом для нее обнаружить неразрешимую дилемму, которую поставила перед ней судьба. Выбирать желания так, чтобы они никому не могли навредить, либо наплевав на всех, кто был ей дорог или близок, шагать по людским спинам, плечам и головам.

Нет, он безусловно был прав, когда едва в эту девушку не влюбился – она действительно была не совсем обыкновенной. При всем своем росте (даже без каблуков она была всего лишь на пару сантиметров ниже его, Янека) она казалась сейчас не просто хрупкой и беспомощной, но одновременно внутренне сильной и цельной. Как то и другое могло сочетаться в одном человеке, было почти непостижимо, но Янек ощутил всеми фибрами души, как в нем снова просыпаются нежность и желание во что бы то ни стало защитить эту девушку от всех опасностей и невзгод, которые могли попасться ей на поворотах ее жизненного маршрута.

Он что-то говорил ей, о чем-то спрашивал. Он просто слушал, как она изо всех силенок пытается обвинить себя в том, что от нее никак не зависело. Обвинить с единственной целью: чтобы доказать самой себе необходимость вычеркнуть себя из списка живых таким тяжелым и неприятным способом, как пятиминутные конвульсии в не слишком теплой августовской воде.
– Ну вот перед тобой я, тоже алконавт со стажем, – в конце-концов произнес Янек, нащупав момент, когда в железной обороне, которой девушка отгородила свой рассудок от здравого смысла, обнаружился дефект. – Найди такие слова, чтобы они меня убедили и сделали трезвенником. Поищи, подумай, включи все имеющееся у тебя красноречие…

Он совершенно сознательно поставил перед ней новую, важную, и маловыполнимую задачу. Чтобы ее мозг воспринял эту задачу как тропинку к выходу из тупика. С удовлетворением он увидел – сработало. Как и вопрос о подруге, которой всегда доставалось все в два раза больше. И странно – получив утвердительный ответ, Янек не только не удивился, но даже испытал внутреннее удовлетворение – нет, не случайно судьба их столкнула и на новогоднем балу, и сегодня. Неужели эта юная чистая душа тоже попала в точно такую же ловушку, что и он, потрепанный жизнью бывалый грешник?

«Проверим», – решился он, а вслух сказал как можно небрежнее:
– Да, я тоже получил монетку достоинством в 25 рублей, на которые ничего нельзя купить…
По испуганному взгляду девушки он постиг: все верно, он угадал, проблема у них действительно была общей.
«Ну что ж, и выход станем искать сообща…Впрочем…»
– Кое-что я понял: слишком плохие желания не исполняются, как и слишком хорошие… Так что к смерти своей матери ты не причастна никаким боком…

Уже на обратном пути к вокзалу он осознал: сегодня он не только девушку пытался убедить в невиновности в чьей-то смерти, но и самого себя. То есть как ни крути, но свою родную мать она в любом случае не убивала – как и он Петровича. Никого из своих собутыльников Янек пить никогда не подначивал, и даже то, что он давал соседу по подвалу деньги в руки, вовсе не было тому сигналом к излишним возлияниям – ведь в матрасе у того была зашита сумма в два с лишним раза большая, чем они тогда совместно вчетвером прогудели.

Кстати, Лукич в ожидании его возвращения времени даром не терял: накрыв рюкзак пустым ящиком, он допил бутылку, оставленную Янеком и все два часа, пока они с Мариной шли назад, мирно проспал, склонив голову на все тот же ящик и подставив два других себе под туловище и ноги в виде ложа. Словом, жестко, но привычно – главное, не на холодном асфальте. Рюкзак он честно не распаковывал – когда это было надо, Лукич держать себя умел.

Это сообщение отредактировал ЯКассандра - 21.12.2021 - 12:50

...

Кто такой Черноес? И почему его нельзя брать белым?

Это сообщение отредактировал ПРИМа25 - 21.12.2021 - 12:57

Часть VI
Надежды и разочарования
16.
Марина и ее работа

Марина вернулась в село Константиновку совершенно пришибленная. В голове у нее творилась полная неразбериха. С одной стороны, было ясно, что смерть матери никак не была связана с желанием Марины обрести свободу маневров – мать ей вообще-то не мешала делать, что она хотела, и сейчас в их семейном раскладе для нее лично не поменялось ничего. Бабушка взяла хлопоты о младших внуках на себя, и, оформив над ними опеку, скоро станет получать на них пособие как на полных сирот. Не богато, но прожить им хватит. Только вот как же Нелька?...

Нелька встретила ее радостная и возбужденная:
– Представляешь, мою младшую сеструху приняли в школу для подготовки в ВУЗ для одаренных детей – на полный пансион! Она теперь будет жить в N, в интернате, и если станет стараться, то через три года сможет пройти на бесплатное обучение в любом ВУЗе без ЕГЭ!
– То есть у тебя в семье никто не умер? – уточнила Марина мрачно, на всякий случай.
– Да ты что, типун тебе на язык! Мы все так рады за нее, ты даже не представляешь! Туда же был конкурс, и они летом сдавали экзамены Результаты пришли только позавчера! Представляешь?

– Это ты не представляешь, как я рада за твою сеструху, – нашла в себе силы улыбнуться Марина. – А как обстоят у нас дела с учебной нагрузкой? Ты хотела взять побольше часов. Удалось?
– Да никто и не сопротивлялся. Жаль, что тебя не было на совещании, на тебя скинули только то, что никто брать не хотел: твой предмет и плюс ИЗО.
Марина вздохнула: школа была неполной средней, и как часы ей выделили самый минимум, чтобы только-только хватило на ставку.
– Ничего, зато не буду так сильно уставать как ты. Это даже хорошо, что будет время освоиться с классным руководством и толком настроить электронный дневник.

И начались школьные будни. Впрочем, у Марины были все причины радоваться, что часов ей дали минимум – ремонт во второй половине дома необходимо было делать срочно, пока не ударили морозы и можно было накопать глины для перекладки печей в соседней, более комфортной квартире. А в выходной требовалось заняться проводкой, то есть съездить в райцентр и купить необходимое количество нормального медного провода нужного сечения, несколько распределительных коробок, а также крепеж для проводов, розетки, выключатели и лампочки. Ну и конечно, вместо пробок старого образца надо было поставить автоматические.

Сделать все требовалось абсолютно грамотно, чтобы не было претензий от пожарников. А до выходных надо было перемерять всю вторую квартирку и нарисовать схему расположения розеток и выключателей. В процессе этого, кстати, Марина обнаружила в той части дома люк в подпол – туда тоже желательно было провести свет, как, между прочим, и в тамбур.
Нелька с удивлением наблюдала за ее бурной деятельностью, но сама принимать участие в ремонте не хотела.

– И охота тебе мужика изображать? – спросила она недоуменно, когда Марина попросила ее подержать рулетку.
– А я не изображаю, просто никто за просто так ничего не делает. Либо платить придется, либо «дашь-на-дашь».Лишних денег ни у меня, ни у тебя не водится, а второй вариант не приемлем в любом случае.
Нелька взглянула на нее свысока и усмехнулась.
– А родители учеников на что? – произнесла она с непередаваемой интонацией, в которой явно слышалось, что Марина как была лохушкой, так и осталась.

Может, кто-то на месте Марины и обиделся бы, но она лишь засмеялась в ответ.
– Если для тебя это так просто, почему бы тебе не организовать этих самых родителей, чтобы нам починили крышу дровяника?
– А материалы?
Марина подумала…
– Обратись в сельскую администрацию. По закону они обязаны нам предоставить жилье, а не руину. В поселке есть собственная лесопилка, а значит там должен быть горбыль. Рубероид нам, скорее всего, придется самим приобретать, но он не дорогой, так что потянем.

– Ты так стараешься, словно собираешься оставаться здесь навсегда.
– А ты нет?
– Я что, умом тронулась? Отработаю, сколько положено по диплому – и адьё!
– То есть ты три года собираешься топить печку сырыми дровами, выкапывая их из-под снега?

Нелька фыркнула, однако задумалась. Результатом ее задумчивости явилась полная замена крыши дровяника – причем администрация и на рубероид расщедрилась. Правда, толевые гвозди и мастику для промазки швов молодым учительницам пришлось приобретать уже самим. И насчет подключения родителей учеников Нелька (извиняюсь, Нинель Валентиновна) не зря усмехалась – двоих она мобилизовала без труда. Впрочем, Марина подозревала, что главную роль там сыграло не столько обаяние молодой учительницы, сколько связи директора школы. Но какая для нее была разница? Важно, что одной проблемой стало меньше.

Беда была в том, что ремонтировать вторую половину учительского дома никто не только не собирался, но и не стал бы собираться – это было исключено, и можно было даже не суетиться на эту тему. Поэтому Марина засучила рукава и принялась прилежно возить из оврага глину, благо она там была и это не было запрещено. Ну а съездив в райцентр по электрическим делам, она сразу же принялась это самое электричество проводить.
Попутно она снимала старую проводку: все те обрывки, обрезки, скрутки и спайки, которые наросли за сорокалетнюю историю дома. Кстати, первоначально этот дом стоял совсем в другом месте и даже в другой деревне, а в Константиновке он очутился, когда деревня та окончательно сдохла. Школа там стала без надобности, и подобно многим другим работоспособным постройкам домик был разобран на бревнышки и перевезен туда, где в нем была потребность.

На следы той самой первоначальной проводки в виде изящных фарфоровых роликов, прибитых к стенам чуть ли не намертво, Марина наткнулась, когда освобождала стены от всего, что ей мешало. И каково же было ее удивление, когда делая собственную разводку согласно заранее нарисованной схеме, она обнаружила, что разработанный ей вариант чуть ли не один-в-один повторяет дорожку из этих роликов. То есть получалось, что она просто восстановила первоначальную электропроводку дома, только сделала это с новыми, более современными материалами.
«Кто молодец? – спросила сама себя Марина. И сама же себе ответила, – Я молодец!»

И обе печки она нацелилась починить – еще в сентябре вычистила от золы круглую, обитую металлом, которая почти не грела, потому что идиот-печник (иначе и не скажешь) зачем-то при кладке печки оставил пустоты между кирпичами внизу, отчего наружная часть стенок ее практически не грелась.
Разбирать всю печку Марина, разумеется, не стала. Вместо этого она нашла в Интернете схему устройства таких печей, хорошенько помозговала и используя топку, разобрала и переклала ее (то есть топку) по частям. После этого печка заработала – лучше не бывает. В помещении сразу установилась приемлемая температура, и можно было приниматься за перекладку комбинации русской печи с подтопком…

– Откуда ты все это умеешь? – спросила ее однажды Нелька (извиняюсь, Нинель Валентиновна), у которой как ни странно, активная деятельность Марины по приведению соседней квартирки в жилое состояние особого восторга не вызывала.
– А я у нас в семье исполняла роль «мужские руки». Мать не хотела таскаться со всеми подряд ради починки розетки или забивки гвоздя в стену – она ни о ком и думать не хотела, кроме моего папаши, ну и воспитывала меня соответствующим образом, то есть чтобы я училась на уроках труда в школе не только салаты делать и фартуки шить.
– Тогда понятно, – процедила Нелька сквозь зубы.

Как ни странно, но излишнюю деловитость Марины не одобряла не только Нелька, но и вообще никто в селе. Марине это было абсолютно непонятно. Казалось бы, хотя бы администрация школы должна была обрадоваться, что нашелся кто-то с хозяйскими руками, способный отремонтировать учительский домик, и таким образом этот головняк снять с повестки дня. Но ничего подобного – наоборот, на Марину косились и совещание при директоре это показало абсолютно точно: администрацией школы она была избрана объектом для критики – именно ее ставили в пример по всем пунктам, «у кого все плохо».

Марина даже не подозревала, что начинающим учительницам специально давалось жилье, малопригодное для проживания – для того, чтобы они охотнее вступали в контакт с местными одинокими мужчинами. Не в смысле беспорядочных связей, а присмотрели бы себе среди них жениха и вышли в этом селе замуж. Потому что здесь это было единственным способом для закрепления учительских кадров.
Но наивная Марина, которую никто на этот счет никогда не просвещал, искренне думала, будто делает великое дело, и продолжала копошиться – медленно, но упорно.
Кстати, русскую печку с подтопком ей удалось переложить далеко не сразу – чуть наступил октябрь, как из всех щелей начало дуть, особенно из-под пола, и пришлось выписывать тракторную тележку опилок, чтобы подсыпать завалинку, опоясывавшую весь дом снаружи – как выяснилось после вскрытия ее верхних досок, этого также никто уйму лет не делал. Причем, кажется, с самого момента установки дома на этом месте, потому что старые опилки успели осесть ровно наполовину первоначальной высоты.

Дуло и из-под обоев, но на их смену у Марины уже не хватило ни финансовых ресурсов, ни сил. Деньги, привезенные ей с собой, подошли к концу, а зарплату в школе почему-то задерживали. Ни за 5 дней августа, ни за сентябрь не было выдано ни рубля, и даже аванса они не получили. Остальным членам коллектива раздали, а их – обошли.
– А чего же вы хотели? – деланно изумилась завхоз, она же кассирша. – Задержка – 4 месяца.
Девушки тревожно переглянулись.
– 4 месяца? – не поверила своим ушам Марина. – А на что мы должны будем покупать в магазине еду?

– Вы, наверное, шутите? – произнесла Нелька, которая хоть и следила за толщиной своей талии, но не настолько, чтобы не понимать разницу между диетой и невозможностью позавтракать или поужинать в принципе.
– Если бы! – вздохнула завхозша. – Сейчас мы получили остатки отпускных, а в ноябре, если ничего не изменится, не выдадут вообще нисколько. Вам – уж точно. Так что звоните своим родителям, пусть высылают вам деньги. И экономьте, экономьте. Никакой роскоши – только на питание. Потому как в декабре вам светит в лучшем случае … смотрите сами ведомость.

Марина глянула – и ноги у нее подкосились.
– Вам надо было нас предупредить! – процедила Нелька сквозь зубы.
– Чтобы Вы сбежали?
В голосе у завхозши не было даже намека на насмешку – только полнейшее безразличие.
– А вы сами? На что Вы живете? – ярость просто хлестала из Нельки.
– У меня есть огород. И у всех в селе, кстати, тоже. Можем и вам выделить. Весной. Тракториста для вспашки найдете сами. Здесь это не проблема.
Марина прикусила губу. Действительно, они здорово попали – у всех членов школьного коллектива от технички до директора было из чего варить себе щи. Погреба, чай, были полны. У всех – кроме них двоих.

«Ладно, как-нибудь перетерплю, – решила Марина. – Тарелка супа и для меня найдется – в школьной столовой. Ну похудею, ну сброшу килограммов с десяток – не критично, пока есть вода и есть, на чем ее кипятить. Хорошо, что стройматериалами я запаслась, и что глина здесь тощая – много песка не потребуется на замешивание... И дрова пока еще остались, колоть не надо…»
Каждое полешко она распиливала на два – топка в круглой, оббитой металлом печи, была небольшой. Кстати, Нелька согласилась перебраться из «душегубки» к ней – вдвоем было теплее, да и топить печку при раскрытой двери в холодную пору года, когда придя с работы желанного тепла не предвиделось еще по крайней мере целых два часа – удовольствие не для слабонервных. Особенно для той из девчонок, кто вырос в газифицированном селе. А Нелька была именно из такого.

«Настоящих дров», то есть целую машину стволов трехметровой длины, им привезли одними из первых, чуть только дороги подмерзли и начался сезон доставки. Марина с тоской глянула на это богатство – стволы требовалось распилить на чурбачки, а затем переколоть. Причем если переколоть можно было и потом, в процессе, то распилить – наоборот, то есть побыстрее.
Расспросив в учительской, сколько в Константиновке берут за такую услугу, Марина потащилась к директору школы.
– Я могу занять необходимую сумму, – сказал директор. – Отдадите с зарплаты. А бензопилы здесь у половины мужиков есть. Походите по соседям, наверняка кто-нибудь захочет подзаработать.

Суммы, выданной ей директором, хватило на распилку ровно половины привезенных кубометров, поскольку Марина попросила нарезать ей чурбачки длиной в 30-35 см, что увеличивало расход бензина на каждый ствол ровно в два раза. Но это было не трагично и не проблематично. Чуть залетали «белые мухи», Марина с Нелькой перекатали чурбачки под крышу в дровяной сарай и кололи их по очереди – то есть пока у них хватало сил, и они не ослабели от голода настолько, что еле таскали ноги.
Раз в день их кормили в школьной столовой – в том же объеме, что и учащихся, то есть порции были детскими, и администрацию школы отчего-то нисколько не волновало, что обе молодые учительницы функционируют на количестве калорий, половинном от допустимого при постельном режиме. А они ведь не лежали – они ходили каждый день на работу, где должны были выстаивать на ногах от трех до шести часов, говорить, выслушивать ответы и следить за дисциплиной.

Кстати, класс Марине подсунули самый трудный, но она все же была уверена, что шансы добиться если не нормальной успеваемости, то хотя бы посещаемости у нее есть.
«В крайнем случае прибегну к «монетке». Зря, что ли, мне ее подсунули?»
Действительно, имея столь мощный артефакт, глупо было бы им не пользоваться хотя бы время от времени. То есть Марина выразила необходимое желание вслух, на первом же родительском собрании, да и позднее, когда возникла необходимость обойти родителей, подтверждала, если ребенок переставал ходить в школу. А в первой половине сентября, когда народ начал массово копать картошку и дергать кормовую свеклу, прогуливало чуть ли не по полкласса.

Так что Марина произносила как бы случайно свое фирменное «хочу чтобы» – и ребенок как по волшебству начинал ходить, пропуская только по уважительным причинам, то есть с последующей запиской от родителей или местного фельдшера со справкой «по болезни». У Нельки, естественно, тоже было близко к 100%., и это было прекрасно. Обе они вели по кружку, Нелька организовала музыкальную группу, а Марина – художественного творчества. С успеваемостью, правда, дела обстояли не ахти – но на кружке детишки старались, и это было ценно.

Однако больше в их школьной деятельности не было ценного ничего. Голод донимал обоих девушек все сильнее, потому что ни та, ни другая не получили от своих родных ни рубля помощи. Да Марина и не звонила своим – даже не пыталась. Отнимать у бабушки последнюю копейку и грузить ее своими проблемами, заставляя расстраиваться – это было, по ее мнению, последним делом. Не дай бог старую женщину еще инфаркт хватил бы от беспокойства за внучку – этого бы Марина уж точно себе никогда не простила!

17.
Семен и слава

Семен, между прочим, тоже ничего хорошего от чудес не ждал. Мало того, в чудеса он вообще не верил, поэтому для всего старался найти рациональное объяснение. И как ни удивительно, но это у него всегда получалось.
Так, он ничего особенного в прибившемся к нему песике не находил – мало того, когда кто-то утверждал при Семене, что животные мыслить не умеют, он всегда приводил в пример своего Люка, и искренне уверял всех окружающих, что если бы у данного собакена горло было устроено несколько иначе, то он бы даже разговаривать научился. И все это без каких-либо задних мыслей о том, что черный пес с ушами-антеннами знает и понимает неизмеримо больше, чем полагается живому существу, не прожившему на белом свете даже одного года.

Где уж при таком настрое Семену было догадаться, что не случайно на его соседа по лестничной клетке начали сваливаться одни блага за другими. Тем более что сосед этот не только не был музыкантом, но и вообще к миру богемы отношения не имел. Он был практик до мозга костей, мир искусства глубоко презирал, не одобрял, а себя, работягу, ставил выше любого рок-музыканта или тем более барда.
Любимым его развлечением было тормозить Семена, когда тот возвращался домой со своего поста на переходе и хвастаться своей значительностью на фоне его, Семена, ничтожества.

– Вот ты скажи, – допытывался он у Семена, – чего ты полезного сегодня сделал. А мы завершили испытания новой модели судна на подводных крыльях. Скоро в производство запустим, судоходство на Волге оживим.
Семену на это отвечать было нечего – не говорить же о втором в его жизни концерте.
– Ты думаешь, мы делаем только большие суда? Нет, нынче упор на «маломерки», для индивидуалов.
И снова Семен промолчал – про игру на корпоративе ему повествовать не хотелось.

В самом деле, не хвастать же ему было скромной суммой, полученной за это выступление, если сосед сразу же начал расписывать, какую премию ему как бригадиру выписало начальство, и премия эта была в два раза больше?
Оставалось только прошмыгнуть себе в квартиру вместе с инструментами и собакой, что они оба и сделали – Люк впереди, а Семен за ним.
Закупив оборудование для своей студии, он мрачно выслушал, какой именно набор инструментов приобрел сосед – сплошь фирма, разумеется, качественных и со всевозможными надсадками, он даже не стал интересоваться стоимостью всего этого инструментария – он все равно в этом не разбирался и заранее поверил, что такого у него никогда не будет. Но вместо зависти почувствовал лишь некоторое уважение к соседу – оказывается, у того тоже была своя мечта, на осуществление которой мужик не жалел потратиться.

Сам же он твердо решил выполнить программу, намеченную для него умницей-Мариной по выходу в число Интернет-знаменитостей, а для этого трудиться, трудиться и трудиться.
«Может, удастся даже таким образом начать зарабатывать в Интернете. Рекламой, хотя бы. Другим же удается?»
Другим, может, и удавалось, а вот Семену – нет. Рекламодатели, как оказалось, предпочитали размещать свои объявления на уже раскрученных сайтах, где число подписчиков или хотя бы просмотров подходило к миллиону и более. А до этой вожделенной цифры Семену было ползти и ползти. Именно ползти, потому что Марина строго запретила ему вываливать в Интернет сразу все его песни.

– Твоя задача – сделать так, чтобы «светиться» в Интернете постоянно. А для этого тебе нужно, чтобы твое творчество появлялось там с определенной периодичностью, чтобы тебя начали ждать.
– А почему нельзя сразу? Ну, целый альбом?
– Потому что о тебе еще никто не знает. Тебя не станут искать, а твой альбом заметит только очень маленькое количество людей, любящих и ищущих новинки. Таких очень мало, и чаще всего оценить это новое они не способны. Вероятность того, что они станут твои песенки распространять среди своих знакомых, сама по себе низкая, даже если они им и понравятся. А если твое творчество оставит большинство из них равнодушным?

– Распробуют потом.
– Каким чудом? «Поисковик» в Интернете настроен либо на новинки, либо на то, что люди запрашивают чаще всего. Уже одно то, что ты регулярно станешь открывать свой сайт для того, чтобы размещать на нем свой контент, увеличит шансы быть открытым и другими пользователями. А если кто-то наткнется случайно на одну из песен и заинтересуется, то заметив, что песни на твоем сайте выкладываются периодично, он начнет твой сайт открывать регулярно. Что также увеличит шансы, что «поисковик» тебя не забудет где-то на задворках архивов на своих серверах, забитых терабайтами информации.

Это звучало столь разумно, что Семен решил не рисковать. Тем более, что готового материала у него было пока немного. Первое видео и первую песню они с Мариной выложили в Интернет сразу же, и в течение сентября-октября он разместил все шесть видео и песни первого альбома. Разумеется, как на каждом приличном сайте, там имелись и кнопки для лайков, и счетчик количества просмотров.
И вот именно это, то есть то, что Семена начало волновать количество просмотров и количество лайков, едва не парализовало всю его работу по записи новых аудиотреков. Достаточно сказать, что новых видео он так и не записал, и вообще целый месяц мозг его был занят проблемой: отчего его прекрасные песни публика не хочет замечать, и как себя раскрутить. Особенно это касалось видео, с mp3 и аудио- форматом дело обстояло несколько лучше.

Семен тогда еще не знал, что при отсутствии рекламы все новое пробивается в Интернете черезвычайно медленно. И сообщения о каких-то роликах, внезапно ставших «вирусными», то есть за одни сутки достигшими миллиона просмотров – не более чем трюки, создаваемые целой командой клакеров, то есть хвалителей и распространителей. Поэтому он чувствовал себя пришибленным и глубоко несчастным. Он ведь так надеялся, что Марина заблуждается, что на самом деле его песни подхватят сразу же, что публика оценит их новизну, и его будут сначала слушать, а затем они попадутся на глаза какому-нибудь продюсеру, который за него ухватится и начнет делать ему карьеру, чтобы заработать на нем (то есть сначала раскрутив его), нехилые деньги…

Ведь все же говорят, что он талант – так разве таланты не нужны нашей эстраде?
Но пользы от Интернета, получалось в этом плане примерно столько же, сколько от стояния в переходе – продюсеров персона Семена не интересовала абсолютно.
В общем, Семен совсем было приуныл, но вовремя вспомнив, что Марина его о таком предупреждала, он взял себя в руки, то есть стряхнул оцепенение и принялся записывать свои песни дальше. Правда, спохватился он лишь тогда, когда последний из готовых треков был уже в сети. Кстати, в отличие от видео, песни в формате mp3 начали полегоньку набирать просмотры. Даже пара плюсиков появилась.

Записываться он мог только в первую половину дня, с 10 до 13, когда наступало время тишины по закону, изданному муниципалитетом. По вечерам же, когда Семен возвращался со своей работы, с работы возвращался почти весь дом, и записывать музыку становилось невозможно – народ хотел отдыхать, а не слушать бесконечные повторы одного и того же на разные лады.
Возмущение выражалось в стуках, грюках и прочих посторонних звуках, которые хотя и в ослабленном виде, но все же доносились до микрофона, а, следовательно, попадали на запись, ухудшая качество звучания.
Поэтому по вечерам Семен предпочитал проводить время за компьютером, наслаждаясь кино без рекламы или составлением коллекции mp3 для возможной работы диск-жокеем. Разумеется, он уже понимал, что его не позовут, однако исключать такой поворот в биографии было не разумно.

Кроме того, однажды он наткнулся на сборник минусовок песен, популярных и востребованных на различных мероприятиях. Он также их скачал, затем, перетасовав по алфавиту, заготовил тематические сборники – опять же на случай, если придется петь в каком-нибудь кафе по заказу слушателей.
Вспомнив предупреждение Марины, что компьютерные жесткие диски не есть нечто неубиваемое, он скопировал все собранное богатство на CD, а затем и на DVD, когда файлов набралось слишком много.

Примерно месяца через три в одной из подборок современной музыки он наткнулся на собственную песню – причем на этом сайте он не регистрировался, и с автором сборника был не знаком. Это Семена несколько встряхнуло – оказывается, его песни начали потихоньку расползаться по Интернету, то есть их начали воровать составители подборок, пользуясь тем, что Семен не поставил значок запрета на распространение.
Хорошенько подумав, Семен решил, что это даже неплохо – бесплатная реклама ему аж никак не повредит. Да, монетизировать свой сайт это не поможет, зато его начали слушать люди, и уже то, что он включен автором сборника в его подборку, можно рассматривать как комплимент.

Весь следующий день он проулыбался, а вечером раскрыл, наконец, программу по написанию музыки на компьютере и начал нажимать там на кое-какие из кнопок, пытаясь понять, что и как там работает. Испортить программу он не слишком боялся. Марина же говорила ему, что в крайнем случае программу можно удалить, а потом переустановить ее заново. Порядок установки он по совету все той же Марины зафиксировал с помощью видеокамеры.
Но поскольку портить программу ему как-то не хотелось, то он решил предварительно почитать купленные им книжки по теме. Одна из них была, к стати, была написана вполне приемлемым языком, то есть возможность кое-что из нее понять автором в текст была заложена. Ну и сайт в Интернете удалось обнаружить, на котором об этой программе было рассказано. Так что дело полегоньку пошло.

Написал Семен и несколько новых песен, на этот раз тематических, то есть к праздникам – пока еще не на компьютере, а чтобы их играть на гитаре, но старый репертуар ему начал надоедать, пусть даже и собственный, и ему захотелось чего-то свежего, нового. Кроме того, два раза побывав на корпоративах, Семен постиг, насколько полезно иметь в репертуаре несколько вариантов подборок, и соответственно изменил направление своего творчества.
Точнее, не столько творчества, сколько подборки того, что он исполнял в переходе для прохожих. Приближалось рождество, и зимние лирические песни стали более уместны, чем всякая всячина без разбора.

Поняв это, Семен и в Интернет решил запустить прежде всего подборку своих «зимних» песен. Их у него было три, и еще он написал одну новую, о первом снеге, о любви и холодной, недоступной красавице с сердцем, не созданном для страстей. Почему-то он посвятил эту песню Марине – он сильно по ней соскучился, по ее уму, и по советам. Подобной ей девушки он до этого не встречал.
«И не встречу, – подумалось ему внезапно. – Скорей бы лето, чтобы она приехала в отпуск и мы снова увиделись. Любопытно, что она в следующий раз придумает?»

А пока, пока произошло еще одно знакомство. Его «зимний» репертуар дал свои плоды – незадолго до рождества к нему подошли и предложили выступить на очередном корпоративе. Заказчицей выступила солидная дама в норковой шапке – солидная не по возрасту, а по внешнему прикиду – не молодежному, а наоборот, приличному до невозможного. Семен даже слегка испугался, сам не зная чего.
– Извините, – сказал он, – но нас пятеро. Мы ансамбль, играем только вместе. «Мы из глубинки», называемся. Если хотите, я свяжу Вас со Стасом, нашим руководителем. Он вам и цену на наше выступление назовет, и репертуар согласует.

Зачем ему в тот миг захотелось укрыться за авторитетом «стариков», когда вот сейчас он мог «взлететь» в одиночку, Семен и сам не понял. Должно быть, он побоялся «не потянуть». А, может, взгляд у дамы был слишком оценивающим.
– Я думала, ты один, – произнесла она слегка удивленно.
– Просто ребята заняты в другом месте. Но на концерты и корпоративы мы ездим полным составом. Мы – живая музыка, и можем исполнять не только на заказ, но и свои собственные синглы имеем, на любом из трех языков.
– Третий язык – это какой? – в голосе дамы прозвучало любопытство.

– Пара песен есть на украинском. Стас родом из Одессы…
– Из Одессы? – оживилась дама. – Может, он и «Хава нагилу» знает?
– Я не спрашивал, я в группе недавно, так что не поручусь. Но скорее всего, да. Так Вам дать его телефон?
– Конечно, конечно, – сказала дама, вынимая мобильник. – Диктуй!
Вот таким вот странным образом Семен сам лишил себя того, о чем мечтал уйму лет – возможности заработать лично, то есть «поднять нехилые бабки», стоя с гитарой на сцене под восхищенными взглядами, устремленными на него одного. А только испугался он не случайно – он ничего не смыслил в деловых вопросах, то есть не умел договариваться и пробивать.

Кроме того, как показали дальнейшие события, его нелогичный поступок имел далеко идущие последствия и для него, и для всей рок-группы. Дама эта имела влиятельные знакомства, и сделала им неплохую рекламу в определенных кругах, вследствие чего кроме одного корпоратива они сыграли еще на трех, причем одним из них был новогодний, оплаченный по двойному тарифу из-за праздника.
Ну и кроме того поступок его сильно поднял его авторитет в группе. До этого на него смотрели чуть ли не на как временно приглашенного артиста, которого легко можно заменить на кого-нибудь другого, более подходящего, если подвернется под руку. С ним держали дистанцию. Теперь же его признали своим. А это обозначало, что его начали всерьез учить и объяснять ему те тонкости, которые и отличают профессионалов от любителей. То есть как «держать публику» как выстраивать мизансцены и скрывать то, чего показывать нежелательно.

18.
Марина и искусство

Самым печальным в голодном бытии Марины было то, что она начала тихо ненавидеть своих учеников. И чем дальше, тем ненавидела их сильнее. Ее начала раздражать их тупость, и то, что стабильно половина их являются с невыученными уроками, что некоторые старшеклассники не скрываясь приходят с одной-единственной тетрадкой на все предметы, максимум с двумя, а учебники держат в партах, то есть дома не читают ничего вообще.
Но хуже всего было то, что за двойки ругали не самих лодырей, а ее, Марину. Причем за двойки по всем предметам того класса, где она значилась классным руководителем. С формулировкой: «не способна обеспечить».

А как она должна была обеспечивать? Если она даже громко сказать что-либо сделалась не способна от голода. Если она чувствовала, что еще немного – и она сама начнет путать даты и имена исторических персонажей. Что ее скоро начнет шатать как былинку в поле.
Наконец однажды Марина не выдержала.
– Знал бы кто, как я хочу, наконец, наесться! – воскликнула она, услышав в учительской подтверждение уже известной ей «новости» о том, что никаких денежных поступлений не будет аж до начала декабря. Причем зарплату на этот раз не обещали вообще никому из всего педколлектива.

Это было в конце первой четверти, то есть на дворе стоял еще октябрь, а каникулы обозначали, что кормить обоих девчонок вообще скоро перестанут на целых 8 дней, так как школьная столовая в это время будет закрыта.
Выпалив свое коронное «хочу», Марина прикусила губу, вспомнив о возможных последствиях, но было уже поздно – желание было произнесено, и откатить его назад было невозможно.
И впрямь, дверь в учительскую немедленно открылась, и вошла школьная техничка, одетая во все черное и с черным траурным платком на голове.

– Приглашаю на поминки. У меня свекровь-инфарктница померла позавчера. Сегодня похороны. Уважьте старую женщину, приходите все, в три часа.
Марина содрогнулась. Снова ее желание совпало с чьей-то смертью! Но, опять же, пожилая женщина умерла вовсе не из-за Марины: Марина ее не знала, соседкой ее она никогда не была, да и скончалась та до того, как желание накушаться Мариной было произнесено. К тому же шел весь коллектив, и глупо было бы от коллектива отрываться – ее бы просто никто не понял.
И она не оторвалась. Она пошла. Чтобы наконец наесться.

Что было на тех поминках, Марина запомнила весьма смутно. Если честно, то она вообще не замечала там никого и ничего – от количества и ароматов пищи она словно опьянела, и все ее внимание было направлено лишь на одно: не показывать, насколько она оголодала, то есть, соблюдать приличия и не набрасываться на очередное блюдо раньше других присутствовавших. Она едва терпела полагавшиеся по случаю печального обряда песнопения, и боялась, что сомлеет в самый неподходящий момент. Но пронесло: не сомлела, дождалась, приличия соблюла.

Назад она медленно шла вместе с группой учителей, отяжелевшая, и слегка сонная – ей больше всего хотелось завалиться спать, и больше ничего. Нелька с ней не пошла – кто-то вызвался ее отвезти, и Марина даже не испытала огорчения от того, что ее соседка не вспомнила о подруге – вот до чего Марина отупела. Главное, сегодня она была, наконец-то, сыта – а об остальном не хотелось думать. Даже о том, что не все оценки были выставлены, и что назавтра на уроки полагалось прийти с готовыми ведомостями.
«Сделаю это утром, – звучало рефреном в голове у Марины по дороге домой.

О том, чтобы заглянуть в школу и посидеть над журналами ей даже думать было противно до содрогания:
«Завтрашний день пусть решит все: и кому что поставить, и кому назначить дополнительные занятия в течение каникул. На работу ведь все равно придется ходить каждый день…»
«А Нелька, небось, уже дома… Как хорошо-то: печка вовсю горит… Не станет же Нелька сидеть в холоде только потому, что сегодня не ее очередь сунуть в топку охапку поленьев и поднести спичку…»
Однако Нельки дома не оказалось, и появилась она значительно позднее и навеселе.

– Ну что ты так на меня смотришь? – сказала она Марине, встретив ее укоризненный взгляд. – Да, я кое с кем познакомилась… Что дальше? Будешь говорить мне, что ничего такого нам позволять себе нельзя, что это аморально?
– Аморально заставлять голодных учителей учить «разумному, добром, вечному» сытых детей, – буркнула Марина.
– Даже так? – засмеялась Нелька. Впрочем, в смехе ее никакой радости не было – скорее, горечь.
– Даже, – отвечала Марина с сарказмом. – А ты думаешь, что я думаю иначе? Что я сделана из другого мяса и костей, чем ты и все остальные люди?
– Иногда да, – в согласии Нельки снова явственно прозвучали горькие нотки. Это было так непривычно, что Марина невольно содрогнулась.

«Читать мораль» Нельке Марина действительно не собиралась. Нелька была взрослой, и сама отлично знала, что делает. Все осенние каникулы та не только не ночевала дома, но даже и в школе не появлялась, да и после, когда каникулы закончились, исчезала на выходные. Возвращалась она сытая, с полными сумками и ухитрялась еще подкармливать Марину.
– Ну да, я завела любовника, – сказала она сразу же, как только нарисовалась дома после каникул. – И да, Артур меня значительно старше. Зато он богатый, и не жалеет для меня ничего. А ты-то как перебивалась эту неделю? В постельке лежнем лежала?... О, да ты подтопок довела до ума!... И он теплый!... Нет, ты действительно сделана из спецсостава…
– Я не голодала, – возразила Марина хмуро. – Я муки выписала у сельской администрации. Люди посоветовали. И школа выделила пару вилков капусты и картошки 15 килограмм.

Эти 15 кг картошки и мешок муки, смолотый на местной мельнице (отруби Марина прихватила с собой, добавляя их не только в хлеб, который пекла в духовке, предусмотрительно вставленной в печку при ее ремонте, но и в суп), значительно прибавили ей сил и оптимизма. Она перестала испытывать ненависть к нарушителям дисциплины и двоечникам – мало того, директор больше не пилил ее на каждом совещании, переключив свое внимание на Нинель – теперь та была у него худшим примером, и ей доставалось за всех.
А в самом начале декабря, когда пошел четвертый месяц работы, а зарплата так и не поступила, в районе была объявлена всеобщая учительская забастовка.
– Поможет, как мертвому припарки, – хмыкнула Нелька. – Им в красном доме наплевать, что делается у нас, хоть вовсе на работу никто не выходи.

– На нас – да, – сказал директор. – Но бастуют все до единой школы, в том числе и райцентровские. А дети нашего начальства как раз школьного возраста. То есть наше районная администрация заинтересована лично в том, чтобы уроки в школах велись.
– А как же прогулы?
– Какие-такие прогулы? – улыбнулся директор. – Все должны исправно приходить в школу и отсиживать свои часы – как положено по закону.

Через две недели задолженность по зарплате была выплачена полностью, и занятия в школе возобновились. Марина купила себе зимнюю одежду и наконец-то отъелась по-настоящему. Впрочем, много в нее не влезало – организм отвык, однако пищу она покупала и готовила полноценную, и фрукты брала в местном магазинчике регулярно.
Она наконец-то завершила ремонт в их с Нелькой квартире: отодрала от стен старые обои, зашпаклевала все дыры смесью опилок с алебастром, и наклеила обои новые, свежие, опять же ради этого съездив в райцентр.
И снова одна деталь ремонта заставила Марину улыбнуться: расцветка выбранных ей обоев совпала один-в-один с расцветкой обоев, когда-то наклеенных в учительском домике самыми первыми. Это было совершенно поразительно – словно они, эти обои, специально дожидались Марину, пока она их не обнаружит и не купит.

Но еще до наклейки обоев Марина подправила потолок – с него регулярно сыпалась какая-то пыль, неведомо откуда бравшаяся. Решив не заморачиваться вопросом, Марина тщательно потолок помыла, прошпаклевала все щели покупной шпаклевкой и побелила его заново, приобретя ради этого аж целых три банки белил на основе ПВА, чтобы хватило на два слоя. К ее удивлению, помогло: потолок пылить перестал.
В общем, после смены обоев интерьер в квартире значительно посвежел. А когда она отгородила уголок возле перегородки и соорудила там нормальную мойку, то и вовсе удобства стали почти городскими. Даже ванную она себе сумела придумать – переносную, складную, из толстой полиэтиленовой пленки и каркаса из реек.

«Ну, кто у нас молодец? – снова похвалила она себя. – Я молодец!»
Посвежела не только квартира, но и сама Марина: на лицо ее вновь вернулся румянец, и школьные будни перестали ей казаться чем-то невыносимо тягостным. Все отчетность ее хранилась теперь на ноутбуке, и поурочные планы также приобрели вид шаблонов, в которые вставлялись необходимые для каждого урока данные.
А поскольку нагрузка нее была маленькая, то и свободного времени по вечерам также было навалом. И отчетность, и поурочные планы она успевала сделать в течение «окон» между уроками, и даже проверку тетрадей производить тогда же, благо классы были небольшие, то есть учеников в каждом было немного – от 5 до 15 человек.

В общем, многое в ее работе ей стало даже нравиться – особенно вести кружок. Ребятишки охотно его посещали. Все, чему ее когда-то научила бабушка, пригодилось: и бисероплетение, и изготовление поясов «на дощечках» – в общем, всякое рукоделье, которое Марина знала, с восторгом принималось подрастающим и юным поколением.
Вот с успеваемостью по-прежнему было не ахти. Как Марина ни билась, но сделать каждый урок таким, чтобы ученики слушали ее раскрыв рот, а затем читали параграфы дома да еще и рабочие тетради заполняли – этого добиться она не могла никак. Читали ребятишки плохо, и читать они не любили, а параграфы в учебниках будто специально были длиннющими.

Особо туго было с запоминанием дат. На заучивание их ребятня смотрела как на каторгу, и каждая контрольная заканчивалась вереницей двоек, с которыми Марина не знала, что делать. А между тем за каждую двойку завуч ее костерила так, словно это Марина самолично была повинна в том, что школярам было глубоко начхать на то, кого как звали и какая битва когда произошла. Марина назначала время для пересдачи и оставляла двоечников после уроков – переписывать.


После Нового года Нелька из школы внезапно уволилась. Ее часы были распределены между остальными учителями, и Марина взяла на себя информатику, как самая продвинутая и знающая этот предмет. Правда, музыкальную группу она не приняла, согласилась только на уроки музыки. А весной прилетел «привет» от Семена. То есть не от самого Семена лично – тот о себе ни разу не напомнил даже банальным телефонным звонком, а просто она услышала о его существовании «со стороны», причем самым неожиданным образом.

Итак, согласно учебным планам, утвержденным в Управлении образования района, один из уроков должен был посвящен современной песне, и наступил момент, когда такой урок подошел. Марина объявила об этом заранее, предложив школярам подготовить и принести на урок записи любимых ими современных исполнителей. Вот кто-то из старшеклассников и притащил файл с одной из песен Семена – из тех шести, что они снимали вместе с Мариной. Марина сделала наивное лицо и поинтересовалась, кто это такой.
– Как, вы не знаете? – зашумел класс. – Это Семен-казак, о нем сейчас весь Интернет гудит. Уже 200.000 просмотров!

– Ну не миллион же! – улыбнулась Марина.
– А и не надо миллион. Зато он наш, и мы его любим. Послушайте, как он поет!
– Может, вы и песню какую-нибудь его знаете?
– Да, знаем – сказал мальчик, который принес в класс флешку с записью. Где моя гитара?
Гитара, конечно немедленно нашлась, как и положено «роялю в кустах».
– Песня называется «Вопрос – ответ», – важно объявил ученик. И запел:

Я спросил у жизни: «Что такое любовь?»
Жизнь ответила: «Не знаю».
Задал вопрос я вновь.
И она мне ответила, что такое любовь,
Потом ласково улыбнулась,
глядя в мое лицо.

Я спросил у жизни: «Как найти любовь?»
Жизнь ответила: «Не знаю».
Задал вопрос я вновь.
И она мне ответила, как найти любовь,
Но загадочно улыбнулась,
глядя в мое лицо.

Я спросил у жизни: «Как потерять любовь?»
Жизнь ответила: «Не знаю».
Задал вопрос я вновь.
И она мне ответила, как потерять любовь,
И тихохонько засмеялась,
глядя в мое лицо.

Я спросил у жизни: «Как сохранить любовь?»
Жизнь ответила: «Не знаю».
Задал вопрос я вновь.
Но она лишь смеялась, как ни пытал я ее,
И тогда стало мне понятно:
Ответа не знает никто.

Так что урок современной музыки едва не превратился в изучение творчества одного музыканта. Мальчишки играли на гитаре его песни с упоением. Не сказать, чтобы Марине это было неприятно, даже наоборот, однако целью урока был все же не только Семен, а и другие современные певцы. К ее счастью, особой популярностью пользовались всего три его композиции, а дальше была просто дворовая музыка, то есть смесь всех эпох и стилей, начиная с Цоя и заканчивая «Соловушкой». «Чужие губы» тоже прозвучали, причем нравились они почему-то больше девчонкам. Однако ничего из тех песен, которые предлагала современная эстрада, никто из ребятишек не назвал.

Кого-то это, может, и удивило бы, но только не Марину. Если бы она не была уверена, что Семен – это именно тот певец, который сейчас востребован, которого народ способен принять, она бы вообще не стала тратить столько сил и своего времени на то, чтобы попытаться записать его, и чтобы заставить его изучить оцифровку музыки из аудио- в mp3 формат.
«Надо убедить Семена приобрести синтезатор. Это решит половину его проблем, потому как научиться писать музыку непосредственно в программах – это процесс долгий и муторный. Ведь есть такие синтезаторы, со специальными входами, через которые музыку, которую играет синт, сразу можно записывать на компьютер. А затем совмещать ее с вокалом, и тоже записывать…»

«И надо будет попробовать, наконец, слепить хоть один видеоклип. Но это ты возьми на себя. Найди в своих архивах подходящую программу и поучись, пока осталось время до отпуска…»
«Хорошо, что у тебя есть такой артефакт, который выполняет твои желания, если они не слишком закидонистые… Вот сейчас произнеси вслух: «Хочу научиться делать видеоклипы…»
– Хочу научиться делать качественные видеоклипы, – громко произнесла Марина и засмеялась над собой, хотя и с некоторой опаской. От чудес она по-прежнему ничего хорошего не ждала.

(Продолжение завтра, в этом же посте)

Это сообщение отредактировал ЯКассандра - 21.12.2021 - 13:06

Уже исправила. Спасибо, что заметили. Это мой ноутбук такие сюрпризы мне выдает частенько.

Мне так замечательно заходит...

Отмечусь.

Походу Семён-казак это Пашкет! )))
Жду продолжения...
Спасибо!

Размещено через приложение ЯПлакалъ

Хотел написать, что закладочка, но, видимо, забыл. Зачитался)

Ото просто офигительно. Давно на ЯПе такого не было. Народ, вы чего плюсики то жмете?

Прошу, добавь пожалуйста меня в рассылочку!!!!
Ну пожалуйста

Размещено через приложение ЯПлакалъ

Нет, не Пашкет.
Но признаюсь честно: и у Семена, и у Янека были прототипы. То есть реальные люди, элементы биографий которых использованы.

Спасибо большое!!!
Будем ждать продолжение

Размещено через приложение ЯПлакалъ

Ещё!!!

С удовольствием прочитала. Интересно дело разворачивается. Жду следующих глав.
И спасибо, ЯКассандра, за рассылку.

Здорово! С нетерпением жду продолжения)

Размещено через приложение ЯПлакалъ

Молодцом. Выкладку жду.

В конце книги покритикую. Заметил кое-что.

Классно так)))) Мне нравится)))

Эй, народ! Татрин1970 прав, где плюсиииикиииии - то, а?
Исправляйтесь бегом.
Ну клёвые же буквы!!!

Ну вот, время заполночь, а я читаю – и таааакой довольный)))

Спасибо вам, леди, за решение по ежедневной выкладке.
С нетерпением жду завтра (а, уже сегодня)

Добавьте в рассылку, пожалуйста. Хорошечно идет.

Размещено через приложение ЯПлакалъ

Хорошо читается. Жду продолжения!

В рассылку пожалуйста