Камуфлет. Окончание Главы IV.
Подчиняясь интуиции, Филипп Иосифович свернул в переулок, и обнаружил на следующем здании табличку с надписью «Большой Патриарший переулок, 3». А через несколько десятков шагов по этой же стороне - открылся Патриарший пруд.
Маэстро вывернул на аллейку вдоль берега пруда, что вела мимо каменного павильона, и неспешно двинулся в сторону здания за прудом. Нет, ему, разумеется, хотелось поскорее оказаться в квартире, чтобы заняться собой. Но променад он затягивал намеренно, пытаясь обдумать короткую речь, предназначенную консьержу. Надо отметить, что даже в юности ему не доводилось представать перед кем-либо в столь непрезентабельном, если не сказать в непотребном, виде. Особенно досадным было то обстоятельство, что необходимость как-то объясниться по данному поводу возникает в связи с такой крайне незначительной фигурой, как консьерж. В голове даже всплыло бессмертное «же не манж па сис жур», чему Филипп Иосифович даже порадовался. Юмор и самоирония – признаки того, что к нему возвращается самоконтроль. По счастью, аллеи вокруг пруда были практически пустынны. Только правее, на противоположной стороне Малой Бронной, злачном ее отрезке, на тротуаре были заметны фигуры прохожих.
И тут его осенило – а ведь на связке с ключом от квартиры был и магнитный ключ от калитки в заборе, огораживающей двор! Как же ему попасть в квартиру номер 50? Пока он это обдумывал, ноги его уже принесли к решетке, загораживающей арку прохода во внутренний двор. А на ней он обнаружил домофон. Слава Богу!
Маэстро принялся жать на кнопки, пока не услышал немолодой женский голос, вопрошающий его насчет причины беспокойства. Филипп Иосифович, догадавшись, что, видимо, консьерж сменился, принялся объяснять в микрофон домофона, что ему нужно попасть в парадное, что он временный квартирант, и там для него на щите висит ключ в квартиру пятьдесят, и…
- Гражданин, вы с ума сошли? Нет здесь ключа!
- Ну как же? Молодой человек, что дежурил до вас…
- Гражданин, вы что, пьяны? До меня здесь дежурила Настасья Филипповна! Вы адресом не ошиблись?
- Подождите, мне Станислав сказал…
- Какой Станислав? Из какой квартиры?
- Ну, обыкновенный Станислав, на Хонде Камри. Но здесь он, кажется, не живет, он…
- Ну так идите к своему Станиславу, перестаньте трезвонить в фойе.
- Как вас зовут, простите? Не важно? Ну как же неважно… понимаете, у меня в квартире 50 остались вещи, я вам докажу, вы меня только пустите… нет, нет, я просто попал в беду, и мне просто необходимо попасть в квартиру, взять свои вещи, поверьте, я буду безмерно вам благодарен, не сомневайтесь… что? ничего у меня не заплетается, я просто утомлен… ну зачем же полицию, нет, не нужно, мне нужны мои вещи… нет, нет, было бы хорошо еще ванну принять и немного отдохнуть, но я не буду настаивать… нет, не отключайтесь! Пожалуйста, откройте, я вас очень прошу…
Маэстро беспомощно глядел прямо в глазок камеры умолкшего домофона. В голове царила пустота, а в душе – полное смятение чувств. Он ткнул еще раз в кнопку, а потом еще раз. Не дождавшись ответа, ухватился за решетку и попытался ее растрясти, затем, оставив эти бесплодные попытки, задрал голову вверх, оценивая, можно ли через нее перебраться, еще раз нажал на кнопку, затем снова ухватился за решетку, и тут-то был застигнут снопами света фар автомобиля, вынырнувшего из-за поворота с Ермолаевского переулка и остановившегося за его спиной.
Обернувшись, Филипп Иосифович обнаружил старого образца милицейский УАЗик, какие ему не доводилось встречать уже добрые лет двадцать. Неужели такие еще сохранились в Москве? Полицейский, словно выросший из асфальта за его спиной, как черт является из табакерки, небрежно козырнув, объявил:
- Лейтенант Петров. Предъявите документы!
- Вы понимаете, похоже, документы у меня пропали, но в квартире…
- Так, проедемте в отделение.
- Ну зачем же в отделение. Я вам могу доказать…
- В отделение – для установления личности. Вы принимали алкоголь или наркотические вещества?
- Понимаете, тут такая ситуация… Нет, конечно, осознанно я ничего такого не принимал, но я…
- Ладно, в отделении освидетельствуем, там и поймем. Что у вас за ситуация такая. Телефон, колюще-режущие предметы, огнестрельное оружие, взрывчатые вещества, наркотические вещества при себе имеются? Показывайте, что имеете при себе. Так, блокнот, какой-то препарат в пластиковом контейнере… Серега, звони консьержке, пусть понятой будет при изъятии, и еще кого-нибудь прихватит с собой.
… В тесном арестантском отделении УАЗика нещадно трясло. Маэстро пребывал в неудобной позе, с наручниками, застегнутыми на запястьях, зажатый в тесном пространстве заднего отделения полицейского автомобиля, между перегородкой в салон автомобиля, с небольшим решетчатым окошком, и вторым решетчатым окошком – на задней двери автомобиля. Там невозможно было даже ноги поставить нормально – под ними торчала запаска.
Маэстро снова и снова в приступе мазохизма прокручивал сцену задержания. Как из арки появилось несколько фигур, как полицейский показывал им контейнер, одновременно требуя мэтра подтвердить, что это тот самый флакон, что был извлечен из его кармана, как лейтенант тянул его за рукав, а Филипп Иосифович пытался вырвать руку из объятия полицейского, как на него с криком «сопротивление полиции» надевали наручники и заталкивали его в воронок. А помимо того, он снова и снова воспроизводил в памяти фразу, произнесенную из темноты арки каким-то молодым, похоже, мужчиной: «куда вы его? в Пресненское ОВД?», и все более проникался уверенностью, что голос этого человека невероятно походил на голос того консьержа, которого ему представил Станислав.
В отделении его провели мимо окошка дежурного, забранного прутьями, забросив тому лист протокола, через решетчатую дверь, а за ней завели в КПЗ, в свою очередь забранную решеткой. Одни решётки, одни сплошные решетки. Для человека, которому не доводилось ни разу в жизни быть задержанным полицейскими, и даже ни разу не выступать в качестве понятого, это было слишком.
Впрочем, Филипп Иосифович, не чувствуя за собой никакой вины, но испытывая лишь чувство нелепости и неестественности происходящего, да неудобства за свой вид, вскоре принялся обдумывать план действий. Первым делом нужно было позаботиться о связи, найти способ передать информацию в Петербург. Наверное, лучше всего связаться с Мариинкой, со своим помощником, а тот позаботиться о том, чтобы аккуратно известить персон, которые могут оказать помощь Маэстро в этой щекотливой ситуации. И непременно позаботиться, чтобы слух об этом происшествии не приобрел публичной огласки. Это могло быть самым страшным последствием из всех возможных.
А еще – Филипп Иосифович все более проникался уверенностью, что произошедшее с ним явилось результатом намеренного заговора. Оставалось прознать, кто же был инициатором. На ком это замыкалось – на тех персонажах, что выступили в этой сцене, или же за их спинами был некто еще, оставшийся за кулисами событий?
От этих размышлений его оторвал звук громкого разговора у окошка дежурного. Мэтр вслушался:
- Чего там? Телевизионщики?
- Ага. Там от Москвы 24 маячат, еще кто-то, а РТР целую мобильную студию пригнали… говорят, у нас тут знаменитость поселилась.
- Кто? Этот нарик, что режиссером себя называл? Чего, и правда выходит, режиссер? Эй, слушай, а откуда они узнали? Ты телевизионщикам звонил? И мы не звонили!
Филипп Иосифович комком вжался в окрашенный облупившейся салатовой краской угол камеры и охватил голову руками.
Это сообщение отредактировал Horizen8 - 18.03.2024 - 02:20