Глава 10На удивление, шли ходко — у Фоменко точно второе дыхание открылось. Постукивая тросточкой, он весьма бодро семенил рядом, практически не заставляя меня сбавлять темп. Не останавливался, не делал страдальческую физиономию, лишь изредка кашлял в кулак. Ещё и говорить ухитрялся, почти не сбивая дыхания.
— Дело у меня к тебе, Витенька, вот какое. Хочу я с замом своим бывшим посчитаться. И тебя к этому мероприятию припрячь. Вижу это так: первый этап — ты помогаешь мне выйти, куда скажу. Второй — поучаствовать в организации безвременной кончины нового фюрера... Тебе время подумать нужно?
— О чём? Вы пока ничего интересного не рассказали.
— С чего начинать? — посчитав столь нейтральный ответ проглоченной наживкой, бодро уточнил он.
— По порядку. С первого.
— Предложение моё простое. Я тебя вооружаю, одеваю-обуваю, могу золотишка подбросить — правда, потом. С собой у меня ничего ценного нет. Взамен ты сопровождаешь меня до Тулы или её окрестностей. Понимая твою осторожность, уточню — заходить со мной никуда не нужно. Едва выйдем к тамошнему блокпосту или форту — договор автоматически считается выполненным.
Не заинтересовал, о чём я не замедлил сказать.
— Зачем мне возня со старым человеком? Одному и проще, и быстрее. Оружие у меня есть, — не поленился, продемонстрировал калаш, — еду найду. Стоит ли таких рисков упомянутая награда — крепко сомневаюсь. Вы — обуза в данном случае. Опять же, погоня за спиной. И ищут именно вас, моя персона не столь ценная.
Смутить Петровича столь примитивной и одновременно железной логикой не удалось.
— Согласен. Полностью. Но, Витенька, разве я похож на человека, который не имеет туза в рукаве?
Пришлось признать, что нет.
— Есть ещё что-то?
— Да. Имеется у меня один хороший товар. Дорогой. Редкий. Тебе — в самый раз будет.
От таких купеческих заходов я рассмеялся.
— Андрей Петрович, вы меня как дурачка на рынке обхаживаете. Чего впарить хотите по сходной цене?
Фоменко веселья не разделил. Наоборот — сжался, втянул в голову в плечи, превратившись из обычного старика в некое подобие хищной птицы. Тросточка застучала дробнее, его шаг ускорился.
Догонять не стал. Шёл с прежней скоростью, ожидая продолжения.
— Месть, — прохрипел мой временный спутник. — Посчитаться за ту... или тех, кто у тебя был. Поможешь мне — спишешь свой мужской долг перед ними. Весь или частично — решай сам.
Правду сказал. Имеет козыри. За сегодняшний день я старался не думать о добровольно взошедших на погребальный костёр, однако вечно так продолжаться не могло. И Петрович сейчас подсказал мне именно то самое, верное решение. Я ведь не смогу утереться и забыть. Не смогу и делать вид, что всё в прошлом. Не смогу...
Взял он меня. С потрохами взял своими речами. Однако расстройства от того, что я в очередной раз становлюсь чужой марионеткой с непонятными мне правилами кукловода, не было.
Неожиданно пенсионер остановился. Глубоко, медленно задышал, судорожно зашарил в кармане мастерки. Извлёк оттуда продолговатый белый цилиндрик, вытряхнул из него маленькую пилюльку. Закинул её под язык.
— Нитроглицерин, — устало пояснил Фоменко. — От сердца. Просроченный, но работает. Погоди немножко... скоро отпустит.
Остановился рядом.
— Помочь?
— Нет... Ты о моём предложении думай, а не обо мне. Время дорого.
— Интересное, — не стал я лукавить. — Но как вы собираетесь свою, без сомнения, грандиозную идею в жизнь воплощать?
— Каком кверху, — резко бросил старик. — Деньгами. Другого эффективного оружия у меня нет.
В груди закипела злость! Он что, действительно думает вот так, запросто, одними обобщёнными идеями отделаться?! Навешать лапши на уши — и хватит?!
— Не суетись, молодой! — осадил мой порыв Петрович. — Дай отдышаться. Всё расскажу.
Решив немного потерпеть, обернулся назад, в сторону ненаселённого пункта. Никого. Тишь да гладь. Идеальное спокойствие.
— Пошли...
Изначальный темп давался теперь старику с трудом, однако он не сдавался — шустро перебирал ногами, смотрел вперёд, только шаги его стали помельче и на палку налегал сильнее.
— Я связи наладил... давно... Тайные... — с одышкой заговорил он. — И с югом, и с севером... И везде интерес имел... На всякий случай у верных людей золотишко складывал. На чёрный день... И вывезенное из банков, и... по-всякому получалось. В Туле — тоже. Мы туда семенную пшеницу отправляли. Понемногу — два-три мешка в караване. Кружным путём... Изначально по политическим соображениям, потом оно как-то само наладилось. Выручку там оставлял. Скопилось немного...
— Далеко, — ввернул я замечание.
— Далеко, — согласился Петрович. — И хорошо, что далеко. Там у людей своя кухня, а так — расстояние соседские шероховатости сглаживает... В общем, хочу я нанять пяток толковых ребятишек со снайперскими наклонностями и обратно вернуться.
Звучало наивно, однако в открытую демонстрировать свой сарказм постеснялся.
— Вы действительно верите, что вам вернут ваши накопления?
— Конечно, — даже удивился спутник. — Речь идёт не о той сумме, за которую под нож пускают. Да и я её не увижу. Нужных мне людей мой же партнёр предоставит, рассчитается с ними сам. Ему — прямая выгода и рациональное капиталовложение. После моего возвращения наверняка и скидку требовать начнёт, и прочие удовольствия... От Серёжи он хрен что получит. Им в городе к осени самим жрать нечего станет, с таким военным коммунизмом...
При растолковывании выходило поубедительнее. Фоменко — тёртый калач и прекрасно понимает, что делает. Оставив в покое тонкости взаимоотношений сильных мира сего, спросил:
— Ну, дадут вам пятерых стрелков. Дальше что? У Фролова — гарнизон опытных вояк. Выследят, обложат, задушат. Стрельнуть в него из засады — опять же, он не сам по себе. Обратка будет.
— Если в лоб идти — то да. Пережуют и выплюнут. Узко мыслишь... Попробуй так: сгорела одна скирда с сеном для коровок, потом — поубивали несколько «диких гусей» на каких-нибудь выселках, через время — атаковали машину, железнодорожное полотно взорвалось, с дальних полей начнут пропадать люди... Посидят в укромном месте, ничего с ними не случится.
— Партизанщина?
— Она, родимая.
Я в изумлении покрутил головой, машинально отметив, что разговоры о мести приободряют старика: речь твёрдая, плечи расправились, в каждом слове — непоколебимая уверенность в себе и своих силах.
— А потом?
— Рано или поздно начнётся карательно-поисковая операция. Возможно не одна. Придётся затаиться на месячишко. Отсидимся — снова начнём. Я знаю, куда бить... До конца июля должны управиться.
Озвучиваемый план в моей голове начинал понемногу обрастать додуманными подробностями.
Решил, значит, дедушка экономику парализовать... Поселение большое, долго на прошлогодних запасах не продержатся, да и подъели они всё за зиму. До нового урожая далеко. Голод при их внутренней организации не наступит, но пояса потуже затянуть придётся всем.
Старик надеется на бунт доведённого до ручки населения со всеми вытекающими? Подавят. Однозначно подавят. На врагов жертвы спишут, создадут ополчение для охраны оставшихся ценностей, пайковую или карточную систему придумают. Выкрутятся... Тогда в чём изюминка?
— Моя основная цель — вынудить Серёженьку Фролова к переговорам, — отвечая на невысказанные вопросы, говорил Андрей Петрович. — Довести до понимания того, что силой конфликт не решить. Ну а там, — блёклые губы раздвинулись, обнажая в нехорошей улыбке редкие зубы, — там... В тупую. Пулю в затылок или по-другому точку поставить... Не знаю. Пока не решил.
— Думаете, он поведётся?
— Не сразу. Потому и выдумал всю эту канитель. Я же не собираюсь кричать на всех углах о своей истинной цели. Для начала потребую вернуть своё место, через верных людей слухи пущу про узурпацию власти, про старые добрые времена. Начну торговаться через парламентёров... Запудрю мозги. Никуда он не денется. Придёт, как миленький.
— Без охраны? Без гарантий безопасности? Андрей Петрович, вы дурак?
На такое обозначение уровня своих умственных способностей Фоменко не обиделся.
— Ты меня не понял, Витенька. Моя задача не вернуть престол, а уйти красиво. Рассчитаться по долгам. Уйти Андреем Петровичем Фоменко, а не обдристанным изгнанником или пускающей слюни развалиной в почёте и уходе. Что случится потом — мне без разницы. Захотят люди жить как скоты, под пятой вояк — на здоровье. Не захотят — флаг им в руки.
Старик говорил о собственной судьбе как о давно решённом, взвешенном выборе. Без паники, страха, с непоказным равнодушием в голосе. Сильный человек.
Пусть. Имеет право. При всех моих не самых лучших воспоминаниях, связанных с этой неординарной личностью, он вызывал у меня восхищение. Глубокое, настоящее, из тех, когда понимаешь, что таких вот высот духа тебе не достичь никогда.
Я попроще, посговорчивей, попокладистей. Фоменко — нет. Так и чудился под дряхлым телом мощный танк, прущий напролом через любые преграды. Где не проедет — долбит из пушки, расчищая дорогу. Маневрирует изредка, да и то, исключительно по личному желанию.
С трудом разложив чужой замысел по полочкам, неожиданно поймал себя на мысли, что верю этому человеку. Горячусь... Не в моих правилах доверять одним лишь словам.
— Не боитесь, что я вас сдам с потрохами? Делитесь, злоумышляете... посреди дороги.
— У меня выбора нет, — скучно ответил мой временный спутник. — Самому не дойти. Нужен помощник. Приходится рисковать.
— И не пугает, что ваш бывший зам может знать о доверенном человеке? Направит туда своих орлов — и конец.
— Пугает. Очень. И здесь риск. А у тебя есть предложение поумнее?
Вот что значит опытный политик! Сходу пытается детализацию своих планов спихнуть на меня, а себе оставить лишь роль контролёра-наблюдателя с правом внесения изменений! Уважаю...
— Нет. Я просто понять хочу, куда вы меня затянуть пытаетесь. К тому же, до сих пор остаётся непонятной моя роль. Каким способом предлагаете отомстить? По людям вашего преемника работать будут наёмники, финал вы приберегли для себя. А я — в каком месте? В сторонке постоять?
Петрович хмыкнул.
— А тебе не один хрен, с какой стороны кладбища прийти и помочиться на могилу своего врага? Хочется своими ручками Серёженьке кровь пустить? Или в войнушку поиграть? Так я не мешаю. Действуй. Или иди с нами, по уму отведёшь душеньку. Да, так тоже можно. Кто против? Про это изначально речь планировалась. Лишним или помехой не будешь, дисциплине обучим... Витя! Тебе результат важен или процесс?
— Результат.
— Вот и не морочь мне голову книжными закидонами! Герои-одиночки — сырьё одноразовое. Сделал подвиг — получил памятник посмертно и орденок для семьи — хорошо! Следующий на выход... Но учти, тех, кто хотел сделать, но не смог — в тысячи раз больше чем тех, у кого получилось. А выживших среди них — кот наплакал... Войны выигрывают армии, а не одиночки. Ты же не из дурки сбежал, понимать должен.
Прокашлявшись, старик закончил:
— Слушай, давать завязывать с демагогией. Ты боишься вляпаться в очередное говно и не веришь ни единому моему слову. Я боюсь получить от тебя прикладом по затылку да сдохнуть под кустом. Мы ОБА, — он выделил это слово, — конкретно бздим. И можем этим заниматься до бесконечности. Пора определиться! Да или нет?!
Упоминание припасов никак не хотело уходить из головы. В этом он вряд ли соврал. Слишком просто и быстро проверяется. Что дед может мне предложить? Без понятия…
Надо перенять опыт Фоменко отстаивать собственные интересы всегда и везде, при любых обстоятельствах. Тебе выдвинули условия – в ответ стоит выдвинуть свои и торговаться по максимуму.
Да и прежде чем дать ответ предстоит серьёзно подумать о многом. Например, о том, что он может меня слить при малейшем намёке на выгоду. Или о своих перспективах после того, как Петрович доберётся до так нужного ему знакомого. Их я примерно представляю — вполне могу пойти в качестве бонуса к оплате за стрелков. А может, обменяет дедушка своего недалёкого провожатого на пару гранат или на приличный обед. С него станется.
Мы подходили к месту, где дорога делала поворот и прямая её часть оставалась позади. Захотелось побежать, чтобы поскорее почувствовать за собой защитную листву, скрывающую тело от посторонних глаз — устал оглядываться. Но мерное тюканье тросточки попутчика словно сдерживало, требуя принять решение здесь и сейчас.
И я принял.
— Наверное, нет.
***
Отказ старик выдержал спокойно. Не сбавляя хода, он еле заметно пожал плечами, ничем не проявляя расстройства или негодования по поводу разрушающихся, как карточный домик, планов и бросил:
— Нет так нет. Иди. Не держу. Благодарю за честность.
Ни требований объясниться, ни сладких посулов. Сказал — как отрезал.
Замолчали оба, просчитывая продолжение разговора. Кто первый пойдёт на уступки?
Решил ему подыграть.
— Андрей Петрович! Я был бы рад работе, но попроще, без глобальных целей. Если есть что — говорите. За труды возьму припасами.
Пенсионер улыбнулся уголками рта, приписывая победу в этом маленьком поединке себе и довольный, продолжая движение, умело сымитировал задумчивость.
Я подлил масла в огонь, прекрасно понимая, что он набивает себе цену, молчанием соглашаясь на торги. Есть у него предложения, есть. При таком изворотливом уме не может не быть.
— Вы же меня знаете. Кидать не имею привычки.
Подействовало.
— Х-хех... Можно и так. Помоги пока дойти до одного места. Там охотничий схрон. Мы таких много сделали по окраинам. Продукты, оружие, медикаменты... Излишки, в общем. Давно лежат без дела.
— Зачем?
— Для поисковых групп. В пути всякое случается. Патроны закончатся или ранят кого... Придём — сам увидишь. Потом расходимся, если не передумаешь.
— Далеко?
— Достань карту.
Не останавливаясь, скинул заплечник, извлёк сложенный в несколько раз лист бумаги и протянул его старику.
Тот, бегло глянув, уверенно ткнул пальцем.
— Здесь. Километров двадцать ещё.
— Вы уверены? — в указанном на бумаге месте отсутствовали какие-либо пометки. Ни деревни, ни прочих контурных знаков. Только обозначение некоего некрупного водоёма.
— Я не уверен. Я — знаю. Сам придумывал точки для закладок. По старой памяти. За погоню не бойся. Другой дороги туда нет. Они следом идут...
Мельком брошенный на небо взгляд сообщил о скором наступлении вечера.
— Останавливаться нельзя. Придётся ночью идти, — озвучил я свои соображения. — Справитесь?
— Ты за мной ещё гнаться будешь. Только давай поболтаем. За трепотнёй путь короче...
...Собеседником Фоменко оказался великолепным. Спрашивал по делу, в душу не лез, рассказывал много такого, о чём я и не подозревал. Как-то само собой получилось, что основная инициатива перешла к нему и разговор незаметно свернул на его биографию. Занимательные вышли истории. Андрей Петрович, время от времени забрасывая под язык таблетки, чрезвычайно увлекательно, в простой и доступной форме поведал мне о становлении своего бизнеса, о разборках с такими же «дельцами» в «святых девяностых», о том, как все всех жрали и сами же давились свинцом.
С весёлым смехом он вспоминал свой первый малиновый пиджак, шестисотый мерс, золотую цепь толщиной в указательный палец. «Тяжёлая была, зараза! — уточнял старик. — Только на стрелки и одевал. Для авторитета».
Когда подобрался к двухтысячным — рассказы, перекочевав из плоскости разудалой махновщины в период восстановления порядка в государстве, стали более жёсткие, злые. Выходило, окрепшие после безвластия силовики занялись новым переделом разворованной собственности. В газетах тонкости освещались мало, однако бывшим «реальным пацанам», привыкшим брать исключительно нахрапом, пришлось несладко. На распальцовке договариваться уже не получалось, взяток с них особо никто не вымогал.
По результату многие отправились смотреть, как цветочки снизу растут, некоторым удалось откупиться и свалить из страны; совсем уж немногие, как Фоменко, правильно сообразили, откуда ветер дует, и рванули во власть, быстренько очищая по всем инстанциям заметки о собственных биографиях и привыкая к пониманию царственной вертикали.
Освоились быстро. Научились носить правильные костюмы, говорить в узких рамках действующего политического курса, делиться с верхами скромными доходами от распила бюджета.
Понравилось. Почувствовали себя хозяевами отдельно взятых финансовых направлений. Иногда, конечно, грызлись в открытую, держали камень за пазухой — не без того, но в большинстве своём грань допустимого знали и старались её не переступать.
Постепенно добрались до Мора. И вот тут он заткнулся. Почему — не понял. Потом дошло. Вся его семья умерла, кроме внучки. Да и она не зажилась... Кому такое вспоминать понравится?
Хотел было сменить тему — и ничего не придумал. Так и шли молча, до глубоких сумерек по дороге, пока Петрович вдруг не ткнул пальцем в плохо заметный поворот.
— Сюда. Здесь грунтовка. По ней ещё столько же. Предлагаю привал. Ты поспи пару часиков, тебе надо. Вон, — палец ткнул в темноту. — Там будка газораспределительная стоит. Я её хорошо помню. Как ориентир использовал, чтобы нужный поворот не пролететь... На крышу лезь. Не переживай — разбужу.
Возражать не стал. Устали оба до чёртиков. Целый день в движении.
— А вы?
— Тут посижу. Годы мои не те — верхолазаньем увлекаться.
— Но твари...
— Разберусь, — ответил старик и в его руке появилось нечто, обозначенное лунным светом как пистолет.
У меня отвисла челюсть.
— Пацан ты ещё, — пренебрежительно прокомментировал мой обескураженный вид Фоменко. — Сопляк. Спать иди.
***
Выспаться толком не получилось. Несмотря на дикую усталость — мешало всё. И плоская твёрдая крыша будки, на которую я забрался по совету Петровича, и всякие жучки, с завидной регулярностью сновавшие туда-сюда по своим делам, и ночная прохлада, безжалостно забиравшаяся под одежду и заставляющая ворочаться. Потому вместо планируемого сна получилось чёрт знает что, перемежаемое короткими провалами в пограничное между сном и явью состояние.
Окончательно встал с первыми лучами солнца. Невыспавшийся, усталый, самоощущение — будто палками побили. Мокрый от утренней росы.
— Петрович! — позвал я старика, злой на весь мир.
Какие два часа на отдых — не менее пяти прошло! Совсем дедушка сбрендил — во времени путается?
Вряд ли. Не тот случай. Петровичу до старческого слабоумия ой как далеко... Странно. Сам же предлагал тут не рассиживаться, разбудить обещал.
Или свалил?
Не велика потеря, конечно, но неприятно. Зачем? Со мной ему спокойнее. Он ведь даже не жравши — вчера вечером от еды отказался, ограничился водой. Далеко не уйдёт, ослабнет.
Спустился на землю. Здесь невысоко — метра два, от силы. При небольшом навыке — вообще не высота. Пару раз присел, разминая ноги, покрутил туловищем, помахал руками. Вроде разогнал кровь, взбодрился.
И заметил сандалию. Сначала её, потом ногу в спортивных брюках. За углом. Присел у стенки и спит, что ли?
Внутренне посмеиваясь, я пошёл к старику, готовя на языке довольно солёную шутку. Только свернул — и остановился, не дыша.
Фоменко лежал на боку. Мёртвый. Глаза полуприкрыты, тело в какой-то несуразной позе, изо рта торчит кончик языка. Возле безвольно лежащей на земле руки — уже знакомый мне цилиндрик с лекарством. Крышки нет — мелкие, беленькие таблетки рассыпались по траве.
Вспомнилось — он вчера регулярно нитроглицерин глотал. Не выдержало, значит, вчерашних нагрузок сердечко. Подвело железную волю владельца. Бывает...
Присел рядом, на корточки, дотронулся тыльной стороной ладони до щеки покойника. Прохладная. Успел поостыть.
А я и не слышал ничего.
Жалости, как таковой, к этому человеку у меня не было. Он мне никто. Люди всегда умирали и будут умирать — этот постулат надо принять как данность и перестать обращать внимание на уход окружающих за край. О каждом не наплачешься. Исключение — родные и близкие. Те, кто стал частью тебя и с ними исчезало что-то этакое... невосполнимое. Тогда да, тогда и поплакать не грех, и помянуть.
Гораздо жальче было его планов. Больших, мощных, продуманных — на другие Петрович не разменивался. В них я понемногу начинал видеть и себя. Пока ещё невнятно, смутно, исключительно в общем и непременно независимой стороной будущего конфликта... Да без разницы уже, что напридумывалось за эту ночь!
По сути, новый городской глава Фролов, сам того не зная, этим утром выиграл войну и спас свою жизнь. Не сделав ни единого выстрела, не выходя за пределы Фоминска, не отдав ни одного приказа. Везунчик. Прямо хоть продавай ему эту новость. Задорого. Не торгуясь заплатит.
Без брезгливости обыскал труп уже бывшего попутчика. В карманах — ничего особенного. Ещё одна коробочка с лекарством, футляр с очками, запасной магазин к пистолету.
И он, получается, налегке уходил, без всего...
Сам пистолет обнаружился в кобуре-оперативке под мастеркой. Glock 19. Угловатый, с удобной рукоятью, весь из себя такой надёжный, основательный.
Наскоро разобрался с устройством нового для меня оружия. Никогда раньше в руках подобный не держал. Единственное, что удалось вспомнить о производителе — фирма серьёзная, дрянь не делала, постоянно на слуху была.
Выщелкнул магазин — полный. Посмотрел на патроны — нет, не попадались мне такие. А жаль. Пистолет в наши дни — вещь относительно редкая. С ним, конечно, не поохотишься и издалека никого не подстрелишь, ну так он и не создан для этого! Такому красавцу короткие дистанции подавай, там он развернётся...
Вернув магазин на место, принялся стаскивать кобуру с покойника. Неудобно оказалось, однако справился — вместо того, чтобы ворочать тело, ремни расстегнул. Едва добыл — сходу напялил сбрую на себя. Под куртку. Убрал в неё Glock. Левую руку слегка оттянуло. Нормально, привыкну. Не такой уж он и тяжёлый.
Больше тут делать нечего. Пора прощаться.
Поднялся, в последний раз окинул взглядом тело покойного.
— Ладно, бывай, Петрович! Хоронить, извини, не буду. Ты мне можешь последнюю службу сослужить. Бесплатно, хотя это и не в твоих правилах, — против воли из груди вырвался горький смешок. — Тебя найдут — авось и от меня отстанут. Такая вот фигня...
Посчитав погребальную речь законченной, я решительно повернулся в сторону дороги.
Над головой запел, затирлинькал соловей. Поднял голову, силясь разглядеть в листве серенькую, неказистую с виду птичку. Не смог. Пусть поёт. Может, это он погребальную песнь выводит. Глупость, конечно, но отчего-то думалось именно так.
Открыл сидор, осмотрел припасы — дня на два. При экономном расходе — на три. Потом — голодуха, неизбежная мародёрка по пустым домам и опять же, промедление в пути.
С сожалением глянул на свой «огрызок» — я из него со ста метров и в старый дуб не попаду, куда уж о более мелкой дичи задумываться.
Выбрался на обочину. Потоптался в нерешительности. Куда идти? Если на север — увеличиваю расстояние между собой и некими преследователями, но не попадаю в схрон с припасами. По грунтовке, у которой ночевали? Вон она, вбок уходит, почти незаметная — теряю время. Пока дотопаю, пока (и если) найду нечто, припрятанное по указке Фоменко, пока выберусь оттуда... — долго.
— Витя!
Откуда позвали — не понял. Прыгнул назад, на дорожный откос, прямо на пузо; перекатился, выставил калаш перед собой. В животе похолодело.
— Гав! — басовито, грозно раздалось почти рядом.
— Тяф! — вторил более тонкий голос.
Обалдеть... Такого быть не может!
— Зюзя?! Роська?!
***
Первой показалась собачка. Из кустов, с другой стороны дороги. Осторожно высунула свою ушастую головку, убедилась, что я её вижу и узнал, после чего бросилась прямо ко мне.
За ней молнией вылетела доберман.
Через пару мгновений я был зализан, обпрыган, обтоптан непомнящими себя от радости разумными. Рося вертелась вьюном, не останавливаясь ни на секунду и норовя угадать в своих пируэтах так, чтобы моя ладонь прошлась по её спине. Зюзя без затей бухнулась прямо на меня и принялась тихо скулить, положив морду мне на грудь и не сводя глаз с моего лица. Отпустил автомат, переместил освободившуюся руку ей на холку, провёл пару раз по шерсти.
— Привет, мои хорошие...
Меня снова яростно, щекотно облизали. Собаки такие собаки...
— Дайте подняться, — прерывая нескончаемый поток нежности, попросил я разумных. — Вы же во мне дырки протрёте.
С отчётливо читаемым сожалением доберман сползла на землю, устроилась рядом, стараясь как можно большей площадью своего тела прижаться к моему боку.
Уселся, и тут Рося забралась ко мне на колени, брякнулась на спину, смешно растопырив лапки и подставляя мне для поглаживания живот. Она любит, знаю...
...Когда первые эмоции улеглись, спросил:
— Вы как здесь оказались?
Наверное, в первый раз за всё время нашего знакомства ответила не Зюзя, а её подруга.
— Еда, — прозвенело в голове. — Кушать.
Говорила собачка, похоже, «для всех». Доберман недовольно рыкнула, бросив на неё полный осуждения взгляд. Та мигом перевернулась в нормальное положение и потупилась, виновато прижав ушки.
Я присмотрелся — мои подопечные выглядели, мягко говоря, не очень. Грязные, худые, когти стёрты почти до основания. Где же вас носило?
Отложив расспросы «на потом», без сожалений извлёк остатки сушёного мяса.
— Держите.
Дал по пластинке обеим. Разумные жадно зачавкали. Стараясь не думать о том, что отдаю последнее, скормил весь запас. После неуклюже поил из ладони.
Покончив с трапезой, скомандовал:
— Пойдёмте. По дороге расскажете о своих приключениях. И особенно о том, — я строго посмотрел на добермана, — почему вы меня не ждёте там, где договаривались.
Моя показная суровость Зюзю абсолютно не смутила. Она с удовольствием потянулась, зевнула, демонстрируя внушительные клыки и выскочила на асфальт, всем своим видом демонстрируя готовность к движению. Её подруга вертелась неподалёку, задирая нос и принюхиваясь. Встал и я, только сейчас заметив, что все наши обнимашки происходили в каких-то пяти метрах от трупа Петровича.
Ну и что? Живым — живое. Он бы понял.
Вот только нацелились мои ушастые не туда, куда следовало...
— А куда вы, собственно, собрались? Нам сюда надо, — и быстро пошёл к грунтовке.
Появление разумных скорректировало мои планы. Зная их природные возможности по выживанию в незнакомой местности, я решился попробовать найти схрон.
Причин для такого выбора оказалось неожиданно много: еды нет; надеяться на охоту — бессмысленно, умеющей ловить всякую мелочь Росе нас не прокормить, а стрелять, по сути, не из чего; близко ко мне теперь не подобраться — ушастые не дадут, предупредят. Добавилось и то, что с дороги в любом случае надо сходить — слишком далеко меня видно. Это я с Фоменко по асфальту гулял, понимая, что для него на старых ногах так быстрее получается, а сам — не хочу...
Может быть, потом и разрешу себе некие вольности в комфорте передвижения, когда свалю подальше. Но не сейчас.
***
История столь внезапной встречи оказалась проста и незамысловата. После того, как меня засунули в УАЗик и увезли, ушастые, не став дожидаться какого-либо сигнала, сопоставили 2+2, быстренько разобрались в ситуации и рванули следом.
На простой вопрос: «А если бы я вернулся? Откуда вы знали, куда и как надолго я уехал?», Зюзя поведала, что нашла кабанов — Пряника и Калача, которых убедила ежедневно патрулировать местность и, в случае обнаружения меня, сообщить им.
— Как?! — не выдержав, вскричал я.
— Они бы попросили других передать нам, — уверенно, будто речь шла об обычном звонке по несуществующей нынче сотовой связи, заявила доберман. — Разумные быстро находят друг друга, если нужно. Запах помогает.
Лукавила она, чтобы я не возмущался их своеволием и не нудел правильными речами или сама верила в то, что говорит — не знаю. Почти двести километров расстояния! Это не комар чихнул!
Меня терзали сомнения...
Зато гораздо правдоподобнее выглядела другая версия, родившаяся походя: Зюзя с Росей отправились вдогонку, не особо задумываясь о варианте моего досрочного возвращения. Надеялись не разминуться в пути и
Да, очень похоже на правду. Мои подопечные всегда отличались тем, что уж если они приняли решение, то остановить их в реализации задуманного было крайне проблематично.
Выпытывать правду и настаивать на дотошном разбирательстве не стал. Зачем? Обесценить собачий подвиг? А в том, что это именно подвиг — я ни капельки не сомневался. Проделать своим ходом столь длинный путь, найти меня — по-другому обозначить их поступок и язык не поворачивается. Потому сделал вид, что поверил и продолжил слушать дальше.
...Разумные бежали по запаху автомобиля. В их понимании он вонял настолько отвратительно, что я невольно порадовался своему пустому желудку. Продемонстрированные через мыслеобраз ощущения более всего походили в нашем, человеческом восприятии на аромат недельного трупа, хорошенько прогретого на солнышке. Только более едкий и резкий.
Двигались ушастые уверенно — след держался долго, а когда поняли, что сильно отстали и даже препротивный запах стал рассеиваться — пошли по «маленьким тёмным пятнам».
Догадался сразу — капельки масла из двигателя или коробки. Сальник прохудился или иная напасть с машиной случилась — она ведь тоже не молодеет, старенькая совсем.
По ним и добрались до знакомого Зюзе по цирковому прошлому и прочим событиям Фоминска.
Первым делом разумные нашли коровье стадо. Пообщавшись, узнали много интересного, однако про меня — ничего. Не расстроились. Взяли под наблюдение два основных выхода из города и принялись терпеливо ждать, каждый вечер и под утро целенаправленно обходя защитную стену по периметру и выискивая мой запах.
Так и жили — днём выглядывали из укрытий, ночью вынюхивали. Кушали мало — охотится в светлое время суток боялись из-за снующих по всей округе людей, разыскивая пропитание исключительно при лунном свете. Получалось плохо. Если бы не опытная Рося, ухитрявшаяся находить в темноте какую-никакую дичь — совсем было бы худо.
— И сколько вы так прятаться собирались? — поинтересовался я для более полного понимания планов разумных по своему освобождению. — Мог ведь долго из города не выходить. Я клетке сидел. Или вообще, уехать ещё дальше.
При упоминании о таком знакомом доберману обиталище она зарычала, вздыбив на холке шерсть.
И я помню...
— Машина больше никуда не ездила. Значит, ты за большой стеной… Мы хотели поймать человека оттуда и спросить... Я знаю, как спрашивать. Видела.
— Где?!
— Давно. Ты и худой высокий человек по имени Коля спрашивали. Там, где злые убили людей.
— Пытать, Зюзя. Это называется пытать... — невольно вырвалось у меня уточнение.
Был такой эпизод в нашей совместной биографии. Довелось нам обоим присутствовать при экспресс-допросе одной мрази, причастной к убийству целого поселения. Незабываемое зрелище со спорной моралью. Из здорового человека без анестезии фарш делали. Вроде и надо так было в тот момент, но... До сих пор себе простить не могу того, что участвовал.
— Пусть, — недовольно согласилась Зюзя. — Я запомнила. Убивать нужно не быстро. По кусочку. И много спрашивать.
Ужас какой...
— И ты бы смогла?
— Да. Ты моя семья. Он — нет. Я знаю, ты не хотел уезжать. Тебя заставили. Значит, он плохой. Нельзя никого заставлять делать то, что он не хочет. И мы хотели сначала не обижать. Только узнать. Напугать, если нужно. Люди нас боятся. Нам не нужна чужая боль просто так, мы не злые... Это, — она замялась, подбирая правильное определение для своих намерений. — Это... если совсем говорить не захочет.
— А если бы человек не знал ничего?
Разумная в два прыжка оказалась впереди, резко развернулась и уставилась на меня.
— Нет! Мы хотели ловить человека из города! Тебя привезли туда! Значит — знает! Я знаю всех, кто живёт вокруг нашего дома. Она, — мордочка Роськи вспыхнула в голове и тут же пропала. — Всех знает. Ты говоришь не умно.
Святая простота... Доберман действительно не понимает, как жить среди себе подобных и чего-то не знать. Она и фоминских по своему, собачьему разумению воспринимает как одну большую семью. Пришлось растолковать тонкости человеческих взаимоотношений и то, почему у нас так всё сложно. Сумбурно получилось. Действительно, вот умом вроде и понимаешь все эти режимы секретности, иерархию власти, социальные статусы, разделения ответственности... А при попытке разобраться поподробнее неожиданно осознаешь, сколько в этой запутанной мишуре наносного и ненужного. Точнее, нужного лишь избранным, а основной массе — и даром все эти секреты не сдались.
Со скрипом довёл свою мысль до разумной. Для неё это был шок.
Медленно, глядя перед собой в известную только ей точку, Зюзя легла на землю, положила морду на лапы. Острые уши повисли безвольными лопухами, обычно подвижный чёрный нос замер.
К ней подошла Рося, легла рядом. Заскулила. Я остановился.
— Мы могли обидеть того, кто ничего не знал? — грустно спросила моя спутница, переварив услышанное.
— Могли.
— Хорошо, что мы это не сделали. Иначе плохо. Нельзя...
Присел рядом с разумными, потрепал их по головам.
— Ты права. Я тоже рад, что всё обошлось.
— И я.
— И я! — колокольчиком высказала своё мнение собачка.
Говорливой становится. Учится у подруги понемногу общаться с людьми. Ну и отлично.
***
...Мой побег из города подруги прошляпили. Ночная суета с поджогами, погоней и прочей суетой конечно привлекли их внимание, однако выйти на дорогу и поискать мои следы разумные побоялись. Слишком шумно было вокруг. Разобрались только под утро, еле вычленив нужный запах среди остальных. Не задумываясь, рванули следом за машинами преследователей и за ГАЗЕлькой, на которой я уехал.
До фортика Фоменко добрались утром — когда уже вся возня с обстрелом и переговорами закончилась. Зюзя мне продемонстрировала, как перед шеренгой понурых, свесивших голову людей прохаживаются неизвестные с автоматами. Неподалёку лежало несколько тел.
Не найдя среди оставшихся обожаемого Витю, ушастые принялись вновь искать мои следы. И снова им улыбнулась удача. В саду.
Приободрившись, Рося с Зюзей предпочли поскорее убраться подальше от людей и что там было дальше — я так и не узнал.
Пока догоняли — несколько раз останавливались на отдых. Собачьи возможности тоже имеют свои пределы, однако след не теряли.
Сюда они добрались глубокой ночью. Услышали мой храп, посмотрели на ещё тёплого Петровича. Попытались позвать. Я не проснулся, а громким лаем сообщать о своём присутствии собаки сами не осмелились. Отложили радость встречи до утра. Нашли местечко поуютнее и завалились спать.
Проснулись лишь единожды. К ним заходили разумные, обитающие в этих краях. К какому виду относились ночные гости, Зюзя пояснить не смогла. Показала картинку: две пары глаз с вертикальными зрачками, силуэты размером со среднюю собаку и уши с кисточками. Рыси!
Я икнул от страха. Этим тварям мои ухищрения по безопасности до одного места. Прыжок — и мне конец.
Доберман подтвердила мои опасения:
— Они хотели нападать и думали, что мы тоже на тебя охотимся. Предлагали кушать всем вместе. Я сказала — ты наш друг и нам нужен. Пусть берут мёртвого человека, когда мы все уйдём, — и тут же добавила, отведя взгляд в сторону. — Еда нужна всем.Они сказали: «Нет». Они не кушают тех, кто умер сам. Тогда я сказала, что буду сражаться за тебя и ты мой друг. Им стало интересно. Они ходили посмотреть на тебя, обещали не трогать.
Снова икнулось. Едва представил, как спящего меня разглядывают, точно ослика в контактном зоопарке для самых маленьких, два опаснейших хищника — стало нехорошо. Были бы волосы на остриженной голове — однозначно встали бы дыбом.
— Зачем? — сознание находилось на грани паники. — А если бы они меня сожрали?
— Нет. Они, — уже знакомые две пары глаз из темноты, — говорили честно. Не обманывали. Они хотели знать, чем ты отличаешься от других людей.
— Коне-е-ечно, — нервное хихиканье сдержать не удалось. — Я — особенный. Или избранный.
Сарказма, заложенного в мою реплику, доберман не поняла, совершенно серьёзно опровергая:
— Нет. Ты — обычный. Как другие люди. Но ты — семья, друг. Это важно. Это главное. Те, кто приходил, меня спросили потом: «Зачем ты мне?» Я сказала: «Он моя семья. Когда плохо — он помогает. Когда плохо ему — мы помогаем. Всегда». Тогда они ушли. Все разумные понимают, что такое семья и насколько важно её иметь.
— Куда?! — перспектива получить на собственный загривок голодную рысь никак не отпускала.
— Не знаю. Далеко. Мы их не слышим.
Немного отпустило...
С рассветом Рося с Зюзей деликатно решили не мешать мне проститься с, как они считали, другом (в понимании разумных — вполне логично. Шли же вместе, а с врагами бок о бок не путешествуют) и терпеливо ждали, пока мне надоест горевать и можно будет показаться…
***
Выслушав столь занимательную повесть о мытарствах двух собак со счастливым, по их мнению, концом, первым делом спросил о возможных преследователях.
— Нет. Никого не видели, — честно ответила доберман и клятвенно пообещала. — Будем смотреть, стараться.
Рассказал ей о своих приключениях. Без подробностей, сознательно опуская ночную беседу с Фоменко. Потом как-нибудь поделюсь... Зюзе идея о том, что за нами могут идти неизвестные с ружьями, пришлась не по вкусу. Недолго думая, разумная побежала обратно, в сторону асфальта, на ходу уведомив:
— Я проверю. Не бойся, я осторожная.
Вернулась разведчица быстро, никого не увидев и ничего не заметив. Подобрала где-то палку, и мы пошли веселее, развлекаясь простой, древней как мир, игрой человека с собаками. Да, палок у меня быстро стало целых две.
Глава 11Забор показался часа через полтора, прямо посреди приятной глазу берёзовой рощи. Не самый высокий, метра в два высотой и около семидесяти в ширину, из добротно подогнанных листов коричневого профнастила. По верху — егоза в один ряд. Дрянь, а не защита. И лопатой вскроешь.
В глубине огороженной территории виднелся дом. Из белого, в тон пасторальному пейзажу, кирпича, с целыми окнами, с мансардным этажом. Красивенький такой. На крыше — солнечные панели. Богато люди жили!
Перед нами же были глухие, изготовленные из того же профнастила, ворота с кнопкой звонка на стойке.
Не дожидаясь просьб или предложений, Зюзя внимательно обнюхала поросший травой въезд, Рося растворилась в кустах.
— Людей нет, — вынесла вердикт ушастая.
Подошёл к воротам, подёргал. Закрыто на замок или засов. Огляделся — нет ни камня, ни иной приметной штуковины, куда ключ или какую другую отмычку удобно прятать. Заглянул в небольшую щель между створками: дом, нескошенная трава, панорамные окна на первом этаже, зашторены. В отдалении — не поймёшь — то ли гостевой домик, то ли банька. Дымом не пахнет, голосов не слышно. Очередная заброшка?
Достал карту, припомнил, куда именно тыкал палец старика. По всему, получается — пришёл правильно.
— Пойдём. Она зовёт. Вода, — напомнила о себе доберман.
Последнее замечание победило рассуждения о том, стоит ли пытаться найти способ перемахнуть через забор здесь и сейчас или всё же для начала тщательнее поискать ключ?
С водой у нас беда. Вчера пили и я, и Фоменко, сегодня с разумными делился. Пара глотков осталась. На троих никак не хватит.
Недолго думая, пошёл вдоль забора, вслед за мелькающей в кустах Росей. Метров через сто пятьдесят, петляя между берёзками, вышли к упомянутой воде. Оказалось —небольшой пруд, примыкающий прямо к огороженной территории — запущенный, по краю сплошь поросший камышом и мелким кустарником.
На берегу профнастил заканчивался, уступая место уходящей прямо в воду толстой металлической решётке, за которой хорошо просматривалась узкая полоса пляжа, тянущаяся от забора до забора, с явно нездешним, почти белоснежным песком; небольшим эллингом с рельсовым спуском и узкой рыбацкой пристанью. На противоположной стороне виднелась примыкающая к пруду банька. Зазоры между прутьями были относительно широкие, но нам с Зюзей всё равно было не протиснуться, а вертлявой, некрупной Росе — в самый раз.
Пока разумные с наслаждением пили, пополнил и свои запасы. Сунул пустую бутылку в воду, полюбовался, как булькает выходящий на поверхность воздух. Холодная... Зато рвать штаны о заграждение, перебираясь внутрь, не нужно. Вот и вход... Быстро разделся, оставив на себе из одежды одни трусы, связал вещи в узел и перебросил его на пляж, следом отправился сидор. Ну а с автоматом я и не подумал расставаться.
Вошёл по колено в пруд. Кожа тотчас покрылась крупными пупырышками, по телу пробежал озноб.
Вперёд, Витя! Вперёд!
Задрав «огрызок» над головой, неуклюже, бочком принялся огибать заграждение. Разумные смотрели на меня с интересом, потом за мной отправилась Рося, решившая быть как все и не шнырять между прутьями, следом — Зюзя. Последняя плыла шумно, с брызгами, высоко задирая передние лапы и с чрезвычайно сосредоточенным выражением на чёрно-коричневой физиономии. Невольно захотелось рассмеяться от такой серьёзности.
Выбравшись на пляж, с наслаждением принялся впитывать, согреваясь, солнечные лучи. Собаки же, следуя врождённым инстинктам, оказавшись на берегу первым делом начали отряхиваться, орошая окрестность мелкими каплями воды, словно два дождевателя для полива лужаек. Одна справа от меня, другая — слева. Вымок ещё раз.
Душевно здесь. Песочек прямо манит найти полотенце, устроить из него подстилку и улечься, ни о чём не думая и изредка переворачиваясь, чтобы не сгореть.
С сожалением собрав своё имущество, оделся прямо на мокрое тело. Пока возился, разумные скрылись в глубине столь замечательного места.
Дом, небольшую часть которого я видел через щель, предстал предо мной во всём своём величии. Крепкий, без единой трещинки, чистенький — прошедшее безлюдье словно обошло его стороной. Почти особняк.
Рядом — детская горка, качели, поросшая редким сорняком песочница. За ним — пустая площадка, вероятно для машин. Сбоку — беседка с мангалом.
Строений поменьше оказалось не одно, а три. Два жилых и одно хозяйственное — с маленькими окнами, простой дверью и торчащей на крыше трубой миникотельной. Рядом с ним — внушительный навес, под которым с неизвестно каких времён лежало несколько кубометров дров в аккуратной, правильной поленнице.
— Никого нет, — подтвердила своё первоначальное мнение доберман, успевшая уйти куда-то в глубь двора.
Осмотр начал с эллинга, стоявшего метрах в трёх от забора, глухой стеной к нему. Сооружение выглядело смешно: половина на песке, половина — в окаёме буйной поросли. Начал с него. Дёрнул боковую дверь — оказалось, не заперто. Посмотрел на внушительных размеров катер, покоившийся на специальной тележке и занимавший три четверти всего свободного пространства, провёл рукой по его белому пластиковому боку. Вот бы на таком покататься... Прошёлся вдоль стоек с удочками, вёслами, поглазел на подвешенные под самый потолок небольшие одноместные лодочки из стекловолокна. В углу обнаружился бензогенератор с парой пустых канистр, японский мотор и сундук со всякой рыбацкой снастью. Чистенько, светленько, упорядоченно — как и должно быть у хорошего хозяина.
Перешёл к баньке. Добротной, ухоженной, с до сих пор пахнущей липой парной. Помечтал о горячем, обжигающем воздухе, ушату с ледяной водичкой, шутливым разговором с приятелями в предбаннике. Посочувствовал неосуществимым в обозримом будущем мечтам и потопал к ближнему домику. Первым делом по приставленной сбоку удобной, алюминиевой лестнице взобрался на чердак, посмотрел на осыпавшиеся до стебельков пучки непонятной травы, подвешенные к балкам, на паутину по углам. Спустившись, направился к дверям. Тоже оказалось не заперто.
Подивившись такой безалаберности, вошёл внутрь. Коридорчик, две комнатки с мебелью, дровяная печь в центре, санузел. Такое чувство, будто хозяева недавно куда-то вышли и вот-вот придут. В домике отсутствовало ощущение забытости, сырости, затхлости — одним словом, не было всех тех запахов, присущих покинутому жилью.
А его никто, похоже, навсегда и не покидал. У печки немного дров сложено, в душевой, как дань сегодняшним реалиям — несколько пустых вёдер, не объеденное мышами мыло, на совершенно неуместной верёвке, протянутой наискосок — полотенца. Попробовал — влага не ощущается, жёсткие. Давно висят. Пара рулонов сухой, не видевшей сырости туалетной бумаги. Кровати застелены, причём бельё — не самое свежее.
Получается, бывают здесь люди.
Пошарил по шкафам, по тумбочкам — ничего ценного, разве что крохотную коробочку с дорожным набором разноцветных ниток и несколькими иголками взял. Пригодится.
Пока рыскал по чужим пожиткам — сообразил, почему двери никто не потрудился запереть. Из-за окон. Они тут большие, решёток нет. Кинул камень, оббил осколки прикладом — и вот тебе вход, пожалуйста.
В следующем домике, как две капли воды похожем на своего собрата, тоже ничего ценного найти не удалось.
Не теряя оптимизма, заглянул в хозблок или сарай, как я его окрестил для удобства. Твердотопливный котёл, хитрая обвязка, бак косвенного нагрева с электронным управлением. Жаль, всё мёртвое... Вдоль стены — подобие верстака с развешанным на специальных крепежах мелким инструментом. Отдельно — угол с садовым инвентарём, несколько ломов, топоры. И никакого намёка на тайник или подпол. Везде полы цельные, специально проверил.
Оставался дом.
***
Внутрь попал не с главного входа, а через гараж в цокольном этаже, спуск в который по неизвестной мне причине располагался не со стороны ворот, а сбоку. Скорее всего, хозяин изначально планировал использовать данное помещение не по прямому назначению, а как подсобку или кладовую. Въезд для автомобиля сделал просто на всякий случай, потому что мог себе это позволить. Ну и чтобы вид не портил, когда на отдых приезжаешь.
Входные двери оказались заперты, пришлось-таки расколошматить стеклопакет, удачно расположившийся на уровне груди. Попав в тёмный полуподвал, первое, на что обратил внимание, были велосипеды. Пять штук. Три горных, дорогих, с алюминиевыми рамами и скоростями да два дамских, с корзинами перед рулём и мягкими, удобными сиденьями. Вся техника выглядела как новенькая. Смазанная, ухоженная, ни пятнышка грязи на рамах. Имелись и прочие удовольствия — несколько детских великов, самокат, вертикально собранный теннисный стол, стоящий самых ворот, пластиковый контейнер с различными полуспущенными мячами. На стеллажах по обе стороны — всякий инструмент, левее к стене прислонена стремянка.
Проход в жилые комнаты нашёлся в углу, однако прежде чем идти дальше — не поленился, открыл гаражную дверь изнутри, без труда сдвинув вполне разработанный железный засов, выволок самую тёмную двухколёсную ехалку и выкатил её на пирс, где без сожаления сбросил в мутноватую, с поднимающимися со дна водорослями, воду.
Пусть думают, что я один украл и теперь быстро сваливаю куда подальше. А мы пешочком пойдём. По полям и лугам с лесами, чтобы обратно к дороге и трупу Петровича не возвращаться. Хитрость невеликая, но что я теряю? Вдруг повезёт?
Проводив велосипед взглядом, вернулся в гараж. Разумные были уже здесь и с любопытством изучали окружающую обстановку. Прошёл в угол, к небольшой двери, ведущей вглубь дома. Потянул на себя — не заперто. За ней темнело несколько ступенек, ведущих наверх.
***
...Первый этаж поражал. Огромная, торжественная комната с великолепной отделкой, резной мебелью и внушительным, бережно закрытым кованой заслонкой, камином более всего походила на охотничью залу средневекового замка именно в том виде, в каком её себе представляют по романам Дюма.
На стенах — головы волков, кабанов, лосей, оленей. Хорошо сохранились. В неярких лучах, пробивающихся сквозь тяжёлые портьеры, шерсть даже поблёскивает. С потолка свисает кованая, мрачная люстра в несколько ярусов. Две винтовые, широкие лестницы на второй этаж. Кругом солидность, преобладают тёмные цвета. Только дворецкого не хватает. Такого... важного, в ливрее... чтобы как гаркнул зычно: «Господин Виктор со спутниками!»
— За что их убили?
От неожиданности я вздрогнул. Разумная стояла рядом со мной и неотрывно смотрела на чучела.
— Охотились... Я тебе рассказывал.
Помолчала...
— Я помню. Зачем сохранили их головы?
— Трофеи. Хвастаться перед другими людьми своей меткостью.
— Зачем? Вы гордитесь убитыми?
— Нет... Да... Не все... Понимаешь, люди раньше не считали вас равными себе и думали, что в этом, — указал на стену, — нет ничего плохого.
Опустив голову, доберман отвернулась и молча пошла вверх по лестнице, а я стоял словно оплёванный. Всё она поняла, и правильно поняла. А моё блеяние, попытки придать очевидному некое гибкое, нейтральное объяснение — сплошной самообман.
Вслед за подругой поспешила и Рося. Печальная, старающаяся смотреть исключительно в пол.
Невесть на что разозлившись, направился в одну из боковых дверей. Попал в кухню. Большую, с профессиональной плитой, всякими поварскими примочками. Поискал съестное. Ничего. Пусто. Кроме ложек-поварёшек и техники — одни занавески.
Прогулялся в санузел, в бильярдную, в комнату прислуги.
— Что ты ищешь? — наконец поинтересовалась Зюзя, увидев меня в коридоре.
Продемонстрировал ей автомат.
— Оружие, еду, патроны.
— Зачем оружие? У тебя же есть?
— Оно неудобное. С ним плохо охотиться.
— Мы ничего не слышали.
Зная, что у разумных глагол «слышать» обозначает как непосредственно сам слух, так и нюх, расстроился.
— Я ещё раз посмотрю.
— Хорошо. Мы будем ждать у воды. Нам здесь не нравится.
— Тяф! — обличительно, точно я должен был ответить за все прошлые грехи человечества, выдала собачка и первой скрылась в цокольном этаже.
Ну и чёрт с вами! Ты глянь, какие обидчивые!..
С лестницы попал в коридор. На стенах — фотографии в несколько рядов. Не рискнув приоткрывать штору на окне в торце, почти носом упёрся в ближайшее фото. Мужчина. Холёный, надменный. Одет в камуфляж. Нога стоит на медвежьей туше, ружьё упёрто прикладом в бедро.
Следующая фотография. Тот же самый человек, только теперь не один — с Петровичем. Здесь мой покойный знакомец выглядел гораздо моложе, упитаннее, чем при нашей первой встрече. Тоже с оружием. Перед ними — горка из убитых уток.
И подобных снимков — великое множество. Один и тот же «некто» позировал у трупов самых разных животных, даже жираф ему попался на свою беду, судя по фону, где-то в саванне.
Выходит, здесь обитал друг Фоменко по старым временам, и это его дача. Или охотничий домик. Что же, выбор места для закладки очевиден — по старой памяти. Люди из Фоминска, похоже, наведываются сюда — в сохранности местное хозяйство поддерживают. Им не сложно, а вот такая вот база на окраине своих земель, укрытая от посторонних глаз — великая вещь!
Прошёлся по комнатам: кабинет, спальня, снова спальня, хозяйская спальная — наиболее богатая из всех виденных. Отдельно — комната с оружейными сейфами. В каждом из замочной скважины торчал ключ. Все пустые.
Задрал голову вверх — уходящий под углом потолок сообщал, что чердака здесь нет.
Так... Что получается? Где-то тут, на огороженной территории, должна быть закладка. Не тайник – когда прячут всерьёз и надолго, учитывая всевозможные факторы, а именно закладка, которая всегда должна быть под рукой. Допустим, пришёл раненый... Ему и яму не вырыть, и к трубе на крыше не залезть. Ему срочно нужно. Значит, доступ просто обязан быть несложный, быстрый... Где?
Перебрал в уме все домики, которые сегодня посетил. Нет, ничего такого — полы без люков, подвалов нет. Чердаки? Два посетил. Здесь его попросту не имеется. Что под крышами в эллинге, бане и в сарайчике — без понятия. В первом не заметил, а потом... тоже внимания не обратил. Зато помню, что у жилых домиков имеются приставные лестницы. Надо проверить.
Вышел на улицу. Разумные преспокойно лежали на песочке, поглядывая на мелкую рябь пруда.
Начал с чердака сарая — ничего интересного. Всё те же пауки и паутина.
Перешёл к эллингу. А чердачной дверцы и нет. Обошёл с другой стороны — и тут глухой фронтон.
Заглянул внутрь. Ого! А потолок-то плоский!
А вон и люк в углу. Деревянный, из плотно подогнанных досок.
Принёс лестницу, попробовал открыть. Не получилось. Заперто. Надавил посильнее, надеясь вырвать замок из пазов. Люк и не подумал слушаться. Не сдвинулся ни на миллиметр. Разозлившись, метнулся в сарай за топором. Выбрал поухватистей, вернулся, вставил лезвие в едва заметную щель. Надавил.
Ничего.
Рассвирепев, вытащил плотницкий инструмент и со всей дури всадил его в зазор между потолком и люком. Снова надавил, повиснув всем телом и дёргаясь. Пошло.
Дерево нехотя затрещало. Сначала медленно, а потом всё быстрее и быстрее поддаваясь моим усилиям.
Новый удар. И ещё!
Через пару минут люк сдался, напоследок скрипнув своим деревянным остовом. Тяжело дыша от проявленного усердия, откинул крышку вверх.
Блин... как просто! Судя по конструкции запора, открывался проход на чердак проще пареной репы. Просовываешь согнутую буквой «Г» проволочку в определённом месте, цепляешь кончиком за ушко засова и пожалуйста — путь свободен! Без всякого варварства!
Наверняка и проволочка где-то поблизости валяется.
Едва взобрался — обалдел, восхищенно ругнувшись в избытке чувств.
Я угадал. Передо мной разверзлась пещера Али-Бабы.
Водка в бутылках, картонный ящик с наборами армейского ИРП, упаковки галет; мешок с вещами, плотно закрытая трёхлитровая банка с медикаментами, отдельно — с перевязочным материалом. Патроны охотничьи, патроны неохотничьи; несколько ножей, покрытых солидолом для сохранности, рядом с ними — самодельные ножны; патронташ; снова банка — судя по виду содержимого — с сахаром.
Под стропилами два свёртка. Развернул — винтовки. С оптикой, промасленные, незнакомые. На радостях, позабыв про остальное богатство, спустился вниз и вытащил их на улицу. Поближе к свету. Одна явно пользованная — мелкие царапины на ложе, еле заметные следы на винтах оптики. Вторая — новенькая. Муха не садилась. Поискал маркировку: «ORSIS». Никогда про такие не слышал. Из редких, похоже. Но выглядят серьёзно.
У обеих магазин. Разобрался, как вынимается, вместимость — три патрона. Мало. Но лучше моего «огрызка» в любом случае. Преимущества и перечислять не хочу. Подумав, оставил ту, что более бывалая. Наверняка она и пристреляна, и, если что, подлечена как следует. Ну не идиоты же фоминские без должной подготовки стволы на консервирование отправлять?
В обиходе, конечно, такое вот чудо оружейной техники не самый лучший вариант (скорее всего, именно потому и ушло в закладку. Обычное ружьишко привычнее), но на безрыбье — самое то.
Определившись, первым делом снарядил магазин. Не терплю пустоты в оружии, если это не пустота ствола. Пару раз вскинул к плечу – удобно, не отнять. Довольный, полез обратно на чердак и выволок все находки, кроме ненужной мне сорокоградусной, на свежий воздух, разложил на песочке. Первым делом пересмотрел патроны. 308 калибр — однозначно к Орсису этому самому. Другие даже визуально не подходят. Забрал все. Навскидку — штук шестьдесят, не меньше. Потом точно пересчитаю.
Покопался в мешке. И тут удача! Как по заказу, первой вывалилась камуфляжная куртка. Мне она оказалась великовата, но бросать не стал. Уж очень добротная оказалась вещь. Как гласили крупные буквы на подкладке: Made in USA. Много карманов, на внутренней стороне рукавов, от подмышек до локтя — застёжки-молнии, чтобы в жару не слишком потеть. Сразу и подогнал под себя продуманными производителем липучками на манжетах и шнурком в области пояса.
Остальные тряпки не заинтересовали: тёплые свитера, плотные спецовочные брюки. Нижнее бельё, к огромному сожалению, отсутствовало.
Перешёл к лекарствам. Мудрить не стал — ссыпал всё в свой сидор, особенно порадовавшись активированному углю. Полезные таблетки. Ими можно и протекающий снизу живот починить, или несложный фильтр для воды сделать. Кипятить питьё перед употреблением, кто бы спорил, конечно надёжнее, только не всегда получается.
Выбрал себе нож по руке. Оттёр его от смазки, не пожалев самого большого свитера, вставил в ножны и сунул за голенище. Пошевелил стопой. Неудобно, форма немного не та, к которой привык. Но и без серьёзного дискомфорта.
Наконец, добрался до банки с сахаром. Долго думал, прежде чем пробовать. Не решился. Вдруг там сахарок с чем-то ещё намешан, как раз для таких охотников до чужого добра? Скушаешь и останешься здесь навсегда. Уж больно велик соблазн сыпануть себе в ладонь горсть побольше и со вкусом слопать...
Отставил в сторону, подальше.
Принялся за продукты. ИРП и галеты — в заводской упаковке. Забираем. Позже, в дороге поем. А слюны полон рот…
После сортировки заплечник ободряюще потолстел. Убирать обратно ненужное не стал. К чему такая вежливость? Хозяева схрона и так поймут, что их обокрали. Тут другая проблемка нарисовалась. Пистолет, «огрызок», Орсис — многовато стволов для пешего путника. И дело не в тяжести оружия — в удобстве. Делать выбор в пользу чего-то одного не хотелось. Всё очень нужное и полезное.
Ослабив ремень почти до максимума, закинул винтовку за спину, с трудом устроив её рядом с сидором. Автомат повесил на грудь. Попытался представить себя со стороны — коммандос, не иначе! Опасный, страшный, весь такой навороченный... И одновременно смешной до коликов для любого понимающего толк в пеших прогулках. Ни до чего быстро не дотянусь.
Обозвав себя идиотом, взял калаш в руки. Так получше будет. Посмотрел на своих ушастых. Разморило их на тёплом песочке. Отдыхать изволят. Дремлют. Даже жалко стало отрывать разумных от столь приятного занятия.
И в этот момент прямо за прибрежной решёткой показался человек. Моего возраста, одетый в неприметные, серо-зелёные штаны и куртку. Обувь из-за травы не рассмотрел, да и не в ней дело было. Больше всего интересовали руки, сжимавшие ружьё.
Проморгали...
Я для неизвестного стал такой же неожиданностью, как и он для меня. Но сориентировался мужчина быстрее. Попытался вскинуть свою пукалку, однако не учёл близости заграждения, вдоль которого крался. Железо ствола со стуком ударилось об один из прутьев, не давая ему взять оружие наизготовку.
Разумные вскочили, не понимая спросонья, что происходит.
Недолго думая, вскинул автомат и нажал на спусковой крючок. И ничего...
...Незнакомец уже отскочил назад и поднимал ствол в мою сторону...
Грёбаный глаз!
В чём причина — додумался сразу. Предохранитель, он же переводчик огня. Ещё утром поднял вверх, в целях безопасности. Боялся спонтанного выстрела, когда шёл с вертлявыми разумными. Теперь расплачиваюсь. Но и это ещё не всё! Из-за единственного уцелевшего глаза я переучился стрелять с левого плеча. С ружьями особых сложностей не возникло, а вот сейчас пришлось отпускать правой рукой цевьё, немного поворачивать оружие против часовой стрелки, чтобы железячка, отвечающая за огонь, попала в поле видимости, лихорадочно сдвигать её вниз, переносить руку обратно. Слишком много ненужных действий. И потренироваться возможности не было, и навыков обращения с таким оружием не имею — в армии я не служил.
Потому пришлось принимать единственно верное решение — падать физиономией вперёд на песок, попутно выполняя все жизненно важные манёвры.
Неизвестный стрелять не стал, переводя ствол ружья пониже, вслед за мной. Только я оказался быстрее. Ещё не приземлившись, не устроив приклад на плече, просто направил автомат в нужную сторону и нажал на спуск. «Огрызок» непривычно задёргался, норовя выскочить из рук.
Очередь получилась длинная — до одиночного огня переводчик не довёл. Однако в цель попало лишь несколько пуль. Одна в грудь, остальные пониже, о чём свидетельствовали рваные отверстия на куртке незнакомца. Он и крикнуть не успел — рухнул, как подкошенный, на спину.
Сбоку грохнул выстрел. Прямо через тоненький профнастил забора, в котором образовалась изрядная дыра. Бумкнуло слева, там, где красовался частично прикрывавший меня эллинг. В самый угол угодил. Вон, кирпич сколот. На звук бил, гад... Чем-то крупным. Дроби такое отверстие сделать не под силу, разве что в упор. Похоже, догнали меня те самые охотники, о которых упоминал старик.
Мало что соображая, ответил. Очередью. Параллельно земле, на уровне колен. Попал или нет — не понял. Валить пора.
— Уходим! — заорал я, вскочил и первым помчался к домику для лодок. Благо, недалеко.
Перепуганные разумные, только сейчас осознавшие, что происходит, бросились за мной.
Птицами влетели внутрь. Закрыл дверь, бегло глянул по сторонам, просчитывая плюсы и минусы нашего укрытия: ворота закрыты, вход один, правая стена наполовину стеклянная — хозяева не поскупились на стеклопакеты. Не крепость... нам тут не отсидеться.
Прислушался — обманчиво тихо. Не верю. Парами в погони не ходят. Без сомнения, дружки подстреленного времени зря не теряют — рассредоточиваются по округе. Перекрывают мне отход. С сожалением взглянул на лодки, на пруд. Не уйти. В воде как утку подстрелят.
— Кто это?! — напомнила о себе Зюзя, испуганно прижавшаяся к моей ноге. Рося вообще спряталась под катером, прижав ушки и постоянно озираясь.
— Не знаю. Наверное, люди, которые гнались за мной.
— Они могут нас обойти там? — противоположная сторона пляжа с таким же ненадёжным забором и уходящими в воду прутьями.
— Да. Бегите! Рося пусть напрямую чешет, в кусты, а ты... — я замялся. — По лестнице взобраться сможешь?!
— Не знаю. Я никогда не пробовала.
В упомянутом Зюзей направлении, левее баньки, я краем глаза заметил движение. Отскочил в глухой промежуток между окнами, осторожно высунулся. Никто не показался. Вышли на позицию и ждут меня, хитрецы. На малейший шум пальнут.
Сколько их? Где остальные? Ворота под прицелом держат? Или ищут, чем проход в заборе сделать? Или и то, и другое? И пока неведомое мне третье?
Тянуть нельзя. С каждым мгновением петля на наших шеях затягивается всё сильнее.
— Придётся научиться!
Пригибаясь, на полусогнутых перебрался в угол. Туда, где стояла прислонённая ко входу на чердак лестница. Стараясь не шуметь, повалил её на бок. Не вставая, перетащил верхолазную конструкцию вдоль катера в сторону ворот. Примерился.
Выбегать придётся быстро, потому надо угадать, как ни за что не зацепиться своей ношей. Лучше всего двигаться по диагонали к дверному проёму. Немного развернулся. Вроде нормально.
Доберман, дабы не путаться под ногами, тоже залезла под катер, к своей испуганной подруге.
— Зюзя! Запоминай! Я сейчас выношу лестницу на улицу, приставляю её к дому. Твоя задача — взобраться по ней на крышу и оттуда перемахнуть через забор. С земли не получится — по верху натянута проволока... Знаю — опасно. Знаю — высоко и страшно. Знаю — крыша из металлочерепицы, скользкая и довольно крутая. Но ты сможешь! Потом беги со всех ног. Зигзагами, — и тут же перевёл на понятный ей язык. — Не прямо, а вправо-влево, — для доходчивости ещё и рукой показал требуемую траекторию, изобразив «волну».
Разумная не ответила.
В порыве чувств я схватил подругу за холку и встряхнул. Зло, по праву старшего.
— Ты меня понимаешь?!
— Да. А ты потом?
— За меня не бойся. В одиночку мне проще. Я умею стрелять и у меня есть оружие. Уйду за тобой.
В последнем я крепко сомневался, но вслух ничего не сказал. Переключился на собачку.
— Роська! Ты выбегаешь первой. Из двери сразу поворачивай за дом и к забору! Когда промчишься сквозь прутья, беги вдоль воды — там кусты... Потом, если сможешь, постарайся пошуметь травой и ветками, только голос не подавай. Отвлечёшь этих... — кого этих — я толком и сам не знал. — И сразу убегай! Не вздумай вернуться!
Не подействовало. Впервые попавшая в такой переплёт разумная на все мои мудрые мысли лишь мелко тряслась от страха. Пришлось менять тактику.
С усилием подавив в себе зарождающееся на такое нецелесообразное использование драгоценных секунд раздражение, пару раз глубоко вздохнул, положил руку на маленькую, ушастую головку и повторил то же самое, но уже более мягко, успокаивающе.
— Да, — не переставая дрожать, согласилась собачка, сняв у меня гору с плеч.
— Тогда по моей команде. Повторяю, Рося — первая, я — за ней, Зюзя — когда позову! Готовы?!
Ответила за обеих доберман. Уже не та добрая и игривая Зюзя — ответил боец. Оскаленные клыки, холодный прищур антрацитовых глаз, чётко очерченные под короткой шерстью мускулы. На какой-то миг показалось, что сейчас я вижу не её, а сурового, готового всегда и ко всему Адольфа — отца моей верной спутницы, знакомого мне лишь по мыслеобразам да рассказам. Настолько же она походила на него...
— Готовы.
Перебрался к двери, положил руку на ручку.
— Три, два, один...
***
Маленькая разумная промелькнула в небольшую щель с такой скоростью, что не знай я, куда смотреть — и не заметил бы. Задержал дыхание, вслушиваясь и с ужасом ожидая выстрела.
Тихо...
— Она справится, — неожиданно подбодрила меня доберман. — Я верю.
Рося будто услышала разумную. Неподалёку что-то захрустело, сопровождаемое громким шелестом. Потом стихло...
— Б-бах! Б-бах! Ба-бах! — грянуло за забором с моей стороны.
В груди ёкнуло...
Новый треск, менее слышный... Выстрел, теперь уже один. Шелест травы... Ни заполошного визга раненой разумной, ни довольных возгласов после удачного выстрела...
Жива! Уводит! Ах ты ж моя умница! Захотелось расцеловать Роську в её плутоватую мордочку.
Моя очередь.
Пристроив «огрызок» на груди и обеими руками подхватив лестницу, я по заранее намеченной траектории вылетел из эллинга и бросился вправо, стараясь как можно быстрее оказаться в мёртвой зоне со стороны просматриваемого с дальнего конца пляжа участка, прикрыться баней. Моя цель — торцевая стена со стороны большого дома, поближе к забору. Там хорошо. Там травы по колено...
Предчувствие и единственный глаз не подвели. По мне выстрелили именно с той, пустынной стороны. Не попали. Снова досталось стене и, вдобавок, стеклопакету за моей спиной, сообщившем о своей кончине стеклянным звоном.
...С лестницей наперевес, даже лёгкой, бегать плохо — на поворотах заносит. Занесло и меня. Сделав незапланированный кульбит, я как-то боком перекатился по траве, не выпуская ноши, и влетел за угол, едва не вывернув себе руки локтями вперёд.
Вдалеке кто-то громко свистнул. Ему ответили в тон. Переговорщики хреновы...
— С вашей стороны смотрите! К дому с лестницей побежал! — плюнув на скрытность, проорал некто с дальнего конца пляжа.
— Поняли! — раздалось за забором где-то левее, ближе к центральному въезду.
Не слушать... Не слушать!
Быстро приставил лестницу к краю крыши. Почти хватило. И выругался про себя. Ступеньки оказались округлые, гладкие, именно для удобства человеческой стопы. Доберману на них лапу никак не поставить — соскользнёт.
Ладно... Будем пользоваться подручными средствами. Сорвал с шеи автомат, швырнул его на землю. Снова глянул вверх. Метра три с копейками, не выше. Могло быть и хуже.
— Зюзя! — негромко позвал я.
Через два удара сердца разумная стояла рядом. В неё не стреляли. Помогла нескошенная трава. Думаю, стрелки и сообразить не успели — кто перед ними промелькнул.
— Слушай! — говорил шёпотом, надеясь, что с ближней стороны преследователи сейчас не сразу за забором. — Тебе самой не взобраться. Я подниму. Только веди себя спокойно, иначе не удержу.
Свист донёсся с третьей стороны, от ворот. Вздрогнули оба.
Чувствуя, как от переизбытка адреналина начинает дёргаться веко, продолжил инструктаж:
— Наверху не тупи. Сразу прыгай, иначе подстрелят. И... дальше знаешь. Давай!
Не давая ушастой опомниться, я подхватил её увесистое тело на руки, прижал к себе. Повернулся спиной к лестнице, нащупал пяткой первую ступеньку. Поднялся, упёршись задницей в её товарку повыше. Крутоватенько получается... Новая ступенька... Орсис, зараза, мешает, за всё цепляется.
На третьей сорвался. Именно из-за свежеприобретённой винтовки. Когда пытался перенести вес — эта распонтованная хреновина не пожелала двигаться дальше и намертво зацепилась чем-то обо что-то. Хорошо, успел разжать руки и разумная с трудом, но смогла приземлиться на лапы. Лестница съехала набок, к самому краю стены.
Поправил.
— Ещё раз!
На землю полетели и Орсис, и сидор.
Без них стало легче.
Доберман послушно позволила себя взять, стараясь не шевелиться. Она мне верила...
И... начали!
***
Через четыре ступеньки моя голова оказалась на уровне верхней кромки ограды. Значит, нужно спешить. Если буду телиться — подстрелят. Доберман тяжёленькая... быстро поднять её под самую кровлю не получится.
— Зюзя! — зашептал я в ухо своей подруге. — Упирайся в меня лапами и запрыгивай на крышу. Быстро!
Для удобства прижался всем телом к стоящей под наклоном лестнице, стараясь держаться на ней поустойчивей. С трудом развернул разумную животом к себе, по очереди опустил руки пониже её хвоста и сцепил их в замок. По мне, инстинктивно ища опору, больно заёрзали когти. Передние лапы легли на плечи, а сама добердама задрала голову вверх, примериваясь к прыжку.
Кое-как вывернув шею, понял — до края крыши по вертикали ещё не менее метра. С твёрдой поверхности — вообще не высота, даже для меня, а вот с такой замысловатой позиции для старта — целый акробатический трюк.
— Погоди! Сейчас! Быстрее ветра...
Выдохнув, поднялся ещё на ступеньку и что было мочи попытался толкнуть подругу вверх.
Она не подвела. Распрямилась пружиной, используя меня как трамплин. Передо мной промелькнул чёрный живот и я, потеряв равновесие от столь мощного толчка, второй раз за сегодня полетел вниз.
В падении я любовался разумной. Зюзя, оказавшись на крыше, не стала мудрить с финтами, разбегом или подготовкой. Ей всё это не потребовалось. На месте приземления, на всю округу прогрохотав ударом лап о металлочерепицу кровли, стройное чёрно-коричневое тело, не медля ни секунды, развернулось прямо на месте и прыгнуло, растягиваясь в расплывчатую линию и оставляя под собой и забор, и натянутую поверх егозу. Красиво...
— Тварь!!! — истошно заорали совсем уж неподалёку.
Я шмякнулся на бок...
— Б-бах! Б-бах!
— Гав! — нарушила все наши договорённости доберман, давая понять, что с ней всё в порядке.
Настроение подскочило вверх насколько это возможно в данной ситуации. Ага, как же! Куда вам — в ушастую попасть!.. Разбежались... В траве, да между стволов её ещё разглядеть надо!
— Гав! — донеслось уже гораздо глуше. В отрыв уходит...
Вслед беглянке раздался ещё один выстрел.
— Не трать патроны! — недовольно рявкнул кто-то почти рядом. — Башкой думай, дурень...
— Так шо? — ответил такой знакомый по прошлой жизни говорок. — Нехай бежит? А если она со спины?..
— Тогда и выстрелишь. Потом облаву устроим... Видал, как порскнула? Хрен догонишь. А если она тут не одна?! Ты о деле думай...
Слушая переговоры, я перекатился на живот и уткнулся носом в Орсис. Хоть тут повезло! Не поднимая головы, схватил оружие, упёр приклад в плечо и уставился в сторону бани.
Вовремя! Из-за глухой стены заграждения медленно, в полуприсяди, прикрываясь растительностью выглядывал человек. Ствол его ружья смотрел в мою сторону.
Через оптику преследователь выглядел так, будто стоял метрах в пяти от меня. Собранный, чуткий, ноздри широко раздуваются, глаза в постоянном движении — обшаривают видимый участок усадьбы. Меня выглядывает, больше некого.
А стоящая почти за спиной парочка не подавала признаков жизни, заставляя изрядно нервничать...
Ну, держись... Патрон у меня в патроннике, дружки твои лязг затвора не услышат.
Задержав дыхание, по всей науке нажал на спуск. Отдача у Орсиса оказалась мягкой, после привычного двенадцатого калибра вообще никакая. Звук тоже ничем не напоминал охотничий пороховой грохот.
Попал! Не ошибся я в фоминских создателях схронов. Всё настроено, всё пристреляно. Пуля легла именно туда, куда смотрело перекрестье в прицеле.
Пока не высунулся следующий — меняем позицию. Не поднимаясь, со всей доступной скоростью покатился вглубь двора.
...И как у колобка голова не кружится?..
Уже на втором обороте сквозь забор снова жахнули вслепую. В паре метров от меня, ближе к эллингу, вырвало дёрн. Приличный такой кусочек.
Не останавливаться...
Ещё через три витка, чувствуя, как начинает подташнивать, упёрся во что-то относительное мягкое. Сунул локтем — глухо хрустнуло. Мой сидор! Вот, значит, куда ты отлетел...
Новый выстрел, теперь слева, в землю на моём пути. Если бы не заплечник, так вовремя замедливший мои покатушки — вполне мог бы и в меня попасть. Или нет. Не знаю...
Надо огрызнуться. Пули ведь в обе стороны профнастила могут летать.
Схватился за рукоятку затвора, рванул её на себя и... она осталась в моей правой руке. Отдельно от винтовки. Этаким железным, удобным шариком с приделанным к нему кусочком обломанного прутка. Бракоделы херовы...(1)
Жаль, второй раз номер с прыжком с крыши не пройдёт... И недопрыгнуть могу, и ноги переломать, и не убегу. Жаль...
1 — От автора. Охотничья винтовка ORSIS 120 действительно имела такой недочёт, как плохой металл рукоятки затвора. Насколько мне известно, производитель уже исправил данную «болезнь». Но Виктору в тот день не повезло.
yaplakal.com