32
— Лёшка! Ну где ты! — кричу я сыну. — Неси мясо, твою налево! Отец три года дома не был, а ты все с девчонками переписываешься!
— Если бы с девушками, — вздохнула Машка (жена моя) «проплывая» мимо и улыбнулась, когда я посмотрел на нее. Серая мышка она конечно, но моя мышка.
— А с кем же? — удивился я и почесал пузо, которое успел отрастить пока с парнями автостопом домой добирался. Много было выпито пива в дороге, но страстно хотелось домашней еды. Всю войну мечтал об ароматном мясе на гриле: свиные рёбрышки в медовом соусе, свининка в имбирном маринаде… И вот этот день настал. Я дома. Семья в сборе. Мясо замариновано. Вино и пиво в холодильнике.
— Такие же как он зелёноволосые подростки, любители этой ужасной гоблинской музыки.
«Роднюня» скривилась и я узнал в ней ту противную двадцатилетку, на которую запал еще когда был простым рабочим. Слова ей тогда поперек не скажи — отбреет, как юморист со стажем. За один столик с нечистыми не сядет. А я парень был простой, таким наверное и остался. Живой вернулся и хорошо, теперь хочу мяса пожарить и с семьёй посидеть. Всё. И плевать мне какой цвет волос или кожи у барыги на базаре. Навоевался. Я просто хочу купить мяса.
— Ну и ладно. Я пока на угли посмотрю, а ты мясо тащи с веранды, я там мариновал его в банках. И выкинь из головы чушь, «роднюня». Сегодня мы отдыхаем.
Иногда мне снятся битвы и те в которых я участвовал, и те, о которых рассказывали боевые товарищи. Иногда приходит отец: в белой одежде, сияет как лампочка, и смотрит молча, укоризненно.
Мне стесняться нечего — я честный солдат. Не моё дело с кем воевать — сказали иди отдавай долг, я пошел. Сказали там враг — отлично. Солдаты напротив ведь тоже меня пытались убить, им тоже отдали приказ. Думают пусть другие — наше дело сражаться.
Но я уже своё отвоевал. Война закончена и я просто хочу горячего, сочащегося жиром мяса и холодного пива. Больше никаких смертей. Пусть отрубленные головы, окровавленные клыки, огонь из всех орудий и разъедающий кожу белый как молоко туман останутся только во снах.
Угли были готовы и я перекладывал их, а Машка несла маринад, когда появилась соседка. Старушка робко выглядывала из-за забора и не дождавшись разрешения проскользнула в калитку, бесшумно как нечистый партизан.
Подошла и встала молча сбоку, ручки сложив. Стоит и смотрит, делает вид, что мешать не хочет и она только побудет в сторонке и если что сразу уйдёт, но если бы я мог или захотел…только на пару словечек…
Короче весь настрой как рукой сняло. Не мог я нормально отдыхать, когда старуха маячила, как Яга в лесу.
— Здрасьте, — сказал я как можно более недружелюбно. Ну а чего она? Человек семью три года не видел, мировой порядок менял, понимаешь, а про мясо вообще не говорю — только из трупов можно было шашлыки делать, но мы же не такие. Это больше к противникам.
— Здравствуй, Николай, — сказала бабка, вздыхая, — отдыхаешь?
— Да вот, собираюсь «погрилить», как в старые добрые…
— Отдыхаешь, — вздохнула она, будто с укором, — а мы как-то справлялись сами, да вот устали. Три года сами справлялись.
— Не понимаю я вас, — говорю я и угли мешаю, а сам думаю «где Машка» подевалась?
— Три года без мужиков справлялись как-то. И по хозяйству, и принести… Твоя вон, ничего баба, помогала старушке, не жалела сил. Так ведь я и не настаивала. Можешь помочь, помоги.
— Дарья Петровна, вы или по делу говорите, или вон к жене моей сходите, она в доме. У меня угли сейчас прогорят.
— К делу так к делу, почему бы и не поделиться.
Старушка подошла ближе, оглянулась воровато и зашептала:
- Соседи наши — зелененькие. Сразу после войны вернулись. Я-то думала не явятся уже, а они тут как тут, хвостами крутят. Бегают по двору. Детей воспитывают.
— И? — лениво спросил я, оглядываясь на дом, — война закончилась. У нас теперь мир и взаимопонимание.
— Так то оно так. У них детей-то тридцать штук и все в саду крутятся, визжат, ко мне заглядывают. Мне не по себе.
— Слушайте, — сказал я, — баба Дарья. Я уже навоевался. Моя работы выполнена, теперь я всего лишь хочу пожарить мяса, нажраться пива и лечь спать. Вы сами с соседями разбирайтесь.
Разочарования в глазах соседки хватило бы на унижение десятка офицеров, но мне всё равно, я простой солдат и не знаю стыда.
— Их много, а я одна. А они бегают по саду и бегают, и бегают, а потом драгоценности пропадают. Я уже следы маленьких ножек у забора видала, со своей стороны, — многозначительно кивала бабка.
— И что?
— А потом ближе. На клумбе они топтались, две розы сломали, сволота зеленая. Как же так? Разве так можно со старой женщиной?
Она смотрела на меня большими глазами как кот из старого мультика.
— Разве мы, люди, не должны помогать друг другу? А как же «Служить и защищать»?
Я глубоко вздохнул, поражаясь своему спокойствию. Полгода назад и в другом месте прикладом бы только раз…
— От кого защищать, родная? От соседей? Дети это. Обычные дети. А дети любят шалить, вот в чём дело. Есть у вас мелочь дома? Монетки и всё такое?
— Есть, — жадно закивала она, — есть мелочь, в кошке глиняной.
— Берите монетку, начистите её до блеска и когда они кучкой соберутся, кидайте прямо в центр, между ног. Они набросятся, делить начнут и забудут про вас на время. На следующий день также, и через день. Наменяйте мелочи и живите спокойно, пока молодежь не подрастёт.
— Но… Это же дорого…
— Монетка в день? Лучше, чтобы вещи пропадали и огород портили?
Аргументов у неё не нашлось и соседка испарилась. Через десять минут я услышал радостные детские вопли и сам невольно улыбнулся. Дети.
***
Когда приготовление мяса было в самом разгаре и сын уже через плечо заглядывал и жена вздыхала в ожидании явился ещё один сосед, тот что у нас двадцать лет назад кусок земли отжал, пользуясь молодостью и неопытностью. Молодожёны мы были тогда, любовь перекрывала все неприятности. Сейчас я бы взял топор, вломился к нему в гараж и рассказал о частной собственности, но время уже прошло — злости не осталось, как и права претендовать на эти несчастные метро-квадраты.
— Здорово, сосед! Как дела? — жизнерадостно приветствовал толстяк и криво улыбнулся.
— Да вот с семьёй собираемся отдохнуть, — непрозрачно намекнул я.
— Хорошо-хорошо. Я к тебе и вот по какому делу. Ты ведь военный у нас? Один на весь район?
— Бывший военный, — намекнул я и отвернулся, но соседа это не остановило.
— Хорошо-хорошо. А то ведь с такими соседями (я не о тебе) скоро придётся МЧС вызывать… или снайперов.
Он многозначительно замолчал, но я и не собирался переспрашивать. Отвали уже, куда подальше. Дай мяса пожрать.
— Хорошо-хорошо, — сам с собой согласился толстяк и обежал гриль так, чтобы видеть мою красную морду, — совсем достали уже.
— Кто? — не выдержал я уже, — Ты может к нам присоединиться хочешь? А то мы за стол скоро.
— Нет, спасибо, я вегетарианец, — отмахнулся сосед (а по его лицу и не скажешь, что мяса не ест) — достал этот бледный упырь с Победоносной 16. Только война закончилась он вернулся и семью притащил, представляешь? Ни стыда ни совести. Еще и на землю мою претендует. Типа это его участок был, а я забор перенёс. Кадастрами грозит. Полицией. Нечисть поганая. Слушай, ты огнестрел привёз с фронта?
Когда я посмотрел на него и поднял лопатку для гриля тот даже отшатнулся и побелел, но бормотать не перестал:
— Пригрози ему хотя бы, чтобы не ходил ко мне и не угрожал судом. А то скалит клыки, ругается. Угрожает ночью прийти, разобраться.
Я всего лишь хотел пожрать, а не становиться местным решалой. Хотя идея в принципе неплохая. Крестный отец, к которому идут за помощью и подарки несут. Нужно подумать над этим, но не сегодня.
— Купи на рынке связку чеснока с перцем и повесь над дверью. Головки чеснока еще разложи на всех подоконниках и на заборе кое-где развешай выборочно. Он и не явится.
— А сам не можешь? Зайти, а? Ну что бы пушку ему показать и сказать что-то злое-солдафонское, как вы умеете.
— Сделаешь как я сказал и отвянет, будешь пить или как?
— Не-не-не, — заспешил сосед и отчалив, даже не поблагодарив. Ну и фиг с ним.
***
Потом явилась одноклассница (даже не помню, как там её звать) и попросила помощи с чёрным, который своего зомби рядом со школой выгуливает. Я пояснил, что если насыпать умертвию соли в карман, он будет так нервничать, что хозяин сам его проклянёт и закопает, откуда выкопал.
Следующим явился местный пожарник и спросил, как избавиться от летучих мышей-кровососов. Я посоветовал не бояться и выделить им хорошее местечко для жилья — выгонять мышек нельзя — вернутся в десять раз больше и в три раза злее.
Потом священник пришел, сутенер с девчонками и пацаны из многоэтажки. Все чего-то требовали или просили. Каждый хотел моего личного участия, чтобы я взял ружьё, топор, вилы, мачете, крест, банку святой воды, распятие, арбалет и наконец-то разобрался с новым нечистым.
Но война ведь закончилась! Я всего лишь хочу покушать в кругу семьи. Это всё что мне нужно!
***
Хоть и постоянно прерываясь на общение с соседями отдохнуть получилось. Мясо вышло шикарное. Пиво холодное. Соус для заправки острый. Машка раскраснелась — улыбается.
Темнеет у нас в провинции красиво. Медленно, не спеша наступает вечер, темнота мягко отодвигает дневной свет и включает по одному уличные фонари. Тени удлиняются и расплываются вширь, как военные на пенсии. Затихают детские голоса, замолкают машины и «зажигаются» окна в домах. Кое-где работают телевизоры, кое-где шторки скрывают интимные подробности бытовухи и мне подумалось, что достаточно долго терпел, пора бы и солдатскую удаль показать. Детей выгнал гулять, жену за руку и в дом — соскучился.Теперь нужно другой голод удовлетворить. Машка не возражает, а даже наоборот заигрывает, хихикает и за разные места интимные меня дёргает, подмигивает.
Ворвались мы в комнату, я покрывало с кровати на пол скинул, жену на кровать, сам окно иду зашторивать, а в окне рожа маячит, смотрит жалобно.
— Где же ты, — стонет жена, — или передумал? Мне уйти что-ли?
— Где у нас топор? — тяжело дышу и смотрю на рожу в окне. — Прикройся, а? Выйду-ка я поговорю, достали уже.
«Коля, только не убивай его!» — еще звучал голос вдалеке, когда я выскочил во двор и сжимая кулаки шагал к нарушителю интима. Одиннадцать часов ночи, чего вам надо! Главное силу рассчитать, главное не переусердствовать. Я всего лишь хочу отдохнуть, а не в тюрьму.
Лысый сжался при виде меня, но не бросился трусливо бежать, а просто трясся как провинившийся салага, но строй держал. Это меня охладило и когда я стоял напротив него тяжело дыша и с твердыми яйцами то уже был холоден и спокоен, как нож в спине.
— Ты чего заглядываешь? Или делать тебе нечего? Трофим? Ты ведь сторож больничный?
Трофим подтвердил кивком головы и сглотнул слюну.
— Так чего тогда по ночам в окна заглядываешь? На фронте был?
Он замотал головой отрицательно.
— Видно, что не был. Там бы тебя быстро отучили так делать.
— Двери закрыты, я стучал, никто не отвечает. А в спальне свет и шум — нужно было срочно с тобой поговорить. И вот… Извини, — мямлил он.
— Так чего хотел? Говори, пока кадык не вырвал.
— Вот, послушай, — и он показал рукой вдаль.
Я посмотрел в ту сторону и сначала увидел огни. Не обычные, не современные огни провинциального городка, а то, что называется простым словом «пламя». Отблески его ярко отражались на стене комнаты.
Не люблю я запах горящей древесины по ночам.
— Что это? — спрашиваю я, — война?
— Хуже. Суд Линча.
— Это как?
— Совсем народ озверел от ненависти и нищеты, крайнего нашли. Спасти только ты его сможешь, миротворец.
И он вдруг бухнулся на колени и меня за руку схватил:
— Помоги, не дай землякам грех взять на душу. Убийство нечистого это ведь тоже убийство, ты ведь лучше меня знаешь, брат.
— А говорил, что не служил…
Я поднял его за шиворот и поставив на ноги, пошёл в дом, махнув чтобы следовал за мной. Спрятал я парочку подарков с войны в подвале.
— Рассказывай, полуночник, да побыстрее.
Оказалось всё намного проще, чем я думал. Поселился в больнице бомж. Точнее во дворе был организован детский уголок — ну знаете: горки, качели, замок деревянный с башенками. И поселился там бездомный. Никто не знает откуда он пришел, но наверное он один из тех бедолаг кто дома из-за войны лишились и бродили неприкаянные по стране. А этот ещё и с волосатыми ушами и пятками. Бланк с амнистией с собой носит, не забывает, а общаться ни с кем не желает. Заселился в домике: днём уходит, вечером, когда дети исчезают, возвращается.
Больные жаловаться начали, что воняет псиной во дворе, соседи подключились, плачутся, что курица пропадает и коровы не дают молока. Голубей с оторванными головами дети находят посреди дороги. Весь набор суеверий о волосатых. Контрольным выстрелом в голову стал «обосравший рыжик в деревянном самолётике».
Пришли как-то детки поиграть в больничку из соседних дворов, а рыжий в самолёт красный залез и наткнулся там на спящего бомжа.
Не знаю почему бездомный не ушёл на этот раз, может проспал из-за усталости, но рыжик испугался, заорал, и на землю прямо жопкой рухнул: копчик сломал, руку вывихнул, кровь из носа хлещет. Нищеброд проснулся, перепугался, от страха завыл на солнце, схватил мальца и в приёмный покой его потащил, а малышня брызнула по домам родителям рассказывать.
Так они оставляя за собой кровавый след на асфальте в больницу и прибежали, а там бездомного санитары и скрутили.
— Однако, — сказал я, вытаскивая собеседника на воздух, — а за что?
— За руки, — непонимающе моргнул он, — нехорошо это, парень ни в чём не виноват, а его на костёр. Поговоришь с земляками?
***
Машка осторожно выглядывала в окошко, волнуется. Нужно потерпеть. Ждала два года — ещё немного подождёшь.
Я, конечно, постараюсь вступиться за бедолагу, но до полуночи восемнадцать минут осталось. Эх, а ведь просто хотелось пожарить мяса.
***
Авторство моё. Ошибки тоже. Это сообщение отредактировал BlairWitcher - 21.08.2024 - 12:15
yaplakal.com