147
Испания удивила!
Заметка найдена, правда, не на 1й странице, а в блоге газеты Вангуардиа, даю её перевод:
Многие считают, что это Джон Уэйн (John Wayne - главный голливудский киногерой времен второй мировой войны, исполнявший роли солдат в картинах тех лет, прим. пер.) и солдат Райан (Ryan) спасли Европу от фашизма, что это Англоамерика чуть ли не в одиночку освободила старый континент и что высадка в Нормандии стала переломным моментом в ходе войны. Но это было не так.
Ни исход войны, ни победа над фашизмом не были решены там. Главными героями той войны были отнюдь не Джон Уэйн и не солдат Райан, а люди, носившие славянские фамилии и погибшие за страну, которая сегодня уже не существует. И истинно переломными моментами той войны стали битвы за Москву, Ленинград (Петербург), Сталинград (Волгоград) и Курск.
На восточном фронте Третий Рейх понес следующие потери: 10 миллионов солдат и офицеров - убитых, раненых, пропавших без вести, 48000 единиц бронетехники, 167000 артиллерийских установок. Были уничтожены 607 дивизий. Эти потери составили 75% общих потерь нацистской Германии в годы второй мировой войны.
В военном аспекте различия оказываются вопиющими. В Нормандии союзники потеряли 10000 человек, из них 4300 - британцев и канадцев и 6000 американцев. В происходивших на восточном фронте сражениях потери исчислялись сотнями тысяч. В битве за Москву приняли участие 3 миллиона солдат и 2000 танков. СССР бросил на защиту столицы половину своей армии, Германия - треть. Для сравнения можно сказать, что в битве при Аль-Аламейне - еще одном решающем сражении на другом фронте - немцы располагали силами в 60000-70000 солдат.
Несравнимы и страдания, перенесенные людьми. В геополитике Гитлера не предполагалось существование в Европе 'русского' государства, а в используемой нацистами расовой шкале славяне стояли на одной из самых низких ступеней. На востоке война велась не на жизнь, а насмерть, чем очень отличалась от сражений на западном фронте. Города и поселения полностью уничтожались, зачастую вместе с их жителями. В той войне погибли каждый четвертый житель Белоруссии и каждый третий житель Ленинграда, Пскова и Смоленска.
Англо-американское вмешательство в военные действия на континенте не начиналось до тех пор, пока в 1943 году не стало ясно, что Советскому Союзу удалось остановить наступление и поражение Германии неизбежно. При иной позиции Британии и Америки можно было бы избежать гибели многих людей. Но был ли бы открыт 'второй фронт', если бы у Гитлера хорошо пошли дела на востоке?
С момента подписания в июле 1941 года советско-британского соглашения о совместных действиях против Германии Сталин постоянно просил об открытии в Европе 'второго фронта' - то есть о высадке войск союзников, которая смогла бы облегчить давление на Советский Союз. Ответ последовал совсем нескоро.
Зима 1941 года, когда немцы стояли у самых ворот Москвы, стала одним из самых критичных моментов. В том году СССР понес утраты, составившие половину всех военных потерь за годы войны: 9 миллионов человек убитыми, ранеными и попавшими в плен (две трети из 27,6 миллионов советских людей, погибших в годы войны, были гражданскими лицами). В тот период Советский Союз получил лишь 2% от помощи, предоставленной ему союзниками по коалиции за все время войны.
Многочисленные рассекреченные документы из советских архивов полны свидетельств о том, что союзники были вовсе не уверены в необходимости поторопиться. Почему бы ни дать двум зверюгам загрызть друг друга?
Если смотреть с позиций Москвы, становится ясно, что англо-американцы высаживались в наиболее отдаленных местах, тех, которые практически не могли ослабить давление на Советский Союз. Сначала на севере Африки (в ноябре 1942 года), затем в Сицилии (июль 1943 года), впоследствии еще дважды в континентальной Италии (в сентябре 1943 года и январе 1944 года), и лишь менее чем за год до окончания войны (в июне 1944 года) - в Нормандии.
К тому моменту советские войска уже почти 6 месяцев как добрались до линии довоенной польской границы. Демократиям следовало поторопиться, если они хотели занять какую-нибудь позицию в Европе и не допустить, чтобы 'русские' опять дошли до Парижа, как это случалось в прошлом.
С самых первых моментов в антифашистском союзе между Советским Союзом и Западом ощущалось крайнее недоверие друг к другу. Мотивы подобных отношений были многочисленны и разнообразны. Так, например, западная сторона полагала, что заключенный в 1939 году пакт Молотова-Риббентропа со всей очевидностью демонстрировал общие черты нацизма и сталинизма. О позоре демократии, о позиции этих стран в отношении фашизма в преддверии войны и об имперской близости с Гитлером и Муссолини (Mussolini) практически не говорится. Возможно, по причине очевидной актуальности.
Перед самым началом второй мировой войны те демократические политики Европы и Америки, что позднее 'спасут Европу', находились в идиллических отношениях с Гитлером и Муссолини. Соединенные Штаты поддерживали итальянского диктатора с момента его прихода к власти в 1922 году. Его произвол вызывал понимание, потому как препятствовал продвижению угрозы большевизма. В тридцатые годы инвестиции Америки в экономику Италии и фашистской Германии вовсе не снижались, а, напротив, увеличивались.
'Преградив дорогу коммунизму, Гитлер оказал неоценимую услугу не только Германии, но и всей Западной Европе. . . , а потому вполне оправданно видеть в Германии стену, сдерживающую наступление большевизма на Запад', - говорил в 1938 году британский министр иностранных дел лорд Галифакс (Halifax).
На основании подобной 'своевременности' Лондон и Берлин могли прийти к 'взаимопониманию'. Галифакс готов был отдать Германии все, что она потребует - 'Данциг, Австрию, Чехословакию' - чтобы аннексия этих территорий прошла 'мирно и постепенно'.
Принципы, которых придерживалась та Европа, равным образом отразились и на ее отношении к Испанской Республике.
В конце 30-х годов многие европейские правительства разделяли мысль, что проекты Гитлера вполне приемлемы, что кто угодно мог принять участие в них, и что опасность находилась совсем в другом месте. Глава британского правительства Невилл Чемберлен (Neville Chamberlain) и премьер-министр Франции Эдуард Даладье (Edouard Daladier) на Мюнхенской конференции от лица демократий назвали 'достойным миром' сдачу Чехословакии Третьему Рейху.
Министр иностранных дел Польши Юзеф Бек (Josef Beck) обещал Германии поддержать ее притязания на Австрию, а, кроме того, учитывать интересы Рейха во время 'возможного нападения (Польши) на Литву'. Польский посол в Париже Лукашевич (Lukaszewicz) объяснял своим американским коллегам, что в Европе идет борьба между нацистами и большевиками, в лагерь которых он записал и 'агентов Москвы', например, президента Чехословакии Эдуарда Бенеша (Edward Benes). 'Германия и Польша заставят русских бежать уже через три месяца', - говорил посол перед самой агрессией в отношении своего государства, послужившей точкой отсчета 'официального' начала второй мировой войны.
На тот момент история этой войны насчитывала уже восемь лет столкновений по всему миру. Жизнь в имперских владениях в Азии и Африке, с их войнами, произволом, захватом территорий, расизмом не имели никакого значения до тех пор, пока не начинали затрагивать собственных интересов государств Европы.
В 1931 году японцы захватили часть Китая, по размерам превышающую территорию Франции. В 1933 и 1935 годах они распространили свое присутствие и на другие китайские провинции, используя при этом химическое и бактериологическое оружие и проводя эксперименты над мирным населением.
В 1935 году Италия захватила Абиссинию, а командовавший операцией маршал Бадольо (Badoglio) приказал использовать иприт против мирного населения.
В июле 1939 года британское правительство заявило, что 'полностью признает нынешнюю ситуацию в Китае'.
Ни Лондон, ни Вашингтон не выступили с протестом в отношении японских нападений, начиная с мая 1939 года, на Монголию, находившуюся в тылу СССР, притом, что в сражение при Халхин-Голе погибло больше солдат, чем за время всей операции по захвату Франции немецкими войсками.
Ничего не происходило и глава 'India Office' Леопольд Амери (Leopold Amery) на заседании Палаты Общин со всей очевидностью говорил, почему защищает факт японского нападения на Китай: 'Если мы выступим с осуждением действий Японии в отношении Китая, нам также придется осудить и то, что Англия сделала в Египте и Индии'.
Основатель новой Индии Неру (Nehru) в одной из своих книг, написанных в британской тюрьме в апреле-сентябре 1944 года - как раз в момент высадки в Нормандии - так отзывается о сложившейся ситуации: 'За некоторыми из тех демократий стоят империи, в которых не было никакой демократии, где правил тот же тип (расистского) авторитаризма, что ассоциируется с фашизмом. И потому вполне естественно, что те западные демократии чувствовали своего рода идеологическое единство с фашизмом, насколько бы им при этом не нравились некоторые из его наиболее вульгарных и грубых выступлений'.
'Британская политика на протяжении почти всего времени была профашистской и пронацистской', - подводил итог Неру, находившийся в одной из камер форта Ахмаднагар; но все изменилось, когда тот 'естественный союзник', тот родственник выступил против интересов Запада.
'С каждым разом становилось все очевиднее, что, несмотря на стремление успокоить Гитлера, именно он превращался в доминирующую силу в Европе, полностью уничтожая существовавшее прежде равновесие и угрожая жизненно важным интересам Британской империи'.
Результатом стал союз, основанный на сложившейся на тот момент в Европе ситуации и глупости Гитлера, который заслужил бы лишь похвалу от демократий, если, вместо того, чтобы нападать на Польшу, нанес удар по СССР. Эта мысль была высказана самим Гитлером в конце войны и записана в одном малоизвестном документе.
В феврале 1945 года Мартин Борман (Martin Bormann) собрал несколько монологов Гитлера, имеющих ценность политического завещания. За два месяца до окончания войны Гитлер рассуждал о допущенных ошибках, которые привели его к поражению, и эти мысли совпадали с довоенным настроем британских и американских политиков.
Кампания против России, говорил он, была 'неизбежна'. Проблема заключалась в том, что она была развязана в малоподходящий момент. Ведение войны на двух фронтах было ошибкой, признавал фюрер, но вся ответственность за это лежит на американцах и англичанах, с которыми можно было договориться.
'Война против Америки - это трагедия, нелогичная и лишенная любого основания'. 'Лишь еврейский заговор против Германии' сделал ее возможной.
В его изобилующих бредовыми замечаниями высказываниях о будущем можно найти предсказание о приближающемся биполярном устройстве мира: 'С поражением Рейха и с возникновением арабского, африканского и, возможно, латиноамериканского национализма в мире останется лишь две державы, способные противостоять друг другу: Соединенные Штаты и Советская Россия. Законы истории и географии толкают их на пробу сил, будь то военную или экономическую и идеологическую'.
Самая поразительная за всю историю нашего существования машина пропаганды и общественных связей создала свою легенду событий, в которой нет практически ни единой трещинки. Голливуд, находящиеся в руках магнатов масс-медиа, структуры официальной подпитки этой информационной индустрии и, разумеется, армия хорошо оплаченных конформистов позаботились о том, чтобы донести до нас наиболее убедительную версию событий. Это их история. И так мы добрались до выступления Джорджа Буша (George Bush) в день празднования высадки в Нормандии.
Отстаивая единственный позитивный эпизод истории зарубежного военного вмешательства Соединенных Штатов за последние пятьдесят лет, президент хочет продать свой нынешний крестовый поход.
Собирая заслуженную благодарность французов, итальянцев, бельгийцев, голландцев рядовому Райану, он пытается сохранить вассальную зависимость европейцев от Соединенных Штатов, совершивших с того момента большое число безнаказанных преступлений.
Человек, который, согласно результатам проведенных среди европейцев опросов общественного мнения, является олицетворением войны и источником глобальной дестабилизации, говорит сегодня в Нормандии о морали, свободе и принципах, и получает благодарность и почести от правителей 'старой Европы'.
Получается, что благородство и героизм тех 10000 солдат, погибших на французском побережье, служит оправданием 'войны против терроризма', разрушения слабеньких рудиментов международного права и контроля над вооружением и упрощения использования ядерного оружия в 'традиционных' войнах. Сегодня стоит вспомнить, кто же являлся главным носителем всех этих стремлений 60 лет назад.
Война не была выиграна в Нормандии солдатом Райаном, но один опасный подлец настаивает на его победе.
Об авторе: Rafael Poch
Corresponsal en Alemania
digital@lavanguardia.es
Rafael Poch-de-Feliu (Barcelona, 1956) ha sido veinte años corresponsal de La Vanguardia en Moscú y Pekín. Antes estudió historia contemporánea en Barcelona y Berlín Oeste, fue corresponsal en España de 'Die Tageszeitung', redactor de la agencia alemana de prensa DPA en Hamburgo y corresponsal itinerante en Europa del Este (1983 a 1987). Actual corresponsal de La Vanguardia en Berlín.
yaplakal.com