143


— Алло, дед? Я в аварию попал, нужно, чтобы ты...
— А? Кто это? Нахрен пошёл, мошенник проклятый.
— Алло! Дед, ты чего? Ты что, номер мой не видишь? Это я, Вова, внук твой! На экран посмотри, видишь там номер мой. Мне доверенность нужна срочно, та, которая...
— Чего? Какая доверенность? Вечер в хату, ублюдок!
Сброс. Новая трель звонка. Старик поморщился, но всё-таки нажал на зелёную кнопку.
— Алло! Дедушка, это я! Чего сбрасываешь? Не веришь? Перезвони!
— Чего названиваешь? С первого раза не понял? Хрен тебе. Не верю. Вы там мне уже все номера подменили. Меня не проведёшь, я учёный уже! Давай, не звони сюда больше, а то заяву подам, они тебя враз вычислят.
— Успокойся, дедушка, пожалуйста. Это правда я, Вова, твой внук, сын твоей дочки Оли. Ты что, голос не узнаёшь? Хочешь, я скажу что-нибудь, ну не знаю... пароль какой нибудь... Давай вопросы задавай, я отвечу, чтобы ты понял...
— И чё? Сейчас в интернете понять можно кто дочка моя, на госуслугах этих всяких. Голос, говорят, и то подделать можно всяким синтезатором. Если внук, так приехал бы, а то ишь, названиваешь. Вове никогда не лень приехать было.
— Дед, я правда попал! Я сейчас в полиции, не могу приехать. Документы сгорели все. Я машину твою вчера взял. Помнишь? На выставку. Я в отбойник врезался, она загорелась. А доверенность, которую ты на меня писал, она там была, и стс-ка тоже. Теперь ты должен подъехать с документами на машину, ПТС взять бумажный и паспорт свой. А то я тут встряну по самое... это самое.
— Ишь как ты ладно всё придумал. Но сам и спалился откуда ты Вову знаешь! На выставке его видел, и так меня прокинуть решил? А вот хрен тебе, никуда не поеду.
— Дедушка, ну это правда я! Я тебе со своего телефона звоню! Я с выставки
уехал и попал в аварию. Всё правда, на экран посмотри, откуда там мой номер?
— Ничего не знаю. Вова бы не стал такой дуростью маяться. А на экране много чего может быть написано. Что я, всему верить должен? На сарае вон тоже «хер» написано, а там дрова.
— Дед, ну некогда шутить. Мне что, ГИБДДшнику трубку передать?
— Да хоть генералиссимусу! Знаю я все ваши фокусы. Меня не проведёшь. Не звони сюда больше, понял?
— Стой. Не вешай трубку, я уже задолбался перезванивать. Это правда я.
— Чем докажешь?
— Блин, не знаю... Бабушка меня хомячком называла, помнишь? Откуда мошеннику знать, что я хомячок?
— Ишь, я что, помню, как она его там... Уже пять лет как померл. Я уже как тёщу звали не помню, а ты тут про хомяка мне заливаешь.
— Хорошо, спроси что-то, что только я знаю, а ты помнишь?
— Да на пса ты мне нужен, ещё спрашивать тебя! Вот сейчас телефон совсем выключу, и дело с концом.
Дед поморщился, долго давил на красную кнопку, пока экран совсем не погас. Удовлетворённо хмыкнул и щёлкнул пультом от телевизора. В следующий раз звонок раздался уже в дверь поздно вечером. Седощетинистый дед откинул плед и пошаркал к глазку. За дверью стоял внук Вова — тридцатидвухлетний бугай с такой же щетиной, только пока ещё рыжей.
— Здравствуй, дедушка. Это правда я звонил. Извини, с машиной всё, конец. Понимаешь, я в столб врезался, а пока вылазил она уже загорелась сильно. Ну я отбежал, мы то есть. И она... выгорела совсем в общем.
— Ну здравствуй. Да уж... нашёл чем порадовать. То звонишь, а тут такое... Что, совсем не починить? Как ты так умудрился?
— Так получилось...Теперь документы... Документы сгорели...
— Да какие документы? Ты понимаешь что за машина это была? Ты понимаешь, что второй такой теперь нет?
— Да, дедушка, даже на выставке все смотреть подходили. Я понимаю, но... — внук развёл руками.
— Ну проходи, что ты встал. Сквозняк тут мне, — насупился дед, глядя на открытую дверь. — Нет, не может быть... Надо поехать... В гараж забрать, посмотреть там...
— Нечего там смотреть, — разуваясь, пробубнил Вова.
— Нельзя её так бросить... — не слушав внука, причитал дед. — Я её с Кубы через полмира тащил на балкере! Ты представляешь чего мне это стоило в те ещё годы? Второй такой у нас тут нет вообще, она же уникальная. Меркури Монтерей тех ещё годов. Я твоему бате, придурку, даже подойти не разрешал. Она же... я запчасти... сорок лет! Сорок без года она у меня была, и вот здравствуйте. Да как ты.... ты...
Старик зашатался, и внук, не разувшись до конца, в одном ботинке, бросился к деду и успел перехватить его под руку.
— Тише, дедушка, спокойнее... тебе плохо? Давай я лекарства какие... или скорую... Давай сядешь, может воды...
— Нахер воду. Водки давай. Сил нет... выпить надо, успокоиться.
— Тебе же нельзя.
— Нахер! Тебе тоже нельзя было... Как... как ты вообще... говоришь мне теперь такое.
Внук довёл деда до кресла. Тот откинулся на спинку, запрокинув голову, и скомандовал:
— Чего замер? В морозилке бутылка за пельменями. Тащи давай, быстро.
— Но...
— Какое но, придурок? Бегом давай.
Когда оторопевший Вова вернулся с бутылкой и рюмкой, дед требовательно распорядился:
— Вторую неси. Что я, алкаш тебе? Один выпивать буду?
— Хорошо
— Что, совсем не починить? — опять спросил дед, взяв рюмку дрожащей рукой.
— Давай покажу что от неё осталось, — Вова вытащил смартфон. — Чтобы у тебя больше вопросов не было.
На экране искорёженный остов, разделённый вдоль упавшим бетонным столбом, промявшим на всю длину салон, капот и багажник.
— Видишь, перед смят, а потом сгорела. В металлолом только, без вариантов. У меня права сгорели и свидетельство, поэтому ПТС понадобилось предъявить. Они меня до вечера промурыжили, потому что я столб задел, а он упал, это муниципальная собственность. Там со страховкой непонятно. Кажется мне за столб выплачивать придётся. Она же у тебя ещё и незастрахована была.
— Еще чего. Там же мотор четыре и два. Денег не напасёшься дармоедов кормить! Я и так столько денег в мою Меркушечку. Её привезти только столько нервов стоило. Если бы не прадед твой и мой тесть, ничего бы не получилось. Полдела привезти… а оформить, а обслуживание. Хоть и бардак был перестроечный, а всё равно крови у меня попили ведра полтора. Зато весь город завидовал, да... Ты не представляешь.
— Могу представить. Я же на выставке был, видел как люди смотрят.
— Когда мама твоя замуж выходила, как я их с ветерком без крыши вёз, фата развевается... Я в форме, фуражку для форсу вообще капитанскую надел. Вот красота была! Бабушка со мной впереди, плакала правда всю дорогу. А я ни рюмки не выпил. Свадьба дочки, а я как стекло... за рулём, да... Жаль кино тогда не снимали, фотографии только. Эх...
Дед залпом выпил рюмку, постучал пальцем по краю стола.
— Может не надо? Закуси хотя б, дедушка, — обеспокоенно качал головой внук.
— Поговори мне ещё... Как ты так... в голове... не пойму. Там же огнетушитель был. Ну и что, если помялась, вытянуть же можно.
— Да я затупил что-то. Не вспомнил, как багажник этот открывается, а тут ещё столб… Когда он упал, Машу за плечо задел, да ещё и осколки лобовые. Я скорей её вытаскивать, а потом уже разгорелось. Страшно было подходить, боялся, что взорвётся.
— Что за Маша ещё?
— Девушка, фотомодель. Мы на выставке познакомились. Она с машиной фотографировалась. Я её пригласил покататься. Ну вот отвлёкся и...
— Эх, ты... разиня... — дед вдруг вскочил и с неожиданной резвостью заходил по кухне, словно водка разожгла жизненные силы. — Как так можно было? На бабу небось раззявил варяжку и в столб! Ты хоть понимаешь, что это мечта моя была! Мечта всей жизни, понимаешь? Я думал будет переходить, как реликвия. А ты...
— Да, я понимаю. Машина, конечно редкая, пятьдесят пятый год...
— Пятьдесят третий! Кабриолет. Такую теперь даже в Америке хрен найдёшь. И состояние идеальное, все детали родные. Ты знаешь сколько я о ней мечтал? Ещё в журнале увидел, в училище. Там с Волгой сравнивали, дураки. А я загорелся, вырезал фотку, на стенку прилепил... Какая там Волга?
— С Волгой не сравнится конечно... — поспешил кивнуть внук.
— Да... Потом забыл. И только когда на Кубе на улице увидел, вообще покой потерял. Выкупил, год она там в гараже простояла. Пока с тестем придумали как переправить сюда к нам, другим рейсом, и потом тут уже. Почти сорок лет на ней катался и вот так...
— Прости дедушка, я не хотел...
— Прости! Да тебе пофигу всё! Куда прости? Мозгов нет совсем, увалень! Я никому ни разу за руль сесть не дал! Отцу твоему, бездарю, даже смотреть в её сторону не разрешал. Даже на дочкиной свадьбе только сам. И вот... — дед замолчал, тяжело помотал головой и замер, словно игрушка, у которой кончился завод пружины.
— Я постараюсь восстановить! Соберу всё что там рассыпалось заново, — Вова неловко попытался усадить деда обратно. — В гараж пока поставим, а потом что-нибудь придумаю. Я найду деньги и...
— К черту! — рявкнул дед. — К черту, бестолочь. Никогда ты этого не поймёшь, что такое мечтать, думать... Какая красота была, а теперь что... Ты живёшь, как полынь под забором — ни стремлений, ни мечтаний. Просрал всё. Тридцать лет — ни кола ни двора, даже машины своей нет, не то, что семьи. «Дедушка, я попал... помоги!» Стыдоба.
— Я просто... ну, времена другие... Я другими проектами...
— Другие... отец мой с войны без ноги пришёл и ничего — женился, дом построил, детей трое. У меня-то, конечно, бабушка только мать твою, но так получилось — здоровье подвело. А ты чего? Гляди, вымахал, рукожоп. Стучишь там по своей балалайке электрической. Чем я думал, когда тебе дал… Стояла красавица и дальше бы стояла, как новенькая в гараже.
— Я смогу, смогу, дедушка. Фото есть. Я как было всё восстановлю постепенно. Надо только сперва за столб выплатить.
— Стакан. Стакан возьми, наливай! — вдруг заорал дед, выпучив глаза. — Себе наливай стакан, а мне рюмку!
Внук выполнил просьбу. Дед схватил рюмку, и выпив залпом, с размаху швырнул рюмку в раковину так, что по кухне разлетелись осколки.
— Дедушка, не надо...
— Пей давай. Пей, и хер с ней... Злости нет, не хватит злости.
— Чего? — Вова рассеяно кивнул. С трудом осилил стакан и сел закашлявшись.
Дед наконец опустился на табуретку и легонько хлопнул внука по плечу. Потом, кажется, чуть улыбнулся.
— Поделом мне всё. Шестьдесят лет пролетело, и вот тебе бумеранг. Вот и мне воротилось. Но я-то буду с тобой разговаривать. Злость такая взяла. Выгнать тебя хотел, не видеть больше. Прям как дядька мой за Харлей свой сраный… А вот видишь как оно всё теперь. Машенька говоришь? Красивая хоть?
— Я не понимаю, дедушка. О чём ты...
— Не хотел вспоминать. Никому не рассказывал. Давно дело было. В шестьдесят чётвертом, а может в пятом, Брежнев уже точно был. Тогда всё случилось. Сколько это, лет шестьдесят, наверное, нет, меньше. Хрен с ним, не помню... Дядьки уже больше тридцати нет, а вот вспомнился. Надо же... как оно в жизни.
— Прости, не понимаю, какой дядя? Почему ты про Машу сказал?
— Илья Сергеевич, брат бати моего, дядя Илюша. Он лётчиком был, капитаном. Потом с войны мотоцикл прикатил трофейный. Ну не трофейный, а лендлизовский. Настоящий Харлей, тоже американский. Уж не знаю, как он там его выцыганил, без магарыча поди не обошлось. Но ездил, гордился. А я втихаря покататься взял с твоей бабушкой. Без разрешения. Просто укатил вечерком со двора, пока дядя с отцом выпивать пошли к соседу. И вот, значит, бабушку твою повёз в райцентр в кино и на танцы. Форсу было конечно. Ну накатил само собой, слегка, как водится, для блеску глаз. А на обратном пути заплутал полями. Летел по просёлку узкому, да и утопил харлей в болоте. И так утопил хорошо, что только к утру мы домой выбрались из леска. А мотоцикл с концами...так и не нашли.
— Хренасе... Ты никогда не рассказывал... А что потом?
— Конечно не рассказывал. Стыдоба жуткая... Дядька меня чуть не убил тогда. Натурально ружьё схватил и выскочить хотел. Отец вступился, подрались они даже. Так поругались, что до смерти не разговаривали, ни с ним, ни со мной, никогда. Я тогда в город решил перебираться после армии. Да, точно, раз до армии, это мне только семнадцать было. Точно! Значит раньше это всё получается. Ишь ты, память какая, забыл уже всё. А там на флот попал. После вернулся в мореходку. Ну и понеслось. Вот до тебя докатилось…. Теперь выходит, что семейная традиция...
— И что, бабушка тебя ждала всё это время?
— Ну не то чтобы... Она там тоже в текстильный сперва, тоже в городе. Потом по общагам мыкалась, и мы уж потом снова встретились... Но мотоцикл до сих помнила. Только я даже понюхаю спиртного, она как клещ вцепится, и за руль ни-ни! Эх, ну царствие ей небесное? — дед снова взялся за рюмку.
— Бабушке?
— Да что там бабушке. Её на красную горку поминал. Теперь уже машине значит, ей время пришло. Нечего о железке злиться. Ну сгорела и сгорела. Помянуть раз и забыть. Что мне теперь, как дядьке, на тебя тридцать лет дуться и не разговаривать? Да я уж столько не протяну... — дед еще раз махнул рукой и улыбнулся.
— Подожди, дедушка. Ну остались ещё такие, значит и детали ещё есть. Может я починю, честно... мотор же не мог сгореть. Можно починить, детали заказать, вытянуть, покрасить. Она же есть физически. Ещё лучше будет, чем была. Это же не мотоцикл, она не потерялась, — Вова заёрзал пальцем по экрану смартфона.
— Да чёрт с ней уже... Слышишь, чего говорю? Ничего не вечно. Незачем время и сил тратить попусту. Раз случилось, значит надобно было так. Если подумаешь, семейная традиция получается. Ты ж мне не сказал вообще... Маша это хоть красивая?
— Очень! Давай фото покажу.
Вова снова протянул телефон, и на экране мелькнула целая, ещё не сгоревшая Меркуша. На переднем сидении длинноволосая блондиночка в коротком сарафане и с зелёными глазищами.
— Хороша красавица. Вас бы на свадьбу в Меркуше отвезти, — вздохнул дед. — Жаль теперь не получится, а так бы вы сзади вместе красиво смотрелись. И чтоб тоже сзади фата на ветру!
— Я потому задержался, что её домой проводил после больницы. Слава богу ничего серьёзного: ушиб плеча и царапины от стёкол. Я её проводил, а потом уже сюда. Ей тоже очень машину жалко.
— Молодец, это правильно. Машина то ничего, главное живы оба. Давай, потом вживую приведи, но потом значит... когда уже серьёзно будет у вас всё, это самое... — дед оборвал фразу и махнул рукой.
— Хорошо, я постараюсь. Надеюсь, получится продолжить с ней общение. Сегодня как-то сумбурно всё…
— Ты главное не тяни, женись уже давай. Чтоб не получилось, что машину впустую угробил. — улыбнулся дедушка. — Тридцать лет, а ходишь бобылём. Я теперь хочу хоть на правнуков успеть глянуть перед смертью. Давай уже, не срами деда. Живи как человек. Машину себе заведи какую-нибудь. Купи только красивую, чтоб и детям потом разбить не стыдно было... Потому как традиция!
Конец