170
Возможно, конечно, я и вру. Но не потому, что это именно я вру, а потому что сам многого не помню и рассказываю так, как рассказали мне. Ну и, естественно, приукрашиваю. Это ж байка.
Довелось мне как-то под наркозом полежать. Причем, два раза подряд за неделю. В подробности вдаваться не буду, но факт остается фактом. Не успели снять первые швы, как выяснилось, что состояние моё решило, что пора уходить в штопор. Вариантов было два: либо ждать, что мой квёлый организм возьмет себя в руки и осознает, что на этом свете ещё не все дела поделаны, либо доктора сами возьмут его в руки и заставят его осознать то же самое. Доктора, дай им боженька (или в кого они там верят) здоровья, выбрали второй вариант и вот он я, пожалуйста, до сих пор травлю вам байки и истории.
Короче говоря, первый раз меня довели до предбанника операционной (со всеми предварительными «помыть», «побрить», «прочистить»), нарядили в какое-то рубище стерильное, завели в операционную и сказали раздеваться.
– Блин, – спрашиваю, – а чо, сразу голым нельзя было? Я вроде не стесняюсь, похвастаться есть чем.
– Раздевайся и ложись, – говорят, – петросян предоперационный, недорезанный.
Ну, чо, разделся, лёг, расслабился, готовлюсь получать удовольствие. Хотя, вру. Это я сейчас так помню. Тогда – страшно было. Меня тканевой ширмой огородили, руки как одному небезызвестному персонажу в стороны развели и зафиксировали, с ногами тоже чего-то делали. Не видел, ширма мешала. Подсоединили капельницу с какой-то жижей, хирург с анестезиологом разговаривают. Анестезиолог молодой, видно, что слегка волнуется, а хирург, такой себе медведь без шерсти.
Вот не знаю как вы, а я ни разу не встречал щупленького травматолога или хирурга. Это обязательно либо прототип Халка в боевой трансформации, либо близкий родственник Ивана Поддубного.
Короче, слышу я такое:
– Василий Степанович, вы как начинать будете, вы мне скажите, чтоб мы синхронно… – говорит щупленький анестезиолог.
А ему в ответ бас такой:
– Сереженька, нахуя мне твоя синхронность? Мне надо, чтоб он лежал и не дергался во время операции. Начинай давай.
Подходит анестезиолог ко мне, делает чего-то с капельницей и просит:
– Посчитай до десяти.
Вот как начинал считать, я еще помню. А дальше только стробоскоп эпизодов и рассказы медсестер. Поэтому, если кому-то покажется чересчур наигранным, давайте спишем на наркоз. Ок?
Словом, считаю, а у самого страх такой, не сбиться, не ошибиться, как будто я первоклассник, который только-только научился букву «Р» выговаривать:
– Один, два, три, четыре, пять, шесть, семь, восемь, девять, десять, валет, дама, король, туз. Кстати, а вы знаете, что туз, это единица и, по сути, самая маленькая карта, но бьет короля, потому что вторая суть данной карты – это деньги. А деньги, как известно, выше любого короля…
Веду, значит, лекцию, пока мне там что-то режут-сшивают, собирают-разбирают и так мне хорошо, что прямо вот взял бы и улетел нафиг через форточку, если б руки отвязали. Но, почему-то не отвязывают. Более того, даже внимания на меня не обращают. По-своему что-то там за ширмой возятся.
А мне ж скучно. Мне так пьяному ни разу пообщаться не хотелось, как в тот момент. Ну и как-то, чтоб обратить внимание на себя, а заодно поделиться тем, что в голове происходит, спрашиваю у анестезиолога... фамильярно так, с такими же командными интонациями, что и хирург, но на вы:
– Сереженька, – говорю, – будьте добры объяснить, почему помещение схлопывается в двухмерную плоскость и расхлопывается обратно.
Молчит Сереженька. То ли не понимает, что мне это важно на данный момент, то ли наоборот, понимает, что это от наркоза, но разговаривать с пациентами ему нельзя.
А я не унимаюсь.
– Сереженька, – говорю, – прекратите меня игнорировать и расскажите, как это работает. А то вы меня после операции отвяжете, а я на столе не удержусь и вылечу в форточку вместе с прекрасным весенним сквозняком. А я не хочу голый летать по городу, там еще холодно.
И далее в том же духе. А главное, слова льются из меня как ручей – гладко. Одно за другое цепляется и всё таким логичным кажется и настолько умным, что все, кто меня слышит, просто прозреть должны от моих словесных конструкций и того смысла, который эти словесные конструкции несут.
Но анестезиолог меня игнорирует. Молчит. А меня «на поговорить» пробило. Но не от того, что мне так прямо хорошо от наркоза внутривенного, а от того, что мне кажется, если я молчать буду, то едва шевелящиеся в моей голове мысли окончательно завянут и всё, привет лунатикам.
– Ну, хорошо, – говорю, – Сереженька. Раз вы предпочитаете меня игнорировать, я поговорю с более достойными людьми, правда, Василий Степанович?
А хирург, видать уже чего только не слышал в этой операционной за свою долгую жизнь. У него на всё ответ есть. И он с лёту мне, не отрываясь, видимо, от скальпеля:
– Конечно, VaмpiRUS, – отвечает он. – Только ты сначала посчитай от десяти до одного.
Я так, пафосно:
– Десять… – и вот на этом моменте приходит осознание, что всё. Система счета сломана коварным доктором. И люди уже никогда не смогут считать так, как весь мир считал до этого. Потому что даже я не понимаю, как так получилось, что коварный Василий Степанович всё смешал в моей чистой и светлой голове.
– Десять… – пытаюсь я еще раз, но понимая, что мне это не под силу, обижаюсь и сообщаю: – Ну и сука ты, Чапаев.
Почему Чапаев? Зачем? В глубине души не ебу. Только лежу и наблюдаю, как схлопывается, делаясь плоской, операционная. И расхлопывается. А где-то далеко-далеко голоса докторов и медсестер.
Обидно. Но лежать молча невозможно. Поэтому следующих сколько-то (минут? часов? лет?) я рассказываю о том, что понял, каким образом мир стал трехмерным и каким образом можно использовать данное знание для того, чтобы проходить сквозь стены.
В какой-то момент жалобно прошу:
– Только хуй не отрезайте, пожалуйста. Он мне еще пригодится.
Почему я решил, что могут отрезать? Не спрашивайте. Я сам не знаю. Просто остро ощутил, что нужно на всякий случай попросить. Вот и попросил. Забегая вперед, отмечу, что просьбу выполнили. Всё на месте.
Следующий кадр – медсестры меня везут на каталке, а я торжественно им обещаю:
– Девочки, я вам обязательно подарю ведро рыбы. Клянусь своей красотой!
Девочки, естественно, соглашаются:
– Привезешь, привезешь обязательно. Вот выздоровеешь и привезешь.
– Выздоровеешь? – удивляюсь я. И в голове начинают мелькать кадры, как я вхожу в предбанник операционной, как ложусь на стол, как меня привязывают, как я считаю до десяти…
МЕНЯ ЖЕ РЕЗАЛИ ЖИВОГО! Вдруг понимаю я. И начинаю петь песню «Агаты Кристи». И, кстати, я до сих пор считаю, что нет и не будет более подходящей песни для момента, когда тебя, отходящего от наркоза, везут из операционной, на каталке.
«Спасибо, кончено, прощай Москва! Не видеть больше мне ни Чичкина, ни пролетариев, Ни краковской колбасы. Иду в рай за собачье долготерпение…»©VampiRUS
yaplakal.com