Продолжение
Полгода, которые я не помню
Не знаю, смогу ли я закончить эту историю одним постом.
Ну, поехали.
Часть первая. Ошибка.
После выписки нужно было проверяться. Сначала через три месяца. Потом через полгода. И через год.
Мы ездили для этого в Питер.
Автобус выезжает в 23:30. Ехать пять с половиной часов. Потом метро, завтрак в KFC и долгое ожидание.
КТ, внешний осмотр, всё хорошо, и даже лучше, чем могло бы быть.
25 мая 2012 года я ехала в СПб в полной уверенности, что сценарий не изменится.
Осмотр. КТ. Что-то не так. Наркоз. МРТ с контрастом. Снова опухоль. Там же. И даже размеры почти те же, с мой кулак почти.
Доктор сказал: собирайте документы, будем оперировать. Поторопитесь только, через два месяца я уеду. Позже выяснится, что он хотел лишь «припугнуть», чтобы я не мешкала. Но эта фраза привела к моей первой ошибке.
Май тогда был очень жаркий.
Назад так же на автобусе.
Села на корме. Там, где можно разложить на коленях спящего после наркоза Антошку, и не мешать при этом соседу.
Ревела до самого Чудова.
Рядом сидели двое мужчин. Смотрели на меня и не понимали, что им делать.
А я не могла обьяснить.
По итогу тот, что постарше, взял из моих рук ребёнка, а тот, что помладше, обеспечил салфетками. Утешали как могли.
Сбор документов. Доктор в Новгороде предложил другую больницу и другого хирурга. Очень хвалил. Я согласилась.
Ошибка. Жил бы в Сочи…
Другая больница - мрак. Лечащий навещал раз в сутки. Оперирующий первый раз увидел ребёнка на операционном столе. Палату интенсивной терапии я намывала сама пока Антошку оперировали. Потому что там была грязь.
На всё отделение два градусника.
В реанимации сын провёл сутки.
Вернули в палату с температурой.
Послеоперационный осмотр всё так же - раз в сутки.
Медсестру, чтобы сменить капельницу, нужно было искать по всему отделению. Чаще всего они заседали в курилке.
Через несколько дней после операции ко мне подошёл лечащий.
Вы знаете, надо бы отблагодарить. Хирурга, реанимацию. Не меньше пятидесяти тысяч…
И ушёл.
Я нашла его в ординаторской.
У меня нет таких денег.
В вашем городе есть кому снять швы?
Да.
Тогда выписываем.
Температура же ещё не спала. Утром 38’1…
Ну поколите дома какие-нибудь антибиотики. Цефтриаксон.
На следующее утро возле ворот больницы нас встречал отец. Я шла по коридору, обвешанная сумками, с дремлющим от высокой температуры сыном на руках. Навстречу попался оперирующий.
Что же вы так с нами нехорошо, Саша.
И погрозил пальцем.
Я не нашлась что ему ответить.
Часть вторая. Расплата.
Швы снял наш местный хирург. Обработал. Помял пальцами растущий под швом отёк.
У него тут ликворная подушка. Нехорошо.
Что это?
Из объяснений хирурга я поняла, что ликвор подтекает через шов в мышцах. Внешний шов уже затянулся, а внутренний нет. Поэтому так.
Что делать?
Перевязывайте потуже голову.
Я перевязывала неделю. На четырнадцатый день после операции у Антона стали синеть губы. Температура держалась.
Я позвонила в областную больницу.
Без направления не возьмём.
У ребёнка губы синеют, вы слышите? Тошнота, рвота, температура. Он после операции, понимаете?
Направление.
Я собрала сумки. Опыт есть. Взяла сына на руки и вызвала такси.
Приемный покой в областной. Направление уже отчего-то не нужно. Надо же…
Антошка лежит на перевязочном столе. Я рядом. Держу за руку. А перед нами два врача спорят в чье отделение принимать ребёнка. И я понимаю, что его боятся. Он никому не нужен. Потому что сложный. Потому что ответственность.
Тошнота и рвота?
По протоколу в инфекционное. Анализы, мазки. Какое-то лечение. Температура не спадает. Ликворная подушка растёт. Всё хуже и хуже. Через несколько дней результаты анализов. По инфекции всё чисто. Переводят в хирургию.
Палата отдельная. Там только я и он.
Это платный бокс, но нам бесплатно.
Капают Меронем. Семь сотен за ампулу, но нам бесплатно.
Антошка тает на глазах.
Больничную еду не ест.
Каждый вечер я вывожу его в столовую рядом с больницей. Он съедает пюре и сосиску. Иногда капустный салат.
Из взрослой больницы изредка приезжает нейрохирург. Порой мы ждём его сутки, изредка больше. Есть нельзя, потому что наркоз. Масочный. После наркоза Антошку рвёт даже от воды ещё сутки.
Нейрохирург забирает Антошку в операционную. И большим шприцем откачивает жидкость из «подушки». Потом сообщает мне: 80 мл, 100…
Я знаю, что он делает, потому что была там. В операционной. Попросилась сама.
Может, попробуем без наркоза? Под местным обезболиванием.
Это большой риск.
Его рвёт после масочного, а он и так почти не ест. Посмотрите, кожа да кости.
Я понимаю. Но поймите и вы, это очень большой риск. Одно неверное движение и игла проткнет мозг. Он может дернуть головой, испугаться.
Нет. Он будет лежать смирно! Я буду держать его за руку и он будет лежать смирно! Он почти не ест… пожалуйста… Я обещаю.
Мне разрешили.
Во время процедуры в кабинет заскочила старшая медсестра.
Увидела меня: А она тут что делает?
Доктор улыбнулся: ей можно.
Это был хороший доктор. Он хвалил меня за перевязки. Показывал аккуратно перебинтованную мною лично голову Антошки и говорил медсестрам: учитесь!
Но даже хороший доктор оказался бессилен.
Мы пролежали в больнице два месяца. Из всех хороших новостей: мы живы.
Нас отправили домой. Ждать квоту.
Чуть попозже допишу. Извините.
© SashaPerez
yaplakal.com