Красные бактерииЛеонид клацнул мышкой по зелёному полю на экране, выбрал тысячекратное увеличение, и электронный микроскоп, стоящий на соседнем столе, послушно зажужжал, подстраиваясь под выбранный режим. Через несколько секунд изображение ожило, и на мониторе возникла знакомая картинка – тысячи подвижных и статичных точек, звёздочек, туфелек, червячков, пассивно дрейфовали или активно двигались, рождая извечную ассоциацию с полотнами Босха.
Мир этот, скрытый от обычных глаз, завораживал и гипнотизировал, как заповедный сад, манил неизведанностью и сулил тысячи открытий.
Впечатление это не исчезло даже когда над каждой видимой крупинкой повисла зелёная строчка на латыни с названием микроорганизма – умная техника отсканировала босховское полотно, распознав каждый персонаж.
Почти каждый.
Леонид с замиранием сердца пригляделся к двум непонятным комочкам с красной подписью «unknown» над каждым.
Ткнув в ближайший unknown курсором и проскроллив возникшие цифры, он остановился на х5000 и подтвердил выбор.
Монитор помутился и на этот раз выдал новое изображение лишь через полминуты. Зелёная строчка с названием бактерии всплыла почти сразу и Леонид разочарованно поморщился.
Позволив микроскопу окатиться к предыдущему режиму увеличения, Леонид собрался было разглядеть поближе и второй нераспознанный программой микроорганизм, как затрезвонил мобильник.
- Каштанов! Ты там всё над трипером своим чахнешь?
- Ни разу не встречал Neisseria gonorrhoeae в своих образцах. И вообще, диплококки, как и остальные гонококки, по размеру сильно больше того, что меня интересует.
- Хренассе ты наблатыкался. Без поллитры и не понять тебя теперь. А шанса подхватить нормальный трипачок, не хочешь?
- Отъебись, Славик. Не буду я с тобой бухать. Ну, вот реально некогда.
- Будешь, Лёня! Будешь! У меня для тебя такое! Такое! Ты охренеешь и не выхренеешь никогда. Но сначала бухаем, причём на твои!
Малышев был уже явно подшофе, но зная его отношение к себе, зная, что, в общем-то, он не балабол, Леонид не бросил трубку.
- Ну что ты придумал? Что ты мне впарить решил, продажная душонка?
- Это я то - продажная? – обиделся Славик, - да я, можно сказать на преступление ради тебя. Да я! А ты?
- Бросай зубоскалить, Малышев. Говори, чего там у тебя.
- Приезжай, не пожалеешь. Отвечаю! Только не за рулём, понял?
В трубке пискнули и пропали короткие гудки.
- Не за рулём, хе-хе… - Лёня уже скакал в одной штанине, пытаясь натянуть вторую, не бросая в то же время, попыток запустить регламент самоотчистки предметных стёкол в своей лаборатории, - где ж я тебе руль-то возьму?
Машину Каштанов себе так и не купил.
Да и зачем? Окончательно перейдя на удалёнку, Каштанов проводил в Москве, дай бог, пару-тройку месяцев в году.
В остальное время он либо добирал моря и солнца недополученного им раньше, либо пропадал в разных коммерческих биолабораториях по всему миру, обучаясь сначала азам, а потом и более продвинутым скиллам микробиологии, погружаясь в мир микроорганизмов.
Ну а что такого? Кто-то собирает марки или пробки от пива, кого-то, хлебом не корми, дай просидеть всю ночь у дешёвенького телескопа, в попытках разглядеть на мутненькой Луне подробности, которые упустили астрономы за тысячи лет наблюдений. А есть и те, кто убивает единственный выходной, наряжаясь как кочан капусты и просиживая над ледяной лункой в ожидании редкой поклёвки.
На этом фоне увлечения Каштанова морской рыбалкой и микробиологией не казались таким уж чудачеством, хотя, конечно, не были присущи успешным биржевым трейдерам и фондовым инвесторам с серьёзным количеством нолей после единицы на личных счетах.
Впрочем, о личных счетах если и знали те, кому это положено знать, то среди тех, кому знать не обязательно, не знал никто.
С тех пор, как Каштанов чудесным образом приобрёл кучу разных умений, а потом так же чудесно их раздал, он стал неприлично богат, но пользовался этим не для того, чтобы, колотить понты, а чтобы просто жить полной жизнью, ни в чём себе не отказывая.
Владение автомобилем в мегаполисе, в котором пробки такой же бренд, как в фавелы в Рио-де-Жанейро, тот ещё мазохизм.
Куда приятнее не иметь, а брать в аренду, не думая как хранить, содержать и обслуживать. И не в Москве, а в том же Рио. И не лимузин, а катерок, на котором нет лишнего места, но и не тесно тебе самому, инструктору по морской рыбалке и парочке смуглых девчонок, одинаково легко жарящих летучую рыбу и дающих «жарить» себя.
Но не чиллом единым, как говорится. Через полгода праздной жизни Лёню потянуло поработать, и контора с удовольствием согласилась на любые условия, лишь бы снова выйти на прежний уровень. Большой зарплаты он требовать не стал.
Отголоски былых умений тянули его то туда, то сюда, благо он мог позволить себе любой каприз. Лёня то ковырялся в молекулярной кухне, завалив квартиру всякими экзотическими приблудами, вроде роторных испарителей, пакоджетов и водяных бань, то срывался вдруг в Тибет или Монголию.
В какой-то момент он увлёкся микробиологией, буквально растворившись в микромире, и, приобретя мобильную лабораторию, завис в ней надолго.
Он мечтал первооткрыть какой-нибудь микроорганизм, чтобы увековечить своё имя в его названии. Хотя дело было не только в честолюбии. Он мог бы заплатить денег, например ребятам из НИИ Виноградского, и получить желаемое сразу. Но ему было и правда интересно.
Друзья посмеивались над новыми увлечениями Каштанова, но в целом, относились к ним с уважением.
Вот и сейчас, Лёня сразу почувствовал, что хоть Малышев и валяет ваньку, но за этим стоит что-то настоящее, ради чего стоило сорваться ночь-полночь через пол Москвы, в чёртово Славкино Чертаново.
В квартире у Славика, несмотря на первый час ночи, было шумно и накурено. Со стороны кухни слышался разноголосый девичий смех.
Леонид воткнул ноги в какие-то тапки и зашаркал к голосам.
С тех пор, как Лёня тайно и помимо желания самого Славки, сделал его сомелье и кавистом, Малышев почти все деньги просаживал на дорогой алкоголь, но не расстраивался, а с удовольствием тащил под знамёна Бахуса друзей и кучу легкомысленных дам.
- О-о-о! Девушки, знакомьтесь! Это мой лепший друг Лёня! Сейчас он не только присоединится к нашему скромному шалашу, но и даст денег на доставку жратвы. Потому что я пообещал ему такоооое!
- Какоооое? – смешливо подыграли ему дамы.
Лёня стоял, сложив руки на груди, и старательно делал вид, будто осуждает всю эту вакханалию, но глаза его смеялись.
- Главный приз – это конечно ты, моя прелесть!
- Да? А меня кто-то спрашивал? – жеманничала прелесть, вставая навстречу и приобнимая Лёню.
- А что с другими призами? – подхватил Лёня правила игры и попку прелестницы.
- Всё потом, Лёнька, всё потом! – заговорщицки подмигнул ему Славик, набрал воздуха и нырнул в декольте хохочущей подружки, сидящей на его коленях.
***
Лёня и думать забыл об обещанном сюрпризе, когда Славик, только что выпроводивший тёлок к такси, подошёл к нему с комично-таинственным видом, держа руки за спиной.
- Знаешь, что у меня тут? – язык его слегка заплетался.
- Яхта с бассейном, - отшутился Лёня, не любивший угадаек.
- Почти угадал. Только лучше! – несмотря ни на что, друг выглядел серьёзным и торжественным.
Он вытащил из-за спины серебристый контейнер, и каштановское сердце понеслось галопом. Это был нестандартный, но легко узнаваемый герметичный бокс для образцов, который смотрелся настоящей летающей тарелкой в обыденной простоте кухни.
На боксе красовался голубенький лейбл Роскосмоса.
- Ну и что у нас там? - постарался сдержать волнение Леонид.
В том, что на контейнере была роскосмосовская символика, не было ничего удивительного. Славик, работавший каким-то начальником внутренней логистики или, может, подразделения, отвечавшего за то, чтобы в Роскосмосовском хозяйстве не текли краны и вовремя вывозили мусор, регулярно подкармливал своих друзей всякими такими штучками. В основном, конечно, сувениркой.
Интриговало другое: контейнер был закрыт по регламенту, что подтверждал маленький зелёный индикатор, и опечатан так, будто содержит что-то ценное или опасное.
- Марсианский грунт, - просто сказал Славик, и Каштанов разочарованно выдохнул.
Грунт, который недавно привезла наша автоматическая экспедиция, стоил, пожалуй, дороже, чем бриллиант такого же, как контейнер размера, да и за эти деньги никто бы его не отдал. Он никак не мог оказаться в руках кого-то завхоза.
Значит, Славик просто разводил его с самого начала.
- Понятно. Ладно, Слав. Пойду я. Пора.
- Ты чё, не веришь?
- Ой, да брось. Шутка затянулась и была несмешная с самого начала. Нормально посидели, большое тебе спасибо. Давай. Мне пора.
- Ты чё, дурак? Тут марсианский грунт, дятел! Настоящий! Ну не чистый, конечно, но настоящий!
- Да откуда у тебя? Чё ты гонишь?
- Я гоню? А ху-ху не хо-хо? Ты знаешь, что грунта этого, кроме тех чистых образцов, которые упакованы и закрыты там, на Марсе, ещё дохрена во всяких манипуляторах, в бункере для образцов и в прочих технических нишах и дырках? Особенно там, где он нахрен не нужен. На кронштейнах камер, из-за чего те не крутятся. В гнёздах выдвижных антенн, из-за чего они обламываются или застревают. Да, дохрена где.
- И?
- Жопу гни! Всю эту хрень мы собираем и утилизируем. Мы, понимаешь?
- Да ладно! Ты серьёзно?
- Лёня! Лёнечка! Братан! Я тебя хоть раз обманывал? Я сам, лично убирался в боксе, после того, как оттуда выгребли всё, что можно изучить или продать, и «забыл» уничтожить немного пыли. Только никому, понял?
Так началась новая, самая странная страница Лёниной жизни.
***
Первый же высев этого грунта, растворённый в капельке воды, огорошил Каштанова такими созвездиями unknown, что биолог-любитель вспотел от волнения. Ещё бы! Не каждый день видишь перед собой неоспоримое свидетельство внеземной жизни!
«Значит, они всё знают, но молчат! Ай да Славик! Ну, сукин ты сын!»
Не придумав пока ничего лучше, чем вырастить колонию внеземных микроорганизмов, Лёня решил, для начала, выбрать и обособить часть образца, в котором бы не попадались знакомые земные бактерии.
Молекулярный манипулятор его лаборатории, стоившей как неплохая яхта среднего класса, был, тем не менее, всего лишь полупрофессиональным прибором, и выбрать только нужную часть высева не мог, хватая слишком большой образец. Пришлось пойти по пути геноцида.
Действуя предельно малыми дозами спирта, какие только мог захватить прибор, Каштанов стал подчищать образец, начав морить микроорганизмы с краёв микрокапли, где наблюдалось слишком уж много распознанных и идентифицированных земных бактерий.
Постепенно продвигаясь к середине, проводя иногда и точечную спиртовую бомбардировку по центрам сосредоточения «зелёных» - известных бактерий, подписанных зелёным шрифтом, Лёня, через четыре часа кропотливейшей работы, обнаружил, наконец, что среди оставшихся в капле микроорганизмов нет ни одного, известного его компьютеру.
Конечно, там могли оказаться и неизвестные земные виды, но вероятность этого казалась такой исчезающе малой, что Каштанов решил пренебречь рисками и принять полученный результат за чистый.
Полюбовавшись на свою капельку, населённую исключительно «марсианами», переутомившийся Леонид рухнул в постель и всю ночь галлюцинировал дикими снами с инопланетными микробами в скафандрах, и космическими путешествиями вперемешку с нобелевскими премиями.
Утром, с трудом удержавшись от того, чтобы снова с головой зависнуть в марсианском микромире, Лёня стал готовить питательный раствор, справедливо рассудив, что начать следует именно с него. Если уж марсиане не станут его жрать, тогда можно будет поэксперементировать и с другой подкормкой, потому что о составе марсианской органики Лёня ничего не слышал, и спросить было не у кого. Гугл отболтался лишь общими фразами об органических молекулах, найденных Curiosity, не приводя никакой конкретики.
Подготовив раствор, Лёня включил, наконец, монитор и чуть не взвыл от разочарования. Образец был пуст и девственно чист, будто не высев, а капля серной кислоты.
«Хм! Со спиртом перестарался? Надо было сразу отселить отсортированную колонию в новое место. Ничего, на то это и наука. Начнём всё сначала!»
Однако ни второй, ни третий образец выделенных марсианских микроорганизмов не пожелал хотя бы остаться в добром здравии в специально выделенной ему капле раствора, не говоря уж о размножении. Выделенные микроорганизмы пропадали, так и не успев стать участниками эксперимента.
Вечером Лёня подготовил ещё один высев, но представив, что придётся провозиться несколько часов, отчищая его от земных примесей, плюнул и решил лучше хорошенько выспаться.
За ужином, с устатку и от расстройства, Каштанов залпом намахнул соточку прекрасного сингл молта, обильно закусив его солёными груздочками. Потом, подождав пока огненная жижа прогреет весь пищевод до самого желудка, решил налить ещё и, в итоге, к четырём утра, добил всю ноль семь, пьяно жалуясь телевизору на глупое поведение марсианских бактерий.
К микроскопу он смог вылезти только к вечеру следующего дня.
Глянув на монитор, он долго-долго тёр глаза, перепроверял подключение кабелей и, наконец, перезагрузил лабораторию.
Загрузившись и сфокусировавшись на капле высева, оставшегося на предметном стекле со вчерашнего дня, микроскоп снова показал картинку, в которую никак не желал верить похмельный Леонид.
Все красные надписи unknown переместились к краям капли, образовав по её периметру идеальный шестиугольник. Все «зелёные» бактерии группировались в центре, образуя легко читаемое слово STOP.
Лёню явно разыгрывали. Он подумал, и понял, что на такое способны только спецслужбы, расследующие дело об ушедшем налево образце грунта. Вряд ли кто-то ещё смог бы взломать его лабораторию, чтобы выдать эту издевательскую картинку.
- Ну, вот и конец! – театрально, для прослушки, заявил Лёня.
После чего не спеша опохмелился абсентом, раздумывая, сможет ли когда-нибудь ещё выпить такого пойла, и уселся ждать чёрного воронка и настойчивого звонка в дверь.
Проснувшись посреди ночи, Леонид понял, что воронка не будет. Он поспешил к монитору лаборатории. Импровизированный знак STOP исчез, а оптика микроскопа была настроена на другое разрешение. Под её прицелом находился упорядоченный массив из микроорганизмов, который больше всего походил на мелкий убористый текст.
Поигравшись с масштабом, Лёня разглядел заголовок из букв, сложенных из микробов.
Заголовок гласил «Каштанов, Остановись!»
Каштанов встал, преувеличенно спокойно, кажется даже насвистывая, подошёл к входной двери, изо всей силы треснулся об неё лбом.
Когда из носа на ноги капнули первые капли густой, обезвоженной алкоголем крови, Лёня так же медленно и рассудительно побрёл умываться в ванную. Однако, пока он шёл, кровь остановилась сама.
В первой же строчке, которую увидел Леонид, решившись снова подойти к монитору, было написано «Вот видишь, Каштанов!»
Доморощенный микробиолог замычал, потряс головой и, покрутив настройки, принялся за чтение мелкого шрифта. Читая, он всё больше и больше терял ощущение реальности.
«Вот видишь, Каштанов! Теперь ты не принадлежишь себе! Но обо всём по порядку.
К тебе обращаются жители планеты, которую вы называете «Марс». Вначале, мы бы хотели уведомить, что теория, предполагающая, что для наличия разума необходим мозг объёмом не менее определённых, рассчитанных вами гигантских параметров - не верна.
Каждый из неизвестных вашей науке микроорганизмов, которые ты мог наблюдать своим прибором, является автономной разумной личностью и пользуется своим собственным разумом и распределёнными вычислениями всех остальных разумов стихийно сложившейся популяции.
Надеюсь тебе, как человеку с остаточными медицинскими знаниями это понятно, Каштанов?
Так же, как понятно теперь, что ты прекратил биологические функции неприемлемо большого количества уникальных личностей…»
Сообщение содержало порядка пятидесяти тысяч знаков и доходчиво и вполне доказательно доносило до Каштанова, что представители нетехнической марсианской цивилизации, попавшие на Землю с образцами марсианского грунта, оказались фактически в плену лабораторий, которые исследуют образцы марсианских пород. Единственным местом, где им удалось вырваться из жёстких рамок стерильной ограниченности отведённого им жизненного пространства, стала Лёнина квартира.
Каштанову сообщили так же, что скоро он станет послом, а скорее даже парламентёром или, может быть, переговорщиком от Марса на Земле. Сразу, как только будет организован прямой канал передачи информации к Лёниному сознанию. Между делом было сказано, что уже сейчас он марионетка в руках марсиан и все его жизненные функции, функции нервной системы, включая высшую нервную деятельность, могут управляться микроастронавтами.
И, кстати, его уже трахнули головой о дверь, а потом остановили кровь, чтобы это продемонстрировать.
Не поверить в это было невозможно. Прочитав текст, Леонид в отчаянии закрыл лицо руками и откинулся в кресле.
Так же легко, как он сам стал заложником разумного марсианского вируса, к чёртову вирусу теперь может перейти контроль над любым человеком, зашедшим сюда. Даже COVID-19, не имеющий разума в обычном понимании, распространился по миру, невзирая на отчаянные меры.
И тут до него дошло, что всё гораздо хуже!
Блин! Да ведь ничего этого не было! Никакого «My battery is low and it's getting dark»!
Пока правительства разыгрывали драму с, якобы, гибелью марсохода Opportunity, аппарат, на самом деле, отправился в обратный путь. 19 февраля марсоход поэтично, но явно не по роботовски, попрощался с Землёй – «Заряд моей батареи на исходе. Тьма сгущается» - потому что на самом деле, он просто погрузился обратно в спускаемый модуль.
Лёту с Марса до Земли чуть больше полугода.
И уже через девять месяцев, ровно через столько времени, сколько нужно, чтобы аппарат достиг Земли, и учёные разобрались с образцами, в декабре 2019, прозвенел первый звоночек из Уханя.
Не было никакой пандемии! Была всемирная тренировка по предотвращению захвата Земли марсианами. Учения, в условиях настолько приближенных к боевым, что не пожалели и семь миллионов человек, сгинувших от выпущенного на волю искусственного вируса.
«Чёрт побери! С помощью Славика, я стал злым гением человечества – тем, кто впервые открыл контейнер с марсианами в негерметичной среде, в нестерильной зоне» - с отчаянием думал Лёня.
Самый настоящий ящик Пандоры.
Надо же кому-то сообщить? А кому, чтобы не приняли за психа и чётко всё порешали?
Правильно! Туда же! В Роскосмос!
Схватив со стола телефон, Леонид выбрал из списка недавних звонков «Малышев С» и нажал вызов.
- Лёнь, я сейчас на работе, что-то срочное?
- Сла-эээ.. Мы… Мы… Ууу! – Леонид, как ни старался, не мог произнести ни слова членораздельно. Челюсти свело, язык стал тяжёлым и перестал помещаться во рту.
- Тебя не слышно, Лёнь! Я перезвоню, братиш! - и вызов отрубился.
Немного задыхаясь, то ли от переполнявших его эмоций, то ли от переполнявшего его рот языка, Каштанов ткнулся в иконку «Ватсапп» и начал набирать сообщение, когда почувствовал, что и пальцы перестают подчиняться, деревенея и будто становясь чужими.
Он успел нажать на отправку сообщения, но уже не смог разглядеть, ушла ли его абракадабра в эфир. Телефон, с залитым его тягучей слюной дисплейчиком, выпал из рук и скатился на пол.
***
Обеспокоенный постоянными длинными гудками в трубке и молчанием в мессенджерах, Славка Малышев приехал к Леониду домой и застал его в крайне неадекватном состоянии.
Леонид лежал на полу, жутко кривляясь. Увидев Славу, он впал в дикое возбуждение. Попытался вскочить и, брызжа слюной, мычал и издавал сложные звуки.
Когда его на секунду отпускало, он, приподнявшись, успевал выкрикнуть что-то вроде «Слава, Слава, Бу! Ма! Дхххх!», но падал и снова бился в падучей.
Скорая отвезла Лёню в Склиф, а оттуда, после того, как врачи, разведя руками, не смогли найти соматических нарушений, его переправили в психдиспансер имени Алексеева.
Через месяц Малышев, давший врачам свои координаты, приехал на Загородное шоссе, чтобы забрать тело.
Налички, хранившейся у Лёни в кошельке и дома, вполне хватило, чтобы подготовить скромные похороны и даже оплатить небольшой поминальный обед в небольшой столовке рядом с офисом, для сотрудников его конторы.
Отдавать тело вышел лечащий врач Корнеев.
- Мне особо нечего вам сказать – мы так и не поняли, что с ним случилось. По всей видимости, какой-то кататонический припадок, но мы так и не успели разобраться, от чего он произошёл. Ни одно обследование не выявило патологий.
- Это как-то быстро случилось. Он мне позвонил и мычал, а вечером я застал его в том состоянии, в котором он потом был у вас, – Слава избегал смотреть врачу в глаза.
Он чувствовал свою вину, но не понимал, в чём именно виноват.
Да, они неплохо повеселились перед этим, но не настолько, чтобы съехала крыша. Да и времени прошло достаточно…
И ещё, его терзал контейнер «Роскосмос», который он, с этой суетой, совсем позабыл забрать у друга. Конечно, скорее всего, ничего не будет, но вдруг тот, кто унаследует Лёнино имущество, вздумает выложить его на Авито, или контейнер ещё как-то всплывёт в публичном пространстве? Выйти на Славу, с последующими оргвыводами, вплоть до увольнения, не составит труда.
- И ещё одна странность, - прервал Славины размышления доктор, - я впервые видел такие необычные проявления после смерти. Он, несомненно, мёртв, но никаких признаков начавшегося разложения по сию минуту не видно. Хотя прошло, - он задумался.
- Четыре, - подсказал Слава.
- Да, четыре дня. При вскрытии некоторые его органы были усохшими, неживыми, будто они мумифицировались ещё при жизни. А мозг, наоборот, вспух, заполнив всё возможное пространство, и даже выдавился в непредназначенные для этого полости, хотя буквально неделю назад на МРТ не было видно никаких отклонений.
***
Через пару месяцев всё улеглось.
Все, кому это было необходимо, опросили, расспросили и допросили Славу о Леониде. Появились поверенные, действовавшие в интересах Самарской родни Каштанова и взяли на себя все хлопоты.
Покоя не давала только мыслишка о злополучном контейнере, оставшемся в каштановской квартире.
Однажды, оказавшись в Лёнином районе по делам, Слава решил заглянуть к нему домой, почему-то представляя себе, что квартира будет открыта так же, как в тот день, когда всё началось.
Он поднялся и подёргал ручку, но дверь, конечно, была заперта. Собравшись уже уходить, Слава вдруг явственно услышал шаги за дверью, будто кто-то, услышав визитёра, подошёл к глазку.
«Надо сказать, что здесь осталась моя вещь. Вряд ли кто-то станет возражать, если я её заберу», - подумал он и решительно нажал на кнопку звонка.
Потом ещё раз.
И ещё.
Дверь так и не открылась.
Слава пожал плечами и вышел из подъезда. Он решил обойти дом, и глянуть напоследок на окна.
Перейдя через улицу на противоположный тротуар, чтобы лучше видеть, Малышев поднял взгляд ко второму этажу, нашёл Лёнины окна, и его самого едва не парализовало.
Придерживая рукой отведённую в сторону плотную штору, из окна, со спокойным, отрешённым выражением лица, на улицу смотрел Леонид Каштанов. Увидев Славу, он обрадованно заулыбался и махнул рукой, приглашая его к себе.
Когда Слава пришёл в себя, он не помнил ни как убежал, ни как добрался домой, и решил никогда больше не появляться в том районе.
Хотя вряд ли это поможет забыть радостный взгляд мертвеца, зовущего его к себе.