Часть 3. Марек и другие.
— Пёс! Эй, как там тебя, проснись, — простонал Марек. Что-то не так. Члены свело судорогой, ноги подкашивались, навалилась слабость, как при гриппе в детстве. Он уронил флакон с магической микстурой и, подволакивая ноги, пошёл хрипя в сторону дрыхнувшего пса. Звал его слабеющим голосом, пока ноги вдруг не подогнулись, больше не в силах удерживать тяжёлое тело. Мертвец рыгнул и упал на колени. Ужасно чесалась голова, но руку поднять, чтобы облегчить страдания, он уже не мог и только выпученными глазами смотрел на пса, который во сне перебирал ногами и скулил — наверное, ловил очередную душу, чтобы завести в сети нежити. Как там его зовут?
— Коракс! На помощь.
Пёс открыл глаза и вскочил.
— Гав! То есть что случилось?
Как половина Титаника, Марек пошёл лицом вниз, только не пассажиры с него сыпались вниз, а кладбищенская пыль. Приложился об пол плашмя и даже боли не почувствовал.
— Что с тобой? Что ты принимал? Что-то съел? Мышь какую или что? — суетился вокруг «вшивый хвост».
— Ничего, — промычал в пол Марек. — Только снадобьем натёр башку и руки. Молодой дал.
Пёс уже всё понял и нюхал тюбик.
— Точно он дал? Когда?
— Утром. Сказал, что приостановятся процессы разложения.
Пёс, стараясь не паниковать, носом открыл дверь, вырвался во двор, сделал круг, вынюхивая обстановку, и вернулся.
— Никого нет рядом. Значит, время ещё есть. Получается, что он наоборот ускорил, а заодно и обездвижил тебя. Слышу серебро, слышу лаванду, черёмуху, церковное масло, ещё какие-то неизвестные запахи. А больше всего здесь чувствуется вонь предательства. Люди — такие обычки, никогда не меняются. Ну что, может, давай к нам, пока не поздно?
— Нет, — мертвец попытался перевернуться хотя бы на бок и не смог. Часть волосяного покрова он оставил на полу — череп стремительно лысел. Несмотря на все попытки, ему не удалось сделать ничего. Пёс дал ему минуту.
— А сейчас? Одно слово — и ты свободен. Далеко от всего этого… людского. Я познакомлю тебя с некромантами, личами, вампирами, оборотнями, призраками. Тебя больше никто не обманет — слово Тёмных ценится, в отличие от слова человека. Пойдём?
— Лучше подумай, как дело доделать, — проскрипел беспомощный мертвец, — иначе не видать тебе моей души, как этой оболочке косточки. У меня язык немеет, не обижайся, если что.
— Укусить бы тебя за жопу, — выругался пёс, — да мёртвое мясо смердит. Друг твой подставил тебя, какой смысл? Теперь разваливаться будешь быстрее в разы. Не успеешь ничего.
— Попробую, давай уже, думай.
— Тут и думать нечего, лизать нужно.
Марек хотел переспросить, но язык уже не слушался его. Зато у пса мочалка работала как нужно. Сначала он начал щекотать пальцы, вылизывая их со всех сторон, смешно чмокая. Потом перешёл на шею и за ушами.
Когда он закончил, то тяжело дышал, свесив язык почти до потолка, а Марек смог сесть.
— Помогло. Что с тобой, пёс?
— Сдохну сейчас, — почти по-человечески простонал тот, — уйду огородами и там сдохну. Намешал яда, сволочь, так что не переварить.
— Как жаль…
— Не ной, мертвец, а вставай и уходи отсюда. Благодарить потом будешь, сам знаешь как. Беги скорее, за тобой скоро придут, а я пока новую оболочку поищу. Встретимся на рассвете. Только не сдохни после всего этого. Не испорти мне статистику. Гав, твою мать.
Облезлый пёс в последний раз гавкнул и, покачиваясь и пуская пену из пасти, побрел к двери. Открыть самому уже не получилось, но оживший Марек помог ему.
— Беги, — повторил пёс и скрылся.
— Спасибо, — прошептал вслед Марек.
***
Уйти из деревни удалось незамеченным. В это время все, кто работал, уже разъехались, пьющие заснули, дети в школе. Неудивительно, что, даже раскачиваясь и подволакивая ноги, ему удалось скрыться в ближайшем лесу. Свернул влево, чтобы не возвращаться на кладбище, и шёл, сколько сил хватило. Хотелось пить, но звери не приближались на расстояние вытянутой руки.
Он чувствовал их: чувствовал пакетик беличьей крови, убегающий вверх по стволу; чувствовал бочку крови кабана, которая, только услышав его, с треском, ломая ветки, умчалась в чащу; чувствовал любопытных зайцев и их нежную, сочную начинку, полную белков, минеральных солей и глюкозы. Он был чувствителен, как шестнадцатилетний рабочий на своей первой стройке, но достать еду не мог. Не хватало знаний, не хватало дурацкого ворона рядом, да и специфического опыта не помешало бы. Хотя что там понимать — выследил крестьянина да хватай его, пока тёпленький и в венах пульсируют эритроциты. Выпил крови, а закусить можно тёпленьким, пышущим паром мяском — впиться зубками поглубже и потянуть на себя, вырывая из плоти лакомый кусочек.
Марек дико затряс головой, отгоняя безумные мысли. Нет — даже мёртвым он останется человеком. Так нельзя. До него вдруг дошла вся абсурдность ситуации. Он — простой рабочий, женатый мужчина, мечтает о том, как бы загрызть человека и выпить его кровь. Если бы было чем рвать, то сейчас бы из Марека полились литры, но он только рыгнул и остановился, пошатываясь. Живот болел ещё с утра, но сейчас стало действительно некомфортно, настолько, что захотелось умереть ещё раз. Марек опустил взгляд и увидел вместо родного белого пуза раздутый серый шар. Внутри булькало, шевелилось, пульсировало нечто живое, набирающее обороты и полное злости.
«Твою мать», — вырвалось у Марека, и он сел там же, где стоял — спиной к дереву, рукой в муравейник. Лысым затылком упёрся в ствол и заорал; два верхних зуба отвалились, будто только и ждали такой вспышки нервов для старта. Пока он собирал их в траве и чистил от земли, выпало ещё три резца. Живот завыл так громко, будто внутри был кто-то заперт и рвался на свободу.
Разложение ускорилось, как и говорил пёс. Выпали все волосы, зубы продолжили марафон, и что-то внутри происходило с внутренними органами — наверное, они разлагались, выделяя газы. Это превращало бедного каменщика в ходячую мёртвую бомбу. Люди уже не примут его за человека, а подумают, что это жирный демон из преисподней. Дорога в деревню будет закрыта навсегда. А если вдруг любимая увидит его в таком состоянии? А дочь?
Марек завыл и понял, что тихо хрипит, а не грозно издаёт звуки — голосовые связки тоже отмирают. Он порылся в карманах и вытащил нож, тот самый, что нашёл в своём гробу. Нужно было всего ничего — выпустить газы из живота, чтобы не лопнуть, а потом учиться с этим жить. Он уже мёртв; ему не будет больно. Вскрыться аккуратно, чтобы кишки не волочились следом и… и главное — не струсить.
Марек встал на колени и, взяв обеими руками кинжал, приставил его к пупку, примерился и широко размахнулся.
— Прости меня, Господи, ибо мести хочу сильнее жизни.
Нож полетел в намеченную на животе точку.
***
Господь от мук не избавил. Хоть Марек и не страдал от обычной плотской боли, зато он чуть второй раз не сдох от отвращения, когда из разреза в животе повалила мерзкая на вид и, наверняка, плохо пахнувшая жижа. Сам он уже запахов не чувствовал — кроме запаха крови, конечно. Листьями вытер дыру, когда перестало сочиться из неё, заткнул туда побольше зелени и затянул вокруг живота разорванной футболкой. Стало легче — будто сбросил вес после года попоек и обжирательств.
Голод продолжал туманить голову, но стало полегче. Марек привёл себя в более-менее нормальный вид и присел отдохнуть на повалившийся ствол, когда вернулся Коракс.
Сначала зашуршала трава, мелькнула тень, и вот уже рядом уселась серая, мерзкая, со склизким чёрным хвостом крыса. Был бы Марек живым, то вскочил бы и лупил по твари чем попало, отплёвываясь от омерзения, но реакция была уже не та. Пока сообразил развернуться и вскочить, крыса уже заговорила, вскрывая карты. Встала на задние лапы, как суслик, обмотала хвост вокруг лап и открыла пасть — и оттуда послышался голос.
— Не слышу фанфар.
— А, это ты, Коракс. Долго возвращался.
— Нужно время, чтобы найти футляр, и не называй моего имени, мертвец.
— Получше ничего не нашёл? Попугайчика или поросёнка розового. Хоть что-то приятное увидеть напоследок.
— Стадия принятия? — пропищала крыса. — Давно пора. Ну что, соглашаешься?
— Не могу уйти, пока дела не закончу. Ты же знаешь.
— Я так и думал. Знаешь, почему я крысу выбрал?
— Неинтересно…
— Потому что мелкие твари везде вхожи. Всё видят и слышат. В любую щель могут залезть и всякое услышать. Я ведь так и знал, что ты не согласишься, поэтому немного пошарил по сусекам, побегал в подвалы. Два раза пришлось от котов уходить, чуть опять не перекинулся, но обошлось. Знаешь, когда с тобой закончу, потребую отпуск.
— У кого? У Сатаны?
На самом деле Мареку было не интересно, но взрезанный живот болел, хотя и не должен был.
— Фантомные боли, — сказал крысюк. — Так тебе интересно?
— Как там мои?
— Заскакивал. Дочка заболела от нервов, из постели не выходит — папу зовёт, плачет. Жена твоя рядом с ней постоянно, не отходит — худющая, ты её совсем не кормил что ли? А так ничего страшного — переживут, отойдут. Не они первые и не они последние.
— Как же так? — Марек сжал кулаки и зажмурил глаза с такой силой, будто хотел вдавить их в череп. — Почему? За что? Я ведь ничего плохого людям не делал, почему должен разлагаться сейчас в лесу в обществе говорящей крысы? Почему бандиты, убийцы, маньяки, политики живут, а я умер? Что я такого сделал?
Крыса молчала. Почему-то слов у неё не находилось на этот раз.
— Многие из наших тоже задают подобные вопросы. Почему мы вынуждены ходить между мирами? Почему остановились здесь? Вы ведь обычки такие… на лицо приятные, а внутри — ужасные. Но все особенные смирились рано или поздно. Мы не выбираем свою судьбу, а она выбирает за нас. Ну и Касьян с Фантазёром немного. Может, ты не хочешь быть вурдалаком? Могу похлопотать — в призраки пойдёшь: рядом с домом будешь обитать, пугать детишек по ночам. Своих будешь часто видеть, если не переедут, конечно. Тебе нельзя — ты привязан к одному месту будешь. Думай быстрее, пока надвое не развалился.
— Что ты видел?
— Да ничего, — махнул хвостом крыс и ближе подошёл. — Все живут своей жизнью. Про тебя забудут — оставь их, мертвец. У тебя СУЖ.
— Это что? — безразлично поинтересовался Марек, поправляя перевязь на животе.
— Синдром утраченной жизни. Это пройдёт. А жене твой брат помогает.
— Что?
— Брат. Сидит там безвылазно. Продуктов навёз. Лекарств. Ребёнка развлекает. Ноутбук подарил. Приставку игровую. Телевизор новый обещает. И с ремонтом помочь. Всё будет нормально, он твою родню не бросит.
— Брат, — усмехнулся Марек и одним рывком сломал крысе шею. — Брат.
***
Как он мог забыть? Демьян — родной. Вот кто поможет.
Марек разорвал тельце крысы и выпил, потом покушал и немного отдохнул. Нужно дождаться вечера. Днём он в село не прорвётся, а терпеть нытьё нечисти сил больше нет. Демьян поможет. Демьян не испугается.
Главное — не разложиться раньше времени.
***
Марек учился передвигаться, не шатаясь, наворачивал круги вокруг осины. Живот перестал беспокоить, и выделения остановились. Он сходил к ручью и умылся, опасаясь увидеть русалку, но нечисть не показывалась днём даже ему. Язык с трудом ворочался, а гортань начала гнить — голос изменился, практически остались только хрипы. Марек попытался тренироваться, но только закашлялся, выплёвывая серые кусочки плоти. Ничего — в доме есть ручка, бумага, компьютер, как-нибудь договорятся. Лишь бы дойти, лишь бы брат не прикончил его на пороге. Этот может. Демьян всегда был крутым — умел постоять за себя. В школе за ним Марек был как за стеной. Сам потом такие крепкие из кирпича поднимал. Эх, сейчас бы на работу — на ту, которая опостылела и приносила копейки. Но сейчас бы туда: бадью с цементом под ноги, быстрого помощника и паллету кирпича рядом, мастерок и уровень в руки — погнали класть кирпич ряд за рядом, как в «Приключениях Шурика».
— Неприкаянный, — буркнул кто-то, и Марек чуть не свалился в воду, но замахал руками и удержал равновесие.
— Коракс? Ты?
— Не знаю, о ком ты, неприкаянный. Чего бродишь в моём лесу? Зачем воду портишь? Вонь по течению ушла, распространится очень далеко, долго не вывести.
— Водяной? Лесовик? — пытался угадать мертвец.
— Не твоё дело. Выбери уже, за кого ты. Прими решение, слабак.
— Солнце сядет — я уйду, нечисть.
— Куда ты уйдёшь? Над тобой все смеются, как и над твоим другом -неудачником. Согласись на его предложение или умри наконец. Не мучай больше никого.
— Я тебя не трогал, — сказал Марек, с трудом переступая, чтобы уйти подальше от воды. Кажется, он услышал женский смех из глубины и всплески.
— Ловцы тебя найдут и сделают выбор за тебя. Разрубят на куски, выкопают яму, закинут гнилое мясо туда и сожгут, а ты всё это время ещё будешь живой и, наверное, почувствуешь боль.
— А потом?
— А потом — небытие. Не нашим и не вашим. Как был никем, так и останешься никем после смерти. Круг сужается. Пока… как его… Коракс ищет новую плоть, ловцы не расслабляются и скоро найдут тебя.
Марек прокручивал в голове всё, что слышал о лесных духах. Голова не работала, память — дырявая, как дуршлаг, из которого в небытие сыпались, как искры, ложные воспоминания. Но нужно попробовать. Мертвец остановился.
— Можно мне остановиться в твоём лесу ненадолго? Хотя бы до вечера, хозяин. Я не сделаю ничего плохого местным жителям. Я не причиню беспокойства никому, а потом я уйду и не вернусь. У меня нет подарков, нет хлеба, нет конфет, разве что этот нож…
— Фу! — загремело вокруг, будто эхо отражалось от всех деревьев разом и било в уши тарелками. — Убери эту гадость! Не вздумай выкинуть его здесь. Не нужны нам такие подарки, и тебе не советую рядом с сердцем его носить. На кладбище нужно было оставить, в своей могиле! Уйди! Уйди, не пугай девочек.
Марек резко повернулся к речке, но услышал только всплески и увидел круги на воде — много маленьких, расходящихся в стороны кругов. И смех вдалеке, как звон колокольчиков.
— Нельзя?
— Оставайся до ночи. Можешь переночевать, если хочешь, но утром ты уйдёшь.
— Спасибо, — поблагодарил Марек и попытался поклониться, но тело не сгибалось в нужном месте, только закряхтел мертвец и повязку поправил. От пальцев к животу потянулась липкая, похожая на паутину полоса. Пришлось вытирать пальцы о себя, чтобы не осквернять лес.
— Тропу видел? Иди по ней вправо, рядом с разрубленной надвое сосной сойдёшь вправо и сквозь кустарники шуруй, не останавливаясь, пока на болото не выйдешь. Там островок увидишь посредине — к нему иди, не опасаясь. Как достигнешь, так и ложись на спину. Глаза прикрой и жди. Придёт мой друг и подлечит тебя тиной и гранью. Раны промоет, течь закроет, замажет дырки осокой. Только глаза не открывай — не любит он мертвецов.
— Не обманешь?
— Мы, нежить, не обманываем друг друга. Присоединишься — поймёшь. Не забывай, что ты Кораксу обещал.
— Куда говоришь идти, отец?
yaplakal.com