Дни тянулись за днями и за их чередой сама жизнь теряла свой смысл, невыносимая скука и однообразие подавляли волю. Вскоре пленникам надоело даже устраивать поединки; они молча валялись день-деньской на соломе или тупо сидели у стола, уставившись в его поверхность. Однажды Алан спросил Маркуса, сколько ещё им предстоит находиться взаперти? Тот не ответил, но вывел их на прогулку, позволив пройтись вдоль клеток до самого конца узилища. Они посчитали камеры первого этажа, перемножили на семь и получили семьсот семьдесят семь. На обратном пути Крис тихо окликнула Ехидну и тот мелькнул у своей решётки красным сполохом. Его камера была номер шестьсот тридцать шесть — шестой этаж, почти середина... Маркус за это ткнул девушку трезубцем, не сильно, но она ощутила (Ай!) жгучую боль от прикосновения острия, словно от электрошокера. Алан рефлекторно ударил чёрта кулаком в бок: до рожи не дотянулся бы. За что получил тычка черенком, почти совсем нечувствительно, судя по всему. Дошли до своего номера номер один, попрощались с Маркусом и пока тот крестил решётку, Тина просунула руку меж прутьев, аккуратно, за кисточку, втянула внутрь чёртов хвост. Стоило стражу отвернуться, она встала на него всем весом. Взбешенный Маркус рванулся, развернулся, увидел показанный ему девчачий язык и в сердцах сплюнул на пол. Плевок срикошетил, выбив из камня искру и долго ещё скакал по узилищу шипя и искря, словно капля воды по раскалённой сковороде... Пленники снова свалились на солому.
- Вот мне интересно, Алан, это что за наказание? Или испытание? Или как это назвать?
- И не знаю даже... Хоть бы намекнули как-то — чего от нас хотят-то? С ума тут сойдёшь нафиг.
- Может попросим Маркуса нас на озеро сводить? У меня от этой соломы всё тело свербит.
- Завтра спросим. Но вот у кого спросить, зачем мы тут и как долго мы тут ещё пробудем?..
- Я Ехидну спрошу.
- Тин, а Крис наружу выходит?
- Не-а. Ни единого шанса: Маркус крестит решётку. Духу не пересечь этот запрет, иначе из узилища все давно бы разбежались... — Тина закрыла глаза, задумчиво кусая соломинку. Алан затаил дыхание и начал аккуратно вставлять ей в рот ещё соломинки — вторую, третью... Девушка послушно кусала их все, явно не соображая, что делает. — Нем... Тьфу! Алан, как не стыдно, а?!
Юноша тихо смеялся и прикрывался руками от Тининых колотушек. Та же, вспомнив чёртов хвост, сама начала хихикать. Вскоре они оба катались по соломе, исходя полуистеричным смехом. Сверху спикировал Маркус и уставился на юнцов. С минутку посмотрел, покрутил когтистым пальцем у виска, махнул рукой и побрёл в свою караулку.
- Ох, мамочка... Что Ехидна сказал?
- Говорит, что обычно сюда смертные не доходят. А те немногие, что прошли слияние, слились до узилища. Или мимо узилища. Или чёрт-те как, только до нас тут никого не было, а после этого, но до слияния нас ещё какая-то мура ожидает... Тоже мне, блядь, собеседничек: говорит на смеси древнего с нашим, примешивая арамейский и иврит.
- Ладно хоть вообще разговаривает…
- Ну да. Там к нему Маркус с вилами припёрся, а воплей что-то не слыхать. Ох, чую я: заодно они тут... Демоноиды.
***
Назавтра Тина принялась уговаривать Маркуса на водные процедуры. Тот отмалчивался, отрицательно мотал рогатой головой, невнятно отнекивался и уходил. Явившись на очередной шум, устроенный неугомонной смертной, чёрт издали нарисовал ей на рту крест и ушёл в караулку, что была вырублена в стене напротив камер. Там он поставил в дверном проёме непрозрачную ширму из сумрака, встал на колени у образка с лампадкой и долго, старательно молился, истово крестясь. Молитва его была бесхитростна и бескорыстна: он просил избавить его от назойливых смертных…
А Тина сидела на лавке с зашитым ртом, медленно закипая от бешенства. Алан лежал на соломе и с лёгкой улыбкой наблюдал за ней: он-то прекрасно понимал, что та в долгу не останется и пытался представить, какая кара постигнет Маркуса.
Помолившись, чёрт подошёл к первой камере, чтоб снять зашивку с уст смертной — ему было ясно приказано не терзать этих узников. Он пригнулся, входя под галерею и почуял что-то неладное. Но было поздно: смертный Алан, не являвшийся духом и наполовину, спокойно открыл решётку и рванул стража за рога. Тот, потеряв равновесие, вытянул руки, взмахнул крыльями, шагнул вперёд и получил меж рог рукояткой парабеллума! Не ожидавший вмешательства стали, Маркус рухнул мордой вниз, а двое узников выскочили наружу, закрыли решётку и перекрестили её. Побежать они никуда не побежали, просто чуть отошли в сторонку и стали наблюдать. Страж сел на пол, посмотрел на детей и дёрнул решётку — та не поддалась, зашитая чужим крестом. Тогда он приложил к зашивке коготь. Прут решётки медленно, но верно стал нагреваться и выгибаться под напором. Внезапно Алан сорвался с места, сбегал в караулку и вернулся с трезубцем. Тина взяла в руки оружие и, примерившись, стрельнула Маркусу разрядом в палец. Тот отдёрнул руку и взвыл дурным рёвом, от которого посыпалась пыль со стен, завибрировали бесчисленные кованные лестницы и затрепетали огни факелов... Посидев, понуривши голову и постенав от бессилия и унижения, чёрт произнёс:
- Ваша взяла. Свожу я вас на озеро.
Молчание.
- Смертная, прошу: не доводи до греха, я же просто порву решётку и тогда пеняйте на себя.
Девушка отвернулась с видом оскорблённой невинности и ничего не ответила.
- Крис... ну повернись, я зашивку сниму.
Она повернулась, держа трезубец наготове, наперевес. Маркус чиркнул крест навыворот и губы её освободились.
- Пас-с-скуда!
Нет в мире бессмертных более страшного оскорбления. Никогда ни один бессмертный не назовёт так другого, если только тот не нарушил самый главный пункт Соглашения.
Маркус в бешенстве взревел, вскочил, грохнул в потолок рогами и заорал диким криком, исторгая из пасти смрадный дым и пламя. Он схватился за прутья решётки но те вдруг обожгли ему пальцы, проев плоть до костей — в какой-то момент Алан успел заговорить её, а Маркус не снял заклятья... Страж отпрыгнул, снова врезался рогами в потолок, высекая искры и мелкий щебень, от удара шагнул назад и сам себе наступил на хвост. Дёрнулся, крутанулся, запутался в дрогнувших крыльях и снова в полном бешенстве заорал, сотрясая узилище.
- Ладно. Это слово я забираю назад. И даже приношу извинения. Слышишь? — произнесла Тина примирительно.
- Убью!.. — громовой бас чёрта сотряс атмосферу и он ринулся грызть стальные прутья своими каменными зубами. Прутья обжигали его морду, но Маркус глодал их, неистовствуя и плюясь пеной.
- Да пошёл ты... — и она вскинула трезубец, стегая запертого монстра разрядами. Тот отскочил, стал уворачивался в тесной камере, потом лишь взрёвывал от ожогов. Пытался когтем снять заклятие с решётки, но Тина воткнула в его рёбра трезубец, просунув меж прутьев и так ожгла, что дым и искры полетели от Маркусова тела. Чёрт, вконец измученный и поверженный собственным оружием, упал на пол и накрыл голову руками в знак покорности.
- Сдаюсь на твою милость, Крис. Прошу, не вынуждай меня покоряться, ни тебе, ни мне после этого долго не жить, ты знаешь... Спроси у Ехидны, если не веришь.
- Ага, нашёл тоже авторитета — он врёт, как дышит. Поклянись богом и перекрестись, что не станешь мстить нам за твоё посрамление!
Маркус сел на пол, выпростал хвост из-под задницы, осмотрел его и медленно, троекратно перекрестился, произнося клятву:
- Призываше свидетелем господа нашего всевидящего и всеблагого, что никогда, нигде и никак, ни делом, ни словом, ни помыслом не причиню вреда рабу божьему смертному Паналану и рабе божьей полукровке Кристине, и не затаю зла на них за проказы их, за их посрамление мне, диаволу Маркусу, аки дети и непоседы они есмь. Аминь.
Тина внимательно обдумала сказанное и, не найдя подвоха, открестила решётку со словами:
- Чёрт с тобой, выходи.
Алан оттолкнул дверь и Маркус, бормоча, что он, де, сам чёрт, вышел наружу, потирая ожоги от трезубца. Постоял, покрутил головой, разминая шею, пострадавшую при бодании потолка. Подтянул и вновь осмотрел отдавленный собственным копытом кончик хвоста, по очереди расправил и осмотрел перепонки крыльев. Потом протянул руку за трезубцем.
- А вот хуиньки, сказал серый заинька! — Тина спрятала чёртово орудие за спину. — Это наш трофей! Требую выкуп.
- Какой? — голос Маркуса звучал обессиленно, подавленно... Он, связанный данной клятвой, только смотрел в пол и вздыхал.
Девушка посмотрела в потолок и задумчиво произнесла:
- А почему бы и нет?.. Покатай на спине! Ну, в полёт, в полёт!
Маркус поник головой и помотал рогами... Потом присел на корточки, встал окарачь и буркнул:
- Садись...
Сперва Алан с тревогой наблюдал за происходящим абсурдом, но подростковое любопытство и непосредственность победили его обычную рассудительность и он с восторгом ждал, чем дело кончится. Девушка протянула ему трезубец, уселась чёрту на талию и тот, вспрыгнув, махнул крыльями. Они полетали под сводами узилища, пару раз спланировали едва ли не до полу, промчались у решёток на уровне шестого этажа. Маркус заложил пару чисто пернатых виражей, сделал петлю Нестерова, «кобру»... Разогнался по прямой и у самой стены узилища резко расправил крылья и подался вверх, однако тут же крутанулся через левое крыло, сменив направление полёта на пол-оборота — погасил скорость и пошёл камнем вниз... Разогнался и вновь пошёл вверх, маша крыльями, достиг потолка и царапнул его когтем указательного пальца. Затем вошёл в штопор и у самого пола полого вышел на посадку — летун он был первоклассный! Тина спрыгнула с него на пол и зайкой заскакала, пища от восторга. Потом жестом предложила забрать трезубец. Чёрт, вернув оружие, облегчённо вздохнул и утёр лоб тыльной стороной ладони.
- Теперь ступайте к себе, мне надо от вас отдохнуть и в себя прийти. Просто прошу вас: ступайте, не испытывайте моего терпения.
- Но без зашивок! Чтоб мы могли выходить погулять!
- Но это же узилище! — гром Маркусова рёва загасил с десяток факелов.
- И чё?.. Впрочем, Маркус, мы даём тебе слово, что никуда не сбежим и не покинем узилища без твоего ведома.
Демон подумал и спросил:
- Клянётесь?
Тина посмотрела на Алана и быстро закрыла ему рот ладошкой.
- Как мы можем клясться тебе, Маркус? Ты же чёрт! Тебе нельзя клясться! Честного слова достаточно.
- Да провалиться... Смертные, уйдите уже с глаз моих долой, чтоб вам пусто было!..
***
Ребята сидели на галерее шестого уровня, у клетки шестьсот тридцать шесть. Алан привычно обнимал Тину, смирно сидящую у него на бедрах (сам он сидел на полу) и из-за её спины поглядывал на Крис с Ехидной, сидящих рядом, но по разные стороны решётки. Шла неторопливая беседа, духи приобрели видимость из уважения к юноше. Со стороны же, глазами простого смертного, выглядела вся сцена абсурдно: парень сидит на полу, на его ногах сидит и не шевелится заторможенная девица и он при этом произносит в абсолютной тишине какие-то фразы — то на родном, то на древнем языке, то по-русски... По-русски, в основном, ругается.
- Еха, блядь, ты толком можешь рассказать? Ну как другие смертные тут бродили?
- Алан, у каждого смертного — свой путь. Вы вон Маркуса катать вас на горбу заставляете, сортир вам строить... А вам известно, что тридцать лет назад из-за его зверства непредвиденно погибла полукровка, искавшая слияния?
- Он говорил. Его дара речи лишили за тот грешок.
- Дара речи?.. За грешок?.. Не-е-ет! Сонм приговорил его к отсекновению языка, а поскольку он бы его регенерировал, язык ему просто вырвали с корнем и велели сожрать сырьём. Но беда не в этом. Могул был вынужден слить неготовую полукровку, это и стало основным грехом Маркуса, а вовсе не смерть какой-то дурочки.
- Ну да... Что вам за дело до нас? Полукровкой больше, полукровкой меньше... — Крис швырнула в узника пригоршню мелкой щебёнки. Камушки пролетели насквозь и упали на пол камеры.
- Дух, скажи, — Алан вытянул шею, — а сколько нас ещё тут будут мариновать? Когда мы уже сготовимся? Как-то мы этот процесс можем ускорить?
- Нет, смертный. Сейчас никто — ни я, ни Маркус, ни сам Могул — не можем сказать, когда и как всё свершится.
- То есть сейчас нас не испытывают, испытывают наше терпение?
- Нет. Смертный, до вас никому нет дела, как ты не поймёшь? Вас больше семи миллиардов на планете, так что значат ваши две жизни? Это и не пыль даже. Вас и в микроскоп не видно.
Алан поёрзал под грузом девичьего тела и задумчиво потёр шрам пальцем.
- Ну а хоть в общих чертах — те, что до нас тут были... Какие-то стадии, этапы, уровни — что происходило? К чему быть готовыми?
Ехидна, выглядящий в настоящий момент обычным молодым мужчиной с небольшой бородкой и в тунике, слегка задумался и ответил:
- Алан, это не компьютерная игра. Тут нет уровней, бонусов, запасных жизней. Это просто жизнь, которую вам следует прожить и после «game over» «play again» не предусмотрено. Я не знаю, к чему вам готовиться. К жизни, смертный. А в общих чертах... — он пожал плечами, —вы и половины пути не прошли для слияния. И там, где вам покажется, что всё уже и закончилось — там может начаться самое главное. Но, повторяю: никто и ничего сейчас не знает. Ни один пророк или провидец не скажет вам, каким будет ваше будущее.
- Ну хорошо! Давай подойдём к вопросу так: в худшем случае мы умрём. Это и так известно. А в лучшем? Какие перспективы? — Парень снова поёрзал и добавил: — Тина, родная, встань постой маленько?
Тина поднялась и отошла к краю галереи. Взялась за перила и уставилась вниз, на чёртову караулку. Крис проводила её взглядом и недоумённо посмотрела на друга.
- Раньше она только меня слышала в таком состоянии…
- Крис, тут же иная реальность. Всё не так, как на божьей земле. Ну ноги затекли, что теперь, пусть постоит чуток там.
- Нихрена! Я, между прочим, высоты боюсь. — Крис встала и вошла в Тину. Отошла от перил и села на пол рядом с парнем, расправила тунику на коленях и улыбнулась.
- Так что насчёт перспектив, дух гордый?
- А всё, детки! Аудиенция закончена и я удаляюсь: меня на Сонм призывают. И это... Смерть — не самый худший случай, поверьте.
Ехидна потух и всё стихло. Ребята поднялись с пола, отряхнули туники на попах и отправились к ближайшей лестнице: в отличие от Маркуса они не умели летать.
- Да, не вытянуть из него нихрена. Или и вправду не знает, или врёт и не краснеет.
- Ой, да чем ему краснеть-то, Алан? Крови-то нету... Кстати, мне не даёт покоя одна вещь: почему Маркус назвал тебя Паналаном?
- Ну а мне откуда знать? Я тоже удивился... Но, к слову, когда я в беспамятстве валялся у входа в пещеру, я уже слышал это имя. Кто-то повторял: «Пан, Пан!», словно вызывал меня из обморока чужим именем... А когда я очнулся, тогда и услышал: «Паналан».
- Странно всё это... — Тина остановилась на лестнице и в задумчивости стала смотреть на факела, торчащие из трещин в камне то тут, то там, в местах, совершенно недоступных смертным. Алан спустился мимо неё на нижний уровень и, обернувшись, задрал голову вверх.
- Что странно, Тина?
Та, слегка дёрнув плечом, пошла вниз. Алан, увидев тело подруги под подолом туники, спешно отвернулся — его и так беспокоили эротические сновидения.
- Тебя родители как назвали? Алан? Или это укороченное имя?
- Меня назвали именно Алан. В детстве мама Аликом, Алькой звала... Я же простой смертный, зачем мне сдвоенное имя?
- Ну да... Что, под подолом что-то новое увидел? — Тина скорчила рожицу и, задрав тунику до самой груди, покрутила бёдрами.
Алан опустил глаза.
- Тина, не надо, пожалуйста. Мне реально непросто с этим справляться, особенно…
- Особенно что? — Тина взяла его под руку и заглянула в лицо. — Секрет?
- Нет! Просто... пока не спал с женщинами, так и не знал, чего хочу. А теперь вот — проблема.
- Пошли к Маркусу, на озеро отпросимся. Пошли-пошли!
Они зашагали по галерее к следующей лестнице.
- Тина, а тебя это... Не напрягает? Ну там... во сне не снится?
- В отличие от тебя, мой милый друг, я с женщинами ни разу не спала. Да и с не женщинами тоже. Так что... Я пока не знаю, чего хочу.
На озере, куда они теперь ходили с позволения стража, они вдоволь наплескались, напились свежей водички, погрелись у гейзера и, одевшись, решили на обратном пути заглянуть к храмовнику. Маркус разобрал завал у винтовой лестницы и ребята спокойно шастали по подземелью, пообещав чёрту не уходить дальше озера. (Причём им нетрудно было держать это слово: лезть сквозь каменную нору у них не было ни малейшей охоты. В туниках же этот трюк представлялся и вовсе проблематичным.) Набрав во фляги и кувшин воды, они взялись за руки и пошли в сторону храма. Они не часто заходили туда, но иной раз заглядывали. И не за молитвой или отпущением грехов, а за хлебом. Дух-храмовник материализовал для них каравай и они уходили в узилище.
Вот и сегодня ребята, подойдя к храму, опустились на колени, осенили себя крестом и взошли к амвону, чтоб пополнить запасы еды. Как всегда, с лёгким звоном, на престоле вытаял из воздуха каравай чёрного хлеба. Тина подошла, потрогала его, сморщила носик и неожиданно Крис спросила:
- Дух светлый, а белого хлебца в меню нет часом? А то от этих чёрных сухарей уже изжога замучила.
- Кхм... — разнеслось по храму.
- Ты не кашляй давай! Вот ты где вот эту булку спёр? Там приличного хлеба нет что ли? Мы тут по своей воле и, знаешь ли, не за грехи, так что нам можно бы и скидочку сделать... У нас организмы растущие. Нам положено... — она стояла и тыкала отросшим длиннющим ногтем в каравай, не желая класть его в рюкзачок. — И вообще! Твой шеф вон (она кивнула на распятие) народу ещё и рыбу давал!
- Кхм... Не умею я рыбу... Кхм... Детки. Хлеб — да... Сейчас на свежий поменяю, действительно, что это такое? Детям чернягу жёсткую подсовывать... Безобразие! А рыбу... не умею. Простите, дети... Кхм.
Каравай истаял и на его месте через мгновение появилась нормальная, ГОСТовская буханка белого, на сыворотке, свежего хлеба. Тёплая. Девушка сунула её в рюкзачок и, перекрестясь на распятие, крикнула:
- Спасибо, храмовник!
И вышла прочь, подхватив на ходу обалдевшего от происходящего Алана. Отойдя от придела храма подальше, она ткнула парня в рёбра и, подмигнув, сказала:
- Жизнь-то налаживается! Надо у Маркуса узнать, откуда он курей таскает.
- Так дров нет, что толку с курицы? Сырую же не будем есть!
- Ну он нам откуда-то же и жаровню притаскивал. Спроси ты его, а? А то он от одного моего вида сатанеть начинает.
- Надо думать! Я б тоже осатанел на его месте: ты ж на виду у всех узников на нём верхом ездишь!
- Точно... Надо прекращать полёты. А ты вот зря отказался, так классно!
- Нунах... на вертолёте круче. Да он бы и не кипел, наверное, если б ты на него верхом не садилась.
- Ты про что?.. А! Ты думаешь?.. Не, ну так-то да, он же мужик как-никак. Надо подумать об этом.
В узилище они пощипали свежего хлеба и, немного отдохнув, Алан отправился на верхний ярус, где у Маркуса были самые хлопотные подопечные — те, которых по приговору полагалось терзать. Кого по субботам, кого по чётным, кого ежедневно. Юноша не слышал духовых воплей, но где страж находится нашёл быстро: решётка одной из камер была приоткрыта. Внутри же Маркус сидел на скамье у стола и методично тыкал трезубцем в промежуток стены меж двух анкеров. При каждом тычке кончик среднего зубца слегка раскалялся и анкеры начинали дёргаться. Тогда чёрт отнимал ненадолго орудие пытки и ждал, пока анкеры не перестанут плясать. После этого он выбирал другое место и втыкал трезубец по второй зубчик, и тогда два зубчика начинали раскаляться, а с третьего обрывались и падали в невидимую плоть искры чёрного сияния... Анкеры оттопыривались от стены горизонтально и какое-то время так и держались, потом начинали скрипеть, крутиться, лязгать о камень стены…
- Не помешал?
Маркус отрицательно мотнул головой и отнятым от жертвы трезубцем указал на сеновал (убранство камер не отличалось разнообразием) — типа располагайся, чувствуй себя как дома. Алан прилёг и сделал жест рукой — типа продолжай, мне не к спеху. Чёрт кивнул и поднялся с лавки. Прислонил к стене трезубец и, присев на корточки, взял жертву за невидимые ноги. Встал, растянул их в разные стороны, отойдя назад так, что анкеры опять встали торчком. Подёргал жертву, словно расправляя на ней складки, отпустил одну ногу и взял трезубец. Прижал невидимую свободную ногу копытом к полу, вторую вытянул вверх и в сторону, тщательно прицелился и воткнул черенок жертве в промежность. Анкеры слабо затрепетали — положение жертвы не позволяло ей как-то шевелиться. Маркус же убрал копыто, перехватил орудие покрепче и бросил вторую ногу. Взявшись за трезубец обеими руками, он начал потряхивать и покручивать его, придавая жертве бодрости. Дух же, висящий на анкерах и палке, похоже, уже просто исходил криком, судя по тому, как чёрт прижимал уши и щурил глаза. Вскоре пытка вырубила узника и страж рывком выдернул черенок. Анкеры с лязгом обвисли... Маркус трезубцем перебил незримые путы, что удерживали жертву на весу и сел на лавку, прикрыл решётку и посмотрел на парня.
- Чего тебе, смертный?
- А... Собственно, Маркус, ты где кур берёшь? Ну ей-богу — один хлеб уже просто в горло не лезет, а храмовник даже рыбы не умеет организовать. Сделай такую божескую милость? Курочку? И дровец в очаг... если можно.
Маркус опустил глаза в пол и немного помолчал. Потом искоса посмотрел на Алана и, усмехаясь, произнёс:
- Вот ты — ты хуже всякой пытки, тебе так не кажется? Я эту ведьму тут жгу живьём, на кол сажаю, рёбра ей все трезубцем чуть не переломал. А ты при ней — про курочку и дровишки в очаг... И кто из нас двоих изверг?
Юноша посмотрел на пустое место на полу, сосредоточился и вдруг увидел лежащую там молодую женщину. Моргнул, всмотрелся — нет ничего... Повернулся к демону и краем глаза чётко увидел корчащееся на полу тело в окровавленном и опалённом хитоне. Снова пригляделся — ничего! В сердцах отвернулся, вскинул руки характерным жестом и продолжил:
- Маркус, брось! Сколько той бессмертной дела до моих нужд? А? Ну а почему я должен думать о её проблемах? Мне и без неё есть о ком позаботиться, а она, раз уж тут, надо полагать, сама заработала себе на орехи. Кстати, а что она натворила, если не секрет?
- Не секрет. Пойдём в семьсот тридцать первую, там сегодня у меня ещё дела. Там поговорим.
Они встали, вышли на галерею, где страж закрыл и перекрестил решётку. Чуть отойдя, Маркус наклонился к юноше и тихо проговорил:
- Ты же знаешь, как в эти камеры входить?
- Ну.
- Так ты того... Ведьмочка-то хороша собой, да и любвеобильна. Сам понял, да? Я глаза прикрою. Только не по субботам, по субботам к ней я с черенком хожу.
- А как же... Она ж бесплотная?
- Она суккуб, как Каменная Задница. Умеет принимать вид женщины. За это и наказана — собирала людское семя и таскала его в виде инкуба, да где-то ВИЧ подцепила и целую деревню заразила в Свазиленде... Сами-то бессмертные не болеют, а смертные пострадали.
- А я не заболею?
- Не! Я её за пятнадцать лет уже до стерильности прокипятил.
Алан задумался на минуту и вдруг спросил:
- А кто такая Каменная Задница?
- Ну ты даёшь! — Маркус аж встал столбом и взмахнул недоумённо руками. — Роза! Не знал, что ли?
Чёрт дошёл до нужной камеры и с сомнением посмотрел на Алана, ошалевшего от новости и задумчиво гладящего пальцем шрам на лбу. Заглянул за решётку, почесал лоб под рогом.
- Так, смертный, иди к себе, не след тебе тут... Тут храмовник один из католического храма, который настоятелей к педофилии подбивал. Несколько сот мальчишек попортили с его подачи. Дрянь, короче. Пару лет назад к нам попал, теперь вот его... это... Черенок мараю. Иди. Про курицу договорились — принесу на ужин, на трезубце испечём. Я вам с удовольствием компанию составлю.
- Н-да... Жизнь налаживается. До вечера, Маркус! Крепких заноз тебе, храмовник! — сказал Алан и поспешил прочь.
***
Вечером все трое сидели в номере первом с курицей. Алан и Маркус испекли птицу, нанизав на трезубец, для антуражу страж раскалил кучу щебёнки (нагрёб камней и долго дул на них, раздувая щёки) и она изображала костёр. Так и сидели они молча: Тина с другом у стола с курицей на столешнице, а Маркус с каменным стаканом крови — на соломе лежака. Тихо потрескивала остывающая меж ними куча камней, елся свежий белый хлеб, горячая, ароматная курочка, да пилась холодная «вымиралочка». Обсосав очередную кость, Тина кинула её в дымчатую ширму, прислушалась к звуку и тихо шепнула: «Бинго». Маркус усмехнулся и отпил глоточек куриной крови — ему, в отличие от настоящих бессмертных, это не возбраняется. Тина тихо рыгнула в ладошку и смущённо посмотрела на Алана. Тот лишь улыбнулся и почему-то спросил вдруг стража:
- Ты черенок-то отмыл?
- Ещё чего... Он его сам обсосал. — Маркус подмигнул парню своим огненным глазищем.
Алан уронил голову на руки, лежащие на столе и затрясся от беззвучного смеха.
- Ребят, вы чего? — Тина глядела то на друга, то на чёрта. — Кто чего обсосал?
- Это так... Наше, мальчишечье.
- Да ну вас... Курица-то съедобная хоть?
- Да-да! — в один голос откликнулись Алан с Маркусом и вновь захихикали.
- Маркус, ты это... Да не напрягайся ты, чего насупился? Я хотела сказать, если тебе сильно против шерсти меня катать, то ладно, не надо, чего уж там... Обойдусь.
Страж посмотрел на девушку и только криво усмехнулся, ничего не сказав. Посмотрел на чёрную, спёкшуюся кучу камней и как-то невесело, не смакуя, разом допил кровь из стакана. Раздавил его в крошку в кулаке, растёр в пыль меж ладоней и сдул в сторонку, чтоб ни в кого не попасть своим ядовитым выдохом. Встал и, вяло махнув рукой, ушёл в караулку.
- Чего это он, Алан?
- Да кто ж его знает.? Молиться пошёл.
***
И стало с того вечера в узилище совсем тошно: Ехидна уклонялся от разговоров, Маркус старательно терзал своих подопечных или зашивался в караулке, Тина томилась каким-то поганым предчувствием. Один лишь Алан, казалось, не унывал и еженощно ходил валять ведьму на седьмой уровень; возвращался в камеру под утро и мертвецки спал до позднего дня. Крис, чуявшая неладное, дожала Ехидну и тот вялым, убитым голосом сказал, что в пределы Солнечной системы вошёл червь. Что за червь, чем его пришествие так расстроило мир бессмертных, тот не сказал и просто зарылся в солому, отказываясь продолжать разговор.
А на душе у девушки с каждым днём становилось всё тревожней. В один из дней она пошла в храм одна (Алан отсыпался, вымотанный суккубом) и долго стояла у алтаря, молча молясь. Она несколько раз призывала храмовника и тот внезапно вышел к ней из стены под распятием — маленький, сухонький, сморщенный старичок с длинной белой бородой. Он подошёл к коленопреклонённой девушке, глубоко вздохнул и погладил её по голове. Утёр с морщинистого личика своего выбежавшую слезу и ушёл из храма прочь.
Расстроенная, заплаканная Тина вернулась в узилище и в камере её встретил Маркус, Алан всё ещё спал. Страж прижал палец с жутким когтем к губам и жестом попросил девушку пойти в караулку. Она пошла, еле переставляя ноги, какое-то просто отчаянное предчувствие беды лишало её сил. Маркус догнал и остановил её.
- Садись.
- Что?
- Садись на меня, Кристина. Я покатаю тебя. Ну же!
Чёрт опустился на одно колено и та привычно устроилась позади крыльев, сжав бёдрами талию монстра. Тот вспрыгнул и тяжело махнул крыльями, поднимая свою наездницу ввысь, всё выше, выше... У самого свода он прешёл в горизонтальный полёт и Тина вдруг увидела то, на что никогда не обращала внимания во время их пируэтов: в потолке был вход в пещеру. Если бы по стенам можно было подняться, то, войдя в неё, можно было бы жить выше всех уровней. Но... Люди не мухи, и без альпинистского снаряжения этот ход был им недоступен. Маркус же уверенно летел именно туда, едва не царапая потолок узилища когтями на концах своих крыльев. Достигнув входа он замедлил полёт и приземлился на пол балкона. Девушка спрыгнула и слегка испуганно огляделась. В полёте восторг самого полёта перекрывал страх высоты, а теперь он вернулся.
- Идём туда, — страж показал вглубь пещеры. — Смелее, дитя!
Они прошли метров двадцать и стало как-то необычно холодно и свет непривычно резал глаза, хоть и не был ярким. Ещё через три десятка метров они вышли наружу. Там была ночь, лунная, ни одно облачко не пятнало чистого неба. Тина судорожно вздохнула свежего воздуха и огляделась. Они стояли на маленькой площадке, вроде балкона на почти отвесном склоне горы. Пред ними простиралась залитая лунным светом панорама Вулкана с бухтой, морем до горизонта и лесом на берегу, что тянулся от самой горы. Девушка зябко поёжилась и обнаружила, что она нага и боса — ничего, кроме крестика на шее да небольшого островка чёрных локонов на лобке не прикрывало её тонкого, подросткового тела. Маркус посмотрел на неё и сказал:
- Твоя туника осталась в том мире. В этой реальности ей нет места.
- Зачем мы тут, Маркус? Разве путь мой ведёт в этот мир?
Демон потупился и тихим, рокочущим голосом произнёс:
- Кристина, дочка. За то, что я сейчас сделаю, мне вырвут крылья и заставят сожрать их сырыми. Но я с радостью приму эту кару. Знаешь почему? Потому, что мне всегда нравилось катать тебя! Теперь сними крест, дай я обниму тебя и — летим!
Тина немного помедлила, заглянула Маркусу в глаза и расстегнула серебряную цепочку. Аккуратно положила крестик наземь и повернулась к демону спиной. Тот встал позади девушки, прижал её к своему горячему, почти обжигающему телу, правой рукой обхватив поперёк живота, а левой — через грудь и в подмышку, зажал в кулаки собственную шкуру, разбежался и спрыгнул с балкона, расправив могучие крылья...
Он парил и пикировал, взмывал и падал чуть ли не до самой воды, он набирал высоту, маша крыльями и ловя восходящие потоки. Крылья его то выгибались, надувшись воздухом, точно паруса, то складывались, вибрируя перепонками, он выделывал самые невероятные фигуры высшего пилотажа, кружил и парил... Тина визжала, орала и вопила от восторга и азарта, голос её то переходил едва ли не в ультразвук в пронзительном визге, то набирал мощь грудных нот. Маркус временами подпевал ей, присоединяя свой громовой рёв к её девчачьему писку. В какой-то момент он вознёс её в немыслимую высоту, она расправила руки широко в стороны и замерла от восторга.
- Лети! — крикнул Маркус и разжал объятия.
Тина, широко раскрыв глаза, по инерции пролетела немножко вперёд, а потом, сперва медленно, потом всё быстрее и быстрее полетела головой вниз, к морю, словно стрелка, указывающая путь с небес в морскую пучину... Воздух рвал ей горло, давил на глаза, она закрыла рот и плотно зажмурилась. Метрах в пяти от воды Маркус поймал её в свои горячие объятия и вывел из пике на пределе выносливости крыльев, застонавших и едва не вывернувшихся из суставов. Брызги морской воды окропили их тела, ноги Тины чиркнули по поверхности и отлетели, словно от каменной тверди. Скорость постепенно упала и Маркус медленно, сильно замахав крыльями, понёс свою живую ношу к проклятой темнице своей.
Он с радостью оставил бы девушку на берегу или вовсе унёс прочь с Вулкана, но путь её уже был определён и что бы он ни сделал теперь — изменить что-либо он уже был бессилен.
Пройдя пещеру снаружи внутрь, Тина (уже с крестиком на шее, в тунике и сандалиях) и Маркус подошли к краю внутреннего балкона и уселись над обрывом, словно двое бесстрашных детей. Они сидели и болтали ногами — пара тонких девичьих в верёвочной обуви и пара мощных, как столбы, ножищ крупного чёрта, с каменными копытами.
- Маркус, а можно спросить?
- Да.
- Ты говорил, что трижды смертных видел. Нас, ту пару тридцать лет назад... А ещё?
- Самолёт тут падал у Вулкана, тоже пара смертных на берег выбрались.
- И что с ними?
- Их Роза съела. Обернулась львицей и сожрала.
- О господи…
- Ну а куда их девать? Могулу на то плевать было, Роза меня спросила... А мне они на что? Мне, если честно, как-то тоже всё равно было, я ж с острова никуда не могу уйти, она тоже. Ну просто оставили их, чтоб они в черной реальности задохнулись или в лесу с голоду померли. Так они сами свою судьбу решили: начали проклинать всё вокруг, ругаться. А Розе по уговору пложено таких казнить, вот она и казнила.
- Вот чё... Извини, а почему чёрта нельзя звать чёртом?
Маркус, скривив недовольную гримасу, поковырял в ухе когтем. Потом всё же ответил:
- Кхм... Потому, что обидно. Это как тебя звать сучкой: суть-то выражена правильно, но... Оскорбительно.
- М-дя... буду знать. — Тина вытянула шею, поглядела вниз и сама того не ожидая, плюнула. Усмехнулась, нахмурилась, потом проговорила:
- Что-то изменилось, Маркус. Я чувствую беду. Что? Скажи, если имеешь право.
Страж помолчал, посмотрел в сторону и тихо сказал:
- Права не имею. Но теперь разницы нет: вы должны покинуть узилище и через норы Свирсовы уйти навсегда. И пусть меня опять заставят сожрать язык.
Маркус повернулся и посмотрел в лицо девушки. Глаза его были полны печали. Та невольно отвела взгляд и спросила:
- Свирс... Что-то недобро звучит. Он кто?
- Смерть. И страшная.
Маркус взял Тину за руки и спрыгнул с балкона. У пола он крепко обнял её и, мягко приземлившись, аккуратно опустил на ноги.
- Ступай. Собирайтесь. Мне... Кристина, мне будет сильно не хватать вас, сумасшедшие вы недоросли! Всё, иди. Простимся, когда я выведу вас к Свирсовым норам.
Девушка кивнула и почти побежала к своей камере. Там Алан сидел за столом и смотрел в столешницу меж рук. Рюкзак, собранный и завязанный, стоял перед ним. Рядом лежала кобура с парабеллумом и ножны со штык-ножом.
- Алан?
- Приходил Ехидна. Кто-то выпустил его для этого специально. Сказал, что нам пора идти. — Юноша поднял взгляд на подругу, потёр пальцем шрам на лбу и продолжил: — Я думал, рад буду уйти отсюда, мечтал покинуть узилище... А сейчас сижу и не могу зад от лавки оторвать и шаг сделать. Тина, я что-то чувствую, страшное что-то. Похоже, путь наш определён и недолог он будет.
Девушка привязала ножны к пояску туники на левой стороне живота, кобуру разместила на правой ягодице. Подошла к юноше и, взяв за лицо руками, поцеловала прямо в губы. Она никогда и никого не целовала раньше в губы. И не хотела она, чтоб этот первый в жизни поцелуй был таки горьким.
- Вставай, горец! Наш путь определён и ждёт наших шагов. Сидя на заду не уйдёшь от судьбы... Вставай! Путь возникает под ногами идущего.
Алан поднялся, надел рюкзак и взял Тину за руку. Так, рука об руку, они и вышли из камеры, так подошли к Маркусу, что ждал их с трезубцем у караулки. Там Ехидна подошёл к ним и перекрестил трижды каждого. И исчез. Страж дошёл с ними до конца узилища и несколькими сильными ударами трезубца сломал незаметную кладку, что закрывала проход. Отошёл на шаг назад, посмотрел на ребят и тоже перекрестил их.
- Прощайте, смертные. Я бы поцеловал вас, но бесам нельзя этого делать. Ступайте с богом.
- Прощай, Маркус! Спасибо тебе за всё. Мы будем вспоминать тебя.
И вышли из узилища в нору Свирса.
***
Нора Свирса была круглой. Ребята шли друг за другом, рядом идти было неудобно. В норе воздух мерцал точно так же, как и в коридорах лабиринта, поэтому особых неудобств в этом плане не возникало. Крис попыталась было выйти вперёд на разведку, но не смогла отделиться, словно маленькая девочка-полукровка, заклятая мамой. Алан же, угрюмо шагавший впереди, только сопел и вертел головой в поисках ответвлений.
- Да что такое?!
- Что там, Тин?
- Не могу выйти из тела, что за блядство такое?..
- Опачки... Тина, а секретное знание что подсказывает?
- Что оно кончилось... Тихо всё, Алан.
Шагов через сто нора свернула вправо и вниз, потом, почти сразу — влево и снова вниз. Затем пол стал горизонтальным и идти стало легче — двигаться под уклон приходилось боком, чтоб не сорваться на бег. Путь их продолжался недолго, вскоре они вышли в небольшой зал с Y-образной развилкой. Ребята даже не успели подумать, какой рукав выбрать, как до них донеслась зоопарковая вонь и из левого прохода выбежал Свирс. Размером с корову, с голой птичьей головой, подозрительно похожей на куриную, на четырёх куриных же лапах. Только и голова, и лапы соответствовали размерам Свирсова тела. Отвратительная голая шкура, да и вся внешность монстра напоминали ощипанную курицу. Даже вместо хвоста торчала массивная гузка.
- С-с-свир-р-рс-с-с! — оглушительно визгнул Свирс и стало понятно, почему его так называют. Он стоял, повернув голову одним глазом к Алану и перебирал передними ногами с внушительными когтями. Глаз таращился равнодушно, с холодным, тупым безразличием.
- Тина, стреляй. Ножом такое не достать... — прошептал Алан, вынимая свой тесак. Другого оружия у него всё равно не было. Девушка выхватила дрожащей рукой пистолет, сняла кое-как с предохранителя, дёрнула кругляшки затвора.
- В сторону, браточек!
Юноша шагнул влево и Тина открыла огонь, держа парабеллум двумя руками. Девять пуль вошли в тело, промазать с такого расстояния было невозможно.
- С-с-свир-р-рс-с-с!
Свирс моргнул и быстро клюнул Алана. Юноша вскрикнул и упал, сбитый неожиданным и сильным ударом.
- Блядь! — вскрикнула Тина и полезла за вторым магазином: из твари не вышло и капли крови!
Свирс же, тем временем, подошёл к Алану и наступил на него одной ногой. Вывернул боком голову и наклонился так, чтоб видеть лежащего. Движения его были очень похожи на куриные. Пока девушка судорожно перезаряжала пистолет, Свирс начал второй лапой царапать Алана, разрывая тунику и сдирая кожу. Юноша зашёлся криком от боли и стал отчаянно бить тесаком по держащей его ноге, но тщетно — твёрдые жёлтые чешуи не поддавались лезвию. Тина подскочила вплотную и стала стрелять в голову монстра, стараясь попасть в глаз, но Свирс резко поднял куриную свою башку и внезапно клюнул девушку. Та упала навзничь и задохнулась от боли: тварь оторвала ей левую грудь и потоки крови заливали теперь разорванную тунику...
Крис в бешенстве билась внутри бесчувственного тела и сквозь остановившиеся, полузакрытые глаза Тины с бессильным отчаянием наблюдала, как Свирс терзает Алана. Несчастный юноша почему-то никак не терял сознания и сносил теперь нечеловеческие страдания. А монстр, тем временем, принялся клевать его, отрывая плоть кусками от беззащитного тела. Оторвав кусок, Свирс вскидывал голову, подбрасывая оторванное и широко раскрывал клюв, чтоб поймать и проглотить. Потом он крутил головой и дёргал шеей, чтоб проглоченное провалилось в утробу и принимался клевать вновь. Ухватит клювом, подёргает — не отрывается. И начинает скоблить лапой, распарывая живую ещё плоть... Вскоре тело юноши прекратило дёргаться и Свирс потерял к нему интерес. Он повернул голову боком к Тине и круглый, с жёлтым ободком, глаз уставился на новую жертву.
- С-с-свир-р-рс-с-с!
- Прочь, мразота! Пас-с-скуда, проваливай! — Тина, зажимая левой ладонью страшную рану, отталкивалась ногами и отползала назад от монстра. Тот же, моргнув, сделал к ней пару шагов, встал и склонив голову, чтоб рассмотреть получше, вытаращил глаз. Тина подняла пистолет и три последних пули выпустила ему прямо в зрачок. Она точно видела, что попала, видела, как пули шлёпались и прогибали оболочку, прежде чем уйти внутрь глаза. Свирс выпрямил шею, поморгал. Развернул голову и уставился другим глазом.
- С-с-свир-р-рс-с-с?!
Тина швырнула парабеллум и не попала. Тяжёлый пистолет лишь слабо стукнулся о щёку монстра и грохнулся на пол. Свирс приблизился и наступил Тине на ногу, потоптал её, заставив девушку кричать. Затем прижал всем весом и принялся скоблить второй лапой, срывая тунику. Точь-в-точь, как куры роются в земле... Внезапно он замер, приподнял голову, словно прислушиваясь, и замер. Тина успела лишь чуть перевести дыхание, она подумала, что бог смилостивился и окликнул страшную тварь, но... Свирс с мерзким звуком исторг струю смрадного помёта и тут же принялся деловито рассматривать жертву. Он ухватил её клювом за руку, разом сломав кости и принялся дёргать, отрывая. Несчастная девушка закричала дурниной, срывая голос. Рука всё не отрывалась и Свирс бросил её. Посмотрел одним, затем, повернув башку, другим глазом, прицелился и отщипнул Тине вторую грудь вместе с куском кожи и мышц, размером в две ладони! Подкинул кусок. Глотнул. Мерзко подёргал глоткой и вновь уставился на корчащуюся жертву. Схватил клювом за плечо и выпрямился, подняв тело девушки так, что ноги повисли, не касаясь пола и принялся срывать когтями передних лап плоть с бёдер. Распоротые мышцы повисли тряпками, кровь из бедренных артерий полилась, как из садовых шлангов и вскоре вышла вся...
Свирс швырнул безжизненное тело на пол и принялся отклёвывать толстые шмотки мяса, раздалбливая связки у суставов. Крис в ужасе замерла и даже не пробовала молиться или взывать о помощи к братьям-бессмертным. Она просто смотрела сквозь постепенно мертвеющие глаза растерзанного тела на трапезу Свирса и всё повторяла про себя раз за разом: «Всё?.. Теперь — всё?..» Свирс подбросил к потолку очередной кусок её бедра, да так, что тот шмякнулся о камень и оставил на нём кровавый отпечаток, плоть начала падать... И зависла над жадно разинутым клювом. Всё замерло и время остановилось. «Теперь — всё...» — обречённо подумала Крис.
yaplakal.com