Наконец, они выбежали в небольшой зал с высоким, классическим пещерным сводом (со сталактитами) и озерком в полу. С самого большого сталактита вода не то, чтоб капала — она с него текла. Собиралась в углублении и небольшеньким, с палец, ручейком, с невысокого уступчика стекала в нормальное подземное озеро миниатюрным водопадиком, производя тот самый журчащий шум. С другого края озерка от воды поднимался пар и периодически со дна всплывали пузырьки. Нет, вода там не кипела, но была явно горячая.
- Ну, прям баня. Нас покормили, помоют и спать положат. Потом будут беседы вести. Как в русских сказках!
- Не-а. Нас уложили спать, накормили, теперь баня. А разговаривать с нами даже чёрт не стал... Алан, ты вообще что? Фанат русской литературы?
- Ну а что тут такого?.. Я и говорю по-русски почти без акцента, и пишу без ошибок — меня же после школы хотели в Москву на учёбу послать.
- Во как! Я, собственно, немножко тоже могу по-русски. Ругаться, в основном. Ругань у них классная: сочная, хлёсткая, просто прелесть!
Тина спустилась к ручейку, подставила ковшик из ладоней и с опаской набрала воды в рот.
- Солоновата, но так и ничего, вроде... Минералочка!
- Вымиралочка?
- Что?
Алан нагнулся к водопаду и попил. Подумал и с сомнением помыл руки. Никто не обругал его и он с наслаждением умыл лицо.
- Тина, это игра слов по-русски. Долго пояснять... Надо мыться, наверное? Вон там спуск к воде удобный, — он показал рукой, — да и там вода тёплая должна быть, меж этим источником и тем кипятком... Иди первая, я отвернусь.
Он сел лицом к сталактиту и стал наблюдать за тем, как капли стекают по его бокам и к низу уже образуют тонкую, прерывистую струйку.
- Алан! У меня проблемы.
Юноша, не оборачиваясь, спросил:
- Что там, родная?
- Меня в воду не пускают!
Глаза его округлились от недоумения.
- Кто?!
- Ну кто-кто... Кто-то. Не даёт даже ногу в воду окунуть. Иди ты первый! Подожди, я рубаху накину... Давай, иди!
Алан встал, подошёл к Тине и посмотрел на неё внимательно. Та смотрела на него с каким-то странным выражением лица и сильно натягивала полу рубахи, прикрывая место, которое вообще-то прятали трусики.
- Ты меня не разыгрываешь?
- Собственно... Нет, не разыгрываю. Попробуй войти, но скорее всего ничего не получится, вместе надо.
Алан расшнуровал и снял ботинки, стянул носки, скинул разодранную куртку, стянул через голову футболку, снял остатки брюк. Подсмыкнул трусы и пошёл к воде. Шёл долго, минуты три. Развернулся и одним шагом вернулся к Тине.
- И как это выглядело со стороны?
- Ты просто стоял и смотрел на воду. Даже не пробовал войти. Давай вместе... Отвернись?
Алан повернулся к девушке спиной. Сзади зашлёпали босые ноги.
- Идём.
Он пошёл. Сделал пяток шагов и, слегка повернув голову, спросил:
- Может нам за руки взяться?
- Давай...
Они взялись за руки и прежним порядком двинулись к воде: Алан впереди, Тина у него за спиной. Сделав несколько шагов, остановились. Для того, чтоб оказаться в воде, нужен был всего один шаг.
- Тина, тебе ясно указания дали или?..
- Трусы, Алан. Снимай, я думала проканает. Только, чур, не оборачивайся!
- Хорошо, хорошо...
Юноша снял последний покров с тела и немножко подождал. Тина за его спиной слегка посопела и снова взяла его за руку.
- Заход на помойку, дубль пятый!
- На помывку, Тина. На помойке ты Слава нашла.
- Не умничай! Вперёд и ни шагу назад!
Они наконец-то вошли в озеро. Это было просто блаженство! Горяченькая, слегка щелочная минеральная вода, казалось, сама отъедала с них пот и грязь, они с упоением тёрлись ладонями не помышляя даже разглядывать друг друга. Какое же это было блаженство для их усталых, измученных тел! Алан набрал полную грудь воздуха и опустился с головой под воду. Там он принялся ожесточённо мыть свои жёсткие, прямые чёрные волосы, чесать голову ногтями, тереть ладонями лицо... С силой выдохнул воздух через нос, породив струю пузырей и выпрямил ноги, поднимая голову над водой.
- О боже! Как же хорошо-то!
- И не говори... Я всегда думала, что мытьё — это нудная обязанность. А оказывается, это такое удовольствие!
- Ага! Чтобы понять прелесть мытья, надо изгваздаться, как свинья.
Они с наслаждением поплескались в воде ещё. Маленько — сколько позволяли размеры озерка — поплавали и поныряли, пополоскались в ледяной воде у водопада, погрелись в горячей у гейзера... Ребята старательно избегали находиться рядом, чтоб не смущать друг друга, ведь они, как и все подростки на свете, сильно стеснялись недозрелости своих тел и оценивали свою внешность крайне невысоко. В конце концов, Алан подошёл к выходу из озерка и встал лицом к берегу по пояс в воде.
- Тина, пристраивайся, выходим.
Девушка подошла к нему и слегка покашляла.
- Чего кхекаешь?
- Короче, не выпустят нас.
- Так тут жить и останемся?
- Не умничай. Мы должны вымыть друг друга. Так что... Какие идеи? Я как-то на петтинг не подписывалась!
Алан потёр пальцем шрам на лбу и предложил:
- Поворачивайся ко мне спиной и заходи по горло.
- Ну... Раз ничего умнее ты не придумал…
- Иди, а? А то ведь так выполощу.
На глубине он старательно потёр Тине меж лопаток, по рукам и поерошил волосы, попросив присесть. Затем повернулся к ней спиной и чуть присел. Она потрепала ему волосы, потёрла плечи, спину, руки... И ущипнула за зад. Алан подскочил, сдержал ругательство и чуть не обернулся. Хмыкнул. Подал руку и потянул к берегу, высматривая, где там его трусы. С минуту он шёл по колено в воде, прежде чем понял: трюк не удался.
- Тина, похоже, что мы плохо помылись.
- Только дошло, да? Я уж думала, подсказать, что ли?
- Идеи есть?
Девушка застонала и раздражённо произнесла:
- Алан, ну не такая уж я жаба, чтоб ко мне и прикоснуться тошно было! А тебя я в госпитале уж где и как только не трогала. И не только в госпитале... Так что давай так: моем друг дружку по полной программе и без пропусков, чтоб потом не возвращаться. Пошли в воду!
Они отошли до глубины Тине по груди и Алан поднял руки.
- Ты первая.
- Чего лапы задрал? Держись за плечи и давай ногу.
Она тщательно растёрла ему ступню, промыла между пальцев, взяла одной рукой под пятку, а второй тщательно помыла от щиколотки до колена.
- Вторую!
Так она и вымыла своего друга от пяток до самой макушки, не пропустив ни единого местечка.
- Давай ты теперь, — она задрала ногу и поставила её Алану на ладонь, держась за его плечо. Он тоже справился с задачей нормально, заколебавшись лишь дважды: первый раз, когда, потерев волосы на лобке, хотел было перейти выше. Тина поймала его за руку и широко раздвинула ноги. — Мой давай. И тщательно. И сзади тоже хорошенько, не только снаружи.
Второй раз юноша завис, когда лишь едва погладил девушке груди. Но та опять перехватила его руки и вернула назад.
- Алан, я так полагаю, ты уже не одну пару сисек потрогать успел. Просто помой меня!
Тот судорожно вздохнул и принялся тереть ладонями всерьёз. Пока мыл Тине шею и голову, та тихонько взяла его за взбесившуюся плоть и осторожно, ласково поглаживая, помогла ему сбросить напряжение.
- Спасибо за помывку, браточек!
- И тебе спасибо.
И, взявшись за руки, они спокойно вышли из воды на берег, где их ждала неожиданность: их одежда пропала. Покрутив головами, они обнаружили на валуне белый свёрток. Это были две туники — что-то типа длинных рубах с поясами и без рукавов. Рюкзачок с оружием и припасами стоял тут же, у валуна. Был он чист и заштопан; оба тесака в ножнах, парабеллум в кобуре и пачки патронов лежали рядом. Тут же были и полторы пачки сухих галет, полпачки печенья и обе фляги. Рядом стояли две пары верёвочных сандалий.
Ребята надели туники, обулись и принялись пристраивать оружие к пояскам своих одёжек. У кобуры имелся свой ремешок, что облегчало задачу: поясок туники не выдержал бы веса штык-ножа в ножнах и пистолета с запасным магазином. Проверив надёжность крепления оружия и удобство его вынимания, ребята погрызли немного галет, попили «вымиралочки» у водопадика и пошли к выходу. Шли они легко и бездумно; освещённый коридор вёл их, пол был ровным, отдохнувшие тела, накормленные, напоенные и отмытые, легко и приятно перемещались в пространстве, а мысли их носились где угодно, но только не в этом монотонном подземелье. Мысли Тины витали вокруг её нового наряда, рикошетили от странного ощущения отсутствия нижнего белья назад, к моменту мытья, когда Алан так нежно и трепетно касался её, к тем новым, совершенно неизвестным ей доселе ощущениям.
Мысли Алана были чуть дальше: он вспоминал Розу. Все его мысли были сосредоточены именно на ней, на этой практически идеальной женщине, которая сделала Алана настолько счастливым, что и сравнить было невозможно ни с Тиниными ласками, ни с диким, разнузданным сексом с Дашей... Никто и ничто не могло сравняться в любовном искусстве с Розой! Их малость неприличные мысли заставили их сильно покраснеть в тот момент, когда за очередным поворотом открылась широкая и ярко освещённая свечами и фонариками площадка. Прямо перед ними возвышался алтарь, за которым на стене было высечено из камня громадное распятие.
Это был христианский храм. Настоящий, со всеми необходимыми и достаточными атрибутами, соответствующими назначению этого места: с притвором, иконостасом, алтарём... С клиросами, амвоном, престолом и жертвенником. Ошарашенный Алан стоял, раскрыв рот и на лице его читался мучительный стыд, будто он одними мыслями своими осквернил святое место. Тина же зажала рот обеими ладошками и слёзы брызнули из её чёрных горских глаз. Нет, они совсем не были набожны. Да, они оба были крещены. И этот храм, казалось, смотрел в их обнажённые души и требовал покаяния... Алан первым сделал шаг вперёд, дошёл до ступеней амвона, ведущих к алтарю и встал на колени. Сложил ладони друг к дружке на уровне груди и опустил голову вниз, не пытаясь даже обороть невыносимое чувство раскаяния. Он молча молился и каялся во всех своих бесчисленных грехах: от множества убийств и до прелюбодейства с чужими женщинами. Алан не простил прощения, не искал оправдания, он просто клал прегрешения свои на незримые весы высшего правосудия. В какой-то момент незримая сила остановила его и он замолчал. И в оглушающей тишине ждал вердикта. И глас небесный, похожий на отдалённый гром и на звон озорного колокольца одновременно, произнёс в его сознании:
- Ступай путём, что предназначен тебе, ты не подлежишь порицанию за дела твои. Ни единым поступком своим ты не посрамил честного звания мужчины. Не судим ты!
Алан тяжко, не вдруг, поднялся с колен. Широко троекратно перекрестился и поклонился в пол распятию на горнем месте за престолом. Повернулся и легко, словно на крыльях, с умиротворённым лицом вышел из придела храма.
Тина, глянув на него, слегка вздохнула и пошла к амвону, мелко крестясь и едва не плача. Руки её заметно потряхивало. У ступеней она поискала отпечатки Алановых ног. Подошла к ним и встала, зачем-то стараясь попасть своими коленями в те же места, где стояли колени друга. Сложила молитвенно ладони и вдруг, ни с того ни с сего, смело подняла лицо к распятию за семисвечником и принялась про себя перечислять все свои прегрешения, вольные и невольные, слегка улыбаясь. В глазах её плескалось отчаяние, смешанное с неожиданной удалью, казалось, что она слегка подтрунивает над богом в этом своём перечислении убийств, пыток, казней и бандитских налётов. Глас небесный велел ей остановиться. В звенящей тишине она ожидала любого вердикта, но глас велел:
- Кристина, вон пойди!
Глаза её округлились, лицо вытянулось и она вскочила на ноги. Быстро перекрестилась и пошла к выходу.
- Стой!
Она встала посреди храма, как вкопанная.
- Мера прегрешений твоих не порицаема, поступки твои благородны. Следуй путём, назначенным тебе. Ступай.
Тина снова пошла и вдруг невидимая длань крепко приложила ей шлепка по заднице, да так, что Крис едва не выпала. Глаза её округлились ещё сильнее, но она дошла-таки до придела, где получила от незримой длани вдобавок ещё и звонкий подзатыльник. Схватив Алана за локоть, она спешно поволокла его прочь от храма, давясь от смеха. Хохотала она долго и от души, было видно, что она испытывает огромное облегчение.
- Тина, Тин, что он сказал тебе? Ну? Что сказал?
- Ой, подожди... Ой не могу... Прости, Алан, не обижайся... А тебе?
- Ну, сказал, что я не судим, чтоб шёл, куда иду. А тебе что?
- А мне... Выгнал вон, дал по жопе и подзатыльник!
- Ты что?! Всерьёз?!
- Ага, — девушка утёрла слёзы и продолжила: — Сказал, чтоб шла, куда иду и что ещё не шибко накосячила... И — подзатыльник на выходе! Ой, уморушка, ой не могу... Ха-ха-ха!
Юноша, глядя на судороги подруги, невольно присоединился к её смеху, от былого ощущения просветлённости осталось лишь лёгкое облако под рёбрами. Они ещё какое-то время постояли, прыская смехом, потом всё же пошли по коридору, хохоча, периодически поохивая и переводя дух.
- Алан, это же дух-храмовник был?
- Ну да. А ты что, думала, что это Иисус Иеговович?
- Ох и уморушка!.. — смех так и распирал девушку. — Иего... еговович!
Накормленные, напоенные, очищенные телесно и духовно, путники всё шли проходом, заполненным светящимся воздухом. Это было именно свечение самой атмосферы, типа северного сияния, что ли? Они не задумывались о природе этого явления, присутствием инореальности объяснялось, собственно, всё происходящее. Они просто шли своим путём, радуясь, что вот сейчас это делать не трудно, а когда возникнут трудности — они будут искать способы их решения. А на данный момент проблемой являлось лишь то, что проход этот был неизмеримо продолжителен: они сутками ходили по нему и не приходили никуда! Скудный запас еды однажды просто закончился, а «вымиралочка» из фляжек была плохой закуской. Они дважды ложились спать после посещения храма и теперь, к исходу третьего дня, выискивая камни помягче (Тина как-то, собираясь отдохнуть, попросила Алана найти камни помягче, чтоб прилечь, с тех пор, собираясь спать, они каждый раз их искали), Алан в который раз спрашивал, не подсказывает ли Тине чего-нибудь её тайное знание. Та лишь отрицательно покрутила головой и отправила юношу вперёд до поворота — так они решали проблемы золотых осадков. Дождавшись, пока он скроется, девушка, слегка задрав тунику, присела и стала разглядывать камешки, что лежали перед ней. Камешки были обычные, но вот вода, выходящая из её тела, вела себя как минимум странно: она не скрывалась в щебёнке там, где пролилась, а почему-то текла вперёд, вырисовывая странную траекторию. Можно было бы предположить, что Тина присела на стёсанный кусок цельной скалы, но она никогда так не делала — была охота ходить с обрызганными сандалиями!.. Она присмотрелась и поняла: кто-то или что-то даёт ей какой-то знак, указывает направление движения.
- Так, прямо, налево, нале... Тут тупик, опять налево, вправо, пря... Тупик, вправо... а дальше? — Тина выпрямила спинку, зажмурила один глаз и натужилась. Несколько капель покинули её тело и дорисовали развилку. — Ну ё-моё! А тут-то куда?
Она отстегнула флягу от шнурка, на котором та висела на её шее, отвернула крышку и тоненькой струйкой подлила водички в план. Развилка прорисовалась дальше и левый коридор кончился тупиком.
- Есть! Значит — налево, через раз налево, вправо, вправо и... Вправо! Запомним.
Тина встала, одёрнула тунику, пристегнула флягу и побежала догонять Алана. Она не видела, как вода, пройдя ещё с полсантиметра по правому коридору, протекла вниз, под камни.
***
Алан уже лежал, подсунув рюкзак под голову. С тем же успехом он мог использовать кирпич, было бы столь же «мягко». Но... Рюкзак у него был, а кирпича не было. Девушка легла с ним рядом и положила голову на друга — кости всё же лучше камней.
- Алан, мне показали, куда идти. Тут коридор начнёт ветвиться, пересекаться, нам надо будет два раза свернуть влево и три — вправо.
- Ну и славно. Странно, что такие вещи узнаются из тайного знания...
Тина не стала уточнять источник информации, просто улыбнулась и заснула. Вскоре засопел и Алан, и тогда Крис вышла и внимательно прослушала пространство. Ни единого признака присутствия жизни или нежити! Она прошла до последней развилки, посмотрела в последний правый коридор — там почему-то сгущалась тьма. Там чувствовалось дыхание другого мира, выброс иной реальности, отличной от их коридорного мирка. Крис не стала углубляться, решив оставить решение этого вопроса на завтра. Вернувшись к Тине, она стала свидетелем сцены, приведшей её в недоумение: спящая девушка засовывала руку друга к себе на грудь, под тунику!
- Это ещё что за дурь? — дух вернулся в тело и аккуратно, чтоб не разбудить спящих, убрал лишнюю руку с девичьего тела. И тоже уснул, с чувством исполненного долга.
Проснулась Тина счастливой. Рука спящего Алана лежала на её небольшенькой грудке и мягко шевелила пальцами. Она прислушалась к своим нежным чувствам, мечтательно зажмурилась и тихонечко вытащила из-под туники ладонь парня.
- Алан, подъём!
- Хрю.
- Нас ждут приключения в сумрачных недрах горы Вулкан, которые приведут нас... ну... Туда, куда ведут!
- Му.
Юноша сел и опёрся руками на широко раздвинутые колени, не обращая внимания на то, что одет, по сути, не по-мужски. Сидящая рядом Тина моментально протянула руку и дёрнула его за…
- Не делай так больше, ладно?
Та скорчила серьёзную гримаску и покивала. Путники поднялись, попили воды и направились вперёд. Вскоре они вышли в поперечный коридор — как из ножки буквы Т, свернули влево и зашагали дальше. Пропустив поворот влево, стали всматриваться повнимательнее и в следующий поворот свернули.
- Теперь только вправо?
- Да. Но тут просто два изгиба и в конце — развилка, тут негде заблудиться.
Пол коридора начал опускаться, ребята чувствовали, что идут под уклон. Не то, чтоб раньше их путь не изгибался в вертикальной плоскости, просто раньше эти спуски-подъёмы как-то чередовались, а теперь вот они явно и однозначно спускались. Тина слегка напряглась внутренне: Крис не заметила вчера спуска! Но Крис — дух бесплотный, ей гравитация безразлична. И всё же ощущение тревоги закралось ей в сердце и сидело там, грея холодные лапки. Вот и развилка. Путники переглянулись и пошли в правый рукав. Тьма постепенно сгущалась, они шли уже наощупь, взявшись за руки и трогая стены. Появился знакомый кисло-горький запашок, потянуло теплом... Недобрым, жгучим. Оно щипало кожу голых ног и сушило ноздри.
- Тина, мы правильно идём?
- Да. Правильно. Но зря! Похоже, надо возвращаться. Алан, возвращаемся! Это ловушка!
Они повернулись, но не успели сделать и десятка шагов, как часть стены просто рухнула, оглушив их жутким грохотом и заваливая коридор обломками. Алан вскарабкался по ним под потолок, откинул один камень, другой... В открывшееся отверстие он увидел их старого знакомого — огромного чёрта с раскалённым трезубцем на длинном черенке. Тот смотрел Алану в глаза и показывал пальцем — типа назад. Потом изобразил пальцами идущие ножки и снова ткнул когтем: назад! Юноша спустился и повернулся к Тине. Потёр пальцем шрам на лбу и сказал:
- Там рогач наш, куровод-то... Показывает, что нам туда.
Та дёрнула плечом, развернулась и обречённо зашагала вниз по коридору, во тьму и смрад. Через пару шагов парень догнал её и взял за руку. Так и шли они ещё шагов пятьдесят. Пока не подошли к яме в полу, отчётливо видимой дыре, со спиральной каменной лестницей, освещённой изнутри багровыми отсветами, ведущей в преисподнюю…
Спуск продолжался недолго, через пару минут ребята были уже у основания лестницы, в относительно круглом помещении, из которого лучами выходило шесть коридоров. Можно было не сомневаться даже, что угол между стенами соседних проходов был ровно шестьдесят градусов. Они стояли у последних ступеней лестницы и оглядывались по сторонам, держали руки на рукоятях ножей и не ждали ничего доброго. Когда тебя против твоей воли загоняют в непонятного назначения место, трудно представить, что там тебя ждёт что-то положительное.
В помещении было не то, чтоб темно, скорее сумеречно, как в древней фотолаборатории. Багровый свет шёл от факелов, что были натыканы в стены то тут, то там без всякой системы, просто где трещины были, там и вставили. Их дрожащее, красное пламя освещало стены, а всё остальное оставалось неосвещённым. Дышалось, вопреки ожиданиям, легко. Попахивало гарью от факелов, а так... Нормальный воздух. Жар и смрад остались наверху, словно там находилась вентшахта, сквозь которую удалялись миазмы преисподней и через которую пришлось пройти нашим героям, чтобы оказаться на шестистороннем перепутье.
Раздался глухой топот и Алан с Тиной повернулись на звук, вынув ножи — горское поверье учило их обороняться от чертей острой сталью. Могучий рогач вышел из одного из коридоров и неспешно подошёл к ним. Алан вытянул руку с ножом. Чёрт осмотрел оружие, отрицательно помотал головой и вытащил из-за спины (под крыльями, что ли прятал?) свой нож — с ручкой из рога, кованный и не шлифованный, хищной формы, с гарпуном на спинке. Он не угрожал им, клинок лежал на раскрытой ладони и чёрт показывал на него второй рукой — типа не надо мне ваш ножик, у меня свой есть. Убрав нож, рогач внимательно посмотрел на Алана, перевёл взгляд на Тину и вытянул к ней руку — медленно, без угрозы.
- Чего тебе? Язык проглотил?
Девушка дрогнула, чуть махнула штык-ножом, но с места не сошла. Чёрт упёр свой мощный коготь ей в рёбра, слегка нажал и тот стал нагреваться, краснеть, по поверхности забегали искорки и язычки пламени. Меж тем, Тине это не причиняло никакого неудобства, лишь пропало ощущение защиты, которое ей давало заклятье Алана. С треском и шипением вспыхнул воздух вокруг раскалённого когтя чудовища и тут же всё прекратилось. Чёрт отнял коготь от туники Тины (на которой и следа не осталось), подул на него и жестом пригласил следовать за ним. Зашёл в один из коридоров, на ходу оглянулся и повторил приглашающий жест. Копыта его тяжело бухали по камням, плотно сложенные крылья слегка подрагивали на каждом шагу. В проходе он слегка пригнул голову, чтоб не задевать рогами низкий для него свод.
- Ну что? Идём?
- А что, варианты есть? Пока хоть не бьют, не пытают — и то хлеб...
Ребята зашагали вслед за чудовищем. Они держались чуть поодаль, привитое с детства отвращение к этим уродливым монстрам давало о себе знать.
- Тин, я вот спросить хотел... Может, ты знаешь. Вот эти... рогачи — они кто? Нежить? Бессмертные? Духи? Так от его шагов вон аж пол дрожит, явно туша из плоти и не лёгкая.
- Они условно бессмертные. То есть сами по себе не умирают. Но убить его можно, даже ножом можно. Только наверняка надо — в сердце там, голову отрезать... Или в лёгкие много-много раз, чтоб в крови захлебнулся, а то они регенерируют, как нам и не снилось.
- А исходно — они живые или духи?
- Ни то, ни то. Это, как бы, промежуточная стадия. Как я. Но я — человек-носитель духа, а ч... а это — дух, обременённый тушей полузверя.
- Не, что-то тут не складывается! Кто-то из писателей сказал, что человек — это тело, обременённое душой. То есть — духом! Или это не так?
- Алан, прости, но ты вот такую чушь спорол сейчас! У человека нет души, как бы там ни топорщились церковники. У человека есть разум, что и отличает его от животных. Легенды же о бессмертной человеческой душе пошли от полукровок.
- Ну я и раньше как-то подозревал, но специально не думал об этом... А-а, чёрт!
Юноша подвернул ногу и проронил в сердцах имя нечистого. Тот немедленно остановился и обернулся. Весь вид его выражал... недовольство, что ли? Алан остановился и поднял руки ладонями вперёд примирительным жестом.
- Прости, не хотел тебя потревожить!
Чёрт покачал укоризненно головой и приложил палец к губам. Собрался было повернуться, но Тина вдруг спросила:
- А как нам обращаться к чёрту, если он чёрт и молчит всё время?
Рогач выпрямился, рога его упёрлись в потолок, он тяжело задышал. В глазах его загорелся злой огонь, уши прянули и слегка развернулись крылья, он весь как-то растопорщился, выдохнул ноздрями струйки дыма... Потом сник, наотмашь рубанул когтями по стене так, что брызнуло каменное крошево и понуро побрёл прочь. А на стене осталась раскалённая надпись: «Маркусъ».
- Вот так... Тина, ты как-то полегче на поворотах, а?
- Сам язык придерживай! И под ноги смотри, — девушка утёрла пот со лба. И они продолжили путь.
Через непродолжительное время они вышли в узкое и очень высокое помещение. Потолка не было видно, а по левой стороне от пола шли галереи с бесчисленными лестницами и так до дальней стены, теряющейся в сумерках. Маркус слегка согнулся и подошёл к самой первой клети на нижнем уровне, отворил решётку. Грохнул когтями по кованным прутьям, привлекая к себе внимание и мотнул рогами в сторону камеры. Ребята подошли вместе, но тюремщик указал пальцем на Алана. Тот снова напрягся и взялся за тесак.
- Алан, подожди! Маркус, а можно нам в одной камере? Мы же просто подростки, нам же скучно друг без дружки, мы ж там ничего этакого делать не будем... — девушка явно несла всё подряд, стараясь угадать направление нажима на рогача, — мы же просто смертные, ну чего ты, не переживай, не сбежим...
Маркус постоял, глядя в пол, послушал всю эту болтовню и просто затолкал их обоих в камеру. Задвинул решётку и перекрестил металл в месте соприкосновения с камнем. Выпрямился, выйдя из-под галереи и пошёл куда-то по своим чёртовым делам, гулко топая копытами.
- Слушай, Тина, а почему он крестится сам и крестит всё вокруг? Он же нечисть? Он что — креста не боится?..
- Ну как... Он же христианская нечисть. Кто ему мешает поклоняться Христу? Это его личное дело.
- А как же?..
- По уговору. В нашей реальности для них крест смертелен по уговору. А в его реальности — сам видишь... Не удивлюсь, если он молится куда как чаще и старательнее нас обоих.
Девушка отвернулась от решётки и осмотрела камеру. Четыре на четыре метра или около того, потолок чуть повыше двух метров — Маркусу низко! На полу — в одном углу сеновал, огороженный плетнём из лозы в палец толщиной, явно для спанья, в другом углу — стол из грубых досок и лавка. Для сидения и еды, что ли?.. Отхожего места не предусмотрено. В стене напротив решётки — несколько анкеров, вмурованных в камень, очевидно, для приковывания на цепь. Девушка вспомнила Шуру с Терехом и дёрнула плечом. Тут же мозжечок зажгло и в голове прозвучало:
- Кристина? Ты тут что делаешь?
- Ты кто, демоноид?
- Я тот, кто водяного на Сонм забирал, того, с мышонком. Что ты делаешь в духовом узилище?
- Я не звала тебя!
- Так в том-то и дело... Ты вжала голову от выстрела, а я решил, что это кивок. Ну... Сделал вид, что я так решил. Типа ошибочка вышла.
- И?
Тина заторможенно подошла к столу и села на лавку. Алан чувствовал чьё-то присутствие, но ничего не слышал. Он тревожно оглядывался и держал девушку за руку.
- И... Водяного лишили бессмертия и он сразу сдох от увечий, что ты ему причинила. А меня на том же Сонме приговорили к узилищу — доказать вину не смогли. А вызывать тебя им не с руки, ты ж смертная почти... Вот и мурыжат тут, ждут, что я признаюсь.
- Как к тебе обращаться, дух гордый?
- Ехидна.
- Ого! Что, сам?..
- Ну да, член Сонма.
- Так это, а как они там теперь, без тебя?
- А я там. Меня лишь в перемещении ограничили, а так-то я всё тот же член Сонма. Подумаешь — непрошеное вмешательство в дела смертных... Да ещё и не доказанное.
- Скучаешь тут?
- Ну да... Ай, Маркус, прекрати!
Жжение исчезло и Тина выдернула пальцы из руки Алана.
- Садись, что встал столбом? Как бы Маркуса позвать?..
- Зачем?
- Писать хочу. А тут куда?..
Юноша встал, обошёл всю камеру, осмотрел все углы... Тщетно. Он потёр пальцем шрам и подошёл к решётке, вынул тесак и — гр-р-р-рум-м! — грохнул тыльной стороной лезвия по прутьям.
- Маркус! Маркус, подойди!
Через пару минут послышался грохот копыт по лестнице где-то очень далеко. Постепенно топот приближался, через какое-то время он вдруг прервался и послышался тугой свист воздуха, словно что-то огромное падало с высоты и рвало атмосферу краями. Мелькнула тень и Маркус спланировал неподалёку на пол, пробежав по инерции пару метров. Складывая на ходу крылья, он пошёл к первой камере, вытирая острия мощного трезубца с длинным черенком.
- Маркус, не надо меня на эти вилы, хорошо? Я спросить хотел... В программу нашего содержания пытка отсутствием сортира включена?
Чёрт остановился, взгляд его из огненно-бешеного стал тускло-мутным. Он явно был в затруднении и мысленно с кем-то советовался. Недоумённо пожал плечами и подошёл к решётке, опираясь трезубцем в пол, словно посохом. Откашлялся и хриплым, рокочущим голосом спросил:
- Что тебе нужно, смертный?
- Ап... А я думал, ты немой! Слушай, сортир тут не предусмотрен, а нам же надо... Мы ж смертные — едим, пьём. Ну, ты в курсе?
- Так что надо-то?
- Ну не можем же мы на пол... Мы же тут живём. Или мы тут ненадолго?
- Смертный, не испытывай моего терпения! Что нужно?
- Да хоть дырку в полу, что ли. И отгородочку какую, ширмочку... чтоб не на людях.
- Где? Тут? — Маркус показал пальцем в пол у решётки.
- Нет. Вот тут, в углу. И вот так — стеночку. А тут — дверку.
- А дырку зачем?
- Э-э-э... Ну чтоб это всё проваливалось подальше и не пахло. Не, ты что — сортира никогда не видел?
Демон отрицательно покрутил головой.
- Нет. Я отсюда никогда не выходил и смертных вижу третий раз в жизни. Но тем сортир не понадобился ни разу, я их так прикончил, безо всяких... Отойди.
Маркус помахал пальцами, отгоняя юношу от решётки.
Алан отошёл к Тине и инстинктивно прикрыл её от нечистого. Тот же открестил решётку и вошёл. Прикинул что-то в уме, взял трезубец и несколько раз шарахнул его остриями в каменный пол, производя жуткий грохот и дым. От места его ударов веером летела щебёнка, раскалённая, оплавленная, но с каждым разом трезубец уходил в пол всё глубже и глубже. Затем чёрт вынул своё орудие из пола и с трёх его острых концов в дыру в полу сорвалось по молнии, вырывавших черенок из когтистых лап стража. Из ямы полилось красное свечение и пахнуло тем самым кисло-горьким жаром, так знакомым нашим героям. Маркус убрал трезубец и заглянул в дыру, подманил Алана пальцем и кивком показал — типа так сойдёт? Тина тоже встала, но лишь затем, чтоб загасить солому постели, в которую нападало раскалённых камушков: пожара ещё не хватало! Алан бесстрашно заглянул в образовавшееся отверстие, прикинул на глаз и показал Маркусу большой палец. Тот кивнул и трезубцем прочертил по полу две линии, образовавшие вместе с углом камеры квадрат со сторонами по метру. Из линий тут же поднялся мрак и огородил дыру, сделав её невидимой. Чёрт пару раз проткнул пальцем непрозрачный нематериальный занавес, показывая, что его можно пройти насквозь и пошёл на выход. За решёткой он вновь перекрестил «замок» и ушёл было, но вернулся и сказал:
- Должок за мной. Меня за один грех чуть ли не тридцать лет назад дара речи лишили на Сонме.
И ушёл прочь, грохоча копытами по камням пола.
***
С появлением в узилище смертных, у Маркуса возникла масса осложнений: их надо кормить, поить, им нужен сортир (!!!) и что хуже всего — они не наказаны. Не заключённые! Так, на жительство определили на неопределённый срок. С водой и едой определились быстро: воду из «бани» те пили, а караваи хлеба взялся поставлять храмовник из соседнего подземелья. Славный старик. Только тоже не часто со смертными общается.
Раньше у стража не было таких забот, он просто держал камеры узилища закрытыми и по мере приговоров терзал узников. Работа хлопотная, но когда ты бессмертен и не волен уйти с места работы — вполне можно привыкнуть и даже как-то разнообразить себе будни, изобретая новые пытки. А теперь...
Маркус небыстро мерил шагами коридор, ведущий к шестипутью. Копыта его то и дело высекали искры из камней пола, рога периодически царапали потолок, а плечи приходилось порой поворачивать, чтоб пройти в узком месте. Да крылья подбирать при этом, чтоб не ободрать их тонкую и относительно непрочную кожу. В зале с шестью коридорами чёрт нагнулся и не глядя подхватил камушки с пола. Пересчитал — семь. Выкинул и снова царапнул пол когтями — пять! Швырнул в сердцах с силой прочь и свернул в ближний правый от себя коридор, копыта его вновь тяжко загрохотали. Маркус не любил пятый коридор: не то, чтоб он узкий или низкий, нет. Просто он заканчивался «прачечной», где узники пытались безостановочно и поэтому шум и ор там не прекращался ни на минуту. Работы там было немного: дрова под котлами пошевелить там, смолу да серу в котлах с узниками трезубцем помешать... Если кто из наказанных не орал, следовало повеселить такового опять же трезубцем. Страж был один на все шесть узилищ, его никто не менял и посещали лишь когда доставляли или забирали узников. Вот и ходил Маркус по отсекам в порядке, согласованном с теорией случайных чисел: сколько камней когти с полу поднимут. Если было много, он делил пополам, но старался не делать так, так как чаще всего в результате было или неровно (типа три с половиной, как сегодня), или больше шести.
Вообще, Маркуса мало заботило, что какой-то из блоков ада оставался на какое-то время без присмотра. В другой раз он сполна компенсировал недоданное внимание узникам. Больше всего же он любил именно шестой коридор: там и узников было немного, и терзать их следовало не часто. Поэтому именно там он и устроил себе караулку, где мог помолиться и отдохнуть.
Сам же Маркус был чёртом матёрым: ростом два пятьдесят, весом под триста килограммов и не толст, а мощен и прочен. Добротные когти, рога и копыта, прочные зубы, сильные крылья и хлыстообразный хвост. В душе же его нечистой, как и у всех прочих, делили место порок и добродетель. Причём, последняя была весьма своеобразна: Маркус был по-своему честен и справедлив. К смертным его отношение как-то так и не сформировалось за все полторы тысячи лет его жизни: даже бесёнком он не бывал в миру (что нередко практикуется у чертей), так как отродясь был приставлен к узилищу. Сперва отцу помогал, потом и сменил родителя, переведённого в другую сферу чёртовой деятельности (упоминать которую остережёмся). Собственно, со смертными Маркус столкнулся в третий раз в жизни. Предпоследняя встреча была кратковременна и почти моментально закончилась смертью двух людей: самец просто умер от страха (не оставив после себя даже искры), а фанатичная полукровка ещё минут пять пыталась бороться со стражем. Именно после этого Маркуса судили и лишили языка... А теперь вот он мучительно пытался осмыслить ситуацию, чтобы не наломать дров, как тридцать лет назад. И эта вся возня начинала его как-то по-новому забавлять, предоставляя возможность взглянуть на жизнь совсем иначе...
Проведя необходимые процедуры в круге пятом, Маркус решил попутно заглянуть в одиночку, в коридор номер один. Там был один-единственный узник с начала веков, искра души смертного. Которой бессмертные не велели угасать и горела та одна-одинёшенька уже две с лишним тысячи лет... Страж не знал, чья это душа, он лишь периодически доливал елей в лампадку, где та светилась. Так и горел этот светоч неугасимый слабой точкой в громадном круге первом подземного узилища.
***
Дни заключения тянулись однообразно и монотонно. Изредка Крис разговаривала с Ехидной, но Маркус пресекал эти беседы, нещадно лупцуя демоноида трезубцем. Тине он сказал как-то, что смертную он истязать не станет — не велено, но духу может и рот зашить. И подмигнул. Поэтому изредка с Ехидной они всё-же переговаривались, но нечасто. А так... с утра Маркус приносил им с Аланом кувшин воды и небольшой каравай хлеба. Вода была той самой опостылевшей «вымиралочкой», хлеб же был чёрен и зачастую чёрств. От безделья ребята развлекались борьбой и поединками на ножах — не снимая с них ножен, естественно. Однажды, совсем осовев от безделья, Тина решила пострелять из парабеллума по факелам — никаких других мишеней в узилище не наблюдалось. После четвёртого выстрела сверху камнем упал Маркус и пятая пуля сочно шлёпнулась в его живот... Он осмотрел рану, поковырял в ней когтем. Потом дёрнул прессом и пуля вылетела прочь. Тина смотрела на него расширенными глазами, закрыв лицо ладошкой. Она понимала, что не убила Маркуса, но и не знала, насколько серьёзно навредила ему. Чёрт же внимательно осмотрел горошинку пули, сунул её в рот, разжевал и проглотил. Погрозил девушке пальцем и улетел, сильно взмахнув крыльями, подняв при этом тучу пыли с пола.
- Не шуми больше. — Крис услышала ментальное послание стража и пошла к столу прятать пистолет... Скучно.
yaplakal.com