Вот, вспомнил ещё одну историю про доктора!
Мы — это алкогольДоктор Корнеев смотрел на пару в своём кабинете с выражением человека, который только что обнаружил, что его любимая чашка с надписью "Не все пациенты идиоты, но все идиоты — пациенты" разбита. То есть с выражением глубокого, почти экзистенциального разочарования.
— Итак, — сказал он, постукивая ручкой по столу так, будто пытался выбить из него признание, — вы утверждаете, что готовитесь к деменции, которая ещё толком не началась, создавая... как вы это назвали? "Опоры для будущего"?
Маша и Саша сидели напротив него, держась за руки с видом двух новобранцев, брошенных на передовую без оружия. Саша выглядел растерянным, словно пытался вспомнить, зачем они вообще сюда пришли. Маша же смотрела на Корнеева с упрямством тренера по фитнесу, заставляющего клиента сделать "ещё всего 10 отжиманий".
— Мы хотим быть готовыми, — сказала она. — Врач сказал, что болезнь будет прогрессировать...
— А, "врач сказал", — перебил её Корнеев, изображая пальцами кавычки с таким сарказмом, что они практически материализовались в воздухе. — И этот оракул медицины, конечно же, порекомендовал вам снимать слезливые видео и писать письма в будущее. Или это ваша собственная инициатива, вдохновлённая просмотром мелодрам по вечерам после напряжённого рабочего дня?
Маша покраснела.
— Мы просто хотим максимально сохранить нашу связь, когда он начнёт...
— Забывать, — закончил за неё Корнеев. — Да-да, я понял. Создаёте цифровой музей вашей любви. Очень трогательно. А что, если я скажу вам, что всё это может оказаться совершенно... бесполезным?
Саша вздрогнул, будто его ударили. Маша сжала его руку крепче.
— Что вы имеете в виду? — спросила она с вызовом.
Корнеев вздохнул, как человек, которому приходится объяснять трехлетнему ребёнку, почему нельзя есть песок.
— Видите ли, — начал он, откидываясь в кресле, — деменция — это не просто "ой, я забыл, что ел на завтрак". Это не что-то, что можно исправить, показав человеку фотографию тоста с джемом. Это комплексное разрушение нейронных связей. Вы можете заполнить всю квартиру стикерами с напоминаниями, но в какой-то момент человек может забыть, что такое стикер и зачем на нём что-то написано. Понимаете?
— Но мы должны что-то делать! — воскликнула Маша. — Не можем же мы просто ждать...
— Разумеется, не можете, — согласился Корнеев. — Люди вообще плохо переносят неопределённость. Они предпочитают создавать иллюзию контроля. Как, например, эти ваши видеозаписи. Кстати, о них. Можно поинтересоваться, что именно вы там говорите?
Саша неожиданно оживился.
— Я говорю, что Маша самая красивая женщина на свете, — сказал он с улыбкой.
— Потрясающе оригинально, — заметил Корнеев. — А вы, Мария?
— Я... — она замялась. — Я рассказываю о наших привычках. О том, что он любит. Две ложки сахара в кофе, капля молока...
— То есть вы создаёте пособие по эксплуатации вашего мужа для будущей версии самой себя, — подытожил Корнеев. — Интересный подход.
— Вы же врач! — не выдержала Маша. — Разве вы не должны нас поддерживать? Говорить, что всё будет хорошо?
— А, вот оно что, — Корнеев изобразил внезапное озарение. — Вы перепутали меня с продавцом розовых очков. Нет, моя задача не в том, чтобы вам говорить, что "всё будет хорошо". Потому что, спойлер: не будет. Будет тяжело, мучительно и больно. Для вас обоих. И никакие милые видеозаписи с признаниями в любви не изменят биохимию мозга.
В кабинете повисла тяжёлая тишина. Маша смотрела на свои руки, Саша — в окно, где колыхались ветви берёзы.
— Я хочу, чтобы она была свободна, — вдруг произнёс он.
— Что? — Маша повернулась к нему.
— Я не хочу, чтобы ты была привязана ко мне, когда я... когда меня уже не будет в полном смысле, — сказал он тихо. — Я хочу, чтобы ты могла уйти.
Корнеев внимательно наблюдал за ними, его вечно саркастичное выражение лица на мгновение смягчилось.
— А вот это уже интересно, — сказал он. — Первая здравая мысль за весь приём. Продолжайте.
— Нет! — почти закричала Маша. — Я не уйду. Никогда. Я буду твоим домом, твоей памятью, твоим...
— Тюремщиком? — предложил Корнеев.
Маша посмотрела на него с ненавистью.
— Вы не понимаете. Мы любим друг друга.
— О, я прекрасно понимаю, — кивнул Корнеев. — Вы любите человека, который сидит рядом с вами. А он любит вас. Но через пять, десять лет рядом с вами будет сидеть человек, который внешне похож на вашего мужа, но не будет им. И что тогда? Вы будете показывать ему видео, где он, молодой и здоровый, говорит, как сильно любит вас? Не кажется ли вам это... немного жестоким?
Саша снова посмотрел в окно. На подоконнике лежало несколько берёзовых серёжек, занесённых ветром.
— Знаете что, — сказал он вдруг, — я думаю, мы всё-таки правильно делаем.
— Вот как? — Корнеев поднял бровь.
— Да. Потому что это не для того "меня", который не будет узнавать Машу. Это для неё. Чтобы она помнила, что я всегда её любил. И чтобы знала, что я понимал, на что она идёт, оставаясь со мной. И как сильно я ей благодарен.
Корнеев смотрел на него долгим, оценивающим взглядом.
— Хм. Не совсем безнадёжный случай, — пробормотал он. — Хорошо, давайте попробуем по-другому. Вы, — он указал на Машу, — прекратите причитать о том, как будете его вечной памятью и домом. Это, простите за прямоту, полная чушь. Вы не будете его памятью. Вы будете человеком, который однажды устанет от того, что вас называют чужим именем или не узнают вовсе. Вы будете раздражаться, злиться, плакать по ночам и чувствовать вину за эти эмоции.
Маша открыла рот, чтобы возразить, но Корнеев остановил её движением руки.
— И это нормально, — продолжил он мягче. — Вы человек, а не ангел-хранитель и не эмоциональный банк памяти. А вы, — он повернулся к Саше, — перестаньте себя хоронить заживо. Вы не умираете сегодня. У вас есть время. Используйте его. Но не для того, чтобы создавать мемориал самому себе, а для того, чтобы жить. Здесь и сейчас. С этой женщиной, которая, похоже, действительно вас любит, хотя я, честно говоря, не понимаю, за что именно.
Корнеев подошёл к шкафу, достал из него скрипку, несколько секунд с сомнением разглядывал её и убрал обратно. К столу он вернулся с бутылкой виски и тремя стаканами. Налил немного в каждый.
— Это против правил, — заметила Маша.
— Жизнь вообще штука довольно противоправная, — философски заметил Корнеев. — А сейчас я хочу, чтобы вы выпили со мной. За что? За здравый смысл. За то, чтобы перестать превращать свою жизнь в сериал категории "Б" о великой трагической любви. За то, чтобы начать проживать каждый день, а не готовиться к тому, что может никогда не наступить.
Они подняли стаканы. Маша всё ещё была напряжена, но Саша неожиданно улыбнулся.
— Знаете, доктор, — сказал он, — я начинаю понимать, почему вы такой циничный. Вы просто видели слишком много людей, которые позволяли страху управлять их жизнью, верно?
Корнеев посмотрел на него с лёгким удивлением.
— Не думал, что пациенты в вашем состоянии способны на такие прозрения, — сказал он наконец. — Может, не всё потеряно. А теперь мой рецепт. Первое: выбросьте половину этих дурацких видеозаписей. Оставьте несколько, если хотите, но перестаньте превращать вашу квартиру в музей имени себя. Второе: найдите врача получше, чем тот шарлатан, который поставил диагноз и отправил вас восвояси. Вот - запишите контакт моего товарища. Он набирает группу для экспериментального лечения. И третье...
Он задумался, глядя в окно на берёзу, чьи ветви качались на ветру.
— Третье: купите бутылку хорошего виски. И пейте её вместе. Потому что алкоголь — это, конечно, не единственное средство, но тоже гарантированно стирает память. И если уж вы так стремитесь стать хранителем, — он взглянул на Машу, — начните с того, чтобы научиться иногда забываться. Это полезный навык. Особенно в том, что вам предстоит.
Маша рассмеялась. Неожиданно для себя самой.
— Вы невыносимы, доктор Корнеев.
— Я знаю, — кивнул он. — Но вы всё равно меня запомните. Даже когда забудете половину тех слащавых фраз, которые наговорили друг другу на камеру.
Когда они уходили, Корнеев окликнул их:
— И ещё кое-что. Перестаньте драматизировать. "Я — это дом, я — это свет в окне..." Серьёзно? Если вы станете разговаривать с ним так, когда болезнь начнёт прогрессировать, он может решить, что либо вы сошли с ума, либо он попал в какую-то странную секту. Говорите нормально. Он теряет память, а не способность распознавать пафос.
Маша покраснела, но кивнула.
Корнеев проводил их и повернулся к окну. Одна из берёзовых серёжек залетела в кабинет и приземлилась на его стол. Он задумчиво покрутил её в пальцах.
"Я — это дом," — пробормотал он с усмешкой. — "А я тогда кто? Сарай-рефрижератор в аварийном состоянии? Заброшенный дегустационный зал? Пыльная библиотека?"
Но усмешка быстро сошла с его лица. Он вспомнил Сашины глаза — умные, живые, с проблесками той самой болезни, которая однажды погасит их окончательно. И Машин взгляд — полный надежды и страха одновременно.
"Чёрт возьми," — вздохнул Корнеев. — "Как же я ненавижу быть правым. Особенно в таких случаях. Дай им бог сил..."
Сам удивившись своим мыслям он одним глотком допил оставшийся виски и вызвал следующего пациента.