1
Пепел и Якорь
Он бежал не от погони. Бежал от памяти, которая оседала на кожу липкой пылью Аэндорского Базара. Арлин, двадцать один год от роду, с лицом, слишком резким для юности, и глазами, в которых застряли осколки другого мира, протискивался сквозь толпу. Запах специй, гниющих фруктов и пота бил в нос. Крики торговцев о ценах на драконью чешую и сомнительные зелья сливались в один пронзительный гул – острые ножи, режущие тишину, к которой он так отчаянно стремился.
Его пальцы непроизвольно сжали грубый холщовый мешок у пояса. Внутри не было золота, не было магических артефактов. Там лежали три гладких, холодных камня, найденных у ручья в лесу за три дня до... до Всего. И кусок угля. Глупо. Бесполезно. Но это были последние вещи, не пропитанные тем днем. Якоря в бушующем море его новой реальности.
Его тень на пыльной мостовой дернулась. Не в такт шагам. Самостоятельно. Арлин стиснул зубы, чувствуя знакомое ледяное касание внутри грудной клетки, как будто тень протянула щупальце и схватила за ребро. Они становились наглее. Тени. Не просто отсутствие света. Существа. Паразиты из той щели между мирами, куда он, по глупости, по юношескому зазнайству, сунул свой незрелый дар. Дар Теневода. Звучало гордо. На деле – проклятие.
Он свернул в узкий переулок, где воздух был гуще и пахло мочой и заплесневелым камнем. Цель была – «Висячие Сады», не сад, а убогий постоялый двор на сваях над зловонной канавой. Комната под крышей, где можно было запереться, где окна были забиты досками, где темнота была его темнотой, контролируемой. Относительно.
Шаг. Еще шаг. Его левая нога волочилась – напоминание о неудачном прыжке через ту самую щель, когда он пытался вытащить ее. Лису. Сестру. Ее смех, как звон хрустальных колокольчиков, все еще эхом отдавался в черепе, смешиваясь с предсмертным хрипом... Нет. Не сейчас. Арлин вдавил ногти в ладонь. Боль – якорь в настоящем.
Тень на стене переулка вдруг сгустилась, приняла форму, напоминающую сплющенного паука размером с собаку. Она метнулась вперед, перекрывая путь. Арлин остановился. Сердце колотилось, но не от страха. От гнева. От бессилия.
— Отвали, — прошипел он, концентрируясь. Его собственная тень у ног вздыбилась, как черный плащ, и рванулась навстречу. Две тьмы столкнулись беззвучно. Воздух завибрировал, завыл на неслышимой частоте. Камни под ногами Арлина покрылись инеем. Он почувствовал, как силы уходят, высасываются этим немым поединком. Тень-паук отпрянула, растворившись в более глубокой тени под нависающим балконом. Его собственная тень вернулась к ногам, дрожащая, истощенная.
Арлин прислонился к мокрой от конденсата стене, переводя дыхание. Каждый такой бой оставлял внутри пустоту, холодную и звонкую. Он снова потрогал мешок. Камни. Уголь. Глупо. Он вытащил кусок угля. Черный, неправильной формы, шершавый. Последнее, что Лиса бросила ему в их последней, глупой ссоре перед... перед тем, как он полез демонстрировать ей свою «силу». «Вот тебе, герой!» — крикнула она, смеясь, и швырнула уголь, попав ему прямо в грудь. Он даже синяка не оставил. А потом... потом щель. Ее любопытство. Ее шаг туда, где его контроль был иллюзией. Его отчаянный бросок... и хруст костей под ним не ее, а его, когда он провалился сквозь истончившуюся реальность, а ее утянуло в пучину теней.
Он сжал уголь. Он был теплым. Странно теплым. Как будто в нем тлел крошечный, невидимый огонек. Арлин фыркнул. Галлюцинации истощения.
Добравшись до «Садов», он взбежал по скрипучей лестнице, игнорируя хромоту и насмешливый взгляд хозяйки, вечно разливающей какую-то мутную бурду за стойкой. Его комната была каморкой под самой крышей. Духота. Забитые досками окна пропускали лишь игольчатые лучи света, в которых кружилась пыль. Здесь было тихо. Здесь было его царство теней. Или их тюрьма.
Он бросил мешок на соломенную подстилку, служившую кроватью, и сел, уткнувшись лбом в колени. Тени в углах комнаты зашевелились. Они всегда чувствовали его слабость. Как стервятники. Не настоящие твари, как та паучиха в переулке, а эхо, отражение его собственной боли, его вины, притягивающей настоящих паразитов, как гниющее мясо – мух.
— Лиса... — прошептал он в темноту. Ответа не было. Только шелест. Шелест множества ног по гнилому дереву. Шелест крыльев моли в его груди.
Они пришли ночью. Не через щели в досках. Они пришли изнутри. Из глубин его собственной искаженной тени. Тени, которую он когда-то считал инструментом, продолжением себя. Теперь она была дверью.
Арлин проснулся от ледяного ужаса. Комната была погружена в кромешную тьму, но он видел. Видел, как стены дышат, пульсируя черной слизью. Видел, как из его собственной тени, растянувшейся по полу до самого потолка, выползают они. Тени в форме скрюченных гуманоидов, с слишком длинными пальцами-щупальцами и пустыми глазницами, светящимися тусклым, больным зеленым. Паразиты. Пожиратели остаточной боли, неупокоенных душ и... Теневодов, потерявших контроль.
Он вскочил, но его собственная тень, словно живой капкан, схватила его за лодыжки. Холод пронзил кости, парализуя. Он попытался крикнуть, но звук застрял в горле, сдавленный невидимой удавкой. Твари приближались, бесшумно скользя. Их зеленые глазницы мерцали голодом. Голодом к его страху, его отчаянию, его памяти о ней.
Арлин зажмурился. Нет. Не так. Он не даст им ее. Последнее, что у него осталось. Образ. Смех. Даже боль от угля, брошенного в шутку. Он сосредоточился не на борьбе, не на попытке отбросить их – это только подкармливало. Он сосредоточился на тепле. На том странном, глупом тепле куска угля в мешке у него на поясе. На ощущении удара в грудь. На ее голосе: «Вот тебе, герой!» На ее жизни, а не смерти.
Он представил этот крошечный огонек внутри угля. Невидимый, но реальный. Как искру. Он вдохнул эту воображаемую теплоту, направил ее в свою ледяную, скованную тенью грудную клетку. К своей тени, держащей его.
Произошло не взрыв. Произошло... отталкивание. Тихое, как выдох. Его собственная тень вздрогнула и ослабла хватку. Твари-пожиратели замедлились, их зеленые огоньки дрогнули, как пламя на ветру. Им не нравилось это тепло. Эта крошечная, упрямая искра жизни посреди их царства смерти и вины.
Этого мгновения хватило. Арлин рванулся вперед, не к двери, а к забитому окну. Он вцепился пальцами в гнилые доски, рванул изо всех сил. Дерево затрещало, одна доска поддалась, вырвалась, открыв узкую щель в ночной мир. Лунный свет, бледный и холодный, ворвался в комнату, как серебряный клинок.
Твари завизжали – беззвучно, но визг отозвался ледяной иглой в мозгу Арлина. Они отпрянули от луча, как от раскаленного железа, растворяясь в более глубокой тьме стен. Его собственная тень съежилась, прижалась к полу, потеряв свою агрессивную форму.
Арлин прислонился к стене у окна, глотая ртом холодный ночной воздух, смешанный с пылью. Его трясло. Силы были на исходе. Но он отбился. Не силой тьмы, а жалкой искрой памяти о свете. О ней.
Он посмотрел в щель. Над гнилыми крышами Аэндоры висела луна. Холодная, далекая, не сулящая утешения. Где-то там, в безднах между мирами, могла быть Лиса. Или ее тень. Или ничего.
Он опустил руку, нащупал мешок, вытащил уголь. Он был все так же черен, шершав. И все так же странно тепл. Арлин сжал его в кулаке. Это не был меч. Не был щитом. Это был якорь. Маленький, обгоревший кусок прошлого, который не давал ему окончательно раствориться в охватившей его тьме. Он не знал, как жить. Не знал, как найти ее, если она еще жива где-то там. Не знал, как изгнать паразитов навсегда.
Он знал только одно: пока этот уголь теплится в его руке, пока он помнит ее смех, а не только хрип, он будет бороться. Даже если его оружием будет лишь эта глупая, теплая искра в море ледяной тьмы. Он смотрел на луну, сжимая свой уголь-якорь, и тени в углу комнаты тихо шевелились, выжидая. Бой был отложен. Не окончен.
Можете поддержать на author.today:
https://author.today/work/479057#Размещено через приложение ЯПлакалъ
yaplakal.com