16
Матвей Антонович Штерн, практикующий психолог и начинающий писатель, сидел за массивным письменным столом, доставшимся ещё от деда, качался в офисном кресле и некрасиво грыз дорогую ручку.
Если бы сейчас его увидела мама, была бы катастрофа.
Впрочем, мама всегда найдёт, к чему придраться, это ж мама.
А Матвею Антоновичу нужна книга. Собственная книга. Нет, честно говоря, книга ему не особо была нужна, да что там - даже нафиг ему не сдалась, но вот тренды...
Тренды упорно твердили, что современный психолог без собственной книги, которая «повышает экспертность, придаёт весомость» и ещё чего-то там..., это так... Ну как генерал без медалей. Вроде как и генерал, но какой-то ненастоящий. Это было обидно, тем более, что и так дела шли, мягко говоря не очень, а на страничках социальных сетей более успешных собратьев по психологическому ремеслу действительно красовались стильные обложечки с их же именами и броскими названиями типа «Сто правил счастливой жизни» или какой-нибудь «Самодетокс», что бы это ни значило.
Матвей Антонович почесал в кучерявом затылке ручкой и в некотором отчаянии пробежался пальцами по клавишам, нажимая всё подряд. На экране вылезла белиберда, и ровно такая же белиберда царила у начинающего писателя между ушами.
Крокодил не ловится, не растёт кокос, если ты без книги, это не всерьёз...
Зато вот мама, когда узнала, что сын будет писать книгу, пришла в такой восторг, что с тех пор в расписании Матвея Антоновича появилось целых два ежевечерних часа на его писательские потуги, а мама либо ходила на цыпочках, либо отправлялась наверх к соседке делиться откровениями о гениальности ненаглядного чадушки.
Впрочем, первые несколько глав Матвей написал довольно бодро, пока дело не дошло до границ. Тех, которые личностные. Тех, которые про свободу самовыражения и всё такое. А без границ никак нынче, отстаивать границы нынче тоже в трендах!..
Вот только едва Матвей принимался писать про границы, внутри кто-то противно хихикал. Настолько явственно, что запахло самым настоящим неврозом.
- Матюша, я дома! - донеслось из прихожей, и Матвей тяжело вздохнул. - Скоро будем ужинать, дорогой! Я сейчас погрею курочку!
- Хорошо, мам, - вяло отозвался тот.
Поняв, что сегодня, как и вчера, как и позавчера, ничего не выйдет, он сидел и бездумно таращился на экран, и внимание привлекла рекламка, мерцающая сбоку.
«Ищете вдохновения, мистер писатель?..» - хитро улыбался ему оживлённый нейросетью Марк Твен в помятом костюме, с вислыми усами и дымящейся сигарой, на фоне широкой улицы с особняками в викторианском стиле. Он был такой настоящий, будто окошко рекламы и впрям пробило дыру в американский или британский девятнадцатый век, и Матвей, как заворожённый, ткнул курсором.
Что-то стукнуло, звякнуло, у горе-писателя на секунду помутилось в голове, а когда он распахнул недоумевающие глаза, обнаружил, что сидит на ковре, а в его кресле вальяжно развалился тот самый, с рекламы - усатый и с сигарой.
- Мама... - хрипло прошептал Матвей.
- Боюсь, вы ошибаетесь, молодой человек, - ответил вальяжный, с наслаждением затянулся, выпустил струю густого дыма, отчего у Матвея сразу зачесалось в носу. - Как бы ни было это забавно и для фельетончика вполне годится, но я не ваша мама.
- А кто... а как...
- Матюша! Пора ужинать!
- Идите, мистер Матюша, - ухмыльнулся Твен, и в его умных глазах под кустистыми бровями зажглись весёлые огоньки. - Кушайте свою курочку, а я пока наслажусь сигарой - позже поговорим. Приятного аппетита.
В свою комнату после ужина Матвей не вошёл, а вполз аки змей. Нет, он уже не верил в то, что видел - это просто мозг у него поехал от перенапряжения, но почему-то всё равно не смог заглянуть в комнату без внутренней дрожи.
В комнате клубами плавал дым, хотя, принюхавшись, Матвей понял, что табаком не пахнет, слава всем богам - что бы на это сказала мама! - кресло было развёрнуто к окну, а над ним торчало облако пышных седых кудрей, золотящихся в вечернем закатном солнце.
Матвей замер, не в силах пошевелиться, а кресло неторопливо развернулось.
- Ну что вы, присаживайтесь, молодой человек, - Твен указал на стул рядом. - Вы же хотели поработать над книгой, я прав?.. Так пора приступать, а то мне ещё отчёт писать этим бюрократишкам...
- Каким? - шалея, выдохнул Матвей.
- Эх, милый мой, - вздохнул писатель. - Вы думаете, мне так уж приспичило с вами возиться?.. Работа у меня такая - он скосил глаза в экран, где сейчас крутилась световая закорюка, - помогать с вдохновением по запросу... Вы в рекламу ткнули? Ткнули. Ну вот я здесь. И видимо, я и в самом деле великий грешник, потому что попадаются мне одни психологи... Паршивый, надо признаться, контингент. Давайте, располагайтесь и излагайте суть проблемы.
- Я очень люблю ваши книги, - вдруг сказал Матвей. - Особенно Тома Сойера и Гека Финна. Я на них рос...
- Вот поэтому вы и увидели в рекламе именно меня, - невозмутимо отозвался пришелец, хотя глаза его довольно блеснули. - Но благодарю, мне всё равно приятно. Правда, времени у меня - час, так что давайте приступим.
Матвей бочком подкрался к стулу и притулился с самого краешка.
- Я книгу пишу... э-э-э... о межличностных отношениях, потому что я... консультирую именно в этой сфере. И вот добрался до выстраивания границ, ну, понимаете...
- Понимаю, - Твен взглянул на Матвея так пристально, что у того зачесалась переносица, - теперь перед вами тридцать ярдов дощатого забора в девять футов вышиной.
Матвей от неожиданности захлопал глазами, оторопело кивнул, а потом широко улыбнулся. Образ мальчишки, стоявшего у забора с задумчивым видом и старым выщербленным ведром с извёсткой в руке вдруг засиял перед глазами так явственно, что захотелось протянуть руку и коснуться его светлой растрёпанной головы. Матвей всегда отчаянно завидовал весёлому находчивому Тому и даже его другу-оборванцу Геку, потому что у них не было того, что было у него.
Границ...
Точнее, они были, но... они определяли их сами.
Эти мальчишки были вольны и счастливы, весь мир лежал у их ног.
Некрашеный забор Тома Сойера был нудной обязанностью, но хитрый пацан немного подумал и сделал так, что обязанность превратилась в доходное предприятие, а он стал его руководителем. Школа для него была не тюрьмой, а местом свидания с Бекки, а тётя Полли несмотря на кажущуюся строгость, любила его только больше с каждой новой шалостью.
Том был восхитительно живым, хотя никогда не существовал в реальности, а вполне реальный Матвей больше походил на дохлую лягушку, упавшую в колодец и испортившую всем воду.
На этой мысли у Матвея защемило в груди, и, выйдя из оцепенения, он успел заметить, как писатель прячет в усах улыбку.
- Вы мне уже очень помогли, мистер Твен, - медленно сказал Матвей, растирая грудь и подавляя рвущийся наружу всхлип. - Не во вдохновении ведь дело. А в том, что я сам не умею выстраивать свои личные границы. А в детстве я читал вашу книгу под одеялом с фонариком и больше всего на свете мне хотелось стать Томом Сойером...
- Более того, друг мой. Вы своими же руками замуровали себя внутри границ, которые даже не вы выстроили. Признайтесь, вы ведь больше всего на свете боитесь, что вашу книгу прочитает мама.
Матвей вздрогнул и совсем сник.
- А тем временем... - продолжал неумолимый сатирик, у Матвея перед глазами опять всё поплыло, и он увидел других мальчишек...
- Как думаешь, папа завтла нас повезёт в луна-палк, как обещал? - спросил один, рисуя что-то в большом блокноте.
- Не слишком-то надейся, - фыркнул второй, постарше, и глаза у него были сердитые и грустные. - Опять, небось, скажет, что не сможет, потому что у него работа... Скажет, пусть мама нас к бабушке приведёт.
- Не хочу я к бабушке, - слезливо сказал младший. - Она вечно ко мне плидилается - то букву «р», - он попытался правильно произнести, но вышло странное хриплое сипение, - не так говолю, то ем плохо, то голос у меня гломкий слишком...
- Я тоже не хочу, но что делать...
- Мальчики, пора ложиться, мои хорошие.
В комнату заглянула симпатичная полноватая женщина и ласково улыбнулась им.
- Холосо, мам, ложимся. Ты почитаешь сказку?
- Конечно... Зубки только почистите и ложитесь, я приду и почитаю.
Видение рассеялось, а Матвей сидел, уткнувшись в сложенные руки, и плечи его мелко подрагивали.
- Да, я знаю... - прошептал он, наконец. - Я плохой отец - трус и лицемер. И мамкин пирожок. Всегда такой был, с детства, у меня и кличка в школе была «паинька». Какой из меня психолог, а уж тем более, писатель...
- Ну, не так всё плохо, молодой человек. У вас отличные мальчишки, они вас ПОКА ЕЩЁ любят, и время у вас есть. Я вот схоронил троих детей... - глаза его померкли, и лоб прорезала глубокая морщина, похожая на каньон среди выжженной земли. - Так что вы счастливчик, мистер психолог, и не вам писать жалобы на небеса.
- Конечно, вы правы, мистер Твен,- Матвей тяжело вздохнул. - Я глубоко сочувствую вам... но и себя знаю. Я пробовал как-то изменить жизнь, но все мои попытки жалкие - не хочет жена меня обратно принять, требует, чтобы мы в другой город переехали, подальше от матери, но я не могу оставить мать - сердце у неё больное...
- Любезный мой, я не душеспаситель, в отличие от вас, - Твен мягко и печально улыбнулся. - Я пришёл вам помочь с вдохновением. Такова теперь моя миссия - и не то, чтобы она мне не нравилась - лучше так, чем болтаться в небытие. Если вы напишете эту книгу, и её признают полезной, у меня сократится срок до следующего воплощения. Как вам такой мотивчик - помочь старому грешнику Клеменсу? Соскучился я по хорошему виски!..
- Я бы очень хотел вам помочь... но теперь понял, что мне нельзя писать эту книгу, - с досадой сказал Матвей. - Вы же сами мне показали, что всё это лишь словоблудие и лицемерие!
- Отчего ж нельзя?.. Просто пишите правду - и вы напишете отличную книгу, которая даст прикурить вашим лицемерным собратьям по перу. Или вы думаете, вы один такой?.. И, по секрету, - он лукаво подмигнул, - нас посылают только к талантливым людям, у которых есть потенциал, да-да.
- В смысле, правду? - оторопел Матвей. - Правду про что?
- Про себя, - нетерпеливо махнул рукой писатель. - Про психологию, но через свой опыт. Честно пишите, молодой человек, что не умеете выстраивать личные границы и исследуйте этот вопрос с юмором, правдой и философией - как вы, безусловно, умеете -не зря же вы так любите моё творчество.
- Но тогда я растеряю остатки клиентов, - сокрушённо пробормотал Матвей.
- Вы их и так теряете, - фыркнул собеседник. - Милый, сейчас и ваша книга, и ваша жизнь — как американский Дикий Запад: ни оград, ни смысла. Но я вам вот что скажу, - он наклонился вперёд, и Матвей невольно сделал то же самое. - Когда меня преследовали неудачи, я просто садился и писал, как мне казалось, всякую чушь, перед этим хорошенько заправившись «антикризисным виски». Хотите рецепт?
Его лицо преобразилось, даже усы распушились задорно, и он, постукивая пальцем по столу, продекламировал:
- Итак, первое. Хороший бурбон - основа любой демократии - одна рюмка. Мёд - чайная ложечка - чтобы подсластить правду - читатель, он такая ско... животина, без сладкого не может. Капля лимонного сока - хорошая сатира всегда должна немного кислить. И последнее - лёд, но помните, молодой человек, лёд, как и совесть, должен растаять к третьему глотку.
Матвей, сначала удивлённо хлопавший глазами, не выдержал и рассмеялся.
- Ну вот, - удовлетворённо заметил писатель. - Огоньки в глазах зажглись, значит, всё не так уж плохо на сегодняшний день.
- Это, вообще-то, из Цоя, - заметил Матвей, всё ещё смеясь.
- Ну и что - отличный парень этот ваш Цой, и мой виски тоже уважает. - Твен поднялся, расправил плечи и тоже усмехнулся в усы. - Мне пора, молодой человек, я вижу, что свою работу сделал. Позвольте только один совет напоследок: когда вам кажется, что весь мир против вас, вспомните, что пароход плывёт против течения только вверх по реке. Вниз — его несёт само течение. Так что проверяйте иногда направление, Матвей Антонович. И передайте мой поклон мальчишкам... чёрт, опять я шляпу оставил на работе.
Он учтиво склонил голову и с мягким хлопком исчез.
Матвей ещё долго стоял у окна, провожая последние лучи солнца, укатившегося за многоэтажки, и глядя, как город обнимают ночные сумерки.
Он, конечно, ещё не мог знать, что через два года цикл остроумных и ярких заметок Матвея Антоновича Штерна под названием «Записки практикующего горе-психолога» будет издан в крупнейшем издательстве, а к его кабинету будут выстраиваться очереди.
Он только знал, что завтра поедет с мальчишками в луна-парк и оторвётся с ними на всю катушку. И напишет потом пост о том, как важно просто быть рядом со своими детьми, а не писать бесконечные жалобы в небесную канцелярию.
А где-то там, наверху, спрячет улыбку в усы пожилой писатель с умными усталыми глазами.
yaplakal.com