38
Ненавижу людей, сразу вам говорю. Просто терпеть не могу. Я – отшельник и социопат. И вообще-то все мои близкие и родственники об этом знают.
Мои лучшие друзья – это поле, лес и небо, мои самые близкие души – это певчие птицы и мой старый пёс Джек, смесь бульдога с носорогом.
Мои самые прекрасные моменты – когда возвращаюсь из лесу с корзиной трав, грибов или ягод в руке или просто телефоном, под завязку забитым фотографиями. Когда сбрасываю в прихожей сапоги или кроссовки с разгорячённых ног, сдираю ароматные носки и ступаю на прохладные деревянные половицы, с моих губ слетает стон блаженства, а когда вхожу вечером в парную, полную пихтового духа и сухого горячего пара, я – счастливейшее существо во Вселенной.
А все «близкие» могут идти муромским лесом и в нём же благополучно пропасть.
Но иногда на кого-нибудь из них находит беспросветная дурь, и они почему-то решают, что «Оля всего лишь немного замкнутая» и просто нуждается в хорошей компании или задушевной беседе. И, к сожалению, иногда я не могу вывернуться из «задушевной» удавки: то ли остатки воспитания, то ли подгнившие, но ещё не рухнувшие окончательно моральные скрепы начинают опускаться на меня каменной тяжестью и давить, давить, давить...
И приходится сквозь зубовный скрежет, заржавленный душевный скрип и раздражённые вопли прищемлённого эго тащиться на какой-нибудь семейный или дружеский сходняк.
Слабо мне пока ещё всех окончательно послать, да…
В этот раз меня, на свою голову, позвали Надя с мужем. На третью годовщину свадьбы.
Надя и в самом деле имела почти полное право называться моей подругой, поскольку за одной партой и в одной комнате в общаге мы провели пять институтских лет. При этом умудрялись почти не раздражать друг друга, имея практически противоположные характеры.
На мою мрачную замкнутость она отвечала бурной общительностью. На мою убийственную прямолинейность – светским щебетом райской птички. Пропуская мимо ушей мои гневные вопли «оставь меня в покое!», она умудрялась вытаскивать меня на дискотеки в клуб, от которых я даже научилась получать какое-то странное удовольствие вроде полной мозговой отключки после удара дубиной по голове. Она же бессовестно перекатывала мои домашки и конспекты лекций, она же выхаживала меня после жуткой пневмонии, когда я всерьёз собралась отъезжать на тот свет. При полном равнодушии остальных «родных и близких», кстати.
Поэтому Надюхе отказать я не могла, сами понимаете.
И теперь сидела, стараясь не отсвечивать среди хлопанья пробок, звона бокалов и вилок, скромно дожидаясь главного, ради чего стоило вытерпеть всю эту экзекуцию – Надькиного мясного пирога.
- А вот скажите, Оленька, - нудел мне в ухо какой-то противный мужик слегка заплетающимся языком. – Надя говорит, вы очень тонкая… это… поэтическая натура. Не, как это… поэтичная, вот, поэтичная.
Его слегка качало, он никак не мог попасть вилкой в маринованный гриб, тот смешно и ловко уворачивался и казалось, вот-вот нахально высунет язык. Я не выдержала и прыснула, и щека тут же захолодела от Надькиного предупреждающего взгляда.
- А вот про меня, Оленька, - игриво сверкнул глазом мужик, устав гоняться за грибом. – Про меня чего-нибудь этакое с ходу, могли бы, а?.. Эх, такое вот остренькое, с огоньком, а?.. Сочинить?
Он приосанился и победно улыбнулся внимающей с интересом аудитории. Я покосилась на Надю слегка торжествующе – видишь, этот сам напросился, я только подыграю!..
Надя скривилась и обречённо дёрнула плечом. А в глазах Димы, её мужа, заплясали лукавые огоньки.
Я откинулась на стуле и окинула хорохорящегося мужика более внимательным взглядом.
И не спеша продекламировала:
- Пускай потёрт я и облез,
Но в джинсы молодости влез!
Хочу – пою, хочу – шутю,
И этот гриб я победю.
Димка покраснел, закашлялся в салфетку и ушёл на балкон – ржать. Я невозмутимо подложила себе ещё салатика. Ну да, не самая лучшая рифма, ну так и я не в форме. И вообще социопат и отшельник. Мне можно.
Мужик как стоял, качаясь, так и пошёл, качаясь, по направлению к выходу, ни сказав ни слова. Надя попробовала было за ним, но на полпути отстала и махнула рукой, полоснув по мне уничижительным взглядом. Я вздёрнула невинно бровь и послала ей мысленный сигнал насчёт пирога. Она послушалась и пошла на кухню.
Какое-то время всё было тихо-мирно, и про меня вроде забыли.
Но нет же, рано расслабилась.
- А что это ты, Оля, всё в деревне да в деревне? Что, и в Турции ни разу ещё не была?
Это Светка, Надькина любимая подружка-поскакушка, если не сказать чуть грубее, но более точно. Почти абсолютная копия куклы Синди и такая же пластмассовая. Силикон и ботокс – это ведь тоже пластмасса, а?.. Или резина?
Бедная Светка, видимо, опять забыла, что со мной такие разговоры лучше не вести. Видно, жизнь по полгода на пляже что-то делает с памятью – сушит мозг, что ли?..
Так что я молча помотала головой и посмотрела на неё очень пристально – в качестве первого предупреждения.
Но увы… горбатого могила исправит. Светка улыбнулась снисходительно, эффектно откинула за спину гриву платиновых волос и замурлыкала дальше.
- И в Египте?.. Ну, про Испанию я вообще молчу… Божечки, да хоть в Крым бы съездила, совсем ведь жизни не видишь в своих колхозах! Да и мужчинку какого-никакого завести пора бы. Хотя уж какие там мужчины в колхозах-то. Накопи на Турцию, хоть на красивых мужиков посмотришь, если моря тебе не надо!
- На Турцию, может, и накоплю… - лениво протянула я. - А вот на турецкого альфонса – вряд ли. И уж тем более, испанского. Год пахать, чтоб потом на испанского мачо всё до последних трусов спустить? А потом ещё полгода лечить нехорошее… Не, я уж лучше в деревне как-нибудь… Может, и в навозе, зато при своих.
Я успела вовремя подхватить из Надькиных рук парящий пирог и даже ловко увернуться от подзатыльника, но за Светкой уже бахнула входная дверь. А за ней сорвалась ещё стайка таких же райских силиконовых птичек.
И, честно говоря, я их вполне понимала. Я – жуткий человек, да. Социопат, одним словом. И память у меня, к тому же, неплохая - солнышко в деревне не балует, морюшко не плещется, эх… мозги хорошо сохраняются.
Димка, незаметно от жены, тщетно кудахтающей в попытке остановить гостей, показал мне большой палец вверх.
И как-то постепенно от гостей осталась только тётя Люда, Надина тётка довольно устрашающих габаритов. Прикончив миску с «оливье», она положила себе солидный кусок пирога и вперилась в меня тяжёлым взглядом.
- Ты чего это, Олька, себе позволяешь?.. Всех гостей распужала!.. Всегда Надьке говорила – не дружи ты с этой грымзой – ни рожи, ведь, ни кожи, ни воспитания. Вот в деревне хвосты коровам крутить тебе самое и место. Тебя в гости позвали, а ты, хамка, нет, чтоб тихонько сидеть, да норов свой дурной не демонстрировать, хайло тут раскрыла! Давай вон извинись, да дуй в свою деревню, а то на автобус опоздаешь!
- А дядя Витя чего не пришёл? – спокойно осведомилась я, отрезая себе, наконец, не меньший кусище и с наслаждением втягивая ароматный мясной дух. – Ах, простите, забыла… - скромно опустила глаза, не обращая внимания на свекольный оттенок стремительно багровеющей тётки. – Кажется, эта… молоденькая, как её… ну, стройненькая такая красотка из соседнего подъезда, да?.. Ну, седина в бороду, как говорится. Все они одинаковые – что испанские, что турецкие, что отечественные – все как один козлины! Не расстраивайтесь, тёть Люд, какие ваши годы, ещё и шестидесяти нет! А там, глядишь, пару-тройку десятков кило скинете и приползёт ваш благоверный, умолять ещё будет, вот увидите!
И я улыбнулась лучезарной улыбкой абсолютной праведницы. Специально тренировалась, на книжечках заморских проповедников – там даже львы с гиенами так же улыбаются. Мне можно – я ж человек дикий, из деревни. Манерам не обучена.
Задыхающуюся и колотящую руками по воздуху тётку кое-как проводил один Дима. Надька к тому времени, обессилев, полулежала в кресле, даже не глядя в мою сторону.
Балконные занавески колыхнулись, по комнате прогулялся лёгкий осенний ветерок. Тихонько бухтел что-то романтически-беззаботное музыкальный центр. И пирога осталось ещё очень, очень много. И один салат с краю – кажется, даже с крабами, был ещё почти цел, видимо, другая салатница перекрыла тёте Люде обзор, дай бог ей здоровья.
Димка вернулся из прихожей, вытер лоб и обозрел слегка подразорённую поляну.
- Господи, хорошо-то как!.. – выдохнул он и потянулся до сладкого хруста.
Из кресла донеслось слабое бухтенье вперемешку с тяжкими стонами.
- Да ладно тебе, Надюха, - благодушно молвила я. – Дима, у меня рюкзак в прихожей. А там – сам знаешь что.
- Сволочь ты, Олька, - кресло скрипнуло, и из его глубин показалась слегка встрёпанная Надежда. – Убила бы. Но если в рюкзаке то, что я думаю… то ладно уж, поживи пока.
- Успеешь ещё, - усмехнулась я, и в этот момент сияющий Димка извлёк и поставил на стол отливающую янтарём бутылку сливовой наливки, собственноручно мною изготовленной.
– Ну что, ребята, с годовщиной! Давайте, за всё… настоящее, что ли!
Мы дружно чокнулись.
- Да, Олька, - жмурясь от восторга, крякнул Дима после рюмочки. – В следующий раз к тебе в деревню закатимся, социопатка ты наша. Чтобы уж сразу всё… по-настоящему!
- А то, - подмигнула я смеющейся Надюхе, немного подумала и положила себе ещё кусок настоящего домашнего пирога с восхитительно румяной корочкой.
yaplakal.com