дохлое говно охраняют, его гроб постоянно обливают краской, вот что пьяное чмо творили в Швеции
Стокгольмский кошмар
Когда кто-нибудь произносит слово "Стокгольм", у меня до сих пор всё холодеет внутри. И не у одной меня, а ещё у трёх десятков журналистов и политиков, которые в начале декабря 1997 года решили прокатиться вместе с российским президентом в Швецию.
Началось всё с того, что Ельцин чуть не женил Немцова на шведской кронпринцессе Виктории. На официальном королевском приёме российский президент, подняв бокал шампанского, вдруг подозвал к себе первого вице-премьера, кивнул на дочку шведского монарха и потребовал:
- Смотри, какая девушка симпатичная! Надо тебя на ней женить. Пойди познакомься!
- Борис Николаевич, это же Швеция! Здесь, знаете, какой этикет строгий! Она же - неприкосновенная особа, с ней так просто нельзя! - попытался отговорить его от брачной авантюры Немцов.
Но русскому царю шведский протокол был по колено: Ельцин немедленно притянул к себе обезумевшую от ужаса Викторию и смачно поцеловал.
- Ну! А теперь - ты давай! - потребовал Ельцин от своего нижегородского любимца.
Чтобы спасти честь шведской принцессы, а заодно и собственной страны, вице-премьер пустил в ход последнее секретное оружие:
- Борис Николаевич, не могу, я женат. А здесь ведь такой закон: если кто до незамужней принцессы дотронется - всё, сразу женись!
- Э-эх ты-ы!..- остался недоволен Ельцин.
* * *
Но вскоре риск обесчестить кронпринцессу показался всем просто цветочками. На пресс-конференции в Стокгольмской ратуше Дедушку понесло по полной программе.
Поток сознания, как обычно, начался с излюбленной темы: "Боеголовки".
- Я предложил Соединенным Штатам в два раза сократить ядерное оружие! А пока что - я принял решение, что Россия одна, без всех, в одностороннем порядке сократит боеголовки на треть... А постепенно нам надо довести вопрос до конца, до полного уничтожения ядерного оружия! - провозгласил Ельцин, и многочисленные репортёры уже начали судорожно строчить сенсационные сообщения в свои агентства.
Казалось бы, западным дипломатам уже пора было радоваться такому беспрецедентному пацифизму главы российского государства. Но - не тут-то было. Мирные инициативы Ельцина тут же оказались подпорчены: внезапно он причислил к ядерным державам безъядерные страны -Японию и Германию.
Тут же досталось и Швеции. Ельцин вдруг перепутал её с Финляндией и объявил, что в двадцатом веке она с Россией находилась в состоянии войны. - Ну теперь-то это всё в прошлом... - примирительно заключил российский лидер.
Но, едва согласившись простить шведам мифическую войну, Ельцин принялся поучать местное правительство.
- Правильно ваше население, ваши рабочие выражают недовольство своим правительством! - огорошил шведов гость. - Потому что вы все время пользуетесь углём вместо газа! А нужен газ! И Россия его вам может продать!
Из каких народных сказок про шведские рудники Ельцин почерпнул эти сведения - так навсегда и останется великой тайной российской дипломатии.
Зато следом настал черед волноваться российской делегации.
- Я дал им распоряжение! - кивнул Ельцин на свою свиту. - Договор о газопроводе должен быть готов не к какому-нибудь девяносто девятому году, а к восьми часам завтрашнего утра!
Взглянув этот момент на сопровождавшую Ельцина команду, я обнаружила, что лица Немцова и Ястржембского, которые, по шведскому протоколу, обязаны были стоять рядом с президентом навытяжку, стали уже даже не бледного, а нехорошего, зеленого, обморочного цвета.
Особо слабонервные российские журналистки, сидевшие рядом со мной, уже начали рыдать в голос. Одна за другой они вскакивали с мест и, закрывая ладонями мокрое от слёз лицо, выбегали из зала в проход.
Я же просто не могла пошевельнуться от ужаса и как заворожённая не отрывала глаз от президента.
Тут в Ельцине постепенно стал как будто кончаться завод: он начал запинаться, отвечать не на те вопросы, мимика его все больше расплывалась, и, под конец, запнувшись случайно о шнур микрофона, он пошатнулся и прямо на трибуне начал падать.
У меня было полное ощущение, что еще пару минут - и этот бесконечный ужас разрешится ужасным концом. Короче, что мой президент умрёт прямо здесь и сейчас, у меня на глазах.
Тут уже и в рядах президентской свиты началась истерика. Ястржембский кинулся спасать президента - делая вид, что передает Ельцину какие-то важные бумажки, на самом деле пресс-секретарь как заботливая нянька, по возможности незаметно, физически не давал главе государства упасть. А потом и вовсе пододвинул ему стул и усадил за стол.
Немцов же оказался впечатлительным, хуже чем его шведская "невеста": первый вице-премьер вдруг зашатался, схватился за голову и опрометью бросился прочь с трибуны - в тот самый, левый проход, куда уже попряталась от глаз шведских дипломатов добрая половина российской делегации и прессы.
Не в силах больше наблюдать это душераздирающее зрелище, туда же вскоре эмигрировала и я.
- Я почувствовал, что ещё секунду, и я сам упаду в обморок, - признался мне бледный как смерть Немцов, обмахивавшийся сценарием президентского визита как веером.
А рядом с ним Вера Кузнецова, работавшая тогда в "Известиях", дергала за рукав Татьяну Дьяченко и громко, как контуженая, орала ей в лицо:
- Но ведь это же - п...ц! Таня! Это же п...ц!!! Что же теперь с этим делать?!