Рейс прибыл с опознанием...
Понедельник. Утро. Республиканский морг на окраине Казани.
Сюда свозят тела погибших в авиакатастрофе.
Здесь же располагается бюро судмедэкспертизы.
По периметру здания выставлена охрана. Журналистов с камерами вежливо просят удалиться.
Я прохожу в так называемый штаб, куда уже с утра бредут родственники погибших.
Около входа на асфальте скукожился мужчина. Шапка набекрень, в руках сигарета, на ногах порванные до дыр бахилы. Зачем они ему?
— Мать, меня здесь спрашивают, проколоты ли были уши у нашей дочки, а я и не помню… — кричит в телефонную трубку. — И еще, сумочка у нее с собой была синяя или коричневая? Я ведь, когда прощался с ней, даже не разглядел, в чем она выбежала. Эх, знать бы, что в последний раз…
Внутри морг утонул в людском горе.
Нет, никто не истерил, не кричал. Люди плакали тихонечко, в бумажные платочки. Отворачивались. Будто кутались в свое собственное, личное…
— Ром, в чем она была одета, вспоминай! Это здесь очень надо, — кричит в трубку молодая женщина и тут же оборачивается к незнакомым людям. — Он сейчас ничего не может вспомнить. Даже цвет глаз ее забыл, прическу… Поженились они недавно. Ребенка все хотели…
В двух шагах все те же вопросы по телефону:
— Татуировка на левом плече или на правом?..
— Шрам после кесарева большой остался?..
— А помнишь, он с велосипеда в детстве рухнул, так у него на коленке после этого синяк на всю жизнь остался…
От этих невинных подробностей становится не по себе.
Несколько женщин еле держатся на ногах. К ним мгновенно подлетают медики. Корвалол, валидол, капельницы — без этого в такой обстановке никак.
— Вот скажи мне, пожалуйста, как мы пустим нашу мать одну на опознание, туда, где показывают останки? — едва не сползает по стене седой мужчина. — Один на один с погибшим сыном! Она ведь с ума сойдет!
На стене включен большой плазменный телевизор. Идет очередная юмористическая программа. Звук еле доносится.
В какой-то момент кто-то из врачей бросается к пульту управления. Гасит экран.
— Совсем, что ли, с ума сошли? К чему это веселье здесь?..
На небольших мониторах каждые десять минут появляются фамилии.
Павлов… Мельников… Петрова… Гайнетдинова…
Электронная очередь тех, кому пора идти на сдачу крови. Именно по ней будет производиться ДНК.
На ватных ногах поднимается женщина, закутанная в пуховый платок.
— Господи, сделай так, чтобы моя группа крови не совпала… Может, сынок все-таки загулял где, телефон потерял… Опоздал на тот злосчастный рейс…
Рядом со мной на лавочке, уткнувшись в ворот пальто, плачут две пожилые женщины. Напротив — мужчина. Чуть моложе. К ним подсаживается девушка. Сотрудник МЧС. В руках у нее листок А4. На нем — черно-белый рисунок человека — спереди и сзади.
Наверху — ФИО, возраст.
— Вспоминайте как можно подробнее, в чем была одета ваша дочь, — обращается к мужчине.
— Ну в чем? — растерялся собеседник. — Как все, одета была, много таких. Даже не знаю, чем она выделялась. Красивая очень была… доченька моя…
— Что у нее было на ногах?
— Ботинки…
— Да, да, ботинки, — кивают головой старушки.
— Какие ботинки? — допытывается девушка.
— Черные вроде… — пытается вспомнить мужчина. — Вот совсем как у вас. На платформе, так, кажется, это называется.
— Куртка какая была или пальто?
— Куртка белая. Точно. Но на работе она в ней не ходила. Там же у них форма у всех…
Я понимаю, что дочь этого мужчины, скорее всего, была стюардессой на том самом рейсе.
— Лак на ногтях был?
— А это зачем? — искренне недоумевает опрашиваемый. — Я уж и не помню. Светлым она вроде всегда красила. Вон, как у той девушки, — бросает в сторону соседки.
— Ногти короткие или длинные, какой формы?
— Короткие, совсем короткие.
— Педикюр на ногах был?
— А это что такое? Вы мне такие вопросы задаете, на которые у меня нет ответов. Это что значит? Я никогда не найду свою дочурку?
— Ну а зубы у нее ровные были? Свои? Или коронки?
— Ровные, белые, все свои! — вспоминает мужчина. — Улыбка у нее была обворожительная, все заглядывались.
— А цвет волос какой?
— Она только неделю назад покрасилась в ярко-рыжий. Хотя нет, вру. Вспомнил я, — радуется. — «Красное дерево» цвет называется. Это она мне сама его назвала, я почему-то запомнил… Вот пригодилось…
— Нос какой? Прямой, курносый?
— Девушка, мне что-то плохо уже совсем от этих вопросов, — мужчина хватается за сердце. — Может, я вам лучше фотографию ее принесу?
— Необходим словесный портрет, — вздыхает сотрудница МЧС.
— Нос у нее остренький, губки узенькие, подбородок тонкий. А еще у нее две родинки на плече, — с закрытыми глазами уже тараторит отец погибшей. — Шрам от операции. С почками у нее проблемы были. Брови не сросшиеся. Ну, все?.. — выдыхает.
— Какой у нее телефон был?
— Белый.
— А кошелек был при себе?
— На кошельке висел брелок хоккейного клуба «Ак Барс». В нашем городе все за них болеют…
— Кредитные карточки были?
— Вот этого я не знаю. Может, достаточно? Невыносимо это все…
В двух метрах от нас по тому же сценарию опрашивают молодого человека.
— Ну не помню я, какие у нее сапоги были — высокие или низкие, кожаные или замшевые, рыжие или коричневые…
— Надо вспомнить, позвоните кому-нибудь…
— Знаете, что я вам скажу — она была самой необыкновенной девушкой. Ей было 33 года. Она мечтала о карьере здесь, в Казани. В Москву полетела на курсы повышения квалификации. Буквально на пару дней. Менеджером она работала. А еще… я ее очень любил! Люблю! Вот теперь скажите мне, разве играло для меня роль, в каких она сапогах полетела… Нет у меня ответов на ваши вопросы! И боюсь, что не будет…
В зале становится душно.
То ли от бесконечных допросов — кто в чем летел, у кого на плече какая родинка, какого цвета была сумка… То ли от слез и бесконечного горя…
— Скажите нам только одно: почему упал этот самолет? — неожиданно раздается душераздирающий вопль на весь зал.
К народу выходит мужчина представительского вида.
— Скоро у вас будет информация, следователь даст ее в течение часа, — говорит он.
Толпа берет мужчину в тесное кольцо.
Вопросы посыпались один за другим.
Главный: «Когда мы сможем похоронить своих близких».
В ответ: «Мне нечего вам сказать. Сначала вы все должны заполнить анкету на погибшего. Потом мы обязаны собрать всю информацию о человеке, затем опрос, потом дознание, позже — забор крови… И ждите… Сколько? Не знаю. Если кто-то устал, уезжайте домой. Не надо здесь сидеть. Опознание займет, думаю, не один день. Завтра утром лучше приезжайте».
В толпе раздается голос: «Я слышал, что еще ни одного погибшего не опознали. Потому как нечего опознавать. Тела не сохранились. А на опознание останков может уйти месяц, а то и два…»
Толпа замерла.
— Не проживу я столько… — рухнула на колени женщина в возрасте. — Не дождусь похорон своего сына…
Расходиться, кажется, никто не собирался.
По дороге из морга я разговорилась с таксистом. Ничего нового он мне не сказал, кроме…
— В тот вечер, за час до трагедии, я подвозил одну знакомую медсестру. Спросил ее: «Во сколько сегодня домой?» Она странно ответила: «Начальство велело сегодня никому не расходиться рано. Так и сказали: «Из Москвы борт вылетел. Неизвестно, сядет ли… Так что на всякий случай будьте готовы к худшему».
По словам водителя, за десять минут до крушения «Боинга» к аэропорту потянулись вереницы «скорой помощи»…
http://www.mk.ru/social/article/2013/11/18...opoznaniem.html
yaplakal.com