170
На станцию поезд с новобранцами прибыл поздно ночью. Выгрузились на платформу и побежали через снежное поле куда–то в темноту. Длинная колонна – тысяча человек. Страшнное чувство, я никогда не бегал в такой большой толпе. Был самый последний.
— Что, молодой, дыхалки не хватает? — спросил сержант Литовский, который бежал позади всех и следил за тем, чтобы никто не отстал от колонны.
— Хватает. Просто мне больше нравится в самом конце.
— Почему?
— Передние протаптывают дорогу задним.
Он посмотрел на меня с интересом и спросил:
— Как твоя фамилия?
— Рабинович.
За столами сидели купцы. Литовский что–то шептал на ухо офицеру. Офицер поманил меня пальцем.
— Это правда, что ты Рабинович? — спросил офицер. Где работал?
— На приборостроительном заводе.
— Что делал?
— Не скажу.
— Почему?
— Это государственная тайна.
— Правда умный, — сказал офицер к сержанту Литовскому.
— Хочешь к нам? – спросил Литовский.
— А что у вас?
— У нас элитные компьютерные войска. Все с высшим образованием. В компьютерах петришь? – спросил Литовский.
— Нет.
— А в чем?
— В телевизорах, магнитофонах.
— Ничего, я тебя научу, — сказал Литовский.
— Ты комсомолец? — спросил офицер. — Наши охуеют, когда я им настоящего Рабиновича привезу.
— Вот смотри, Рабинович – это наши суперкомпьютеры, — сержант Литовский показал мне на два сооружения, каждое размером с железнодорожный вагон.
— А почему такие большие? — спросил я.
— Защита много места берет. Аналогов в мире нет. Каждый компьютер — один килобит. Такая мощность достигается за счет 1024 операционных ячеек. Электронный мозг может выполнять сложные боевые задачи.
— Какие задачи?
— Хуй его знает, — сказал Литовский. Старшие офицеры никто не умеет пультами пользоваться. Полковники на дежурство приходят с театральными биноклями.
— Зачем?
— Чтобы в оперативном зале на карту неба смотреть.
Смотри, сейчас работает один компьютер, а второй на профилактике, потому что одна ячейка у него вылетела. Твоя задача – найти неисправную ячейку.
Он потянул за ручку и вытащил блок размером с том большой советской энциклопедии.
— Как? — спросил я.
— Путем последовательного подбора.
— Есть какой–нибудь алгоритм поиска?
— Официальный есть. Через второго запрашиваем по засу Москву. Те дают добро. Тогда второй садится со мной на радиосвязь и командует:
— Внимание! Выключить Алмаз два.
Сперва делаем программный сброс на Алмаз один, а потом отключаем Алмазу два питание.
Докладываем второму и он командует:
— Приготовиться к выемке блока.
— К выемке блока готов.
Включают обратный отсчет, на ноль я вынимаю блок и вставляю другой. Но такая еботня редко бывает. Только, когда приезжают генералы. А так, стоит солдатик с высшим образованием и проверяет блоки заменой одного на другой от первого до 1024–го.
— До 1023–го.
— Почему?
— Потому что если вы не нашли неисправность в 1023–ех блоках, то можно считать, что неисправен 1024–й.
— Молодец, — сказал Литовский, — я в тебе не ошибся.
— Есть алгоритм поиска который делает процесс выявления неисправности намного быстрее, — вдохновленный его похвалой, сказал я. — Вы делите всю линию ячеек на две части. Начинаете искать в левой. Если не находите, то делите правую на две части... Я могу доказать математически.
— Не нужно математически, ты мне практически сейчас доки. Взял в зубы исправный блок и пошел! — скомандовал сержант Литовский.
Вечером после мытья, подшивки, последнего перекура перед отбоем, я увидел сержанта Литовского, сидящим на моей кровати. Он возился с фотоаппаратом. Это была зеркалка Зенит.
— Рабинович, ты случайно не знаешь, как пленка заряжается?
— Нужно эмульсионным слоем к объективу, — сказал я.
— Так ты и в фотографии петришь, — обрадовался он.
— Петрю.
— Ну, заряди.
Я зарядил пленку, выставил выдержку одну пятнадцатую, больше рука не удержит, открыл полностью диафрагму, зашел со стороны источника света, навел резкость и снял Литовского портретным планом.
— Ну, что получилось? – спросил Литовский.
— Еще не знаю.
— А как узнать.
— Проявить.
— Что для этого нужно?
— Химикаты.
Литовский ушел в каптерку и вернулся с ящиком.
— Выбирай.
— Нужен бачок.
— Это что ли?
Там был полный комплект оборудования для фотолаборатории. Даже резак, даже электрический фотосушитель. Набор бумаги от второго номера до четвертого. Мелкозернистая пленка для сложных работ, коррекс.
— Где вы это все взяли? – спросил я.
— Наши водители из города привезли. Где–то спи3дили. Я у них на спирт выменял. Ну так что, сделаешь фотографию.
— Это много работы, товарищ сержант.
— Считай что ты в наряде. Ваши все пойдут завтра на кухню, а ты будешь у меня проявлять и закреплять.
Назавтра утром я развел и отфильтровал растворы. Всю кассету проявлять не стал, а только отрезал с запасом и проявил снятый кадр. Посмотрел, по резкости и экспозиции получилось хорошо.
Вечером, когда рота легла спать, мы с Литовским развернули оборудование. Я порвал один лист фотобумаги на пробы и сделал на кусочках несколько проекций с разной выдержкой, нашел правильную и только тогда запустил в рамку целый лист. Когда позитив начал проявляться, я увидел, что за изображением явно не успевает передний верхний железный мост Литовского, и стал тереть зубы на фотографии пальцами, чтобы за счет тепла ускорить фотохимическую реакцию. Когда зубы приобрели металлический блеск, я выхватил пинцетом фото из ванночки, промыл и бросил лицом вниз в ванночку с закрепителем.
Литовский, который смотрел на меня как любознательный деревенский хлопец на фокусника, спросил:
— А что это было?
— Конечный продукт, позитив, фотография.
— Это то, что ты вчера в казарме снимал?
— Да.
— Так это я?
— Вы, товарищ сержант.
— Ну, ты бля Рабинович даешь!
— Ты почему в библиотеку не записываешься? – спросил однажды Литовский. – Замполит требует, чтобы все были записаны в библиотеку.
Библиотека в офицерском городке меня потрясла. Это была большая, старая, непонятно кем собранная и организованная библиотека, слишком хорошая для воинской части. Я пошел бродить между длинных и высоких, как в Ленинке, стеллажей и сразу увидел старые издания Нового мира лет за десять. Безошибочно вытащил одиннадцатый номер 1962 года. «Один день Ивана Денисовича».
Несколько дней журнал ходил по казарме. В воскресенье в роту пришел замполит, вызвал меня в ленкомнату. Когда я вошел и доложился, помахал у меня перед носом журналом и спросил:
— Твое?
— Библиотечное, — сказал я.
— Какой библиотеки?
— Нашей. Посмотрите, штамп на семнадцатой странице.
— Нравится тебе?
— Нравится.
— Что нравится?
Я продекламировал:
«Испытало нас время свинцом и огнём.
Стали нервы железу под стать.
Победим. И вернёмся. И радость вернём.
И сумеем за всё наверстать.»
—Это что?
—Фронтовые стихи Алексея Суркова.
— Мне тоже нравятся, — сказал замполит. Ты и в самом деле умный. Хочешь в партию вступить. В партии сейчас умных людей не хватает. Я тебе рекомендацию дам.
via
yaplakal.com