Трехлетний племяшка зашел в гараж, и, пока я занимался делами, откопал в ящике провод зажигания, ещё от “Москвича” остался. Крутил в руках, размахивал, а затем попробовал его на вкус. Через несколько секунд бросил, стал плеваться и ещё кое-чего наделал, подробно описывать не буду, чтобы не портить читающим аппетит. Вспомнилась одна короткая история, когда-то рассказанная школьным учителем химии, ветераном Второй мировой.
Кто-то из немецких командующих битвой под Сталинградом тогда сказал: “у нас три непобедимых врага – русские партизаны, холод и голод”. Известны случаи, когда “припаркованные” на болотистой местности танки намертво примерзали гусеницами к земле. И бензиновые двигатели “Тигров” неохотно заводились на морозе. Впрочем, эта проблема, как у немцев, так и у наших дизельных “Т-34” решалась нагревательным прибором системы “паяльная лампа”. Только немецкие конструкторы не догадались ещё об одной подлянке со стороны русской природы – мышах. В дизеле русской Т-шки для зажигания свечи не нужны, там другой принцип. Бензиновый двигатель “Тигра” не может работать без такой детали, как трамблёр и идущими от него к свечам высоковольтными проводами. Нашим вездесущим грызунам очень понравилась на вкус изоляция этих проводов. Во время простоя танков, серые диверсанты пробирались в моторный отсек и сгрызали часть изоляции. Глотали они её, или просто зубы точили – не знаю, факт, что танк превр ащался в консервную банку и к бою был не готов. Кардинально дорабатывать конструкцию танков в полевых условиях не было времени, фрицев теснили советские войска. Немецкие инженеры нашли простое решение. Создали, как говорил наш учитель, “самое горькое вещество в мире” (какой-то тетра-фенол-что-то-там-такое, я не помню). И эту бяку стали добавлять в материал для изоляции танковых проводов. Впрочем, как известно, выиграть битву фрицам это не помогло. А эту технологию защиты от зубастых вредителей запустили в гражданское производство. Вот и у меня в ящике с автохламом оказался такой провод, чему подтверждение – “эксперимент” племяшки.
Друг пришел из армии, рассказывал. Третий день как распределили. Сидят курят в беседке, что возле казармы. Тут у одного бойца телефон звонит.
— О, мам, привет! Нет, мам, я не могу погулять с Реем. Почему... Потому что я в армии, мам!
Актер Борис Львович вспоминает...
В 1971 году, когда я учился в Щукинском училище, нашему ректору Борису Захаве исполнилось 75 лет. Всю жизнь лелеявший "Вахтанговскую", "Турандотскую" атмосферу в училище, Захава и юбилей свой потребовал провести соответственно.
— Никаких поздравительных речей, — заявил он, — только капустники! Чем смешнее и злее, тем лучше! И не в актовом зале, а в гимнастическом! Для именитых гостей поставим стулья, а остальные пусть на брусьях сидят!
Мы, закоренелые "шестидесятники", призыв этот восприняли с ликованием и тут же придумали "капусту". На нашем курсе учился Костя Хотяновский, безумно похожий на Вахтангова. Так вот: на сцене устанавливается огромный портрет Вахтангова, я выхожу и торжественно объявляю:
— Воспоминания Евгения Багратионовича Вахтангова о его любимом ученике Борисе Евгеньевиче Захаве!
Портрет уходит вверх, открывая Костю, сидящего за ним в таком же костюме и в точно "портретной" позе. Он долго смотрит на Захаву, после чего решительно произносит: "Не помню! ". И портрет опускается обратно.
... К сожалению, комиссия по проведению юбилея нашу гениальную идею зарубила на корню...
Работаю программером в благотворительном фонде при ну очень серьезной структуре. Фонд у нас очень странный – похож скорее на отстойник для не шибко умных, но очень блатных. Устроиться на работу сюда можно только по личной рекомендации члена правления
головной компании. Машин даже у рядовых сотрудников дешевле пары миллионов рублей в принципе нет, а начиная с минимального управленческого звена начинаются Бриони, ягуары и прочие Ролексы: ) Про руководство можно даже не говорить – слухи о площадях их особняков и квартир будоражат умы простых граждан. Но собственно ненависти никто не вызывает — украсть у нас негде, и все эти понты просто часть состояния семей из которых наш персонал происходит. Сама история собственно, не об этом. Работает у нас один мужичок. Валерий Пертович. Ему 70 с легким хвостиком, но при этом все тяжелые командировки в самую глухомань – его. Валерий Петрович всегда поможет, подменит, научит, пропустит мимо ушей ехидные смешки и просто делает свое дело. Валерий Петрович прост и главное – он ВООБЩЕ не реагирует на понты окружающих. Тут нужно заметить одну деталь – есть множество людей, которые ведут себя точно так же, но практически все они имеют серьезные активы и просто не выпендриваются. А у остальных где-то внутри чаще всего сидит глубокая неприязнь к такого рода «выскочкам», коими укомплектован наш отдел. Есть конечно еще люди « не от мира сего», но таким в нашу структуру дорога закрыта.
В общем, этот мужик вызывал у меня жгучий интерес. Было совершенно непонятно, откуда он вообще взялся. При этом интереса добавлял тот факт, что Валерий Петрович жил в самой натуральной коммуналке, причем не в центре города. И никогда не скрывал своей прошлой работы в НИИ и институтах. Совершенно непримечательная биография, точно такая же, как и у сотен тысяч других советских людей.
И только через несколько лет, когда мы с Валерием Петровичем подружились, он пригласил меня к себе в гости. Он действительно занимал комнату в убитой коммуналке. И быт его был крайне скромен. Единственное отличие от обычной комнаты советского пенсионера было в фотографиях. Нет, ФОТОГРАФИЯХ. Кроме тех, что висели в красивейших рамочках из карельской березы на стенах, Валерий Петрович показал мне фотоальбомы. И тогда я ПОНЯЛ.
В годы юности отец Валерия Петровича крепко дружил с будущим генсеком, когда тот еще только начинал свой путь наверх. И это была самая простая и в то же время настоящая дружба. После взлета эти отношения прекратились. Но однажды в квартире раздался звонок и отца вызвали в Кремль. После дружеской беседы генсек предложил отцу различные должности «при себе», но тот очень любил свою простую работу и оставлять ее не хотел. А еще он очень любил своего единственного сына.
И он попросил. В результате этой просьбы Валерий Петрович, а тогда еще просто первокурсник Валера получил то, о чем могли мечтать только дети членов Политбюро, да и то далеко не все.
На первом курсе Валера ездил в институт на СОБСТВЕННОЙ НОВОЙ СПОРТИВНОЙ ИНОМАРКЕ и жил в СОБСТВЕННОЙ трехкомнатной квартире в доме ЦК. Чтобы было более понятно, на дворе шел 1972 год. Приехать в институт на папиной волге было самым наикрутейшим понтом, который только можно было себе представить. А достать в личное пользование иномарку даже очень серьезному номенклатурщику было практически невозможно.
И в этот момент я понял это отношение к нашему персоналу и этот улыбающийся и безразличный взгляд. Ибо ни один сегодняшний олигарх ни за какие деньги не сможет купить то, что в свои 18 лет имел Валерий Петрович. А сейчас ему уже реально все равно.
В кабинете шефа компютерщик подготавливает комп к форматированию. В это время в кабинет влетает секретарша:
— Шеф спрашивает, не встречалась ли вам папка « Мусор»?
Компютерщик с ужасом вспоминает, что минуту тому назад снес эту папку.
Немедленно запускаются всевозможные « анерейзы», и через полчаса он гордо докладывает вешедшему в кабинет шефу:
— Шеф, я нашел ее!
— Кого?
— Ту папку, « Мусор». Вы полчаса назад звонили...
— Ах да! Я хотел сказать — сотри ее нафиг...
Про студентов, преподов и шпаргалки.
Задача студента (дальше — С.) на экзамене — списать, задача преподавателя (дальше — П.) поймать негодяя. С. че-то придумает — П. в долгу не остается, отвечает симметрично. Это как ВВС и ПВО. И были мастера своего дела как с одной,
так и с другой стороны. Эта история как раз про двух таких мастеров.
Когда С-ты. придумали приносить с собой "бомбы", то есть написанные ответы на листах (принес, незаметно достал из пачки и сдал экзамен), то П-ды. вынуждены были как-то отвечать (обыскивать экзаменующихся, заставлять их снимать пиджаки), а кое-кто решал вопрос кардинально — расписывался на пустых листах входящих С-тов. И тут вариантов у С. оставалось немного, а точнее один — незаметно достать "бомбу" и переписать содержимое на чистый лист с автографом П.
И вот на одном из экзаменов сошлись в смертельной схватке Мастер-С. и Мастер-П. У каждого за плечами столько-то и столько-то боев и ни одного поражения. Мастер-С. специально тренировался перед экзаменом, хотя мастерсва ему было не занимать — он творил буквально чудеса списывания. А у Мастера-П. было свое ноу-хау — он конечно же расписывался на чистых листах, а потом запускал в аудиторию 6-8 С-тов., садил их на переднии парты, а сам садился сзади них на какой нибудь парте или просто стоял возле стены. Малейшее движение становилось предметом пристального наблюдения. Верящие в свою удачу "фартовые" тут же отлавливались и с позором изгонялись, слабонервные вставали, клали на стол Мастеру-П. пустые листы и, тем самым признав свое поражение, уходили с экзамена. Списать было невозможно — он даже экзамен принимал не за столом, а за какой-нибудь задней партой. По общему убеждению — не пропустить списывающего С. было для него более важным делом, чем экзамен.
Но и наш Мастер-С. был не лыком шит — он сумел достать "бомбу", переписать 90% ответа и был буквально в милиметрах от успеха, но одно неверное движение и вот уже Мастер-П неумолимо как пи%дец приближается сзади, готовый накинуться на неучтенный лист бумаги, разоблачить негодяя и торжествовать победу. Вальяжная медлительность и самоуверенность сыграли злую шутку с Мастером-П. Интуитивно почуяв неладное, Мастер-С принял единственно правильное решение — он вдруг дико закашлялся, потом схватил "бомбу" и стал в нее сморкаться и отхаркиваться и в конце концов скомкал этот лист бумаги и кинул под парту. Мастер-П. просто окаменел, застыв с протянутой рукой — достать и развенуть скомканную бумажку было хуже поражения, а Мастер-С., выждав паузу, скромным голосом сообщил, что он к ответу готов...
Результатом сражения надо признать ничью. Мастер-С. получил тройку, хотя написанный ответ тянул не меньше как на 4. Но и двойку Мастер-П. поставить не посмел — достойного противника надо ценить.
Познакомилась русская женщина с немцем, уехала к нему в гости, пожила там полгодика, ну и решили они вдвоем навестить ее родню. Увидеть Россию.
Каждый уважающий себя немец должен увидеть Волгоград (так почему-то считал ее немец). Хочешь — увидишь. Приехали, уж не знаю, успели ли они увидеть Родину-мать, но что-то ему стало нехорошо, съел наверно чего нить. Нехорошо настолько, что вызвали скорую, та естественно забирает нашего немца в больничку, да не простую, а инфекционную (кто сталкивался тот поймет), там его сразу в койку и под капельницу. Пролежав там 3 дня, и ошалев от всего увиденного, он выдал гениальнейшую фразу: "Да, немцам никогда не везло под Сталинградом".
Была у нас в школе учительница. Преподавала физику. Возраста она была уже далеко как пенсионного и слышала уже плоховато. Но зато была эмоциональная, всегда говорила с выражением и очень любила показывать руками то, о чем рассказывает. Естественно, все часто над ней прикалывались, благо поводов она давала предостаточно. Однажды объясняла она классу, как бомбардируются нейтронами ядра урана и как они расщепляются. Показывая на руках, как ведет себя ядро, она говорит:
— Ядро бомбардируют нейтронами. И вот, под воздействием ударов оно начинает вытягиваться. И так оно вытягивается, вытягивается, вытягивается, и...
Тут, обводя взглядом класс, она делает паузу, как бы подыскивая слова, чтобы выразить свою мысль. В этот момент откуда-то с задней парты слышится довольно громко:
— Х@як!
— Да! — говорит физичка, причем с таким облегчением, будто это именно то слово, которое она искала. Действительно, как же еще может расщепиться ядро урана?! Класс минут двадцать лежал от смеха на партах.
111: Как же меня зае%ала эта куча обломков кирпичей за окном!
222: Найми джамшутов — унесут
111: Нафиг нало! это ж не моя куча
... ... ... ... ... ... ... .
111: Помнишь, я тебе 3 дня назад про кирпичи писал? так вот, их больше нет!
222: Все-аки нанял?
111: Нет, сделал табличку — "Кирпич красный: целый — 4 руб/шт, половинки — 2 руб/шт". Сегодня ночью всю кучу спиздили...
— Дорогой, давай пошлем сына за продуктами? — Подожди, пусть придет, разденется, сядет за компьютер, тогда пошлем.
Когда тебе в аэропорту на ногу наезжает чужой чемодан, и вместо "Oh, sorrу" ты слышишь "Съебался бля! ", значит все — Родина.
Этот неловкий момент, когда не ты контролируешь количество выпитого, а количество выпитого контролирует тебя.
yaplakal.com