История одной встречи

Ну слушай..
"Лишь стоило нам переехать от родителей и зажить самостоятельной жизнью, наши семейные отношения с Леной претерпели большие изменения. Как-то раз рок-клуб Фонограф, что располагался непосредственно во Дворце Молодёжи, устроил очередной рок-концерт с участием Новосибирских рокеров. Приехала группа Калинов мост, коих всегда рекламировал Кинчев. Ленка всё время тусовалась с ними, и после концерта домой не пришла. С тех пор я постоянно слушал её рассказы про Калинов Мост, про то, какие они замечательные парни. Лена так с ними сдружилась, что однажды даже собрала вещи и уехала с подругой в Новосибирск. Мне не было лестно, что моя жена болтается в качестве закулисной фанатки у иногородних рокеров, но что я мог сделать!По возвращении у Лены всё валилось из рук. Приходит с работы домой и плачет. День плачет, другой. Неделю плачет, месяц. Я был в недоумении, а что делать? И не догадался тогда, о чем единственно может долго плакать человек, я забыл Маугли, — она просто тупо влюбилась, и плакала от того, насколько не справедлива жизнь. Звукорежиссёр группы Саша Кириллов часто звонил мне, мы почти подружились с ним по телефону.


— Ничего у Ревякина с твоей супругой нет и быть не может, - убеждал Александр, - ты можешь быть спокоен.


Однако чуть позже, когда группа приехала в Ленинград вновь, им некуда было вписаться на ночлег. Но и у нас в те дни гостили родители Лены с маленькой Машкой. Лена не нашла ничего более умного, чем вписать тринадцать человек на ночлег в нашей квартире, но мне было практически по-барабану. Шёл пятый Рок-фестиваль во Дворце Молодёжи, и я две ночи проспал на диване в своей аппаратной, потому что с утра всё равно нужно быть здесь. Третью ночь я уже не мог так проводить, хотелось тупо помыться в душе. Пообещав не приходить на ночь домой, я всё-таки вернулся, и... моему поражению не было границ: на моих простынях, в моей постели спит Дима Ревякин, а на его груди сгруппировалась моя жена Лена! Я медленно помылся в душе и пошел на кухню, где стоял маленький диванчик около стола, на нём попытался уснуть, но в кухню вошёл Ленкин папа. Спросил, как я себя чувствую. Я его отвёл в комнату, показал, что там устроила его дочь. Папа понял всё, да я думаю, он и раньше всё понимал, но с тех пор любая моя ответственность за судьбу Лены перед её родителями снималась с меня полностью. В конце концов, каждый волен любить кого угодно, но он не должен жить, при этом, за чужой счёт. Огорчившись, я посетовал папе Лены, что, – несмотря на то, что супружеских отношений, как видите, между нами нет, – я продолжаю зарабатывать деньги и кормить его дочь, в то время как она любит другого, нигде не работает и не приносит в семью доход.

— Как, ты слышал, она ему нужна только для того, чтобы получать доход! – вскрикнула мама Лены, подслушав наш разговор.

Надо сказать, это был мой завет, чтобы жена не работала: Ленку уволили по странной 8-й статье «по уходу за ребёнком». Тогда Маша заболела пиелонефритом и проходила обследование, справку о котором Ленка предъявила в ОК ЛОНИИСа. Там давно уже мечтали её уволить, да только не знали, как. Счета за междугородние переговоры с Новосибирском перевалили за все мыслимые пределы, чем вызван был жуткий скандал. После увольнения я сам настоял на том, чтобы больше она нигде не работала и не позорила меня. О шашнях Лены с Ревякиным в тусовке знали все, кроме меня. Ни один человек не осмелился стукнуть на Лену: ни Кинчев, который их познакомил, ни Катя, которая тоже была рядом, ни Фирсов, никто из Алисы, и вообще. Уходить от меня Лене было некуда, потому что в Новосибирск её никто не звал. У Димы Ревякина была жена, которая в скорости умерла ночью во сне рядом с не любящим мужем. Но Ленке это печальное событие не помогло, и мне даже немного жаль, что с ней так обошлась судьба. Лучше бы полюбил её тогда Ревякин и забрал себе в Новосибирск, и она бы съехала, оставив в покое мою ленинградскую жилплощадь."