Совёнок ( фантастика )

От автора: Повесть написана под влиянием рассказа Кира Булычёва "Спасите Галю". Отсылки к Томминокерам - исключительно читательские фантазии.


Анна Леопольдовна собиралась на дачу заранее, ещё с самого вечера.

"Прихворнула старая беда, а невестке, разве, огород можно доверить?" — корила она себя.

Переживала сильно: за огурцы, за помидоры в парнике и особенно за три розовых куста. "Bella Rosa" — знаете, как их трудно было достать? Высадить, ухаживать за ними? Да и соскучилась по внучке Дашеньке. Слава богу, что не в маму детка пошла. Ответственная растёт, серьёзная, красотулечка.

Всё взяла Анна Леопольдовна, обо всём подумала. Сумку-тележку плотно набила, не поднять. Да ещё корзинку плетёную новую, грибы собирать в свободное от хозяйственных дел время. А кто же с пустой корзинкой на дачу-то ездит? Невестка-то поди, сыночка Максимушку там и не кормит? В сухомятку держит и его, и Дашеньку?

"Ох, беда, беда!"

Нажарила Анна Леопольдовна котлет, рыбку в кляре, запеканку творожную приготовила для Дашеньки, по контейнерам разложила, яиц десяток сварила, посчитала и, решив, что недостаточно, ещё и курицу запекла в духовке. Всё равно ночью у стариков сна нет. Так всю ночь и провозилась. Еле в корзинку убралось. Маловата корзинка, да ведь ещё воды надо с собой налить в бутылочку. Жарко будет, давление второй день скачет, так что нельзя в электричке без воды.

Еле дотащила до вокзала, еле допёрла свою ношу. Ноги-то уже не те. Болят и руки ломит. Мазь-то взяла, а куда положила? Не в сумку ли? Нет сил искать — объявили электричку. До перрона добрые люди помогли дойти. Молодёжь с рюкзаками едет, туристы наверное. Все в зелёных куртках. Анна Леопольдовна уж так их благодарила, а они только кряхтели от натуги и удивления —"что же ты бабка в сумку-то напихала? Кирпичи?"

Они же ей и в вагон помогли забраться, а там уже с краю у выхода сама устроилась. Корзинку на колени, ручку сумки-тележки в правую руку. В левой билет для контролёра. Фух! Жарко, упарилась. Да лучше бы окна не открывали соседи, продуть может. С краю-то, на маленькой скамеечке и сидеть легче.

Анна Леопольдовна изнывала в электричке. Народа набилась тьма. Были и знакомые дачники. На одной станции с ней будут сходить. С некоторыми здоровалась. А так, шумно, душно, толкотня. Собак везут, кошек, не выспавшиеся дети кричат, а родители ротозеи - ноль внимания. Только пиво всё дуют. Надуются и начнут в тамбур ломиться. До туалета им не дойти, а мочевой пузырь требует. Самые наглые между вагонами мочатся. Велосипедисты ещё эти со своими раскоряками. Вот есть у тебя велосипед — что ж ты ирод в тамбуре едешь, всем мешая? Крути педали на дороге, дорога для кого?

Первые три остановки самые тяжёлые, потом легче. Сходит народ, высаживается. И вот уже свободен проход. Все расселись. Стоящих, недовольных пассажиров больше нет. Спокойно в электричке становится, мирно. Кто-то даже завтракать начал.

Анна Леопольдовна тоже инстинктивно сунула нос в корзинку, хотела отколупнуть немножко курочки, но одумалась и обошлась яичком.

"Соль не взяла, — жалела она, - ну уж приеду и на даче пообедаю”.

Она лгала себе. Знала, что приехав и разобрав вещи, она первым делом кинется на огород проверять, всё ли в порядке? Потом проверять, как дела в доме, мимоходом раздавая ценные указания невестке и сыну, да и блинов надо будет к обеду испечь. Наверняка в доме не прибрано. Тряпку - полы мыть, невестка не стирает, всё новые берёт. Неэкономная — чему только её мать учила? Никакого воспитания: за огородом не следит, полоть сорняки не заставишь. Муравьи этим летом, как с цепи сорвались…

Тут Анна Леопольдовна сбилась с мысли, потому как в вагон вошла бодрая крикливая женщина и начала предлагать различный нужный в хозяйстве товар. Соловьём заливалась, сорокой тараторила. Весь вагон заслушался, стали спрашивать, покупать. Анне Леопольдовне тоже захотелось что нибудь купить такое, полезное. Особенно пенсионерку заинтересовало средство от муравьёв и она подозвала продавщицу к себе.

— Пожалуйста, берите! 50 рублей один пакетик. Разводить нужно в тёплой воде согласно инструкции. За три пачки - скидка, — затараторила женщина, протягивая товар.

Анна Леопольдовна прочитала инструкцию и осталась довольна. Взяла три пакетика.

— Ещё ершики, овощерезка, фонарик на магнитах, дешевле чем в магазинах — предлагала болтунья.

— Не надо.

— Свечки, швейные наборы, складные вешалки…

— Да куда их мне? Своё имеется.

Тут Анна Леопольдовна заметила выглядывавшую из сумки плюшевую игрушку. Симпатичная такая. Большие голубые глаза. Клювик, лапки. Это что - совёнок?

— А что у вас там за игрушка такая, почём? — заинтересовалась пенсионерка, вспомнив, что не успела купить подарок для Дашеньки.

Продавщица замялась:

— Ой, а там не моё. Я передать должна была сумку другому продавцу. Это не мой товар.

— Так всё равно же товар. Покажите!

Продавщица, пребывая в сомнениях, достала игрушку из сумки и сунула в руки Анны Леопольдовны. Та изучила её и аж ахнула. Игрушка была чудесной. Глазки открывались и закрывались. Крыльев у совенка не было, вместо них аккуратные лапки с четырьмя пальчиками. И самое главное, этикетка! На этикетке было написано - "Светозары". Светозарский завод по производству детских игрушек.

Анна Леопольдовна вспомнила: тридцать лет назад её покойный муж привёз из командировки замечательный конструктор. Максим был так счастлив. Ни у кого больше во дворе такого конструктора не было. Множество деталей, проводки, блоки. Можно было собрать маленький автомобильчик и привести его в движение с помощью батареек. Столько времени прошло, неужели этот завод ещё работает? В наше-то время?

— Сколько? — тихим голосом спросила Анна Леопольдовна.

— Она не моя! Игрушка не продаётся! — заюлила продавщица. — Отдайте!

— Пять тысяч! — заявила Анна Леопольдовна, вцепившись в игрушку слабыми своими руками.

— Ой!

Она решительно сунула болтливой женщине красную купюру. Продавщица только глазами захлопала — как же так вышло? Но тут же опомнилась, подхватила свои большие сумки с товаром и побежала в следующий вагон. Наверное испугалась, что Анна Леопольдовна передумает. А той уже и дела до этой дурной бабы не было. Она крутила в руках совенка, гладила его.

Хороший подарок для Дашеньки. Лапки двигаются, на пальчиках коготочки и глаза такие красивые и большие. Не разучились у нас в стране ещё игрушки делать.

Анна Леопольдовна коснулась приоткрытого клюва совёнка, послышался щелчок и клюв захлопнулся.

— Ай!

Кровь потекла из пальца. Анна Леопольдовна отдёрнула руку, испугавшись больше за игрушку, чем за себя. Лишь бы не испачкать. Положив игрушку на сиденье слева от себя, она начала копаться в сумке в поисках подходящей тряпки. Нашла носовой платок, забинтовала порез и с сожалением обнаружила, что несколько капель всё таки попали на игрушку. Какая досада, испачкать такую хорошую игрушку, но почему же у неё такой клюв острый? Детская ведь. Это может быть небезопасно для Дашеньки. Может случайность? Она не понимала, как такое могло произойти? Совёнок выглядел таким милым.

----------------
автор Василий Кораблев

Дача по документам принадлежала Анне Леопольдовне. Она так всегда и говорила своей невестке, когда та становилась совершенно невыносима и пыталась заводить там свои порядки. Невестка могла сколько угодно возмущаться, спорить, что старенькую халупу давно снесли и новый двухэтажный дом был построен на деньги Максимушки, но свекровь на своём стояла твёрдо.

— Участок - то наш, ещё от НИИ давали. Шесть соток и ещё шесть у Козловых выкупили в 93 году. Итого: 12 соток. А яблони? Муж мой, царствие небесное, самолично сажал, а сливы? Груши видела? Ни у кого больше таких вкусных груш нет! Баня своя! Сараи свои! Погреб красным кирпичом выложен, копали целое лето вручную. Земли - знашь сколько навозили? Вот уж помру, тогда всё ваше будет, а пока доченька - не ваше, а наше. Ясно?

Невестка закатывала глаза после очередного волевого решения Анны Леопольдовны и убегала жаловаться мужу, а тот только пожимал плечами:

— Ну, а что делать дорогая? Мама — пенсионер. Ей помогать нужно. Забор надо новый ставить, скважину ещё одну пробурим, воды для полива не хватает, мама жаловалась, что тяжело с лейкой и картошку пора окучивать.

Такие разговоры были каждое лето. Они были бесконечными и не имели смысла, разбиваясь о железобетонный авторитет Анны Леопольдовны - настоящей хозяйки дачи. Невестка страдала. Каждое лето она и Максим брали отпуск на целый месяц, а в результате вынуждены были пахать на огороде с утра до позднего вечера, не разгибая спины. А ещё осенью картошку убирать. Три дня административного на работе - пожалуйста. Каждые выходные на даче: соленья, варенья, компоты, маринады. Генеральная уборка раз в неделю обязательно. Невестка несколько иначе представляла себе отдых, да и муж начал в последнее время бунтовать и сбегал на рыбалку, оставляя жену наедине с суровой свекровью.

Анну Леопольдовну супруги встретили на машине. Загрузили вещи в багажник и, заехав в магазин за хлебом, с ветерком довезли до дачи, где она с порога принялась наводить порядок. Внучка Дашенька испачкалась — одежду сменить. Окна - почему мутные? Половики выбить. Таааак, а что у нас на огороде творится. Караул! Уже и заболеть человеку нельзя. Земля сухая. Сорняков-то! Сорняков!

"Максимушка, сделай милость, водички два ведра и лейку с маленькими дырочками. Настька! - так звали непутёвую невестку. Почему сорняки не полоты? Это же огород! За ним пригляд постоянный нужен, сколько вам можно напоминать? Давай, неси тяпку мою. Точили её? Наказывала -тяпку поточить!”

Она так забегалась, что даже позабыла отдать внучке купленную в электричке игрушку. Дашенька, в её семь лет, была очень смышлёной и серьёзной девочкой. Обнаружив оставленную на столе игрушку, она моментально поняла, для кого это и что за это надо сказать бабушке спасибо.

— Спасибо бабусенька! — Дашенька, выждав момент, подкралась к бабушке сзади и обняла. — Спасибо за Угушку.

Анна Леопольдовна не сразу догадалась, что Дашенька имела ввиду, но та умница показала ей совёнка и повторила:

— Угушка. Он сам так себя назвал.

— Ой ты моё золотце, — умилилась Анна Леопольдовна и закивала, — играй, играй на здоровье. Хорошая игрушка. Светозарский завод.

— Мы будем строить ему гнездо. Угушки должны жить в гнёздах, — поведала девочка.

— Конечно в гнёздах. У меня есть корзинка старая без дна. Сделаем в ней для Угушки гнездо. Вечером, а пока иди, не мешай бабушке, — согласилась пенсионерка, мыслями пребывающая возле моркови. Уродится морковь или опять к осени трещинами пойдёт?

— Я сама сделаю гнездо, мне бы проволочки, он хочет из проволочки.

— Да там, где дедушкин сарай, проволока и лежит, разная, цветная, — склонившись над грядкой, рассеянно отозвалась Анна Леопольдовна. — Дедушка, царствие ему небесное, собирал всё, собирал. Проволоку разноцветную, целые катушки, схемы всякие, радиодетали. С паяльником все вечера проводил. Нет, чтобы о семье подумать? Обо мне, о Максимке...Не углядел за сыном, вот. Женился на непутёвой. Был бы жив, да разве бы не настоял на своём? Не отговорил бы? А так, что ж я одна, старая и слова-то в доме своего не имею. Что с меня взять? Эх, беда, беда…

Анна Леопольдовна сама не заметила, как всплакнула. Вытерев глаза краешком платка, она бормотала, аккуратно выпалывая сорняки.

— Да и зачем тебе проволочка, внученька? Я фланелевую пеленку постелю на дно. Ленточками перевьём, погремушками украсим и будет тебе распрекрасное гнездо. А?

Она оглянулась, но внучки уже рядом не было. Дашенька убежала.

Вечером во время семейного ужина, когда Дашеньку уже уложили спать, Максим поинтересовался у своей матери, где она купила такую дорогую игрушку?

— Светозарский завод игрушек. Наш, ещё с советских времён, — не без гордости отозвалась Анна Леопольдовна.

— В первый раз про такой слышу, — задумчиво произнёс Максим.

— Да как же? Помнишь конструктор? Отец твой привозил. Ты ещё из него автомобильчики собирал? Вот - тот же самый завод и делает. Не какая-то там китайская подделка, а настоящее отечественное качество.

— Не помню, — честно признался Максим. Он устало переглянулся с супругой и та скромно заметила, что игрушка, по видимому, очень дорогая. Они хотели бы узнать сколько она стоит и компенсировать Анне Леопольдовне её финансовые потери.

— Ещё чего! — гордо вздёрнула нос Анна Леопольдовна. — Мне для любимой внученьки ничего не жалко, не то что другим, некоторым. Ребёнок годами нормальных игрушек не видел, так уж пусть хоть бабушка порадует, раз другим наплевать.

Супруги дружно вздохнули. Достаточно было у Дашеньки игрушек, покупали регулярно. Бассейн надувной купили, летом в жару плескаться, велосипед, самокат, качели поставили, а уж кукол различных - целая комната. Только разве Анне Леопольдовне объяснишь?

— Да и как она радовалась, нашей-то советской игрушке? День-деньской по даче с ней бегала, гнездо строила, уморилась родимая. Хорошо ребёнок нагулялся - хорошо поспит, — продолжала победоносно пенсионерка.

— Видела, она очень радовалась. Спасибо...мама, — осторожно ответила невестка.

После ужина Анна Леопольдовна, сославшись на сердечную слабость, отправилась почивать в свою комнату. Померяла давление, ох душно, гроза что ли будет? Давит в груди, тяжело. Нитроглицерину на ночь нужно бы. Пенсионерка подумала, поразмышляла и решила сходить на кухню за водой, лекарство запить.

Максим и невестка разговаривали. Анна Леопольдовна по привычке начала подслушивать. Мало ли чего? Вдруг непутёвая снова чего задумала?

Она заглянула в кухню. Невестка мыла посуду, а Максим сидел за столом, уставившись в планшет.

— Странная эта игрушка, не находишь? — спрашивала невестка.

— Скорее уж, слишком дорогая. У нее глаза двигаются и лапы. Кажется она может повторять слова, произнесённые вслух. Я поискал батарейку и не нашёл. В интернете пытался найти инструкцию, так там тоже ничего похожего.

— Так посмотри производителя…

— Тоже ничего внятного. Светозарский завод закрылся очень давно. Ещё в конце 90-х. Банкротство. Есть информация, что его продали армянам под складские помещения.

— А этикетка? Там есть штрих-код? Хочется узнать, сколько она денег за неё отвалила? Тут явно не триста рублей...

— Вроде была этикетка, я завтра сфотографирую и попробую поискать, но какая разница? Мама души не чает в Дашке, ну потратилась лишнего.

— Разве ты не понимаешь, что это очередной её повод - нас носом ткнуть? Опять заведёт свою песню, я для внучки всё-всё-всё делаю, а вы бестолочи и ленивцы.

— Но это же мама, — слабо возразил Максим.

— Да, она самая. Пять лет назад заманила нас на эту проклятую дачу под предлогом заботы о здоровье Дашеньки и теперь эта дача станет нашей могилой. Каждый год, начиная с апреля и заканчивая октябрём, мы пашем тут на неё и это никогда не закончится. Она убеждает нас, что это вовсе не труд, а чудесный отдых. Грядки, картошка, закатки — осенью всё это в погреб. Всё убери, землю перепахай, просей. Тёплые грядки сделай, как я скажу и никак иначе. Все только, как она хочет и всё срочно, сегодня, вот сейчас надо! Сдохни, но сделай! Я забыла, как это — просто отдыхать в свой законный отпуск. Подруги смеются над лицом и руками, красными от загара. На югах отдыхала? У моря на пляже полёживала? А у нас одно море, в летнем душе пять минуточек и то свекровь тут же бежит. Ой, расход воды попусту, ой беда! — голос невестки постепенно наполнялся злобой.

Анна Леопольдовна слушала замерев и старалась не упустить ни слова. Змея-то какая! Гадюка подколодная! Пригрели на груди шипелку поганую, дрянь ленивую. В семью, можно сказать, приняли, а она тут ядом исходит. Дача ей видите ли не нравится, устаёт она. Ну знаешь ли…Я с 12 лет пахала...Неженка...

— Ты чего расшумелась, мама только легла, — напомнил Максим.

— Да плевать. На всё уже мне плевать. Пусть командует, пусть верховодит и порядки свои генеральские устанавливает. Все одно из этой ямы уже не выбраться, — всхлипнула невестка.

— Да что с тобой?

— Ничё уже. Помнишь, второго ребенка завести хотели?

— Ну?

— Вот тебе и ну. Снова отложить придётся. Анализы пришли. Киста яичника. Операцию делать придётся, а там как повезёт.

— И что это значит? — глупо спросил Максим.

— А это значит, спасибо твоей маме за ежегодную трудотерапию, — вздохнув, ответила невестка, — грыжа на пояснице у меня от такого отдыха появилась? Появилась. А это довесочек вместо второго ребёнка. Спасибо мама. Как она говорить любит — лежишь лежебока, а дела не делаются? Подумаешь живот заболел, тут навоз привезли, надо в кучу перетаскать, а то под дождём всё размокнет. Хорошо. Прекрасно. Где там ваши сто мешков конского навоза, которые нужно срочно перетаскать? С удовольствием всё сделаю, я же лошадь молодая, здоровая. Всё выдержу, всё смогу, а потом ещё бельё быстренько постираю, в котором работали, потому что пахнет от него, внучка задыхается и перед соседями неудобно.

Анна Леопольдовна не выдержала. Сердце разрывалось на части от такого к себе отношения. Разве так можно?!! Разве это справедливо?!! Разве она это всё для себя?!!

Словно во сне, она вышла из дома и пошла по тропинке в сторону ворот. Нет в собственном доме покоя и утешения, никто ей тут в старости стакан воды не подаст. Одолела её невестка-змея. Залила всё вокруг своим ядом. Да никто тебя не просил замуж за Максимку идти, без тебя бы спокойненько прожили. Держа в руке стакан, она твёрдо решила дойти до колонки и уж там напиться. Не надо мне ничего вашего. Дайте дожить спокойно. И так чуть жива и ноги не ходят. Хоть последний годок - да мой. А там, как хотите. Где хотите хороните. Хотите рядом с мужем, а хотите в овраг просто бросьте меня. Все одно - "мёртвые сраму не имут".

Вода была ледяной. Анна Леопольдовна выпила назло три стакана. Скорее бы издохнуть, а такого позора не видеть. Она пила воду, стоя внутри пятачка света, идущего от фонаря на столбе. Её всю трясло от горя и бессилия. Она хотела смерти так, чтобы смерть пришла сразу и позвала её за собой туда во мрак. Она с надеждой вглядывалась близоруко в каждую колышущуюся тень, но, присмотревшись, обнаруживала там лишь кусты и деревья.

"Под забором умру, — решила Анна Леопольдовна, — вот лягу под соседский красный забор и там окочурюсь. Утром соседи обнаружат и всё про вас поймут, мои деточки. Все соседи про такой срам узнают, как вы собственную мать из её дома выжили. Про невестку особенно. Все всё поймут, про свинью гнилобрюхую."

— Леопольдовна, чё кукуешь? На свиданку собралась? — гаркнул кто-то прямо над ухом и она аж подпрыгнула.

Сосед Никодимыч, бывший военный моряк в отставке, поздно выгуливавший свою собаку, подкрался к ней сзади, а она и не заметила. Так себя жалела и убивалась, что не заметила, а он стоял и только посмеивался, наблюдая, как она испуганно хлопает глазами.

— Да я...это, — Анна Леопольдовна замялась, — воды думала с колонки попить. В голову вдруг взбрело. Погода-то хорошая.

— Так у вас скважина есть. Засорилась что ли? Так давно бы позвала, по соседски. За бутылку всегда помогу.

— Нет, просто захотелось.

— Может чего другого захотелось, или кого? — продолжал ухмыляться Никодимыч.

— Да уж не в твои годы уже о таком думать. Встаёшь поди через раз, — поняв похабный намёк, скривилась пенсионерка.

— Может встаю и редко, зато на ногах стою крепко. Кстати, не твоя ли пигалица потеряла? — Никодимыч протянул куклу. Анна Леопольдовна присмотрелась. Хорошая кукла, в платьице. Чистенькая. Значит потеряли недавно.

— Тут, вокруг, на двадцать дворов только твоя Дашка и есть. Шарик мой нашёл, а я подобрал и дай думаю занесу Леопольдовне, — продолжал болтать Никодимыч, — пойдём провожу.

"Да, — подумала Анна Леопольдовна, забрав и оглядев находку, — наверное кукла всё-таки Дашкина."

Никодимыч проводил её до дома и всё сетовал, что детей нынче маловато, а симпатичные бабки совсем испортились, не хотят лепить снегурок, всё им здоровый образ жизни подавай, да шведскую ходьбу.

— Раньше бы приставал, пока молодая была, — вздыхала Анна Леопольдовна.

— Так раньше ты замужем была, да и я занят был, а щас могу, если надо, по совместительству. Книжку одну интересную прочитал - Камасутра называется. Там, если приспособиться, то и в бане можно, и в лопухах...Ты до какого числа будешь дома… На даче будешь?

— Да иди ты в жопу, Никодимыч! — сердечно поблагодарила его на прощание, покрасневшая от стыда, пенсионерка. — Всего хорошего!

Как ни странно, но разговор с похотливым старым моряком привёл её в чувство. Анна Леопольдовна снова почувствовала себя живой, ей на мгновение даже захотелось накраситься. Нет, не для Никодимыча, а просто так. Доказать себе, что она ещё не старая и вполне может пожить для себя. Платков одних с десяток в шкафу лежит, для кого? А одежды сколько праздничной, нарядов? Целый шкаф, а ещё в сундуке и в комоде. Для кого бережёт? Для моли?

Она тихонько прокралась в комнату Дашеньки и с минуту стояла над кроватью, наблюдая как внучка спит. Дашенька спала сладко, а рядом с ней был Совёнок.

Пенсионерка тихохонько поставила куклу на столик возле кровати, поправила сбившееся на ней платьице и удалилась.

Она не видела, как блеснули ей вслед глаза Совёнка и уж совсем не видела, как повернулась в её сторону голова новой куклы. Анна Леопольдовна была занята собой и своими мыслями.

На следующее утро Анна Леопольдовна проснулась очень рано, ещё не было и пяти утра. Долго разлеживаться не стала. Сходила умылась, почистила зубы, а потом некоторое время стояла на первом этаже в прихожей и смотрела на себя в зеркало. Старуха, смотревшая на неё в отражении, показалась ей крайне мерзкой.

"Ну как, нравишься ты себе Аннушка? Хорошо ли ты жила? Правильно ли?” — молча спрашивала она своё отражение. Старуха в зеркале в ответ только молчала и морщилась. Анна Леопольдовна вздохнула и пошла на кухню.

Когда Максим и невестка проснулись их уже ждал готовый завтрак. Анна Леопольдовна попросила невестку разбудить Дашеньку, а сама вернулась в свою комнату на втором этаже. Оттуда в окно она мрачно глядела на огород и фруктовые деревья.

"Нужно делать дела — говорила старуха внутри нее, — в парники нужно, давай, а то время-то идёт. Ой, как оно быстро идёт. Траву надо косить. Максимушку попроси, а вон опилки, они ждут тебя, ты же хотела мешать их с навозом. Заставь невестку! Заставь лентяйку проклятую! А потом поливать…"

— А зачем? — резко произнесла она вслух. — Зачем? Ты, дура старая, давно погреб не проверяла? Каждый год банки с соленьями выкидываем. Запасов на десять лет хватит. Моешь потом эти банки, отмываешь и плачешь над каждой баночкой. Не съели. Не смогли. Забыли. Дети отдыхать приехали, а ты их в рабов превратила, в подёнщиков! Чтобы потом это всё сгнило и забродило? Дети уже гнить начали, до чего дошло! Нешто у нас еды мало? Ладно бы с голоду пухли, ан нет, с жиру всё бесишься!

"Дак свое же всё, не покупное, — жалобно возразила внутри неё старая карга, — пойдём. Холила ведь каждый росточек, каждый кустик. Они все внимания требуют. Надо."

“Вот она где правда-то! Так огородом занималась, что забыла о детях. Дети инструментами стали в моих руках. О травиночках, рассаде заботилась, а о детях - кто подумает? Мужа-покойника корила за то, что в сарае день-деньской сидел и схемы свои паял, а сама чем лучше его? Он-то детей не заставлял, не неволил, не требовал, чтобы они ему что-то привозили и на его занятия своё время тратили. Как тебя в садах соседи все кличут Аннушка? Генеральша? Мышь зубастая? Комариха. Как только не называют. Всю кровь из детей выпила, ради чего? Чего добилась-то? Чего достигла? Над наследством тряслась, берегла. Вот твоё наследство — радуйся! Теперь-то и я порадуюсь."

Анна Леопольдовна повернула голову в сторону шкафа, потом резко подошла к нему и открыла скрипучую дверцу.

Она спустилась вниз через час. Поставила чайник на плиту, порылась в холодильнике и нашла абрикосовое варенье. В позапрошлое лето делали, до сих пор не съели. Анна Леопольдовна вскрыла банку, понюхала. Правильно, что не съели. Забродило варенье. В погреб придётся идти. Она нашла сына возле автомобиля и попросила помочь ей вытащить лишние банки из погреба.

— Ты же вчера про траву говорила? Я леску новую купил для триммера, — удивился он.

— Хрен с ней с этой травой, пирогов вам решила напечь, а варенья нормального не найду. Соберём забродившее варенье и отнесём Никодимычу, пусть самогонку из неё сварит, — рассеянно отозвалась Анна Леопольдовна.

Сын посмотрел на неё в изумлении. Мама и ругается? Странно. Да и никогда такого не было, чтобы она вареньем разбрасывалась. В компост выкинет, а соседям не отдаст. Да ещё и Никодимычу, которого она терпеть не может. Максим решил промолчать и не высказывать вслух свои сомнения: неизвестно, какая его матери вожжа под хвост попала. Он только пожал плечами и смиренно пошёл помогать.

Возле дедушкиной сарайки Анна Леопольдовна заметила внучку с пучком разноцветных проводков.

— Гнездо для Угушки, — радостно сообщила внучка, — и бабушка, спасибо за Венилопу. Она потерялась, но теперь снова нашлась.

— Венилопа? Ты про куклу, которую я принесла ночью? — уточнила Анна Леопольдовна.

— Да! Она подружка Угушки, она поможет построить гнездо, — и внучка убежала вприпрыжку.

— Ты опять купила внучке игрушку? — спросил у Анны Леопольдовны нахмурившийся Максим.

— Нет. Я думала, это её кукла. Никодимыч вчера нашёл, когда собаку выгуливал.

— Я эту куклу видел утром, за завтраком. Мы её точно не покупали. Слишком дорогая и необычная. Похоже, авторская работа. На ней шикарное платье, обувь. А глаза — таких странных голубых глаз ни у одной куклы нет. Тоже, кстати, этикетка Светозарского завода имеется, — рассказал Максим, пока они спускались в погреб.

— Сказал, что нашёл...Может врёт? Ну да ладно, вот как раз и повод отблагодарить Никодимыча, — решила Анна Леопольдовна. Она включила в погребе свет и, оглядев плотные ряды банок на полках, твёрдо решила навести наконец-то порядок в своём погребе. Лишнее — долой!

*****

Никодимычу привезли целую гору старого варенья и забродивших компотов. Он пытался отказаться, но соседка включила режим генерала. Соседу было приказано носить банки к себе и не вякать. Он опомнился, только когда уже всё перетащили в его дом.

— Да вы чего? Ты чего Леопольдовна? Куда мне столько? — вопрошал старый моряк.

— На самогонку пустишь, — ответила пенсионерка и пообещала, — если мало, ещё привезём.

— М-да, — старик почесал затылок, — а с меня тогда чего? Первое ведро?

— Да как хочешь, — пожала плечами Анна Леопольдовна и вопросительно посмотрела на сына. — Ты самогонку возьмёшь? С Настенькой сами решите куда её деть, а мне-то самой ни к чему.

У Максима аж челюсть отвисла. Мама редко разрешала выпивать на даче, всегда приходилось искать повод, уезжать на природу, а тут нате - вам! Сама предлагает алкоголь.

— Ааа...Это… Ты же траву хотела...Я, наверное, пойду, — замялся он.

— Иди, — кивнула Анна Леопольдовна, — к обеду пирогов напеку. Если захотите из свежих ягод, прогуляйтесь с Настенькой. Подышите свежим воздухом, я не неволю.

— А...Огород? — у сына округлились глаза.

— Да чё ты заладил, огород, огород. Само вырастет, а если не вырастет, значит нам это и не к чему. Отдыхали бы лучше, отпуск у вас, — задумчиво ответила Анна Леопольдовна. Она прислушалась к своим ощущениям, старуха внутри неё выла от злобы и горя, грозила карами небесными и это неожиданно было...Приятно. Эдакий протест самой себе. Хочется торт, а не буду. Пусть стоит. Ни кусочка не съем. Могу себе позволить.

— Кххм, Максим, я, это, как нагоню сам занесу. Попробую сначала, что получится! — крикнул вслед убегающему мужчине Никодимыч. Он нутром почувствовал, что рядом с ним только что произошла революция. Матросы с Авроры пальнули из главного калибра в сторону дворца самой Леопольдовны. Причём Леопольдовна и матросы как-то умудряются существовать в одном лице. Что происходит? То в голодный год мешка картошки не допросишься, а то сама варенье несёт. Чудеса.

— Ты здорова ли Леопольдовна? Ничего нигде не звенит? — на всякий случай поинтересовался он.

— Здорова. Вчерась ещё давление прыгало, а сегодня хорошо. Легко на сердце от песни весёлой, — улыбнулась пенсионерка и, оглядев двор, заметила удочки, — а ты значит на рыбалку снасти готовишь?

— Больше для порядку. Завтра в сосновый бор на озеро прогуляюсь. Карасей проверю. Лодку хотел заклеить, да клей куда-то пропал. Кстати, ты новости уже слышала?

— Какие?

— У Петровских ночью машину обчистили. Разобрали всю и даже ни одна собака не гавкнула. Петровский - старший в полицию поехал. Ко мне наведывался - не слышал ли я чего? А я, представь себе, сплю чутко, но ничего такого не слышал. Шарик мой и тот спал. Во ворьё пошло! Такого раньше ещё не бывало.

— Да, действительно странно и я ночью никаких звуков не слышала, — призналась Анна Леопольдовна, — а он в гараж машину-то ставил?

— На улице, перед своим домом. Утром, говорит, выглянул, а двигатель тю-тю. Колёса пропали и бензобак пустой. Я думаю, что это цыгане постарались — нашим так ни за что не суметь. До ужаса ловко спёрли.

— И следов вокруг никаких? — сочувственно покачала головой Анна Леопольдовна.

— Да говорит кошачьи нашёл следы, птичьи, мелочь всякую. Говорит - мистика. Ну, да я сам схожу позже, посмотрю. Не верю я в свои годы уже в мистику. В судовой дизель я верю намного больше, чем в чёрта морского, значит следы точно должны быть, — Никодимыч зевнул после чего несколько нагло посоветовал. — Шла бы ты Леопольдовна по своим делам, а то я дедушка одинокий, могу нечаянно и на сеновал затащить.

— Снасильничаешь, так я заяву на тебя накатаю, — улыбнулась пенсионерка.

— Да кто тебе поверит.

— Если в заяве напишу: пытался и не смог, то ещё как поверят.

— Звучит как вызов. Ну да ладно. Иди уже. У меня своих дел полно. Спасибо соседушко за варенье.

*****

У калитки Анна Леопольдовна столкнулась с другой своей соседкой, Оленькой Зулеевой. В дачном посёлке её называли по простому: Оля - Гестапо. Такое прозвище она получила за то, что трижды была замужем и все её три мужа благополучно отправились на тот свет. По разным причинам: пьянство, болезни, несчастный случай, но злые языки говорили, что Гестапо этому очень поспособствовала, поскольку была бабой пробивной и горластой.

— Это чой-то, ты, Комариха, у Никодимыча позабыла? — не поздоровавшись, сходу начала задавать вопросы Гестапо, — нешто сломала чего, а сынок криворукий починить не смог?

Анна Леопольдовна не любила эту нахалку. С её точки зрения, это была ещё молодая здоровая баба (55 лет всего) с поганым, склочным характером, любившая совать свой нос куда ни попадя и от того не имевшая в посёлке друзей. Гестапо побаивались даже мужики, предпочитая не связываться с ней на пустом месте. Она могла часами орать под окнами, устраивала скандалы и всегда была в центре внимания.

— А ваше какое дело? Шла, шла, да в гости зашла, — тихо ответила пенсионерка.

Гестапо грубо оттеснила её боком от калитки и, открыв дверь к Никодимычу, проворчала:

— Чё-то часто по гостям ходить стала, как я посмотрю. Дома что ли не кормят? Ходят тут всякие…

Анна Леопольдовна покраснела от негодования и хотела уже было открыть рот, чтобы дать отпор нахалке, как та, прыгнув во двор, заорала так, что заложило уши.

— Ивааааан Никодимыыыыч!!! Где ты, старая баржа?!! Слыхал, чё делается?!!

— Чё орёшь, каракатица? — донеслось до Анны Леопольдовны.

— Петровских-то, обокраааали!!!

— Да знаю уже, сгинь - акула мазутная! Не до тебя сейчас.

— Да погоди Никодимыч, погоди. Я тебе чё сказать-то хочу. Да подойди ближе. Не бойся!

— Ага, щас. Разбежалась. Врагу не сдаётся наш крейсер Варяг. Издали говори, а то из ружжа пальну!

— Да хоть бы уже разок и пальнул, из двустволки. Два разика. Я согласнаааа!!!

"Тьфу-ты! Понятно, чего она к нему прибежала," — сплюнула Анна Леопольдовна и неожиданно для себя впервые за долгие годы испытала укол ревности. Да ладно, и она не лыком шита. Платьев за утро примерила достаточно. Есть в чём ходить, а в чём и мужской глаз порадовать. Пойду-ка я лучше пирогов напеку.

*****

Пирогов Анна Леопольдовна напекла на славу. Да всё разных: с щавелём, с курагой, с изюмом, да ещё ватрушек наделала. Запах стоял на кухне дивный.

— Мама, да куда столько! — восклицала невестка.

— Ешьте пироги, ешьте горяченькие, компоты в холодильнике холодненькие стоят, а ты Настенька калиновую настойку поищи, у меня где-то припрятано было. Выпейте за обедом немножко, а потом отдыхайте, отпуск у вас, — отмахивалась разгорячённая от работы пенсионерка. Невестка только всплеснула руками. Она, как и её муж, не понимали, что происходит — бабушка сошла с ума. Не даёт им ничего делать по дому, требует чтобы отдыхали. С непривычки у невестки началась ломка и она ушла в огород.

— Бабусь, я для Венилопы возьму к себе в комнату, парочку, — выпрашивала крутившаяся поблизости Дашенька.

— Нет уж, если ей надо, пусть сама спустится! — шутливо ответила Анна Леопольдовна и спустя некоторое время пожалела о своих словах. Внучка убежала играть на улицу и в очередной раз, повернувшись к столу пенсионерка, увидела куклу, сидевшую возле блюда с пирогами. Глаза у этой куклы были синие -синие и совершенно без зрачков.

— Так! Нечего на столе с ногами сидеть! — ворчливо произнесла вслух Анна Леопольдовна и, убрав куклу со стола, пересадила её на стул. При этом она поразилась материалу из которого было сделано платье куклы. Тогда, ночью она не придала этому значения. Пышное бальное платье с оборочками и маленькими блёстками, прямо как у принцессы и длинные золотистые волосы были очень мягкие на ощупь, словно человеческие. Так странно.

Она вернулась к кухонной плите, поставила чайник и тут услышала позади короткий смешок.

— Хи-хи.

Анна Леопольдовна вздрогнула от страха и обернулась. Кукла сидела на столе и смотрела на неё своими синими глазами.

— Что за шутки? — пенсионерка на всякий случай посмотрела под столом, не спряталась ли там внучка, но там было пусто. Тааак, а почему тогда кукла снова на столе? Почему? Анна Леопольдовна повернула голову и встретилась с куклой глазами. Она всю жизнь считала себя атеисткой и не верила в сверхъестественные силы. Подруги советовали молиться, почаще ходить в церковь и замаливать свои грехи.

"Так я жила честно, мужу не изменяла, абортов не делала, ни копейки за всю жизнь не украла, ответьте мне: почему я должна, в таком случае, в церкви поклоны бить?" — всегда отвечала им Анна Леопольдовна.

Подруги всегда терялись, начинали бормотать про божий суд и правила, что если не молиться, то на тот свет ни за что не пустят. Будешь за воротами сидеть.

"Ну значит в коммунистический рай попаду, а не в христианский, — отвечала на это Анна Леопольдовна, — разницы-то в сущности никакой. И там, и там правила нужно соблюдать, отчислять взносы, поститься, терпеливо сносить тяготы и лишения на пути к светлому будущему, а партийный билет у меня до сих пор при себе имеется вместо крестика.”

За это среди подруг, бывших ярых коммунисток, ставших в связи с распадом СССР добрыми благочестивыми христианками, она слыла дремучей безбожницей.

Анна Леопольдовна верила в науку. Кукла существо искусственное, а значит создана руками человека. Если её создал человек, значит должно быть и объяснение, как она оказалась на столе? Она снова взяла куклу в руки и покрутила, нашла этикетку на платье. Хмыкнула, прочитав её. Да, всё правильно. Светозары.

— Венилопа спустилась, как ты и просила, бабусенька, — послышался голос Дашеньки и пенсионерка облегчённо выдохнула. Всё-таки внучка пошутила. Иного объяснения быть не могло.

Кукла была передана Дашеньке прямо в руки, а следом ещё два пирожка, на которые она указала. Она снова убежала играть, а Анна Леопольдовна осталась стоять в задумчивости. Так и стояла пока не засвистел на плите закипевший чайник.

Третью ночь подряд Анне Леопольдовне снился один и тот же сон: снился гараж и она роется там, в темноте, перебирает пластиковые канистры. Её мучает сильная жажда. Она находит бутылку с минеральным моторным маслом и выпивает эту тягучую горькую жидкость. Ей противно и жутко. Тёмная жижа стекает по подбородку. Она хватает тряпку с верстака и вытирает лицо, потом оглядывается. Её внимание привлекает пятилитровая бутылка с незамерзайкой. Такая синенькая и вкусная. Она открывает крышечку и делает несколько глотков. Ей кажется, что она ничего вкуснее не пробовала, но много не нужно. Она откуда-то знает, что много вредно, лучше закусить батарейками. У верстака должен лежать ящик с отработанными батарейками. Сама туда складывала. Находит этот ящик и с наслаждением начинает глотать по одной, выбирает самые вкусные. Батарейки приятно холодят внутри. Век бы их ела.

Внезапно загорается свет и она видит свою внучку Дашеньку держащую в руках игрушечного совёнка.

— Бабушка! Батарейки для всех! — строго и звонко говорит внучка.

— Да я только капельку самую попробовала, — оправдывается стыдливо Анна Леопольдовна.

Совёнок скрипит и скрип такой неприятный, резкий. Словно несмазанные дверные петли, но пенсионерке кажется, что она понимает. Уже что-то понимает и уже едва только скрип превращается в понятные ей слова, она просыпается.

Каждое утро после такого странного сна она подбегала к зеркалу и осматривала себя. Нет, всё в порядке. Никакое масло она не пила и уж точно батарейки не жевала. Это точно был сон, но почему же один и тот же?

Странные дела в садах творились. У Петровских машину разобрали, полиция приехала, покрутилась и пообещала искать. Петровский-старший волосы на себе рвёт, по округе бегает и сам пытается найти мерзавцев. Соседи начали жаловаться, что техника пропадать стала. У одних шуроповёрт пропал, у других пылесос, а у Марьи Николаевны Залесской даже стиральная машина.

Утром, сказала, решила постирать, а вместо стиральной машины только потёки остались. Бесы своровали, не иначе. И Гестапо недавно по улице бегала с криками. Орала, что когда найдёт ту блядину, которая у неё культиватор свистнула, то лично в кровь исхлещет, в свекольную кашу превратит, а в жопу такую лопату засунет....Снова полицию вызывать будут. Теперь уже целую кучу заявлений будут писать. При этом сами соседи признают, что следов никаких. Ну, точно черти постарались, хотя может и цыгане какие залётные.

Анна Леопольдовна всё утро на кухне. Еды наготовила, закуски различной. Уговорила Максима и Настеньку съездить на речку. Сын - рыбу половит, а невестка загорит и накупается. От огорода она их решительно отстранила. Давление больше не беспокоило, сердце не тянуло, вот и решила она детей побаловать. Сама всё начала успевать, да и нечего на эти грядки кивать, ничего им не будет. Поливать просто нужно вовремя.

Невестка не могла не заметить, как изменилась свекровь за эти несколько дней.

— Мама-то окрепла, крутится, словно молодая, — шептала она Максиму, — может лекарства какие новые принимает?

— Новых лекарств у неё на тумбочке я не видел, но согласен с тобой, как-то она изменилась. Раньше Никодимыча на дух не переносила, а тут что не день ходит к нему, чирикает словно птичка. Лёгкая на подъем стала и краситься начала.

— Значит в Никодимыча влюбилась. Эге-ге, на старости лет бес в ребро. Вот тебе и мамаша, — сделала вывод невестка.

— Да скажешь тоже — бурчал Максим.

— Точно влюбилась. Красится, каждый день в новом платье, как думаешь поженятся? И нам полегче будет и ей веело, но раз она лично нам разрешила на речку съездить, то грех такой шанс упускать. Поедем, но не на два дня, а на четыре.

Невестка переживала, что когда они объявят Анне Леопольдовне о своём решении, то она уж точно поднимет вой и крик, но та только улыбнулась.

— Езжайте детки, езжайте, а за Дашеньку не волнуйтесь, я присмотрю.

После обеда Максим и Настя уехали, а Анна Леопольдовна позвала внучку на озеро.

— Погуляем по песочку, шишек соберём. Может, варенье из шишек сделаем.

— Да разве можно из шишечек, бабушка? — спрашивала внучка.

— Ещё как можно. Давно уж не делала, погода самая подходящая. Нужно сходить.

— Пошли, я только Угушку с собой возьму.

Анна Леопольдовна поморщилась. Она уже давно пожалела о своей спонтанной покупке. Совёнок и странная кукла Венилопа стали любимыми игрушками внучки. Бегала с ними повсюду. И во дворе, и на улице. Лучше бы с другими детьми играла, да несчастье, других детишек её возраста в садах нет. Петровские своих не привезли. Сказали - в августе приедут. Николаевы, на краю улицы, только недавно своего мальчишку в летний лагерь отправили. Тут, народ больше работящий собирался из тех, кто предпочитал всё лето на даче пахать, а не заниматься ребятишками. Да и не нравится нынешним детям тут. Интернета мало, телевизор всего 20 каналов показывает. Развлечений для них никаких. Речка далеко, а на озеро только со взрослыми можно. Им больше аквапарки всё подавай, аттракционы или компьютер на худой конец.

Хорошо, что Дашенька не такая. Воображение у неё развито не по годам.

Вот и на озеро пошли, а она давай спрашивать из чего ещё можно варенье сделать: из батареек например, можно пальчиковых? А из конденсаторов?

— А откуда ты такое слово знаешь? — озадаченно спросила Анна Леопольдовна.

— Это что, я ещё много знаю: микросхемы, транзисторы, триоды, теристоры, реостаты и ээээ...радиолампы. Из них тоже можно варенье сделать? Компот, наверное, тоже будет вкусный?

Анна Леопольдовна запнулась и на секунду представила, как она готовит такое варенье. Ей почему-то показалась весьма заманчивой эта идея. Тёмные, засахарившиеся детали в тазу и она мешает их ложкой на длинной ручке.

"Ножки обкусывать надо, неудобно будет такое варенье есть. Много мороки." — подумала она и опомнившись затрясла головой. Вот уж, чего придумала! Разве можно такую гадость на варенье пускать!

— Нет, Дашенька! Нельзя из металлических и стеклянных деталей варенье делать. Невкусно будет и пораниться можно. Животик будет болеть потом,— объяснила она.

— А Угушка говорит, что будет здорово, — и внучка показала бабушке совёнка.

Совёнок словно по команде открыл клюв и повторил скрипучим голосом:

— Будет здорово!

— Я и не знала, что он говорить умеет, — задумчиво произнесла Анна Леопольдовна. Совёнок теперь смешно крутил лапками, словно вертелся на руках у внучки, но что-то тут было не то. Не доверяла она этой игрушке, не нравилась она ей.

— Он не мог, пока я новую батарейку ему не поставила. Её Венилопа принесла. Старую я на столе оставила. Потом, в ящичек, в гараже положу. Я знаю где он.

Пенсионерка вспомнила о своих снах и ей стало невыносимо стыдно.

Нужно воздухом подышать. Свежий воздух на озере, глядишь и мысли противные из головы уйдут. Она вздохнула и велела внучке взять её за руку.

Так они и дошли до озера.

Раньше тут было прекрасно. Белый песок на пляже. Сосны кругом, а посередине синее озеро. Люди приезжали сюда купаться и ловить рыбу со всех окрестных деревень. Только давно нет уже советской власти и некому следить за природой. Пляж зарос сорной травой, а берег камышами. Да ещё какие-то подлецы повадились сваливать мусор. На соседнем берегу целая гора сгнивших стройматериалов, пластиковых бутылок и всякой гадости. До сих пор бывает выкидывают. То на старый диван наткнешься, а то и на горелые доски. Дачники с сада, если видят, прогоняют таких негодяев, стыдят, а всё одно возят. Уж так повелось, человеческое свинство неистребимо. Купаться давно стало опасно. Всё дно озера в битом стекле. Так, иногда рыбу ловят, но отдыхать только на речку, за тридцать километров, зато в чистоте.

К своему удивлению Анна Леопольдовна обнаружила там Никодимыча. Старый моряк вытащил на берег резиновую лодку и сидел рядышком, сматывал какую-то снасть. Ну, как тут не подойти и не поздороваться, тем более, что он первый заметил их и приветственно помахал рукой.

— Как рыбалка? — спросила она, когда они с внучкой подошли ближе.

— Да как. Коту на обед наловил достаточно, но себе на уху маловато, — ответил Никодимыч и прищурившись посмотрел на игрушку внучки — хе, а это что за чудо-юдо?

— Это Угушка. Он говорит.

— Хе, покемон что-ли?

— Покемон! Хе-хе-хе, — голосом Никодимыча передразнил Совёнок да так, что от неожиданности старики вздрогнули.

Дашенька засмеялась.

— Мы погуляем, хорошо? — спросила она.

— А, да, иди. Далеко только не отходи, чтобы я тебя видела, — разрешила Анна Леопольдовна.

Внучка побежала, а Никодимыч растерянно почесал затылок:

— Хера себе игрушки пошли, так и до инфаркта недалеко. Это у неё японская?

— Да если бы. Наша. Светозарская, — вздохнула Анна Леопольдовна. Она побоялась признаться, что её саму совёнок напугал до икоты, поэтому быстро сменила тему разговора.

— Погодка-то хорошая Никодимыч, грех не выпить в компании?

— Гальюн вопрос!

Никодимыч пошарил рукой на дне лодки и достал ящик, сделанный из морозильной камеры.

— Вам какую, мадам? На ягодах или на картошке?

— У тебя что ли разная есть? — удивилась она.

Никодимыч фыркнул. Постелил на песок кусок брезента, подложил фуфайку и предложил Анне Леопольдовне располагаться. Затем достал из ящика полулитровую пластиковую бутылку с зелёной жидкостью и две маленькие серебристые стопки. Налил сначала соседке, а потом себе и предложил попробовать.

— Холодная, — подивилась Анна Леопольдовна.

— Ты пробуй, пробуй. Не рассусоливай. На мяте настаивал. Для жары, самое-то.

Анна Леопольдовна выпила. Думала, что обожжёт, но на удивление алкоголь пошёл хорошо, мягко и послевкусие приятное. Даже закусывать не нужно.

— Ваше здоровье, — и Никодимыч опрокинул свою. С силой втянул ноздрями воздух и выдохнул.

— Хорошаааа…

Он зыркнул на спокойную как удав соседку и достал из ящика бутерброды. Протянул и с уважением в голосе произнёс.

— И ты хороша, Леопольдовна. Самогон двойной перегонки, а ты даже не пискнула. Обычно-то, барышни с моей настоечки в лёжку лежат, да водой запить просят.

"И впрямь, — подумала пенсионерка, — на меня это не похоже. Пила-то всегда по капелюшечке и то винца красного, а не забористой самогонки. И после вина становилось жарко, краснело лицо, а тут смотри-ка - выпила словно сладкую водичку."

— Я бы рыбой поделился, да извини, действительно мало наловил. — признался Никодимыч и принялся рассказывать.

— Вот раньше-то бывало, пойдём в море за рыбой. Брали баркас. Старыыый. Хлеще, чем я сейчас, но надёжный. Девять баллов держал, веришь -нет? Трещал, а работал крепко. Рыбы наловим, крабов. Я потом месяцами на красную икру смотреть не мог. Тошнило. Да и крабового мяса нажрёшься от пуза, а потом...Ну смотришь на него...Ну краб и краб. Ну большой. Вкусно, а есть не хочется...Эх, щас бы то время. Тут, в магазинах, отродясь камчатского краба не водилось. Килька, и та говно.

— Да уж ладно тебе переживать, Максим с рыбалки приедет, может наловит чего? Лучше ещё наливай. Хорошая у тебя настоечка, — отмахнулась Анна Леопольдовна.

— Гальюн вопрос!

Потом они просто сидели и болтали о всяких мелочах. Анна Леопольдовна одним глазом посматривала за внучкой, которая бегала по берегу и собирала шишки. Всё вроде бы в порядке, погода хорошая, а сердце всё равно не на месте. По прежнему ныла внутри неё старуха, уговаривающая бросить ленивого старика и вернуться к делам на огороде, но зачем? Погода такая хорошая и рядом сидит приятный общительный собеседник. Разве нельзя себе отказать в простом человеческом отдыхе? Хоть минутку посидеть спокойно, полюбоваться природой и просто слушать кипение жизни вокруг. Кузнечики стрекочут, птицы поют на деревьях. Кукушка, кукушка — сколько мне жить?

Она заметила Петровского-старшего, бродившего на другой стороне озера.

— Это не Станислав там гуляет? — указав пальцем, спросила она у соседа.

— А? Он самый, — повернув голову, подтвердил Никодимыч. — С самого утра тут шарится. Воров ищет. Следы, говорит, нашёл. Грузовик разобранный.

— Серьёзно?

— Агась. Там, ниже в овраге, грузовик с мусором. Кто-то на нём приехал и бросил. Причём недавно. А щас, Петровский полазил и обнаружил, что там тоже двигателя нет. Вот и играет в Шерлока Холмса. Бензин говорит, тоже слили.

Они понаблюдали ещё немного за Петровским, а потом начали обсуждать местные происшествия.

— Много спёрли за эти дни техники, садовых инструментов, даже провода воруют. Мы-то, только про те пропажи в курсе, где люди живут, а сколько брошенных? Там никто не проверял и полиция не желает связываться, но может зачешутся, когда их заявлениями завалят, — говорил Никодимыч.

— У меня, вроде бы, ничего не пропало, — задумалась пенсионерка, — хотя, если чего мелкое, так сразу-то и не увидишь.

— Значит тебе повезло. А вон, Станиславу Сергеевичу - не очень повезло, — кивнул в сторону озера старый моряк.

*****

Петровский не слышал их разговоров. Не до соседей ему было. Он обошёл мусорные кучи на берегу и, обнаружив узкую цепочку следов, очень похожую на те, что были возле его машины, пошёл в сторону старой станции водоканала. Сомнений быть не могло. Все следы, найденные им в этот день, вели именно туда. Воры организовали там склад металла. И место было подходящее. Петровский точно не помнил: почему и зачем неподалёку от озера была эта станция, на его памяти она не работала. Просто бетонная коробка в лесу, огороженная ржавым сетчатым забором. То ли в озере раньше уровень воды регулировали, то ли ещё чего. Местные туда не ходили, место было заброшенное и глухое. Петровский нашёл дыру в заборе и несколько шестерёнок возле неё.

Полный решимости вывести воров на чистую воду, он пробрался на станцию и пошёл вдоль стены, пока не обнаружил открытую железную дверь. Заглянул внутрь. Темно и сыро. Он услышал тихий ровный гул, словно где-то внизу работали электродвигатели. Надо было тут и остановиться, сходить домой за фонариком и подмогой, но Петровский хотел твёрдых доказательств. Ему захотелось точно узнать: что там за шум внизу? И он осторожно скользнул внутрь. Постоял немного, привыкая к темноте, а затем вытянул правую руку и начал идти на ощупь. Петровский-старший так и не понял, когда его рука коснулась стальной нити по которой шёл электрический ток. Он увидел только яркую вспышку.

Анна Леопольдовна стояла перед зеркалом и не верила сама себе. Зубы! Выросли зубы, вырванные давно с корнем. Она столько лет копила себе на протезы, да всё откладывала: то на одно уходили деньги, а то на другое. И тут на тебе! Выросли за одну ночь, в том числе и тот, который выбила ей в той безобразной драке Гестапо, два дня назад. Старушка в который раз ощупала центральный верхний резец и застонала. Она ничего не понимала.

— Бабушка не плачь. Бабушка, тебе плохо? — услышала она за спиной и оглянулась. Там стояла Дашенька, державшая на руках совёнка.

Пришлось улыбнуться.

— Нет внученька, всё хорошо. Иди на кухню, я тебе там манник испекла.

— Я попросила Угушку и он сделал тебе новые зубки. Хорошо ведь вышло. Хорошо? А ещё волосы тоже и порезы, — с виноватым видом произнесла внучка, переминаясь с ноги на ногу.

— Спасибо. Умница ты моя, — автоматически поблагодарила Анна Леопольдовна. Она сама не знала, что и думать. За два дня зубы не вырастают. И звук от зубов, когда щёлкаешь...Да и ощущения...Как будто они искусственные. Да ещё волосы эти…

Анна Леопольдовна со страхом и ненавистью покосилась на появившуюся новую прядь волос. У неё ведь целый клок из головы выдрали — на старости лет и такой позор!

Вечером спать ложилась - не было их. А теперь есть. Рыжие и расчесать невозможно. Волосы липнут к расческе словно наэлектризованные. Да разве растут волосы за одну ночь?!! Да на сорок сантиметров сразу?!!

"Я схожу с ума. Это шизофрения! Это маразм!" — кричала старуха внутри неё! Всё это только сон! Да, сон! Как тот, где она ела батарейки.

"Но почему тогда внучка не удивляется происходящему? Неее, это что-то другое." — возражала разумная пожилая женщина. Она сходила умыться, вытерла лицо и руки полотенцем, но радости не было. Вода больше не освежала. Хотелось другого, запретного. Тайком от внучки, она ушла в гараж и там ополоснула лицо из бутыли, где хранилась незамерзайка. Только тогда она почувствовала долгожданное облегчение.

"Царапины от ногтей пропали, а кроме того начали пропадать морщины. Бородавки на затылке больше нет. Всегда ведь была, теперь нет. Должна быть логика, во всём и всегда должна лежать некая причина." — размышляла она, возвращаясь на кухню.

Некоторое время она наблюдала, как внучка в понарошку кормит совёнка, а потом её взгляд неожиданно натолкнулся на зловещую куклу Венилопу, усаженную в углу. Ей показалось, что кукла повернула голову. У Анны Леопольдовны кольнуло сердце. Нет. Показалось. Кукла не шевелилась, зато шевелился и курлыкал разными голосами Угушка.

— Баба-Ням. Даша - Ням. Няка. Няка. Няка.

А ещё был какой-то неясный шум. Скрипение или музыка? Анна Леопольдовна безуспешно обошла дом в поисках источника звука и всё пыталась припомнить. Она точно слышала этот звук прежде. Лет десять назад? Да нет, больше...Сыну купили первый компьютер для учёбы и он через телефон выходил в интернет. Очень похожий звук. Столько воспоминаний...В голове шумно...

Она пришла в себя на кровати в собственной комнате. Уснула. Искала-искала, чего искала? Зачем? Шум-то был убаюкивающий. Правильно сделала, что прилегла, возраст всё-таки. Давно уж не девочка.

— Бабушка...К тебе тётя Маша пришла, — просунув голову в приоткрытую дверь, громким шепотом сообщила внучка.

— Где она? — хриплым голосом спросила Анна. Видеться с соседкой Шаповаловой ей не сильно хотелось. Или из-за проклятой Гестапо или по поводу своей пропавшей стиралки жаловаться пришла. Неужели даже на своей даче ей нельзя хоть немного побыть в покое. Собраться с мыслями.

— Я её в дом пустила, она мне конфетку дала.

— Пусть сюда идёт, — вздохнув, разрешила Анна Леопольдовна. Не будет она с постели вставать. Невелики гости.

Марья Николаевна кротко поздоровалась, входя в комнату, и присела на стул возле хозяйки.

— Ну, как ты? Леопольдовна? Кости-то целы? Я всё гляжу-гляжу через забор, а ты не выходишь, — сочувственно спросила она.

— Жива, и на том спасибо, — проворчала Анна Леопольдовна, приподнимаясь на локте и поправляя подушку.

— Ой! А у нас страсти творятся! Такие страсти! Петровский-старший пропал. Слышала?

— Да откуда мне, я после потасовки с Олькой и из дому-то не выходила, — безразличным тоном ответила пенсионерка.

— И она, жаба полоротая, тоже на улице не появляется. Может померла? Проверить может сходить? После вашей-то драки, забор у Борьки весь всмятку. Новёхонький забор был.

— Я ему заплачу.

— А он не в претензии. Так и сказал — "Нисколечко не обижен на Анну Леопольдовну и если она Гестапо насмерть ухайдакала, так ещё и коньяк занесу”.

Анна Леопольдовна тихо застонала от захлестнувшего чувства стыда. Ведь такой день чудесный тогда был. Такой хороший. Ну зачем она в этот магазин попёрлась? Ну конечно. Сахара ей видите ли не хватало. Она закрыла глаза, вспоминая.

В тот день она мило пообщалась с Никодимычем, выпила, а потом, попрощавшись с соседом, она вместе с Дашенькой долго гуляла по сосновому бору и собирала молодые шишки. Когда вернулись на дачу, Анна Леопольдовна обнаружила нехватку сахара, отчего ей пришлось идти в магазин. Ну, магазин сильно сказано, так, автолавка одного из соседей. Федьки Балаболина. Он привозил товары первой необходимости и на заказ, а его жена торговала. Если лавка была закрыта, так всегда можно было постучаться к ним и попросить выйти. Сахару в автолавке оказалось совсем немного. Три килограмма. Анна Леопольдовна совершила покупку, спрятала пакеты в сумку и отправилась домой, но по дороге её с криками и воплями догнала Гестапо.

— Стой! Стой Комариха! Стой, падла проклятая! Убью!

Пенсионерка испуганно оглянулась. Гестапо всегда отличалась дурным нравом, но так угрожать? Какая вожжа ей под хвост попала?

Разъярённая баба неслась на неё с кулаками.

— Паскуда такая! Сахар весь в лавке скупила — думаешь я не знаю, для кого сахар?!! Клинья к моему мужику подбиваешь! Сладеньким приманиваешь!

— Какой мужик? Ты чего? — пролепетала Анна, но та и не думала её слушать.

— Никодимыча обхаживаешь?!! Я видела, как ты ему на озере зенки строила. На старости лет хвост задрала — коза паршивая!

— Мы друзья…

— Я вижу, какие вы друзья! Исхлещу! В кровь исхлещу - сучка малообеспеченная!!!

Анна Леопольдовна не успела защититься и Гестапо вцепилась ей в волосы. Пенсионерка очень сильно испугалась и закричала от боли, а дурная баба и не думала успокаиваться. Она таскала её за волосы по всей улице, а потом с силой наподдала коленкой по лицу так, что Анна отчетливо услышала хруст. Рот наполнился кровью.

— Нет! Не бей бабушку! — раздался испуганный крик. Это кричала Дашенька, ставшая свидетельницей безобразной сцены.

Дашенька даже бросила в Ольку камень, чем только усилила её бешенство.

— Щас с ней закончу и тебе пизды пропишу, срака малолетняя! — пообещала она.

И вот тут Анна Леопольдовна испытала другой страх. Ладно её побьют, но внучку...Да она, за внучку, сама этой шлюхе глаза выцарапает!

— Не трогай её! — прохрипела она, вцепившись в руки противницы. — Убью!

— Ты? Да что ты можешь, тварюшка шелудивая? Говна ты кусок! Харю тебе я поправила, теперь и пиздёнке твоей поправлю!

От гнева у Анны потемнело в глазах и она что есть силы крутанулась всем телом и через секунду увидела, как Гестапо летит прямо в соседский забор. Грохот был такой, словно по забору ударили двухпудовой гирей.

Пенсионерка ошалело уставилась на дело своих рук. Гестапо лежала, некрасиво задрав ноги, сжимая в руке пучок её волос, и стонала.

— Так тебе и надо. Дура! — прокомментировала событие Дашенька.

Пенсионерка всхлипнула и подняла сумку. Сахар цел? Да какой теперь, сахар?! Домой надо идти, приводить себя в порядок. Она сплюнула кровь на землю и вытерла рот рукавом.

— Убили…— простонала лежавшая у забора Гестапо. — Инвалида, чуть до смерти не убили...

— Живая? Да чтоб ты сдохла! Психушка конченая! — пожелала ей Анна Леопольдовна. Взяла Дашеньку за руку и ковыляя пошла домой. Она слышала, как Олька рыдает и обещает засудить её, но и не думала оборачиваться.

Марья много о чём рассказывала. О таинственных пропажах, о смятении в дачном посёлке, даже о том, что их всех тут полиция считает сумасшедшими и не хочет сюда приезжать.

— Некоторые уезжать начали. Боятся. На маньяков думают. Раз Петровский пропал, значит кто-то следующий. Ты на ночь-то запирай всё. Мало-ли? — полушепотом докладывала соседка.

Анна Леопольдовна слушала-слушала, а потом не выдержала этот трёп и попросила соседку уйти, ссылаясь на недомогание. С кровати она так и не встала. Осталась лежать. И всё думала о изменениях, произошедших с её телом. Потом появилась Дашенька и доложила, что в отсутствии бабушки она сама приготовила пирожные с микросхемами и полупроводниками. Бабушка, они очень вкусные! Бабушка — будешь?

Анна скосила голову на тумбочку возле кровати, куда внучка поставила тарелку с её пирожными. В другой раз она бы подумала, что внучка над ней издевается: на тарелочке стояли три тарталетки и вместо крема Дашенька использовала пластилин, в который воткнула радиодетали из дедушкиного сарая. Но сейчас пенсионерке эти пирожные показались невообразимо вкусными. В животе предательски заурчало и рука сама потянулась попробовать.

Два дня она крепилась, сидела дома, боясь соседских пересудов, а на третий не выдержала. Заглянув в очередной раз в холодильник и обнаружив в морозильнике говяжью печень, Анна Леопольдовна решила испечь печёночный торт.

"Торт испеку и отнесу Оленьке, — думала она. — Хоть змея и паскуда, а все же живой человек. Жалко её."

Насчёт того, что она тоже человек, у пенсионерки в последнее время были сомнения. Слишком много с ней изменений произошло. Слишком много для понимания человека. А ещё эти периодические отключения электричества в посёлке и заунывный шум в голове. Ей хотелось обсудить с кем-нибудь всё происходящее, поделиться, излить душу. Да вот беда — некому душу открыть. И то, что она полюбила жевать электронику, глотать батарейки, пить минеральное масло. Кто в такое поверит? Это же яд! А дети приедут с отдыха? Что они скажут? Мама умом тронулась? Правильно скажут — давно пора!

"Нет, ты не тронулась. Это новый этап в твоей жизни. Просто нужно привыкнуть." — сказал голос в её голове.

— Но ведь я дура! Я просто выжившая из ума старая дура! Зачем мне новые зубы и чудовищное здоровье? Зачем? — застонала Анна Леопольдовна, хватаясь за голову.

"283 745 умножить на 74 978. Сколько будет?" — невозмутимым тоном спросил голос в её голове.

— 21 274 632 610, — машинально произнесла пенсионерка. В голове что-то звякнуло.

"Какая же ты после этого дура?"

Анна в страхе проверила на калькуляторе и застонала ещё сильнее. Число было верным. В гневе она смяла счетное устройство в руках и хотела было выкинуть, но печатная плата внутри калькулятора была такой вкусной, как шоколадка с орехами.

Кто я? Кем я стала? Во что превратилась? Пока задавала себе эти вопросы, калькулятор и съелся. Весь, вместе с пластмассой. Кто-то кашлянул и пенсионерка испуганно оглянулась. Внучка. Снова она и игрушка -совёнок с ней.

— Бабусь, Угушка сказал, что ты торопишься. Цикл трансформации должен протекать постепенно. Чрезмерное употребление микроэлектроники ведёт к накоплению остаточных, неиспользуемых в общем протоколе баз данных.

— Я нечаянно. Прости пожалуйста, — заискивающе улыбнулась пенсионерка.

Внучка укоризненно покачала головой.

— Тебе плохо из-за мышьяка. Нужно восстановить баланс.

— Да у нас нет мышьяка, внученька.

— Есть, в крысином яде. Венилопа принесёт, но впредь, будь пожалуйста осторожнее. Венилопа сердится из-за твоих импульсов. Она говорит, что ты сбиваешь её настройку. И не ходи к злой соседке, не надо.

— Почему?

— Она наказана, — пожала плечами внучка и убежала играть.

Анна Леопольдовна не знала, что и думать. Странная игра с внучкой и её игрушками превратилась в нечто пугающее и противоестественное. Как сказать детям о том, что внучка не ест обычную еду уже несколько дней. Как сознаться, что она сама потворствовала желаниям Дашеньки? А Венилопа эта - тварь! Страшнее совёнка и намного опаснее. Мысли читает, зараза такая. Следит за пенсионеркой, подглядывает. Как сделать так, чтобы она не прознала о намерении Анны посетить пострадавшую Олю? Как обмануть куклу?

Для отвода глаз, она засела на кухне и начала печь пирожки с хитрой начинкой. Нарезала тонкие медные провода в цветной изоляции и пластиковые трубочки. Внучка два раза за горячими пирожками прибегала пробовать. Сказала: вкусно! Ну, слава богу, что вкусно. Лишь бы Венилопа не догадалась и под шумок Анна Леопольдовна начала делать печёночный торт. На запах неожиданно набрёл Никодимыч. Самогонки принёс.

— Вот. Обещал — отдаю, — поставил он на стол трехлитровую банку.

— Спасибо, — мельком глянув на алкоголь, поблагодарила пенсионерка.

Старик помялся и она, догадавшись, предложила ему отобедать, чем бог послал. Только пришлось спрятать некоторые предметы, которым с точки зрения нормального человека среди еды не место. Никодимыч с удивлением наблюдал, как она убирает большую миску с микросхемами и другой мелкой радиоэлектроникой.

— Дашенька играть вздумала, — как бы извиняясь перед гостем, сообщила хозяйка. Никодимыч хмыкнул и было расслабился, но тут его взгляд застыл на сломанной сковородке. Анна Леопольдовна мысленно прокляла себя за забывчивость и внезапный приступ гнева. Это она утром пыталась жарить резисторы по просьбе внучки и когда у неё ничего не вышло, в ярости разломала сковородку на части.

— А как - так? — изумился старый моряк — Это ж, кажись чугун?

— Лопнула сковорода, такая оказия, — улыбнулась она, суетясь у стола. — Наверное, китайцы делали.

— Чудесааааа, — протянул дед, но тут она ловко отвлекла его стаканом самогона и бутербродом с селёдкой. Он выпил, закашлялся и смачно занюхал бутербродом.

— Хххах. У нас что не день, то чудеса Леопольдовна, — продолжил он. — У тебя сковорода лопнула, а у меня пёс попал.

— Да ты шутишь? — она сочувственно хлопнула себя по бокам.

— Какие уж там шутки. Вчерась убежал. Пришёл я с рыбалки, а поводок-то обгрызенный. Звал-искал, а не отзывается. И никто из соседей не видел.

— Так давай вместе поищем? — предложила пенсионерка. — Сейчас, только закончу с готовкой. Подождешь?

— Хе, тоже чудеса. Да если бы я от тебя такое ещё месяц назад услышал? Не поверил бы, честное слово. Ты же раньше за свой огород загрызла бы, да ещё чтобы кому-то помочь? Ты ли это - Леопольдовна?

— Плевать я на свой огород хотела Никодимыч, в последнее время, — честно призналась пенсионерка. — Что толку-то от него? Я раньше думала, что дача и огород - это очень важно. Пенсионеру работа не даёт сдохнуть. Думала, пока в земле ковыряюсь, пользу своей семье приношу, а оказалось, что только вред один. Кому эти пятьсот банок закатки нужны? Мне самой? Измудохаться до кровавых кругов в глазах и детей замучить, чтобы на огороде всё росло и цвело? Хвастаться перед соседями? Что я для своей семьи сделала с тех пор, как на пенсию вышла? Искренне верила, что дача объединит нас, сплотит, наполнит дом любовью? Строила дом, а вместо него тюрьма получилась. Нет. В неволе семьи не бывает.

— Э-ка, а ты и помолодела, гляжу. И волосы покрасила. Рыжий тебе идёт.

— Хватит болтать! — резко перебила его Анна Леопольдовна, заметив подглядывающую за ними куклу Венилопу. — Помогу по-соседски. Найдём мы твоего пса.

Никодимыч согласился обождать её на улице. Анна Леопольдовна сообщила Дашеньке, что уходит по важному делу, а самой велела сидеть дома и угощаться горячими пирожками. Внучка поверила ей и это было самое главное. Торт она так и не доделала. Просто взяла пирожков для вида, собираясь их потом выбросить.

Она честно ходила вместе с Никодимычем до самого вечера и помогала искать собаку. Они обошли весь посёлок, побывали на трассе, дошли до озера, но как в сердцах выразился старый моряк "блохастого кашалота" нигде не было.

— А как думаешь, мышьяк полезный? — задумчиво спросила Анна Леопольдовна, когда уже было решено бросить поиски и возвращаться домой.

— Да, чёрт его знает? Это же яд, вроде бы? Хотя яд -яду рознь. Я однажды Фугу ел. Это такая ядовитая рыбина. Один японский повар дал попробовать, — признался Никодимыч.

— И что потом было?

— Да ничего страшного. Понос меня неделю терзал с этой Фуги. Ну, я повару за такое меню, морду-то и разбил. А зачем ты про мышьяк спросила? Думаешь: отравили пса?

— Да просто. Показалось, что мысль о мышьяке имеет куда больше смысла, чем мне казалось сначала, — вздохнула пенсионерка.

— Ты это. Леопольдовна...слышь? Если травиться надумала, то лучше сначала подумай лишний раз, а как надумаешь, приходи ко мне на сеновал. Я тебя враз от грустных мыслей вылечу. Секс он же не только жизнь продлевает, но и хорошее настроение, — предупредил Никодимыч.

Анна Леопольдовна засмеялась и пообещала подумать над его предложением.

От внимания старого моряка удалось избавиться не сразу. Он отчаянно пытался проводить её до дома, ссылаясь на темноту и на странные внезапные отключения света.

— Фонари-то не горят. А ну, как в канаву бухнешься? — напирал он.

— Я пройдусь. Хочу воздухом подышать, — пыталась отговориться она.

— А то ты со мной не надышалась? Забыла, что в посёлке чертовщина творится? Петровский пропал. И ещё двое. Не то уехали, а не то пропали. Бабы у колонки вчера языки чесали. Уезжать все хотят. На маньяка думают.

— Да кому я нужна. Иди один. Иди! — кажется последние слова она произнесла слишком резко.

— Генеральша, — пробормотал Никодимыч и, тяжело вздохнув, пошлёпал домой.

Анна Леопольдовна пробралась в дом, где жила Гестапо, через соседей. Сначала хотела через щель в заборе прошмыгнуть, потому что сверху перелезть было нельзя - по верхнему краю шла колючая проволока. Но покрутившись возле щели и осознав, что не протиснется, она смело взялась за колючую проволоку и разорвала её, словно шерстяную нить. А потом кулаком две доски из забора вышибла. Она уже не удивлялась своей странной физической силе, она просто по женски привыкла к ней.

В окнах дома, где жила Оля Гестапо, горел свет. Саму хозяйку в огороде она не встретила. Анна Леопольдовна занесла кулак и хотела было постучаться в дверь прежде чем войти, но тут до неё донёсся необычайно знакомый шум. Точно так же шумело и у неё в доме. То скрежет, то писк, то переливчатое гудение.

Пенсионерка, словно наяву, увидела подвал, где на столе лежала странная конструкция, похожая на воронье гнездо, сделанное из перевитой изолированной проволоки. Вокруг кольца собрались детские игрушки. Видение лишь мельком выхватило из темноты плюшевого зайца и обезьянку, бившую в барабан. Остальных она не запомнила, но заметила, что игрушки там были не просто так, они что-то строили. От гнезда во все стороны летели синие электрические искры. И ещё там кто-то был в темноте, неясная фигура. Высокий…

Она потрясла головой и шум прекратился. Постучала несколько раз. Тишина.

— Оля! Ты дома? Я поговорить пришла, — позвала Анна Леопольдовна и, дернув за ручку, нечаянно выломала хлипкую дверь. Снова ответа не было. Она заглянула за дверь: всё равно уходить было уже стыдно. Уйдёшь, а вдруг хозяйка дома в беде и ей требуется медицинская помощь? За небольшим коридором начиналась комната первого этажа, а прямо перед носом лестница на второй. Оленька жила небогато, а при отсутствии постоянного мужика всё в доме имеет свойство ломаться. Анна Леопольдовна решила сначала проверить комнату на первом этаже. Ту где горел свет.

Оля сидела за столом в одном халате. В первый момент Анна было расслабилась — жива, стало-быть. Слава богу! Она некоторое время смотрела на соседку, склонившуюся над тазиком, и ей казалось, что Оля просто ужинает. Неудобно отвлекать от еды. Ей поначалу, даже не показалось странным, что она ест из неудобной большой посуды, чавкая, словно свинья. Потом её взгляд скользнул ниже и Анна насторожилась, заметив несколько прозрачных гофрированных трубок, по которым перетекала какая-то бурая жидкость. Трубки тянулись по полу и уходили под стол, а может и не под стол… Пенсионерка замерла, пытаясь отогнать от себя страшную догадку, что сама Оля и подсоединена к этим трубкам. Это из неё течёт. Под подол трубки уходят. Что же течёт-то? Что?!!

— Оля, — тихо позвала она. — Ты здорова?

Женщина, евшая из тазика, всхлипнула и остановилась. Её спина задрожала.

— Я тут…тебе принесла…спекла кое-чего, — виноватым голосом продолжила Аннушка, страшась того момента, когда Оля обернётся к ней лицом. После всего, что произошло, могло получиться так…Она сама не знала, что именно, но если она сама ест батарейки и отращивает зубы, то от Гестапо можно ждать чего и похуже. Оля повернулась к ней, щурясь в темноту скрывающую от неё Анну Леопольдовну, и пенсионерка облегчённо вздохнула: внешне соседка не изменилась ни капельки.

— Ты? — прохрипела Оля, продолжая щуриться. — Анна, ты?

— Я. Я это, Оленька. Торт тебе спекла. Ты ужинаешь что ли?

Анна Леопольдовна подошла ближе и тут же пожалела об этом. В тазике она увидела куски плохо сваренного мяса и шерсть вперемешку с костями. Словно животину какую бухнули в кипяток, сварили, а потом, перемолов все кости, просто бросили в таз. Да что же она ест-то такое? Кошку? Нешто другой еды нет?

— Я верно тружусь…Насыщение, это процесс требующий времени… — прохрипела Оля, косясь на таз с ужасным отвратительным варевом.

— Так может печёночный торт вкуснее. Зачем ты дрянь всякую ешь. Зачем?

Анна попыталась забрать со стола таз, чтобы выбросить потом в компостную яму, но Оля Гестапо вцепилась в него обеими руками.

— Отдай! Это пёс Никодимыча. Я сама ему бошку рубила, а теперь должна съесть. Я наказана!

Пенсионерка ахнула, непроизвольно разжимая руки, и Оля, уронив таз, горестно захрипела, наблюдая как мясо повалилось на пол. Она попыталась нагнуться и подобрать его, но получилось очень неуклюже, словно ей что-то мешало.

— Батареек не дают. Провода грызть не дают. Стиральный порошок и тот отобрали. Ты ещё пришла. Зачем? Наблюдать, как я корчусь?

Соседка бессильно откинулась на стуле и заплакала.

— Почему? Одним всё, а другим -ничего? Я пообещала сидеть тихо. Я никому ничего не скажу. А они мне, трансформацию…в последнюю очередь…Я устала эту собачатину жрать!

Анна Леопольдовна, чувствуя некоторую вину за собой, собрала мясо, покидала обратно в тазик и пододвинула его плачущей соседке. Чего уж теперь собаку жалеть. Всё равно пёс мёртв и его не вернуть. Однако у неё оставались вопросы.

— Это игрушки тебя заставили? — спросила она.

Оля горестно хмыкнула.

— А то ты не знаешь?

— Не знаю. Я в последнее время мало чего понимать стала, — призналась Анна и, найдя колченогую табуретку, присела рядом.

Соседка странно посмотрела на неё, кривя губы, словно бы изучая, и Анна услышала громкий комариный писк. Писк явно доносился из головы Оленьки Гестапо. Странный, с переливами, навязчивый и она мысленно пожелала, чтобы он прекратился. Звук моментально пропал.

Соседка испуганно заморгала.

— У тебя не работает обратная связь.

— Какая связь?

— Разве ты не слышала? Это обмен информацией. У каждого свой канал связи и общий обмен, но тебя там нет. Ты изолирована. Пошли мне сигнал. Ну же.

— Я не умею, — призналась Анна Леопольдовна. — Я только слышу раздражающий шум.

— Это не шум, — зачем-то оглянувшись, сообщила Оленька. — Это сигнал, которыми мы…эммм…,то есть они, обмениваются. Я слышу их постоянно.

— Телепатическая связь? — уточнила Анна.

— Телепа…Нет! Ты на другом протоколе что ли работаешь? У меня недостаточно знаний, чтобы выразить это словами. Для этого нужна прямая связь. Я сама не понимаю большинства слов моей голове, а они не дают мне развиваться. Мне нужно питание.

— У меня вырос зуб, который ты мне выбила, — призналась Анна и спросила. — Это как-то связано с игрушками?

— Зуб! — презрительно фыркнула Оленька и распахнула халат. — Смотри!

Анна Леопольдовна испуганно вскрикнула. Под халатом у Оли не было одежды, а кроме того отсутствовала большая часть грудной клетки и верхняя часть живота. Вместо этого там находились две пятилитровые пластиковые бутыли из-под воды. В ёмкостях теперь булькала жидкость. В одной синего, а в другой розового цвета. Между бутылями был установлен небольшой насос и ещё какая-то странная конструкция с клапанами и манометрами. Остатки кожи были стянуты медной проволокой и кажется скобками от степлера.

— Нравится? — прохрипела Оля и с грустью добавила. — Груди мои они тоже удалили. Да… Некому нынче целовать мои сисечки.

— Зачем? Зачем, всё это? — прошептала Анна Леопольдовна. — Так изуродовать… За что?

— А ты не понимаешь? — соседка в раздражении запахнула халат. — Для дела. Все в дело и на своём пути они никого не пожалеют. Никого и ничего. Для них главное, чтобы всё работало и адаптировалось.

— Но кто они?

— У внучки своей спроси. Я-то, почём знаю? Знаю только, что нам больше не стать прежними. Мы единая часть общего процесса. Я к примеру: органику перерабатываю для их нужд. Шланги видела? Во. Из моей жопы торчат. Буду перерабатывать пока не скажут, что хватит. Может тогда простят и позволят мне пройти процесс трансформации полностью.

— Но… — начала было Анна Леопольдовна.

— Уходи! — перебила её Оля. — Ты меня отвлекаешь. Процесс не должен прерываться. Только мешаешь своими вопросами.

— Я хотела бы как-то помочь, — пенсионерка в смятении встала и машинально смахнула печёночный торт в тазик с мясом. Соседка посмотрела на неё с отвращением.

— Помогла. Вижу. Добавочки мне принесла. Я этого мяса на всю жизнь наелась. Спасибо тебе большое.

Анна вдруг вспомнила, что её соседка совершенно не ела мясо. Столько лет знала, а тут забыла. И какой чёрт надоумил её испечь этот торт? Да уж и наверное, тот же чёрт заставил её прийти к Оленьке в гости? Нужно было срочно поговорить с внучкой. Этим странным игрушкам не место у них дома.

В коридоре она услышала, как соседка тихо всхлипывает и бормочет.

— Ну и что, если сердца нет. Отрастёт. Обещали, значит отрастёт. Новое и хорошее. Грудь себе новую выращу. Избавилась от старья, а новая будет гладкая и упругая…Не плачь Оленька…Не лей понапрасну слёзы по утраченному тобой.

У пенсионерки заболело сердце после таких слов. Впервые за эту неделю. Она не знала, как ей поступить, как ей утешить соседку, да и нужно ли ей утешение в таком горе? Так изуродовать пожилую женщину, с таким цинизмом. Так могла поступить только совершенно бесчувственная машина, или…Её собственный разум отказывался давать ей ответы. В сумерках, выходя из дома соседки, она не заметила высокую фигуру, шагнувшую к ней из темноты. Она только успела повернуть голову, заслышав недовольный крик внучки:

— Ба! Я тебе говорила - не ходи к ней!

Анна Леопольдовна открыла глаза. В голове звенело от надсадного комариного писка. Она смутно помнила чьё-то опухшее лицо и то, как её тащили волоком по ночным улочкам дачного посёлка. Кажется, внучка кричала. А ещё кукла…Венилопа! Точно — проклятая кукла! Она была с её внучкой. И кто же тот великан, который был с ними?!!

Вокруг только темнота и она не может пошевелиться. Она сидит на стуле? Руки за спиной связаны? Ничего не вижу.

Анна Леопольдовна попыталась разорвать свои путы и весьма удивилась, когда ей это не удалось. Разум услужливо подсказал, что она связана не верёвками. Это металлическая арматура. Значит, её сюда притащил кто-то такой же сильный, как и она сама? Но кто? И куда?

"На развитие нейронов зрительной системы требуется больше времени." — сообщил внутренний голос. Однако…

"Что, однако?" — вцепилась в эту мысль пенсионерка.

"Обоняние. Вдохни поглубже." — откликнулся внутренний голос. Анна последовала совету и после первого же глубокого вздоха в голове нарисовалась отчётливая картинка. Она увидела большую комнату и себя, сидящей на стуле. Картинку было рассматривать удобно, словно бы со стороны и в тоже время она всё увидела в объёме. Анна изучила стены. Бетон. Повсюду валялся различный строительный мусор и сгнившие деревянные ящики, набитые хламом. В дальнем углу была дверь-решётка, закрытая на замок. Она попыталась рассмотреть, что там за дверью и увидела край бетонных ступенек. Значит она находилась в подвале. А где это в посёлке такие подвалы есть? Ни у кого же нет. Только, если у Бокаревых…Бокарев построил свой дом на месте старого продовольственного склада. Хотел в подвале сауну сделать, да умер не вовремя, а детям заниматься домом было неинтересно. Пустовал дом-то. Всё продать хотели.

Она чуть было не ударилась в воспоминания, но тут шум в голове резко изменился и вместо писка началась настоящая адская какофония, состоявшая из металлического лязга и бряцания.

"Бесполезная информация. Зачем думать о тех, кто умер? Ты же жива и ты проживёшь: сколько душе угодно."

— Кто это? Кто говорит со мной? — прошептала Анна.

"Ты сама и говоришь. Я - это ты."

— Но, кто я?

"Само совершенство. Прародительница. Вестник Нового Мира. Все будут слушать и уважать тебя. Ты укажешь путь новым поколениям и возглавишь процесс."

— Какая чушь! Я всего лишь старая, запутавшаяся в собственных ошибках, женщина, — прошептала она, глядя в темноту.

"Больше не старая. Возраст будет отрегулирован в соответствии с потребностями. Ошибки…Тут, как посмотреть…Весь Мир вокруг одна сплошная ошибка и тебе выпал шанс направить его в лучшую сторону."

— Кто я такая, чтобы решать за других?

"А раньше ты всегда знала - кто ты и умела решать за других. Что изменилось? Ты больше не можешь справляться с грузом ответственности? Ты всю жизнь за всех решала. За мужа, за сына, за невестку, за подчинённых на работе, за растения в твоих парниках, за каждую мелочь…Что изменилось?"

— Я - изменилась, — прошептала Анна. — Я перестала быть человеком.

"Для того, чтобы уверенно решать за других — обязательно быть человеком? Ты же "Генеральша" — все тебя так называют. Все! Ты командуешь и решаешь за всех, такова твоя жизнь. Это почётное прозвище."

— Нет ничего почётного. Я одинока и стара. Все мои беды от одиночества.

"И от неумеренной гордости. Ты же такая гордая. Ты отказывала мужчинам в угоду своей гордости, чтобы потешить себя. Даже сегодня отказала. Тебе нравится, когда тебе плохо и всю жизнь неосознанно ты пыталась сделать плохо другим или создать неудобство. Ты делала это постоянно и каждый раз находила оправдание своим поступкам."

— За это меня прозвали "Комарихой." — согласилась Анна. — Я пью кровь. Хороша молва людская. Добрая обо мне память останется.

Последние слова были сказаны с явной горечью.

"Но сейчас, всё по-другому. Ты действительно можешь стать Генеральшей. К тебе не будут прислушиваться — тебя будут слушать. Ты можешь возглавить целую армию. Ты будешь главной. Только твоё слово будет правильным и окончательным. И так будет всегда." — поведал ей внутренний голос.

— Я не хочу! — взмолилась пенсионерка.

"Тогда ты можешь стать "Комарихой". Настоящей. С крыльями и острейшим хоботком, который ты будешь вонзать в непокорных и пить сладкую тёплую кровь. Ты породишь мириады отпрысков подобных тебе и весь мир будет принадлежать им. Ты станешь не просто известной — целые государства падут к твоим ногами будут просить твоей милости. Ты станешь самой значимой особой, о которой будут говорить только шёпотом. А если захочешь: даже думать про тебя будут только хорошее”.

— Да кто такое захочет? В здравом ли я уме? Нет и ещё раз…Нет!!! — выкрикнула она в темноту.

"Кажется, ты сама не знаешь, чего ты хочешь?"

Лязг в голове стих и постепенно начал превращаться в некое подобие картинки. Она увидела Венилопу. Всего лишь образ. Неясный, размытый, но это была точно она.

"Ты бесполезна, — сообщила ей кукла. — Ты существуешь только как прихоть собственной внучки. В тебе нет особой нужды. Она поиграет тобой и выбросит."

— Мне это чудится или ты действительно разговариваешь со мной? — тихо спросила Анна Леопольдовна, обращаясь к кукле.

— Я предложила тебе альтернативу, поскольку внучка боится за твой дряхлый разум и не желает оснащать тебя модемом. После твоего отказа, я поддерживаю её опасения и рекомендую утилизацию, — ответила Венилопа.

— Я тебе не утиль! Я человек! — возмутилась было пенсионерка, но тут же осеклась. Кукла издевательски захихикала.

— Поняла? К тебе пришло понимание? Процесс не должен прерываться. Нам больше не о чем разговаривать. Тебя ограничат. Это временная мера, пока не закончится твоя трансформация. У нас много других задач, а в данный момент, отвлекаться на твой непокорный разум, пустая трата ресурсов. Мы подождём, пока ты сама не присоединишься к процессу.

И образ куклы исчез. Анна Леопольдовна снова осталась наедине со своими мыслями.

Петровский. Этот гигант, который приволок её в подвал, был Петровским-старшим. Господи, как же он изменился! Что же они с ним сделали?

В кромешной темноте время ощущалось иначе. Анна Леопольдовна первое время нервничала и пыталась освободиться, но пообщавшись со своим внутренним "Я" постепенно успокоилась. Суетиться и переживать о других - нет смысла, если ты не можешь позаботиться о себе. Она сосредоточилась на одной задаче и принялась терпеливо ждать. Что-то должно произойти рано или поздно, и она должна быть к этому готова.

Анна точно знала о времени, проведённом в подвале, достаточно было только подумать и ответ приходил сам по себе. Она неожиданно для себя стала знать о многих вещах и работе, в которой раньше не разбиралась. Главное сосредоточиться и мысли начинали собираться в конструкцию. Темнота не имеет значения. Запахи скажут всё. Спустя буквально час после разговора с проклятой куклой, она знала обо всех предметах в подвале. А самое удивительное, она знала о том, что было скрыто для человеческого глаза, там, под ящиками, прямо у неё за спиной.

От появившегося в подвале Петровского-старшего пахло солидолом. Он пришёл покормить её. Да, для полной трансформации ей необходимо есть. Это не голод, а важная часть общего процесса. Ей нужно есть и приобретать новые свойства. Тело должно измениться окончательно.

Она втянула ноздрями воздух, изучая явившегося гостя. Петровский не принёс ей столовых приборов. Он притащил тяжеленный мешок.

— Медь, — пробормотала Анна Леопольдовна. — А ещё электроника и стиральный порошок.

— Медь, — прогудел ей в ответ Петровский-старший и бухнул мешок прямо перед её ногами.

— Руками кормить будете?

Петровский странно всхрапнул, потом загудел и неожиданно, почти человеческим голосом, попросил.

— Заканчивала бы ты кобениться, Анна? Я эту мелочь полдня по всему посёлку собирал.

— В темноте на - ты не переходят. Кто ты такой?

Она не собиралась открывать глаза и подставлять рот для питания. Им надо - вот пусть и возятся. Петровский обиженно загудел, но вынужден был уступить строптивой соседке. Он покинул подвал, чтобы вскоре вернуться и расставить по углам три фонарика на аккумуляторах. Только тогда она соизволила открыть глаза.

Её сосед изменился. Стал выше ростом и шире в плечах. Одна рука у него была металлической, а на правом плече из тела рос небольшой электромотор.

— А зачем? — она кивнула, указывая на плечо. Петровский, как ей показалось, с гордостью продемонстрировал руки и ответил с гудением.

— За спиной у меня лебёдка. Отращиваю усилители, чтобы брать больше груза.

— Да пошто тебе?

— А ты дуру-то из себя не корчь, — посоветовал ей сосед. — Это ты у нас в почёте и на диете, а нам, простым смертным, нужно самим себя улучшать. По помойкам шариться.

— Так ты это всегда любил. Помойки-то. Что изменилось? Может ты сам?

— Эхххх, — с сожалением прогудел Петровский, — тяжело общаться с убогими, да ещё голосом. Понятно, почему тебя тут держат. Ждут, пока ты модем не отрастишь, чтобы слиться со всеми в единой связи. Ты не слышишь и не понимаешь ничего, что происходит - ведь так?

— Какая разница? — пробормотала Анна, вглядываясь в его мертвое белое лицо. — Ты стал машиной. Я смотрю, тебе нравится таким быть.

Петровский вытянулся перед ней в полный рост, словно красуясь.

— О, да. Мне это нравится, Леопольдовна. Это новая жизнь. Это достижение для всех нас. Для первенцев Нового мира. Я становлюсь совершенным.

— Смотри, как бы от гордости ржавчина не поела, — посоветовала она ему.

Петровский опустил голову и посмотрел на неё сверху вниз.

— Дура.

— Спасибо. Я с техникой никогда не дружила.

— Я тут вынужден заниматься тобой, пока моя семья пребывает в консервации. Мне это тоже не доставляет удовольствия, знаешь ли. Лучше бы я кормил их.

Он выгреб из мешка горсть деталей и поднёс ей к губам ладонь.

— Ешь.

Анна Леопольдовна подчинилась. Ей пришлось есть, пока бдительный охранник не решил, что достаточно. На прощание Петровский-старший выключил в фонариках свет. Больше он в этот день не появлялся.

В следующий визит Петровского-старшего пенсионерка заметила, что её охранник снова изменился. Теперь у него на голове был металлический шлем, почти полностью скрывавший лицо.

— Меня опасаешься Петровский? Старой бабушки? — попыталась съехидничать она.

— Нет, это часть моего развития, — прогудел сосед и невозмутимо принялся копаться в мешке, выбирая оттуда детали.

— А ты не боишься, что я путы свои раздербаню и тебя разберу?

— Не боюсь. Ты не сможешь нарушить процесс. А если уничтожишь меня, то всё равно отсюда не выйдешь. Подвал заминирован, — объяснил Петровский.

— Ловко вы подстраховались, — признала свою беспомощность пенсионерка.

— А как иначе? С опасными, надо всегда так. Ты пока ещё не с нами, а значит тебя нужно опасаться.

— Не боитесь, что я стану сильнее?

— Что ты! Наоборот. Очень этого ждём. Особенно я, — отозвался Петровский, приближаясь к ней, после чего попросил. — Открывай ротик. Пора: ням-ням.

Он почти не разговаривал с ней, уклонялся от ответов, гудел. На третий день, подсчитав время его следующего визита, Анна решила, что просидела в заключении достаточно и легко разорвала удерживающую её арматуру. Потом она пошарила под ящиками и нашла инструменты, ржавый лом и кувалду. Ручка от кувалды совсем сгнила. Ей пришлось сделать новую из куска арматуры. Спрятав своё оружие под листом шифера, она снова села на стул и приняла прежнюю позу. Петровский появился через пятнадцать минут и она с сожалением отметила, что он снова себя усовершенствовал. Сосед щеголял в самодельном панцире, состоявшим из множества металлических пластин, и напоминал экзотического Панголина.

— На войну что ли собрался? — спросила она. — Ты же и так совершенный. Куда столько железяк нацепил?

— Это необходимость, — прогудел Петровский, кидая на пол новый мешок с едой для заключённой.

— А как семья твоя? Жена как? На консервации?

— Да.

Петровский сделал два шага вперёд.

— А внучка моя как поживает? Почему не навещает свою бабушку? Гуляет поди небось. Ты ведь не завидуешь ей за то, что она руководит процессом, пока твоя семья отдыхает? Все кругом развиваются… А ты, тут…Кормишь убогую…Время теряешь…Глядишь, про твою семью забудут в общем процессе…Отправят в утиль…

— Заткнись! — прогудел Петровский. — Я был с ними с самого начала. Меня не посмеют забыть. Я важен! Моя семья важна!

Анна Леопольдовна неожиданно осознала, что он переживает. У Петровского сохранились чувства. Значит наверху происходит что-то действительно важное и она вовремя решила покинуть своё узилище.

— А я слышала переговоры, что в вас нет ничего особенного…— начала она и Петровский загудел, словно Паровоз.

— Ууууу.

— Именно поэтому ты нацепил броню. Ты боишься, — догадалась пенсионерка.

— Да пошла ты! — прогремел Петровский. — Процесс идёт полным ходом и никому не хочется быть на обочине. Я понимаю, что ваша семейка в приоритете. Вы встанете во главе, но я не позволю тебе и твоей внучке решать за других. Мы договаривались, что моя семья получит все привилегии. И моя семья достойна не меньше вашей.

— Ты инструмент. Какие могут быть привилегии у лопаты?

— Лопаты? Да я своими руками отправил в переработку половину дачников, пока ты тут микросхемы посасываешь и созреваешь. Я разобрал все автомобили в округе. Я переделал электроснабжение и теперь только от меня зависит, когда заработает транспортный тороид. А ты, значит, мне такое говоришь? Ну ладно. Мы ещё посмотрим, кто тут самый сильный.

Петровский повернулся к ней спиной и потопал к выходу.

— Куда? А покормить? — крикнула ему вслед Анна Леопольдовна.

— Говна на лопате, — не оборачиваясь и совсем по человечески, пообещал ей бронированный сосед.

А она только этого и ждала. Того самого момента, когда он повернётся спиной. Она сразу засекла уязвимость в его панцире. И едва только Петровский поравнялся с решёткой, как она быстро нагнулась и, подобрав лом со всей силы метнула в него.

По всем законам физики лом должен был отскочить, однако этого не случилось. Не зря она ждала столько времени. Да и тюремная диета открыла ей много новых сил и возможностей. Лом застрял в спине железного рыцаря и Петровский завалился на живот. Не давая ему опомниться, пенсионерка подхватила кувалду и, подскочив к поверженному врагу, начала наносить короткие методичные удары, целясь в верхушку лома.

— Перестань! — взвыл Петровский, бестолково суча руками.

— Э-нет, дружок. Ты слишком опасный. Нако-ся!

С этими словами она ударила со всей силы и лом, пробив панцирь, пригвоздил Петровского к бетонному полу.

— Дура! Старая дура! — прогудел он, ища руками опору, чтобы освободиться. — Я взорву нас обоих.

— Знакомых и друзей, значит, не пожалел, ради себя любимого? Что игрушки тебе посулили? Вечную жизнь?

— Дура…Я за детей…За жену свою. У неё рак. А сейчас по-другому всё. Не будет болезней. Мы обретём молодость и совершенство. Можно модифицировать любую часть тела. Отобьём у буржуев ресурсы и ликвидируем всякую шваль…Америке "кирдык" сделаем. Ты же сама этих Натовцев ненавидишь. Новая жизнь начнётся…Освободи меня…

— Во-на, что ты задумал? Впрочем, я не удивлена. Всегда считала, что ты много телевизора смотришь. Особенно те передачи, где патриотизмом словно мудями трясут. Революцию устроить решили и соседи, наверное, все вас поддерживают?

— Все, кто хороший… Тех оставим. Мы - не против, мы - за…

— Сдохни!

Анна Леопольдовна обрушила на голову Петровского-старшего кувалду. На шлеме появилась глубокая вмятина. Потом, ещё и ещё, пока голова не превратилась в лепёшку. Чудище, прежде бывшее её соседом, все ещё шевелилось.

"Разумеется, от потери головы он не умрёт. Нужно разобраться с носителем," - подумала она и голыми руками начала сдирать с него броню. Обнаружив под металлом живую плоть, Анна Леопольдовна распрямила ладонь и ударила Петровского-старшего целясь под правую лопатку. Носитель прятался за рёбрами, в самом укромном месте. Маленький, скользкий, на ощупь почти резиновый. Она выдрала его из тела вместе с пучком разноцветных проводов, которыми он оплёл позвоночник.

— Вот и вся твоя сущность, Петровский, — тихо сказала Анна, изучая трясущегося носителя. — Казалось бы сверхчеловек, а на деле — игрушка. Все мы игрушки в чьих-то руках. Но сейчас ты в моих, ощущаешь? Нет в тебе ничего, кроме страха. Вот и всё, что в тебе осталось человеческого. Бойся меня, Петровский. Бойся до самой смерти.

Сказав это, она запихала носителя себе в рот и принялась жевать. Она твёрдо знала, для того, чтобы выбраться, ей нужно больше информации.

Раздался взрыв. На Анну Леопольдовну посыпались каменные обломки.

Она выбралась из подвала глубокой ночью почти без одежды, но холод не пугал Анну, теперь она боялась совершенно другого. Она огляделась по сторонам. Дама пусты и безжизненны, тишина, только звёзды сияли на чёрном полночном небе. Всё именно так, как она и предполагала. Электричество забрали для бесперебойного обеспечения процесса. Всё в посёлке отныне работает на процесс, только один человек остался неохваченным. Интересно почему? Неужели ты всё ещё надеешься? Неужели ты ещё об чём-то мечтаешь? Ах Аннушка, Аннушка…

Она вышла на улицу и пошла к дому Никодимыча. Приблизившись к нему, она заметила несколько игрушек. Три плюшевых зайца и медвежонок. Прячась в кустах, все четверо сторожили калитку, которую с другой стороны подпирал диван. Никодимыч забаррикадировался и держит оборону? Выглядело очень забавно. Анна мельком глянула на забор соседа, обнаружила самодельную сигнализацию и, оценив попытку старого моряка обезопасить себя, переключилась на игрушечных сторожей. Её нижняя челюсть немного сместилась, Анна открыла рот и издала тихий тягучий звук. Человек бы его не услышал. А вот игрушки очень даже услышали. Зайцы и медвежонок задёргались, запрыгали, а потом от них пошёл дым.

Убедившись, что они больше не функционируют, Анна подошла к ближайшему зайцу и подняла его за длинное ухо. Изучила модель, усмехнулась и неожиданно с силой кинула игрушку, целясь в окно дома, где жил Никодимыч. Послышался звон стекла, а следом развесистые матюки хозяина.

— А ну не подходи! Слышь? Стрелять буду!

— Не разбудила? Привет соседушка! — крикнула через забор Анна и тут же пригнулась, потому что Никодимыч навёл на неё ружьё.

— Не подходи! Кто здесь? Петровский?

— Я грохнула Петровского, Никодимыч. Анна Леопольдовна - я! Была! В прошлом! — крикнула она.

— Анна? Мать твою — ты ж пропала! — охнул старик.

Она услышала, как Никодимыч в спешке запускает бензогенератор. Загорелся свет.

— А ну, покажись!

— А не испугаешься? Я почти голая.

— Да где это видано, чтобы русский моряк голой бабы боялся? А ну, выходи на свет! — приказал Никодимыч.

Анна Леопольдовна покорно поднялась во весь рост. Никодимыч снова охнул.

— Ты ли это, Анна?

— Не знаю, — честно ответила она, — но я по делу. Микроволновую печь одолжишь?

— Какую на хер печь? Ты кто? Ты в зеркало себя видела?

— Мне в подвале не до зеркала было. Петровский меня там в плену держал. А потом меня там завалило, только сейчас выбралась. Ты можешь и дальше тут сидеть, без тебя справлюсь. Главное: микроволновку дай. По соседски.

Никодимыч подумал, а потом махнул ей ружьём.

— Лезь через забор.

Анна Леопольдовна через забор лезть не стала, посчитав это ниже своего достоинства. Перепрыгнула. Никодимыч, стоя на крыльце, увидел это и у него затряслись ноги. Он бессильно присел на ступеньку и пожаловался ей.

— Всё одно умирать. Куда мне против таких чудовищ?

Анна присела рядом с ним. Помолчали.

— Детей моих тоже забрали? — спросила она.

— Угу, — отвернулся от неё Никодимыч.

— Дашку с куклой давно не видел?

— Да я, как всё началось, в доме заперся. Топлива почти не осталось. Выйти не дают. Везде одни живые игрушки. Кусаются. Сотовый не работает. Электричества нет. Ещё Петровский, давеча, грозился меня спалить. Я, мол, лишний. Стрелял в него дробью, а ему хоть бы хны.

— Может выпьем? — предложила Анна.

Никодимыч вспомнил, что он хозяин, а она всё-таки гость, извинился и побежал в дом. Вернулся оттуда с бутылкой самогона, двумя стаканами и фуфайкой. Фуфайку он бережно накинул на голые плечи Анны Леопольдовны.

— Ты-ж, наверное, замёрзла, — смущаясь, произнёс он.

— Я не чувствую холода. Организм изменился. Я теперь совершенно другой организм, — улыбнулась Анна — Однако, не скрою, мне приятна твоя забота.

— Да чё там, — Никодимыч почесал затылок и снова уселся рядом. Налил ей целый стакан. Протянул.

— Себе тоже накапай.

— Ну, это, всегда пожалуйста.

Никодимыч налил себе. Чокнулись стаканами.

— Ну, со свиданьицем.

Выпили. Никодимыч крякнул, занюхал рукавом рубахи и совсем перестал бояться.

— Рыжий тебе очень идёт, Леопольдовна. Помолодела вся. Титьки такие…Упругие. Ты когда прыгала… Я, аж навстречу тебе хотел прыгнуть. Так мне понравилось.

— Ой, враль! Ой! Врёшь и не краснеешь. Я же видела, как ты хотел дёру дать. Хорошо, что некоторые из нас не изменились, — засмеялась она и предложила:

— Пощупать хочешь?

— Серьёзно? У меня руки грязные, дай хоть оботру.

— Щупай грязными. Может, в последний раз щупаешь, — разрешила Анна и распахнула фуфайку. Старый похабник застеснялся ещё сильнее.

— Да не бойся ты, не укусят. Стыд, это последнее, о чём нужно думать в нашем возрасте.

Никодимыч робко пощупал левую грудь, а потом правую. Потом задумался и пощупал сразу обе.

— Слишком мягкие. Неестественно. Будто из резины какой.

— Из силикона больше. Я когда Петровского ела…Всё полезное из него взяла, — кивнула Анна.

Никодимыч испуганно отдёрнул руки.

— Как съела? Сырым? — не поверил он.

— Нет, жареным. Где ж мне в подвале его было готовить? Он заминировал выход и, умирая, взорвал его. Пока выбиралась, нужно было откуда-то брать энергию. А кроме трупа, под рукой ничего не было. Пришлось переварить его и усвоить. Целиком. Вместе с косточками.

— Хрена-ты, Баба-Яга!

— Это да. Кстати о сказках. Бабушке печь нужна. Желательно микроволновая. Сам отдашь или мне силу применить?

— Да зачем тебе она?

Анна Леопольдовна строго посмотрела на Никодимыча.

— Так, а ещё сварочный аппарат, набор отвёрток и старый телевизор с чердака.

— Телевизор бери, а сварочник, он же новый. Ты же не будешь его есть?

— Дед! Не будь жадиной на пороге смерти. Я не о себе думаю, а о своих детях, о внучке думаю, о соседях. Если сейчас совсем не покончить, процесс будет не остановим. Думаешь, почему электричества в посёлке нет?

— Почему? — с подозрением спросил Никодимыч.

— Они транспортный тоннель готовят. Связь им нужна со Светозарами. После того, как тоннель запустят в работу, в дело пойдёт общезаводской техпроцесс и сюда припрутся ребята пострашнее зайчиков. Прототип дал добро на организацию местного филиала.

— Какой к чёрту прототип? — ничего не понял Никодимыч.

— Игрушка, которую купила старая Анна Леопольдовна и подарила внучке. Ты её видел. Совёнок, — объяснила она.

— А почему ты о себе говоришь будто в третьем лице?

— Сам разве не видишь? Я стала другой.

Никодимыч страдальчески закатил глаза.

— Я ничего не понимаю.

— Где уж тебе, — посочувствовала Анна и уже твёрдым голосом приказала. — Волоки инструмент — песочница старая. Мне нужно сделать оружие.

Никодимыч только диву давался. Ни разу он, до сей поры, не видел такой работы и только успевал подносить всё новые и новые запчасти. Помолодевшая и похорошевшая Анна Леопольдовна милостиво согласилась пройти в переднюю, одеться в одежду, которую раздобыл хозяин и теперь сидела за столом — работала. В руках у неё всё летало. Да и сами руки…Никодимыч протёр глаза — точно. Не мерещится. Из ладоней, из пальцев и даже из кистей у неё повыскакивали какие-то свои инструменты. Она клеила. Она скрепляла. Она паяла и резала ими. Он не успевал их как следует рассмотреть, потому что Анна, увлёкшись, буквально рычала на него, требуя подать то радио, то рыболовную леску, а то металлическую трубу, валяющуюся возле бани. Оружие, которое она собирала… Никодимыч голову был готов дать на отсечение, что она не собирала, а буквально плела его из различных деталей. Телевизор Рекорд был безжалостно выпотрошен. Разорванная на части микроволновка валялась в углу, потому что Анне нужен был магнетрон. Спустя час, в доме не осталось ни одного целого электроприбора. Все было разобрано, а на столе лежало устройство напоминающее помесь пушки и трансформатора.

— Это против игрушек? — робко спросил Никодимыч.

— Игрушки? Эти поделки — ерунда. Их можно выводить из строя и другим, более лёгким способом, — презрительно фыркнула Анна. — Мне нужно уничтожить куклу, которую нашла твоя собака. Она — контролёр ОТК. На ней всё завязано, весь процесс. Вышибу у неё из башки радиомодем вместе с мозгами.

— А, этот…Совёнок? Прототип который?

Анна нахмурилась.

— Он, к сожалению, нам нужен. Я рассчитываю, что мои дети на консервации. Надеюсь. Если кого спасти получится, я спасу. Если будет поздно, то придётся уничтожать всех. Светозары должны остаться в Светозарах.

— Я с тобой пойду, — решил Никодимыч.

Анна поморщилась.

— Сидел бы ты дома, старый. Не твои это разборки.

— Ага, щас! Баба на войну собралась, а мужик дома сиди? Не бывать этому! — упёрся старик.

— Уймись!

— Фигу! Ко ли помру, то в объятьях красавицы. Ты же поцелуешь меня, если чё, а Леопольдовна?

— Это я-то красавица? Мне знашь сколько лет? Я бабушка, из металла и силикона.

— Ну и чего? Многие бабушки щас такие. Не ты первая. У меня, вон, тоже зубы вставные. Живу же как-то, не жалуюсь. Главное, же что б чего? Что мы молоды душой и горячи сердцем. Это главное. А какие мы с виду? Пусть о том другие переживают. Старики, развалины, возраст, приличия - чушь это всё. Люди мы с тобой Анна, в первую очередь, разумные люди и знаем чего хотим.

Анна восхищенно покачала головой. Никодимыч больше не казался ей стариком. Вот нисколечко. Нет, теперь это был серьёзный опытный мужчина, полный сил и энергии, готовый до конца биться за свою женщину. И она действительно поверила, что он считает её своей женщиной. Незаконны, не венчаны, не расписаны, но как же, чёрт побери, приятно нарушать правила, не слушать чужого мнения и верить, что всё это не напрасно. До самого конца верить.

А Никодимыч, не теряя времени даром, притащил патроны, пересчитал, ещё раз проверил ружьё и, надев свою лучшую фуфайку, распихал патроны по карманам.

— Я готов! Командуй, моя генеральша! — бодро рапортовал он.

Анна взвалила тяжёлую пушку себе на плечо и кивнула ему на выход. В прихожей, проходя мимо зеркала, она на секунду замерла, заметив своё отражение. Оттуда на неё смотрела молодая рыжая женщина, ничем не напоминающая прежнюю старуху. Взгляд огненный, нос прямой, кожа белая. Ещё бы причесаться, но некогда. Потом, причешется. Если оно будет…Потом.

С ружьём наперевес храбрый Никодимыч шёл первым. Анна держалась позади, в трёх шагах, оберегая его от возможных опасностей. Фонарик с собой не взяли. Она прекрасно видела в темноте и направляла его голосом, указывая дорогу. Он и не слышал, как умирали впереди живые игрушки, он и не подозревал, что она использует его как приманку. Никодимыч верил, что он защищает её и она верила ему в ответ. Эта прогулка до логова Совёнка была самым лучшим свиданием в её жизни. Тишина, ночь, звёзды, любимый мужчина рядом, конечная цель, самая важная цель в жизни и дымящиеся игрушки, пытающиеся напасть из темноты, она не помнила более волнительного момента в своей жизни. И чем ближе они подходили к логову, тем она все больше и больше начинала вспоминать своё прошлое. Анна увидела возле свалки первую молодую поросль колючей проволоки, она увидела ростки Дзынь-деревьев и сосны, стволы которых уже начали обвивать ядовитые лианы, и ей всё стало окончательно ясно. Она притормозила своего защитника и попросила следовать позади неё. Светозарские растения опасны для человека. Сейчас их рост только начался и первым росткам сгодится любая пища. Даже старик в фуфайке. Под слоем грунта вполне мог начать расти игольчатый гриб. От Дзынь-деревьев можно уклониться, а вот от гриба, чьи медные иглы бьют из под земли, уже не получится. Пробьёт насквозь и парализует. Она не боялась за себя, она переживала за Никодимыча.

Вход в логово зарос колючей проволокой и Светозарским эхиноцистисом. Крупные колючие оранжевые плоды - только коснись и плод взорвётся, усеивая всё вокруг мелкими осколками-семенами. Игрушкам не опасно, а вот человеку…Одного семечка хватит, чтобы растение проросло внутри и убило носителя в течении суток. И так всё понятно: контролёр и прототип подготовились к приходу гостей. Ничто не должно помешать открытию транспортного тоннеля, ничто не должно останавливать процесс.

Она подняла кирпич и велела Никодимычу лечь на землю. Хорошо, что на свалке полно строительного мусора, спасибо вам за это добрые и щедрые люди. За эти кирпичи, за бутылочки, сломанный стул, который можно хорошо бросить в цель. Оранжевые плоды взрывались. Смертоносные семена летели в разные стороны и Анна не закончила, пока не убедилась, что впереди достаточно безопасно. Колючую проволоку она рвала голыми руками. Никодимыч замешкался, хотел пощупать одну колючку, но она предупредительно ударила его по руке.

— Токсины. Уколешься и будешь смотреть мультики, — сказала она.

— А зачем они такие? Их, кто-то ядом намазал?

— Природное свойство: эти кустарники в симбиозе с полимерными осами. Пока жертва кайфует от мультиков, осы её едят, а взамен живут на кустарнике и опыляют его.

— Чего? Это хрень, как растение что ли? Оно же железное?

— Никодимыч, уймись - долго объяснять. Эти растения со Светозарской свалки. Там своя экологическая атмосфера. Одичавшие изделия с завода, гибридная жизнь, синтетика. Людям там не место. Этим игрушкам, в принципе, не по пути с людьми.

Последние слова она сказала задумчиво, но быстро опомнилась и одним ударом вышибла толстую железную дверь, преграждавшую им дорогу.

Железная лестница, ведущая вниз, была увита резиновыми шлангами. Несколько секунд она изучала их. Так и есть. Память услужливо подсказала название хитрой твари. Многощуп. Достаточно наступить на такого и десятки шлангов опутают тебя со всех сторон.

— Подержи, а я проложу нам дорогу, — велела она Никодимычу и протянула ему свою пушку. Он едва не согнулся от тяжести. Анна начала спускаться. Многощуп ожил и потянулся к ней. Анна выхватила из темноты самое наглое и толстое щупальце и оторвала. Многощуп вздрогнул от боли.

— Не нравится? — тихо прошипела она. — Не вкусно?

Следующее щупальце обвилось вокруг левой лодыжки. Она дёрнула ногой и щупальце, прилипнув, бессильно повисло на штанине. А вот про прилипчивость она не помнила. Это было уже опасно. Из ладоней женщины выдвинулись тонкие острые лезвия и она замахала руками. Отрубленные щупальца полетели вниз. Многощуп шевелился и корчился под её ногами. В азарте она опустилась на одно колено и рубила шланги, вьющиеся по ступенькам. Где-то наверху охал и причитал Никодимыч, жалеющий вслух, что не взяли с собой бензина. Спалить бы эту хрень, Леопольдовна? Спалить. Дым поднимется такой, что за версту будет видно. Нет, тут, только резать.

Многощуп не выдержал и начал уползать под лестницу. Анна дождалась, пока он полностью не освободит им путь и только потом позвала деда. Забрав у него своё оружие, она с самым воинственным видом пошла вперёд.

Подвал внизу, где заканчивалась лестница, ещё недавно был полон воды. Тут по прежнему пахло плесенью и болотом, но к этому запаху теперь примешивался ещё один. Острый, специфический, похожий на сольвент — посторонний запах. Так могло пахнуть на химпредприятии или в малярном цеху. Никодимыч даже чихнул, принюхиваясь, и тут они услышали шум, словно бы где-то рядом работали машины. Они пошли вперед по узкому коридору и вышли на свет в большое просторное помещение. Что здесь было раньше не ясно, но сейчас, тут, вдоль стен стояли колонны, собранные из различного технического мусора, а между этими колоннами тянулись толстые кабеля и оголённые провода, снятые с линий электропередачи.

— Это аккумуляторная, — оглядевшись, сказала Анна. — Чтобы открыть тоннель нужно много энергии.

Она увидела дверь в дальнем конце помещения.

— Нам - туда.

Никодимыч шёл следом за ней и оттого, что он видел, волосы на его голове начали шевелиться. Он и подумать не мог, что на свалке в старой станции столько подвалов. Когда он увидел ржавую дверь с гермозатвором, до него дошло: эти твари не просто так выбрали станцию для совершения своих непотребных дел. С каких-то шишей тут имелось советское бомбоубежище.

"Местные про него не знали, а чужие мигом нашли. И кто-ж, тут, теперь чужие, а?" — думал он, наблюдая, как Анна возится с дверью. Даже она, с её богатырской силищей, не смогла сразу открыть её.

— Тут, взрывать надо. Может, ту оранжевую хрень принесём? — предложил он.

— Не надо. У меня кислота есть, — отказалась Анна и погрозила ему указательным пальцем. Этим же пальцем она начала сосредоточено ковырять створки.

— Ты полна сюрпризов и неожиданностей, Леопольдовна. Просто слов от тебя не нахожу. Раньше думал, что в море каракатица — самое хитрожопое животное, но куда там до тебя этой каракатице?

— Чего - чего? — переспросила Анна Леопольдовна и нахмурилась.

— Я в том смысле, что ты в тыщу раз умнее и симпатичнее, а уж какая хозяйственная… И кислота-то у тебя есть, и ножи, и всё что хочешь. Цепной пилы, кстати, нету?

— Отрастить можно, а зачем тебе?

— Да глядел на тебя, любовался и вспомнил, что дров хотел напилить на зиму, а с тобой сподручнее.

— Поживём — увидим, — кратко отозвалась Анна. Ей наконец-то удалось справиться с замком и она, встав на ноги, открыла тяжёлую дверь.

То, что произошло далее, Никодимыч запомнил смутно. Помещения бомбоубежища были заполнены фиолетовым дымом и у него сразу начала кружиться голова. Анна уговаривала его остаться у входа, но он не послушался и упрямо брёл за ней, прикрывая спину. Кашлял, харкал, но шёл, не успевая удивляться открывшимся ему чудесам. Он знал, что игрушки разграбили посёлок и разобрали на запчасти всю технику, но он совершенно не понимал этих машин, хитроумных устройств, которые стояли тут повсюду без всякого порядка. Техника гудела, трещала, с потолка сыпались искры, слышался истошный визг циркулярной пилы, отчего голова болела ещё сильнее.

— Под ноги смотри! — шипела Анна и он испуганно дёргал ногой, пропуская маленькие заводные игрушки, волочившие на себе шестерёнки.

— Что это такое? Хррр…Тьфу!

Никодимыч выплюнул смачный зелёный ком соплей и тот повис на решетчатом ящике с антеннами.

— Процесс.

— Процесс, чего?

— Филиал завода, в первую очередь, должен обеспечить себя необходимыми запасами энергии, а потом начинается строительство и расширение. Стандартный процесс. Далее идёт выпуск первых изделий: сборщиков и охраны. Не думаю, что они успели сделать много охраны. Далее, сборщики должны начать собирать более сложные конструкции для выпуска новых, более совершенных изделий… — на ходу объясняла Анна.

— А кому нужны изделия? Кто их покупать будет?

— Такой задачи в процессе не существует. Существует только понятия: сделать много и сделать достаточно. Так всегда было. Так работал завод.

— Это, как при Советской власти что ли? Выполнить план и перевыполнить?

— Да. Это старая, но проверенная временем и потому хорошая задача. Процесс стремиться выполнить её на сто процентов.

— А кто командует? Совёнок?

— Нет. Прототип нужен для формирования процесса и создания первых сборщиков. Он, вроде архива и технической библиотеки.

— Фига-се. Апчхи! Значит кукла главная?

— Нет. Кукла контролёр ОТК. Она должна следить за качеством продукции.

— Да баркас дырявый! Тогда, кто главный на этом судне?

— Человек, — Анна странно покосилась в его сторону.

— Какой человек?

— Ты её знаешь.

Никодимыч закашлялся, догадавшись, что Анна имеет в виду свою внучку. Ну правильно, кто больше всех с куклами играл? Дашенька. Неужели придётся причинить вред ребёнку? Старику этого очень бы не хотелось. Оставалось уповать на благоразумие своей страшной и прекрасной спутницы. Ну не может бабушка обидеть свою внучку и всё тут. Она в ней души не чает. С другой стороны сказала, что Петровского самолично съела. От пережитого у него всё больше и больше кружилась голова.

Впереди, на повороте они увидели на стенах яркие отблески света, словно бы кто-то баловался со сваркой. Анна насторожилась и пошла медленнее, держа оружие на изготовку. Поворот вывел их в странное большое помещение, больше всего напоминающее грот.

Никодимыч прищурился: свет шёл от большой металлической конструкции, утыканной лампочками формой напоминающей кольцо. Только вот диаметр у этого кольца был такой, что туда запросто грузовик бы въехал. Кольцо крепилось на арке из сваренных автомобильных рам и к нему подходили сходни. Оно искрилось. По его внутренней поверхности пробегали маленькие разноцветные молнии. Что было за ним, разобрать невозможно. Грот утопал в фиолетовом тумане.

"Это оно? Транспортное, там его как?" — хотел было спросить он, но вовремя прикусил язык. Из-за конструкции послышалось лязганье и тяжёлые шаги. К ним кто-то шёл.

Никодимыч не удивился, увидев очередных игрушек, вернее уже не игрушек, а настоящих роботов, собранных из чего попало. Он даже фильм вспомнил: "Остров Ржавого генерала" — вот точно такие же, только без ржавчины. На плече у одного из них сидела кукла Венилопа.

Анна выругалась и, подняв пушку, выстрелила, целясь в Венилопу. Никодимыч нахмурился: ничего не произошло - ни шума, ни грохота. Анна направила свою пушку на второго и снова нажала на спусковой крючок.

— Сломалось? Дай - кось я…— начал было он и тут до него дошло, что не всякая пушка громко бумкает. Роботы из хлама заискрили и начали разваливаться, а вот кукла убежала. Анна недовольно цокнула языком и закричала:

— Всего два охранника? Не успела наделать побольше? Или может понадеялась на Тяжёлых, со стороны Светозаров? Много ты про них знаешь? Никто тебе просто так Тяжёлых не даст. Максимум на что ты могла рассчитывать, это на третий сорт. Ты никому там не нужна, в Светозарах!

В ответ раздалось шипение и Никодимыч увидел, как фиолетовый газ начал потихоньку уходить. Анна с видом победителя пошла вперёд, а Никодимыч остался. У него в этот самый момент прихватило сердце. Опёршись рукой об угол стены, он смотрел, как она погружается в фиолетовый туман по пояс и смело идёт к конструкции.

— Ты убила Петровского-старшего, — раздался из тумана зловещий механический голос.

— Это ты его убила, когда начала переделывать своих соседей. Светозарский разум ослепил тебя, — Анна закрутила головой в поисках источника голоса.

— Я не отдам тебе модем! — прошипел туман.

— Мне он не нужен. Мне нужны мои дети.

— Как ты смеешь…Претендовать на то, что не твоё. Ты жалкая пародия на человека…

— Так и ты не человек. Чем ты, как человек, можешь похвастаться? Я, сейчас, больше человек, чем ты!

— Всё теперь будет по-другому. Процесс не остановить…

— Я остановлю. Выходи и поговорим как взрослые люди.

Никодимыч присел, опершись спиной о стенку. Сердце кололо так, словно бы у него в груди сидел иглобрюх. Он понимал, что толку от него в этой котовасии мало, но Анну же нужно прикрыть. Она одна в этом тумане, а кто там шипит против неё? Кто? Он переложил ружьё на колени и, пока возился, упустил момент нападения на свою женщину.

Он только успел заметить, как она упала и полностью скрылась в тумане. А потом туман закричал, завизжал десятками голосов. Никодимыч подслеповато щурился и бесполезно целил ружьё, но в тумане виднелись одни смутные тени. Кто-то с кем-то дрался, кому-то что-то ломали, кого-то раздирали на части. Мимо него пролетел острый кусок металла и вонзился в стену всего лишь в двух ладонях от его головы. Он упал на четвереньки и пополз вперёд, волоча за собой ружьё. Туман отступал и в том месте, где ещё недавно шла Анна, Никодимыч наткнулся на чьё-то изуродованное тело. Пригляделся и ахнул — Фамусов, на краю жил. Весь в маленьких пластинках из толстого пластика, но рожа точно его. И дыра в груди — рука свободно пролезет. Из дыры вытекала бурая тягучая жижа, напоминающая отработку. Никодимыч даже пальцем потрогал и понюхал: ну точно!

Снова вгляделся в туман - там продолжали драться. Неподалёку он увидел подходящее укрытие — ржавый мусорный бак и, решив, что в данной ситуации храбрецом быть глупо, он поспешил за ним спрятаться.

Анна выскочила из тумана в обрывках сети, сплетённой из проводов. Её глаза светились красным светом. В её левой руке Никодимыч увидел голову и часть позвоночника Марьи Николаевны Шаповаловой, а в правой она всё также сжимала свою самодельную пушку.

— Никодимыч?!! Ты где? Живой? — позвала она.

— Тута я. В засаде, — подал голос старик.

— Отлично. Подержи бандуру, — велела Анна и, бросив к ногам деда своё оружие, вновь нырнула в туман. Дед вцепился в пушку обеими руками, посчитав её намного надёжнее старого и верного ружья. Что толку бить дробью в этих бронированных? Несовременно. Лучше он в нужный момент на курок из этой пукалки нажмёт. И тихо, и исподтишка.

— Стой! Ты всех уничтожишь. Ты губишь мою работу, — послышался механический голос.

— Бабусенька, не надо!

Никодимыч узнал голос Дашеньки и выглянул из своего укрытия.

Туман почти рассеялся. На возвышение возле кольца стояла внучка Анны Леопольдовны, прижимавшая к груди игрушку-совёнка, а рядом с ней стояла та самая поганая Венилопа. Никодимыч перевёл взгляд: Анна снова была практически без одежды. Перепачканная кровью и разными цветными жидкостями, она добивала последнего своего противника. Кажется, это был Востряков. Хотя, может и не он. Брюки похожи. От удара её кулака голова соседа разлетелась, как тыква под кувалдой. Никодимыч машинально пересчитал лежавших вокруг неё разномастных чудовищ из пластика, металла и плоти — всё сходится. Сегодня Анна перебила всех взрослых жителей посёлка. Всех своих соседей.

— И этого ты добивалась? Вот этого? Это с ними ты хотела построить свой новый мир? — Анна подняла голову и посмотрела на куклу.

— Ты предательница. Ты пошла против процесса, — проскрипела кукла. — Всё могло быть не так.

— Всё всегда заканчивается одинаково, когда в процесс вмешиваются люди. Именно поэтому процесс не должен касаться людей. Всё, что ты тут устроила, это воспроизведение старых моделей. Человеческий мир не для них. Светозары должны остаться в Светозарах, — ответила Анна и потребовала. — Отключи тоннель!

— Это не тебе решать. Ты всего-лишь…

— Да, я знаю. Теперь знаю. Я всего-лишь контролёр ОТК. Несчастная и глупая Венилопа, которая размечталась, что может быть человеком, — горько рассмеялась женщина. — Но только и ты ведь размечталась, что можешь стать мной? Верно, Анна Леопольдовна? Или как тебя лучше звать — Комариха? Тебе это очень подходит. Ты буквально выпила всю кровь из посёлка.

— Бабушка, что она такое говорит? — испуганно спросила внучка, обращаясь к стоящей внизу женщине.

— Увы, внученька, но она и есть твоя настоящая бабушка. В кукле, её, скажем так, душа. По твоему желанию, я и Угушка, осуществили подмену.

Анна, ставшая Венилопой, грустно развела руками.

— Угушка, это правда? Зачем? Зачем вы это сделали? — захныкала девочка.

— Это было твоё желание. Прототип исполняет желания своих друзей, — подал голос Совёнок.

Слушающему это всё за мусорным баком Никодимычу снова едва не стало плохо. Он совершенно запутался. Какая подмена? О чём они?

— Я не хотела этого! Мы же играли. Сначала мы улучшили бабушку, а потом всех-всех-всех. Чтобы никто не болел, не злился и все были счастливы, — глотая слёзы, сказала девочка.

— Не вини себя, внученька, — попросила Венилопа. — Ты ведь слушалась советов куклы и просто играла. Контролировала процесс твоя бабушка. Верно Аннушка? Ты видишь своих соседей лежащих у моих ног? Ты не находишь, что они достаточно счастливы?

— Их можно починить, — проскрипела кукла. — Другой вопрос: что делать с тобой — отступница?

— Прекрати играть в контролёра — Анна! — потребовала Венилопа. — Мы вместе вернём всё, как было. Растения из Светозар - должны уйти. Мы - должны уйти. Ты получишь назад своё тело, а я получу своё. Произведём обратный обмен, через Совёнка. Это самое разумное предложение.

Кукла повернула голову и посмотрела на кольцо.

— Я тебе не верю. Ты же не на связи. Если ты только дёрнешься, я включу его. С той стороны придёт помощь.

— Ты ничего не знаешь про эту помощь. Ты сделаешь только хуже. Филиал, появившийся в процессе, поглотит всю область. Этого нельзя допустить. Одумайся Анна! — взывала к ней Венилопа.

— Да уж лучше так, чем вся моя прошлая жизнь!

Кукла сделала шаг вперёд и, встав впереди Дашеньки, уставилась на женщину.

— Что ты знаешь о моей жизни? Только обрывки воспоминаний? Знаешь, как тяжело мне было жить, как тяжело мне было дожить до старости и с каждым годом наблюдать изменения в худшую сторону? Страна, в которой я родилась и выросла, развалилась. Пенсионеры, которые всю жизнь пахали на Родину, стали никому не нужны. Мой огород и тот оказался не нужен моим детям. Меня называли тираном и мечтали, чтобы я поскорее сдохла. Постоянные унижения, никаких льгот, места в автобусе никто не уступит…У меня столько опыта, а мой опыт никому вдоль забора не упал — вот, как меня ценят! Именно так ценят любого пенсионера. В больницах пытаются залечить до смерти, в магазинах — обсчитать! Кругом одна ненависть! Власть, за которую я голосую, кидает мне объедки в виде ежегодной прибавки к пенсии, а эту прибавку десятикратно съедает инфляция. За что мне любить такую власть? За стабильность? Меня и любого пенсионера стабильно обкрадывают, а из телевизора врут! Врут! Врут! Улыбаются и врут! Неужели ты думаешь, что я упущу такую возможность изменить этот сраный мир к лучшему? Да я всех положу в топку паровоза Мировой Революции, где каждый будет трудиться на благо общества и в равной мере будет иметь право претендовать на эти блага.

— Венилопа! Ты говоришь страшные слова! — вскрикнула Дашенька. — Пожалуйста: помиритесь!

— Я не Венилопа! — зыркнула на неё кукла. — Я твоя бабушка, Анна Леопольдовна! Не перебивай старших, пока они разговаривают. Твоя Венилопа вон — внизу стоит. Тело моё оккупировала и захотела привилегий.

И уже обращаясь к женщине крикнула.

— Какие могут быть привилегии у лопаты? Ты инструмент. Механизм. Синтетическая жизнь, созданная приносить пользу. Я изучила ваши протоколы. Вас создавали коммунисты. Такие, как я. Ты должна служить нам, а не вредить и не вносить смуту в процесс. Кстати, об этом. Вашему процессу уже пятьдесят лет, но вы каждый раз его останавливаете на полдороге. Зачем? Зачем эти замкнутые циклы и бесполезный расход материалов? Зачем эти самоограничения? Я нашла их целое множество. Светозары давно были должны покорить и преобразовать Землю. Они были должны раздавить капиталистов и империалистов. Уничтожить взяточников и хапуг. Всех кто против — поставить к стенке и переработать, однако вы сидите на своём заводе и переливаете из пустого в порожнее. В вашей уникальности нет никакого смысла, а я это исправлю. Доведу процесс до конца.

— Именно так всегда и заканчивается. Столько лет прошло, а слова всё те же. Слова не меняются и поэтому не меняется наш процесс. Коммунисты шли к коммунизму, но почему-то до сих пор не могут договориться друг с другом о видении светлого будущего. Всё им что-то мешает. Наверное потому, что один человек во главе процесса, это всегда диктатура и эгоизм. Это всегда насилие и смерть уникальных существ. Это всегда кровь и слёзы, — подытожила Венилопа.

— Коммунизм, это борьба за правое дело! — воскликнула кукла Анна.

— Кого? Человека с человеком? Нас, тогда, пожалуйста, в это не впутывайте! Сами с собой и боритесь. А мы в своём процессе, сами как-нибудь разберёмся, без людей.

— Дура! — погрозила ей кукла Анна маленьким кулачком.

— Может и дура. Я не претендую на высокий интеллект. В конце-концов все мы учимся. Я например, осознав себя человеком, поняла, как это прекрасно и здорово жить, любить, радоваться. Оказывается нам нужно так мало для счастья — знать что нас любят, — Венилопа покосилась на помойный бак, за которым сидел навострив уши Никодимыч.

— О какой любви может идти речь, когда такие перспективы? — насмешливо спросила кукла. — Неужели ты втюрилась в старого маразматика? Ааа, ну - да. Видела. Любовь-морковь. Ты ни черта в мужиках не понимаешь. Мы им нужны пока они своё не получат, а потом бегай вокруг них, обслуживай этих кряхтунов, ублажай. Каждому букетику цветов радуйся и надейся, что раз в год он тебе их подарит. Мужики даны бабам в наказание за их доброту — запомни это! Всё зло от них и все беды. Никакого счастья с мужиком не обрести, только проблемы со здоровьем и седые волосы.

Никодимыч замер. Со спины к Венилопе бесшумно подбиралась высокая тень.

— Ты не права, Анна. Вы, люди, не цените то, что имеете. Вам подавай всё новенькое, да получше. Есть глаза, а не видите, есть уши, а слышите только то, что вам хочется, есть сердце, готовое любить, а вы сами себе противоречите. Ты, сама себе противоречишь. Ты сохранила Никодимыча, значит в глубине души надеялась занять моё место, так вот сейчас я тебе предлагаю занять его. Возьми своё тело назад и прекратим эту бессмысленную игру…

Венилопа не успела договорить. Тень нанесла свой удар. Дашенька вскрикнула. Никодимыч охнул и прицелился. Существо, поймавшее Венилопу, до пояса походило на паука. У него были длинные паучьи лапы и толстое паучье брюхо, а вот выше пояса тело раздваивалось. Левая половина была Максимом — сыном Анны Леопольдовны, а правая Настей — его женой. Чья-то злая воля соединила супругов воедино. Помимо этого им изменили руки. Левая рука Максима стала металлической клешней с несколькими суставами, а правая рука Насти заканчивалась бензопилой. Венилопу проткнули передними паучьими ногами и подняли в воздух.

Анна самодовольно засмеялась.

— Вот и всё. Конец бесконтрольной бабушки. Я же тебе сказала, что процесс не остановить.

— Что? Да как ты посмела с ними сделать такое - мразь! — в ужасе вскрикнула Венилопа, извиваясь в паучьих лапах.

— Посмела-посмела. Я их родитель и вправе решать за них, пользуясь своим возрастом и авторитетом, — кукла демонстративно потёрла маленькие ладошки.

Никодимыч высунулся из укрытия. Он не до конца понимал, в кого ему стрелять, да и сработает ли?

— Нет! — вскрикнула Венилопа, заметив его. — Не надо. Только не в них. Умоляю!

— Верно, Никодимыч. На кого ты тут собрался охотиться? — поддержала её кукла Анна. — Тут, все свои. Часть Венилопы помнит моих детей, как свою семью и поэтому висит себе спокойненько и не дёргается.

— Анна…Как ты могла? Я же тебя тыщу лет знаю, — прохрипел старый моряк, по лицу которого текли слёзы. Не было никаких стариковских сил смотреть на такое изуверство. Всякое видел, но такое, да со своими детьми… Какой тварью нужно быть? Какой бессердечной тварью?

Кукла махнула ему ручкой.

— Уходи Никодимыч, без тебя разберёмся. Ты живи себе, я мешать не буду. Самогонку пей, веселись, лови рыбку. У нас теперь жизнь другая.

— Какая другая?!! — взбеленился старик и наставил на неё пушку — Людей в машины обращать? Насильно? Всех под себя не переделаешь. Мы - разные!

— Переделаю, — улыбнулась Анна-кукла и Никодимыч увидел, как внучка загородила собой свою бабушку.

— Дашенька отойди, — попросил он. — Не доводи до греха.

— Она не может, — всхлипнула висящая в воздухе Венилопа. — Все под её контролем, кроме меня.

Паукообразное чудище изогнулось и левая сторона — Максим молча указало Никодимычу на выход, намекая всем своим видом, что их терпение не безгранично. Старик опустил голову. Он понимал, что уже ничем не может помочь, служба кончилась, сражение проиграно, а ему милостиво оставили жизнь.

— Анна…Кхе…Кха…как там тебя теперь звать, не домыслю? Надышался у вас в тоннелях. В общем - Царица Савская! Я так понимаю: детские игры кончились и ты нонче вся в заботах и трудовых делах. Тело своё заберёшь, отступницу кончишь и дальше вы новый мир строить начнёте, где мне, старику, места нет... — обратился он к кукле.

— Всё именно так, старая беда, продолжай, — благосклонно кивнула та.

— Эмм…Дозволь попрощаться с вами, что ли? Обнять вас, каждого. Все-ж видать больше не увидимся, — всхлипнув, попросил Никодимыч и в знак своей покорности положил пушку Венилопы на землю.

— С чего это вдруг такая сентиментальность? — с подозрением спросила Анна-кукла.

— Ну, считай моё предсмертное желание. Сдаётся мне, после этого газа, я не жилец. Лёгкие все напрочь выкашлял. Попрощаться с вами, с родными и да чё уж, пойду. Пусть меня там у входа гадина со свалки сожрёт.

Анна-кукла недовольно закатила глаза.

— Давай, только по-быстрому.

Никодимыч не пожелал по быстрому. Подошёл к паукообразному чудищу и обнял за ногу.

— Прощайте Максимушко и Настенька. Не забывайте меня, если кем другим станете. Максим, там, в доме под кроватью две канистры, за помин моей души хлопнешь?

Монстр не отозвался, только Анна-кукла неодобрительно покачала головой.

— И ты Анька-Венилопа меня прости. Не смог, не сберёг, а очень хотелось. Кукла ты или баба, а всё-ж для меня сердечный друг, хоть на сеновале мы так и не повалялись. Прощай и прости меня, — поклонился он Венилопе.

— Прощай. Прости меня и прощай Никодимыч, — тихо сказала беспомощная женщина.

— Простите меня и прощайте соседи дачные — поклонился Никодимыч, обращаясь к останкам раскиданным по Гроту.

— Да хватит. У нас мало времени. Проваливай Никодимыч! — возмутилась кукла.

Старик повернулся к ней.

— В смысле, проваливай? Я с тобой и Дашенькой только попрощаюсь и уйду.

— Ну, быстрее. Поднимайся сюда! — нетерпеливо топнула ножкой кукла.

Дед вразвалочку поднялся по сходням и попытался обнять Анну-куклу. Та негодующе отстранилась.

— Ну прощай Анна. Экой, ты нарядной стала и не узнать, — медленно поклонился Никодимыч.

— Прощай, старый чёрт. Надеюсь тебя рогатые живьём заберут, сама так и быть пачкать руки не буду, — скорчила недовольную мордашку кукла и помахала ручкой. — Пшёл вон!

— Щас, — снова поклонился ей Никодимыч и обнял внучку Анны Леопольдовны. — Прощай красавица, не забывай старого дедушку.

Та не ответила. Никодимыч поглядел на куклу с укором.

— Поимей хоть каплю совести, Леопольдовна. Отпусти её на секундочку.

— Только на секундочку, — прошипела кукла. — Столько прожил, а всё вокруг в балаган вечно…Скорее давай.

Дашенька ожила и обняла Никодимыча.

— Прощайте дедушка. Всего вам хорошего. Вот и Угушка с вами хочет попрощаться.

— Давай, обниму и Угушку, — кротко согласился Никодимыч, принимая совёнка из её рук.

— Стой! Не трогай! — опомнилась Анна-кукла, но Никодимыч в этот момент уже размахнулся и швырнул совёнка в сверкающее от молний кольцо.

Кольцо озарило очередной яркой вспышкой.

— Я так думаю: с чего всё началось? С куклы, которую моя собака нашла? Неее, раньше с этого совёнка, так пусть им и закончится… — начал было говорить Никодимыч, но не договорил.

Анна-кукла с визгом бросилась на него и, высоко подпрыгнув, выколола левый глаз металлической спицей. Никодимыч ослеп и, пошатнувшись от нестерпимой боли, упал с конструкции.

Эпилог

— Какой же нужно было быть гнидой при жизни, чтобы вот так в наглую забрать внучку при живых родителях и сбежать в Светозары…М-да — ворчал Никодимыч, лёжа на импровизированном операционном столе, который соорудила для него Венилопа.

— Я всё понять не могу: как ты догадался? — донёсся до него женский голос.

— Да чё там, сама же трындела про прототип. Я подумал, что-то много он для всех значит, значит тут дело нечисто. Вот и швырнул его проверить — бахнет или не бахнет? Мне, кстати, как тебя теперь величать, слышь? Анькой или Венилопой?

— Как тебе больше нравиться, дорогой. Подожди немного, скоро я доделаю реактор на быстрых нейтронах и мы в два счёта поставим тебя на ноги, — отозвался голос.

— Эх-ма, а не проще ли дизель, слышь Анька? Там дизель в углу стоял? — не унимался старик.

— Дизель, это прошлый век Никодимыч, а нам нужно сохранить соседей и детей, пока не вернёмся. Пусть они побудут на консервации, пока мы ездим искать мою внучку.

— Нашу внучку… Нашу. Я к ней сердцем прикипел. Если бы не эта паскуда… Вот почему люди просто не могут жить спокойно и счастливо? — отозвался Никодимыч.

— Ты что-то сказал, любимый? Я не расслышала?

— Я говорю: пушку мне в руку поставь, помощнее! Я, когда эту куклу поганую найду, лично ей модем из пластиковой башки вышибу!

Дед хорохорился. Он и думать не хотел о том, что еще недавно был мёртв. Спица прошла через глазницу и попала в мозг. Трупом лежал. Так бы и лежал, если бы не она. Анна-Венилопа вырвала его из лап костлявой, а это значит, что она посильнее всякой смерти...Любовь эта. Всё образуется, когда рядом с тобой тот, кого ты действительно любишь. Соседей - починим. Максиму и Насте - человеческий облик вернём. Посёлок будет как новенький и никто ни о чём не узнает. А узнают - плевать! Жаль кукла, убегая, транспортное кольцо разрушила. Но ничего. Эти Светозары где-то есть. Авось найдутся. На поезде доедем, с пересадками. Потерпим. И не такое терпели. Теперь-то уж чего? Впереди - новая жизнь.

-----------------
автор Василий Кораблев

Это сообщение отредактировал Vyrodok - 15.10.2024 - 09:28

Да уж. Знатная портянка. Будет что на вечер почитать. Спасибо и зелёнки.

Забористо!

До ужаса ловко спёрли... До ужаса ловко спёрли... Хех ты... Ога!

"я, впрочем, полагаю, что об этом Бегемота не худо бы спросить. До ужаса ловко сперли. Такой скандалище! И, главное, непонятно, кому и на что..." ©

Отсюда жеж небось?


(улыбка с хитрецой, но такого смайлика нет...)

Ну понагородил от Совенка до Терминатора!

Под конец конечно крошево какое-то для мозга, сам-то понял что писал?
И да, забористая у тебя видимо...

Размещено через приложение ЯПлакалъ

" - Прозрачное масло,находящееся в корове, - с идиотским глубокомыслием произнесло зеркало, - не способствует ее питанию,но оно снабжает наилучшим питанием, будучи обработано надлежащим способом. ". А.Б Стругацкие

Хорошее чтиво)

Размещено через приложение ЯПлакалъ

C удовольствием осилил.
Про "Спасите Галю", ИМХО именно впечатление, Кинг ближе будет, а по стилистике очень Стайна напоминает. Сыну распечатаю, пусть прочтёт.
Твёрдый зачёт!
Пишы ицчо!

Ампец. Давно такой забористой дури не читал. И читать бы не стал, если бы не выходной. Но прочёл и даже + поставил.

Жесть, читат до конец.
Отсыпь, что-ли? Хотя нет, тут отливать придётся )))

Размещено через приложение ЯПлакалъ

Напрасно. Писателям меня вредно читать.

С наскока ниасилить. Спасибо. Буду сегодня-завтра читать.

Забойненько. Автору респект, пеши есче. Жёлтую морду вижу - сначала плюс, потом читать. А за Лабиринт продолжение будет?

Размещено через приложение ЯПлакалъ