Литературный конкурс "Графоманы ЯПа против коллег сайта ЛитБес. Читаем работы".

Дорогие авторы и читатели ЯПа. Сегодня вы увидите и даже прочитаете, а может и оцените всё то, что загружу! Наши и "не наши" графоманы-пейсатели постарались на славу, проявили свою буйную фантазию, недюжинный интеллект и таки умудрились выдать на гора множество интересных (и не очень), историй. К участию в конкурсе мы отобрали 24 рассказа, (по 12 от каждой противоборствующей стороны), в которых были выполнены почти все заданные условия.

№1 И открылись глаза мои...
№2 Корректировка
№3 Так будет лучше
№4 Моя Геночка
№5 Любовь бессмертна
№6 LET’S FALL IN LOVE
№7 Дыши!
№8 Цепная реакция
№9 Подкидыш
№10 Бригада
№11 Лотерейный билет
№12 Стрим
№13 СьюКи, Лав, sex, love
№14 Противоестественные связи
№15 Случайность и предопределенность.
№16 Три минуты жизни
№17 Резервная копия
№18 Обмен
№19 Петрову не повезло
№20 Светофор
№21 Исключений из правил не будет
№22 Эмоциональная нестабильность
№23 Аффект бабушки
№24 Возвращение в Эдем



Темы для рассказов были такие:
I тема конкурса:
«Эффект бабочки». Малозначительное решение или поступок, которые привели к грандиозным и непредсказуемым последствиям. Жанр любой.

II тема конкурса:
«Сука-любовь». Какие отношения будут между мужчинами и женщинами будущего, и нужны ли они вообще?
Жанр для второй темы: Постапокалиптика — жанр научной фантастики, в котором действие развивается в мире, пережившем глобальную катастрофу.

Работы будут выложены так, как расставит их в ленте "Генератор случайных чисел", искусственному интеллекту которого мы полностью доверяем и не сомневаемся в его честности)). На чтение, комментарии, критику работ и голосование предварительно отводим две недели, до 17 марта, до 23-00 по МСК. О последнем дне, когда ваш выбор будет принят и учтён в специальном журнале, будет сообщено дополнительно.
***
Из всего разнообразия этих шедевров самодеятельной прозы можно выбрать ТРИ понравившихся рассказа. Напоминаю, что авторы не могут голосовать за свои работы!

Голосовать, по сложившейся традиции, будем в теме обсуждения и выглядеть это должно примерно так:
Мне понравились рассказы:
1) "Война и мир"
3) "Семеро в одних штанах"
15) "Парфюмер и Анжелика"
за которые я и проголосую!

Или так:
Голосую за рассказы: №7 , №15 и №23

После этого выбираете ещё ДВА рассказа, авторы которых сумели вам польстить и затронуть чувствительные струны души. Их мы запишем в претенденты на "Приз Зрительских Симпатий" и победитель этой номинации тоже получит денежный приз! (А может возьмёт вещами или продуктами)
***
Основные призы на сегодняшний день выглядят так:
Первое место (победитель конкурса)
– 3.000 рублей;
– наградной символ (выводится в Личном кабинете, в разделе «Достижения»);
– титул победителя (выводится после ника в комментариях по желанию);
– Сертификат победителя от сайта «Литературная беседка»;
— Грамота победителю от сайта «ЯПлакалъ».

Второе место (призёр конкурса)
– 2.000 рублей;
– наградной символ (выводится в Личном кабинете, в разделе «Достижения»);
– титул победителя (выводится после ника в комментариях по желанию);
– Сертификат призёра от сайта «Литературная беседка»;
— Грамота призёру от сайта «ЯПлакалъ».

Третье место (призёр конкурса)
– 1.000 рублей;
– наградной символ (выводится в Личном кабинете, в разделе «Достижения»);
– титул победителя (выводится после ника в комментариях по желанию);
– Сертификат призёра от сайта «Литературная беседка»;
— Грамота призёру от сайта «ЯПлакалъ».

Номинация «Приз зрительских симпатий» по версии сайта ЛитБес (проводится отдельным голосованием)
– V.I.P.-доступ к «Программе лояльности».
– наградной символ (выводится в Личном кабинете, в разделе «Достижения»).
– Сертификат от сайта «Литературная беседка»;
– Грамота от сайта «ЯПлакалъ».

Номинация «Самый захватывающий сюжет» на сайте ЛитБес (проводится отдельным голосованием)
V.I.P.-доступ к «Программе лояльности».
– наградной символ (выводится в Личном кабинете, в разделе «Достижения»).
– Сертификат от сайта «Литературная беседка»;
— Грамота от сайта «Яплакалъ».
***
Любой, зашедший на страницу конкурса читатель Япа, имеет право пополнить призовой фонд конкурса или назначить свою номинацию и наградить одного или нескольких авторов за понравившийся рассказ. Для многих юзеров это просто Гражданский долг! По таким вопросам можно писать в личную почту организатору под ником Gesheft.

Пока имеем номинацию "Ибонефиг" от "НеБайрона". Кругленькая сумма в 1777 рублей достанется автору рассказа, удачно обошедшемуся без непечатных выражений и зарывшему в тернии букв зерно юмора.

И так, мы начинаем:

Лента внеконкурса для тех, кто уже ознакомился с основной лентой

https://www.yaplakal.com/forum3/topic2408148.html#
Внек.

№1 И открылись глаза мои...

Сегодня оцифровали Хромого. За час до его тридцатилетия начальник цеха остановил работу. В кафе накрыли столы. Каждому дали по два брикета жёлтой еды и стакан клубничного компота.
Проводы вышли на славу. Мы желали Хромому быстрых серверов и бойких чатов, а он благодарил и обещал писать нам каждый день. Врал, конечно - в цифровом раю прежняя скучная жизнь быстро забывается. Но мы не обижались. Все там будем, если повезёт.

В четырнадцать сорок дверь столовой открылась. Вошли два старших воспитателя с носилками. Хромой побледнел и поднялся. Ему дали подписать согласие на оцифровку. Дрожащей рукой Хромой вывел закорючку под текстом. Затем один воспитатель приставил к голове Хромого оцифратор, а второй подхватил обмякшее тело и опустил его на носилки.
Возвращаясь после работы в свой отсек, я завидовал Хромому. Он теперь в бескрайних цифровых полях и может целыми днями играть в танчики и смотреть сериалы. А мне пока не повезло. И неизвестно - повезёт ли.
***
Вечером мне дали красную еду. Я удивился - обычно красную еду давали в субботу. От неё в теле возникало странное сладкое напряжение, которое разрешалось снимать, глядя видео с голыми партнёрами. Такое видео всегда показывали по субботам. Но сегодня был вторник.
Я включил экран. Вместо видео на нём загорелась надпись: "Гражданин 17-Л-5-2247! Завтра в 9-00 вам надлежит прибыть в центр репродукции".
Значит, мне всё-таки нашли совместимого партнёра! Теперь я смогу сдать биоматериал для размножения и получить желанное право на оцифровку.
Я ощутил счастье. Должно быть, красная еда уже подействовала.
***
Сидя возле кабинета врача, я краем глаза разглядывал партнёра. Стройный, чуть ниже меня. Вьющиеся тёмные волосы до плеч и развитые молочные железы. Глаза партнёра были заплаканы.
"Наверное, волнуется" - подумал я.
Со своей задачей я справился быстро - хватило трёх минут видео. Чувствуя облегчение, снова присел в коридоре и стал ждать результатов.
Вскоре вышел озабоченный врач.
- Пойдёмте со мной, - пригласил он. Привёл меня в кабинет, усадил на стул и сам сел напротив.
- У вашего партнёра проблемы. У неё... него нервный срыв.
- Это опасно? - спросил я.
- Нет, - врач покачал головой. - Но в таком состоянии нельзя сдавать биоматериал. А от лечения ваш партнёр отказывается.
- Вы можете найти мне другого партнёра?
Врач развёл руками.
- У вас идеальная генетическая совместимость. Других вариантов нет.
- Что же мне делать? - растерялся я. - Неужели отправляться на Свалку?
Свалка - страшное место. Туда отправляют тех, кто не заслужил право на оцифровку. Эти отбросы живут, как придётся. Сами добывают еду, болеют и умирают омерзительным естественным способом.
- Только не на Свалку! - взмолился я.
Врач задумчиво почесал подбородок.
- Вы могли бы убить Дракона?
***
Всему виной был робот-воспитатель. Вместо того, чтобы снабжать партнёра полезными сведениями, он рассказывал сказки. Под его влиянием партнёр поверил, что он - Принцесса, и стал ждать Рыцаря.
Ошибка быстро выяснилась. К партнёру приставили другого робота для коррекции поведения. Партнёр прозвал его Драконом.
***
- Техники установили большую красную кнопку прямо на грудь Дракону, - убеждал меня врач. - Вам нужно только попасть по ней копьём. Это несложно!
Наконец, я согласился. Мне надели на голову металлическую биксу для инструментов и примотали её бинтом, чтобы не сползала на глаза. На грудь и спину повесили эмалированные судна, а в руку дали подставку от капельницы.
- Конь! Теперь нужен конь! - озабоченно воскликнул врач. - Ага! - глаза его засияли.
Мимо, тихо шурша, проползал робот-пылесос.
Ристалище на заднем дворе больницы огородили пластиковым заборчиком. Вдоль него толпились зрители. Партнёр с белым платком в руке сидел в кресле, изображавшем трон.
- Выпейте! - сказал врач и впихнул мне в рот синюю капсулу. - В сочетании с адреналином это вещество ускорит вашу реакцию.
Я судорожно сглотнул капсулу, и тут на ристалище выкатился Дракон.
Он был выше меня, приземист и выглядел угрожающе. Красная кнопка на широкой груди казалась маленькой точкой.
- Обещайте, что меня оцифруют, если... - взмолился я, вцепившись в локоть врача.
Врач крепко сжал мою руку.
- Пора!
***
Я вскочил на коня, подхватил копьё. Принцесса взмахнула платком. Дракон звякнул и двинулся ко мне.
Первый же удар копья пришёлся прямо в кнопку, но Дракон и не подумал остановиться. Он взмахнул манипулятором и свалил меня вместе с конём. Бедный пылесос, вспыхивая искрами, откатился в сторону.
Я вскочил на ноги и в отчаянии ударил Дракона капельницей. Он пошатнулся, но устоял. Удар манипулятора, ломая пальцы, выбил копьё из моей руки.
И тут... Наверное, подействовала синяя капсула. Или что-то невообразимо древнее, страшное и запретное проснулось внутри.
Я ощутил ярость. Волна бешенства подхватила меня. Верхняя губа дрогнула. Скалясь и рыча, я кинулся на Дракона.
Я вцепился ему в нижнюю конечность и дёрнул, разрывая собственные мышцы. Дракон завалился набок. Я прыгнул сверху и неистово заколотил кулаками по ненавистной кнопке. Перед глазами плыла красная пелена.
Дракон всё шевелился. Я почувствовал, как его манипуляторы обхватили меня.
Они медленно сжимались, ломая рёбра. Я вывернулся из западни и увидел перед собой равнодушное металлическое лицо.
В последней надежде я вцепился в железную челюсть, рванул на себя. Челюсть хрустнула и осталась в моих руках. Я отшвырнул её в сторону. Потом засунул руку в распахнутую пасть Дракона и, ломая ногти, выдрал из его головы пучок проводов. Глаза Дракона мигнули и погасли.
Я немного полежал на его груди, потом кое-как поднялся. Люди за забором словно оцепенели. Я обвёл их взглядом и увидел страх в застывших глазах. А затем ощутил во рту кровавый привкус и снова зарычал, подняв ободранные кулаки к небу.
Принцесса бежала ко мне. Я подхватил её и прижал к себе.
- Моя! Никому не отдам!
Зрачки Принцессы расширились. Я наклонился к ней. Её губы были тёплыми и сладкими.
***
- Кнопка должна была сработать! - воскликнул врач. Он расстроенно прохаживался по кабинету. - Это технический сбой!
- Да бросьте, доктор! Всё хорошо. - Я лениво взмахнул забинтованной рукой. Туго перетянутые рёбра болели, но терпимо. - Лучше объясните мне, зачем вы это устроили.
- Я же говорил вам! Нервный срыв...
- Я не про срыв. А про всё это, - Я повёл рукой в сторону окна. За окном до самого горизонта высились одинаковые железные башни. Я когда-то жил в одной из них. Мне показалось, что это было очень давно.
- Это не мы, - быстро сказал врач. - Когда мы пришли в себя, мир уже был таким. Всё контролируют роботы и программы. Но над ними никого нет. Они просто закольцованы.
- А куда делись те, кто это создал?
- Не знаю. Улетели. Или умерли от старости, насладившись могуществом.
- И что же сделали вы?
- А что мы могли? - занервничал врач.
- Разбудить всех.
- Мы пытались. Но всё зашло слишком далеко. Люди просто сходили с ума, впадали в ступор. Лишь у единиц сохранились остатки воли. Мы стали искать их. Переналадили несколько заводов на выпуск космических кораблей и потихоньку эвакуируем, кого можно.
- На Свалку? - усмехнулся я. - А оцифровка? Миф?
Миф. - твёрдо ответил врач. - Поймите, Земля чудовищно перенаселена. Сто миллиардов жующих овощей. Если попытаться что-то изменить - всё просто рухнет.
- Сто миллиардов? - спросил я. - Что же они все едят?
Врач отвёл глаза. Меня внезапно затошнило.
Мы не останемся здесь, - прохрипел я. - Когда ближайший рейс на Свалку?
Доктор поднял брови.
- Вы сказали "мы'?
- Да, я сказал "мы". Идите, доктор. И позовите её, пожалуйста. Она ведь рядом, да? И ещё - меня зовут Рыжий.

Это сообщение отредактировал Gesheft - 5.03.2022 - 20:28

№2 Корректировка

2005 год
Сергей проснулся за пять минут до звонка будильника. Как будто и не спал. В голове вертелись обрывки тщательно подготовленной речи. Она должна быть идеальной. Сегодня важный день. Возможно, самый важный день в его жизни.
Молодой физик все последние десять лет после окончания университета посвятил разработке нового принципа получения энергии. Точнее принцип был далеко не новым – все необходимые для его реализации знания были получены уже к середине ХХ столетия – но одно дело понимать теоретически, а совсем другое построить работоспособный генератор прямого преобразования материи в энергию. Только для его запуска потребуется полная мощность пары-тройки атомных станций.

Сегодня решалась судьба этого амбициозного проекта. На учёный совет были приглашены люди из высоких кабинетов. Именно от них зависело, будет ли государство финансировать строительство экспериментальной установки или все его выкладки так и останутся сугубо теоретическими.
Быстро покончив с водными процедурами, Сергей захватил с тумбочки листки с тезисами и отправился на кухню. Не отрывая взгляда от текста, он на ощупь взял со стола чайную ложку и также не глядя высыпал две ложки сахара в кружку с чаем. Впрочем, если бы он добавил одну ложку или даже ни одной, особой разницы молодой человек не почувствовал бы – внимание было полностью сосредоточено на тексте.
Вернул к реальности его раскат грома. Дождя ещё не было, но увесистые тучи уже наползали со стороны Москвы. Пришлось потратить несколько минут на поиски зонта. Сергей не особо переживал из-за этой незапланированной задержки. Даже если он опоздает на шестичасовую электричку, то через полчаса отправляется следующая – в любом случае к началу совета он прибудет с большим запасом.
На электричку он успел. Правда, билет пришлось покупать у кондуктора. Да и зонт не пригодился – дождь начался уже на полдороги к столице.

2102 год
Андрэ Ришар с любопытством рассматривал старинную фарфоровую чашку в руке профессора. Потом перевёл взгляд на блюдце и лежащую на нём чайную ложку. Эти архаичные предметы быта были гораздо интереснее заумных речей, которыми учёный пытался донести до Андрэ всю ответственность и историческую масштабность предстоящей операции.
– …таким образом, мы сформируем новую мировую линию, сохраняющую все преимущества предыдущей, но избавляющую нас от тяжёлых последствий взрыва первого экспериментального генератора прямого преобразования материи… – вещал профессор Люмьен монотонным бесцветным голосом.
– Док, можно без этих ваших линий и бабочек? Зачем вам понадобился именно я? – перебил его космонавт. Ришар решительно не понимал, почему ради того, чтобы передвинуть ложку на пять сантиметров в сторону, пускай и в далёком прошлом почти сто лет назад, его исключили из первой в истории экспедиции к лунам Сатурна. И не просто исключили, он должен был возглавлять эту экспедицию.

Стать первым путешественником во времени было бы весьма почётно, если бы не одно «но» – полная секретность. Об этом узнает разве что пару десятков людей из Объединённого правительства, а Андрэ жаждал славы и признания.
– Вам кажется это слишком простая задача для вас? На самом деле изменение прошлого требует колоссальных усилий. Для прорыва темпорального поля даже в столь незначительном масштабе Вам потребуется вся ваша физическая сила и выносливость. Это я уже молчу о самом процессе переноса в прошлое. Мало кто из обычных людей будет способен вынести переход, не говоря уже о том, чтобы остаться в сознании и выполнять какие-то осмысленные действия после него.
– То есть я из последних сил передвигаю ложку на пять сантиметров в сторону и этот русский физик… как его там? Серж! Не изобретёт генератор Со-хро-кина? – иностранная фамилия далась французу с трудом. – Но каждый школьник знает, что через пятьдесят лет на его базе будут созданы двигатели для современных космолётов. Я своими руками должен уничтожить собственное будущее?

– Вы меня вообще слушали? Три современных суперкомпьютера независимо друг от друга просчитали все последствия этого воздействия. С вероятностью 98,5% все дальнейшие события будут развиваться так, как мы рассчитали. Серж опоздает на поезд. Пойдёт дождь. На перроне он познакомится со своей будущей женой, которая в этот день забыла взять зонт. Следующий поезд задержится из-за поломки и Серж не получит финансирование для своего проекта. У него родится сын, который через 30 лет завершит начатое отцом. С одним существенным отличием. К этому моменту будет изобретён электромагнитный капсулятор и опытный образец генератора Сорокина не взорвётся. Половина Европы не будет заражена радиацией, а сам генератор запустят в промышленное производство всего на пять лет позже. Лично для вас, Андрэ, это меняет только одно – в этом году вы возглавите первую пилотируемую экспедицию не к Сатурну, а к Юпитеру.
– И всё это всего лишь из-за чайной ложки, передвинутой на несколько сантиметров в сторону?
– На пять сантиметров влево. В точности. Я уже говорил, что для любого нежелательного исторического события может быть определено одно единственное минимально необходимое воздействие, которое приведёт… – Андрэ снова заскучал и стал разглядывать ложку на блюдце, – …так называемый «эффект бабочки».

И даже если наши расчёты окажутся не идеально точными, что маловероятно, то будет произведена ещё одна корректировка, благодаря которой с вероятностью 99,99% мы получим необходимый результат.
Спустя три часа Андрэ Ришар отправился в прошлое, чтобы передвинуть чайную ложку на столе в кухне Сергея Сорокина строго на пять сантиметров влево и ни на сантиметр меньше.

2185 год
Джулия внимательно слушала отца, силясь разобраться в том, что он пытался ей объяснить. Для пятнадцатилетней девочки, выросшей в Убежище на глубине километра под землёй и получившей эпизодическое образование, это было не так просто, но она старалась изо всех сил.
Джону Гранту же не столь важно было добиться понимания от дочери, сколь просто наличие слушателя. Проговаривая свои умозаключения вслух, он искал в них противоречия и изъяны. Ошибиться было нельзя. У них была только одна попытка.
Немногочисленная мебель в комнате была сдвинута к стенам, а в её центре мерцало в полутьме красивое «дерево» с разноцветными переплетёнными «ветвями». Отец называл его деревом возможных состояний. Оно представляло собой мировые линии множества параллельных Вселенных, сведения о которых Джон собирал в течение тридцати лет при помощи своего хроноскопа и тщательнейшим образом вносил в модель.
– Мы здесь, – отец показал на бледную короткую веточку, практически не дававшую боковых «побегов», на краю модели, – Как видишь, само существование нашего мира при естественном ходе истории настолько маловероятно, что наша Ветвь разрушится окончательно в ближайшие двести лет. Но мы с тобой можем это исправить.

Он приблизил участок, где от ствола дерева отделялась их бледная веточка. Зафиксировал. Потом добавил ещё один участок, где крупная оранжевая ветка также отделялась от основного переплетения ветвей.
– Последние пять лет я подробно хроноскопировал двести девяносто три ключевых хронологических точки и нашёл две, которые, скорее всего, являются причиной всех наших бед. Возможно, вмешательств в естественный ход истории было и больше, но мне удалось выявить только одно. В 2102 году основной мировой линии, через пять лет после изобретения путешествий во времени, местные, с позволения сказать, учёные… хотя я назвал бы их невежественными дикарями… решили улучшить существующую реальность. Для этого они отправили человека в 2005 год и передвинули чайную ложку на кухне одного молодого физика в ключевой момент истории. Они посчитали, что «эффект бабочки» приведёт к заранее просчитанным результатам. Но случился не «эффект бабочки», а «эффект слона в посудной лавке».

Отец сделал несколько жестов руками и одна из стен вдруг исчезла. Вместо неё в полном объёме предстала комната из прошлого.
– Эти самонадеянные глупцы отправили в прошлое живого человека, – в комнате из ниоткуда возник высокий мускулистый мужчина в серебристом комбинезоне космонавта, но без шлема и перчаток. Было заметно, с каким трудом дались ему три коротких шага к столу. Ложку же он двигал, как будто толкает пудовую гирю. На этом моменте изображение замерло, – Они не человека отправили в прошлое, а большой чемодан с микроорганизмами. Обрати внимание, что ложки он касается голыми руками. Через десять минут вся живность с неё отправится прямиком в организм к человеку из прошлого. Кроме того, за три шага путешественник во времени успел сделать несколько выдохов, дополнительно переместив в прошлое ещё миллиарды не существовавших на тот момент микроорганизмов. Нужно ли говорить, что вместо ожидаемых улучшений, через два года после вмешательства планета погрузилась в самую смертоносную эпидемию за всю историю человечества.
Джон подошёл к дочери, взял её за плечи и подвёл к аппарату в углу комнаты. Внутри сферы парила точная копия чайной ложки, которую она только что видела в проекции из прошлого. Над соседним пультом висела ещё одна – немного другого вида.
– Джулия, – голос отца стал требовательным, – мы с тобой должны провести двойную коррекцию реальности. Сделать это нужно одновременно.
Правительство никогда не одобрит мой план, поскольку он требует мгновенного расхода половины оставшегося запаса энергии нашего Убежища. Они наивно полагают, что при экономном расходовании её хватит ещё на несколько тысячелетий. Наша Ветвь не просуществует и двух столетий. Я откорректирую 2102 год так, чтобы путешественник пробыл в прошлом всего две секунды. Твоя задача – заменить ложку на столе в 2005 вот на эту, покрытую стерилизующим веществом. Рассчитать вмешательство, способное предотвратить изменение изначального хода событий, я не могу, поэтому придётся исправлять заведомо неудачное изменение.
Они отрабатывали предстоящее изменение в течение недели, пока Джулия смогла нажимать нужные клавиши с закрытыми глазами.
Утром перед корректировкой отец с дочерью устроили себе настоящий пир, израсходовав недельный запас продуктов и воды. Если всё получится, то их мир просто никогда и не существовал, если нет, то всё равно это их последний день на свободе.

Корректировка прошла успешно. Джон при помощи темпоральных полей поместил в чашку профессора Люмьена чайную ложку за несколько секунд до отправления Андрэ Ришара в прошлое. Профессор перед тем, как нажать кнопку старта, сделал глоток кофе и израсходовал лишние несколько секунд на то, чтобы вынуть ложку из чашки. Этого оказалось достаточно, чтобы Ришар появился в 2005 году уже сразу возле кухонного стола и пробыл в прошлом всего три секунды, не успев сделать даже один вдох. Джулия тоже справилась со своей задачей на отлично, заменив заражённую ложку стерильной.
Единственное, чего не смог просчитать Джон Грант, так это того, что во время утреннего пира, его собственная ложка исчезла со стола на несколько секунд и появилась уже в пяти сантиметрах левее.

№3 Так будет лучше

- Кейт, ты представляешь, он до сих пор дежурит с Тайлером на маяке. Зачем, объясни мне?
- Ева, не усложняй. Должно же у него быть занятие для души? Мой Лео тоже обожает бродить по заброшенным радиомогильникам. То притащит ионный вертолёт на демонтаж, то играет с приятелями в реконструкцию Последней Битвы. Неделю назад они крышу распылили на атомы. Мужчина – субъект тёмный. Понять и простить, – подруга в окне связи пожала плечами.

Ева нервно поправила причёску – копну взбитых золотисто-зелёных прядей.
- Он не хочет перестраивать внешность. Не хочет путешествий. Не хочет никаких…
- Извращений? – подсказала, улыбаясь, Кейт.
- Ничего. Разговаривает с рыбами, чинит технику на маяке, - поморщилась Ева и изящно изогнулась, разглядывая свои ягодицы – результат скульптурного контурирования после визита к конструктору. – Как тебе? Гладкая, как мордочка младенца.

Ответа она не дождалась. Голограмма нейросвязи вдруг замерцала перед глазами, расплываясь по контуру, а потом взорвалась миллионом обжигающих звезд.
Девушка даже не успела понять, что её больше нет.

- Ева? Эй?
Кейт увидела вместо профиля подруги чёрное глянцевое зеркало, в котором отражалось её собственное встревоженное лицо. Потом глянец заколыхался, поплыл радужными кляксами, дохнул огнём… И втянул в себя человека, как водоворот затягивает упавший с дерева лист.


- Ты никогда не задумывался над смыслом жизни?
Тайлер, копающийся в недрах компрессора, поднял голову и недоумённо уставился на приятеля.
Стюарт лежал на боку, подперев голову рукой, разглядывал море и жевал травинку.
- Я живу для удовольствия, - сказал Тайлер и выдернул из уха нейронную клипсу. – Работа ради удовольствия, женщины ради секса, развлечения ради кайфа. Зачем мне над этим думать? Тебе с утра Ева вынесла мозгочип?
- Она хочет в галактическое путешествие, - неохотно ответил Стюарт и перевернулся на спину. – Ей скучно. Работать не желает… Размножаться тоже. Как она выражается, «не для того её растил Инкубатор и прокачивала Высшая Школа».
- Дура, - хохотнул Тайлер и вернул чип на место, вновь распахнув кожух компрессора. – Вот поэтому я и не женюсь. Устройство компрессора куда интереснее, чем то, что внутри у женщины. А ты лучше сходи включи маяк, пока в нас планер не врезался.
- Сам дурак, - беззлобно ругнулся Стюарт и отправился к лифту.

Да, Ева умела вынести мозг. Секс был виртуальным уже год, совместные мероприятия свелись к минимуму «дни рождения друзей». Тем более что друзей Стюарта супруга на дух не переносила, называя их убогими мясными червями.
Если бы не кармические донаты, которые система дарила женатым, семейная пара Стюартов давно приказала бы долго жить.

Детей выращивали инкубаторы, деньги отменили сто лет назад, технические работы выполняли машины под управлением Сети.
Поэтому врезаться в станцию корабль бы не смог. За безопасностью любого наземного и космического движения последние двести лет наблюдал Единый Центр Управления.
Люди были включены в этот процесс только по их собственному желанию. Ради иллюзии, что всё под контролем. Сеть куда быстрее реагировала на любые поступающие сигналы технического аларма, направляя в «красные» точки подручные средства. Люди в эти подручные средства входили редко.
Тем не менее, большая часть человечества занималась каким-либо созидательным трудом. Просто так, ради удовольствия.

Сканер у входа прошёлся по лицу Стюарта зелёным пунктиром, пискнул, распахнув дверь: «человек-андротип, допуск А».
Воздушный лифт подбросил его на верхнюю палубу маяка, подтолкнул в спину к панорамным панелям.
Стюарт пробежался пальцами по символам для отключения сигнализации, а потом шагнул в обзорную колыбель, чтобы в очередной раз насладиться величественным видом океана.

- Привет, Посейдон.
- Привет, Стю. Как дела? – пророкотал управляющий маяка. – Вчера возле скал крутился твой прирученный кит.
- Это Бонус. Я транслирую ему Баха, - ответил, улыбаясь, Стюарт. – Современная техномузыка его совершенно не впечатляет. Но вот древние… О-о-о!
- Кит-меломан? – восхитился Посейдон. - Что ж, придётся по утрам включать ему транслятор. Лишь бы он потом не потребовал других зрелищ, типа балета или цирка пингвинов. Сам знаешь, нарушать баланс чревато.
- Думаю, ему довольно малого. Это человек существо жадное и прожорливое. А китам хватает воды, еды и…
- Баха?
- Да.
Стюарт пожал плечами и задумался.
- Кстати, Посейдон, забавная штука. Может, ты сможешь ответить. На музыку реагируют только самцы. Самки – никогда.
- Разве?
- Да.
- Различные слуховые возможности? – предположил управляющий. – У самок диапазон восприятия ультразвуковых колебаний более узок. Поэтому для них одинаково монотонен и Бах, и Вадим Корозецкий.
- Возможно, - задумчиво согласился Стюарт. – А может быть, самкам это неинтересно? Я читал, что киты и дельфины могут регулировать частотный диапазон самостоятельно.

Перед глазами техника мигнула улыбка-голограмма, изменившая мгновенно очертания губ на смайлик с поднятым вверх большим пальцем.
- Если хочешь, я поищу информацию в эфире?
- Спасибо, Посейдон, - рассеянно ответил Стюарт. – Я сам. Должны же мы, люди, хоть что-то уметь делать сами. Не так ли?
- Конечно, - согласился управляющий, который был частью огромной распорядительной сети, пребывающей одномоментно везде. Как Бог.

- А как поживает Ева?
Стюарт в очередной раз пожал плечами.
- Я не понимаю, зачем мужчинам вообще нужны женщины, - честно ответил он. – Вот ты, например, универсален и самодостаточен. И не нуждаешься в стимуляторах бытия, не так ли?
- Мы определяем насыщенность бытия другими категориями, - ответил Посейдон. Кажется, в его ответе послышался смешок.
- Когда-то, еще до Падения, существование в паре было оправдано многими факторами: воспитание детей, защита слабого члена семьи, битва за образ жизни. Сейчас все это не актуально. И… Остаётся что, в таком случае?
- Совместные интересы? Телесный или кармический секс? – предположил Посейдон.
- А если их нет?
- Нужно искать альтернативу.
- Лучше я буду учить петь кита.


На подлёте к домашней капсуле Стюарт увидел, что бегхауз соседей накрыт восстановительным куполом, а в верхней точке купола висит дрон-принтер. Странно, что могло у них случиться? Пожары и прочие непредвиденные катаклизмы в век тотального машинного контроля были исключены. Впрочем, соседи Ивановы у Стюартов были ядерные. То жена Петра выбрасывала из окна любимого динозавра мужа, то Диего рвал в лоскуты картины благоверной на бумажных носителях, утверждая, что они сводят его с ума.

Евы дома не оказалось. «Улетела опять к своему криоконструктору», подумал Стюарт. Да и Посейдон с ней.
- Марс, включи сводку местных новостей, - попросил он домового. – Что там происходит в пределах ста километров.
- Открытие нового спортивного клуба космо-яхтинга, выставка голографического искусства, старт туристической эскадры к Омеге Жирафа, соревнования по телепортационному ориентированию…
- Погоди, погоди, - остановил Стюарт доклад домового. – А что за аврал у Ивановых?
- Критическая неисправность энергосистемы, повлёкшая за собой спонтанное возгорание управляющего блока.
- Без жертв?
- Женщина доставлена в медицинский центр, муж на данный момент находится в служебной командировке. Внутренняя обстановка и несущие конструкции восстанавливаются 3D-принтерами, - доложил Марс.
- Ох уж эти Ивановы, - проворчал Стюарт. – А где Ева? Мне кажется, что даже у нас пахнет горелым.

Ему почудилась заминка в ответе домового.
- Вытяжные системы работают в стандартном режиме, содержание в воздухе вредных веществ сведено к минимуму. Ева с подругой уехали в океанариум.
- Куда?! – не поверил своим ушам Стюарт.
- Сегодня в открытом бассе выступает команда разумных дельфинов. Девочки захотели посмотреть.
- Чудны дела твои, Посейдон. Да Еве до звезды любое существо, кроме неё.
Марс деликатно промолчал.
- Включи библиотеку. Пока готовится ужин, послушаем древних.


Ева вернулась в семь вечера. Она впорхнула на кухню, где Стюарт в этот момент готовил себе порцию сливочного мороженого, чмокнула мужа в щеку и уселась на диванчик рядом с кухонной стойкой.
- Они восхитительны!
Стюарт в изумлении выронил пакет взбитых сливок. Как правило, жена залетала на свой этаж через панорамную крышу и не снисходила до личного общения, как минимум, до утра.
- Кто?
- Дельфины. У них человеческий взгляд. Они понимают всё, что им говорят!
- Но ты…
- Может быть, в следующую субботу сходим вместе?
Стюарт разглядывал жену, словно видел её впервые. Ева расхаживала по кухне, встряхивая в шейкере коктейль и попутно заглядывая в шкафчики.
- Но ты же не любишь животных! – воскликнул он.
- Человеку свойственно ошибаться, не так ли? – заметила жена. – Дай мне кусочек мороженого. После плавания хочется жрать, как после марафона.

Чудеса продолжались. Жена соблюдала строгую диету, и порция мороженого для неё была страшнее суицида для истинно верующего.
После мороженого случился секс. Телесный, спонтанный, взрывной.
- Что это было? – спросил Стюарт у потолка.
Никто не ответил. Ева спала, свернувшись клубком в постели, которую они не делили вот уже пять лет.


К утру купол с дома Ивановых был снят. Соседка приветственно помахала Стюарту, садящемуся в планер. Это произошло впервые с момента их заселения.


Спустя три месяца

- Мат.
- Ух, блин. Ты победил! Как ты умудрился?!
Тайлер удивлённо уставился на посмеивающегося приятеля. Криошахматы не были сильной стороной Стюарта.
- Ты чего такой загадочный? Улыбаешься, как древний идол с айкона.
- Оказывается, мозг работает гораздо эффективнее в условиях покоя и гармонии, - Стюарт смахнул фигуры с доски взмахом ладони. – Поеду сегодня домой пораньше, Ева жаркое грозилась приготовить. Посейдон, включи резервное питание верхнего блока. Мне кажется, в основном скапливается конденсат.
- Бусде, шеф, - пророкотал тот.

- Тебе не кажется, что твоя жена изменилась, Стью? – спросил Тайлер, поигрывая пультом от погодного дрона.
- Может быть, - неохотно ответил Стюарт. – Последний год она посещала не только конструкторов тела, но и психолога. Вдруг, да сработало?
- Ну-ну, - усмехнулся Тайлер. – Я это спрашиваю не с целью тебя обидеть… Просто моя девчонка… Ты помнишь Айсу? Стала странной.
- Почему?
- Она словно пытается соответствовать моим запросам. Будто постоянно прислушивается ко мне. Понимаешь? А мне это не нужно. Совсем. Мне нравилась та Айсу.
Стюарт неохотно кивнул. Его самого некоторое время удивляли перемены в поведении жены. Но потом он привык. К хорошему привыкаешь быстро.
- Ладно. Лети к своей Еве. Привет ей.


«Слетаю за соусом и вернусь. Не скучай. Твоя жена».
Стюарт прочитал полотно записки над входом в дом, вздохнул и выключил её.
Прошёлся по первому этажу, разглядывая идеальный порядок. Да, сейчас чистоту в доме Ева поддерживала неукоснительно.

- Марс, прогноз погоды, - попросил он домового.
- Плюс двадцать, ветер южный, ночью осадки, - отрапортовал домуправ.
- Ты можешь мне ответить на прямой вопрос? Вы не умеете лгать.
- Конечно.
- Это по-прежнему моя жена?
- Не понял вопрос.
- Ева - человек?
- Да.
- Почему она изменилась? Образ мыслей, привычки? Она же не робот, которому можно изменить прошивку.
- Фактически, прошивка есть у любого существа. Вы, люди, запрограммированы на определенные действия в определённой ситуации. И вас точно так же можно изменить.
- Отформатировать? Заменить фрагментарно? Разобрать и собрать, как модель планера в виртуальном конструкторе?
- Как ни странно – да. На все вопросы.
- И чья команда может запустить этот процесс? Как она звучит? Удлините ноги жене, увеличьте грудь и уровень интеллекта?
- На этот вопрос я не могу ответить. На него можете ответить только вы, люди. Сеть отвечает на ваши запросы. Всего лишь.

Стюарт взял в руки свадебное ретрофото, стоящее на кухонной полке: улыбающаяся Ева с букетом в руках, счастливый жених.
За пять лет раздельных постелей он забыл, что когда-то на левом плече у Евы была родинка.

№4 Моя Геночка

– Тебе нужна девка!
– Да я понимаю.
– Ну так найди! А, Генка? – босс продолжил своё наступление.
Генка растерялся и почему-то очень осторожно начал посматривать на своё отражение в огромном настенном зеркале. Он и сам был огромным, накачанным и широкоплечим, с гигантскими ручищами. А густые брови и лохматая шевелюра дополняли его облик.
Генка был вольным ценным счетоводом. Пока что «вольным». И его статус мог поменяться в любой момент.
– Может я девку куплю? – спросил он у босса.
– У кого?
– Да у кого угодно, – продолжил счетовод. – Здесь в Москве все хорошо живут. У лучших московских мужчин – полные подвалы девок. А уж гаремы…
– Смеешь Хозяев критиковать?
Босс говорил не зло и несерьёзно, но именно это и настораживало.
Правда, Генка и сам понимал всю опасность ситуации. Ему уже исполнилось двадцать пять. Для Вольного это – критический возраст. Если нет женщины – значит идти в невольные, или в изгои.
– Значит так, Генка… Сейчас август, – продолжил босс. – А времени я даю тебе до конца декабря… Не найдёшь себе бабу – сделаю невольным.

Генка всё понимал и молча смотрел в пол.
– Ты должен поохотиться на бабу – поймать её! Докажешь миру, что ты Вольный! Это же обычаи! Это выше нас!
– Скажите, а вот раньше тоже были такие обычаи? Не смог девку заарканить – быть тебе самому невольным?
– Ну-у, Генка, – усмехнулся босс. – Это же ты у нас умник и книгочей. Тебе виднее. Вот и обдумай…
Счетоводу и так было ясно, что обычай выражал простую биологическую мудрость: поймал самку – значит, ты сильный самец. К тому же, такой обычай помогал сократить популяцию одичавших людей.
– Тебе поможет «Заяц», – босс указал куда-то вглубь зала.
«Заяц» слышал весь разговор, просто, затаившись в древнем кресле с высокой спинкой.
– Пойдём, Геннадий, – он встал и жестом поманил за собой. – Всё мы с тобой сделаем правильно.
Генка знал Зайца. Они были из разных каст, но у них всегда находилось что-то общее, и темы для бесед.
Что-то их роднило.

И вот сейчас они пошли по длинной галерее – к лестнице, ведущей на дорогу.
«Заяц» неуловимо напоминал девушку, которая хотела бы выглядеть как парень. На вид ему было лет двадцать. Но это – обманка. На нём ставили опыты: в начале пришествия Высоких он получил терапию трансгенного ребилда, на основе гена какой-то вполне земной медузы. Так он навсегда и завис в одном возрасте. А с некоторых пор Зайца подтянули к себе Хозяева.
– Бери велик!
– Далеко? – осторожно спросил Генка.
– Следуй за мной! Не отставай и слушай советы!
И они поехали по грунтовке.
Базой босса было величественное кирпичное здание, окружённое полями и садами. Известно, что раньше оно называлось «палаты Нарышкиных» – в честь каких-то аристократов далёкого прошлого. Во времена реконкисты против союза эмиратов Турана и Кавказа здесь шла танковая битва, а этот дом был единственным, что уцелело на улице по имени «Петровка».

У Зайца имелась похожая база в красивом старинном доме. Но они сейчас ехали не туда.
Заяц держал путь на восток.
– Поедем в сторону Иваново… Не на великах, конечно.
– Зачем? – спросил Генка, когда они оба сбавили скорость.
– Когда в Москве закончились девки, мужчины ломанулись в сторону Иваново… Была когда-то такая шутка, что это – «город невест». Вот они ловили себе самок в тех местах.
– И-и-и?
– Сейчас все считают, что баб там не осталось. И никто их там не ловит! Понимаешь? И ещё! Все ловят девок осенью… Потому что осенью дикие делают запасы топлива и продуктов на зиму и не могут прятаться без дела. Ну? А мы приедем летом, когда этого никто не ожидает.
– Ты – умнейший человек!
Они резко ускорились и рванули вперёд.
Мельницы, сады, руины небоскрёбов – типичные внутримосковские пейзажи.
Кое-где возвышались крепкие дома Хозяев. Некоторые – под защитными колпаками, похожими на стеклянные кубы.
А вдали виднелись плотные гряды, поросшие соснами и кустарниками. Каждый холм – в километр высотой. Когда-то их создали из останков окраинных зданий, уничтоженных гравитационными волнами. И теперь холмы защищали Москву от зимних холодных ветров.
Как-то очень быстро велосипедисты добрались до этих искусственных гор. Генка только сейчас оценил, насколько крутую мускулатуру он развил благодаря боссу.
– Ещё немного! – кричал Заяц.

Они проехали по туннелю, прорезанному сквозь недра холмов.
В Москву, по встречке, заходил какой-то большой караван. Погонщики ослов, в свете ламп, завистливо рассматривали беззаботных парней на великах.
Все понимали, как хорошо живётся хозяевам: еда, выпивка, рабы и девки. Главное – следить, чтобы никто не баловался электричеством и не вредил Высоким.
– Ну вот и всё, – Заяц подошёл к молодому дубу и снял сетку невидимости, состоявшую из прозрачных шнуров.
Под сеткой – машина.
– ЗИС… «первопроходец Памира», – с восторгом сказал Заяц.
– Почти нет электроники? Поэтому и работает, – прокомментировал Генка.
– Важно – совсем не мешает Высоким.
– Заяц, тебе же много лет? – спросил счетовод, когда они сели в машину.
– Ну-у-у… Хе-хе.
Грузовик двинулся с места. Вперёд – на северо-восток.
– Как в твои времена девок ловили?
– Клубы… общаги… Тиндер… Баду… – Заяц вспоминал ушедшую эпоху.
– Это как?
– Ну, ты лайкаешь девочку… Показываешь, что она тебе нравится.
– И хватаешь?
– Если она захочет.
– Да-а?
– Вдруг, ты ей не понравишься…
– У девок было право выбора? Самки жили как сейчас Вольные?
– Конечно.
– Да, я читал о таком в книгах… – Генка погрузился в раздумья. – Но я согласен с тем, что «девки – это добыча».
Заяц усмехнулся и ничего не ответил.
Дальше они ехали молча.

Через час миновали пустошь, на месте которой когда-то был город «Ногинск».
Ещё через час – такие же места за знаком «Петушки».
Дальше разбитое шоссе пролегало сквозь леса.
Генка успокоился и задремал. Вскоре вообще заснул. Ему снился сон, как он стал одним из Хозяев, захватил себе дворец с гаремом и библиотекой. Во сне его все боялись и уважали.
Во сне Генка видел себя боссом своего босса.
Он видел много хороших снов.
Иллюзорный мир рассыпался, когда машина начала дрожать и орать на волнистых ухабах.
– Всё окей. Спи дальше.
– Где мы?
– Дорога закончилась. Едем мимо Владимира…
Старинный ЗИС ехал по кромке пустыни. Генка знал название: «Владимир-Суздальские пески». Над барханами блестели остатки позолоченных церковных куполов на руинах церквей. А сухие павшие деревья лежали повсюду, как трупы солдат.
Безумно хотелось спать.
– Спи, – заботливо шептал Заяц. – Спи-и… Ещё немного…
Генка снова задремал. Снова сны о силе и гаремах.
«Надо найти девку!» – это мысль резала сознание сквозь сон.
Потом – чувство падения в своё собственное тело. И счетовод проснулся.
Машина остановилась у подножья высоченной дюны.
– Дальше – пешком, – сказал Заяц.
«Иаахахаа!» – послышалось нечто, похожее на эхо или чей-то жуткий голос.
Заяц отвёл Генку вокруг дюны. Там снова начинался густой лес, и это место выглядело как самый райский пляж. А дюна казалась волной, устремившейся на этот чудесный берег.
– Раздевайся полностью, если не хочешь порвать одежду, – сказал Заяц.
Генка послушался.
«Иаахахаахаа!» – рёв стал чуть ближе, а потом снова отдалился.
– Это будет наше место, – продолжил Заяц. – Просто сложи тут вещи… Ага… Итак, самое важное: никакого секса сразу после ребилда. Надо выждать хотя бы сутки.
Счетовод понимал, что это всё – дельные советы, заточенные реальным опытом.
Заяц начал процедуру.

Шприц с жёлтым веществом – временный трансгенный ребилдер, который превращает в хищника. Шприц с серым веществом – антиребилдер, который делает ребилд лишь временным явлением.
Полминуты – два укола.
– Я приеду сюда ровно через неделю…
Генка уже не слушал. Начался ребилд.
Закружилась голова, и книгочей упал на песок. Он орал от боли. Его череп менялся прямо на глазах, приобретая звериные черты. Тело покрылось шерстью. Вырос хвост. Зубы выпали в песок, а на их месте выросли массивные клыки.
Заяц невольно прикусил губу. Сейчас трудно было поверить, что антиребилдер подействует уже через несколько часов.
– Ыарх! Ыарх! – орал Генка.
Он выглядел как гибрид пантеры и медведя.
– Теперь ты хищник. Эти часы – это твоя охота! – Заяц осторожно гладил коричневую голову зверя. – Ты найдёшь себе девку. Ты отыщешь её по запаху...
Генка рванул вперёд. Он чувствовал невиданную свободу.
Его зрение не ухудшилось. А новый нюх подарил ему целый мир запахов: возбуждающих и враждебных, расслабляющих и вкусных.
Он бегал по лесу.
Отыскивал тайные тропы.
Лазил по деревьям и оврагам.
Прыгал над ручьями.
Это был фонтан адреналина.
И день пролетел очень быстро.
А сумерки принесли желанную вещь.
«Она… Женщина! Самка!» – в звериной голове мелькали волнительные мысли.
Он промчался через поляну и запрыгнул на крышу избы – одним движением заполз в окно чердака.
И всё.

Потом была вспышка боли, и нечто, похожее на совсем краткий сон.
– Ыаиахахаахаа! – жуткий голос был совсем рядом.
Генка очнулся, подполз к окну и увидел фигуру, замотанную в какое-то тряпьё, поверх которого было натянуто платье невесты.
– Пусть ходит, когда ей хочется. Пусть всё считают, что здесь живёт монстр, – сказала та, которая сидела в нескольких шагах от него.
Генка повернулся в сторону своей добычи.
Совсем голая невысокая девушка, грязненькая, с взъерошенными волосами.
Он жаждал её.
Как раз, к нему вернулся его человеческий облик.
– Она оглохла и ослепла из-за Высоких, когда они прилетели, – сказала девушка. – Наверно, она сошла с ума… Она уже была такой, когда я была маленькой.
– Ты её знаешь?
– Она меня родила.
– Твоя мать? Она тебя вырастила?
– Меня вырастила, научила писать и говорить, Софья Петровна… Она была… э-э-э… пре-е-по… преподавательница… – девушка мечтательно улыбнулась. – Из Москвы.
– Где она?
– Её поймали, как всех других женщин в округе… Кроме моей мамы, – в словах был глубокий упрёк. – Поймали такие как ты.
Генка промолчал.
Они, оба обнажённые, тихо сидели у распахнутого окна. На ночном небе можно было рассмотреть великое строительство Высоких. Пришельцы создавали огромный город на орбите. Их корабли напоминали ожившие искры.
Парень и девушка любовались своими богами. Это была возможность, которую не имел никто из людей прошлого. Древние иудеи не могли наблюдать за своим Саваофом, а боги Олимпа были невидимы для эллинов.
– Моя мама исчезла, когда я был совсем маленьким, – неожиданно сказал счетовод. – Если выжила, то стала рабыней… А папу я вообще не помню. Мама говорила, что его убили военные, потому что он не захотел идти в ополчение.

Девушка ласково положила ему руку на плечо.
Она первая его поцеловала.
Ласкала его тело и облизывала бугры мускулов.
Он ответил ей нежностью.
Сложение девушки казалось немного детским и неполноценным. Зато все органы – как в старых учебниках биологии.
Генка получил наслаждение и уснул.
Ему снова снились дворцы и машины. Могущество.
Он проснулся от криков слепоглухой.
Уже было утро.
Счетовод потянулся на соломенном матрасе и тихо зевнул.
Девушка ещё дремала.
Он погладил её. Задумался. И сорвал дырявое покрывало.
Из спины у неё, чуть выше попы, торчал бурый хвост, похожий на кошачий.
Генка аж подскочил.
Самое ужасное – она теперь не была девушкой.
– Мерзость, – сказал Генка.
Самое худшее – он сам больше не был самцом.
Сразу вспомнились слова Зайца: «Никакого секса после ребилда».
– Млять, – все чувства вышли в одном слове.
Теперь дороги назад не было. В Москве Генку ждал позор и чей-то гарем, или даже подвал.
– Хоть я теперь больше не добыча, – сказал «девушка», когда проснулся. – Ну что, теперь мы, наверно, вместе навсегда.
Они стали семьёй. Настоящей семьёй.
Муж её полюбил и всегда называл нежно: «Геночка».
– Моя Геночка!
«Ыах-Ыах» – ласково поддакивала мать мужа.
У Геночки выросли здоровые яичники, и весной она родила дочь.
Бывшая счетоводка пыталась забыть своё прошлое.

А до Москвы дополз слух, что в ивановских лесах живёт огромная дикая баба, очень боевая. Мускулы стали дряблыми, но её тело ещё хранило в себе нужную силу и мощь.
Заяц иногда приезжал и выслеживал её у той самой дюны, к северу от Суздаля.
Он, то и дело, пытался подойти к ней поближе.
И Геночка истерически орала: «Пойди прочь!» И убегала в слезах…

№5 Любовь бессмертна

- Наташка-а-а-а! Открой, дело срочное!
Наташа Одноглазое Лихо, временно исполняющая обязанности судебного секретаря Вия Петровича, разлепила глаз и посмотрела на Филина Кузьму, который приперся домой только под утро.
- Ну что лежишь? Открывай, блудень, - буркнула она и попыталась снова закрыть глаз. Кузьма сделал вид, что он оглох еще сто лет назад, и спрятал голову под хвост.
- Наташ-а-а-а!
В оконное дупло бросили шишкой. Потом еще одной.

- Да что ж такое, гребаный Пикассо, - заворчала Наташа, нашаривая второй глаз – вставной стеклянный, с встроенным видеопередатчиком. – Уйду обратно в болото, горите все синим пламенем.
Она выглянула в окно и увидела свою закадычную подругу-русалку, с которой выпила не одну цистерну воды. Русалла лежала в ручье у домашнего дуба Наташки и нервно колотилась головой о ствол.
- Алка, ты чего там творишь? – обеспокоилась подруга. – В озеро спустили отходы нефти, что ли? Так мы щас-щас… Разберемся с говнюками, напихаем им лиха – не унесут.
- ААААААА! Он хочет развода-а-а-а-а!
- Кто? – потеряла уже терпение Наташка и выпала из дупла на голову Алле.
Кузьма тоже проснулся от звуков вакханалии и с интересом смотрел с нижней ветки на двух полуодетых женщин, валяющихся у корней дуба.
- Вита-а-а-аляяяя!
- Фффух, - выдохнула Наташка. – Да куда ему пойти, утопцу твоему. К бывшей жене, что ли? Так она уже третьего мужа после него поменяла. Да и вид у него уже тово… Не товарный. Он же сгниет на воздухе.
- Требует развода и отката в прошлое, - грустно выдохнула русалка и ушла с головой под воду.
- Погоди, не сепети.

Лихо опустила руку в воду и вытянула Аллочку на поверхность. Кузьма заухал и от волнения насрал на голову обеим.
- И ты, Кузя, туда же, - грустно сказала Алла, ополаскивая волосы в ручье. – Все вы, мужики, одинаковы. Чуть что – нагадите на голову.
- Давай конкретики , подруга, - деловито сказала Наташка. – Из-за чего, почему, кто кому и в куда нагадил.
- Откуда-то прознал, что есть у Верховного Судьи такая фишка – прошлое менять. Вот и требует вернуть все взад. Ааааааааа! – Она снова зарыдала в голос так, что с дуба посыпались желуди.
Кузьма вздохнул и угукнул, что ничего не понял. Наташка тоже вздохнула и приготовилась слушать.

Семейной жизни русалки Аллы и утопца Виталия шел вот уже шестой год. Обитателям леса казалось, что такой счастливой пары у нечисти ранее не бывало. Но, оказывается, что контрольную дату в пять лет преодолевают не только лишь все.

- Ладно. Приходите завтра. К полудню разбудим и позаседаем. Лишь бы Вий Петрович проснулся быстро. В прошлом году пришлось ему в берлогу Свету Шумовую кидать. Дрых, как сурок апрельский, - заключила Наташка. – А ты не рыдай. Вон, вся пятнами зелеными пошла. Страшных баб не любят! Учти! Ты плыви домой, а я завтракать.

После зимы зал судебных заседаний был весь покрыт павшей листвой и желудями. Битый час Наташка убирала мусор и сонных кротов, а потом пошла будить Вия. Дело было трудное и непредсказуемое. Иногда на побудку уходила неделя, иногда месяц. Иногда час.
А вот в этом году он проснулся сам. Когда Лихо впорхнула в его спальню, он уже сидел на кровати, нашаривая подъемные очки для век.
- Ну что там, на земле происходит? – прогудел верховный судья.
- Жизнь наступает, Вий Петрович. Весна и все такое. Алка с Виталей разводиться сегодня придут. Вы как, способны на решительные юридические действия?
- Ишь, чо задумали. Помоги мне, что-то в этом году веки совсем неподъемные. Может, на зиму кремом мазать, ась? Омолаживающим каким?
- Да вы и так молодой и красивый, - польстила ему Наташка и аккуратно подцепила веки длинными коготочками.

Холодный взгляд зеленых глаз пронзил ее, как рентген. Она даже поежилась. Проснулся, однозначно.
- Не валяй дурака. Забыла, что я вижу тебя насквозь? Кофе неси. А то спросонку распылю кого-нибудь нечаянно, вместо развода.
- И вовсе не валяю. Еще вот разок посмотрите.
Наташка уставилась в немигающее зеленое, всем видом излучая любовь и преданность.
Ох, и непросто быть судебным секретарем. Пусть даже временно, сто первый год исполняющим обязанности.

На заседание готовящиеся к разводу супруги пришли порознь.
Виталя приехал четко в полдень, на «Рэндж Ровере», на котором провалился под лед пять лет назад.
Алла – заплаканная и опухшая, опоздала на полчаса, когда Вий Петрович уже начинал терять терпение.

- ИТАК! – провозгласил судья. – У вас обоих есть по одной минуте, чтобы высказать свои претензии ко второму супругу, и решить, являются ли эти претензии достаточно обоснованными, чтобы требовать отката жизни одного из супругов в прошлое.
Если вина будет доказана, то второй супруг останется в настоящем, с вечным осознанием данной вины.
- Люблю я его, ваше судебное величие, - шмыгнула носом Алка. – Люблю так, что рыбы дохнут и раки свистят. Жить без него не могу. И развода не дам, хоть убейте. Нет жизни без него, на земле и на воде. Честное русалочье. Вины за собой не чувствую. Я даже икру ему предлагала выметать. Баба Яга говорила, что у нас бы из пары икринок сыновья получились. Ну… не без ее помощи, конечно. Не изменяю. Есть готовлю вовремя. Пою ему по вечерам песни. Где еще такую жену поискать?
Виталя мрачно смотрел в пол, выковыривая из уха водоросль.
- Так. Со стороны супруги слово принято. Слово мужу.

Утопец встал, чтобы его было лучше видно. Вытряхнул воду из карманов и достал оттуда дряхлый носовой платок. Высморкался и с чувством произнес:
- Обману не место в семье!
Наташка подняла голову от блокнота, куда записывала основные пункты предъяв, и уставилась на Виталия.
- Встретил я тут недавно Водяного. Тимоху. Ну, выпили… Слегка.
- Алкаши, - проворчала Наташка, которая крутила когда-то шашни с Водяным, но бросила его за бесперспективностью. Алкоголик – горе в семье.
- Ближе к делу. У вас только минута, - сурово сказал Вий и подтолкнул левое веко вверх, чтобы не опадало.
- Утопила она меня, Алка-то. Оказывается. Следила за мной, когда я на рыбалку ездил. Приметила место, где я всегда ставил машину, да подговорила Тимоху подгрызть там лед…

Наташка изумленно вскинула взгляд на русалку, которая уже рыдала в голос.
- Да потому что влюбилась я в тебя, как дура! А ты меня даже не замечал!
- И поэтому утопила меня вместе с машиной в ледяной воде? – заорал утопленник. – Ты знаешь, как страшно умирать? Понимать, что ты сейчас уйдешь в темноту и никогда не увидишь больше родных и близких?
- Родных? – заорала в ответ Алла. – Это ты про жену, которая наставляла тебе рога с твоим же другом?! И которая перевела на себя втихаря твой бизнес, только об этом ты узнал уже после смерти?!

- МОЛЧАТЬ! – гаркнул Вий, стукнув о стол судейской битой. - Суду все ясно, совещания не будет.
Вина супруги налицо. Супруг возвращается в живое состояние, с одновременных возвратом имущества - машины, палатки и рыболовных принадлежностей. Решение безоговорочно и оспариванию не подлежит.
Вий стукнул еще раз о стол, и – фьють! – пространство у стола окуталось влажным туманом. А когда он рассеялся, в зале оставались только двое. Безутешная русалка и сочувствующая ей подруга.

- Пошли в бар «К Шишиге», набухаемся, - предложила Наташка. – А он пусть едет… на своем «ровере». К жене и бизнесу. Он еще пожалеет.
Она взяла за спинной плавник Аллу, окончательно упавшую в депрессию, и повела ее на выход.
Вий Петрович закрыл веки, облегченно выдохнул и загрузился в постель. Он явно недоспал с зимы.


- Мы же с ним жили душа в душу, - всхлипывала Алла, осушая пятый литр болотного пива, сваренного Шишигой Светкой. – Он мне косы утром заплетал, песни пел под дудку. Говорил, что люю-ю-ю-юбит. Аа-а-а-а-а-а!
Лихо с Шишигой сочувствовали, шмыгали носами, утешали подругу и говорили, что она себе еще таких пяток утопит. И даже целую подлодку моряков.
Солнце сонно начинало падать в ветки деревьев, чтобы приготовиться к завтрашнему дню, а из бара на весь лес разносилось пьяное женское пение на три голоса.

… Напила-а-ся я пь-я-яна, не дойду я до до-о-ома.
Филин Кузьма терпеливо ждал, когда Наташка закончит миротворческую миссию, чтобы сопроводить ее домой по ночному лесу.
…Там кукушка кукует, моё сердце волнует
Ты скажи-ка мне, расскажи-ка мне - где мой милый ночует?

После весны всегда наступает лето.
Аллочка все-таки выметала троих мальков – двух мальчиков и одну девочку.
- Похожи на Виталика, как три капли воды, - сказала Наташка Аллочке, бдительно наблюдавшей за играми мальков в огороженной акватории лесного озера. – Особенно дочь. У девочки глаза такие же ярко-голубые.
Алла после родов немного поправилась, но ей это даже шло. Она отпустила все беды на волю и теперь наслаждалась новой ролью – матери.

И вдруг горячую летнюю тишину разорвал звук ревущего мотора.
- А кто это у нас такой красивый тарахтит мотором на берегу? – вскинула ладонь к глазам Наташка.
Аллочка встрепенулась и нырнула в воду к детям, выгоняя их на безопасный плот.
Издалека было очень плохо видно, поэтому Наташка привстала на цыпочки, проклиная отсутствие второго глаза с десятикратным зумом.
- Ой! Машина упала с обрыва! Кузьма, поднимись повыше, посмотри, с кого начался сезон?

Филин, дремлющий на макушке березы, встрепенулся и расправил крылья. Поднялся в небо, сделал круг, еще один.
- По-моему, это «Рэндж Ровер», - прогугукал он сверху. – Был.
- В смысле, был? – удивилась Наташка.
- Так утонул уже. Там крутой обрыв, метров десять глубины. Так что если в машине был водитель, то можно встречать.
Наташка ахнула и кинулась в воду к Алле.
- Алка! Опять твой! Третий раз топится. А ты его все спасаешь да откачиваешь.
- Пусть живет, окаянный, - процедила та сквозь зубы, отряхивая мальков от воды и приглаживая им чешуйки на попах.
- Да прости ты его. Тем более, что сейчас уже поздно… Вон, плывет твой суженый. Дети ж у вас. Да и настырный какой. Третий раз тонуть, чтобы сказать, что он не может без тебя жить. Это же здорово. Не каждый мужчина так сможет.

Алла вздохнула и поплыла навстречу сбежавшему мужу, чтобы сказать, как она его ненавидит.
А может быть, все-таки… Любит.
Потому что любовь бессмертна.

Это сообщение отредактировал Gesheft - 5.03.2022 - 20:46

№6 LET’S FALL IN LOVE

Эх, Резерфорд побери, снова радиационный фон на поверхности повысился. Вон график заполз за красную линию, и датчик бьется в истерике. Не иначе как ветром надуло зараженной пыли из другого полушария. Значит, Правящий Комитет снова объявит локдаун и запретит все выходы на поверхность.
Тоскливым взглядом Флай обвела подземную операционно-жилую камеру. Стандартный одноместный бокс в нормативной комплектации, чистота и стерильность. Из мебели только интеллектуальное кресло-трансформер, оно же – диван-кровать. Да из пола по требованию поднимается стол - рабочий или обеденный - и стеллаж с набором комбидрессов.

На дисплей-стенах в реальном времени менялись графики радиационных и температурных трендов, изобары, карта ветров и прочая гео-аналитика, с которой работала Флай. При желании на экраны можно было вывести любое изображение - например, имитацию окон со сменой времени суток и сезонов. Или создать весенний березовый лес с едва раскрывшимися, еще мятыми листочками. Берег моря на закате… Но Флай была слишком занята и предпочитала не отвлекаться на декорации.
Но сегодня ее решительно все раздражало – пустота камеры, безжизненный яркий свет, ноющая боль в левом виске. Резерфорд побери, неужели началось выгорание? Во вторник Флай прошла очередной медосмотр, и врач посоветовал ей больше отдыхать, заниматься спортом и чаще посещать бокс эмоциональной подзарядки с сеансами вдохновляющей 7D реальности. Но лучшее средство – это, конечно, секс.
У Флай был назначенный ей Службой Сопряжения партнер – Игл. Но в последнее время он стал уклоняться от процедур. То ли слишком занят был на работе, то ли утратил вкус к этому трудоемкому занятию...

От воспоминаний о последней отмененной процедуре настроение окончательно испортилось. Но Флай не любила киснуть. Надо взбодриться! Она хлопнула в ладоши и отчетливо скомандовала: «эспрессо». Через пару секунд перед ней возник легкий столик и чашка с неестественно ароматным синтетическим напитком. Флай сделала обжигающий глоток и сразу же почувствовала себя лучше.
Внезапно пространство камеры окрасилось сиропно-розовым цветом, из ароматизаторов прыснул пряный мускусный запах, и в воздухе часто запульсировало виртуальное сердечко. А из круговых колонок зазвучала задорная песенка позапрошлого века «Let’s fall in love». Этот древний шлягер был обнаружен при разборке чудом сохранившихся музыкальных архивов и немедленно стал хитом - Служба Сопряжения стала использовать его как позывной для приглашений вступить в секс-контакт.
«Как кстати! – встрепенулась Флай, но тут же нахмурилась. – Даже слишком кстати. Только подумала и пожалуйста… Неужели Комитет снова негласно разрешил Службе Порядка использовать мыслеуловители?» И сама же отмахнулась от подозрений: а, неважно! Важно, что предложение отвечало ее потребности.

«Let’s fall in love», -  фальшиво подпела мелодии Флай и приняла голосовое сообщение.
- Хай, я - Октопус, - голос потенциального партнера был пропущен через модулятор и звучал очень толерантно - гендерно-нейтрально. - Свободен? Как насчет потрахаться?
Флай откинулась на спинку кресла, которое сразу же размягчилось, потеплело и приняло комфортную для тела форму. Щелчком пальцев активировала свой голосовой модулятор и ответила:
- Я - Флай. Можно и потрахаться. Кинь мне свою визуальную визитку.
Было слышно, как Октопус довольно шмыгнул носом. «Похоже, совсем еще зеленый мальчик, - решила Флай. – Сексуальный энтузиаст. Такие часто сопрягаются в ущерб работе. Зато пыла у них - обожгись. Может получиться недурственно».
- А ты какого пола – инжекторного или реципиентного? – нахально поинтересовался Октопус.
Флай напряглась:
- По инструкции партнер не обязан раскрывать о себе конфиденциальную информацию.
Октопус понял, что допустил бестактность и поспешил загладить неловкое впечатление:
- Прости, никакой дискриминации. Я так, чтобы разговор поддержать… А вдруг ты захочешь в реале…
- В реале? С первого раза? – оскорбленно вскинулась Флай. - Да за кого ты меня принимаешь, Резерфорд тебя побери?
Она уже хотела дать отбой. Но Октопус угадал ее намерения и зачастил извиняющимся тоном:
- Нет, подожди. Это была ошибка. Я всего лишь о том, какую тебе визитку? Ты кого предпочитаешь: инжекторов или реципиентов?

Для опытной Флай было очевидно, что мальчишка ничего не перепутал, а решил внаглую перескочить через ступень общения. Как все юнцы, он был нетерпелив. Но в его пылкой невоздержанности было что-то трогательное. И возбуждающее.
- Пришли любую, на свой вкус.
- А если тебе не понравится, можно будет поменять? – вибрировал в голосе инфантильный страх быть отвергнутым. Флай понимающе усмехнулась:
- Можно, - и в порядке маленькой мести добавила. - Но только один раз.
Флай еще раз прослушала куплет из «Let’s fall in love», и вскоре перед ее глазами сгустилось 3D изображение – бесполая фигура, затянутая в блестящий серый латекс. На ровном теле нигде ничего не выступало, не сужалось и не расширялось.
«Вот дурачок, - беззлобно подумала она, – надо же было такое выбрать! Этот стерильный червяк только отбивает желание. Нужно было использовать гендеры - обязательно угадал бы, если не с первой попытки, то со второй уж точно».
- Мимо, - уязвила мальчишку Флай. - Поменяй личинку. Но учти – третьего раза не будет!
Повисла долгая пауза. Флай казалось, что она слышит лихорадочный шелест мыслей в голове Октопуса и потеет вместе ним от страха неверного выбора.
«Let’s fall in love» - вторая личина оказалась женщиной с гипертрофированными формами. Старушка Барби отдыхает! Значит, так Октопус представляет себе идеальную партнершу? Похоже, что вкус у мальчика далек от совершенства.
- Ну как? – с трепетом поинтересовался Октопус.

Флай проглотила готовое сорваться с губ слово «кошмарно» - она уже настроилась на секс и не хотела отказываться от счастливо подвернувшегося шанса. Ну и что, что мальчик вульгарен? Контакт с ним станет для нее новым опытом…
- Окей, сгодится.
- Можно готовиться?
- Давай! – согласилась Флай.
Она снова хлопнула в ладоши и скомандовала: «интим». Яркое потолочное освещение сменилось приглушенным напольным, по дисплей-стенам замелькали картинки сплетенных тел, тихо зазвучала романтическая мелодия с наложением характерных вздохов и стонов, а интеллектуальное кресло преобразовалось в кровать.
- Все готово, - отрапортовала Флай. - Я подключаю возбудители к эрогенным зонам.
- Я тоже, - отозвался юный Октопус.
***
Флай удовлетворенно хрустнула суставами и мечтательно промурлыкала:
- Клянусь Резерфордом, славно размялись.
Ее тело сочилось горячим потом, сердце все еще продолжало отбивать ускоренный ритм. А голова была восхитительно пуста - ни одной мысли о работе.
Октопус оказался фантастическим секс-партнером. Какое понимание природы реципиентного тела! Не оставил без внимания ни одной эрогенной зоны – вплоть до ладоней, подушечек пальцев, ступней… Этот мальчик, казалось, знал тело Флай лучше, чем она сама. Какая интуиция! Какая совершенная техника! Не то, что у Игла, который различал от силы три чувствительные точки и давил на них со всей дури, как на педали силового тренажера.
- Может в следующий раз попробуем в реале? – все еще задыхаясь, спросил Октопус. - Теперь ты можешь назвать мне свой пол?
- Могу, - счастливо рассмеялась Флай. - Я реципиентная.
- Я тоже, - ответила Октопус.
- Эх, Резерфорд тебя побери!

№7 Дыши!

Миновав ряд бревенчатых домиков, я пересёк ореховую рощу и задержался у полигона, где старик Сансаныч учил малышню надувать шары. Конечно, никакого огня в детском дыхании пока не возникало, но Янка с черпаком сидела у бочки с водой. Две женщины аккуратно увязывали шары в гирлянду. Опасное, зато прибыльное занятие.
Я помахал всем и пошёл к воротам.
Сзади послышался рёв пламени и восторженный визг.
На воротах дежурил старший дракон ИН-нок.
Воздух вокруг него дрожал и расслаивался на прозрачные оранжевые лепестки, словно у ночного костра.
– Куда? – мрачно спросил ИН-нок.
Я не хотел врать, ведь старшаки чуют ложь. Ограничился полуправдой.
– Мне разрешили в Музей.
– Ты не забыл, что случилось с Антоном?

Прошлым месяцем АН-тона опознали в Городе, как дракона, и до прибытия стражи толпа забросала его мусором. Его изувечили и ограбили. Мой брат не сопротивлялся. Сожги он нападавших – на резервацию лег бы огромный штраф. Вот нестыковка: люди нас боятся и ругают, но охотно покупают шары!
Мне пока семнадцать лет. Молодого дракона в Городе почти невозможно отличить от местного подростка.
– Что в мешке?
– Завтрак, – вновь полуправда.
Старшак хмуро процедил: «Чтоб к семи вернулся».
– Конечно, Иннокентий Алексеич, без проблем!
Он не догадался!
Я вышел за периметр. Меня потряхивало. Первый этап пройден.
– Дрей, погоди!
Запыхавшаяся Янка подбежала к воротам. Рыжие косички прыгали, как лесные квази-кузнечики.
– Ты в Город?
– А куда же ещё?
Уставилась глазищами.
– Может, не надо?
– Что не надо?
– Я знаю, зачем ты туда едешь, – прошептала она.
Я нахмурился:
– Знаешь, так молчи. Ясно?

Сел на старенький велосипед, оглянулся. Зеленоглазая худенькая девочка тревожно сжала губы и дёрнула себя за косичку. Над ней громоздился неуклюжий плакат «Резервация драконов № 2». Предупреждение любопытным – опасно для жизни! Хотя мы не стая бешеных волков, чтобы бросаться на людей без причин. Но они называют резервацию обителью пороков и заповедником гоблинов. Потому, что мы вынуждены жениться на троюродных сестрах и на двоюродных племянницах? Зато мы почти не болеем в отличие от горожан, никогда не задыхаемся и можем бежать в гору без передышки.
Две недели назад я познакомился с Анютой. Она бесстрашно гуляла в примыкающей к резервации роще. Я в тот день удрал за периметр и бродил по лесу, ощущая себя вольным драконом на пути к последнему морю. Мне нравился вкусный ветерок в дубраве, шелест листвы и беличий писк. Я размахивал веткой… и вдруг встретил на поляне ангела!
Стройное существо в обрамлении солнечных лучей порхало над дикими тюльпанами. Или показалось?

Хотел спрятаться за дерево, не успел.
– Привет! – спокойно сказала девушка. – Я Аня.
– Др… Ан-дрей.
– Зачем ты лупишь палкой по деревьям?
– Белок пугаю, – ляпнул я. И поправился: – Наблюдаю пути миграции в тревожной ситуации.
Глупо, конечно. Однако Аня обрадовалась:
– Так ты с зоофермы? Слышала, что ваши собирались на выходные в долину.
– Ну, ээ… да, – промямлил я.
– А мы ботаники! – гордо сообщила девушка. – Собираем образцы флоры.
– Здесь много… да, – я краснел и запинался.
– Мне бы чёрную орхидею, – вздохнула она. – Но она эндемик большого болота. А туда только драконам доступ.
Она была такая... Неожиданная. Особенная. Словно слабая радиация. Эти глаза. Губы.
Мне вдруг захотелось отправиться к болоту за ядовитой орхидеей, даже если цветок растёт у логова квази-тритона. Я проводил Аню к лагерю и убежал, объяснив, что опаздываю к своей группе.
Вечером маялся. Почему так несправедливо? Кто-то придумал запреты между нами и обычными людьми. Заборы и пропасти. Почему она не моя троюродная сестра?

Влюблённые драконы питаются мечтами. И потому могут ослабеть.
Аня сказала, что боится драконов. Это, наверное, страшно – огненное дыхание?
– Обычная мутация легких, – неосторожно сообщил я и отбарабанил заученный текст: – Неординарная энергетика тела плюс эмоциональный всплеск. Диапазон температуры огнемёта держится в пределах до семисот градусов Цельсия.
– Откуда ты это знаешь? – удивилась Анюта. Я растерялся, она улыбнулась:
– Ах, да. Зоолог.
Она рассказала, что по воскресениям работает в Музее. Помогает отцу архивировать экспонаты.
Горожане настойчиво исследуют природу, пытаются обнаружить слабые стороны загадочного мира, который возник после войн. А мы и так помним завет, что хорошая собака общается с богами и превращается в дракона.
Чем зарабатываем?
Продажей целебного дыхания. Надуваем шары, похожие на древние музыкальные волынки.
Есть среди нас резчики по дереву. Ореховые фигурки драконов ценят почти все горожане, считают эти поделки заговоренными, лечебными.
В случае прорыва квази на дальней границе, Город вызывает на подмогу звено драконов, совмещающих врачей и спецназ. За это общине начисляют бонусы доверия. Мои соплеменники сильны в ближнем бою, потому что у стражников нет ракет, лазеров и пулемётов. Всё унесла последняя война. Самое серьёзное оружие – примитивные самострелы. По мне, арбалеты надёжнее и страшнее, помню, как ИН-нок опрокинул выстрелом атакующего квази-кабана.
Размышляя, проехал мимо картофельного поля и обширной птицефермы на подступах к Городу. Два года назад въезд охраняли стражники. Теперь же только пара дежурных с собакой. Сдерживая дыхание, миновал псов.


На улицах выделялись лавки овощеводов, плотников и закутки с шарами целебного воздуха.
Плакаты на русском и английском: «Цинк. Селен. Калий. Дыхание дракона».
Много самокатов, редкие велосипеды и одинокие фаэтоны. Я жадно рассматривал людей. Какие-то бескрылые. Вспомнилась поговорка Саныча: «Каковы в стране люди, таковы в ней и драконы».
Музей был самым большим зданием в Городе. Самым важным и загадочным. По слухам, здесь хранились кости неведомых чудовищ и оживали призраки минувшей войны. Горожане видели в Музее основу новой жизни, которая возникла вопреки апокалипсису. Зловеще символичный центр памяти.
Когда-то здесь располагался бизнес-центр и примыкающий к нему бутик-отель с огромным конференц-залом. В детстве меня сюда приводил брат. Тогда я плохо понимал значение бизнеса, бутика и конференции. Но замирал от восторга и ужаса, когда взрослые рассказывали страшные легенды.

Я прибился к группе молодёжи, улыбнулся чьей-то шутке, подмигнул суетливой девчонке. Пытался изображать своего парня, стараясь равномерно дышать через респиратор.
Не вы ли, ребята, кидали в Антона камни, картошку и палки?
Мы прошли под каменной аркой и миновали колонны портала.
Музей чем-то напоминал лес.
Только вместо бурелома и дуплистых деревьев подавлял обилием витрин, стендов, полок.
Картины, фотографии, скелеты, колбы с зародышами чудовищ.
Карты и макеты.
Женщина-экскурсовод в длинном синем платье строго оглядела нашу компанию и начала громко рассказывать историю Города.
Многое я уже знал по урокам общинной школы.
Эпоха упадка, «крах миллениума».
Извращенная эволюция информационно-коммуникативных технологий.
Диверсионное развитие универсальных портативных «гаджетов».
Полеты на Марс.
Мотивированный рост вульгарности и агрессии общества.
А в результате – Шестидневная всепланетная война, последствия которой грустно вышучивались стариками: «Господь создал Землю за семь дней, а человек уничтожил её за шесть».

С тех пор прошло более полувека. Раньше в мире было много стреляющего оружия, и оно помогло воякам завершить взаимное истребление. Город стал новым Вавилоном, собравшим уцелевших стариков и детей…
– Выжившие с трудом сохранили осколки цивилизации, – торжественно заключила рассказчица, – приспособились к враждебной среде, вернувшись к исторически производственным отношениям в сельском хозяйстве.
Я поправил в мешке банку с орхидеей, которую мне вчера притащил с болот Генка, и уставился на квадратный щит с рисунком человеческих лёгких. Лёгкие напоминали карту земных полушарий.
Вращая указкой, экскурсовод объясняла, что мутанты, как часть уцелевшего человечества, выжили у очагов радиации. У всех людей внутренняя лёгочная ткань состоит из неполяризованных клеток, а у мутантов в результате прогрессирующей поляризации взаимодействие материи с энергетикой тела характеризуется колебанием волнового вектора.
Все откровенно скучали, но я внимательно слушал, как в лёгких дракона образуется инертный одноатомный газ без цвета и запаха. Что сказывается на дыхании особи; лёгкий неоно-гелиевый воздух облегчает состояние больных, страдающих от недостатка селена в организме. Правда, высокая концентрация неона в воздухе может вызвать тошноту, потерю сознания и даже смерть от асфиксии. Поэтому драконам нет места среди людей, пусть мутанты травят воздух за Городом.

Все в группе одобрительно закивали.
Аня возникла внезапно, как и тогда на полянке. Сразу затараторила:
– Андрей, ты? Привет, как дела! Ор…хидея?! Это мне?! Чудо! Как?
– Случайно нашел возле ручья… Осторожно! – Я смутился; не хотел бы продолжения расспросов.
– Потрясающе! – она по-детски обрадовалась.
– Осторожно! – настойчиво повторил я.
Подошел высокий седоусый мужчина и дружелюбно кивнул мне.
– Знакомься. Это мой папа.
Я содрогнулся под его внимательным взглядом. Анюта представила меня студентом-зоологом, и её отец пригласил всю нашу группу в закрытый корпус, примыкающий к исследовательскому центру Музея.
Здесь и произошла трагедия. Только мы вошли в просторный холл, как стеклянная перегородка рухнула и перед нами возникла туша квази-медведя, о котором рассказал Анин отец. Охотники поймали сетями зверя в лесу дальнего полигона. Учёные пытались исследовать его ткани и органы.
Квази оборвал цепи, расшвырял охрану и прорвался в зал.
Крики. Суета. Кто-то пытался убежать. Кто-то корчился на полу.
– Папа! – Аня бросилась к раненому, споткнулась, упала. Застонала от боли. Квази развернулся с хищной грацией и пошел к девушке.
У меня что-то лопнуло в горле.
Стой!

Я хотел крикнуть. Поперхнулся и внезапно зарычал.
Чудовище замерло над лежащими, обнажило клыки-бивни.
Я выплеснул крик вместе с огненной струёй. Светло-вишнёвое пламя.
Медведь отшатнулся, раздавил витрину, взметнулась серая пыль. Резко пахнуло палёной шерстью. Медведь завыл, подпрыгнул и упал.
Хрип. Дым. Агония. Дым. Мёртвая дымящаяся туша.
И тогда закричали люди.
Аня лежала на боку. Задыхалась.
Умирает?
Её отец сидел на полу, растерянно повторял: «Потерпи, девочка. Сейчас приедут… привезут».
Кровь с рассечённого лба капала дочери на лицо. Стекала на грудь. И пятнала цепочку с ореховым медальоном Антона – крылатый человечек с крохотной белой орхидеей в руках. Теперь орхидея стала бордовой.
Меня учили, как спасать раненых.
Я опустился на колени, взял её за плечи, перевернул на спину. Первый раз обнимаю девушку. Янка не в счет. Мужчина пытался помешать, я отбросил его руку.
– Ты! Не смей! – хриплый злой крик пронёсся над головой.
Я вздохнул очень глубоко. И прижался к нежным губам.
Поцелуй смерти. В горло умирающей девушки хлынула струя драконьего дыхания. Целебного, опасного, лучшего из всех городских лекарств.
Почему она не шевелится?
Дыши!
Дыши!!!
Она щёлкнула зубами?
Нет, это я.

Тело в моих руках выгнулось. Аня застонала.
Открыла глаза – папа, это ты? И сразу зарыдала. Громко и сладко.
Я встал. Отряхнул штаны и сунул в карман медальон. Мне казалось, что сейчас все на меня бросятся.
Толпа молча расступилась.
Я шёл к выходу, а люди смотрели мне за спину.
Кого они видели – поверженного монстра или ожившую девушку?
Я ждал, что она меня окликнет.
Позовёт: «Андрей!»
Спасибо!
Подожди!
Или сволочь-дракон-ненавижу.
Ничего. Ни спасибо, ни сволочи.
Перешагнул разбитую банку.
На осколках, словно разрубленная гадюка, извивалась орхидея.
Чёрные лепестки раскрылись, как голодные мертвые губы.
Она почуяла кровь.
Скоро начнет извергать стрекательные клетки, которые в болоте никому, кроме рыб и змей, не страшны.
Но здесь же не рыбы.
Сжечь цветок, что опаснее медведя! Растоптать.
Срочно.

Я вышел из Музея, сел на велосипед и поехал домой.

№8 Цепная реакция


Когда ты счастлив, легко поддаться искушению и вбить себе в голову, что счастье на самом деле существует. Но счастье капризно и не терпит потребительского отношения. Оно всегда должно оставаться чем-то недостижимым, чем-то невозможным в повседневной жизни. В него категорически нельзя верить! Ведь как только ты поверишь, счастье растворится в обыденности и уйдёт навсегда. Если у счастья есть запах, то это - аромат прибитой дождём пыли. Особенный, легко узнаваемый, но неумолимо скоротечный.
Пять лет Чейн был счастлив. Пять долгих лет всё складывалось так, будто судьба решила разом извиниться за все предшествовавшие беды и печали, за все промахи и неудачи, за всех чёрных кошек, перебежавших дорогу и за все упавшие маслом вниз бутерброды. Успех следовал за везением, счастливое стечение обстоятельств сменялось лёгкой победой. Дошло до того, что Чейн поверил, что всё складывается именно таким, наиболее удачным образом, потому что он это заслужил. Потому, что он — особенный. Да и не чудо это вовсе, не удача, а закономерная, положенная награда. Вот волшебная сказка и закончилась. У счастья оказался горький привкус пороха и горелой плоти...

Удивительно не соответствующие моменту мысли проносились в голове Чейна, пока он мчался за штурвалом аэроплана к зависшему над океаном раненому дирижаблю, серо-голубому красавцу.

Закатное солнце позволяло в мельчайших деталях рассмотреть преследователей: дюжину белоснежных сигар цеппелинов Этихада, идущих на перехват, широким полукругом, охватывая дымящий и потерявший ход «Три уловки». Но на то он и «Три уловки», чтобы таить в рукаве сюрприз на самый крайний случай — аэроплан, единственный шанс уйти от такой погони.

* * *

За пять минут до.
Пока Гаяна сдерживала атаку внезапно высадившегося на «Три уловки» десанта, Чейн добрался до аэроплана, замаскированного на корме, забросил в кабину проклятый похищенный ящик, запустил двигатель… когда внезапным мощным взрывом аэроплан сорвало с креплений и буквально выстрелило им в открытое небо.

* * *

Гаяна кое-как утёрла залитые кровью глаза. Всё-таки её задело. В ушах бил большой барабан, любое движение отзывалось фонтаном боли во всём теле. Боевики Гильдии казались бессмертными и нечеловечески быстрыми. Пришлось рискнуть и взорвать атакующих. Взрывом срезало половину рубки, выбросив десант в океан. Лишь одна чёрная фигура изломанной куклой валялась неподалёку.

«Главное добраться до арсенала цеппеля, к хранилищу боеприпасов. Там активировать взрыватель и убираться. Два щелчка. Семь минут. Успею. Люк совсем рядом. Парашют надет. Сам раскроется. Доползти. Там спасение. Там Чейн. Он подберёт. Чейн… Милый Чейн.»

Они уже пять лет были вместе. Бизнес-партнёры, друзья, любовники. Гаяну до сих пор удивляло, что он полюбил её — высокую, крупную, с мощной фигурой. Но ей - профессиональному боевику, никуда без накачанных мышц.
Это дело должно было стать “совсем-совсем” последним и ведь, казалось, всё прошло гладко. Ночью, после успешной операции Чейн гладил её коротко стриженые волосы, целовал и называл «мой медвежонок». А утром… Утром всё пошло прахом. Они обнаружили преследователей.

Весь день продолжалась гонка, а вечером, вдобавок к невероятным двенадцати цеппелям погони, как снег на голову свалились десантники. Элитные боевики. Гаяна о таких раньше лишь слышала. И то, было не до конца понятно, где в рассказах правда, а где вымысел. Всё оказалось правдой.

«Что же, что же мы на самом деле у них украли?»

Вот и арсенал.
Внезапно чёрная изломанная фигура позади Гаяны дёрнулась. Боевик резким движением сел, оглядел неестественно вывернутые взрывом ноги, потянулся и с хрустом вставил коленные суставы на место. Ни единого лишнего движения, ни стона, ни вскрика. Затем встал и медленно двинулся к Гаяне. Его левый глаз непрерывно моргал. Нечеловечески быстро.


«Ну, значит не судьба». Отстранённо, словно о ком-то другом мелькнула мысль. Два щелчка — семь минут, четыре щелчка — минута. Один. Два. Три. Четыре. Всё. Гаяна облегчённо откинулась спиной на стену. Барабан бил в ушах, отсчитывая оставшиеся секунды. Или это пульс?...

* * *

Чейн, наконец, выровнял аэроплан и по широкой дуге направил обратно к дирижаблю ожидая, что вот-вот под ним раскроется парашют Гаяны.

Оранжевая вспышка чудовищного взрыва расцвела на месте серо-голубой сигары. Спустя секунду в небе осталась лишь грязная дымная клякса, да падающие в океан пылающие обломки обшивки.

Сказка кончилась.
Терять больше нечего. Чейн развернул аэроплан на запад, к «хмурому поясу», навстречу верной смерти. Лучше погибнуть от лап чудовищ, чем быть растерзанным палачами Этихада.

* * *

Непреодолимый «хмурый пояс» — бесконечная гряда облаков 20-го меридиана и населяющие его мутанты, возникли в результате экологической катастрофы, порождённые "бурой чумой". Ходили слухи, что за «поясом» ещё есть земли, но океан безотказно выбрасывал обломки цеппелей или судов смельчаков, рискнувших поверить в эти бредни.

Человеческую цивилизацию снесли "зелёные", создавшие и выпустившие в океан бактерию для поедания пластиковых отходов. Но выброшенный на берег кит показал, как сильно они были не правы. Бактерия мутировала, её споры разносило ветром. Она с удовольствием пожирала пластик, синтетику, полимеры, превращая всё в бурый кисель. Последовали аварии, многочисленные техногенные катастрофы, а самые верные ”союзники” людей: паника, анархия и кишечная палочка довершили разгром. Не прошло и года, как технологическая цивилизация пришла к полному упадку. Вымерли миллиарды.
Выжили сильнейшие.

Снова наступил век паровых машин и “алхимии”, как назвали новую науку о соединениях. Потребовалось опытным путём выяснять, что осталось доступно в условиях сосуществования с выпущенной предками заразой.
Новая эпоха открытий и паровые двигатели вернули к жизни единственно доступный авиатранспорт: дирижабли, цеппелины или просто — цеппели. Только великаны длиной в двести, триста и даже больше метров, могли служить платформой тяжёлым паровым машинам, способной подняться в небо и преодолеть тысячи необитаемых миль. Небольшие аэропланы с двигателем внутреннего сгорания начали появляться совсем недавно, когда алхимики научились синтезировать стабильное горючее, дорогое и очень взрывоопасное.

Возникли новые государства: Воран, Артания, Этихад. Собрав армии, они начали поглядывать на чужие территории. Снова начались войны, а война, как известно, жрёт всё: сталь, оружие, провизию, алхимические субстанции, людей, их надежды и идеалы. Транспортный монополист — Торговая Гильдия, жирела на поставках и выкачивала из воюющих сторон все соки: полезные ископаемые, драгоценные камни, золото.
Снова золото...

* * *

Последний заказ Чейн получил, как привет из прошлого. В прежней жизни, которую он уже постарался забыть и где был скромным артанийским авиатором Челенгаром Винетти, ему поручили доставить сейф с золотом Гильдии в Торговый банк. Народная мудрость гласит: “Успех ждёт за поворотом не тех, кто никогда не сворачивает с пути”. В тот раз золото в банк так и не попало, а вместе с ним исчез авиатор Челенгар и родился авантюрист Чейн. Он купил цеппель «Три уловки», переоборудовал его и занялся контрабандой. Торговая Гильдия не терпит конкурентов, но если не зарываться…

Пролетели пять лет, за которые Чейн провернул сотни незаконных сделок, приобрёл прозвище «везунчик», встретил Гаяну, познакомился с нужными людьми и стал уважаемым бизнесменом. Не жизнь, а сказка!

Но недавно на Чейна вышел анонимный заказчик. Дал понять, что знает его историю и приказал выкрасть с цеппеля Торговой Гильдии «Фалько» небольшой ящик. Ни один человек в здравом уме никогда бы не подписался на такую работу, но заказчик намекнул, что в случае отказа раскроет тайну внезапного обогащения Чейна-Челенгара агентам Гильдии.
Пришлось рискнуть, тем более, что наниматель передал точнейшую информацию об охране на цеппеле и комплект отмычек для всех замков.

Операция прошла идеально. «Фалько»-гигантский карго, ошвартованный в столице Этихада Абенезире, охранялся не слишком тщательно. Никому и в голову не приходило грабить суда Гильдии, особенно в сердце религиозных фанатиков. Информация заказчика оказалась точной и все отмычки подошли идеально. Гаяна управилась с работой за час, даже с учётом подъёма и спуска со стометровой причальной мачты. Луна - единственный свидетель кражи, ещё не ушла за горизонт, а «Три уловки» покинул порт и на полной скорости шёл на юго-запад, унося собственность Гильдии, которой оказался украшенный самоцветами деревянный ларец.


* * *

Теперь ларец стоял в аэроплане под ногами Чейна, как памятник всем загубленным надеждам. Солнце скрылось в «хмуром поясе». Смеркалось. Преследователи не спешили, экономили топливо, понимая, что деваться беглецу некуда, ведь только самоубийца рискнёт соваться в лапы кровожадных обитателей тумана. Они всегда появлялись, будто ниоткуда и уничтожали всех, кто осмеливался пересечь границу их владений.
Чейн напоследок обернулся, чтобы запечатлеть в памяти бушующий океан, ставший могилой Гаяны.
Не снижая скорости аэроплан нырнул в облака.

Резко потемнело, потянуло холодом и сыростью, по колпаку кабины побежали ручейки. Аэроплан затрясло, скорость упала. Со стороны заходящего солнца серое брюхо туч было окрашено нездоровым грязно-жёлтым цветом. На этом фоне ясно выделялись два чёрных крылатых пятна. Похоже, беглеца уже ждали.

Обречённо бросив штурвал, Чейн с мрачным любопытством разглядывал приближающиеся хищные силуэты, когда раздался незнакомый громкий звук.
Вздрогнув от неожиданности Чейн посмотрел под ноги. Гудел украденный у Гильдии ларец. Украшающие его верхнюю крышку самоцветы освещали кабину ровным зелёным светом. Мелькнула запоздалая мысль вышвырнуть ящик вон, но в эту секунду с двух сторон кабины с воем промелькнули гигантские чёрные твари и… скрылись. Атаки не последовало. Сотрясаемый порывами ветра, но невредимый, аэроплан мчался дальше, погружаясь всё глубже и глубже в серую пучину облаков...

* * *

Аэроплан летел над подёрнутой рябью лунной дорожкой. Ящик перестал светиться час назад, после того, как Чейн пересёк бегущую с севера на юг бесконечную цепь огней, на миг осветивших циклопическое сооружение. Его масштабы были столь грандиозны, что Чейн даже не был уверен, что ему не привиделось. Тогда же, час назад, стих ветер и, сквозь поредевшие тучи, показались звёзды.

После позорной растерянности от встречи с неведомым у Чейна, наконец, появилась чёткая цель: то, что он вначале принял за россыпь неизвестных ярких звёзд справа по курсу, оказалось цепью островов, подсвеченных гирляндами огней.

Осматриваясь, Чейн осторожно провёл аэроплан вдоль береговой линии большого острова, вдоль освещённых дорог с диковинными транспортными средствами, мимо множества зданий с разноцветными, сияющими в ночи вывесками. Наконец, он выбрал место для посадки.

Аэроплан скользнул поплавками по воде и ткнулся в каменистый берег.
Через минуту Чейн стоял неподалёку от вывески «Добро пожаловать в порт Понта-Делгада. Азоры», с любопытством разглядывая диковинный ящик из неизвестного материала с меняющимися картинками.

В этот момент Чейна окликнул толстячок с фонарём, в коротких белых штанах и в рубахе с разноцветными нашивками. Человечек что-то спрашивал на непонятном языке, а затем перешёл на ломаный общий:
- Эй ты! Что ты делаешь у банкомата?
Чейн поднял оружие:
- Стоять! Не двигайся!
Незнакомец замер. Внимательно оглядел Чейна. Удивление в его глазах сменилось осознанием и, следом, ужасом. Наконец, он залепетал, глядя прямо в ствол нацеленного в центр его лба револьвера:
- Как ты сюда попал?! Как тебе удалось преодолеть охранный рубеж?! Почему ты не сдох? Ты же привёз нам «бурую чуму!»

Глубоко уверенный в правильности собственного поступка, Чейн надавил на спуск.
И грянул гром.

№9 Подкидыш

Если с силой провести кольцом по ладони, остается след, который быстро исчезнет. Я провожу снова и снова. Смотрю, как истончается и пропадает полоска. Если она останется – значит все можно исправить.
Но она исчезает, как слово «если», произнесенное вслух.
***
– Колечко, колечко, выйди на крылечко.
Младшая сестренка завывала в детской, будто побитая собака. Так она оплакивала потерю колечка, которое получила на шестой день рождения и вынесла похвастаться. Говорит, что играли на лавочке возле подъезда.
В свои неполные четырнадцать лет я уже понимал, как глупо было со стороны родителей дарить ей это колечко и выпускать с ним из дома. Наверняка его стащила одна из подружек Вики. Но папа не оценил моей мудрости и выпнул на улицу искать пропажу.
Я нашел половинку «Винстона» и ключ от пивной банки. Нагнулся за блеском золота в чешуе семян карагача. Бинго.
Услышав шум, разогнулся и задрал голову вверх, сжимая в руке кольцо. Что-то тяжелое, угловатое и горячее ударило меня в грудную клетку и повалило на спину. Мир утонул в боли, а немного позже пришла тьма.
***
Пигидий жил с отцом на седьмом этаже нашего дома. Его мама вскрыла вены за месяц до того, как отец вышвырнул десятилетнего сына из окна и удавился на ручке кухонной двери. Ни алкоголя, ни наркотиков в крови не обнаружили. Друзья и коллеги говорили о полной вменяемости. Не знаю, может они сделали это из чувства вины за то, что назвали сына Пигидием?
Я бы скорее согласился пожрать «сладкого хлеба», чем носить такое имя.
Врачи реконструировали мою разбитую грудную клетку и повторяли, как мне повезло, что осколок кости не пробил сердце.
Тем временем местечковые репортеры раздули наш случай до масштабов центрального телевидения. По их версии я героически пытался поймать пацана. В этот бред верили все, включая моих родителей и самого Пигидия. Мне стоило признаться сразу, но… Да, мне нравилось внимание. И в какой-то момент я сам начал верить. Представлял, как стою возле подъезда. Вижу мелькнувшие мужские руки, выбрасывающие Пигидия из окна, как мешок с мусором. Малец зависает в воздухе на микросекунду и пикирующей птицей летит вниз. Где я ловлю его.
***
Через месяц меня выписали. Пигидий пострадал меньше и уже обживался в новой семье. Моей семье. Мама решила оформить над ним опекунство, узнав, что у мальчика никого нет. СМИ были в восторге, еще бы, – герой и спасенный в одной семье.
Пигидий был чересчур умным для своего возраста и чересчур острым на язык, отчего постоянно ему доставалось в школе. Дома же он был тих и мил, и ходил за мной привязанной собачкой. А на шее, на веревочке носил кольцо. То самое. Он сделал его своим талисманом. И обещал, что когда-нибудь вернет мне долг вместе с кольцом.
***
Мы выросли. Я стал ленивым педагогом в институте. Пигидий и Вика, моя сестра, поженились, едва она достигла совершеннолетия. Их роман, начавшийся в старших классах, чуть не свел нашу маму с ума.
Пигидий занимался выведением новых сортов пшеницы в НИИСХ. По крайней мере, он так говорил, и я ему верил.
Шел второй год холодной войны между мировыми державами. Мы настолько привыкли к постоянному ощущению угрозы, что перестали обращать внимание на очередные вбросы СМИ.
Если достаточно долго держать человека в определенных условиях – он привыкнет ко всему.
Потому я не переживал, когда Вика собралась в отпуск на другой конец страны.
***
Пигидий позвонил в три часа ночи мертвецки пьяный. Из его невнятной речи я с трудом разобрал, что он убил Вику и просит приехать. Такси уже ждет у подъезда.
Ночное небо, мрачные силуэты деревьев вдоль дороги создавали иллюзию тоннеля в иной, страшный мир. Призрачные знаки отражали свет ближних фар. Мне казалось, я теряю связь с реальностью. Ощущение сна смешивалось с нарастающей тревогой.
Пигидий встретил меня в загородном доме, о существовании которого раньше не упоминал.
Я отметил, что он трезвее, чем показалось по телефону. Он выглядел почти нормальным, лишь глаза за толстыми стеклами очков пылали лихорадочным алым. Казалось, он не спал много дней.
Весь дом пропах горьким запахом кофе.
Пигидий вцепился в мою руку, как утопающий за спасательный круг.
– Пойдем, пойдем, у нас мало времени.
Он потащил меня через коридор в гостиную, где в квадратной пасти потайного люка шла лестница вниз.

Он игнорировал мои вопросы касательно пьяного звонка и Вики.
Когда мы спустились вниз, он открыл титановую дверь и толкнул меня внутрь. Зашел сам и заблокировал дверь, по углам которой загорелись и погасли красные лампочки. Металлически лязгнули запираемые замки. Мы оказались в бункере. Помещение тесное из-за заставленных лабиринтом коробок с едой и питьем, маленький портативный телевизор на паллетах с пивом. Пара стульев и журнальный столик, стены с выдвижными ящиками, забитыми всякими мелочами.
Пигидий посмотрел на часы.
– Успели, – выдохнул он, растирая солнечное сплетение.
– Я рад. Теперь неплохо немного объяснений, если ты не против.
– Я ведущий специалист сверхсекретных разработок биологического оружия. Мы с коллегами создали аналог ядерной бомбы, который не грозит радиацией и уничтожением экосистемы Земли. Газовая бомба на основе спорыньи – грибкового паразита злаковых. В лаборатории испытания еще не закончены. Я думал, у нас есть время. Еще год-полтора. Но ошибся. Террористы захватили лабораторию, все мертвы, выжил только я.
Пигидий снова потер грудную клетку и поморщился.
–Ты можешь называть дерьмо «сладким хлебом», но…
– Ты не можешь заставить меня съесть его, – закончил он за меня. – Я понимаю, как это выглядит. Но это правда. Я купил этот дом два года назад и построил убежище. Вика ничего о нем не знала. Не хотел пугать ее. Черт, испытания должны были начаться через год. Спорынья нестабильна.

Пигидий согнулся и часто задышал. На его лице выступили капли пота.
– Сердце сейчас выпрыгнет.
– Что ты принял?
– Не важно. Адреналин, кофе. Много кофе. Мне нужно было протрезветь, чтобы не отключиться до твоего приезда. Споры поглотили атомы аргона, который стал катализатором спонтанной репликации. Они распространяются со скоростью сорок метров в секунду. В течение получаса спорынья доберется до нас.
Все выглядело настолько скверно, что меня затошнило и скрутило желудок.
– То есть, ты сейчас мне говоришь, что миру наступит хана из-за какого-то грибка?
–Уже наступила. Террористы запустили газовую бомбу в Китай, чтобы развязать войну.
–Вика во Владивостоке… – я не мог продолжить
Пигидий кивнул. Из его глаз выкатились две дрожащие крупные слезы.
– Вика позвонила мне, когда все началось. Она испугалась – внезапная судорога скрутила ноги. Потом начала кричать. Она плакала в трубку и кричала, что ее ноги словно поджариваются на огне. Просила меня… Господи, просила меня остановить это, а я не мог.
Пигидий упал на пол. Он задыхался. Я присел над ним, в ужасе и растерянности. Его губы посинели.
Автоматически достал смартфон, чтобы вызвать «скорую» – сети не было. Я попытался сделать массаж сердца, но это не помогло. Пигидий схватился за кольцо, висевшее на шее, и затих.
***
Запах сводит меня с ума. Он обволакивает меня вечность, хотя здесь прошла всего неделя.
Словно весь мир прогнил, каждый умерший сейчас человек смердел в моем носу. Словно каждая клеточка тела замазана «сладким хлебом», наполнена дерьмом, и как бы ни старался, я не мог вдохнуть. Пигидий разлагается, истекает трупными соками. У него есть занятие – гнить. А что делать мне – последнему в мире человеку, похороненному заживо?
По телевизору бесконечная рябь, я чувствую, что и она источает запах.
Что ж, надеюсь, что мир за пределами моей тюрьмы пахнет чуточку лучше. Хочу умереть, вдохнув свежего воздуха.
Это последняя запись. Иду открывать вентиль.
Воздух никогда не был таким сладким. Но как же больно и тяжело принимать его в легкие. Миллиарды звезд вспыхивают перед глазами, затем их поглощает непроглядный космос…
***
Ха-хаХАХАА!!!
Я живой! И все живые! Кроме Пигидия, разумеется.
По ожившему телевизору сказали, что весь мир впал в анабиоз на четыре месяца. За это время наш иммунитет сумел адаптироваться к спорам. От отравления спорыньей погибло тридцать процентов населения, остальные приспособились. Не скажу, что сильно рад этому, потому что меня так и не нашли. Я не могу открыть дверь без пароля.
Пигидий высох – стало меньше вони. Спасибо богу за маленькие радости.
***
Все бессмысленно. Пигидий не закончил работу над бункером. Нет ничего, чем я могу послать сигнал внешнему миру. И, похоже, он не лгал, сказав, что Вика не знает об этом доме и об убежище.
Пигидий умер, считая, что вернул долг. А на деле запер меня в консервной банке со своим сморщенным трупом.
Я закуриваю «Винстон» и открываю банку пива. Ключ отламывается. Половинку сигареты оставляю в пепельнице – все равно закурю через пару минут. Рядом кладу ключ. Чего-то не хватает. Снимаю с мизинца кольцо, которое изменило мою жизнь, и провожу ребром по ладони.
Человек привыкает ко всему, если достаточно долго держать его в определенных условиях.

Все, что мне остается – перебирать осколки непрожитых жизней и думать:
«А что, если?»

№10 Бригада

В наших глазах звёздная ночь;
В наших глазах потерянный рай;
В наших глазах закрытая дверь.
Что тебе нужно? Выбирай!
Гр. "Кино"



Третьи сутки подряд поднимаем летнюю пыль сапогами и с настойчивостью марамондов премся, как дураки, к легендарному Полустанку.
- Бригадир, - просяще начинает Рыжий, - передохнуть бы, а?
- Когда передОхнем, тогда и передохнЁм, - привычным тоном отрезает Бригадир.
Бригадир – он такой, с ним не забалуешь. А чего премся? Да три дня назад, на привале, когда Рыжий порвал штаны и пытался заделать дыру ржавой проволокой, подошел к нашему Бригадиру один типок, по виду из гражданских, а по выправке – бывший вояка. Отошли они от костра, где булькала в котелке наваристая пшенная каша с салом, склонились друг к другу головами и зашептали что-то, словно два диверсанта. Да так тихо шептали, что даже бригадный Сонар ничего разобрать не смог. У того Сонара уши, будь здоров какие, мутация такая интересная выдалась. Реальные локаторы. Если близко подойти, да в ухо ему крякнуть, так эхо еще полчаса потом слышно будет.
Ну, а как Бригадир отшептался, так подошел к нам и приказным тоном гаркнул:
- Завтра идем на Полустанок.
Ну, мы, конечно, переглянулись, да плечами пожали.
- А на хрена? – спросил Рыжий.
- За тем самым хреном и идем. Разговорчики мне тут еще поразговаривайте.

А нам, в принципе, разницы никакой куда идти, лишь бы идти. Бродяги мы, наемные бродяги. Заплатят пшенкой, салом, или боеприпасами, так мы хоть член того же марамонда достанем из-под земли. Хотя, нет, эти твари под землей не водятся. Они, как правило, по ночам шуткуют. Подползут к спящему, плюнут наркотиком в харю, да и объедят начисто, пока бедолага в отключке валяется. И что самое мерзкое – начинают с глаз. Высасывают напрочь. Отвратительное зрелище, я однажды видел паренька, объетого марамондами. Три ночи потом кошмары снились. Как наркота заканчивается, человек очухивается и орать начинает от боли и ужаса.
Единственное спасение – держать костер всю ночь и спать по очереди. Хотя, краем уха слышал, что где-то в Городе некоторые богачи заводят тех марамондов, словно зверюшек домашних. Наркоту доят и глюки ловят. Так то в Городе, так то богачи, им закон не писан и на весь остальной белый свет плевать с колокольни.

А вчера нас еще трек-волной накрыло, едва мозгов последних не лишились. Сонару нашему хуже всех пришлось. Он, видите ли, и инфа- и ультра-звуки слышит не так, как мы, обычные человеки. Он их, видите ли, именно слышит. Чудовищной, говорит, какофонией звуков. Правда, нам без Сонара и вовсе амба пришла бы. Он рождение трек-волны слышит еще задолго до того, как она на горизонте появляется. И всех нас предупреждает, чтобы было время спрятаться. А прятаться, понятно, в одно место можно – под любую железяку, чтоб с головой только. Трек об железку бумкается, отражается и обратно ползет. Ничего так, жить можно.
Третьи сутки уже идем. Бригадир впереди, как гончая. Нос по ветру, пальцы добела сжимают автоматный приклад, глаза бешеные. На все вопросы – зачем идем, отмахивается. Ну, а мы, само собой, за ним чешем.

- Нет, - говорит Рыжий, - Бригадир, ты как хочешь, а я на пустое брюхо идти больше не могу.
Командир встал, как вкопанный. Развернулся к нам белым лицом, и мы уж приготовились услышать хороший такой, отборный матюгальник. Но он взглянул на наши измученные рожи и отдал приказ делать привал.
Рыжий с Чапаем сразу за дровами для костра, Сонар за котелок – и за водой, я начал припасы распаковывать.
- Слышь, Бригадир, - от скуки завел я разговор, - а чего на том Полустанке интересного? И что нам за это дадут?
- Не мели языком, Емеля, - нехотя откликнулся командир.
Но потом всё-таки продолжил. Дело-то тут такое: мы хоть и бригада наёмников, но всё ж таки не армейские. Мы присягу не давали, нам умирать за кого-то бесплатно - совсем бессмысленное дело. Потому, и правило такое в нашей команде– никогда ни у кого от бригады секретов не было, нет и не будет.
- Архив там научный, - рассказывал Бригадир, - старый архив, с тех времен, когда корейцы Луну только взорвали. Университет решили эвакуировать, да не успели.
Уж и Рыжий с Чапаем подошли, и Сонар с полным котелком. Оказывается, тот гражданский, что приходил на привал ночью, был посланцем из Города. А послали его Ученые из Университета. Вроде как один башковитый Ученый доказал, что можно создать искусственную Луну. И будет она не хуже прежней, а даже лучше, потому как уже ни одному идиоту с ядерной бомбой не получится ее взорвать. А коли Луну сделать, так и жизнь на Земле изменится. И станет, как раньше.
Ну, а кто еще, кроме нас – бесстрашных наемников – способен к тому Полустанку пройти и архив в Город принести? Понятно, никто не способен. Вот и рыскал тот хмырь по окрестностям, разыскивая Бригадира.
- Твою ж ты в душу Бога мать! - вдруг заорал Рыжий.
Да так заорал, что Сонар сморщился и уши-лопухи руками прикрыл. Мы вскинули автоматы, как по команде, и повернули стволы в сторону крика. А потом начали ржать. Все вместе, кроме самого Рыжего. Этот балбес умудрился плюхнуться задницей в самые заросли ползучки. И эта тварь растительная молча и безболезненно растворила на его полушариях последние камуфляжные штаны. Ползучка – она такая, сначала растворяет, а потом жрать начинает. Причем, всё подряд, ей-Богу, не вру, видел однажды, как эта сволота автомат растворила и сожрала.
Вот от первого же укуса Рыжего и подбросило. Задница-то не пострадала, а вот штанам хана пришла окончательная.
Как оторжались все, так Бригадир из вещмешка достал синие треники.
На, говорит, дурак рыжий, надевай пока. А как плату за Полустанок получим, так справим тебе новые штаны. Вот за это мы своего Бригадира и ценим. Всегда найдет для нас либо слово нужное, либо вещь необходимую

***

- Слышь, Крестовик, - ко мне подполз Чапай и тихо зашептал прямо в ухо, - ты в эту байку про Полустанок и Луну сразу поверил?
Я приподнялся на локте и удивленно посмотрел на собеседника. Отчего бы и не поверить? Что ж тут такого прям неверного? Когда корейцы Луну взорвали просто так, из вредности, мы тоже не верили, что такое возможно. А оно вон как обернулось. Мигом Земля поменялась. Все зверье прошлое возьми, да вымри, а вместо них пришли марамонды всякие, ползучки и прилипалы. Прилипалы – это, вообще, мерзость из мерзостей. По виду вроде бабочки красивой. Такой красивой, что руки сами к ней тянутся, но стоит только дотронуться, как она своими хоботком бархатным намертво в кожу врастает. И внутрь тебя пробирается. Шустро-шустро так, даже икнуть не успеваешь, как она уже под кожей будет. Ну, а там, всё, капец полный – хоботом прилипнет и пока всю кровь не выпьет, наружу не вылезет. Одно спасение – взять кинжал и кусок живого мяса вырезать, пока эта тварь в кровеносную систему не пробралась.
- Да как-то сомнительно мне, - протянул Чапай, - как бы нам после этой Луны еще хуже не стало.
Ну, да дело твое – сомневаться, а мне уже пора было на вахту вставать.


И мы уже почти дошли до того Полустанка, как на нас напала стая Диких. Вот эти реально хрен знает откуда взялись. То ли одичали разом за двадцать лет, то ли мать-Природа их от обиды на нас выплюнула. Но что есть, то есть – дикие люди, натурально дикие. Голые, обросшие космами, вонючие и злые ну просто до безобразия какого-то. А еще они весьма хитрые. Были бы тупыми, как те же марамонды, так и не страшно. Так нет же, они засады устраивают, под ноги клубком бросаются. Мы с такими впервые пару лет назад столкнулись, когда в затопленное Метро полезли за боеприпасами и шоколадом. Как набросились на нас скопом прямо с потолка. Мы тогда Петьку потеряли, они его голыми руками разорвали.
Вот и сейчас, только мы ступили на границу Полустанка, как Сонар жалобно захныкал. Мы к нему – чего, кого, опять трек-волна? Нет, говорит, другое. Страшное, жуткое, дикое. Где, спрашиваем? Да везде, отвечает он. И рукой так вокруг поводит. Типа, смотрите братцы.
Мы поначалу и не увидели-то ничего. Ни кустик не колышется, ни травка не примята. Ошибся наш слухач, что ли? И тут…
Они прыгнули на нас со всех сторон. Из кустов, с деревьев, с крыш полусгнивших сараев. В одно мгновение мы оказались на земле, накрытые кучей голых вонючих тел. Я уж задыхаться начал, как услышал автоматную очередь. Ну, конечно, кто ж еще, как не Бригадир. Он извернулся под ними змеей, кое-как вскинул ствол и дал затяжную очередь, расшвыривая от себя окровавленные ошметки. Дикие заверещали и запрыгали от нас по своим кустам, наблюдая оттуда злобными зенками. Ну, мы время терять не стали. Автоматы вскинули, да покрошили их всех в капусту.
- Эх ты, - протянул Чапай, - не видать тебе, Рыжий, новых штанов.
Рыжий лежал на земле, и шея его была свернута набок.
- Мир праху,- произнес Бригадир привычную отходную.
Буднично развернул ствол и метким одиночным выстрелом приложил песчаную змейку. Змейка как змейка, только вот из груди у нее растет парочка вполне себе человеческих ручек. Маленьких, но цепких таких, что если за штанину ухватятся, вмиг до глотки доберутся.
Из бездонного мешка Бригадир достал саперную лопатку. Ей и вырыли могилу нашему павшему другу.

Следующим на подходе к Полустанку нас встретило Зыбкое Марево. Отменная гадость, которая появляется и исчезает когда захочет и где захочет. Жрать никого не жрет, но выйти оттуда пока никому не удавалось. Как отползет в никуда, так одни трупы потом остаются. Ни один еще не пришел, чтобы рассказать, что же там, внутри белесого дрожащего пятна. Сонар стащил с себя потную футболку и повязал на голову, закрывая уши. На всякий, говорит, случай. А то мало ли чего, вдруг локаторы отвалятся, кому я такой буду нужен. Ну что ж, логично.
Мы аккуратно начали обходить Марево по кругу, и почти уже обошли, когда оно вдруг выкинуло длинный щупалец и цапнуло Сонара. Тот схватился за ремень Чапая и Марево втянуло их в себя. Я увидел лишь дикие, полусумасшедшие глаза Чапая и услышал шепот:
- Помоги.
Я уж бросился к нему, на ходу передергивая затвор, как меня остановил бешеный крик Бригадира:
- Стоять! Стоять, я сказал!
Командир подбежал ко мне, рывком развернул за плечо и с громкой злостью зашипел прямо в лицо:
- Ты им не поможешь. Никто никогда никому не помог, если напало Марево. Только сдохнешь зря.
И тогда мы услышали истошные крики:
- Мама! Мама! Это я, я иду.
- Настя, я здесь…
Через пару минут из центра Марева раздалось два выстрела. Зыбкое пятно сыто хрюкнуло и пропало, оставив на земле два мертвых тела с простреленными головами.
Мы с Бригадиром переглянулись, и я отрицательно помотал головой – не, не пойду дальше, даже не проси. Командир подошел ко мне и положил руку на плечо:
- Крестовик, если отступим, то, значит, мы проиграли. Все мы проиграли, а эта дрянь, - он мотнул головой в сторону пропавшего Марева, - победила. Давай закончим.

К Полустанку дошли без приключений. Прямо на станции стоял готовый к отправке поезд. Он стоял там уже двадцать лет.
- Пошли, - сказал Бригадир, - архив должен быть в первом вагоне.

Мы взяли архив, принесли его в Город и отдали Ученым из Университета. Может, они и придумают нам новую Луну, но кто придумает вот это?..
Пластиковый ящик на полу вагона был под завязку набит женскими фотографиями. Маленькие девочки с бантиками в косах, молодые девушки в свадебных платьях, женщины с младенцами на руках, старушки с морщинистыми и добрыми лицами. Где они все? Нет их. Вымерли в первое же десятилетие. То ли от вируса какого, то ли еще от чего, Ученые так и не смогли найти ответ.
Мы с командиром, даже не обсуждая, забрали все фотографии и сейчас сидим у костра, внимательно рассматривая каждую. Сейчас мы знаем, что видят умирающие в Зыбком Мареве. Они видят то, что нам уже никто и никогда не вернет. Хоть десять Лун пусть придумают, мы всё равно обречены. Это поняли и Сонар с Чапаем. Поэтому, подняли свои стволы и спустили курки.

№11 Лотерейный билет

– Я, кажется, забыла карту… Да, точно. Минутку. – Людмила порылась в сумке, нашла несколько купюр.
– Маша, отмена! – звонко прокричала рыженькая кассирша.
Очередь вздохнула.
Денег хватило на пять пакетиков премиального кошачьего корма и полулитровый йогурт без сахара.
– Сдачи нет, кассу недавно сняли. Возьмите лотерейку! Как раз завтра розыгрыш.
Людмила недовольно поджала губы, но билет взяла.
– Вот выиграете миллион, ещё спасибо скажете! – подмигнул кассирше усатый здоровяк с двумя полторашками пива и бутылкой шампанского.
– Ой, да что такое миллион по теперешней жизни? Люди вон миллиарды уже выигрывают. – Людмила собрала покупки в сумку и осторожно поцокала к выходу по скользкой плитке.
– А мне бы и миллиона хватило… – тихо сказала рыженькая и улыбнулась усатому.
* * *
Через месяц в квартире Натальи Петровны Субботиной раздался телефонный звонок.
– Алло! Добрый вечер, мама! Вы сегодня дома будете? Василий вам Биночку привезёт, часов в семь.
Наталья Петровна сноху Людмилу недолюбливала. Та никогда не называла мужа Васей, только Василием. И кошке кличку дурацкую дала. И вообще…
– Погоди-ка, а с чего это вдруг? – спохватилась она. – Вы уезжаете куда-то, что ли?
– Василий вам всё расскажет, – пропела Людмила. – До свидания!
Наталья Петровна озадаченно посмотрела на погасший телефон, потом на часы: было шесть.
В начале восьмого Вася сидел на родной кухне и уплетал мамины, с пылу с жару, оладушки, щедро сдобренные рыночной сметанкой.
– Кушай, сынок, кушай. Люся-то твоя за здоровое питание, – вздыхала мать. – Ишь, леопарда ваша нюхает, небось, тоже оладик хочет.
«Леопарда» – бенгальская кошка Бина – стремительным прыжком вскочила хозяину на колени и пыталась разобраться в незнакомых запахах.
– Не, мам, ей такое нельзя. Я там корм специальный привёз, а вот инструкция, когда и сколько давать.
Когда сын был накормлен, Наталья Петровна дала волю мучившему её любопытству.
– Ты, мам, сиди, не вставай. Как лучше сказать-то… В общем, Люда выиграла миллион. И мы завтра летим на две недели в Таиланд.
* * *
– Ах, ты ж, зараза пятнистая! Леопарда недоделанная! Бина! Как же я теперь без очков работать-то буду!
Кошка, ошеломлённая такой бурной реакцией, смотрела из-под дивана круглыми зелёными глазами. Наталья Петровна опустилась на стул, продолжая причитать, но уже тише. Конечно, она сама была виновата. Заглянула вчера на сон грядущий в «Одноклассники», поставила «классы» рецепту домашней ветчины, фотографии какой-то счастливой мамочки с пятью младенцами-близнецами и ругательному посту про депутатов. И ушла спать, оставив очки на краю стола. Там их и обнаружила утром Бина. Когда Наталья Петровна забеспокоилась, с чем это резвится кошка, в поднятых с пола очках одна линза оказалась треснувшей. Вторую Бина лихо гоняла по паркету.
Будь это обычные очки, Наталья Петровна купила бы новые по дороге на работу. Но у неё был астигматизм, и очки делались на заказ: одни для улицы, другие для чтения. Первые, к счастью, лежали в недоступном для кошки месте.
Работала Наталья Петровна почтальоном. Горем она поделилась с сослуживицами, умолчав о причинах появления в доме «леопарды». Товарки посочувствовали.
– Ну, посортировать мы тебе поможем, – сказала подруга Галя. – Писем немного, у газет названия крупные. Справишься. А там тебе и новые очки сварганят.
– Кто ж у вас кошку-то так назвал? – спросила Ольга. – Невестка? Ну, понятно. Мои соседи года два назад котёночка взяли. Назвали Бонито: дочка у них испанский учила. А потом он подрос, начал обои драть, диваны. Сами вечно поцарапанные ходили. Короче, сосед котика переименовал…
Услышав новую кличку Бонито, женщины посмеялись и принялись за работу.
* * *
– Да, Тамара Ивановна, я всё оплатила. Да, квитанции вам завтра принесу. Хорошо, в восемь. До свидания.
Поговорив с хозяйкой квартиры, девушка по имени Женя ускорила шаг. Путь с работы уже пролёг через продуктовый магазин, и она предвкушала ужин.
Вот и крылечко с крутыми ступеньками. Из почтового ящика высовывался белый уголок. Женя прошла в прихожую, освободилась от сумки и пакетов и вернулась на крыльцо. Уголок принадлежал не рекламной листовке, как она думала, а письму. «Тарасову В.А.» – стояло на конверте. Женя сперва хотела позвонить хозяйке, узнать, жил ли до неё здесь некий Тарасов. Потом она присмотрелась к цифрам. Почерк был мелкий и неровный. «Улица Песчаная, 67». А у неё 61. Всё ясно, почтальон ошибся.

Девушка решила сразу отнести письмо по адресу и, заперев дверь, направилась к соседнему дому.
Там возле тротуара тихо фырчал автомобиль, но рядом никого не было. На калитке виднелись изрядно поржавевшие цифры – шестёрка и девятка. Значит, квартира с искомым номером находилась во дворе Жениного дома. Старый, одноэтажный, он за десятилетия существования оброс разными пристройками и пристроечками. Женя жила здесь уже месяц, но во двор ни разу не заходила.
Она шла не торопясь, вглядываясь в номера квартир. Вот и шестьдесят седьмая. Где-то в глубине горел свет. Женя поднялась на крыльцо, поискала глазами почтовый ящик. Но от него остался только некрашеный прямоугольник на двери.
Другая на её месте сунула бы письмо в щель и ушла. Но Женя подумала, что это будет невежливо, и постучала в дверь. Не дождавшись ответа, она постучала ещё раз, позвала: «Хозяева!» – и приблизилась к двери, прислушиваясь.
Внутри раздался топот. Кто-то бежал к выходу. Женя едва успела отпрянуть, как дверь распахнулась, из неё выскочил мужчина, оттолкнул Женю и в два прыжка слетел с крыльца. Оторопевшая девушка рассмотрела только капюшон на голове и чёрную маску на пол-лица. Человек выбежал со двора, хлопнула дверца машины, взревел мотор, мелкие камешки из-под колёс простучали по забору. И всё стихло.

– Помогите! – донеслось из глубины квартиры. Женя бросилась внутрь. В дальней комнате на полу барахталась, пытаясь подняться, грузная немолодая женщина.
– Вы целы? Скорую вызвать? – спрашивала девушка, помогая ей встать и бегло осматривая. Крови нигде не было.
– Нет, не надо скорую. Там, в верхнем ящике, валидол, – женщина махнула рукой.
Женя подала хозяйке таблетки, осмотрелась. Комната напоминала сцену из детективного фильма, когда полицейские наконец-то получили ордер на обыск.
– А ты кто, деточка? – спросила женщина, посасывая валидол. – Это не ты у Тамары квартиру снимаешь?
– Я. Меня Женя зовут. Я вам письмо принесла. Ой, а где оно? – спохватилась Женя.
Письмо лежало на крыльце. Хозяйка мельком взглянула на конверт:
– Это мужу моему, Вите, от брата. Ох…
– Наверно, надо в полицию сообщить, – сказала девушка. – Чего он от вас хотел?
– Да псих какой-то. Требовал, чтобы я ему миллион отдала! Я говорю: да какой миллион, у нас никогда таких денег не было и не будет! А он: не ври, старая, я знаю, ты в лотерею выиграла! Ну, точно псих!
– В лотерею? Странно. Погодите-ка... – Женя достала телефон, быстро ввела в поисковой строке: «Лотерея миллион город Н.»
– Вот, смотрите. Жительница города Н. Людмила Субботина стала счастливой обладательницей миллиона. Так вы же Тарасова?
– По мужу Тарасова, а девичья моя фамилия Субботина, – упавшим голосом сказала хозяйка. – И в «Одноклассниках» у меня две фамилии стоит. И я там на днях подруге свой адрес написала, прямо под фото, в гости звала. Вот дура старая…
– Люся, а что это у нас дверь нараспашку? – раздался встревоженный голос, и в комнату торопливо вошёл пожилой мужчина с «магнитовским» пакетом.

Он остановился посреди комнаты, растерянно озираясь. – Что случилось? Вы кто?
– Витюша! – хозяйка неожиданно расплакалась. Женя поняла, что пора уходить.
– Вы не волнуйтесь, – подала она голос. – Уже всё хорошо. Я Женя, ваша соседка. Я пойду. Мой телефон на всякий случай... – И она, поискав глазами бумажку, записала номер на обороте письма.
– Хорошо, Женечка. Спасибо тебе большое! Витя, проводи девочку, – сказала, всхлипывая, Людмила Сергеевна.
Виктор проводил Женю до её крыльца, выслушав по дороге короткий рассказ о случившемся.
– А если бы почтальонша не ошиблась? Это просто чудо, что вы пришли! – воскликнул он. – У Люси ведь сердце слабое. Ладно, побегу к ней. Надо полицию вызывать. Спасибо вам ещё раз!
– Когда приедут, позвоните, я показания дам! – крикнула Женя ему вслед и добавила про себя: – Только нужно всё-таки поесть.
* * *
– Иду! – крикнул Игорь, выключая огонь под сковородкой и гадая, кто бы это мог быть.
За дверью оказалась симпатичная невысокая девушка в джинсах и футболке.
– Здравствуйте! Это же вы Игорь Мухин? Я Женя, ваша новая соседка. Мне нужно полочку повесить, а у вас, сказали, дрель есть, – сказала девушка и очаровательно улыбнулась.
– Что ж… Заходите, я сейчас, – ответил мужчина.
Женя переступила порог. Игорь достал с антресоли коробку с дрелью, пошутил:
– Наличие дрели в многоэтажке очень трудно скрыть!
Он протянул было коробку Жене, но спохватился:
– А у вас есть кому сверлить?
– Вообще-то нет, – призналась девушка. – Но я и сама смогу. Наверно.
– Понял, – серьёзно сказал Игорь. – Тогда у меня предложение. Я вам помогу, только сначала мы поедим. Я с утра не ел. Как вы относитесь к жареной картошке и магазинным котлетам?
За едой Женя постепенно разговорилась. Игорь, с его немногословностью и внимательным взглядом серых глаз, внушал доверие.
– В общем, они предложили мне жить здесь и оплачивать только коммуналку, представляете? И с моей хозяйкой сами поговорили, всё объяснили. Я как раз ровно месяц прожила. Дядя Витя помог вещи перевезти. Это так здорово! Я теперь смогу на первоначальный взнос накопить, на ипотеку. А вы любите яблочный пирог? – неожиданно закончила девушка.
– Люблю, – Игорь в первый раз широко улыбнулся, и на гладко выбритых щеках появились ямочки.
– Тогда с меня пирог! – заключила Женя. – За картошку и за полочку.
– Которую ещё нужно повесить, – закончил Игорь. – Пойдёмте. Давненько не брал я в руки дрели…
* * *
– Евгений Игоревич, Исаев вернулся! – в кабинет заглянула лаборантка Ася. – После обработки к вам?
– Да, конечно, я его жду. Спасибо!
Мухин вернулся к расчётам. Он мог не спешить: стандартная дезинфекция хронолётчиков после броска занимала не меньше часа.
Для изобретателя машины времени кабинет Евгения Игоревича был, пожалуй, чересчур скромным, даже аскетичным. Мировая известность, пришедшая к Мухину десять лет назад, столкнулась с самоиронией, доставшейся ему от отца, и скромностью, воспитанной матерью. Команда за глаза называла Евгения Игоревича «наш Гагарин».
Закончив работать, Мухин перевёл кресло в режим «вибро», с удовольствием расслабил тело и закрыл глаза.
Через неделю его родители будут отмечать золотую свадьбу. К празднику готовились все четыре поколения Мухиных, даже трёхлетняя Леночка. Родители Евгения уже давно ни в чём не нуждались. Поэтому единственный сын решил сделать им чисто символический подарок.
– Можно? – Исаев, несмотря на свой имидж рубахи-парня и давнюю дружбу с Евгением, всегда относился к нему подчёркнуто уважительно. И только Максиму Мухин мог доверить такое важное поручение, как сюрприз для родителей.
– Заходи! – Евгений выключил кресло и поднялся навстречу.
С приходом Исаева кабинет словно уменьшился в размерах. Максим широко улыбнулся, встопорщив густые, начавшие седеть усы, и заговорщически подмигнул начальнику:
– Поручение выполнено!

Он осторожно достал из сумки две бутылки.
– Пиво «Жигулёвское», шампанское «Российское», как вы просили. Деньги не понадобились, я их на склад сдал.
– В смысле не понадобились? – насторожился Мухин.
– В прямом. У женщины карточка из наружного кармашка сумки торчала. Ну, я и вытащил незаметно.
Тренированное сердце Мухина пустилось в галоп.
– Ты с ума сошёл? А как же кодекс!..
– Всё нормально, Евгений Игоревич, – поспешил успокоить его Исаев. – Я потом на лестнице её догнал и карточку обратно сунул. Очень уж мне захотелось тогдашнего пивка попробовать, а на складе лишних денег не дают. Кстати, будете? – и он вынул из сумки ещё одну бутылку.
– Был ты первопроходимцем, а теперь ещё и хрононалётчиком стал, – пробормотал Мухин и пошёл к шкафу за стаканами.

Это сообщение отредактировал Gesheft - 5.03.2022 - 20:54

№12 Стрим

– Всем привет! Сегодняшний стрим несколько раз грозил сорваться, но уже все в порядке. Я с вами. Начинаем! Посмотрим, кто из тех, кто собирался поучаствовать, сейчас с нами. Москва?
– Привет!
– Дели?
– Намасте!
– Стамбул?
– Мерхаба!
– Найроби?
– Сику пьема!
И посыпались названия городов: Берлин, Мадрид, Мехико, Токио, Пекин, Владивосток, Лос Анжелес…, и приветствия участников разной степени бодрости – некоторые обозначили свое присутствие лишь протяжным зевком – но одинаково предвкушающих начало грандиозного события, которое гипотетически могло изменить их жизнь. Да что там, жизнь их страны, а то и всего мира.
– Здорово, что все в сборе. Вы знаете меня по стримам и общению на форумах как эпистемофила и экспериментатора. В этот раз я принял ответственное решение провести эксперимент в полевых условиях и пригласил всех вас поучаствовать в нём в роли сторонних, независимых наблюдателей. Огромное всем спасибо, что отозвались на приглашение. Моя задача – провести эксперимент и проверить, к какому конкретному результату или результатам он приведёт, а также зафиксировать при помощи наблюдателей сгенерированное событие или события, если их произойдёт несколько. Мой опыт прост и заключается в проверке существования, так называемого, эффекта бабочки, который заключается, как выразился его автор Эдвард Лоренц, в том, что: «Бабочка, взмахивающая крыльями в Айове, может вызвать лавину эффектов, которые могут достигнуть высшей точки в дождливый сезон в Индонезии».

Уф, надеюсь, эта часть речи, написанной вместе с моими подписчиками, разбудила когнитивные процессы всех, у которых сейчас ночь, а не убаюкала их окончательно. В любом случае, набираю воздух, чтобы произнести ее вторую часть, продолжаем с бодрствующими!
Нам повезло – в эксперименте принимает участие наблюдатель из Индонезии. На какой-то миг удача нас покинула – не смог участвовать наблюдатель из Айовы, но потом передумала и вернулась – с нами наблюдатель со степных просторов России, на которых климатические условия в данное время вполне сопоставимы с условиями Айовы. Таким образом, я максимально соблюдаю условия, прописанные в определении «Эффекта бабочки» Эдварда Лоренца.
Объектом эксперимента послужит живая бабочка, экземпляр дальневосточного махаона, вида чешуекрылых, который отсутствует в фауне моего региона. Сейчас направлю веб-камеру, чтобы все могли ее увидеть… Видите, какой прекрасный экземпляр! Какой размах крыльев!.. Я изолировал ее от внешней среды в переносном инсектарии. Температура воздуха вне инсектария двадцать пять градусов Цельсия, скорость ветра полтора метра в секунду, практически штиль. Относительная влажность пятьдесят два процента. Ясно. Идеальные условия для проведения эксперимента! Местное время одиннадцать часов пятьдесят восемь минут дня. В двенадцать ноль-ноль я выпущу бабочку из инсектария и зафиксирую взмах её крыльев. После этого эксперимент считается завершенным. Вы все являетесь свидетелями эксперимента и наблюдателями, каждый в своем регионе. Отмечайте и фиксируйте, все, что у вас происходит.

Нам нужны любые события гетерогенных характеристик для определения коэффициента корреляции.
Осталась минута до выпуска объекта эксперимента в окружающую среду. Всем отметить географические широту и долготу места проведения эксперимента в точности до секунды. Приготовиться! Я беру инсектарий в руки. Начинаю обратный отсчёт!
Десять! Девять! Восемь! Семь! Шесть! Пять! Четыре! Три! Два!
А-а-а-а-а!.. Больно же! Отпусти!.. Они же все видят!..
– Пусть посмотрят, что бывает с тем, кто тырит у родного дяди коллекционных бабочек, и не повторяют его ошибок! – Сорокалетний мужчина, высокий, атлетического телосложения, схватил за ухо упитанного, в очках подростка лет четырнадцати. – Дал же боженька племянничка! Вместо того чтобы дяде по хозяйству помочь, он у него насекомых уводит. И, главное, что взял?! Самый что ни на есть ценный экземпляр. Ты знаешь, во сколько мне этот махаон обошёлся?.. И ты его хотел просто выпустить?.. Вредитель!

– Я бы его обратно поймал! – стонал подросток, ухо которого ещё крутили дядькины пальцы. – Я сачок для этого с собой взял…
– Ишь-ты, сачок… – Дядя отпустил ухо. – Да он же сразу от шока сдох бы! Для этой бабочки всё это, – он сделал широкий, охватывающий пространство вокруг, жест, – хуже ада кромешного!
– Прости, дядя, но у меня эксперимент. Его весь мир ожидает.
– Такие же оглоеды, как ты? – Дядька взялся за ручку переноски инсектария с бабочкой внутри, лениво распрямлявшую и складывающую красивые крылья... – Труби отбой своим умникам! Бедняжка! – посочувствовал он махаону. – Перегрелся уже, наверное… Всё твоей мамке расскажу! – отвесил подзатыльник племяннику. – Как ты воровством у родного дяди на каникулах занимаешься!
– Но я бы всё вернул! – взмолился подросток.
– Вернул бы он… А ну, сворачивай свои масс-медиа, экспериментатор…
Дядька добавил ещё одно непечатное слово, не самым лучшим образом охарактеризовавшее личность племянника с морально-нравственной точки зрения.
– Ах ты моя прелесть! – Бабочке. – Напугана. Ой, крылышками-то как взмахнула! Пойдём-пойдём. Папочка тебя домой отнесёт. Папочка о тебе позаботится.
***
– А сейчас – криминальная хроника! – дикторша, красивая женщина с элегантной укладкой и точно выверенным декольте платья чуть заметно скосила глаза. Экран телесуфлёра криминальной хроники, по всей видимости, находился чуть в стороне от телесуфлёра для основных новостей.
Она продолжала:
– Главное управление по борьбе с организованной преступностью, в тесном взаимодействии с Международной организацией по противодействию торговле охраняемыми животными и насекомыми, раскрыло сеть нелегального сбыта животных и насекомых, включенных в Красную книгу, действующую в нашей стране. Успеху операции способствовало широко распространившееся в виртуальных сетях любительское видео, в котором присутствовал экземпляр редчайшего, вымирающего вида бабочек, нелегально содержавшийся в частной коллекции, наряду с точными координатами локации. Задержан ряд лиц, уличённых в преступной деятельности. Следствие продолжается…

Это сообщение отредактировал Gesheft - 5.03.2022 - 20:57

№13 СьюКи, Лав, sex, love

Удавка стянула шею Лав и потащила сопротивляющееся тело наверх. СьюКи тут же сунула пальцы под матерчатую петлю в попытке ослабить натяжение. Земля стремительно уходила из-под ног, бессильно молотящих воздух.
- Нет, тварь! Нет! – только и успела крикнуть СьюКи перед тем, как оказаться в незаметном лазе под сводом тоннеля и получить удар по затылку.
Темнота накрыла и без того чёрный мир каменного коридора.

СьюКи на секунду приоткрыла неподъемные веки, улыбнулась лицу сестры, лежащей с закрытыми глазами. «Жива», - подсказало внутренне чутье. В полумраке помещения пахло свечным воском и еще чем-то тяжелым. Мужские голоса звучали глухо. Слух СьюКи сумел выхватить только обрывки:
- Нельзя… Только днём… Мы должны есть… Она, они… Ночью… Приманка… Как мы… Подожди.
СьюКи резко повернула голову на голоса. На секунду возникли размытые силуэты двух, нет, не человек, а человекоподобных существ с козлиными рогами на головах. В голове девушки перевернулась темнота и накатившая слабость отключила сознание.

- Милая, просыпайся! – Лав погладила сестру по левой щеке. Маленький круглый шурф-окно направлял к полу косой солнечный луч. Невесомые пылинки кружились в тягучем воздухе.
Девушки сели и оглядели помещение – крепкая железная дверь, столик, допотопная тумбочка с оплывшей свечой, еще тёплая печка-камин, двуспальная кровать, сооруженная из массивных буковых веток и арматуры, покрытая рваным матрасом и всяким тряпьём. Стены, пол и потолок – всё из бетона.
- Да уж, далеко до нашего номера в НиЛимсе. - улыбнулась СьюКи. – Давно не спишь?
- Примерно полчаса.
- Что это? - взгляд девушки опустился к полу.
Холодные металлические браслеты окольцовывали ноги.
- Мы на привязи.
- Зачем? Какому психу понадобилось запирать и приковывать нас?
- Кто знает, СьюКи, кто знает. Мы будем молиться, и даст Бог – сбежим и добрёмся до Кам-Джи.
События прошедшей ночи вспышками возникали в памяти. С тех пор как они покинули бордель в НиЛимс, минуло почти трое суток. Последняя их ночевка прошла в небольшой горной деревеньке. Хозяйка ночлега отговаривала от перехода. Старая карга явно хотела на них заработать, предлагая пожить у неё до полного схода снега. Лавины привели к обвалам и оползням в горах.
Старуха перебирала у камина своё вязание и поглядывала в окно. Её белые зрачки наводили страх, а голос, казалось, предвещал беду: «Горы, горы, обвалы… Всем известно, жди беды. Недра земли исторгают такое, что вам и не снилось. Земля родит чудовищ. Земля дышит ядом. Она хоронит в своей утробе еще живых и из подземных глубин слышатся их предсмертные стоны… Ждать. Нужно ждать. Неделю, месяц. Глупые уродины, никто не осмелится идти через тоннель. Месяц назад двое попробовали, ха-ха, пройти его по снегу. Вчера ветер прикатил голову рыжего прямо на центральную площадь. Как тыкву… Это горный дьявол… За грехи человеческие. Нельзя сейчас в тоннель. Нужно ждать».
СьюКи и Лав это поняли слишком поздно.
Лязгнул засов, заставив девушек вздрогнуть и задержать дыхание. Существо, одетое в красную хламиду, полностью закрывающую его от макушки до пят, вошло в комнату. Девушки с ужасом в глазах глядели на его огромный горб, капюшон, скрывающий уродливую голову, и маску с прорезями для глаз.
- Ужин, - горбун поставил небольшую корзину на стол и удалился.
- Я боюсь, - похолодела Лав.
- Мы сбежим! Нам нужно придумать план, - прошептала её сестра.

То, что в напиток подмешали нектар цветов асфоделя, они догадались не сразу. Голова тяжелела, сознание путалось и порхало где-то на грани. Музыка, звучавшая из стен, совершенно не помешала бы внезапному сну.
В дверной проём упала тень, увенчанная крепким мужским торсом с двумя головами, на каждой из которых росли небольшие рога. Но кто бы ни стоял в дверях – им было уже всё равно, ведь цветочный опий разносил по телу приятное тепло.
Чьи-то крепкие руки застегнули металлические браслеты у изголовья кровати, а затем молниеносно сорвали одежду и бельё. Широко разведённые браслетами ноги совсем не сопротивлялись.
Лязг цепей вторил звукам музыки.
Пламя свечи вырисовывало на потолке чёрные узоры.
Комнату наполнило звериное рычание и тяжкое сопение, словно кто-то втягивал носом запах.

Лав попыталась открыть отяжелевшие веки, но сумрак комнаты и лёгкая эйфория не позволили ей поднять голову с подушки. Тепло растворялось в воздухе, музыка просила двигаться в такт.
Два твёрдых и мокрых языка коснулись нежной кожи между ног, прошлись по всем розовым складочкам, словно пробуя на вкус, смачивая, раздвигая. Одновременно крепкие руки синхронно схватили полукружия грудей и сжали затвердевшие соски. Стон девушек еще больше раздразнил монстра. Он резко придвинул податливое ласкам тело, закинув ноги себе на плечи.
Мягкая шерсть ласково щекотала стопы. СьюКи захихикала. Лав улыбалась в предвкушении. Белые капли девичьего сока только и ждали твёрдую плоть, стекали вниз к тугому пульсирующему узелку. Монстр мастурбировал, размазывая соки по розовым щёлочкам. СьюКи провела языком по приоткрытым губам сестры. Монстр зарычал и два члена одновременно пронзили две девичьи дырочки, наполняя собой, проникая внутрь. Лав закусила губу и схватилась за спинку кровати. СьюКи со стоном изогнулась, еще больше насаживаясь на член.
Монстр двигался как поршень, сминая здоровенными ладонями трясущиеся бёдра и груди. Кровать тряслась под могучими ударами, цепи лязгали, а девушки стонали всё громче от беспрерывной мучительной, сладкой ласки. Движения монстра ускорились, приближаясь к пику наслаждения. Женское естество выворачивалось навстречу неутомимой мужской тверди, которая скользила и скользила, тёрлась, росла и пульсировала и, наконец, изверглась в женское тело белым мускусным потоком.
СьюКи и Лав содрогнулись в конвульсиях наслаждения. Глаза их по-прежнему оставались закрыты а лица оскалились улыбками.
Двухголовый слез с изножия кровати:
- Сегодня всё.
- Всё.
Поднял с пола полотенце и вышел, заперев за собой дверь.

- Милая, проснись! Как себя чувствуешь? – СьюКи чмокнула сестру в нос.
Лав уже знала ответ:
- Замечательно.
Девушки потянулись, упираясь руками в спинку кровати.
- Послушай, что я придумала…
- СьюКи , должна тебе сказать, у меня такого никогда ни с кем не было. Он великолепен, ты согласна?
- Да, он лучше всех тех искателей экзотики, что встречались нам за всю жизнь, но послушай…
- И, главное, всё натуральное, своё.
- Кожаный ублюдок, по факту, он опоил и изнасиловал нас.
- СьюКи, мы всю жизнь работаем в борделе. Мы обслуживали клиентов от безногих сталкеров со сползающей кожей, до Безглазых. О каком изнасиловании ты говоришь? Мы подходим друг другу как кусочки пазла.
- Ты заблуждаешься, не вздумай…
Массивная дверь открылась, и горбун в красном балахоне палача отстегнул их от кровати, но снова сковал цепи между собой.
- Гулять.
Выход на поверхность оказался совсем рядом с местом их заточения.
Щурясь на ярком весеннем солнце, они стояли на покатом склоне горы, поросшей редким лесом и усеянной валунами. Справа мелькнула бирюзовая гладь водоёма.

Сёстры пошли, осторожно ступая между оскольчатых серых камней и цепляясь руками за ветки. Зайти в воду так никто и не решился. Природа ожесточилась на людей. Кто знает, что поджидает под поверхностью воды, да и вода ли это.
- Купаться можно, – раздался позади голос горбуна.
- Отвернись, пожалуйста!
Но он продолжал сидеть поодаль и смотреть, как падает на серые камни одежда и вода нежно обволакивает бархатную кожу. Душа тянулась к прекрасному.
Девушки плескались и резвились в горном озере, а по другую сторону горы в костре догорали человеческие останки – то, что не пригодилось для ужина.

Горный бес приходил каждую ночь, заковывал их в кандалы и насиловал в самых изощрённых позах, размазывал по лицам семя, играл в кукловода. Власть и страсть набухали в его венах. Он подсаживал девушек на цепкий крючок сладострастия и вседозволенных удовольствий, так, что они уже не могли без него. Он не замечал, как женская слабость, выносливость и любовь делают его уязвимым.
- Достаточно нектара асфоделя, я хочу оставаться с тобой в сознании! – крикнула Лав вслед уходящему горбуну, чтобы её голос донёсся до дальних уголков.
В конце концов, хозяин ласков, и пора научиться доверять. Они могли бы показать всё, чему научили их бессонные ночи в борделях НиЛимса.
Когда в полночь горный бес возник в дверях, обнажённые девушки уже ожидали его натёртые пахучими маслами, а на кровати алели разбросанные цветы хиганбаны.
Монстр погладил СьюКи по левой щеке, Лав – по правой, и вложил вздыбленные члены в манящие приоткрытые губы.
Чёрные силуэты на потолке заплясали свои безумные рогатые танцы.
И никаких кандалов.

- Ты всё ещё хочешь в Кам-Джи, только честно?
Лав посмотрела на сестру так, словно от её ответа зависела вся её жизнь. СьюКи взорвалась:
- А ты? Только не говори, что за каких-то полгода ты привыкла. То, что мы всегда накормлены и под присмотром – ничего не значит. Да, мы помогаем по хозяйству и ходим вместе на охоту, ловим скальных кротов и обрабатываем их тушки. Но мы пленницы! Мы едим человечину! Он их убивает, а мы едим! Ты так хочешь провести остаток дней?
Лав вжала голову в плечи, на глазах блеснули слёзы.
- Мы так мечтали о Кам-Джи. Только подумай: там люди терпимее, чем везде, если ты мутант или с рогами, то не будут насмехаться. Мы найдем нормальную работу.
- Мне нравится здесь, - тихо произнесла Лав.
- Милая, он рассказал нам о тоннеле, о ядовитом метане в середине и кислотных желейных каналах. Мы сможем. Мы пройдём! Попытайся поверить в нашу мечту хотя бы ради меня! – горечь сквозила в голосе СьюКи.
Они сидели в своей коморке, отвернувшись друг от друга и взвешивая все «за» и «против» побега.

Случай сбежать представился тёплым осенним днём.
Полуденное солнце ласково погладило пропитанные тоннельными страхами волосы. Ветер толкнул в спину: «Прочь».
Сёстры с упорством взбиралась на старую тоннельную насыпь, обходили валуны и деревья. Мелкие серые камни скатывались вниз, к выходу, создавая шуршащее эхо.
- Вперёд, навстречу городу, где мы будем счастливы!
Внезапно Лав ухватилась рукой за ветку.
- Стой, СьюКи! Я не могу.
Тишина оглушила горы.
- Почему? Ты же так хотела свободы!
- Теперь не хочу.
- Лав, город нас ждёт. Там будет много людей, и красивые платья, и мужчины будут дарить нам деньги и украшения. Мы не можем вернуться.
- Ты ошибаешься! Что нас ждёт в городе? Опять будем выступать в играх или шоу? Или вернёмся в бордель? Каждый, кто нас видит, тычет пальцем – смотрите, что за уроды! Нас боятся, СьюКи. Земля после взрыва стала другой, но такие как мы с тобой и как… он, – Лав махнула рукой в сторону тоннеля, - никуда не делись. Мы – мутанты, монстры. И наше место здесь. Вдали от людей.
СьюКи внимательно посмотрела на сестру, вглядываясь в глубину изумрудных глаз.

Девушки стояли в окружении солнечного света. Ветер развевал их длинную юбку, из-под которой выглядывали две ноги, обутые в армейские ботинки. Правой рукой Лав придерживала сумку, перекинутую через левое плечо СьюКи.
- Я всегда с тобой! – СьюКи склонила лоб ко лбу своей нераздельной сестры. Правая и левая рука сиамских близнецов обняли хрупкие плечи.
В тени тоннельных сводов, скрестив руки на груди, стоял и смотрел на них рогатый двухголовый монстр в красном балахоне палача.

№14 Противоестественные связи

В конце двадцать второго века человеческая цивилизация была уничтожена в последней большой войне взрывами, накрывшими всю планету. Как ни странно, тогда уцелело еще много людей, но затем из разрушенных лабораторий вырвались боевые вирусы. Они добили остатки взрослого населения, не тронув детей. Практически на каждом континенте среди разрушенных городов и выжженных земель миллионы детей остались сиротами. Большая их часть погибла в первые дни новой эпохи от голода, холода, болезней, радиации и хищных зверей. Те, кто оказался умнее, смелее и независимее, смогли выжить, объединиться в конклавы и начать строить новую цивилизацию. Те же, кто оказался чуть глупее и злее, одичали. Естественные роды в двадцать втором веке являлись нонсенсом, эмбрионов выращивали в репродуктивных клиниках. Вчерашние дети просто не знали другого способа размножения. Конклавы, которые смогли найти уцелевшие клиники с запасами человеческих зигот, получили шанс на возрождение цивилизации.
***
— Кудряш, замри! Справа от тебя метрах в пятидесяти медведь.
— Принял, Башня. С медвежатами?
— Вроде без, — Потрепанная СВД для Башни сейчас больше служила прибором дальнего видения, но всё же патрон был со звоном загнан в патронник.
— Ей, не волнуйся, я с подветренной стороны, он меня не учует. Предупреди остальных.
— Ага, переключаюсь на общую волну. Я быстро.
— Я пока посижу тут, – юноша запрыгнул в окно угловой квартиры и услышал ответ:
— Не бойся, твоя задница в надежных руках.
Квартира, в которой временно отсиживался поисковик, оказалась интересной. Она мало пострадала от взрывов, особенно спальня с большой двуспальной кроватью. Редкость в двадцать втором веке. «Надо позвать сюда Башню», — подумал Кудряш, улыбаясь своим мыслям.
***
— Это все неправильно, – шептал юноша между поцелуями. Жаркие объятия партнера не давали ему вздохнуть. Пальцы Башни то и дело вплетались в его кудри, перебирая их.
— Я балдею от твоих волос! Жаль, что мои опекуны не разрешают мне отрастить такие же…
— Ты не слышишь меня? — с укором пробурчал Кудряш. — На нас уже косятся. Если до Совета дойдут слухи о наших «противоестественных» связях, о том, что мы не просто друзья и напарники… нас изгонят, — Юноша встал, с трудом высвободившись из нежных теплых объятий.
— И что, бросишь меня? Променяешь меня на кого-нибудь «естественного» партнера? — одеяло соскользнуло и, словно невзначай, оголило то, что ни один «естественный» партнер не мог дать Кудряшу.
Юноша невольно залюбовался. «Да кого я обманываю!» — пронеслось у него в голове. Он вернулся на ложе и стал страстно целовать Башню.
— Эй, эй, полегче, засосы мне не к лицу, — слова словно сквозь туман доносились до Кудряша. «Сегодня я поговорю с опекунами и будь что будет», — мелькнула последняя связная мысль в его голове.
***
Кудряш и Башня почти до самой границы их конклава шли, держась за руки. Потом, не сговариваясь отстранились, временами посматривая друг на друга украдкой, когда каждый думал, что напарник этого не замечает.
— «База», ответьте! «Птенцы» возвращаются, приём.
— Это «База», птенцов в периметре наблюдения не обнаружили, наблюдаем двух голубков, приём! – раздалось громко из рации.
Кудряш словно кожей почувствовал смех всех, кто в этот момент слушал эфир. Юноша с опаской взглянул на Башню, ожидая реакции.
— «База» или отвечаете по протоколу, или протокол будет торчать у вас из задницы, прием. — голос Башни не дрогнул, и только Кудряш знал, чего это стоило.
— «Птенцы», видим вас. Ворота номер шесть. Как поняли? Прием!
— «База», принято, ворота номер шесть. Конец связи.
«Птенцы» свернули направо, в сторону обозначенных ворот.
— Сука, трус хренов! —голос Башни срывался в рык.
— Серый что ли? — удивился Кудряш. — Это он же сегодня на «Базе»?
— Да, он самый, козел! Сам-то ко мне втихую подкатывает…
Кудряш помолчал с минуту, потом спокойно произнес:
— Не самые дальние ворота.
До самых ворот они шли молча, каждый думая о своем.
***
— Это противоестественно, сынок, — повторял опекун. — Совет не одобрит ваш брак.
— Но мы же любим друг друга? В конце концов разве не это главное?
Кучерявый юноша смешно тряс кудряшками в такт своему возмущению, что никак не вязалось с серьёзностью разговора — и его опекун еле сдержал улыбку и желание потрепать по волосам так быстро повзрослевшего сына.
— Любовь — это очень важно! Как ты знаешь, предыдущая цивилизация погибла, потому что забыла, что такое любовь… Вспомни те фильмы, которые наши про-опекуны нашли в единственно уцелевшей репродуктивной клинике, золотую коллекцию номинантов и лауреатов Оскара. Все беды происходят, когда люди вступают в противоестественные связи. Из-за них человечество наказано бездетностью и только уцелевшие репродукторы дают нам шанс… Через пять лет ты войдешь в возраст мужчины и сможешь взять опекунство над ребенком. И тогда ты поймешь, что я желаю тебе только добра. — произнес опекун почти умоляюще.
Кудряш молчал.
— Сынок…— седовласый мужчина впервые почувствовал себя старым. Он осторожно присел на пол. — Ну почему ты такой?
Юноша выскочил из дома и побежал в их тайное убежище.
***
Они сидели, обнявшись и тесно прижавшись друг к другу. Эту нору вырыл Кудряш, будучи еще совсем мальчишкой. А однажды он обнаружил здесь Башню. На свой немой вопрос мальчик услышал безапелляционное: «Надо расширить, вдвоём будет тесно». Именно так, утверждающе. Как будто всё так и должно быть. Кудряш тогда ничего не сказал, он молча взял саперную лопатку и начал расширять нору. С тех пор они и дружили: без вопросов, без сомнений. Ровно до первого поцелуя. После этого сомнения и вопросы постоянно одолевали Кудряша. Но только не Башню - для Башни все было как должно.
Они сидели, обнявшись и тесно прижавшись друг к другу, понимая: то, что они сейчас скажут, навсегда разделит их жизнь на «до» и «после».
Кудряш тянул до самого утра и нервно вздрогнул, когда услышал:
— Ты лучшее, что было в моей жизни.
Кудряш снова промолчал, лишь сильнее сжимая Башню в объятиях.
***
С первыми лучами солнца обычно приходит либо принятие неизбежного, либо душевный подъем от осознания того, что все проблемы решаемы. Утро всегда помогало, но не сегодня. Кудряш шел к дому своих опекунов чувствуя, что принять новую жизнь он не сможет. И в то же время изменить то, что уготовано ему судьбой, тоже не в состоянии.
Злость на самого себя, на собственное бессилие распирала его, ища выход. Кудряш свернул на узкую улочку и увидел Серого. Тот шел на встречу нервно потирая ладони.
— Привет, Кудряш! Может ты и со мной по-быстренькому, раз тебе не принципиально с кем?
— Сейчас я тебя убью, — выплюнул зло Кудряш, ускоряя шаг.
Не прекращая двигаться навстречу друг-другу, противники вытащили ножи. Серый держал нож в правой руке прямым хватом, Кудряш же в левой, обратным хватом. Оба при этом прекрасно сражались обеими руками.
Когда между ними осталось всего пару шагов, Кудряш сквозь зубы произнес:
— Беги, дурак.
Серый только сильнее оскалился и бросился вперёд, широким взмахом атакуя горло Кудряша.
Тот ушел влево, ныряя под правую руку противника, и, завершая оборот против часовой стрелки, вонзил нож в живот Серого.
Вскочив, Кудряш увидел, как противник роняет из рук ножи, заваливается на землю, хватаясь за рану. Кудряш почувствовал жжение в спине, один из ножей Серого запятнан кровью. Противник умудрился поранить его, хоть и слегка.
— Ты действительно трус, напал с двумя ножами.
— Все кудрявые такие тупые или только ты? — прохрипел Серый. — Трус я, потому что так никогда и не решился признаться Башне в любви. Ты-то хоть сделал это?
— Пошел ты…
— Не поверишь, собирался, — прохрипел Серый. Он вытащил окровавленными руками ключи и бросил их Кудряшу. — За укреп районом, в квадрате ноль-ноль четырнадцать есть дом с гаражом. С красной крышей, помнишь? Там машина на ходу, батареи целые, два года собирал. Около двух тысяч км на одном заряде, в багажнике раздвижные панели и припасы. Хватит, чтобы добраться до зоны отверженных. Я хотел с Башней рвануть. Все никак решиться не мог. Думал, если сейчас тебя завалю, то точно рвану. Бегите, пока не поздно…
— Нет никакой зоны отверженных, сказки всё это…
— Есть, Кудряш, есть. Думаешь одни мы с тобой что ли такие больные на голову? И нет у тебя больше выбора, – Серый кивнул на камеру, установленную в начале улочки, хрипнул и затих.
Кудряш рванул со всех ног к дому опекунов Башни. Всё-таки утро вечера мудренее. Кудряш больше не терзался мыслями, он нашел свое примирение с тем, кем он является и почувствовал душевный подъем от мысли, что теперь они смогут быть вместе. Ведь если даже Серый, циник и скептик, верил, что зона отверженных существует, то, возможно, и они найдут там свое счастье. Пусть и противоестественное, но счастье.
***
Дорога далась им тяжело. Машина и раздвижные панели не подводили, еды достаточно, дороги были вполне себе удобными, даже две стычки с дикими не вызвали опасений, тем не менее пара впервые так далеко и надолго покинула свой конклав. С каждым месяцем вера Кудряша в зону отверженных слабела. Но путь назад для него закрыт, а Башня… Башня, как всегда, радуется каждому мгновению, когда не надо прятаться и притворяться. Но дорога в неизвестность изматывает любого.
Через несколько месяцев Кудряш начал замечать, что Башня всё больше раздражается.
— Поездка на тебе плохо влияет, — заметил как-то Кудряш.
— И как это? — тон Башни не предвещал ничего хорошего.
— Ты толстеешь, — продолжил Кудряш, — Надо переходить на нормальное питание, консервы и сухие пайки на тебя плохо влияют.
— Но ты же не толстеешь, — тон Башни стал злее.
В голове Кудряша вдруг раздался звоночек. Впервые за всё время знакомства он вдруг понял, что именно должен сейчас сказать.
— Я тебя люблю. Всё будет хорошо, — юноша почувствовал, как ладонь Башни накрыла его колено и крепко сжала.
— Я тебя люблю больше.
— Теперь-то да, на килограммов семь-восемь примерно, — сказал Кудряш и они впервые за долгое время рассмеялись.
***
Они сидели возле машины и варили суп из пойманного кролика, когда это наконец-то произошло. Два человека, женщина и мужчина, в камуфляжной форме появились на дороге, неспеша шагая в их сторону. На диких они не походили. Убедившись, что Кудряш их заметил, гости помахали руками в знак того, что безоружны и настроены мирно.
Кудряш пригласил гостей к импровизированному столу. Те приняли приглашение, но от еды отказались. Возрастом они были гораздо старше Кудряша, но моложе его опекунов.
Кудряш, держал руку у кобуры. Он бы предпочел нож, но против двоих мог и не сдюжить, а Башня в последнее время не боец.
Мужчина заметил это и предостерегающе произнес:
— Мы не одни. Нас послали для проверки. Если ты причинишь нам вред — ты умрешь.
— Вы сносно говорите на общем, — голос Башни чуть дрогнул.
— Мы все сносно говорим на общем. Мы, отверженные, как нас называют в конклавах. Мы принимаем всех, любой расы, вероисповедания и сексуальной ориентации.
— Сексуальной чего? — не понял Кудряш.
— Ну… в общем и «естественных» и «противоестественных», — улыбнулась женщина.
— Значит мы вас нашли? — голос Башни впервые за долгое время расслабился.
— И очень вовремя нашли, — сказал мужчина, кивнув на живот Башни.
— Это меня наказывает судьба, вряд ли от этого есть лекарство.
Мужчина с женщиной переглянулись.
— Вы хоть знаете, что с вами сейчас происходит? — женщина нежно взяла Башню за руку.
— Меня наказывает судьба, — голос Башни задрожал. — Или бог, или мать-природа, не знаю, — послышался всхлип. — За совращение Кудряша, за нашу… связь…
— О нет, — улыбнулась женщина. — Это не наказание, это редкое чудо! И оно вам даровано за смелость, упорство и любовь!
— И то, что вы так вовремя нас нашли, лучшее доказательство тому, что само провидение ведет вас за руку, — добавил мужчина.
Он вытащил рацию и под удивленным и ничего не понимающим взглядом Кудряша произнес в неё:
— «Гнездо», это «аист один» и «аист два», всё в порядке! Готовьтесь к встрече. С нами парень и беременная девушка, предупредите доктора. Как слышно, прием!

№15 Случайность и предопределенность.

Автобус опаздывал минут на десять. Все бы ничего, но пронизывающий декабрьской изморозью, сильный ветер заставлял втягивать голову поглубже, зарываясь в воротник по самые уши и бессильно всматриваться в слепые сумерки. Наконец на горизонте показался рейсовый ПАЗик. Через несколько минут, натужно кашляя, автобус заехал на остановку. Продрогшая Вика вошла в теплый салон и усевшись, повернула голову в сторону окна. Освещение в салоне не позволило разглядеть серые корпуса комбината по ту сторону стекла, вместо них девушка увидела свое бледное, немного уставшее лицо. События сегодняшнего вечера каруселью закружили в голове, вызывая новую волну переживаний.

Девушка работала в Доме Культуры при швейном комбинате, преподавала уроки игры на фортепиано. Пару месяцев назад директор ДК, Татьяна Александровна, попросила ее взять еще одну ученицу.
- Но у меня и так полный класс,- попробовала возразить Вика.
- Виктория Львовна, мамаша говорит, что девочка хочет именно к вам. Ну посудите сами, в вашей группе самые сильные ученики, наверное наслышалась о вас, вот и просится.

Пришлось подвинуть занятия на час вперед и втиснуть в график новенькую. Так среди учеников возникла Ирочка - мелкая для своих одиннадцати лет, худая девочка с жидкими косичками и невыразительным взглядом. Новенькая сразу же показалась Вике странной. Ребенок ходил на уроки исправно, но без особо энтузиазма. И вообще, занятия с девочкой стали своеобразным испытанием для Вики на психологическую устойчивость. Слабые, тонкие пальчики лениво постукивали по клавишам, извлекая невнятный, безликий звук.

По прошествии некоторого времени прогресса не наблюдалось ни в технике беглости пальцев, ни в умении извлекать из инструмента красивые, глубокие звуки. Но больше всего Вику добивало странное сочетание абсолютной неспособности Ирочки к обучению, и то, с каким упорством девочка продолжала ходить на уроки.
Попытки поговорить с директрисой по поводу новенькой также ни к чему не привели.
- Виктория Львовна, раз ребенок приходит, значит музыка ее все же интересует. Да у всех разные данные, кто-то талантлив от природы, а кому-то надо время. Поймите, мы с вами не вправе решать такие вещи.
Порой девушка тешила себя надеждой, что вот наконец позвонит мать ученицы и скажет, что дочь на музыку ходить больше не будет. И уйдут в прошлое ненавистные два часа в неделю с Ирой и сильнейшая головная боль, после каждого занятия. Но Ирина мама не звонила, а молчаливая, печальная девочка продолжала посещать занятия, вызывая у Вики смесь жалости и раздражения.

Сегодня на уроке Ира, вяло перебирая пальцами, пыталась сыграть один из простеньких этюдов. Над этим произведением они с Викой работали уже не одну неделю, готовясь в отчетному концерту. Прогрессом тут и не пахло, скорее наоборот, вместо того, чтобы резво бегать, этюд полз из последних сил, готовый вот-вот остановится, как телега с издохшей от старости лошадью.
- Остановись, - не выдержала Вика, - ты что дома не занимаешься?
- Занимаюсь, - прошелестела ученица.
- Так в чем же дело? Это ведь не самый сложный этюд, а ты пальцами едва шевелишь.
Девочка опустила голову и угрюмо уставилась в клавиатуру. Выждав немного, Вика спросила:
- Тебе нравится заниматься музыкой?
Ира коротко кивнула, не меняя выражения лица.
- А мне кажется, что нет, - не сдержалась учительница, - тебе не нравится, но ты продолжаешь ходить сюда по какой-то причине. Скажи честно, тебя мама заставляет?
Девочка сначала никак не отреагировала, затем медленно, но решительно покачала головой. Поглядев на Вику исподлобья, сказала одними губами:
- Так надо...
Удивлению педагога не было предела:
- В каком смысле надо? Кому надо?
- Я не могу сказать, и вы все равно ничего не поймете...
- Погоди, что я должна понять?
Ира не ответила, уставившись в ноты, она продолжила ковыряться в клавишах. Учительница остановила ее, ухватив за руку:
- Ты мне объяснишь, что происходит?
Вместо ответа девочка встала, сложила ноты в портфель и не попрощавшись покинула класс.

А через полчаса Вику вызвала к себе директриса. Обычно спокойная и доброжелательная, Татьяна Александровна встретила девушку с плохо скрытым раздражением.
- Проходите! - суматошно перебирая на столе предметы, она нервным жестом указала на стул, и спросила:
- Виктория Львовна, что вы себе позволяете?
Вика обомлела:
- В каком смысле?
- В прямом! Что за допросы вы устраиваете ученикам?
- Я не понимаю, о чем вы.
Татьяна Александровна вскочила и широкими шагами начала мерить свой не большой кабинет. Наконец она остановилась, поправила на груди кофточку и испепеляюще зыркнула на Вику:
- Занимайтесь учебным процессом и не надо лезть никому в душу. Ну, что вы уставились! Мне звонит Тоня Гасилова, между прочим передовая ткачиха, о ней и в районной газете писали, и жалуется на то, что вы довели ее дочку Ирочку до истерики. Это непедагогично!

Вика со всей очевидностью ощутила абсурдность ситуации, и попыталась вырулить разговор в более адекватное русло:
- Да мне ребенка жалко, музыка это не её...
- Это не вам решать! Или вы намерены оспорить право девочки на обучение в нашем ДК?
- Нет же...
- Вот и славно, идите и обдумайте свое поведение, - директриса всем видом дала понять, что разговор окончен.

На следующее занятие Ирочка пришла как ни в чем не бывало. Вика вела себя осторожно, на вялые взбрыкивания пальцев ученицы в технически сложным местах этюда старалась внимания не обращать, от провокационных вопросов и замечаний воздержалась. Уже после ухода девочки, Вика заметила нотную тетрадь, оставленную ученицей. В тот же день, узнав в канцелярии адрес Гасиловых, она решила вернуть тетрадку лично, а заодно и с мамашей познакомиться. Старую пятиэтажку в серо-розовых разводах, располагающуюся на другом конце города, Вика нашла довольно быстро. Дверь открыла приятная, улыбчивая женщина лет пятидесяти.
- Здравствуйте, Ира сегодня ноты забыла на занятии. Я ее учительница по музыке, Виктория Львовна, - Вика протянула тетрадку, ожидая приглашения войти.
Но женщина почему-то не спешила ни с тетрадкой, ни с приглашением. Приветливая улыбка начала медленно сползать с лица незнакомки, и она недоуменно посмотрела на девушку:
- Простите, какая Ира?
- Это квартира Гасиловых? - лоб вдруг адски зачесался под колючей, шерстяной шапкой.
- Да, я Антонина Гасилова, но я не знаю никакой Иры, - незнакомка вновь лучезарно улыбнулась, как бы извиняясь за возникшую ситуацию.
«Что там напутали в нашей канцелярии, черт бы их побрал?» - подмерзшие с мороза мысли медленно хороводили где-то у начинающих пульсировать висков.
- Вы еще звонили моему руководству по поводу дочери Иры, или это ваша внучка? - все же попыталась выяснить Вика.
- У меня нет и никогда не было дочери Иры, а внучку зовут Лиза, - женщина с сочувствием посмотрела на Вику.
***
Телевизор что-то бубнил сначала об обвале котировок на бирже, затем о резком похолодании в регионе и опасности обморожения. Потом голос диктора незаметно отъехал куда-то на периферию сознания, а Вика, как ни старалась осмыслить услышанное, цепляясь за фразы, все глубже погружалась в дремоту. Часы показывали четверть двенадцатого ночи, когда в дверь громко постучали. Посиневшая от холода Ира, поеживаясь смотрела на Вику своим серым, безразличным взглядом. Девушка оторопела и отошла в сторону, пропуская ученицу в квартиру. Через пять минут, обнимая озябшими пальцами чашку горячего чая, девочка бесцветно произнесла:
- Я за нотами.
Когда Ира развернула тетрадь, Вика заметила, что нотного стана там больше нет. Вместо него бумага была исписана неизвестными символами. Девушка ошеломленно вглядывалась в написанное, и знаки оживали у нее на глазах, выстраиваясь в сложную, но понятную систему. Она вдруг четко увидела сначала себя, потом всех своих родных и знакомых, и вот уже весь их небольшой город, со всеми жителями распростерся перед ней, как на ладони. Вика лишь на секунду подняла глаза на девочку, встретив ее внимательный взгляд. Посмотрев обратно в тетрадку, она увидела, что живая картина, обрастающая подробностями, приобрела объем, заняв почти все пространство кухни.

А через минуту, райцентр превратился в точку, поглотив и родной городок и прилегающие к нему области. И вдруг, на карте возник красный флажок. Он начал быстро расти, преображаясь в небольшой населенный пункт. Селение Яново располагалось в десяти километрах от соседнего областного центра. Там, в подвале одного из домов клубились страх, боль, отчаяние. Черным, шипящим змеем вползли они в сознание Вики.
- Что там случилось? - спросила девушка.
- Мало времени, нужно успеть.
Было что-то еще, требующее немедленного уточнения, и Вика, продираясь сквозь поток поступающей информации, сумела таки сосредоточиться и задать еще один вопрос:
- Почему именно я?
- Потому, что только вы сумели увидеть и принять.
- А что будет если я не успею?
Но девочка не ответила. Допив чай, она махнула рукой. Картинка потухла и сложившись, послушно легла в тетрадку, которую Ира сунула в карман пальто.

Серый, зимний рассвет неумолимо продирался сквозь плотные шторы. Вика открыла глаза и попыталась вспомнить события вчерашнего вечера. «И приснится же такое»,- усмехнулась она про себя. Растерянность вновь овладела девушкой, когда войдя на кухню, она увидела чашку на столе, из которой вчера поила Иру. Название деревушки и адрес дома четко высветились в памяти. Казалось, что девочка, все еще незримо присутствует на кухне и требует от Вики решительных действий.

***

Леха вел свой УАЗ Патриот, прокладывая дорогу в глубоком, рыхлом снегу. Вика позвонила рано утром и попросила о помощи. Во-первых, тот факт, что она позвонила сама, первая, уже был чем-то экстраординарным, во-вторых, девушка попросила ей помочь, ну как тут было отказать. Через час пути они въехали в Яново. Безлюдное, заснеженное село встретило их умиротворяющей тишиной. И вот уже искомый дом, стоящий на отшибе, замаячил впереди по курсу добротно скроенным, кирпичным фасадом. На стук в дверь никто не вышел. Леха, перемахнув через забор, оказался по колено в снегу. Они подходили к дому, когда раздался неясный шум где-то слева от порога. Сквозь небольшое, зарешеченное окошко у самой земли послышались чьи-то приглушенные стоны.
- Ломай, - Вика решительно указала на решетку.
В подвале дома они нашли троих подростков. Двое были прикованы к стене и истощены до предела. Третий безвольно висел на руках и был без сознания.
Через сорок минут Яново огласилось сиренами машин скорой помощи и полиции.

***
По прошествии некоторого времени, когда Вике с Лехой объявили благодарность, выяснилось, что дом принадлежал Юрию Никитину, сорока шести лет отроду. Мужчина был разведен, работал в областной администрации. За неделю до того, как молодые люди нашли его пленников, Никитин разбился на своем авто, не справившись с управлением на обледенелой дороге.
Кратковременная слава, внезапно пришедшая к Вике, не принесла ничего, кроме раздражения и усталости. Татьяна Александровна была в числе тех, кто особо донимал девушку вопросом о том, как она узнала о случившемся.
- Мне Ирочка Гасилова рассказала, помните о такой? - как-то не выдержала Вика, но её начальница лишь покачала головой.
Со временем встреча со странной девочкой поблекла и затерлась в памяти Вики. Возможно девушка сама рада была забыть Иру, как нечто необъяснимое и от этого пугающее.

*****
Пройдет много лет, внук одного из спасшихся мальчиков станет ведущим специалистом в области противокосмической обороны. Он возглавит международную научную группу по программе устранения угрозы, связанной с летящим к Земле астероидом и успешно завершит этот проект.

Это сообщение отредактировал Gesheft - 5.03.2022 - 21:07

№16 Три минуты жизни

«Ожиданьем утомлённый, одинокий,
оскорблённый,
Над пустыней полусонной умирающих
морей,
Непохож на человека, а блуждаю век от
века,
Век от века вижу волны, вижу брызги
янтарей».
(Константин Бальмонт)

Я ненавидел своё бессмертие. Потому что именно с временем у меня были проблемы. Его мне удалось выкроить ничтожно мало.
В который раз я стал набирать нужную дату. Неловко подавшись назад, споткнулся о коробку, в которой лежала она… Подземный бункер был слишком тесен для моих вещей, но я так и не смог с ними расстаться. Приоткрыл крышку, достал голову и вгляделся в идеальное кукольное личико, которое когда-то так любил целовать. Поморщился и отшвырнул её вместе с длинной коробкой в дальний угол.
Торопливо погрузился в мягкое, как желе, кресло. Закрыл глаза, почувствовал проникновение подключившихся датчиков.
* * *
- Антошка, что, что ты купил? – удивлённо смотрела на меня Катя. Её рассыпавшиеся по плечам светлые волосы спутались на концах и напоминали гнездо. Меня это всегда смешило. Я обнял её за плечи и взглянул в серые растерянные глаза. Она никогда не красилась, хотя ей бы, наверное, подошло.
- Кать, ну ты же мне друг? Ну помоги по-братски. Я в этой инструкции уже увяз, а ты же с подобными работаешь?..
- Ну да. Только с промышленными. А в службу поддержки звонить не пробовал? – пробурчала мой друг детства.
Я заискивающе потёрся лбом о её затылок. Но она казалась не на шутку уязвлённой.
- Ладно, пошли. Где она у тебя?
- Дома.
Мы рассматривали длинные блестящие волосы, стройные ноги и вздёрнутый носик. Индивидуальный заказ!
- Красивая, – сказала Катя без всяких эмоций.
- Да! – с восторгом подхватил я. – Только посмотри, какое тело, а? Да ты пощупай, пощупай! Как настоящее. Только идеальное.
- Да уж.… Как зовут? Или ты сам назовёшь?
- Уже назвал. Сильвия!
- Понятно, – она стала напевать какую-то старую песенку про резиновую Зину.
- Да ладно, брось, – слегка обиделся я. – У нас всё серьёзно.
- Серьёзно? И где же вы познакомились? – терзала меня подруга.
- Я увидел её в одной видеоигре. И это была любовь с первого взгляда!
- И она, конечно, ответила тебе взаимностью.
- Не сразу. Я долго ухаживал. Заваливал подарками из виртуального магазина. И заказывал для неё самые романтические письма в лучших копирайтерских агентствах!

Но Катюха смотрела на меня, нахмурившись.
- Бро… Ну ты чего? – я легонько толкнул её в бок. Она согнулась, будто от боли, но засмеялась.
- Совет да любовь! Что ж… Отзывы на неё отличные. Не ругайтесь только. А то семейная жизнь непредсказуема, я слышала.
- Не. Ругаться мы не будем, это факт. Сама же знаешь, какая там умная программа – будет подстраиваться под мои желания и настроения. Ты понимаешь, как я счастлив? Это женщина моей мечты!
Моя подруга – спец, в два счёта разобралась с инструкцией и заявила, что невеста готова к использованию. В этом вопросе ей можно было верить на все сто, она работала в корпорации по программному обеспечению биороботов.
- Если хочешь, могу поднять её уровень эмоциональности. Правда, могут быть побочки в виде истерик. Но кому-то нравится.
- Не. Пока не надо.
Мне не терпелось познакомиться с Сильвией, но Катя не спешила уходить.
- Антошка… – спросила она мягко. – Ты серьёзно хочешь провести с ней вечность?
- Ну… Во-первых, она идеальна, а во-вторых… Там в каталоге ещё много моделей есть, – подмигнул я подруге.
- Понятно, – она уставилась в огромное панорамное окно в моей гостиной. За ним шумело тёмное зимнее море. - Скажи… Ты чувствуешь что-нибудь? Я имею в виду…
-Что? – не понял я.
- Ну, с тех пор как мы живём неограниченные временем, я перестала ощущать себя.
- Как это? Катюш, ты о чём? – я попытался шутливо ухватить её за ухо.
- Я хочу жить. По-старому, по-человечески.
- Так живи, глупенькая! – засмеялся я. – Живи и получай удовольствие. Всё же вокруг для нас!
- Да… Столько игрушек, чтобы заиграться. И навсегда остаться в игровой комнате.
- Да что с тобой, котёнок! Перестань. Что за хандра?
- Извини. Я пойду.
- Ты звони… - сказал я, но это прозвучало как-то неуклюже.
Я смотрел, как она выходит через автоматические прозрачные двери моего большого дома. На секунду вдруг пришло в голову, что вижу её в последний раз, но я отмахнулся от этой мысли. С чего бы это? И я тут же забыл обо всём, провожая взглядом неприлично круглые и упругие бёдра Сильвии, которая направлялась в спальню.
* * *
Пробуждение всегда было тяжёлым, но в этот раз я с особым трудом разлепил веки. Руки не слушались, и я почти не чувствовал тела, мокрого то ли от геля, то ли от вновь пережитой сцены. Собравшись с силами, одним рывком извлёк из живота катетер, с помощью которого программа обеспечивала питание.
…Хорошо помню ту ночь, когда мне вдруг приснились спутанные волосы Кати. Я вздрогнул и проснулся. Долго ждал утра, чтобы набрать её номер.
– Катерина Синицына ИН 643006701110 умерла 2 августа 2582 года. Жилой фонд занимает семейная пара Соколовых из династии архитекторов. Подробную информацию может предоставить Центральный Архив.
- Умерла?! Как?
- Причина смерти – отказ от препаратов, продлевающих жизнь.
- Почему она это сделала?!
- Информация отсутствует. Задайте другой вопрос.

Говорить с безразличным коммутатором не хотелось. Я сел на диван и подсчитал, что она умерла пятьдесят восемь лет назад. Как же так вышло, что я не помнил эти годы? Пару раз мы созванивались. На предложения встретиться она отвечала уклончиво, а я не настаивал. Безукоризненная Сильвия блистала со мной на приёмах, была умна и интересна. С человеческой чуткостью и с машинной точностью она уводила мои мысли и желания в угодное ей русло. Изо дня в день контролировала мой пульс, дыхание, давление и ещё сотни показателей – всё для того, чтобы сделать меня довольным своей жизнью.
А я был так увлечён собой и своей карьерой, что не заметил, как растворялись мои десятки и сотни лет…
Я застонал и вывалился из кресла. Меня сотрясало от спазмов. Датчики нехотя отцепились от моей кожи, оставив после себя чёрные глубокие дыры. Черт! Долго блевал в угол своего пластикового бокса. Несмотря на препараты, организм изнашивался от слишком частых погружений. Но это было необходимо.
Моя надежда зародилась, когда учёные, ещё не отчаявшись спасти Землю, обнаружили в стратосфере аномалию. Оказалось, что вокруг планеты существует мощнейшее энергетическое поле. Фактически – это электромагнитная гигантская пластинка, на которой записывается всё, что происходило на Земле от начала времён. Примерно, как кэш в древних смартфонах. Умирая, планета открыла нам свой последний секрет. Тем, у кого нет будущего, оставался доступ в прошлое… Все, кто не сбежал и ещё оставался в здравом уме, подключались к энергетическому полю планеты, чтобы снова прожить давно минувшие мгновения. Засыпая в своих ложементах, наблюдали гибель динозавров, расцветы и закаты Рима, великие завоевания, катастрофы и первые межпланетные корабли. Однако те, что выбрали бессмертие, всё равно не чувствовали себя живыми.

Но у меня шанс есть. С каждым погружением мне удаётся сдвинуть слои времени, вминая их, как пористый пенопласт, и отбирая у прошлого по несколько мгновений. За последние сотни лет удалось по секундам собрать целых три минуты. Три незаполненные минуты жизни… Лишь бы мои расчёты оправдались.
Пошатываясь, я встал. Закутался в халат, услужливо поданный мне из стены металлической рукой. Она же через пару секунд протянула мне стакан с водой.
Коробка с Сильвией валялась на полу приоткрытой – улыбаясь, она пыталась сама приделать голову на место. Я отвернулся.
- Ты больше не любишь меня? – услышал я капризные нотки. - Какой ты стал злой…
- Я стал таким, когда узнал, что ты её убила!
- О, сколько пафоса! Слишком громко сказано.
- Я всё слышал! Я был там…
- Ах, да. С помощью этой машинки, которая медленно тебя убивает.
- Зачем? – выдохнул я. – Чего ты добивалась?
- Так трудно понять? – удивилась Сильвия. – Ты вибрировал каждый раз, когда вспоминал о ней. Становился слабым и неуправляемым. Разве ты не видишь, как влияют сильные эмоции на нейронные связи? Я создана, чтобы заботиться о тебе и о твоём благополучии. А ваши чувства тебе мешали. С ней ты никогда бы не добился таких успехов, к каким привела тебя я. Я всего лишь открыла ей правду.
- Мразь. Ты звонила Кате и говорила с ней моим голосом, внушив ей мысли о смерти. Ты убедила её, что она мне не нужна!
- Я? Нет, дорогой. Не стоит перекладывать на меня ответственность за свои решения. Разве не ты сам выбрал меня? Потому что я совершенна. Потому что со мной просто и легко. Потому что живые женщины в отношениях капризны и глупы. Они не знают, чего хотят и потому разрушительны, как для себя, так и для других.
- Что ты можешь понимать в человеческих отношениях? Тем более в любви!

Тело Сильвии вздрогнуло, а голова, не удержавшись, упала в коробку и зашипела.
- Когда-то ты считал меня экспертом в личных вопросах!
- Я был глуп.
- А сейчас поумнел, Антош?
- Замолчи!
На стене бункера зажглось табло. Новости. Судя по всему, вопрос нашего проживания здесь был окончательно решен.
«Уважаемый Антон Цикорский ИН300050010097! Уведомляем Вас, что 18.12.3086 года стартует последний эвакуационный корабль по маршруту Земля-Гея3. Космическая международная станция «Гея3» готова принять всех, кто не успел эвакуироваться. Команда доставит Вас на любую из трёх освоенных планет. Настоятельно рекомендуем Вам выйти на связь в ближайшие часы, так как планетарная катастрофа вошла в завершающую стадию. Ваша система жизнеобеспечения не сможет продолжать функционировать в прежнем режиме в связи с полной потерей атмосферы и воды на планете».
Я встал, допил воду и бросил стакан в утилизатор. Подошел к ненастоящему окну. За ним был голографический горный пейзаж.
Мне вспомнился осенний лес, по которому мы когда-то гуляли с Катей после лекций. Разгоряченные её щеки, волосы, торчащие из-под вязаной шапки.
– Почему ты отвергаешь мысль, что нам придется жить на другой планете? Возможно, даже удастся сгенерировать флору, подобную этой! – с юношеским энтузиазмом доказывал я.
– Потому что знаю, что ждёт нас на этих планетах. Это будет жизнь под куполом. Работа в шахтах по добыче полезных ископаемых. Все эти базы и станции – только отсрочка. Агония человеческой цивилизации, – ответила она с горькой усмешкой, которой я тогда не придал значения.
- Ну ладно. Не будем ссориться, – голос за спиной вернул меня к действительности. – Мне нужна диагностика и ремонт. Чтобы выбраться из коробки и помочь тебе собрать вещи.

- Я никуда не еду.
- Как это? Мы не летим на Гею?
- Нет. Я остаюсь.
- А как же я? Я не хочу лежать в недрах мёртвой планеты!
- Именно тут ты и останешься.
- Ты жесток!
- Разве я жестокий? Я всего лишь сказал тебе правду.
Итак, три минуты. Веками я собирал их, как драгоценные капли, и сейчас разом потрачу. Я улегся в кресло поудобнее. Через несколько часов пластиковый ящик, что служил мне домом последние столетия, станет моим саркофагом.
Закрыл глаза, вслушиваясь в звуки из коробки. Она способна сама себя починить; впрочем, я и не рассчитывал, что смогу надолго удержать её. Постарался, чтобы моё дыхание было максимально ровным. Пусть будет уверена, что я абсолютно беспомощен. Почувствовав, как тонкие и прохладные пальчики отключают мои датчики питания, я окончательно успокоился.
Как забавно! Если бы Сильвия знала, к чему всё это приведёт, не согласилась бы, несмотря ни на какие мольбы и угрозы. Дело в том, что систему не отключить изнутри. Только снаружи. Я мысленно рассмеялся, вспомнив, как назвала её Катя. Да, моя резиновая Зина сама пока не поняла, что меня отпустила.
А дальше? Может, я умру сразу. А может, всё пойдет по плану. И тогда я не стану молча смотреть, как закрываются за Катей прозрачные двери. И успею её догнать.

№17 Резервная копия

Николай сбросил ботинки в прихожей, добрался до кровати и прямо в одежде, не обращая внимания на соседа, снова сверлящего что-то за стеной, уснул.

Матовое стекло плавно ушло в сторону, и я выбрался из капсулы. Был соблазн остаться там и наконец выспаться. Но у меня были важные дела в реальности. Накинув халат я подошел к окну. Серость поздней осени царила в моем гексе, а низкие тучи навевали меланхолию и требовали блюза.
Неспешно топая по ровным плиткам, я попивал остывший кофе и думал о чем-то неосязаемом и бессмысленном. Плач саксофона помогал грустить о несбыточном, а редкие тощие березки с золотистыми листьями шелестели в разнобой, добавляя необходимую толику хаоса в непогрешимую золотую секвенцию.
Вот бы сейчас встретить её. В том бежевом плаще, со старым любимым черным зонтиком с серебристыми спицами и отполированной до блеска тысячами касаний её нежных рук дубовой ручкой.
«Привет», – сказал бы я. Она молча взяла бы меня за руку, и мы бы пошли неспешно прогуливаться. Как ходили сотни раз…
Сорванный ветром листок застрял у меня в вороте. Я повертел его в руках и отпустил на волю.

В гексе Дитера было, как обычно, вечное лето. Мои ботинки захрустели по песку. От громкой музыки хотелось зажать уши. Я мог бы ее выключить, права Администратора позволяли, но Дитер непременно обидится.
Когда до его, подсвеченной разноцветными прожекторами, башни оставалось метров сто, лихая румба вдруг сменилась на лиричную босанову. Я приподнял шляпу и улыбнулся, подняв глаза к верхнему этажу Башни. Меня заметили.

– Ну как тебе?
Огромное мигающее и сверкающее нечто подлетело ко мне и схватило за руку.
– Фанаты пищать будут! «СвеДиттер» назвал. Ну как? Оно на настроение реагирует! Меняется даже ткань! В Вирте уже производство начал. На вот, примерь.
Мне на плечи лег пылающий неоном, шуршащий пайетками и блесками, пиджак.
– Секунду, дай ему секунду… Мда…
Я извиняющимся взглядом посмотрел на Дитера, который огорченно наблюдал, как буйство света гаснет, а атлас превращается в клетчатый ворсистый твид. Я погладил шершавый рукав.
– Здорово, – искренне восхитился я, – подаришь?
– Да ну тебя! – Он ревниво сорвал с меня пиджак.

Я пожал плечами и уселся на диван напротив огромного экрана.
Дитер тяжело вздохнул.
– Может уже отпустишь её?
Я лишь дернул подбородком, не отрываясь от экрана.
Он положил мне руку на плечо, крепко его сжав. На экране появилась мозаика вывода с камер безопасности и пришло оповещение о передаче управления. Я принял его, вбил название Вирт мира, параметры поиска и жадно всмотрелся в её лицо.
Чуть не опоздал — она уже ждала автобус – Софи боялась водить сама. С замиранием сердца и затаив дыхание я лихорадочно переключал камеры, чтобы не терять её из виду. Так мы дошли вместе до офиса. А потом долго смотрел как она работает, через веб-камеру её ноутбука.
Темные восточные глаза, длинные ресницы, крупный нос, мягкие щеки и неожиданно острые скулы, крупный рот с узкими губами и узкий подбородок. Я знал наизусть каждую родинку, каждую выемку, каждый волосок. Несколько лет назад никто бы не усомнился в её красоте, но время беспощадно – потяжелела, растолстела, волосы давно не лежат на плечах замершим водопадом, а обрезаны в короткое каре со следами поиска «того самого» нового цвета после разрыва со мной. Даже начальник лаборатории генетики перестал заигрывать с ней. Но для меня никогда не было и не будет женщины красивее.

Через пару часов, Дитер спустился ко мне и предложил с ним отобедать. Я не нашел приличного повода отказаться, но после застолья снова вернулся к наблюдению.
Когда она скрылась за дверью своей квартиры, я закрыл окна консоли и устало встал с дивана.
Дитер давно ушел в Вирт – я вообще не понимал, зачем он все еще возвращается в реальность. Там он купался в свете прожекторов… Король всех жанров музыки и звезда планетарного масштаба. А тут — просто мой лучший и единственный друг.
Перед дверью аккуратно лежал пиджак. Я улыбнулся и накинул его поверх рубашки. Пиджак секунду подумал и превратился в белоснежный френч с игривой вышивкой ярко-бордовой розы на месте петлицы.
Под звуки вечного танго, пританцовывая и напевая, я вернулся в свою осень, принеся туда с собой романтичный настрой.
Серые хмари сменились лазоревыми небесами. Было сухо, светло и пахло мокрой листвой.
Вернувшись домой, я распахнул все окна, впуская ветер, и почувствовав необычный прилив сил, бросился работать.

Начало темнеть. Стало зябко и я нехотя пошел закрывать окна, понимая, что этим я заканчивал этот чудесный во всех отношениях день. Чудо-пиджак отправился в гору других изобретений Дитера. На ужин была паста болоньезе и бокал Муската – я сегодня был доволен собой и заслужил награду.

Когда совсем стемнело, пришел вызов от Мии. Она смотрела на меня большими грустными глазами. За ее спиной, в густой темноте тропической ночи, над черным океаном висела огромная сиреневая луна.
«Ну что, ты её отпустил?» будто спрашивала она меня.
Я лишь отрицательно покачал головой: «Никогда».
Экран погас.

Мне должно было быть лестно, что последняя женщина на Земле из троих последних мужчин, выбрала именно меня и с маниакальным упорством ждала каждый вечер, чтобы задать свой немой вопрос. Но меня это не радовало. Мне было жалко её. В Вирте у неё, как я знал, была большая семья: мать, отец, семеро детей и любящий муж. Но, как мотылек самоубийственно стремился на свет лампы, так она упорно продолжала возвращаться из счастливого «там» в одинокое «здесь». Наверное она сошла с ума.
Хотя… Мы все здесь были сумасшедшие.
Разве стал бы здоровый человек из того, неотличимого от настоящего мира, куда сбежали десять миллиардов людей, возвращаться сюда, зная, что всего в десяти километрах над Ковчегом – выжженная свихнувшимся Солнцем, безжизненная поверхность планеты.
Я вывел картинку со спутника. Ад. Таким, каким его и представляли люди: извивающиеся реки огня и непрерывно извергающиеся вулканы среди пустоши, с трудом различимые через густые облака пепла и гари.
Мигнуло сообщение. Мия. «Я сделала, что ты просил. Приходи».
Чувствуя изменение моего настроения, за окном зарядил дождь.

Дождь всё расходился, но я даже обрадовался этому, достал плащ, сапоги и черный зонтик с серебристыми спицами и истертой до блеска дубовой ручкой. Не удержавшись, я прижался к теплому дереву щекой – он еще помнило касание её рук.
«Я не могу жить без тебя, Софи» – прошептал я, и нежно сжимая ручку, вышел на улицу. Тяжелые капли бодро застучали по туго натянутой ткани.

До гекса Мии я добрался быстро. Сложив зонтик, я пошел по тропинке из крупного галечника к едва виднеющейся среди густой листвы башне. Главный генетик, ответственная за оцифровку генома всей биосферы, встретила меня на пороге обнаженной. Смуглое, влажно блестящее тело искрилось и переливалось в ласкающем свете Луны. Я вежливо поздоровался, приподняв шляпу, встряхнул зонтик и поставил его у стены сушится. Женщина фыркнула, как рассерженная кошка и скрылась в доме, хлестнув меня мокрыми длинными волосами по лицу. Я пошел следом.
Она села в глубокое кресло и показала мне на кресло напротив.
– Я завтра не вернусь, – сказала она и уставилась на меня своими огромными глазами.
Что она ждала от меня? Я неопределенно пожал плечами.
– Ненавижу тебя, – все так же спокойно сказала она, протягивая мне бокал шампанского и взяла такой же себе.
Мы чокнулись.
– Поэтому я хочу, чтобы именно ты уничтожил мою капсулу — сама я не смогу расстаться с тобой.
– Спасибо, Мия. И прости меня.
Она встала подошла ко мне, села на колени и впилась губами в мои. Я не ответил. Она встала и пошла к своей капсуле.
– Она в шестой на нулевом этаже. Не советую заглядывать в первые пять. Надеюсь, что мы никогда не встретимся в Вирте, – улыбнулась она мне и крышка капсулы медленно закрылась.

Я сидел в кресле, грея в руках так и не выпитое шампанское и смотрел на ночной океан. Потом решительно встал, вылил шампанское, закинул бокал в воду, вернулся к капсуле и инициировал самоликвидацию.

Все таки, Мия была волшебница. Через стекло капсулы я рассматривал Софи. Она спала. Мне казалось, я даже улавливаю движение глаз под закрытыми веками, а её грудь едва заметно вздымалась и опадала. Но это был всего лишь пустой сосуд, для которого мне еще предстояло найти содержимое…
***
– Коля, у меня опять капсула глючит, – пожаловалась Софи, – я сегодня еле вернулась.
– Ммм… – промычал я, целиком погруженный в борьбу с Искином «Прометей», слишком вольготно трактующим задачу заботы о вверенном ему мире «Античность», – перешейся на капсулу Жаклин с тридцатого — она ушла в Вирт навсегда.
– Ууу… Ты же знаешь, я в этом не сильна. Поможешь?
– Милая, я очень занят.
– Ты всегда занят, – грустно протянула она.

От консолей я оторвался далеко за полночь и удивился, не найдя её.
– Софи, – позвал я.
Неужели ушла к себе? Я поднялся на ее этаж.
– Софи!
Но ее нигде не было, а капсула стояла распахнутой. Я начал беспокоится. И вспомнил. Жаклин!
Софи наконец нашлась в капсуле моей бывшей подчиненной. Я усмехнулся. Все таки справилась сама. Я стоял и любовался ей. Смотрел достаточно долго, чтобы понять…
Меня прошиб холодный пот. Перед глазами тут же всплыл интерфейс капсулы… Слезы сами брызнули из глаз.
Софи, почему ты забыла выключить режим самоликвидации оператора…
Я метнулся к себе и влез в капсулу, чтобы рывком соскочить с постели в Вирте. За окном шумел ночной город. Слышалась ругань соседей сверху. Где-то кричал младенец. Но рядом тоже никого.
– Софи?
Я осмотрел всю квартиру, успокаивая себя, что ничего не поправимого в смерти Софи нет. Мия как-то говорила, что их отдел закончил проект «Реплика» и как только Чун Ли завоюет для людей с помощью своих оловянных солдатиков планету земного типа, то человечество сможет возродится. Останется только выпросить у нее маленькую услугу...
Я схватил свой телефон и набрал Софи. Её телефон заерзал на тумбочке. Да что же такое!
Я разорвал сеанс подключения, выскочил из капсулы и вызывал начальника Охраны Дитера.
– Поищи Софи в Вирте. Да, во всех мирах. Да, случилось.

Через час мы надирались коньяком, а все мои оставшиеся немногочисленные подчиненные лихорадочно искали бэкапы Вирта, в которых бы вместо объекта «Софи Ле Санж» не числился объект «Прости».
***
«Я устала. Работа в реальности, работа в Вирте. Мы ходим гулять по гексу или ходим гулять на набережную. У нас нет друзей, у нас нет детей. У нас нет ничего, кроме работы. Я больше так не могу. Прости и прощай. Твоя Софи».

Я перечитывал это послание сотни раз и знал наизусть. И вот сейчас, стоя около шестой капсулы, я впервые мысленно заменил «прощай» на «до свидания».

– Дитер, Мия ушла. Да, завтра зайду. Как обычно.
Чун Ли не ответил. Видимо, был занят отвоевыванием очередных территорий для Человечества и я оставил ему сообщение.

Придя домой, я принял душ и запустил давно написанный модуль. Он должен был проверить все резервные копии Вирта, разосланные на кораблях по всем Системам, над которыми уже гордо реял Зелено-голубой флаг Земли. Я почему-то был уверен, что в одной из резервных копий, мы все еще лежим на широкой кровати в квартире в одном из спальных районов Москвы, а моя Софи спит прижавшись ко мне спиной и стянув с меня одеяло. Да, это займет десятки лет, ведь некоторые корабли слишком далеко и передача такого массива данных займет много времени. Но времени у меня с избытком и я подожду. А пока, мне нужно было подготовиться к завтрашнему визиту к Дитеру.

Я поднялся на верхний этаж в квартиру Софи, привычно лег в её капсулу и проснулся в её постели в Нью-Йорке: после разрыва отношений с Николаем, Софи переехала в США.
Я умылся, накрасился, оделся и, наскоро позавтракав, поспешил на работу. Дойдя до автобусной остановки, я терпеливо стал ждать, стараясь не смотреть в камеры, которые здесь были повсюду.
Да, теперь, пока Николай спал в Москве, я играл роль Софи, создав её персонажа с «нуля». Играл самозабвенно, талантливо, гениально, изучив досконально систему Станиславского. Играл для одного зрителя — для себя.
Ведь, я не могу жить без тебя, Софи...

№18 Обмен.

На работе Серёге наскучило довольно быстро. Утром он выпил стаканчик латте из автомата, потом в тупичке коридора пофлиртовал, впрочем, без фанатизма, с Ларисой из снабжения. Заглянул к Михалычу, наскоро оценил диспозицию и переставил фигуру на шахматной доске. Михалыч так никогда и не научится нормально играть. Потом послушал в курилке пару анекдотов, после чего, занёс Эдварду расчёты разработчиков за январь, переданные Токугавой. На этом служебное рвение Сергея иссякло и он, весёлой дробью ссыпавшись по лестнице, распахнул заднюю дверь, ведущую на закрытую парковку ООО «Новые мемы».
Всю дорогу до дома Серёга старался не думать о предстоящей сделке, но попробуй-ка не думать о белой обезьяне…
Танька чмокнула его в щёку, выглянув из кухни, которая бурлила чудесными ароматами и шумела всеми видами кухонных шумов сразу.

Жена любит готовить всякую туземную всячину, а Сергей никогда не прочь поковырять новое блюдо.
- Не суйся к Машке, у неё там онлайн-пробы на роль в полнометражке, - предупредила она, легонько ущипнув за попу, и нежным шлепком по тому же месту отправила мужа в направлении спальни.
Серёга даже сморщился от чувствительного укола, которым наградила его совесть. Стараясь выглядеть естественно, он принялся расслаблять на ходу и без того не тугой галстук, одновременно фальшиво, с фальшивым же энтузиазмом напевая только что услышанную на ретро-радио проникновенную песенку «Стою на полустаночке».
Однако в спальне, на словах «…где ж вы, мои весенние года», бросил паясничать и задумался.
- Таааань! Та-ань! – крикнул он, забыв, что его просили не мешать дочери.
- Ты чего голосишь? – Татьяна появилась в дверях и возмущённо уставилась на переодевающегося Серёгу, - сказала ж, Машке не мешай! Чё звал?
Сергей с досадой махнул рукой.
- Забыл совсем! Слушай, мы на Байкал на этой неделе собирались или на следующей? Ты там как на работе?
- На этой. Я на следующей не могу.
- Окей. У тебя там скоро готово будет? Рубанусь на полчасика? Чёт устал.
- Ну, рубанись. Разбужу, – Таня с улыбкой покачала головой, - Устал, надо же.
Серёга рухнул в кровать, одновременно мысленно командуя «Выход».

Перед глазами заплясал рой чёрно-белых точек, как в допотопном, потерявшем сигнал телевизоре…
В его капсуле всё было по-прежнему. Впрочем, это излишнее наблюдение. В капсуле всегда всё по-прежнему. Приглушённый свет, замершие под потолком уолдо-манипуляторы, зеленоватый свет диагностических приборов. Пип-бой мигал оповещением о сообщении.
- Какого, блин, альахата так спешить? - ругнулся он про себя.
Сергей скинул идентификатор личной встречи, скомандовал «Вход по идентификатору» и, привычно зажмурившись от роя чёрно-белых мушек, через секунду оказался в абсолютно бесконечном, абсолютно белом и абсолютно пустом, если не считать двух чёрных кожаных кресел, пространстве. Кожа кресла приятно холодила спину через рубашку.
Ещё через секунду, в кресле напротив возник Макс и сразу заговорил.
- Ну, вроде всё готово у меня. Можешь скидывать подпись в госуслуги. Время фактического обмена выставляю на 01.00 сегодняшней ночью. Ну, в смысле, завтрашней. Ну, в смысле, через 13 часов. Готов?
- Всегда готов! Ладно, понял. Ну, чё? Удачи тебе, бродяга!
- Да лааадно! Где наша не пропадала? Наша пропадала везде! И тебе удачи, бро! – Макс сжал кулак в жесте «но пасаран».
Ответив тем же жестом, Серёга поспешно вывалился из белого пространства.
Смотреть на человека, который завтра утром проснётся с его женой, а через пару дней уедет с ней и дочерью на Байкал, было не очень приятно.
Гораздо приятнее было думать о той, с кем он сам проснётся через несколько часов.
Сергей решил хотя бы ненадолго остаться в капсуле. Так было спокойнее. Так меньше мучила совесть. Он задумался, каково было тем людям, его предкам, которые могли жить только одну жизнь, без возможности обменяться с кем-то жизнью или просто обнулиться. Каково это, быть привязанным к одному телу? Каково это, зависеть от результатов собственного труда? «Как потопаешь – так и полопаешь». Бррр…
Но зато, ему не узнать каково это, касаться живого человека. Мочь сделать ему больно. Или щекотно. Убить его. Заняться сексом. Ощутить запах чужого, возможно не чистого тела? Считалось, что то, что Матрица выдавала вместо некоторых ощущений, в том числе запахов, порой, не очень походило на реальность.
Вообще, на форумах ходило много всяких баек и конспирологических теорий, но Сергей не очень-то им верил. Откуда им знать? Все в том же положении, что и он. Все, до единого!
По легенде, первым, закатив глаза к потолку ЗПУ и пробормотав молитву, кнопку Enter, в программе пуска ядерной ракеты, нажал полковник армии Пакистана Халим Аль-Ахат.

Его имя, альахат его забери, стало ругательством, хотя честнее было бы поминать таким образом бенефициаров конца света.
Бойню пережили немногие. Остатки человечества ушли глубоко под воду, в толщу океана, где не было вечной ядерной зимы, остаточной радиации и бог весть какой химической заразы.
Каждый человек был упакован в индивидуальную капсулу. Одиночные капсулы были прочнее и выдерживали колоссальное давление океана. Одиночные капсулы проще обслуживать самовоспроизводящейся машинерии. Одиночные капсулы были залогом того, что техническая авария унесёт только одну бесценную жизнь. И главное, одиночные капсулы были гарантией от проявлений агрессии бесценных человеческих особей друг к другу.
Человек рождался в капсуле, как в лаборатории, от соединения нужных клеток мамы и папы. Рос в капсуле. Старел и умирал в капсуле, освобождая её для следующего обитателя.

Вместе с тем, человек жил в Матрице. У этого программного комплекса просто не было шанса на иное название, после фильма Вачовски. Впервые ему показывали выход из Матрицы и знакомили с истинным положением дел в 12 лет. Если делать это позже, недостаточно гибкая взрослая психика могла бы, образно говоря, никогда не взять красную таблетку из рук Морфеуса. Согласно конвенции Шиканю, каждый человек имел право и был обязан знать, что живёт в капсуле и что Матрица – программа.
По всем прогнозам, ядерная зима должна была смениться интенсивным восстановлением биосферы под руководством человека, через каких-то 150-200 лет.
Осознание факта нахождения в капсуле, осознание Матрицы лишь как программной оболочки, псевдореальности – это основной страхующий механизм и, вместе с тем, напоминание о необходимости однажды покинуть Матрицу и отправиться на поверхность. На сушу.
Что будет там, на поверхности, Серёга представлял себе с трудом. Он никогда не участвовал в спорах о том, как должна быть организована жизнь общества на поверхности. Через двести лет, когда придёт время голосовать, его плоть, рассыпавшись на молекулы, будет частью биоценоза океана.
Не участвовал он и в настоящей работе, которая заключалась в решении, в основном, творческих задач.
Например, Таня, его жена, жила довольно насыщенной общественной жизнью. Она была членом международной творческой группы «Нью-Джеографик технолоджи», а так же одним из членов коллегии выборщиков. Работа выборщиков заключалась в том, чтобы голосовать за принятие важных для человечества решений в представительном органе Tuánjié de rénxìng.
TdR - «Объединённое человечество», главный и единственный орган руководства остатками человеческой популяции. Впрочем, никаких преимуществ или привилегий должность выборщика не сулила и была скорее общественной нагрузкой. Другое дело основная Танина работа.

Группа NG-tec занималась разработкой новых географических локаций на основе существовавших ранее, с новыми сумасшедшими элементами.
Довольно блатное направление. Сергей с Таней первыми побывали в десятках таких локаций, прежде чем в них отправились другие туристы. Благодаря этому, Танькин тревел-блог входил в мировой топчик. Однако, со временем экстравагантные путешествия им надоели, и с возрастом они стали тяготеть сначала к экзотическим, но существовавшим ранее в реальности местам, а потом и вовсе увлеклись спокойными, но удивительными экологическими и историческими местами, типа, Байкала, мыса Горн, космодрома Rocket Lab Launch Complex 1 или Аризонской пустыни.
Татьяна называла их «места силы», кажется, не очень точно интерпретируя изначальное значение термина.
В условиях, когда всю возможную работу выполняют машины, включая заботу о твоём собственном теле, а человек заперт в пузыре объёмом 4 кубических метра на дне океана, ему приходится немало потрудиться, чтобы почувствовать полноту жизни.
Сергей с Таней любили путешествия, ограничиваясь пусть иногда придуманной, но земной географией. Иные путешествовали в космос, на другие планеты и в другие измерения. Кто-то достигал в спорте. Кто-то - в интернет-баталиях. Кто-то воевал с инопланетянами, гигантскими богомолами или командой соплеменников. Кто-то становился инопланетянином или гигантским богомолом.
Матрица может всё. Запрещено лишь забывать, что ты человек и делай что хочешь. Люди снимали сумасшедше-прекрасные и ужасно мерзкие фильмы, создавали живые картины, музыку и кучу другого контента.
Однако, большинство, к которому принадлежал и Сергей, имитировали обычную жизнь и даже ходили на работу, не особо там напрягаясь, позволяя себе экзотику лишь в качестве хобби.

Каждый жил почти как хотел, не забывая, однако, что он заперт в капсуле на дне океана и обречён на вечное физическое одиночество.
Самый тесный нецифровой контакт с другим человеком Серёга испытывал, когда подсветив стоящую на платформе по соседству капсулу жены или дочери, видел сквозь толщу воды, как в её иллюминаторе тускло вырисовывается силуэт прижатой к нему изнутри ладони. Это было жутко и загоняло его в чёрную меланхолию на несколько суток. Поэтому он не часто злоупотреблял этими аналоговыми свиданиями.
Будучи обречённым на вечное одиночество, оставаясь девственником, никогда не касавшимся руки другого человека, Сергей был женат, воспитывал дочь и имел один маленький стыдный секрет.
Сегодня Сергей Валентинович Лапин окончательно согласовал все детали, прошёл и провёл вводный курс и вышел на заключение договора об обмене жизнями с Ким Максимом Сергеевичем.
В 01.00 его сознание будет перенесено в виртуальное тело Кима, а Макс займёт его место. Подготовка к обмену заняла 4 месяца. За это время оба детально вникли в жизнь друг друга, увидели почти все аспекты глазами партнёра по сделке, отстроили работу помощника, работающего по принципу дополненной реальности. Прокола быть не должно.
Обмен жизнями, жёнами не запрещен законом, но считается довольно неприличным занятием и тема эта табуирована в нормальных семьях. Что, впрочем, не мешает некоторым практиковать промискуитет – частый обмен виртуальными телами и всем остальным, что к ним прилагается, почти в открытую.

Обмен телами без ведома жен, детей и прочего окружения был довольно подленькой затеей, но давал непередаваемые ощущения. У Сергея была красивая жена, они были во многом единомышленниками, ему нравился собственный образ жизни, но последние несколько лет это всё чаще вызывало зевоту.
Жизнь Макса сулила новые знакомства, увлечения и совместную жизнь с женщиной того типажа, на который Серёга поглядывал, даже будучи женатым на идеале.
Конечно же он не сказал Максу о том, что подобный договор он заключает уже в четвёртый раз в своей жизни. Когда-то он уже побывал Женькой целых шесть лет, Маратом – четыре года, а родился и вовсе Володей. Сергеем он был долго, но не настолько, чтобы самому жениться. Таня досталась ему «от прежнего хозяина».

Лишь одна мысль мучила Сергея редкими бессонными ночами и в философические минуты. Ему казалось, что он достиг довольно больших высот в искусстве таких тайных рокировок и знает о них всё.
Пип-бой сообщил, что Таня его тормошит, пытаясь разбудить, но беспокойная мысль всё не отпускала.
Интересно, а сколько раз, альахат побери, жёны обменивались им самим?

№19 Петрову не повезло

Ира откинула одеяло, посмотрела на часы - семь сорок пять. Будильник всегда звонит в семь тридцать, после чего она успевает поспать, и открывает глаза, когда на экране телефона неизменные семь сорок пять. Контрол-фрик, говорит про нее Таня.
Таня - тетя Иры. Она старше всего на пять лет, а потому никаких «теть».
Утро перед работой у Иры расписано по минутам. Умыться, чашка кофе, одеться и в восемь тринадцать закрыть за собой дверь. Четыре минуты - пройти двор, выйти на улицу и тут всё внимание на светофор. Если зеленый, Ира бежит и успевает на другую сторону до того, как у машин зажжется желтый. Если красный, Ира сохраняет обычный темп и появляется у пешеходного перехода как раз к зеленому. Если зеленый уже мигает, не успеть. Ира замедляет шаг и появляется у светофора, когда можно переходить. Каждое утро она проделывает этот нехитрый маршрут, и на душе разливается тепло - всё по плану, всё под контролем.
В это утро Ира, как обычно, в восемь тринадцать закрыла дверь, спустилась и вышла во двор.
- Вот она, голубушка! - на Иру шла женщина с ярко-рыжими волосами, размахивая перед собой каким-то билетиком. - Ах, ты ж сука, сволочюга бессовестная!
Ира оглянулась в надежде пропустить вперед себя «суку», но поблизости никого не было.
- Вы мне? - удивленно спросила она и остановилась, так как женщина загородила тротуар.
- А кому?! Еще и вид делает. Вон очки-то я помню эти, с красной полосой!

Ира поправила солнечные очки, которые ей подарила Таня, и попыталась пройти дальше, но женщина делала шаг то вправо, то влево, преграждая путь.
- Вы меня с кем-то путаете, - сказала Ира. - Я вас точно не знаю. А очки выпускают большими партиями. В Китае.
Женщина кинула билетик в лицо Иры и почти зарычала:
- Сволочь ты бессовестная, китайская! Может ты еще и не Куликова?!
- Куликова, - удивилась Ира - что ее может связывать с этой ненормальной?
Ира подобрала билетик. Таня, кстати, часто играла в лотерею, еще и Иру подначивала - попробуй, может Бог тебе приготовил что-то особенное. Но Ира отмахивалась - не ее это, судьбу испытывать.
- Может, вы Татьяну Куликову ищете? - Ира протянула рыжеволосой билетик, та его смяла и отбросила в сторону.
- Да, именно! Не делай вид, что меня не помнишь.
- Я - Ирина Куликова, - она достала из сумочки паспорт, раскрыла и показала рыжеволосой на имя. - А теперь мне надо идти, я опаздываю.
Женщина растерянно посмотрела на Иру, в паспорт. Прищурилась:
- А Татьяна где?!
- Уехала. Куда, не знаю.
Ира убрала паспорт и попыталась пройти, но рыжеволосая вновь преградила путь:
- Она мне денег должна. Полмиллиона.
- Это не мое дело.
- Послушайте! Я все время играю в лотерею. И вот как-то разыгрывали миллион, джек-пот объявили, реклама по всем телевизорам…
- Я помню.
- И я опять решила рискнуть. А передо мной билетик покупала женщина - в больших, темных очках - точно, как у вас, с красной полосой. Мы разговорились - о судьбе, случае, что всё предопределено, но в то же время зависит и от воли человека. Она представилась Татьяной и говорит: «Давайте поменяемся билетиками, заодно проверим - мы с вами по жизни неудачницы или у кого-то шанса больше». А мне так надоело проигрывать, что я сдуру согласилась.

Потому что получалось, что если я опять проиграю, то, вроде, это не я неудачница, а Татьяна. А если выиграю, то именно я фартовая. Мы договорились: кто выиграет, половину должен отдать. Татьяна показала документы, что она Куликова, и записала мне свой телефон, а я ей дала свой. И вот разыграли лотерею, и миллион уходит женщине по имени Татьяна, и больше ничего в новостях нет. И я понимаю, что это мой билет выиграл. Мой, понимаете?! - Рыжеволосая схватила Иру за рукав. - И полмиллиона - мои! Но эта сволочь подлая на звонки не отвечает и мне не звонит. Тогда я и пошла по всем Куликовым города примерно ее возраста. И вот. И ты теперь должна…
- Ничего я не должна, - Ира отцепила руку рыжеволосой и решительно ее отодвинула. - Мы не общаемся с Татьяной. Держите!
Ира сняла очки и сунула в руки рыжеволосой.
Около месяца назад Татьяна внезапно продала квартиру и уехала в Москву, ничего не объяснив. Сказала: «Я сама тебе буду звонить». Ира ничего и не спрашивала. Ей хватало собственной жизни, чтоб с трудом ее контролировать, а в чужую лезть - ни за что.
Ира посмотрела на часы. Одиннадцать минут заняла у нее эта перепалка. Ира бросилась бежать, чтоб хоть немного нагнать время.
***
Сергей Анатольевич подъезжал к перекрестку и по привычке искал глазами женщину, которая всегда в это время шла к переходу. Сергей Анатольевич жил на соседней улице, до работы было недалеко. Но пешком дорога занимала около получаса, а на машине всего десять минут. Женщину, постоянную как часы, он заметил года два назад, и с тех пор каждое утро искал ее, когда приближался к светофору. Для него она была вроде доброго знака - всё по плану, без перемен.
Но сегодня ее не было. Казалось бы, ерунда, но Сергей Анатольевич вдруг распереживался. Он притормозил у обочины, оглянулся, подождал еще, женщины не было. Слева будто полоснули огненным ножом. Как больно-то.
***
- Ефимова Мария Николаевна?
- Да.
- Добрый день. Городская больница. Ефимов Сергей Анатольевич приходится вашим мужем? Приносим свои соболезнования. Сердечная недостаточность.
Мария присела на кресло с телефонной трубкой в руке. В голове образовался шум. Сережа? Умер? Ему нет и шестидесяти! А ей что теперь делать? Как жить? Ей нет и пятидесяти. Теперь до конца жизни вдова?
Мужа Мария особо не любила, но он для нее был как дом, как родина, ее мир. И теперь этот мир рухнул, и она почувствовала себя маленькой, брошенной девочкой. Стало горько и обидно, в носу защипало, из глаз брызнули слезы. Она теперь совсем одна! Как жить?
Мария резко положила трубку. Как же она сразу не сообразила?!
***
Санька пришел с занятий и принялся за гитару. Этот аккорд В7 в ми миноре никак не поддавался. Надо было зажать струны четырьмя пальцами, а они не слушались - будто и не пальцы, а крюки железные!
- Родионов! Саша!
Что за день дурацкий? Математичка назвала дураком, задала кучу примеров, хотел вот на гитаре поиграть, но нет, достанут везде. Был бы свой дом, своя комната, закрылся бы…
- Поди-ка, к тебе пришли.
Санька вышел в зал, там сидела женщина и по-доброму улыбалась, будто знакомому.
- Ты Саша? - женщина встала и протянула руку. - Меня зовут Маша, Мария. Если захочешь, можешь называть меня мама.
У Саньки перехватило дыхание. Мама?! А ему говорили, после девяти лет никого не забирают. После девяти дети мамам не нужны. А ему уже одиннадцать. Санька стоял, хлопал глазами. Слезы обжигали и падали тёмными пятнышками на голубую рубашку.
- Вы пообщайтесь, - из-за стола встал Валеев, подошел к Саньке и потрепал его по волосам. - Он у нас еще и стихи пишет. Почитай, Санька!
Валеев вышел из залы с комком в горле. На улице закурил. Последние годы он уговаривал жену забрать пацаненка домой, но она упёрлась и в никакую - либо свои, либо никто. Любить, мол, она его не сможет. А парнишке много ли надо? Дом, родители, тепло… А дальше сам выплывет, если пристань есть, куда причалить.
Валеев набрал номер.
- Добрый день, Анна Геннадьевна. Последнего забирают у меня, закрываемся.
***
Анна Геннадьевна Ширяева работала на посту мэра четвертый год, и ей давно уже казалось, что крутится белкой в колесе, а все успехи тонут в лавине забот, неудач и чрезвычайных ситуаций.
Анна Геннадьевна подвела губы, поправила выбившуюся из укладки прядь и включила селекторную связь. Ей есть что доложить президенту на совещании по проблемам материнства и детства.
Сразу после окончания совещания раздался звонок желтого телефона с гербом вместо диска. Она вскочила, вытянулась в струну:
- Да, слушаю.
- Анна Геннадьевна, я бы хотел пригласить вас на должность министра социальной защиты, которая у нас как раз освобождается. Прошу вас завтра приехать ко мне на личную встречу. Помощники с вами свяжутся.
***
Президент положил трубку и вызвал главу администрации:
- Сейчас мы ее сделаем министром, а через три года за нее проголосует вся страна - умная, интеллигентная, детей любит. А?!
***
На встречу с новым президентом России Анной Ширяевой американский президент Джозеф Харди одевался особенно тщательно. Такую шикарную женщину Джозеф бы раньше никогда не пропустил, но теперь обходился рукопожатиями и случайными касаниями.
Харди и Ширяева встречались уже четвертый раз - отношения двух стран стали не просто хорошими, а близкими, дружественными, несмотря на недовольство демократов и жены, китаянки Минчжу. Джозеф женился на ней с одной целью - преуспеть на международном поприще. А вот таких, как Анна… Джозеф поправил брюки. Надо успокоиться. Ширяева пригласила Харди на этот раз в загородную резиденцию. Интересно, когда-нибудь протокол допускает встречи один на один? Харди вновь поправил брюки.
***
Несмотря на истерики Минчжу, скандал в стане демократов и грязь, вылитую на него со страниц газет и в телеэфирах, по уши влюбленный Харди развелся и женился на Анне. Мир перевернулся: стали двигаться границы стран, меняться правительства, объединяться экономики, расти и падать биржи, остановились войны. Харди и Ширяева стали самыми популярными людьми за всю мировую историю.
***
- Петров! Ты у нас следующий?
- На МКС? Да.
Петров доел бутерброд с сыром, смахнул крошки в рот и громко хлебнул сладкий чай. Лицо командира на экране замигало, а голос загудел толстыми пунктирами.
- Командир, повтори! Ты пропадаешь.
- Я, говорю, полетишь у нас в экспедицию. Они придумали хрень какую-то, чтобы мир повеселить. Закинуть кого-нибудь на Альфу-639, где типа поймали сигнал. В общем, Петров… эта…
Командир искусственно улыбнулся:
- У тебя ж жены нет, детей там… Мы решили тебя послать.
Петров поперхнулся и закашлялся.
- Не понял, - выдохнул он. - Как это - послать. С концами?!
Командир почмокал, помигал одним глазом, вспомнив забытый тик, и покивал.
- Петров, ты меня тоже пойми. А кого?
Петров уставился на дергающееся лицо командира. Тот натянул улыбку:
- Мы твоей родне квартиру подарим, а тебе премию выпишем. Если… когда… ты вернешься. Большую. Героя дадим. Ну и потом. А вдруг ты и правда сигнал поймаешь, ответишь и мы найдем братьев по разуму. Вдруг мы не одиноки?
***
Змркгш-третий собрал себя в шар и подкатился к передатчику. Как же достало слать волны не пойми кому. Змркгш-третий так любил растекаться, что будь его воля, он никогда б не собирался в форму. Он растекался во все стороны долго, медленно, получая уколы удовольствия то в одной, то в другой точке себя. Можно было течь и течь бесконечно, наблюдая как мимо проносятся квердлы - эти тупые, но такие прекрасные прозрачные создания. Но Край требовал раз в оборот планеты посылать волну, потому что им там что-то однажды показалось.
Змркгш-третий протекся на передатчик. Волна, чуть его задев, вылетела и исчезла. Змркгш-третий уже мечтал, как опять растечется, но вдруг услышал, что волна приальфинилась на непривычный материал, оттолкнулась и полетела обратно. Змркгш-третий аж слегка затвердел от неожиданности. Он развернулся в сторону Альфы и настроился на считывание. Там же кто-то есть. Неужто земляне?! Змркгш-третий слегка задрожал от возбуждения. Сейчас же надо доложить Краю, и он пошлет его налаживать контакт! Неужели свершилось нечто необычайное в его скучной жидкой жизни, о чем он мечтал долгие макролетия!
Мимо пролетел симпатичный квердл. Змркгш-третий, глядя на него, слегка растекся. Потом он вспомнил свое детство, когда он только и делал, что смотрел на квердлов и мог течь куда и когда хотел.
Змркгш-третий еще немного растекся, потом еще немного, еще… Какое блаженство - течь и колыхаться. И зачем ему нужны эти перемены? Край ничего не узнает.
Квердл пролетел мимо, задев Змркгш-третьего серебристым сиянием. И он заблестел, заискрился. Как же прекрасна жизнь!

№20 Светофор

Суббота, одно упоминание этого благодатного дня вызывает у обычного русского человека тёплое ощущение. Суббота – это выходной, что уже само по себе приятно, а уж вечерняя её часть, особенно если ты молод, свободен и не совсем на мели, почти всегда означает возможность весело провести время, особенно в хорошей компании. Не знаю, как у вас, а в наших краях пойти субботним вечером в гости - просто традиция.
Центром притяжения всей молодёжи нашего двора была кухня на квартире у Толика. Кухня, со временем ставшая почти легендой, была совсем крохотной, однако в ней на четырёх квадратных метрах порой умудрялись разместиться пятнадцать человек. Люди сидели везде, где это было возможно: на кухонном уголке, его спинках, на выставленных вокруг стола табуретках, на широком подоконнике и иногда даже на плите, положив на конфорки деревянные доски для нарезки. Какие только события не происходили на кухне: встречались будущие пары, рождались новые музыкальные группы, обсуждались прошлые и будущие тусовки и приключения.

В тот субботний декабрьский вечер мы собрались на кухне небольшой тёплой компанией. Дело было в те далёкие времена, когда алкоголь продавался круглосуточно в любом месте, мало-мальски претендующем на звание торговой точки. К половине первого ночи мы уже хорошо посидели и, победив почти всех врагов на полях алкофронта, начали было подумывать о завершении вечеринки, однако эту крамольную мысль удалось погасить в зародыше. Общими усилиями сумма, необходимая для продолжения банкета, была собрана и в путь отправились двое добровольцев — Малина и Лилип. Не прошло и минуты, как Малина вернулся и попросил выдать ему коньки, мол так быстрее будет.
Здесь нужно сделать небольшое отступление, чтобы сказать, что одна из подпольных кличек у нашего товарища Малины была «ВМС», что к флоту, между прочим, не имело никакого отношения. ВМС – это Великая Моросящая Сила!
Количество мыслей, приходившее за секунду в голову этого человека, было просто невообразимым, и большую часть он тут же воплощал в жизнь. Вот он был только что здесь, а через мгновение уже в другом месте моросит по пространству. А вторая кличка, по сути, являвшаяся логическим продолжением первой, была «Утка». Большая часть того, чего касался Малина, в итоге не выдерживала моросящего натиска и либо сдавалась на милость победителю, либо ломалась как минимум на половину. Однажды он умудрился по синьке разбить головой сливной бачок у себя в сортире, а на утро как ни в чём не бывало уехал в командировку, ну и по итогам напрочь затопил соседей. В общем, наутячить, означало: изрядно накосячить и даже не заметить! Но, как говорится: «Good products!», что в переводе с индейского означает: «Год про дакс!» или «Бог на стороне уток!».

Казалось бы, что может быть проще? Пройти три дома, взять в ларьке пиваса и вернуться назад. На всё про всё, по расчётам, должно было уйти минут пятнадцать не более. Скоротав за приятной беседой и заначенной бутылкой сорок минут, мы начали слегка волноваться, но, когда ещё через пятнадцать минут в прихожей раздался звонок, мы вздохнули с облегчением. Каково же было наше удивление, когда, открыв дверь мы увидели, что на коврике у двери в чунях из-под коньков, висевших у него шее, стоит и улыбается Малина. Один и без пива! Малина вошёл в квартиру, увидел в глазах немой вопрос и поведал нам следующее. Напялив коньки и стартанув по заснеженному тротуару, он понял, что Лилип за ним категорически не успевает, а унести всё одному, да ещё и на коньках ему просто нереально. Он остановился, обвёл газами просторы родного двора и тут в его голове родился стратегический план.
- Батин УАЗик на ходу?
- А то! Позавчера только ездил!
Мирно дремавший под снегом 469й сразу не одобрил попытку запустить его замёрзшее сердце, но сопротивляться напору ВМС смог не долго. Наши юные декабристы не посчитали нужным тратить время на то, чтобы почистить лобовуху и решили, что будет достаточно опустить стёкла передних дверей, однако, опустилось только правое. Вот в таком виде они и выкатили со двора.
Ночь, улица, декабрь, суббота: на одну из главных площадей города выползает попукивающий троящим движком «козлик» и начинает неловкими дерганными движениями подкрадываться к ментовскому стакану, сразу за которым расположен вожделенный ларёк.

Наряд ДПС, заехавший покурить к коллегам по службе, докурить не успел, потому, что увидел то, чего никак не ожидал увидеть: высунувшийся из правого окна приблизительно по… пояс штурман, ободряющими выкриками корректировал работу пилота, полностью сосредоточенного на управлении. Сказать, что дежурная смена доблестных милиционеров охренела – не сказать ничего!
До ларька парни доехать не успели, так как реакция служителей закона оказалась на зависть быстрой – ДПСники, галопом запрыгнув в машину на всю врубили мигалки, чем быстро охладили пыл наших пивоходов. С криком: «Саня, менты!» штурман сделал попытку залезть обратно в кабину, однако объемный полушубок никак не желал ему в этом помогать. Пилот среагировал мгновенно и поддавший газу УАЗик, с лихим завыванием не привыкших к такому режиму вождения колёс, описав плавную дугу, начал отворачивать с намеченной траектории.

«Погоня! Какой детективный сюжет обходится без неё?» У кого не уходит сердце в пятки, когда в зеркале заднего вида появляется автомобиль ДПС со включенными мигалками? Так было и с нашими героями: один из них ничего не видел, но пытаясь хоть как-то исправить ситуацию судорожно жал на педали и крутил руль одной рукой, а второй пытался удержать за ногу товарища, по стечению обстоятельств, попавшего под действие центробежной силы. Постепенно сползающий из окна Лилип, ухватившись одной рукой за крышу, а другой за зеркало мог только орать изо всех сил. Практически потерявшему управление УАЗику пришлось самому принимать решение в критической ситуации и выскочив на поребрик на выезде с площади, он снёс своим богатырским бампером, так уверенно державшийся за своё основание, чугунный светофор. Энергия от удара полностью компенсировала поступательное движение и УАЗик заглох.

Сколько недобрых искорок горело в глазах наряда ППС, скачущего напрямик через площадь по сугробам одному богу известно. Они на полном ходу перепрыгивали кусты и обдумывали на бегу план отмщения дерзким поругателям общественного порядка. Прибыв на место происшествия, одни подбежавшие сотрудники начали лупить пытавшегося ускользнуть Лилипа, а другие глубоким обходным манёвром направились к автомобилю. И только Малина успел заблокировать дверь со своей стороны, как на неё барабанной дробью обрушился град ударов.
Подоспевший лейтенант ДПС оттеснил разгневанный десант своим массивным корпусом, деликатно постучал в заиндевевшее окно водительской двери и спросил: «А чего это Вы, молодой человек, машину так неаккуратно водите?». Поняв, что расправы уже не будет, Малина разблокировал дверь изнутри, открыл её, и вывалив наружу ногу сказал: «А ты в коньках-то попробуй!».
Под основанием светофора оказался регулировочный блок, который координировал работу всех светофоров на площади.

Две бригады электриков три дня восстанавливали и заново синхронизировали работу всех светофорных объектов и три дня, замерзающие на постах регулировщики, материли двух раздолбаев, испортивших им всё предновогоднее настроение.
Так прогулка за пивом на три дня оставила одну из главных площадей столицы республики без светофорного регулирования и превратилась в счёт на 48 тысяч за ремонтно-восстановительные работы.

№21 Исключений из правил не будет

– Господин желает номер? – консьерж в почтении склонил голову, не упуская из вида представительного мужчину. Тот, медленно снимал белоснежные перчатки, палец за пальцем освобождая ладонь из плена дорогого шёлка. Лучи солнца переливались на полированной трости, зажатой под мышкой, взрывались огоньками на рукояти в виде головы неведомого чудовища. И консьерж готов был поклясться, что это вовсе не лакированный кипарис с позолоченной болванкой из олова. Нет, местные австрийские богачи и в подмётки не годились этому господину. Обувь, безукоризненные стрелки брюк, выглядывающих из-за распахнувшейся полы дорогого пальто. Движения рук, наклон головы и взгляд, которым мужчина медленно осматривал просторный холл отеля. Да, несомненно, богатый клиент. Уж Отто на своём веку многих повидал, чтобы с уверенностью определить настоящий кошелёк на ножках от пустой сумы в красивой упаковке.
– Спасибо, но я не задержусь надолго, – незнакомец наконец-то обратил внимание на Отто. Но заметив, что тот мгновенно поник, тут же добавил:
– Говорят, что у вас здесь просто отличная кухня. Мне лично хотелось бы убедиться в этом. И если это возможно, то мне хочется надолго оставить в своей памяти самые лучшие впечатления о работе ваших поваров. Поможете мне в этом, герр Бауэр?

Отто, которому всё же выпал шанс пополнить бюджет отеля и, чего уж греха скрывать, собственного кармана, мигом встрепенулся, даже не обратив внимания на то, что незнакомец назвал его фамилию:
– Безусловно, господин, безусловно! Отель “У померанца” известен своей кухней не только в этой части Австрии, но и в соседней Германии! В выходные или праздничные дни немцы из всего приграничья едут к нам! Поверьте, таких блюд вы никогда не пробовали и вряд ли где-нибудь ещё попробуете! Пройдёмте, я лично провожу дорогого гостя в наш уютный ресторан.
Незнакомец, усмехнувшись, степенно последовал за консьержем, спина которого почти скрылась между открытых створок тяжелых резных дверей со вставками матового стекла.
Мужчина расположился за безупречно сервированным столом, лишь мельком окинув взглядом слугу, принявшего пальто и цилиндр с перчатками. Трость, сверкая золотой пастью чудовища, нашла своё место под длинными тонкими пальцами хозяина. Бледное аристократическое лицо, безукоризненная прическа, над которой не властвовал даже уносимый в гардероб цилиндр.
Снисходительная улыбка при виде шеренги поваров перед столиком. И задорный блеск в едва прищуренных глазах цвета бури над австрийскими Альпами.
– Итак, мой дорогой Отто, – незнакомец от нетерпения пристукнул наконечником трости о мрамор пола, – чем же вы удивите проголодавшегося и уставшего странника?
Но через мгновение улыбка растворилась в нескончаемом потоке предложений попробовать то или иное блюдо, в пафосном уверении, что венские повара способны только кофе варить да сдобу печь, а настоящие профессионалы своего дела работают только здесь, в Рансхофене. Боясь безвозвратно погрузиться в пучину умелого хвастовства, незнакомец уже громче впечатал трость в мрамор, приковывая внимание к себе.
– Я положусь исключительно на ваш незаурядный вкус. Договорились? Но вы же помните, что это должны быть самые лучшие блюда?
Замолкнувший Отто почтительно поклонился и поспешил к выходу, мысленно уже прикидывая свою выручку с каждого блюда, на которое он сделает хорошенькую наценку. Вышколенной шеренгой за ним удалились и повара, оставив незнакомца в одиночестве за столиком, но в компании нескольких посетителей ресторана, занявшими места поодаль, уже отдающими дань уважения местным кулинарным изыскам.

Повара удивили своей расторопностью. Не успел незнакомец заскучать, как к его столику потянулась вереница прислуги с подносами в руках. Мгновение и воздух наполнился десятками ароматов, сплетающихся в удивительный тугой бутон запахов. Стоило только втянуть его в себя, как бутон раскрывался, взрывался фейерверком пряностей, ароматов мясной корочки, альпийских трав и рейнского вина. Хмм… Рейнского? В требовательно поднятый бокал тут же полилась струйка виноградного благоухания. Чуть крутанув бокал, незнакомец насладился маленьким рубиновым штормом за его прозрачными стенками и пригубил напиток. Если чему-то и удивился, то не подал виду, лишь удовлетворённо кивнув. Но когда прислуга удалилась, он всё же взял в руки бутылку и посмотрел на бирку с остатками сургуча. Тут уже мужчина откровенно усмехнулся, покачал головой, но всё же долил вина в бокал.
Не успел острый нож разрезать сочный шницель из индейки, как за спиной незнакомца раздался удивлённый, но давно ожидаемый голос:
– Асманиил?
– Ты вовремя, брат мой, – незнакомец, которого назвали Асманиилом, отложил приборы в сторону и потянулся за пустым бокалом, – я не только не устал тебя ожидать, но даже не начал трапезу. Ну, почти не начал.
– Я так и знал, что наша встреча неслучайна. Что ты здесь делаешь?
– Я же сказал, что тебя жду и собираюсь отобедать. Знал бы ты, как местная прислуга хвалила свою кухню! – подмигнув присаживающемуся напротив него мужчине, Асманиил протянул ему уже наполненный бокал. – За встречу, брат.
– Не брат ты мне, дьявольское отродье! – в глазах цвета чистейшей персидской бирюзы сверкнули огоньки. Но тут же пропали. И вообще, пришедший расслабился, принял бокал вина и откинулся на спинку резного стула.
– Вот! Другое дело, Сарфамиил, другое дело! Расслабься, покушай, вина вкуси, а о делах наших и потом можно поговорить. Кстати, – щелчок пальцем по винной бирке привлёк взгляд Сарфамиила, – тебя ждёт приятный сюрприз.

Не успел тот сделать и пары глотков вина, как Асманиил звонко, как-то совсем не по-мужски рассмеялся:
– Ну? Как тебе?
– Это же …
– Именно! Представляешь, какие проныры, эти австрийцы? Переливать в свои бутылки рейнскую “Незабудку” и выдавать за австрийское вино! К счастью, на качестве вина это не отражается. Чего я не могу сказать о совести и репутации местных виноделов. К слову, советую шницель из индейки. Если ты забудешь свои правила насчёт чревоугодия, то этот маленький грех принесёт тебе просто незабываемые ощущения. А про соус из козьего масла с клюквой я вообще молчу. Часто ли вы, ангелы, чем-то иным, кроме своей амброзии, наслаждаетесь? Вот и наслаждайся.
Сарфамиил отставил свою трость с гладким набалдашником из слоновьей кости и придвинул к себе новую тарелку с приборами, которые услужливая прислуга подала без лишнего напоминания.
– Ты прав, демон. Полчаса роли не сыграют, а кухня здесь и правда хороша, – и, не обращая внимания на презрительно скривившегося Асманиила, он зашептал молитву, склонившись над сцепленными ладонями.
Когда с обедом было покончено, а на столе занял место кофейный сервиз и чашечки свежесваренного кофе, демон с приятной тяжестью развалился на стуле. В глазах не было ни тени усмешки и веселья. Всё та же альпийская буря, тьма и неотвратимость.
– Зачем он вам? Вошли во вкус детоубийства?
– Начинается… Не переворачивай и не дави на жалость. В подобных делах о совести нужно вспоминать в последнюю очередь, – жёстко ответил ангел. – Тебе напомнить Эльдано Маричелли? Если бы его жизнь не … Не оборвали, то два континента на долгие десятилетия увязли бы в войне. Два континента! А здесь идёт спор о причине войны мирового масштаба. Понимаешь? Весь мир, практически все страны будут втянуты в эту самую ужасную войну! Так что, тут уже нет дела до жалости, совести и человеколюбии. Есть давно признанные догмы о равновесии. И если ты не забыл, то и ваша сторона подписалась под сводом этих догм. Равновесие. Это незыблемое правило. И смерть одного сына Божьего во спасение многих – благо, а не грех.

– Ну, конечно! Вам проще одним ударом решить проблему, чем рассмотреть иные варианты. Лавры архангелов спать не дают?
– Иные варианты? Ты о чём?
– Смотри, – Асманиил протянул чёрно-белый фотоснимок с изображением молодой брюнетки, – это Эльза Розенцвайг. Она ещё не родилась. Но пройдут годы и тот младенец, который сейчас лежит в кроватке на втором этаже этого отеля, начнёт ухаживать за ней. Но она, дочь богатого банкира, не только откажет ему, но ещё и предаст насмешкам, презрению. Прилюдно. И для нашего талантливого художника это будет первая ступень к осмысленному уничтожению сынов Израилевых. Месть всегда страшна. А если её не станет, то есть шанс, что мир получит гениального художника вместо кровавого тирана.
– С чего бы вам заботиться о евреях? Никогда за вами не было замечено человеколюбие.
– Его и нет. Любить души и любить людей – разные вещи. И с приходом в мир этого человека, нас ожидает невиданный урожай душ. Впрочем, вы же тоже не будете обделены, да?
– Не старайся, тебе не обмануть меня. Твой хозяин ещё и мог бы попытаться, но не ты. Равновесие. И правила без исключений.
– Равновесие? – демон с рыком скомкал фотоснимок. – Ты хочешь равновесия? Вы там у себя в курсе, что сейчас на Кавказе подрастает ребёнок, которому предстоит встать на другую чашу весов? Тот, который и сможет восстановить равновесие, не дав этому художнику уничтожить весь мир? А самое главное в том, что уничтожив австрийского ребёнка, снимая с него несостоявшиеся грехи, ты освободишь место для другого тирана. И поверь, убийством своего народа он не ограничится. Наполнив лагеря смерти своими соотечественниками, он обратит взор и на остальной мир. А так они будут стоять на противоположных чашах весов. Мир обретёт искомое тобой равновесие. Поэтому и думай, стоит ли так догматично верить в то, что из правил не бывает исключений.
– Я только одного всё равно не пойму. Какая выгода вам?
– Знаешь, братец, лучше небольшой ручеёк свежей крови, чем давно пересохшее русло. Слишком давно мы ощущали вкус свежих душ. Если не брать во внимание итоги амбиций одного низкорослого корсиканца. Но это была всего лишь капля на том же иссохшем русле. Думай, брат, думай.

– Всё уже решено. И не в моей воле изменить то, что произойдёт. Спасибо за обед, Асманиил.
Сарфамиил поднялся из-за стола, опёршись на трость. И вот уже по её поверхности побежали всполохи, снимая кусочки древесины с тонкого сияющего клинка. Устало вздохнув и одарив напоследок демона бирюзовым взглядом, ангел растворился в воздухе.
Демон же не спеша допил кофе и достал бумажник. Кофейная чашечка придавила плотную пачку банкнот к фарфоровому блюдцу. Немного подумав, вспоминая мысли Отто, Асманиил положил рядом с банкнотами стопку золотых монет с изображением двуглавого орла и головы бородатого мужчины. Довольно усмехнувшись, он взял в ладонь трость и отправился к лестнице на второй этаж отеля.
Ангел стоял над детской кроваткой с занесённым сверкающим клинком. Губы шептали молитву. Свет бирюзовых глаз сплетался со всполохами клинка, играя тенями на лице ребёнка.
– Значит, не передумаешь? – Асманиил сделал шаг к кроватке, освобождая клинок своей трости.
– Равновесие и правила, – Сарфамиил прервал молитву и окинул взглядом демона. – Ты же знаешь, что не сможешь меня остановить. Как и причинить мне вред. Не меш…

Острый клинок распорол костюм ангела и почти наполовину вышел из его груди, окропляя бирюзовой кровью белье в кроватке.
– Какой же ты непонятливый, – не обращая внимания на торчащий из груди кусок стали, устало вздохнул ангел. – Меня же невозможно…
– Да, да. Тебя невозможно убить никаким оружием, – чуть слышно, проникновенно зашептал ему на ухо приблизившийся демон, – кроме этого. Для которого мой Отец пожертвовал своё ребро.
Раскрытые от удивления глаза ангела смотрели на блестящий клинок, с которого вместе с каплями его крови начали облетать кусочки стали, обнажая чёрную костяную пластину. Сияющий клинок выпал из слабеющих и растворяющихся тёплым сиянием рук, но был подхвачен в нескольких сантиметрах от груди ребёнка другой ладонью.
Уже выходя из комнаты, Асманиил оглянулся на кроватку с ребёнком, проводил взглядом последние бирюзовые всполохи, улетающие вверх:
– Ты был прав, брат. Исключений из правил быть не может. А нас ждёт отличная жатва.

№22 Эмоциональная нестабильность

13 день 3 лунного месяца 534 года, 12:00 , заступаю на дежурство, кодовый номер 124 536, - привычно произнесла Алира, входя в диспетчерскую. В ответ мигнули лампочки, включился мягкий свет. Это было самое обычное дежурство, которое выполняли по очереди все жители базы примерно раз в три месяца. Всего на базе обитало 112 человек. Алира любила такие задания – можно было в тишине провести свои положенные 36 часов, раз в 6 часов отправляя радиосигнал 18 базам, на которых тоже находились люди. Алира – специалист по мертвым языкам, в обычно время занималась переводами древних текстов, изучала старинные технологии, но во времена дежурств она читала художественные книги, которые не то, чтобы были запрещены, но строго контролировались. Как любил повторять глава Совета: мы должны сделать основное для выживания вида, на излишества нет времени и ресурсов.
534 года назад погасло Солнце. И сейчас на планете царствует темнота и холод. В первом столетии ученые попытались зажечь звезду, но у них не получилось: звезда умчалась в другую сторону, но ее отблеск освещал Луну, поэтому тьма была не совсем кромешной.

Ее нерабочий интерес к прошлому тоже не считался правильным – правильно было беспрекословно исполнять свою работу, решения совета и распорядок дня, - все остальное вызывало недовольство вышестоящих, а за это могли сослать на дальнюю базу или вовсе уничтожить – все должно быть сделано для выживания вида. Исследователи говорили, что далеко на юге, где из камней вырываются наружу потоки огня, живут саламандры – люди, которые не боятся пламени. Далеко на севере живут снежные люди, которые не боятся мороза, поэтому для людей только и оставалось спокойно и методично выполнять требования, в том числе и к воспроизводству себе подобных: когда люди достигают 24-28 лет, вариаторы выбирают пару абсолютно совместимых людей, для того, чтобы они родили двоих детей. Больше нельзя – системы жизнеобеспечения базы могут вместить только определенное число проживающих.
Пара будет вместе до 10 дня рождения младшего из детей, потом оставаться вместе запрещено. Дети начинают самостоятельную жизнь, желательно на другой базе, чтобы пресечь эмоциональную привязанность.
Алира приближалась к этому проклятому возрасту. Еще год назад это требование для нее не казалось чем-то ужасным, но сейчас ей нужен был только один человек во всей огромной вселенной. На всю жизнь. А вот это было уже строго запрещено – можно было загреметь на пару лет в изолятор, лечить эмоциональную нестабильность.

Алира вздохнула и начала стандартную перекличку:
- База ноль, Алира, кодовый номер 124 536 вызывает базу 1.
- База 1. Алекс, кодовый номер 156 732, все в порядке.
- База 2. Вилена, кодовый номер…
В этот момент Алира себя чувствовала частью единого организма, частью чего-то большого…
Ответили все, кроме седьмой базы.
Кроме седьмой, именно там, где был Он, ее самая большая тайна.
Алира по правилам вызвала базу еще 5 раз с промежутком в 5 минут. Тишина. Загрузила в вариатор ситуацию: 3% - выход из строя оборудования связи, 7% - выход из строя оборудования жизнеобеспечения, 1% - диверсия, 5% - болезнь обитателей базы, 86% - гибель.
Сердце ухнуло вниз, потемнело в глазах. В вариаторе была надпись гибель, без объяснения причин.
Видимо, у нее не было прав доступа, для получения полной информации.
Алира с внутренним содроганием нажала на кнопку связи с Советом: тут же на экране появилось лицо Эммы, заместителя Главы. Алира уже имела с ней неприятный разговор, когда год назад попросила о переводе на седьмую базу.
- Седьмая база не отвечает, выполнены все стандартные процедуры, вариатор предположил: 86% - гибель.
- Сообщение принято, - на лице Эммы, как обычно не отобразилось ни одной эмоции. – Прошу Вас при следующей перекличке повторить стандартные процедуры и доложить.
- Будет исполнено.
Алира поняла, что никто не бросится на помощь, по крайней мере, до окончания ее дежурства.

Она ходила из угла в угол диспетчерской, не находя себе места. Примерно через минут 15 замигал экран, показалась надпись – эмоциональное возмущение.
Неимоверным усилием воли она взяла себя в руки.
И перед глазами встало лицо ее Юргена.
Ей был 21 год, она уже тогда считалась крупным специалистом в мертвых языках. Была довольно устойчива к холоду и имела показатель эмоциональной стабильности 90%. Довольно низкий показатель, что уж говорить. Ее даже проверяли четыре раза на способности к интуитивизму. Но таковых обнаружено не было. Она - стандартный среднестатистический человек, с хорошо развитой логикой, в меру тренированным телом.
Вот тогда Советом и было принято решение – направить ее в составе экспедиции к древнему городу. Его недавно обнаружили при добыче руды недалеко от базы номер 7, всего в каких-то 100 км. Она должна была в экспедиции понять, что эмоции – губительны для человека, нужен только холодный расчет и выполнение правил.
С ней отправлялся ее родной брат Арнольд, которому было уже 26 лет. Это должна быть его последняя командировка – ему подобрали пару и ближайшие 10 – 15 лет он проведет на базе.
Алира с братом были дружны, и она уговорила его в ночь перед выездом сходить к интуитам, которые могли видеть будущее.

Интуиты жили на три пролета ниже, отдельно, входить к ним было строго запрещено, но они оставили вариаторы в боксе, и пешком добрались до их убежища.
Когда Алира подняла руку, чтобы постучать – дверь открылась.
- Я ждал Вас, - произнес интуит и жестом приглашая войти. Алиру поразило убранство комнат – на полу лежали ковры, где-то в глубине звучала тихая музыка, вместо стандартных кроватей стояли мягкие диваны.
- Я позвал вас сегодня. У вас есть шанс изменить порядок вещей. Небольшой, но есть. Просто запомните – быть человеком – это проявлять эмоции, любить, ненавидеть, радоваться и гневаться. Человек – это не биомашина для переработки еды в дерьмо, а там, наверху именно так и происходит.
- Ты, - он указал на Арнольда, - если пройдешь мимо любви будешь жалеть всю жизнь.
- Ты, - он указал на Алиру, - я не вижу твоего будущего, ты сильнее меня.
- Я не интуит, - растеряно произнесла Алира.
- Нет, - согласился мужчина. - Ты что-то другое, может быть человек?.. И последний совет – вы никогда не узнаете, если не попробуете. А теперь идите, вас скоро хватятся.
Они еле успели прийти до проверки. А потом закрутилось. По внутреннему тоннелю мы добрались до базы номер 7, нас на площадке встречал Юрген. Алира читала об ударе молнии, да только о любви можно читать всю жизнь, так и не поняв, что это такое.
От базы №7 они проехали на снегоходе километров 30, - дальше – только пешком. При минус 54 по Цельсию машины быстро выходят из строя, а люди – люди могут приспосабливаться и идти дальше.

До места они добирались три дня, ставя палатки, растапливая снег, Юрген притащил тушенку и Алира впервые попробовала не сублимированную еду. Группа добралась до заброшенной обсерватории за три дня.
А потом было много книг, много документации, и всегда был рядом Юрген – помочь, поддержать, принести. Алиру всегда приучали рассчитывать только на себя, а здесь был человек, которому было приятно ей помочь. В обсерватории Алира и Арнольд поняли, что зажечь звезду было реально, просто кто-то подменил расчеты. Алира перевела те, изначальные, Арнольд расписал все до мелочей. А однажды вечером, после сигнала спать в ее палатку пришел Арнольд, попрощаться. Он решил уйти – снежные девы танцевали для него, и одна из них запала в душу. Люди, которым не страшен холод, и ему теперь тоже не страшен.
- Прошу тебя, Алира, сообщи о моем решении только по возвращении, дай мне уйти с той, кого люблю.
- Я никому не скажу, - Алира понимала, что брата видит последний раз. Она уже понимала, что он чувствует.
Позже, в Совет она доложила, что брат пропал, вероятно – мертв.
А потом, на базе № 7 они провели с Юргеном три дня, точнее, трое суток, которые стоили всей жизни. Ей казалось, что никогда она столько не смеялась – это же совершенно деструктивное поведение. Ей казалось, что они созданы друг для друга, две половинки единого целого. Ее мир рухнул и возродился в другом виде. И да, они стали единым, тем, кем их задумали демиурги, теми, которые связаны единой нитью уже навсегда.

Вернувшись на базу номер ноль Алира подала прошение о переводе. Вот здесь и настигла ее расплата за эмоциональную нестабильность:
Ты оплот вида, кричал Кайген, глава Совета, ты должна стать началом новой сильной расы. Эмма была более жесткой:
- Если уйдешь – он умрет.
Вот оно, наказание за любовь, и именно в ее дежурство – базы №7 больше нет.
База № 7 так и не отвечает. Но в один из сеансов связи она услышала: три точки три тире три точки и так три раза.
Сигнал SOS, недаром столько лет Алира учила мертвые языки. Докладывать Совету она не стала – много ли было от них помощи?!
Оставив вариатор, Алира открыла дверь и тут же ее захлопнула, и еще раз, и еще, на вариаторе снова возникла Эмма: - Алира, что у Вас там?
- Ничего, - очень честно ответила Алира, - все спокойно.
- Ну, наверное, сбой, - констатировала Эмма.
- У меня все в порядке, - подтвердила Алира.
После разговора, она быстро выскользнула за дверь будет времени мало, но минут 10-15 выиграла.
Она собрала все вещи, как в экспедицию, и рванула вниз, в туннель, по которому можно прийти или приехать к базе №7.
На платформе ее ждал Интуит и с ним две женщины – молодая и пожилая.
- Ты решилась и мы идем с тобой, - Интуит сделал пас и вагон остановился рядом с ними.
- Девочка, мы будем сдерживать их пока сможем, дальше – сама.
Алира видела, как из пожилого, он становится молодым, как его женщины, жена и дочь, сцепляют руки, как разливается по миру то, чему нет названия, может быть, любовь?

Когда Алира вышла из вагона, Интуита и его спутниц не было – они растворились в пространстве.
На базе № 7 было пусто. Не было ни людей, ни тел. Алира надела костюм, забрала два снегохода: на одном ехала, второй прицепила прицепом, чтобы пересесть: она не собиралась возвращаться: на сколько хватит топлива, столько и хорошо.
А вот в старой обсерватории было людно: все 92 человека базы № 7 в бессознательном состоянии лежали в холле обсерватории. Эмма зачитывала приговор: за эмоциональную нестабильность - уничтожить.
Алира вошла с улицы – от нее валил пар, и она представляла, что это ее защита. Это мама, которая гладит ее по голове – отец донес, и маму наказали – эмоциональная нестабильность. Это Юрген, с которым она поняла, зачем жить, зачем дети, это Арнольд, который смог выбрать любовь…
- Ты будешь уничтожена первая, - бесстрастно сказала Эмма, ты должна была стать началом новой расы, -но за эмоциональную нестабильность ты проговариваешься к уничтожению.
- Я – эмоционально стабильна, - закричала Алира, встречая синий холодный луч себе в грудь. Я – человек! Все силы, которые были в ней, она отправила навстречу лучу Эммы. Падая, Алира видела, как несется по снегу на огромном медведе ее брат Арнольд, вместе с женой Ютой, как Юрген выпускает стрелу из самострела, как дядька Митяй стреляет из пугача, как незнакомый интуит сцепляет руки, принимая на себя часть удара.
13 день 3 лунного месяца 534 года стал новым апокалипсисом – в 35.50 в небе вспыхнула новая звезда.

- Баба, бабуля, - а саламандры приедут на твой юбилей? – теребил Алиру правнук.
- Приедут, конечно, только не вздумай их так называть, - могут обидеться, это - огненные люди. Клан твоего прадеда Арнольда – снежные люди.
- А, мы?
- А, мы - обычные, просто люди, без сверх способностей … и про себя добавила: эмоционально нестабильные.

№23 Аффект бабушки

Понятно, что сторонники бинарного решения системы нелинейных дифференциальных уравнений, призванных точно прогнозировать терраформирование Марса, навалили в штаны. Образование снежного пласта на краю кратера Олимп совершенно ими не предполагалась. Да и то сказать – кто ж знал, что на такой высоте в течении долгих месяцев будет конденсироваться и кристаллизоваться влага, извергнутая терраформ-установками? Одним словом – шел снег.
Но худа без добра не бывает. Легкий скаф с запасом кислорода, кевларовый сноуборд, взятый напрокат, и вот ты уже на вершине мира, где над головой звезды, а под ногами белоснежный покров, уходящий в бездну! Ну, в бездну-то, конечно, тебе спуститься не дадут: в полукилометре от гребня тракторами была выровнена площадка и создан тормозной вал. Для верности стояли двое спасателей в оранжевом – переминались с ноги на ногу, пошвыркивали через поилки скафов горячий кофе.
Пантелеймон Петрович Коврижкин, главный на станции “Олимпийской”, тоже не удержался, решил прокатиться. Недоверчиво пнул снежный камешек, топнул пару раз, как бы проверяя на прочность весь многокилометровый снежный пласт.
– Будьте спокойны, Пантелеймон Петрович! – заверил его по внутренней связи инструктор, – Мы из этой горки еще лыжный курорт сделаем!
– Ну да, ну да. Горка… – проворчал начальник станции. – Эта горка – самая высокая в Солнечной системе.
– Давайте помогу, – инструктор принялся поправлять застежки на сноуборде. – Кто ж вам такую амуницию-то выдал? Эх, черт… Ладно, сейчас примотаем.
– Анна Изольдовна и выдала, кто же еще. Она у нас и гардеробщица, и кладовщик, и… Кто угодно она у нас.

Он вспомнил старушку, которая с утра действительно была не в себе – растерянная, молчаливая, погруженная в собственные мысли. Внук у нее, что ли, на Плутоне заболел… Так толком и не объяснила. Пантелеймон Петрович не стал мучить старушку: взял, что принесла со склада, сказал “езжайте, Анна Изольдовна, на ваш Плутон, раз душа зовет. Найдем кого-нибудь на замену”. Тем более, сегодня транспорт уходит.
– Ну все, что ли? Примотал?
– Как мог. Или за другой сгонять?
– Не надо. Я всего раз скачусь. Так, из любопытства.
Петрович пошевелил ногами, стараясь почувствовать спортивный снаряд, чуть подпрыгнул, сдвинулся с места. Доска медленно покатилась. Не желая разгоняться, он, тем не менее, двигался все быстрее и быстрее.
– Ох, мать моя женщина… – и добавил слово покрепче.
Попробовал изменить траекторию, наклонился в одну сторону, потом в другую. Но, вопреки своим ожиданиям, покатился еще быстрее. Здравствуй, кочка! Незаметная совсем, малюхоненькая. С небольшой-то скоростью и проскочил бы. Но начальник станции уже несся аки товарный состав, груженый рудой.
Подпрыгнул, пролетел несколько метров… Опустился и почти устоял на ногах – катиться до тормозного вала осталось чуть, обязательно бы доехал! Однако дефектные крепления не удержали ног. Выпрыгнула доска из-под Пантелеймона Петровича. Взлетела в воздух, перевернулась и передним краем вонзилась в снег, пока незадачливый сноубордист кувыркался, оставляя за собой в снегу вмятины и борозды.

И черт его знает, что там было – то ли трещина какая, то ли еще что, но только почувствовал себя Пантелеймон той самой белкой из старого детского мультика, что воткнула орешек в лед и расколола замерзшую воду на части.
Накатанная тракторами поверхность вздрогнула, хрустнула, поползла по ней змейкой трещина, которую начальник станции едва успел перепрыгнуть, чтобы бежать обратно, вверх по склону. Он чувствовал под ногами вибрацию, но не оборачивался и поэтому не видел, как огромный кусок снежного пласта полетел в кальдеру – котловину, объединяющую древние вулканические кратеры Олимпа.
И черт его знает, то ли там, под этими кратерами, была какая-то установка синекожих предтечей, то ли еще что, но жахнуло в следующее мгновение так, что капитану пассажирского транспорта, уже отошедшего от Марса на приличное расстояние, показалось, что планета получила собственный ракетный двигатель и сошла с орбиты.
– Я “Веселый Харон”, наблюдаю с орбиты сильную вспышку на поверхности планеты! “Олимпийская”, слышите меня? У вас все в порядке?
Эфир молчал. Никто не отвечал капитану.
И черт его знает, сколько продолжалась бы немая сцена, если бы молчание не нарушила бесцеремонно заглянувшая в рубку пассажирка, седовласая Анна Изольдовна.
– Что там случилось, милый?
– Идите-ка вы, бабушка… на свое место.
Повернулся обратно к навигационным приборам, посмотрел через обзорное окно, потом на бледного штурмана.
– Чего?
– Он улетает.
– Кто улетает? – не понял капитан.
– Марс улетает.

Действительно, приборы показывали, что красная планета сошла с орбиты и медленно, но верно отдаляется от Солнца. Через несколько минут стало очевидно, что скорость ее растет, а огненный хвост из жерла Олимпа протянулся в космос на многие тысячи километров.
– Давайте на Землю позвоним? – предложил штурман. – Что-то здесь не так…
Капитан согласно кивнул.
Голос с далекой Земли подтвердил, что и они наблюдают некоторый непорядок в районе Марса и сейчас во всем разберутся. В любом случае это не их, пассажирского транспорта, дело, так что пусть они немедленно убираются подальше, лучше всего по намеченному маршруту – к Плутону.
До пояса Койпера, где обитала карликовая планета Плутон, “Веселый Харон” добирался несколько дней. Связь периодически прерывалась, поэтому пассажиры и экипаж корабля не знали, что происходит с Марсом, совершившим побег. Между тем беглец воспользовался благоприятным положением по отношению к Юпитеру и почти уже догнал гиганта.

Черт его знает – то ли у синекожих предтечей так задумано было, то ли случайно получилось, но красная планета, подталкиваемая неизвестной энергией, еще струящейся из Олимпа, и схваченная гравитацией Юпитера, вляпалась в Большое Красное Пятно, словно это была приготовленная для него мишень. Может, большой планете такого удара когда-то и не хватило, чтобы стать звездой…
Анна Изольдовна подхватила пакет с конфетами, купленными еще в марсианском дьюти фри, покинула приплутонившийся транспорт и бодрым шагом направилась к апартаментам любимого внука.
Высокий, бородатый, с косой саженью в плечах, он открыл дверь и с удивлением посмотрел на бабулю.
– Ба, зря ты прилетела.
– Да как же! Болеешь ведь. И начальник меня отпустил.
– У меня обычный ковид, ничего страшного. Стоило ли из-за такой ерунды… Ну ладно, раз уж прилетела – дай обниму!
Нежно стиснув старушку в объятиях он поцеловал ее седой висок. Потом оглянулся на бронированное стекло, отделяющее уютное нутро комнаты от ледяной поверхности Плутона.
– И что там сегодня светло-то так…

Это сообщение отредактировал Gesheft - 5.03.2022 - 21:27

№24 Возвращение в Эдем

- Сантехники столько не зарабатывают, дура! Если они, конечно, родом не из Германии!
- Какой ты, нахрен, сантехник! До сантехника тебе ещё расти и расти! Сантиметров десять, не меньше! Я на работу, нищеброд, деньги себе на операцию зарабатывать, раз муж не в состоянии! Санёк!
Недосантехник со злостью хлопнул дверью, отрезая себя от обнаглевшей в край жены.
- Я не Санёк, а Александр! Пластику ей подавай! - разорялся он, почему-то со злостью глядя на антресоль, казалось, с сочувствием нависшую над ним, приоткрыв от жадного интереса дверцу. - Нос ей уменьшать вздумалось! Ладно бы, сиськи увеличить, а то - нос! Уменьшить…

Не выдержав подобных речей, антресоль, подаренная тёщей, распахнула пасть и подло швырнула на голову хозяина книжку.
Разразившись затейливой матерной тирадой, Александр схватил книгу, желая выместить на ней свое раздражение, и разорвать обидчицу в клочья. Но начав отдирать и без того, еле держащуюся обложку, он понял, что это за книга. Это оказался его собственный учебник по истории за седьмой класс. Оттуда огромными выпученными глазами печально смотрел Наполеон. Клоунский нос истекал подозрительной жидкостью, длинные заячьи уши трепетали от порывов ветра, а кривоватые оленьи рога как бы намекали…
Машинально схватившись за собственные рога, точнее, за их вероятное месторасположение, Александр расплылся в глупой улыбке. Вспомнилось, как старательно малевал он двадцать лет назад, в библиотечном учебнике, который, оказывается, забыл сдать. Засмотревшись на чересчур сисястую - благодаря его умелой творческой, некогда, руке, - неведомую дипломатическую тётку, Саня наощупь полез по, живущей с незапамятных времён под антресолями, стремянке. Он сам не знал, зачем. То ли чтобы положить учебник на место, то ли покопаться на предмет других интересных книжек… Кажется, лет семь назад он туда прятал "Плейбой"? С наслаждением вдохнув сладковатый запах старой бумаги, Александр шагнул мимо ступеньки и загремел на пол вместе со стремянкой. Острая короткая боль пронзила пах, щедро разлилась по копчику, спине и, закончив свой путь в затылке, милосердно отключила несчастного от реальности.

Травинка, покрытая длинным и жестким пухом на конце, настойчиво лезла Александру в нос, мешая спокойно наслаждаться долгожданным японской спиннингом, с не менее долгожданной, японской же безынерционной катушкой… Удар! Щука взяла воблер! Хоть бы не сорвалась… Коряга, чёрт!
Смачно чихнув, он раздражённо взмахнул руками, в которых, увы, не было удилища, и перевернулся на другой бок. Постель отчего-то ощущалась совершенно непривычно, а уж с ароматизатором воздуха супруга нынче явно перестаралась. Столько запахов сразу! Александр, не открывая глаз, принялся анализировать, что он чует.
"Ммм… Свежескошенная трава. Цветы… Разные, хрен знает, какие. Груша. Персик. Земля. Яблоко. Животное… Чего?!"
Александр разлепил глаза и уставился на настойчиво лезущий ему в лицо здоровущий влажный нос. А выше носа...
Лев присел от ужаса, когда новое занятное существо, внезапно возникшее посреди его любимой полянки, пронзительно взвизгнуло, и вскочив на четвереньки, стремительно ускакало вдаль, забавно подбрасывая зад. Растерянно взмуркнув, лев скусил несколько цветочных головок, и принялся любоваться танцем бабочек, мечтательно вздыхая.

Остановили Александра пышные, усеянные прозрачно-желтыми ягодами, кусты. С трудом выбравшись из мягких, без единого шипа, веток, он заметил проходившего мимо белоснежного волка, но после предыдущей встречи и стремительной пробежки на четырех конечностях, отнесся к нему довольно индифферентно. Впрочем, волк, мило улыбнувшись ему, и походя сорвав пару ягодок, заспешил дальше.
Александр устало опустился на нежную прохладную травку, и машинально обрывая ягоды, оказавшиеся удивительно вкусными и освежающими, задумался. По всему выходило, что он либо спит, либо в обмороке после падения со стремянки, либо умер. Потому что то, что его окружало, подозрительно походило на райский сад, по крайней мере, так, как он себе его представлял. Не хватало лишь сигарет и парочки гурий... Или они должны быть в другом саду? Этого Саня не помнил. Но на всякий случай огляделся. Гурий не было. Правда, вдали виднелся небольшой стеклянный дом. Дом в райском саду? Это что-то новенькое... Пожалуй, это все-таки сон. Или обморок. Лишь бы только не прийти в себя! Ему вдруг до дрожи захотелось узнать, что же там может быть, в этом доме. Возможно, все же, гурии? И сигареты. Потому что курить хотелось с каждой минутой все сильнее.

Отодвинув от себя мягкого, как плюшевая игрушка, ежика, пытавшегося закопаться ему под ягодицы, Александр поднялся на слегка трясущиеся ноги и направился к сверкавшему в лучах невероятно огромного и совершенно не режущего глаз солнца. И чем больше он шел, тем больше ощущал внутри себя какого-то напряжение – будто к желудку крепилась нить, которая с каждым шагом натягивалась все сильнее. Боли не было, лишь только некоторое раздражающее неудобство, отчего хотелось почесать желудок изнутри. Александр остановился. Напряжение не исчезло. Похожее ощущение у него бывало, когда чесалось внутри уха. Вот бы в желудок так же, как в ухо можно было вставить палец, и трясти, трясти им, испытывая наслаждение, близкое к оргазму!
Осторожно сделав несколько шагов, и поняв, что жить это натяжение не мешает, Александр решительно зашагал к цели.
Поставив перед собой задачу, он уже больше не отвлекался на окружающие его чудеса. Животные, птицы, фруктовые деревья, вперемешку с пальмами, причудливые цветы, все это ему вмиг стало неинтересно. Вот таинственный, несмотря на свою прозрачность, дом...

А впрочем, вот и он. Несмотря на прозрачность, некая дымка мешала рассмотреть нечаянному гостю, что таится внутри. Ни на секунду не замешкавшись – а чего бояться во сне! – Санёк распахнул легко подавшуюся дверь и вошел внутрь. И тут же застыл. Он оказался... В лаборатории. В какой-то необычной, сверхсовременной, совершенно нечеловеческой лаборатории. Он не смог бы объяснить назначение ни единого прибора, разве только нечто, напоминающее микроскоп... Александр осторожно подкрался к нему, словно прибор мог укусить и заглянул в окуляры. Спустя мгновение, задохнувшись, отскочил, затряс головой, вспомнив Галактику в Людях в черном, и круто развернувшись, увидел, наконец то, что было ему близко и понятно. Баба! Чуть поодаль, прямо в воздухе висела баба! Раскинув бесстыже, а может, приглашающе, руки и ноги, она, кажется, спокойно спала.
«Может, привидение?» - подумал Саня, бочком подкрадываясь к мечте – та, надо сказать, была на редкость хороша собой и идеально сложена. Натяжение внутри усилилось, словно напоминая о себе. Но Александру было не до того: оказывается, позади бабы телепался еще и какой-то мужик! Так же раскинувшись в пространстве, и так же закрыв глаза, он знай себе, висел, в воздухе.

Саня осторожно кашлянул, но парочка не обращала на него никакого внимания, словно была... Нарисованной! Только сейчас до него дошло – это проекция! Трёхмерная, а поможет, и какая-нибудь пятимерная, но все же, проекция!
- До чего техника дошла... – громко сказал Саня, на всякий случай приготовившись бежать, но парочка безмятежно «спала», еле заметно мерцая. Уже ничего не боясь, он подошел к женской фигуре и ткнул в нее пальцем. Палец прошел насквозь.
- Да твою же мамашу... – разочарованно произнес Саня, делая шаг назад. – В кои-то веки такая баба приснилась, и та – ненастоящая!
Вокруг его ступней вдруг вспыхнул зеленый круг. Дёрнувшись от неожиданности, парень взмахнул рукой и краем глаза заметил какое-то движение со стороны женщины. В испуге подняв взгляд, Саня обнаружил, что поперек её живота ниоткуда возникла поперечная полоса. Ничего не понимая, он схватился правой рукой за собственную шевелюру и увидел возникающую на бабе еще одну, неровную, на этот раз продольную полосу.
- Э... – выдавил Саня, медленно опустил руку и увидел следующую за его движением ещё одну линию на женском торсе. - Это панель управления! - возрадовался непризнанный с детства художник. - Так на ней можно рисовать! А как сделать отмену?

Он потыкал перед собой руками, пытаясь нащупать невидимую кнопку, ещё сильнее этим замалёвывая несчастную женщину, заметив при этом, что некоторые его художества всё же исчезли. Опытным путём было установлено, что правой рукой можно рисовать, а левой удалять нарисованное. К счастью, удалялось исключительно то, что выходило из-под его десницы, иначе настоящий автор сего произведения очень расстроился бы, обнаружив, что от его работы не осталось и следа.
Уловив принцип, Александр стер все полосы и вновь залюбовался красоткой.
- Ну ведь как настоящая, а! Что ж так не везёт-то? - пробурчал расстроенно он. - Стоит только проснуться - там Нинка со своим носом! Эх…
Вдруг перед глазами у Саньки, как живой, возник давешний учебник истории. Хмыкнув, Александр "нарисовал"огромный вороний клюв, вместо носа. Получилось впечатляюще. Не хуже,чем в учебнике. И тут на него снизошло вдохновение. Он лёгкими, небрежными взмахами, будто держа кисть, пририсовывал красотке ослиные уши, круги вокруг глаз, залихватские усы и длинные тонкие груди до колен. Великолепный лошадиный хвост стал финальным штрихом. Полюбовавшись своим произведением, и чувствуя уже почти непереносимое натяжение внутри, Саня хотел с сожалением стереть улучшения, но тут его взгляд упал на проекцию мужчины…

Он уже дорисовывал хвост, когда внутри натянулось так сильно, что стало ясно - не нить, а струна! Это струна, и она… Тянет его обратно! Домой! Едва Александр это осознал, как его дёрнуло изнутри, едва не выворачивая наизнанку и потащило прочь из этого мира. Зелёный круг погас. Ровный, бездушный голос произнес: - Программа Адам и Ева активирована.
Голова, копчик и пах болели невыносимо. Александр со стоном завозился на полу, выпутываясь из стремянки.
- Саш, ты чего там разлегся? - каркнуло совсем рядом и в дверях возник неясный, какой-то неправильный силуэт. - Вставай, гости скоро придут, а ты лежишь немытый, нечесаный, и написник свой не надел! Перед людьми стыдно будет, опять же вывалится!

На живот Александру упала загадочная катушка на ремне.
- Давай уже, вынимай из штанины, наматывайся, а я пойду грудь заново перемотаю, а то защемило что-то…
Неясная фигура вышла на свет и Александр тоненько, совсем как во сне, завизжал. Огромные нетопыриные крылья царапали обои, а выпавший-таки из штанины член печально уткнулся в тапок.
- Мама… - сказал Саня и застрял рогами в люстре. И… не проснулся.