Маленький циркЗа потёртым красным занавесом маленького цирка творился тихий кошмар. Двадцать четыре автора толпились в душном закулисье между декорациями и канатами. Программа была рассчитана на полтора часа — двадцать номеров, не больше. Значит, четверо останутся за бортом.
Василий Григорьевич, конферансье с красными щеками, нервно мял в руках список и избегал смотреть в глаза. Воздух был густой от табачного дыма и человеческого напряжения.
— Так кто же не попал? — в третий раз спросила Анна Сергеевна, пожилая переводчица, сжимая листки со стихами о войне.
— Сейчас, сейчас... — бормотал Василий Григорьевич, отворачиваясь.
У стены стояли Марков и Соболев — два молодых поэта, которые обычно выступали вместе. Они молчали, но по их лицам было видно: они знали. Рядом нервно курил Петрович-старший, драматург с тридцатилетним стажем. Четвёртым был Игорь в кожаной куртке — тот самый, что обычно громко шутил. Сейчас он стоял в углу и смотрел в пол.
— Да скажи уже! — не выдержала молодая поэтесса Катя. — Эта неизвестность хуже всего!
Остальные закивали. Те, кто точно знал, что попал в программу, чувствовали себя виноватыми. Те, кто сомневался, мучились догадками.
— Может, по жребию было честнее, — пробурчал Владимир Иванович, седой прозаик. — А не по... по чему там решали?
Никто не ответил. Все понимали: критерии отбора были туманными.
Клоун Михалыч протискивался между людьми, готовясь к номеру. Воздушная гимнастка Лида раздражённо отталкивала чьи-то локти. Для артистов это была обычная работа, а для авторов — может быть, единственный шанс увидеть свои слова на сцене.
— Народу в зале человек восемь, — доложил билетёр. — И то половина уйдёт в антракте.
Глухой стон пронёсся по закулисью. Восемь зрителей. За это стоило так нервничать, интриговать, переживать?
И тут в толпе зашелестело. Люди стали расступаться, освобождая проход. В образовавшуюся щель протиснулась девочка лет десяти — Машенька из соседнего детского дома. Худенькая, в чистом, но заштопанном платьице.
— Ой! — воскликнула она, оглядывая толпу. — Сколько вас! И вы все писатели?
Гул стих. Двадцать четыре пары усталых, напряжённых глаз уставились на девочку. Она не замечала тяжёлой атмосферы. Её лицо светилось любопытством.
— А что вы написали? — спросила она у Анны Сергеевны.
— Стихи про войну, деточка.
— А вы? — повернулась к Кате.
— Про любовь.
— А вы молчите почему? — подошла к Маркову.
— Да так... — пожал плечами тот. — Не выступаю я сегодня.
— Почему? — искренне удивилась Машенька. — Вы плохо пишете?
— Нет, не плохо, — вмешался Соболев. — Просто места не хватило всем.
Девочка нахмурилась, словно пытаясь это понять.
— А в школе, когда не всех вызывают к доске, расстраиваются те, кого не вызвали?
— Расстраиваются, если урок выучили, — тихо сказал Петрович-старший.
— А потом всё равно получают пятёрки на контрольной?
Несколько человек улыбнулись. Игорь поднял голову.
— Иногда получают, — сказал он.
Машенька кивнула, словно это всё объясняло.
— А можно я посмотрю на ваше представление? Я буду хлопать всем! И тем, кто выступает, и тем, кто не выступает, но всё равно хорошо пишет!
За занавесом заиграла потрёпанная шарманка. Василий Григорьевич поправил фрак и неуверенно поднял список.
— Ну что ж, — сказал он, — программа есть программа. Тем, кто не вошёл... извините. В следующий раз постараемся...
— Всё нормально, Григорьич, — неожиданно сказал Марков. — Мы посмотрим. Поддержим коллег.
— И правда, — поддержал Соболев. — Интересно же, как наши слова в цирке зазвучат.
Петрович-старший кивнул. Игорь тоже.
Машенька захлопала в ладоши и побежала в зал. Анна Сергеевна поправила причёску — она открывала программу. Катя перестала теребить косу. Владимир Иванович затушил папиросу.
А те четверо, кто остался за кулисами, устроились поудобнее на ящиках. Они тоже волновались — но теперь за друзей, за то, как прозвучат знакомые строчки под куполом старого цирка.
Когда занавес поднялся, когда Василий Григорьевич вышел к немногочисленным зрителям, все двадцать четыре автора — и те, кто на сцене, и те, кто за кулисами — поняли одно: литература не в количестве зрителей и не в справедливости отбора. Она в том, что слова, однажды написанные от сердца, всё равно найдут тех, кому они нужны. Даже если это всего лишь восемь взрослых зрителей и одна девочка с горящими глазами в полупустом зале маленького цирка.
yaplakal.com