Кто в доме хозяин

Часть 7 Потерянные

– Лен.. Елена, здравствуй… те…
Как-то не решил я еще, как с ней общаться – панибратски, либо официально, либо просто, как младший со старшим, или… Ой ну его, потом подумаю об этом.
Лена стрельнула на меня глазами, не прекращая что-то быстро строчить своими длиннющими ногтями.
– Иди – ждет.
А ну на «ты». Учту.
Я зашел, остановившись за пару шагов до ковра, будь проклята моя порядочность.
– Антон Павлович пропал, – сообщил мне шеф, не отрываясь от экрана и сосредоточенно клацая мышью.
– Как пропал? Он же у Зинаиды Егоровны в эээм… отпуске.
– Во-первых, я ему отпуск, как ты выразился, на две недели давал, а его уже месяц нет. А во-вторых, я его не чувствую. Вот только, когда я там тебе позвонил, чувствовал, а сейчас перестал. Непорядок – разберись.
– А как вы его чувствовали? – заинтересовался я, припоминая, что Антон Павлович никогда не интересовался где я и что со мной. А еще подозрительно много знал, что я делал и где был.
– Любой наставник чувствует ученика, – терпеливо, но с раздражением, объяснил шеф, сняв очки и протирая их галстуком, – может даже его глазами глянуть ну и поуправлять телом. Естественно, только с разрешения.
Угу, прям слушаю и верю каждому слову. С разрешения, как же. Я зябко передернул плечами и почесал тут же зачесавшийся нос.
– Тебя это не касается – у вас нет связи. Он же отказался тебя в ученики брать. А все знает, потому что на тебе «следилки» висят.
– Как отказался?
– А вот так. Имел право. А я – его официальный наставник. Все, заболтал. Иди ищи. Не найдешь, звони, подключусь. Сейчас вот вообще не до этого.
«Подключиться» он. Ух как мне резко разонравилось это слово.
Я вышел из кабинета. Глянул на вечно красивую Лену и мысленно отметил, что Сашка с ее хвостом, пускай и не такая «такая», но все равно самая лучшая.
Лена мне ядовито улыбнулась и закинула ногу на ногу, вытащив их из-под стола.
«Ты давай еще язык покажи», – зло подумал я, в очередной раз подвиснув на мгновение.
Она тут же с готовностью показала. Язык был тоже аккуратный и красивый. А между чуть влажных губ смотрелся нереально. Но у меня вместо возбуждения, всё вниз куда-то ухнуло в район пяток и комок в груди возник. Под её заливистый смех, я выскочил из приемной.
Ведьма. Нужно с ней все же аккуратнее. И думать потише.
Ноги, тем временем, сами принесли меня в наш кабинет. А зачем?
Я покрутился на месте, разглядывая обстановку. Было какое-то чувство, что я тут что-то видел важное. Привычное, сто раз виденное, но важное.
Стоял, стоял, так и не понял, что.
Проверил на всякий случай столы на предмет записок, посланий на пыли, и самоклеящихся листиков, которыми Антон Павлович любил со мной общаться. Нет – все не то, все старое, все неинтересное.
Не было ничего и в почте. А абонент «Шеф» не абонент со вчерашнего вечера. Попробовал ему позвонить?
«Абонент находится вне действия сети. Перезвоните позже». Ну естественно, так просто быть не могло.

За пыльным окном на пыльном голубом небе светило теплое цыпляче-желтое пыльное солнце. И только голые пыльные ветви выдавали, что на улице не май месяц.
Ехать мучительно никуда не хотелось, и я любовался танцующими в воздухе пылинками, качаясь в своем скрипучем кресле.
Хлопнула дверца холодильника. Я приподнялся и увидел, как Кузька забирает последнюю тетрапаковскую коробку молока, которую я оставлял «на всякий пожарный». Коробка была большая, и два бокала в руке никак не давали ее нормально взять. Он что-то буркнул и рядом появилась Фроська, цапнувшая бокалы и парочка шушукаясь попыталась пройти через стену.
– А ну стоять!
– Ой!!! – Фроська тут же исчезла в стене, забыв про бокалы, которые преграду преодолеть также легко не смогли и сейчас устилали пол сверкающим ковром осколков.
Кузька заметался, бросил коробку, постоял, снова ее взял. Посмотрел на меня:
– Горло перегрызу, – каким-то не своим голосом сказал он, прячась за коробкой.
– Ты че, краснеть умеешь? – у меня улыбка поползла к ушам.
– Горло… – промямлил он, а лицо его становилось цветом сливы.
Ой. Перебор. Я перестал улыбаться и стал шарить по столу, пытаясь нащупать что-то твердое, вроде папки.
– Никогда не делай так больше, заорал он прямо мне в лицо, запрыгнув мне на грудь и тряся за тут же ставший тесным и острым воротник, – никогда, слышишь, никогда так не делай больше вообще никогда!
– Не буду, не буду. Отпусти – порвешь.
Я отцепил его, как кота и поставил на стол, опасливо отодвигаясь.
– Порву – зашью. Сам никогда ничего, если б не я – в рванье бы и грязный ходил, придурок. Только смеяться. Смешной что ли? – Кузька был обижен до глубины души и фыркал фразами как еж. Чуть ли не так же шерстью, как иголками, постукивал сердито.
– Нам ехать просто нужно, – я выкрутил извиняющиеся интонации на предел, а в глаза добавил искренности, – а без тебя Фламинга не едет – сам же знаешь.
– Ты сидишь в кресле качаешься и разве что яйца не чешешь – вот не вижу по тебе, что нужно ехать куда-то. Нужно было бы – сидел бы в машине и клаксон давил. А так все молоко мне испортил.
– Антон Павлович пропал.
– Почему пропал? – удивился Кузька. – Позавчера ж продукты возили.
– Директор сказал.
– Директор, – посмаковал он это слово на вкус. – И что?
– Не чувствует, говорит.
Кузьке тоже не хотелось никуда ехать, и Антона Павловича он не любил, общаясь с ним исключительно официально. Он бросил взгляд на так и стоящую на полу коробку, потом на Фроську, которая опасливо косясь на меня, сметала в совок осколки от бокалов. Потом тяжко вздохнул.
– Поехали.
– Поехали, – с облегчением согласился я.

В кафе за прилавком нашлась незнакомая девушка в синем переднике. Охранник тоже был другой, в зеленой униформе чоповца и с очень холодным внимательным взглядом. Неизменным оставался только футбол по телевизору.
– А Зинаида Егоровна? – я порыскал глазами по помещению. – Где?
– Не вышла, – бросила девушка, крайне недружелюбно поедая меня глазами, – брать чего будете?
Я, вообще-то, хотел взять булочек и попить чего-нить. Но после такого теплого приема раздумал.
– Нет.
Ко мне тут же потеряли всякий интерес, и я вышел на улицу, подняв воротник. На улице светило неуютное солнце, дул неуютный ветер и мне тоже сразу стало неуютно.

Походив вдоль забора туда-сюда, я еще понажимал на кнопку звонка. Звонок в доме был слышен, но вот реакции видимой не было. Кстати о реакции, а где Цербер? Что за нездоровая тишина? Он, конечно, давно меня не рассматривал в качестве альтернативы каше – примелькался, но хоть цепью позвенеть можно?
Я задумчиво постукал костяшками пальцев по профилю. Влезать? Неудобно как-то. Хотя, скажу, что волновался. И даже не совру ничуть.
Конструкт на замок опять ни оказал ни малейшего воздействия – у меня уже закрадывались подозрения, что или я что-то не так делаю, или в том талмуде мне дезу подсунули.
– Кузь, – тихо позвал я.
– Ща, – мой компаньон даже без обычных ворчаний и дребезжаний, прошлепал к воротам, секунду подержал руку на металле, и они распахнулась. – Машину во двор загони. Нечего тут торчать у всех на виду.
Фламинга понятливо вползла в ворота, и я их закрыл с обратной стороны.
– Дела…
Кузька, словно ищейка, воткнув нос в землю, рассмотрел многочисленные следы, поковырялся в кучках упавших вещей, пошерудил палочкой какие-то осколки и исчез в доме.
Я же за это время успел только осмотреться по сторонам. По двору словно стадо носорогов пробежало – трава была вытоптана, причем свежепроложенная трасса вела из дома к отсыпанной мелким гравием площадке, где сейчас стояла наша машина.
По краям тропы валялись привычные спутники любого переезда: лоскутки ткани, всякие мелочи вроде стеклянных бусинок и наперстка, щепки, обрывки упаковочной пленки и белые шарики пенопласта.
Я задумчиво поднял порванную нитку янтарных бус с парой оставшихся камушков – остальными была щедро присыпана трава вокруг. Камешки выглядели потекшими и будто поджаренными, как канифоль, которой пользуется неумелый адепт паяльника. Рядом блестели на солнце осколки зеркала.
В доме тоже были видны следы переполоха. Во все комнаты вели цепочки грязных подсохших белесых следов. Ящики из комода валялись пустыми, а шкафы стояли с распахнутыми дверцами. Лишь холодильник на кухне тарахтел, как раньше, светя зеленым глазом. Я машинально закрыл форточку, из которой задувало и трепало кружевную занавеску, и обратил внимание, что и на кухне пол усыпан битыми осколками. Что ж они так неаккуратно – бить зеркала – к несчастью. Нагнувшись, чтобы рассмотреть осколки, я заметил валяющийся стакан с приклеившемся снизу обрывком листка. На листке каллиграфическим почерком было выведено: «Сестра,». Почерк был женским с высокими прямыми буквами – чувствовалась школа чернильных прописей. Зинаида Егоровна писала? Кому? Очевидно, сестре – обращение обособлено запятой. А остальное есть? Я порыскал по кухне, заглядывая в каждую щель – продолжения не было. Нашел только еще груду осколков, сметенных в совок, и еще одни порванные оплавленные бусы, на этот раз из жемчуга, в том же совке. Неужели листок унесла «сестра»? Или это Зинаида Егоровна – сестра, и письмо предназначалось ей?
– Иди, чего покажу, – послышался голос Кузьки со второго этажа.
Я поднялся по крепкой лестнице, также основательно натоптанной, и поднялся наверх. Привычные цепочки в комнаты, и Кузька, выглядывающий из спальни и машущий рукой.
– Во! Круто же?
– Да… – пробормотал я, чеша затылок.
Посреди комнаты, в воздухе на уровне глаз висела задняя половинка черного кота, рассеченного пополам – чистейший срез по которому можно было анатомию изучать. Зрелище было одновременно страшное и завораживающее.
– Только не трогай! – крикнул Кузька, но было поздно.
Я даже не успел ощутить момента касания, как половинка со смачным звуком шлепнулась на пол, разбрызгивая во все стороны внутренности. Мерзко пахнуло затхлым, а меня чуть не вывернуло.
– Ну твою ж, – ругнулся хозяюшка, выглядывая из-за шторы, тоже получившей свою порцию брызг, – ну сказал же – не трогай.
Я грустно смотрел на свои джинсы и куртку и припоминал, что на смену есть только летние шорты и не менее летняя куртка.
– В машину в таком виде не пущу, – отрезал Кузька.
– Ты же домовой, – промямлил я, даже не пытаясь стирать с себя содержимое кота. – Сделай что-нибудь.
– Ладно, раздевайся. Сейчас буду ворожить – смотри и учись, – он собрал мою одежду и пошел вниз. Я пошел за ним, радуясь, что вновь получу шанс понаблюдать работу мастера – Кузька никогда не скупился и всегда использовал мощные заклинания, даже когда это не требовалось.

А потом мы сидели и залипали на стиральную машину.
– А сушить как?
– Вот фен, вон утюг – выбирай.
– Жопа ты, Кузька.
Он показал язык и полез изучать содержимое холодильника.
– Шаром покати, – констатировал он, вытаскивая банку тушенки и соленые огурцы в трехлитровке. – Будешь?
– Ты мне лучше скажи…
– Темпоральный карман, – Кузька вальяжным движением пальца срезал верхушку банки вместе с крышкой и вывалил содержимое на тарелку. Меня от вида шлепнувшейся с громким «чавк» кучки снова замутило. – Кто-то использовал это заклинание как оружие, убрав из реальности только пол кота.
– А почему вторая половина «зависла»?
– Колдун слишком силы много влил – побочный эффект. Скорее всего, – пробубнил он с полным ртом, – кто-то, совсем недавно обрётший могущество и еще не умеющий соизмерять силы с целью.
– Сам то… Ты вот сколько ща на банку потратил силы? А мог просто за ключ сверху дернуть или меня попросить.
– А я давно могущество обрел – мне можно не соизмерять.
– Не логично.
– Наплевать. Ты заметил сколько зеркал тут набито?
– Заметил. А еще заметил, что везде бусы валяются оплавленные порванные.
– Верно валяются – я б и тебе советовал парочку таких одноразовых щитов сделать. А то только на зелья все надеешься.
– Кто б знал, что так можно, – насупился я, натягивая свитер на голые колени. – Ты про зеркала тоже думаешь, что и я?
– А че тут думать. Кто-то из наших воду мутит. А может даже наш знакомец. Только, видишь в чем дело, не мог Малый народ в этот дом зайти. Тут такие чары охранные наложены, что даже мне дня два ломать. А он – зашел. Причем, при хозяевах.
«Могущество», «даже мне». Я покосился на обожравшегося товарища – что-то он сегодня откровенный какой-то и разговорчивый.
– Отсюда следует, что принес его кто-то. Опять же, Зенаис, это тебе не в прохожих гвоздями кидаться, – разглагольствовал Кузька, поглаживая живот и сыто отрыгивая, – да Антао не зря свой нектар пьет. И чтобы вот так, против четверых спокойно выйти, нужно не только наглость иметь за спиной.
– Четверых?
– А ты кота с псом то не списывай. Там тоже все в порядке... было. Заметил, что на полу в грязи нет ни кошачьих ни собачьих следов?
– Нет.
– Их нет. Почему нет котовых – мы видели. Собачьих – по той же причине, скорее всего. Просто, Цербер во дворе первым их встретил. А значит…
– Значит?
– Значит нам в эти разборки лезть ну никак нельзя – на одну руку положат, другой прихлопнут. Так что, достирываемся и поехали куда-нить подальше отсюда.
– Кто-то испугался?
– Исключительно за тебя.
Я пытался уловить иронию, насмешку. Но ее не было, и я передернул плечом.
– Может мы хоть Владимиру Семеновичу все расскажем?
– Только без «мы» давай – сам иди и рассказывай.
– Почему?
– По кочану. Потом поймешь, как получше Володимера узнаешь.
– А ты его давно, значит, знаешь?
– Давно. Ну так что, поехали?
– Погоди ты.
Я задумался. С одной стороны, опасность для жизни есть очевидная. С другой, это мои друзья. И если ради, как его Кузька назвал, Антао я б не стал рисковать, то вот «Зенаис», чье имя в таком варианте стало отдавать какой-то седой древностью, заслуживала попытки найти и предложить свою помощь, какой бы ничтожной по их меркам она не являлась. В том, что их пытались убить, у меня сомнений не было. Как и в том, что первый раунд остался за нашей сладкой парочкой – именно следами мужчины и женщины были истоптаны полы. И осколки кто-то смел в совок – явно не во время боя. А еще я не сомневался, что ни Антон Павлович, ни Зинаида Егоровна мне ничего не расскажут, не желая втягивать. Но найти их все же нужно попробовать – не зря же «Володимер» не чувствует Антона Павловича. И не зря он меня сюда отправил – не верю, что он ничего не знал про нападение. Я взял со стола обрывок бумажки, который являлся единственной зацепкой, и стал думать.
Сестра, сестра… Вот был бы у меня родной брат, стал бы я обращаться к нему «Брат»? Если бы с ним был в ссоре и так подчеркивал неприязнь. То есть, предположим, сестры в ссоре. С кем была в ссоре Зинаида Егоровна? С той, с кем переспал Антон Павлович, как он мне тогда плакался, «само как-то случилось – пьяный был» и после чего у них и пошла трещина в отношениях. Где «само случается и люди пьяные»? На совместных празднованиях, при этом «сестра» там была, а вот жена – нет. Корпоратив! Значит, сестра… Кадровичка. Как там ее зовут, на А… Алина что ли… Не помню. Но точно Егоровна. А ведь даже похожи, если задуматься! Только она моложе.
Я поделился умозаключениями с Кузькой.
– А почему ты отбрасываешь версию, что «Сестра» – это общепринятое у христиан обращение? Культисты всякие, сатанисты, ордена разнообразные – все там сестры-братья.
– Ам…
А я ведь и правда не подумал. Действительно, все что угодно может быть. И тогда вообще никаких зацепок не остается, где искать.
– Да расслабься. В пользу твоей версии скажу, что некто в туфлях на широком устойчивом каблуке прошла на кухню, постояла у стола и вышла из дома. Вот характерные пятна. И в грязи, натащенной на дорожку, и у калитки, тоже есть отпечатки каблука. Причем, калитка, а после и входная дверь, были открыты и потом закрыты без магии – ключом.
– То есть, это она принесла зеркала?
– Сомневаюсь – след от каблука всегда идет поверх осколков и на вид свежее, чем остальные. А вот мужские кроссовки на роль носителя подходят.
– А ты пробовал проследить, куда они ведут?
– Нет. Пошли поищем.
– В таком виде?
– Ой кому ты нужен.
Шорты я все-таки надел – в одних семейниках мне было совсем не по себе. А вот наверх накинул телогрейку с вешалки в сенях – жар костей не ломит.
Следы, хоть и основательно затоптанные, нашлись и вели от яблони у забора. Продолжились с другой стороны и оборвались около следов машины, съехавшей на обочину.
– Ага. Ну, гений сыска, давай определи, что за машина. Ты ж у нас все знаешь.
– Могу только сказать, что легковая – след не глубокий, полноприводная – когда водитель сорвал машину с места, шлифанули все четыре колеса, и, скорее всего, праворукая – кто-то из машины вышел на правую сторону, – Кузька тщательно изучал следы протектора. – Больше ничего интересного.
– Ага, значит гость сумел сбежать. Но он мог быть пассажиром, а водитель оставался в машине.
– Ну, может и так.
– А вот если предположу, что легковая праворукая полноприводная машина – это Субару Импреза, а гость с зеркалами – Виталик, я сильно ошибусь?
– Думаешь, мстить решил? Ему тебе бы стоило мстить тогда – ты ж его машину «убил».
– Ну… – я не придумал, что возразить. – Хоть какая-то версия. Зато «зеркальному» хозяюшке мстить Антону Павловичу было за что.
– Ой ли? Ты ж его привез и заселил – Антао только деньги получил.
– Блин.
– Пошли давай, высушим твое и поедем к Егоровне младшей. Может она чего скажет.

Мокрая куртка была закинута в салон – решил остаться пока в телогрейке, очень уж хорошо в ней было. А джинсы все же натянул, и они сейчас неприятно холодили бедра.
– Что-то мы с тобой не знаем, – вырулил я на дорогу к городу.
– «Что-то». Мы вообще ничего не знаем и вновь предлагаю тебе не лезть в это всё.
– Нет. А что мне терять?
– Жизнь. Покажи мне свои защитные обереги? Нету? А если вот прямо сейчас по тебе жахнут…
Чем по мне жахнут Кузька договорить не успел, потому что прямо нам в лоб из встречного потока вырулил Легаси, включил дальний свет, ослепляя и врезался во Фламингу.

Сквозь туман и звон прорвался тикающий звук аварийки. Кто-то ломился в двери и стучал ладонями по затемнившимся стеклам. Дико болела грудь под ремнем. Вдохнуть до конца никак не получалось.
– Живой? – похлопала меня ладонь по щеке.
– Да, – с трудом прохрипел я и стал пытаться расстегнуть врезавшийся и заклинивший ремень.
– А вот был бы оберег…
Я не дослушал и вывалился из машины.
– Ты как? – ко мне подлетел какой-то незнакомый взволнованный мужик.
– Нормально.
Не обращая внимания на другие вопросы, оттолкнув хватающего меня зачем-то неравнодушного, я обошел нашу машину и увидел груду искореженного металла, которая раньше была японским универсалом. Из получившегося железного клубка натекла уже нехилая лужа масла и крови. Они причудливо застыли рядом, не смешиваясь, образуя жуткое красно-черное озеро. Я оглянулся – Фламинга стояла абсолютно целая, с полностью затемненными стеклами и, как ни в чем ни бывало, моргала поворотниками. Рядом стояли водители из брошенных по обочинам машин и галдели, не зная, что делать.
И чуть не подпрыгнули, когда раздался протяжный «Биииип» – я поспешил обратно.
– Валим, – Кузька слез с моего кресла, уступая место. – Сейчас гайцы приедут, сам им будешь объяснять, почему у нас машина целая.
– Не буду, – я щедро зачерпнул силы из резерва и накинул Вуаль на нас и на разбитую машину. Водители тут же, задумчиво чеша затылки, разошлись по своим машинам и разъехались. Скопившаяся пробка начала аккуратно объезжать место происшествия по полю, быстро накатав там колею. А подъехавший экипаж ДПС с сверкающей люстрой, не останавливаясь, проехал мимо. Вскоре проехала мимо и «скорая».
– Ну или так.
– Пойдем на этого камикадзе еще посмотрим.

– Ага, тот самый Легаси из «эскорта». Как я понимаю, Фламинга уже им «позавтракала».
– Да. Просто гора железа и немного мяса внутри. Дух поглощен.
– Кстати, – я обернулся к Кузьке, – я все понимаю – магия, духи, сила. Но как, как она, – я ткнул в розовый фургончик, – осталась абсолютно целая! Как? Это же физически невозможно! Хоть бы фары разбило, я не знаю, бампер помяло, лобовуха треснула. И она такая на глазах – оп и восстановилась, стойки вправила.
– То есть, ты все еще думаешь, что ездишь на машине? – Кузька заржал, замахав руками. – Ну ты тупоооой.
– Че сразу тупой… Не информированный.
– «Цукумогами» тебе что-то говорит?
– Духи вещи? Так они ж все больше лампы всякие, да мечи…
– Больше меньше… Когда вокруг все с мечами ходили и фонарями, были мечами и фонарями.
Я недоверчиво погладил холодный металл моей машины-немашины.
– Круто. Читал, слышал, но никогда не ожидал увидеть в реальности.
– Вот, гордись – она тебя выбрала хозяином. Это большая честь. Только избранным служат духи вещей – остальных, недостойных, кто к ним лезет, убивают. Ну, или пытаются, по крайней мере.
– Горжусь, – искренне сказал я, и поклонился на три четверти. – Аригато. Соре ва ватащи ни тоте коэдесу. *Спасибо. Это честь для меня.
Фламинга потерлась об меня, фыркнув теплым воздухом из радиатора.
– Вы еще поцелуйтесь, – скривился Кузька.
– А она точно девочка? – я нежно погладил капот, выбирая куда бы чмокнуть любимую машинку, которая мне жизнь спасла.
– Точно. И даже не думай это при мне делать – а то меня вырвет от этих щенячьих нежностей. Поехали, как бы сюда не нагрянуло еще чего, против которого твоя Вуаль, как мышеловка против крысы.
Телефон в кармане завибрировал.
– Привет. У тебя там все в порядке?
– Привет, солнце! Да, все хорошо, почти, – я не удержался и еще раз посмотрел на железный клубок.
– А то чет беспокойно мне стало резко – думаю у тебя что ли чего? Ладно, ща еще маме позвоню. Заберешь меня вечером?
– Ага. Постараюсь – тут подкинули проблем всяких. Но ты меня жди.
– Ладно. Целую! Скучаю!
– Я тебя люблю, – я громко поцеловал воздух перед телефоном, чтобы было слышно.
– Я знаю, – прозвучал ответ и пошли гудки.
Подслушивающий Кузька только раздраженно сплюнул.

Около офиса полыхало красно-синими отблесками люстр пожарных машин, скорых и газовой службы. Толпа народа толпилась за лентами, пытаясь не мешать снующими по натекшим из травящих шлангов, пожарникам. А сам офис жарко пылал желто-оранжевым пламенем.
Как раз, когда мы подъехали ближе, обвалилась часть перекрытий, складывая половину крыши внутрь, люди отпрянули назад, а вверх взвился сноп черно-красных искр.
Главный пожарник что-то орал в рупор и махал руками, требуя зрителей разойтись. Нам сзади погудела еще одна пожарная машина. Мы проехали чуть дальше и остановились на аварийке.
– Круто, – констатировал я.
– Не потушат.
– Угу, – я и сам видел, что пламя было очевидно живое, разумное. Такое не тушится ни водой, ни пеной.
– Будем помогать?
– Помощничек – а ты, че знаешь как?
– Ты же знаешь.
– Я все знаю. Только мне то какой интерес?
– Да не знаешь – иначе бы сам в том доме не сидел на пожарище, где я тебя нашел.
– Там другое было. И не бери меня на слабо – со мной это не работает.
В боковую дверь постучали, я потянулся и открыл ее. Внутрь влезли девченки-ведьмочки, Дарья Ильинична, кутающаяся в шаль, Лена, держащая в руках старый тапок. Последней втиснулась Алевтина Егоровна, глаза которой пылали жутким синим светом. Она же первой накинулась на нас:
– Один бухает, второй шляется черти где! А нас тут сжигают!
– А Директор?
– Нету его с утра – сказал дела срочные. Даже телефон не берет, – Лена поджала губу, – включи печку посильнее – замерзли тут стоять.
– Огонь бы развели, – попытался пошутить я, передавая телогрейку жаждущим, но получил недобрый взгляд всех присутствующих и перевел тему.
– Вы, может, голодные?
– И голодные, и холодные. Никто нас не любит, не заботится, сиротинушки, – наигранно запричитала Лена, подводя губы и глядясь в непонятно откуда вытащенную пудреницу.
– Намек понял-с, – процитировал я поручика Ржевского, и мы поехали в «Генацвале на привале», ресторан на соседней улице, где можно было вкусно и не слишком дорого поесть.
Разместив свою верхнюю одежду на вешалке, уселись за один столик. Причем Лена терпелива подождала, пока я ей помогу сесть, придвинув стул, не забыв мне невзначай продемонстрировать содержимое декольте. Я только скрипнул зубами.
– Алевтина Егоровна, вы бы свой дальний свет выключили, – а то, по-моему, официант боится подойти.
Она упрямо сжала губы, покатав желваками, но глаза погасли. А ведь правда похожа на Зинаиду Егоровну. Я пристально рассматривал её, и она это естественно заметила.
– Ну чего?
– А вы ничего, Алевтина Егоровна, – я выделил интонацией отчество, – не хотите нам рассказать?
– Не хочу. Мне харчо, оджахури и… и… и вот газапхули.
– Вино, чай, кофе, сок? – услужливо спросил решившийся подойди, но все еще побаивающийся женщину официант, ставя нам на стол плетеную корзинку с лепешками и булочками.
– Вино. Все мясо будут заказывать?
Все кивнули.
– Тогда Сапирави. Есть?
– Конечно.
– Две бутылки и пять бокалов.
На мой вопросительный взгляд она строго ответила:
– А ты – за рулем.
Мы сделали заказы и согласились чуть подождать, подтаскивая с тарелки безумно вкусную выпечку.
Девушка принесла вино и шесть бокалов.
Алевтина Егоровна подняла бровь.
– Я тоже поучаствую, – сообщил Кузька, влезая ко мне на колени и поудобнее устраиваясь.
Бутылка поднялась в воздух, пробка просто исчезла и густое, фиолетовое вино полилось в бокалы.
Кузька взял свой, покатал вино, принюхался, потом серьезно посмотрел на Дарью Ильиничну и прокаркал, поклонившись всем телом и чуть не свалившись с колен:
– Ташаккур, Даравауш. *Спасибо, Добрая Ведающая.
Та передала ему тапок и ответила, улыбнувшись:
– Мерабани. *Пожалуйста.
Кузька прижал тапок к себе, исчез, но вскоре снова появился уже без тапка. И тут же сцапал булочку, целиком запихав в пасть.
Пока мы ждали заказа, официанты еще два раза приносили хлеб.
Подоспел суп: густой, остро пахнущий чесноком.
– О, – обрадовался Кузька, на котором материализовался его любимый слюнявчик, и заработал ложкой.
Я вздохнул.
– Тебе нельзя, – прочавкал проглот, – у тебя язва. Я тебе картошки оставлю с мясом. Половину – я ее не люблю.
Даже Алевтина Егоровна улыбнулась, утратив грозный вид.

Она же, убедившись, что все наелись и сыто отвалились на спинки диванчиков, ковыряясь в зубах зубочистками, сняла очки, протерла кофтой и произнесла:
– А вот теперь я хочу вам кое-что рассказать…

Это сообщение отредактировал JackMcGee - 20.01.2023 - 13:54

Ухх, свежачок. Так можно меня в рассылку?

Arhagemnon
Добавлю:) Но я обычно по три части сразу рассылаю. Так что следующая рассылка уже будет последняя - планирую 9 частей суммарно.

Уже за это спасибо. Я вообще целиком предпочитаю читать, чтобы не вспоминать, что там автор полгода назад писал. А это просто, чтобы не искать. Текст же понравился.

Почитала. Интересно. Спасибо.
Жду продолжения. Неужели конец скоро будет?

Размещено через приложение ЯПлакалъ

Bloodstone
Угу:) дык хватит... и так затянулось уже

Спасибо за продолжение.

JackMcGee
Спасибо, так хорошо на душу легло!

Спасибо!
Очень годные буквы!

Заглохла тема (((

Почему публикуются незаконченные вещи? Вроде правила запрещают?

BMR
В процессе - на стапеле в полуразобранном виде. Закончу обязательно, просто одно дело в праздники писать, а другое в трудовыебудни...

icemake
Хм чет не слышал про такое. Это же в не в ЯП издательство, а через Инкубатор.

Брат, просто не так часто, но читаю запоями. До этого чел про мутантов писал, я так и не дочитал частями, ещё раньше пост апокалипсис про Санька выживальщика был очень понравился, такая же херня, про попаданцев в параллельную реальность ещё. Верю в тебя , зашло

Отлично. Читать очень приятно.

Размещено через приложение ЯПлакалъ

icemake
Ну я пока тоже в себя верю:) Главное, что у меня есть готовый конец, который мне кажется неплохим. А уж к нему как-нибудь да вырулю:)

JackMcGee
Пожалуйста, меня в рассылку добавьте

Часть 8 Нашедшиеся

Алевтина Егоровна вещала долго, при этом талантливо обходя все узкие места. В итоге у слушателей сложилось мнение, что Зинаида Егоровна с Антоном Павловичем, выпив чаю с мягкими булками, решили отправиться в вояж из-за неблагоприятного климата на почве примирения, а не потому что их попытались убить. Что-то мне очень не понравилось в этом нарочитой недосказанности.
Ну да, все разбросано – торопились. Собаку отдали небось соседям, как уже не раз делали. Кот сам с усам. Даже записку показала ту самую, без уголка – а куда ж без записки, раз решили пропасть. Текст был тоже умиротворяющий в духе «Нас не ищите, у нас все хорошо».
У меня нос так чесался, что не было ни малейшего сомнения, что Алевтина Егоровна, мало того, что в курсе, что произошло, так еще и по какой-то причине не хочет афишировать конфликт с «зеркальщиком». Зачем? В смысле, почему?
Остальным было глубоко все-равно и на Антона Павловича, и на Зинаиду Егоровну. Им было интереснее, что нам делать дальше, учитывая, что офиса больше нет.
– А нам завтра нужно на работу? – тут же спросила одна из ведьмочек, когда кадровичка закончила рассказ про посещение дома в Пригожино.
– Думаю, что нет, – девушка внимательно была рассмотрена очками. – Я уже связалась с Владимиром Семеновичем, он сказал сам всех обзвонит, как что-то будет понятно.
Ага связалась она. Когда успела? Вот же Лена говорила, что шеф не отвечает на звонки. А Лене я верю. Ой, что-то тут не то. Кстати.
– Вы хоть расскажите, как пожар то начался? – это уже я подал голос.
– Заявился утром паренек. Лет пятнадцати. Увидел меня сразу, кстати. С коробкой. Говорит, наш сотрудник, – меня тоже рассмотрели очками, – пригласил на собеседование.
Я опасливо кивнул – помнил я этого слабенького поисковика. И я же его пригласил официально, как и меня в свое время пригласили – иначе бы он даже в здание войти не смог.
– Ну, сижу, анкету ему заполняю, вопросы задаю, ауру сканирую – слабенький Ищущий, ничего интересного. Разве что коробку держит так крепко, что аж пальцы белые. Да и сам какой-то весь белый. А тут Фроська опять. Его как увидела – аж зашипела, словно на раскаленную сковородку водой брызнули. Я ее такой и не видела никогда – глаза злые, шерсть дыбом. Страшная! Я б на месте парня уже бы бежала не оглядываясь. А он просто усмехнулся. Страшно усмехнулся. Я только Щит успела поставить, как полыхнуло – это Фроська ударила по коробке Гнилью. Да ничего той не сделалось, только шпагат на куски разлезся. А из коробки зеркала посыпались. Думаю, сейчас как все на пол жахнется, звон, семь лет несчастий и осколки потом, как елочную хвою, весь год по углам выметать. А они в воздухе зависли. И этот, смотрит на меня абсолютно черными глазами и все громче смеется. Ржет прямо. А зеркала вокруг него кружится начинают, как вихрем подхваченные.
Меня замурашило – будто страшилку под одеялом мне рассказывают про черного-черного человека в черном-черном городе. Ведьмочки притихли и рты пооткрывали – слушают, а Лена сморщилась и зачем-то стала рукой в пустой хлебнице шарить.
– Ну Фроська дура дурой, да поняла, что порохом запахло, и сбежала. А я очки сняла, – Алевтина Егоровна показала, как сняла очки, – смотрю на него и говорю: «Тебе чего надо, болезный?»
Я представил, как она сняла очки – пылающие синим глаза кого угодно впечатлят.
– А он говорит что-то. Да не разберу, что. Вроде, на японском. Я ему мол – не понимаю. А он вдруг резко лицо к моему на шее, растянувшейся как змея, вытянул впритык и говорит: «Где?» Ну я срифмовала, не удержалась, – Алевтина Егоровна улыбнулась кончиками губ. – Короче, не получилось у нас общение. Как увидела, что зеркала темнеют изнутри, ударила… Ну да, переволновалась, нужно было хоть холодом бить, а я – огнем... Кто ж знал, что зеркала отражать умеют…
– То есть, это вы и спалили и наш офис? – сухо повторила мои мысли Лена, откинувшаяся на спинку диванчика и скрестившая руки на груди.
– Да давно пора было в эту рухлядь петуха пустить, – вдруг проговорила Дарья Ильинична, приходя на помощь смутившейся все же подруге, – архив, главное, цел. А остальное отстроить можно.
– А кто-то погиб? – спросил я.
– Десяток дублей, ничего важного.
Дублей? Что за дубли? Опять я чего-то не знаю.
– А что за д…
– Завтра сидим дома, – одновременно со мной заговорила Алевтина Егоровна, решительно вставая и одеваясь. – Считайте, выходной. Всем слушать телефон.
Все тут же интенсивно засобирались. Я пока думал, предлагать всех развести или нет, и оставался на месте, катая по столу шарик из салфетки. Причем, думал максимально медленно, давая всем шанс быстренько уйти и забыть меня об этом попросить – кататься по всему городу было катастрофически неохота. Да и других, более важных дел хватало, как я успокаивал свою совесть.
Все ушли, и я выдохнул облегченно.
– Счет.
– М?
Официант протягивал мне вложенный в меню чек.
– Вам удобно наличными или безналом?
– Безналом, – обреченно буркнул я, поняв, почему все так стремительно сбежали. Прикладывая карту, которая после «пик» даже легче стала, я ощущал, как на мне прорастает фрак джентльмена и где-то в отдалении слышны восторженные девичьи голоса: «Настоящий мужик!».
Вообще, конечно, как-то странно закончился рассказ. А куда это чудище длинношеее делось в итоге? Сгорело? Так вряд ли – отразили же зеркала. А почему не преследовал и просто исчез? Явно Алевтина Егоровна не все сказала, как и в случае с домом. А кто ему нужен был? А как тут паренек этот вообще замешан и не случайно ли все произошедшее в МФЦ? Может, специально подстроено, чтобы я его пригласил к нам, то есть, по сути указал, где нас таких всех неспящих искать? А Саша? Она тоже не случайная? Ой, муть какая… Фу, даже думать это всё неприятно.
Я с силой потер виски, надеюсь стереть плохие мысли. Вот просто хочу не думать два часа. Нет, сутки. А лучше, всю оставшуюся жизнь.
Я вышел из ресторана, отметив краем взгляда курящую задумчивую Лену, и кивнул ей. Она проводила меня грустными глазами, но ничего не сказала и осталась у таблички «Место для курения».

В машине все еще пахло духами. Почему-то, это сильно раздражало. Я пытался вспомнить, чем у нас обычно пахло. И не смог. Кузька не пах никак точно, хотя сперва я ожидал чего-то вроде мокрой псины. Фламинга, хоть и была старой машиной, тоже не пахло старыми тряпками и старым же пластиком. Хотя, и не машина она… Бензином не пахло, резиной не пахло. Получается, только мной и пахло. И немного Сашей.
Позвонить? Нет. Слишком хочется спросить её: «А ты не с ними? А ты точно просто? А у нас все по-настоящему? А у тебя шея не удлиняется?» Аниме она в оригинале хотела смотреть, ага.
Я ударил по рулю руками, а потом побился головой о бибикалку достигнув ожидаемого результата.
– Че шумишь, придурок?
Сонный голос из «гнезда» почему-то успокоил меня.
– Ничего. Накопилось.
– Ага, дури.
Я открыл окно, чтобы проветрить машину. Пускай просто пахнет как обычно. Не нужны мне эти все духи.
«Где?!»
Я заорал. Забился. Попытался выскрестись назад прямо в кресле, нещадно скрипя пружинами.
Черные глаза были прямо напротив на расстоянии ладони. Парень был, очевидно, мертв – странно, что Алевтина Егоровна это не отметила. Проступающие трупные пятна, синюшный оттенок кожи. А главное, ощущение пустоты внутри оболочки и могильный холод, пробирающий до костей, исходящий от жуткого гостя.
Я сделал третье, после заорать и попытаться убежать через спинку, что пришло в голову – утопил газ в пол. Машина рванула прыжком вперед, заставляя голову на действительно неестественной длинной шее с силой ударится о стойку. Оставив на ней обрывки кожи с волосами и темное кровавое пятно, она вылетела из окна.
Руки дрожали. В зеркалах был виден стремительно уменьшающийся закручивающийся темный смерч из зеркал. Фламинга запоздало решила все-таки завести для приличия двигатель, и оглушительная тишина, в которой мы виляли по улице, сменилась надсадным ревом на предельных оборотах.
Дальше, дальше от этого. Я даже не знаю, что с ним можно сделать. И только одно успокаивало: «Где?» – это не про меня. Это что-то другое «Где». Уф…

Да твою мать. Лена.

Машина с крутым заносом развернулась, и мы понеслись обратно.
Почему-то чудище не спрашивало Лену «Где», а пыталось сделать с ней что?
Черные лучи били из мельтешащих в воздухе зеркал в скрючившуюся на земле фигурку, которая не подавала признаков жизни.
Ну, хоть тело заберу.
Не придумав ничего лучше, с молчаливого согласия Фламинги мы, еще сильнее разогнавшись, врубились в темное месиво.
Я ожидал какого-то инфернального рева, разлетающихся во все стороны зеркал, еще чего-нибудь такого эпичного. Но по факту мы просто сбили бывшего парня и проехались по нему, подпрыгнув как на лежачем полицейском.
Так просто?
Я выскочил из машины и попытался залихватски поднять Лену на руки. Но только надсадно крякнул – девушка весила как шпала. Не теряя времени, доволок ее кое-как до машины, и буквально запихал внутрь, нещадно трамбуя, чтобы закрыть дверь.
Потом была гонка. Я решил, что в центр города эту жуть лучше не тащить – оно уже встало и разбросанные ударом зеркала вновь стягивались в вихрь.
– Кузька, – я наощупь поколотил кулаком по стенке, – вылазь.
– Пошел туда, от куда ты и так не возвращаешься.
– Нас тут убивают. Ты знаешь че с этим вот что сзади сейчас делать?
– С догоняющим нас Угнайкё? А че ты с ним сделаешь? Вернее, а что он тебе сделает? Он же только отражает сущность в обратную сторону. А в тебе чего отражать?
– Че за Угнайкё? А Лена?
– Цукумогами, просто не машина, а зеркало. А, Лена… Лена – это Лена. А ты – никто.
– Задолбал меня оскорблять! – я натурально вызверился обернувшись. – Тебе это удовольствие доставляет?
– Да. Хотел бы тебе что-то сделать – давно бы сделал. С тобой поговорить пытаются, а ты сразу машинами давишь.
– Ага еще скажи, что он по-дружески решил поболтать.
– Не враг он тебе.
– То есть, предлагаешь остановиться и пообщаться?
– Ну, если Лену не жалко, то можно. Только он сначала в одно из зеркал ее сущность заберет, а потом и поговорите.
Я обернулся на висящий где-то на шесть в небе черный клубящийся шар, преследующий нас – раз Кузька говорит, так и есть – мне напрямую этот дух не угрожает. Но Лену было жалко – красивая… И директор не поймет. Да и стрёмный этот Угоняйка или как там его. Бррр.
– А почему он в виде паренька? Вернее, использует мертвого паренька?
– Сам у него при случае спроси, – Кузька уже уполз обратно досыпать, – все, не мешай, я занят.
Занят он. Чем это интересно.
***
– Флами, аната ва сайшин кара нукедасу кото га декимасу ка? *Флами, ты можешь оторваться от духа?
Машина моргнула два раза аварийкой – нет.
Так, так, так.
Мы давно выехали из города и неслись по шоссе в никуда. Я думал, не отвлекаясь на руление, и просто глазел по сторонам. На меня навалилась какая-то жесткая апатия – не хотелось ничего. Все, что приходило в голову, были какие-то глупости, вроде спрятаться в метро. Черный шарик, неизвестно как прекрасно различимый на фоне почти ночного неба, так и висел за спиной, не приближаясь и не удаляясь. Мелькнул указатель на озеро Чистое. Вроде как раз туда, в клубный поселок «Озерный», вольготно раскинувшийся на берегах водоема, я ездил заселять того строптивого принципиального хозяюшку из Пригожино. Причем, как оказалось позже, ездил к директору – странно, что он вообще платил за такие услуги Антону Павловичу, хотя все наверняка мог сделать сам. Еще одна тема на подумать. Опять я чего-то не понимал. Интересно, если он на работе не появлялся, может он дома? Владимир Семенович точно сможет «поговорить» с духом по душам. Ничего лучше не придумывалось, идти было больше некуда. Так что – решено. Вскоре показался поворот на поселок.
Дорога была гладкая, как зеркало – Фламинга оторвалась по полной, увеличив расстояние от преследователя до комфортного. Жаль, что впереди уже были видны шлагбаумы. И жаль было шлагбаумы. А потому что змейку бетонную делать нужно – расслабились совсем.

Я уже выискивал глазами нужный дворец, проехав пол посёлка, пока охрана только высыпала из караулки и бежала к разъездному Логану. Поиски несколько осложнялись тем, что к каждому дому вел отдельный озелененный съезд метров в триста, а на табличке был только адрес, который не давал ничего, так как я его, естественно, не помнил, только примерно куда ехать. В итоге два раза ошибся, даже пришлось охрану Вуалью накрывать – шустро меня догнали. А потом дерево встретилось приметное. Такое, как из фильмов ужасов ну или из Толкиена энт – с дуплом зубастым. Оно мне еще первый раз в глаза попало. Я воодушевился и уверенно поехал по съезду.
А вот и он. Красавец. Терракотовые стены с дорийскими колоннами, черепичная крыша, огромные окна, сейчас плотно зашторенные. Все это виднелось в отдалении за шестиметровым забором. Мы подъехали к огромным воротам. Постояли, даже бибикнули пару раз. Почему-то, где-то внутри, у меня сидела уверенность, что сейчас нам откроют, серьезный директор в специальном костюмном халате и начищенных лаковых тапочках, взмахом волшебной золотой палочки Паркер изгонит духа, а потом, попивая налитый на два пальца бренди, будет меня отчитывать за невыполненное вообще всё. Потом покормит вкусно, отведет гостевые покои, скажет, что завтра возвращаешься к обычной «полевой» работе и… И дальше не придумал.
Но ворота оставались неподвижными. Ну хорошо. Я нажал кнопку вызова охраны дома. Снова полная тишина. Из живого – только мертвенный свет безучастных фонарей. Даже насекомых вокруг не крутилось. Духа тоже видно не было – мешали деревья, но я его внутренней чуйкой чувствовал – он совсем близко. И как попасть внутрь? А дай ка попробую в последний раз.
Сложив пальцы, я влил силы и попробовал открыть ворота. Получилось сразу. Ну в смысле замки открылись. Вернее, они и не были заперты я спокойно раздвинул створки руками. То, что я увидел, мне не понравилось.
Особняк только сверху выглядел опрятным – нижние этажи словно из огнемета поливали, а проемы окон и дверей зияли провалами, где клубилась тьма. Весь двор, освещенный единичными оставшимися фонарями, был взрыт глубокими бороздами и истоптан гигантскими ямами-следами неизвестно кого. На дорожках тут и там валялись трупы охраны и прислуги. Из-за расстояния я не мог поручится, но у ближайших, лица были искажены гримасой жуткой боли, одежда была изодрана, конечностей не хватало. Исследовать явно безжизненный особняк, мне резко расхотелось, и я попятился назад.
Поздно. Из здания одно за другой вылетали темные знакомые гуттаперчевые одеяла, изгибающиеся под немыслимыми углами. Три. Шесть. Двенадцать. Без счета. Гнездо у них там что ли?
В машину я метнулся, чуть не вывихнув ногу, слишком резко развернувшись на месте. Айны. Пусть я сто раз уже знал че с ними делать, но не с целой стаей. А воспоминания от знакомства с ними были еще очень даже ярки, пускай и был это всего лишь сон. Да что ж за день такой! И куда сейчас бежать? Сейчас то уже точно убивать будут. Еще этот паразит спит…
Рука уже легла на селектор, включить задний ход. И что-то дернуло меня обернуться. Черные глаза смотрели на меня, а мертвые пальцы царапали легонько заднее стекло. Почти не испугался, только пульс до двухсот прыгнул – привыкать, видать, начал. Но машину я отправил вперед, вдавив педаль в пол до хруста, к огромному пролому в заборе, за которым угадывалась просека, по которой можно было продолжить игру в догонялки.
Вблизи особняк выглядел еще более жутко, а газоны были прогоревшими до земли. И осколки зеркал, ярко вспыхивающие в свете фар. Много осколков зеркал. Очень много…
Фламинга прыгала по бордюрам как горная коза, подминая под себя кусты, деревца, скамейки и даже фонарные столбы. Я, так и не успевший пристегнуться, мотылялся внутри, стукаясь головой о крышу и стойки, кое-как держась за руль. Пролом приближался. За ним действительно была просека. Одна проблема – то, что ее сделало, имело дорожный просвет метра полтора, и оставшиеся пни и поваленные деревья были, на мой неискушенный взгляд, не преодолимы. Только моя машина думала по-другому.
Каким-то чудом машина втискивалась между выломанных стволов и даже, как мне казалась, иногда изгибалась и утоньчалась. Мне после таких фокусов и мелькающих в свете фар пней и валяющихся тут и там будто срезанных огромных сосен, по которым мы иногда буквально прыгали, поплохело, а еда попросилась наружу. Флами, почувствовав мое состояние, свернула на какую-то лесную дорогу, представленную кое-как накатанную зубастыми колесами колей, и рванула по ней, благо, шла она параллельно просеке. Почему-то мне казалось важным придерживаться её, и я ожидал в конце найти помощь – ведь сражалось это нечто с Айнами ну или тем, кто разорил особняк?
Предыдущие прыжки по разоренному поместью казались теперь увеселительной прогулкой. Ощущения были, наверное, схожими с полетом на ховербайках по Эндору. Разве что верещащих эвоков с копьями по сторонам не хватало. Периодически, мы все-таки неизбежно цепляли корни, перепрыгивали через упавшие деревья и объезжали овраги и промоины. Ветки непрерывно с жутким скрежетом хлестали по кузову – была б моя машина обычной, давно бы без стекол остались. Я кое-как все же смог запихать защелку ремня в прыгающий и вырывающийся из рук замок, и сейчас оставалось только молиться, чтобы ремнем мне ребра не сломало и не передавило чего-нибудь важное в животе. Сзади что-то глухо шмякнуло и послышалась отборная ругань и проклятия. Это «эвок» присоединился к увеселению. Я со злорадством наблюдал, как меховой мячик летает по салону, стукаясь обо все подряд.
– Ты. Удар. – Куда нас завез. Удар. – При. Удар. – Урок.
– А ты в окошко глянь, спящая красавица.
Одеяла летели сзади, мелькали с бортов между деревьев, пикировали сверху на машину, пытаясь пробить крышу. Но в целом, особого время это Фламинге не причиняло. Я уже подумывал, может зря мы убегаем со всех ног? Просека кончилась пару километров назад просто оборвавшись – вот только что был лесоповал их сбритых огромной бритвой сосен и березок, а вот – спокойно стоящий осенний нетронутый лес. И куда оно делось?
Кузька, сумевший все-таки уцепиться за кресло и смотрящий назад хмуро проговорил.
– А ведь это не просто Угнайкё. Это Угнайкё и его хозяин.
– Это что-то меняет?
Я тоже обернулся, но в темноте и мельтешении веток ничего не увидел.
– Это всё меняет.
И тут же, будто подслушав нас, протянувшиеся с неба черные плети ударили по сразу же жалобно зачихавшей машине. И еще. И еще. Фары погасли. Но гонка продолжалась даже в полной темноте. Я физически чувствовал, как холодает внутри – машина теряла силы.
– Кузька, сделай что-нибудь! – заорал я, отлавливая его, опять сорвавшегося в неуправляемый полет по салону и быстро сливая часть резерва машине.
– Бакку до о аски кудасай. *Открой заднюю дверь, пожалуйста.
С трудом, дверь начала открываться. Ее почти сразу сорвало после удара об очередную низкую ветку, но сейчас было не до этого.
– А ты ползи назад, высунь меня наружу и держи крепко, как самое дорогое в твоей никчемной жизни. Выпустишь – горло перегрызу.
Кое-как мы добрались до распахнутой задней двери. Я поставил ноги в распор, лежа на полу и высунул кузьку в прохладную ночь за бортом.
Кузька забормотал что-то, выписывая пальцами круги.
– Держи. Чтобы не случилось. И не дыши.
А я еще и зажмурился на всякий случай.
Тряхнуло, заложило уши. В носу закололо, сильно заболела грудь. Я с трудом хватал ставший густым воздух, а глаза отказывались открываться – веки налились свинцом.
– Это ты че сдела…
Снова тряхнуло. В носу стало мокро, перед глазами побежали черные круги, но я держал Кузьку так крепко, как мог.
И еще раз. Меня вырвало, и я практически потерял связь с реальностью, ощущая только зловоние. Глухая серая муть и набитые ватой уши. Лишь раскаленный шар в руках давал понять, что я еще жив.
– Ты как, выдержишь еще раз?
– Нет… – прохрипел я, пытаясь сплюнуть вязкую едкую слюну.
– Ага, говорить можешь, значит выдержишь.
Я выдержал, балансируя на хрупкой границе беспамятства.
Все прекратилось. Можно было снова дышать. Я блаженно растянулся на холодном полу, отпустив вырывающегося Кузьку. Даже засмеяться попытался. Хочешь сделать человеку хорошо – сделай максимально плохо, а потом верни как было. Через вату наконец пробилось:
– Че ржешь? Вставай. Еще ничего не закончилось.
Как не закончилось? Вот после всего того и не закончилось? Нет, закончилось. Я это даже вслух сказал. Для меня все закончилось. Не хочу больше всего этого. Где подписать, чтобы больше не было такого? Я увольняюсь и ухожу. И тут же получил чувствительный пинок по ребрам.
– Вставай! Еще пять штук тебе оставил. Хоть поучаствуешь, а то и так опять за тебя все сделал.
Где-то что-то ярко сверкало, пробиваясь даже через закрытые веки. Сварка? Нельзя смотреть на сварку. Опять я вслух это сказал? Я разлепил глаза. Оказалось, что я уже не в машине, а лежу, уткнувшись носом в хвою под сосной. А рядом красным полыхают протуберанцы, сталкиваясь с черными жгутами, освещая все вокруг.
Кузька, стоящий рядом, резко развел ладони, и, пикирующее на нас одеяло, отбросило в сторону.
– Ну! Соберись!
– Да сейчас, – я подтянул непослушные ноги под себя и, срывая ладони о шершавую кору, встал.
– На «одиннадцать».
– Я скатал в руке «снежок» и метнул в указанном направлении не целясь. Зашипело, заискрило, и одеяло с огромной дырой резко отвернуло в сторону, зацепив щеку, тут же обильно закровившую.
– На «десять» и на «семь».
– А почему ты по ним не жахнешь чем-нибудь? – спросил я, щедро кидая сразу две бутылочки со светящейся от близости нечисти жидкостью. Одна из Айн вспыхнула и истлела прямо в воздухе, оставляя в воздухе россыпь огненных, быстро тускнеющих искр и крохотный голубой сгусток, который я тут же втянул.
– Хочешь, чтобы жахнул? – пикирующие Айны разлетелись во все стороны от очередной волны, нарушающей их целостность и заставляющих некоторое время собираться вновь из темных частиц.
– Хочу!
– Точно?
– Да! Хочу! Вжарь им!
Я ослеп и оглох, отвратительно запахло палеными волосами. По ощущениям, меня окунули в жидкий металл. Потом пришла страшная боль. Я бросился на землю и не обращая внимания на впивающиеся камни и сучки, стал кататься, пытаясь сбить пламя.
– Ну как? Норм? Целых две за раз снял, – ехидничал Кузька, потирая ладони и дуя на них.
– Ну тебя нафиг с твоими атомными бомбами. Давай уж лучше я, – просипел я обожженным пересохшим ртом с распухшим языком. Как я мог забыть, что это чудо в перьях всегда колдует на пределе возможностей заклинаний.
– Видишь, какой ты понятливый.
– Но ты мне потом эту штуку покажи.
– Покажу, коли жив будешь – все равно сделать не сможешь – резерва не хватит. Нам нужно уходить – Флами долго не продержится.
– В смысле уходить? Мы ее бросим?
Очередная моя искра болидом врезалась в темную тень, крадущуюся среди ветвей, заставляя ее вспыхнуть и истлеть. Это была последняя Айна и я перевел дух. Даже какую-то гордость за себя успел ощутить.
– Она и так еле держится, давая нам шанс. И ты ей уже не поможешь. И я не помогу. А мы сейчас ее подвиг с каждой секундой промедления обесцениваем.
Я обернулся туда, где пылало зарево пожара, а среди всполохов кружились две фигуры – черная, сверкающая отблесками разрушающихся и осыпающихся осколками зеркал, и алая, напоминающая оживший костер. Это было красиво и чарующе. На мгновение я завис, наблюдая за нереальной картиной боя духов.
– Пошли, – Кузька настойчиво подергал меня за штанину и побежал вперед по просеке. Я же, бросив последний взгляд на свою «машинку» лишь тяжело вздохнул. Горевать буду потом. Даже напьюсь.

– Куда мы идем? – спросил я Кузьку минут через пятнадцать, когда стоял, согнувшись буквой зю, и пытался отдышаться.
– Прямо. Как можно дальше от Угнайкё с его хозяином, и как можно ближе к проделавшему ту просеку.
– Хороший план. Надежный, как швейцарские часы. А они друзья?
– Ну, – Кузька замялся. – Не враги точно.
– Ты и про эту штуку так говорил.
Он промолчал.
– Осталось понять куда идти – просека то давно кончилась.
– Я же сказал – прямо! Знаешь, что такое «экстраполяция»?
– В общих чертах, – чуть покривил я душой.
– Тогда шевели ногами, немощь.
В темноте я постоянно спотыкался, ударялся, цеплялся, падал. Хорошо, что хоть вокруг высились гигантские прямые корабельные сосны, а почва под ногами, хоть и была каменистой, но обильно устланной хвоей, приятно пружинившей под стопами. Кузька мелькал чуть впереди, иногда ненадолго вспыхивая красными вспышками, будто загорались стоп огни, что снова бередило рану на сердце.
Я вновь стер набежавшие злые слезы, размазывая грязь по, итак, грязному лицу. Ну как так! Не готов я был вот так, почти на пустом месте, терять сразу всех моих обретенных друзей. Непонятно что с Елизаветой Егоровной и Антоном Павловичем, куда-то исчезнувшая из салона Лена – вроде, когда я вернулся в машину после открытия ворот, ее уже не было. Флами… Невольно, я вспомнил Сашу – может не стоило ей со мной связываться? Все вокруг меня куда-то пропадают или гибнут.
Я достал телефон. Открыл мессенджер: «Нам нужно расстаться». Палец завис над отправкой. Нет. Не могу. Я тогда опять останусь совсем один. А я не хочу больше быть один! Да, я эгоист и тряпка. Прости меня, Сашенька.
«Я тебя люблю» – быстро набрал я вместо первой фразы, отправил и сунул телефон в карман, зарекшись смотреть ответ. Мне было жутко стыдно. А еще я вдруг понял, что Кузька, чьим «домом» была Фламинга с ее гибелью тоже исчезнет, развоплотится в любой момент!
– Кузька, а ты как…
Внезапно он возник рядом и заорал:
– Беги. Как можешь быстро.
И я побежал.
Толкаясь руками о стволы, перепрыгивая кусты и торчащие камни, подныривая под упавшими деревьями. Бежал не оглядываясь. Ибо чувствовал – нельзя. Оглянусь и всё.
Сзади громыхнуло. Земля сильно толкнулась в ноги. Я покатился, не устояв, но встал и снова побежал. А Кузька? Вон он, катится колобком, приняв на руки удар черного щупальца, нагнавшего нас чудища.
– Где? – с каким-то жутким весельем проревело оно, вновь ударяя вспыхивающего красными отблесками хозяюшку. – Где?
– Что где, – прорычал я в ответ, посылая в страхолюдину одну за другой две искры, улетевших рикошетами в небо, словно две осветительные ракеты.
– Источник где? – голова на длинной шее изогнулась в мою сторону. – Где Источник?
– Не понимаю, о чем ты, – кинул все оставшиеся эликсиры, ударил Развоплощением, Бичом, даже Вуаль попробовал накинуть. Без малейшего эффекта – и правду, немощь.
– Ты знаешь Неспящий, – прошелестел какой-то совсем другой голос, вдруг зазвучавший прямо в голове, перекрывая очередное «Где» от чудища. – Ты знаешь. Просто не помнишь. Я помогу вспомнить, Неспящий. Помогу. Пусти меня, и я помогу. Мы не враги тебе. Полубоги – враги. Тебе и твоей земле. Мы – не враги. Акхура Мазда не лгал. Сказал – не друзья, но не враги. Ты поможешь – мы поможем. Твоя земля – не нужна нам. Мы чужие тут. Но мы не враги. Мы возьмем и уйдем, они не уйдут. Зачем тебе они? А мы уйдем. Всем хорошо будет. Тебе хорошо будет. Пусти меня. И все закончится. Хочешь, я научу тебя спать, Неспящий? Это просто, ты только пусти. И сможешь спааааать.
Голова наливалась тяжестью. Заломило виски. Глаза пытались закрыться. Навалилась тянущая к земле слабость. Ноги подкосились, и я рухнул на колени, сразу же заваливаясь вперед, словно из меня достали все кости.
– Не пускай его! – заорал кто-то так, что волосы на голове зашевелились. – Сдохни лучше, но не пускай!
– Не пущу, – пробормотал я, силясь выплыть из киселя, в котором увяз, и узнать до боли знакомый голос.
Вытолкнуть из головы мягкий шелестящий шепот оказалось трудно. Я словно стоял около колонки в клубе – не слышать его было невозможно. Еще и говорил он убедительно. Внутри зрел червячок сомнения – может пустить, они возьмут что им нужно, уйдут и снова будет все хорошо и спокойно? И спать научит… А, может, и Фламинга окажется живой… Но другая часть меня понимала, что не будет как раньше. Никогда уже не будет. И дух мой тогда зря собой пожертвовал? А спать я научусь только умерев.
Тогда я запел про себя: «Вихри враждебные веют над нами, Темные силы нас злобно гнетут, В бой роковой мы вступили с врагами, Нас еще что-то там ждут». Вот это помогло – сразу стало легче, а шепот сместился на второй план. И меня понесло по всему наследию музыкальной культуры, что всплывало в памяти. Я даже стал петь вслух, а потом тупо кричать, перекрикивая голос в голове.
А потом, через сотню песен, когда меня уже увело в «Вместе весело шагать по просторам» кто-то отвесил мне звонкого «леща» и я, прикусив язык, заткнулся.
– Да хватит орать уже, оглашенный, – Зинаида Егоровна вытерла перепачканную об меня руку о передник. – Всё уже.
И правда всё – меня окутывала звенящая тишина, о существовании которой я успел подзабыть. Даже птицы заголосили снова высоко в кронах и получилось расслышать потрескивание раскачивающихся на ветру сосен. И… Было светло. Утро? Но как?
Я огляделся. Кузьки видно нигде не было. Зато нашелся Антон Павлович в телогрейке, ворошащий длинным золотисто поблескивающим копьем целую гору зеркал и каких-то тряпок, от которых поднимался черный дымок.
– Сбежал? – крикнула ему Елизавета Егоровна.
– Да. Опять.
А еще я увидел дом. Большой грубоватый сруб-пятистенок из почти черных замшелых бревен с крышей из листов крашеной жести. Из трубы вился дымок, а в окошке на подоконнике стоял горшок с красной геранью. И все это стояло на четырех огромных высоких пнях, широко раскинувших во все стороны толстые узловатые корни.
Я точно помнил, что дома не было.
– Вставай, – Антон Павлович довольно грубо поднял меня за руку, – все самое интересное проспал.
Глянув на мою хмурую физиономию поправился.
– В переносном смысле. Поехали.
– Куда? – глупо спросил я, ища глазами средство передвижения.
– А есть варианты? – Зинаида Егоровна поднялась по опущенной лестнице в дом. Подпорки-пни тут же заворочались, словно разминаясь, затоптались на месте. Так вот что следы те оставило…
– А как? – я оглядел почти нетронутый лес вокруг.
– Каком кверху, – Антон Павлович почему-то был очень зол, глаза его тоже светились голубоватыми искрами, – шагай. Скажи спасибо, твои сигнальные искры увидели.
– Какие искры? – я механически переставлял ноги и тупил. – Вы живы!
– Не твоими молитвами.
Я поднялся в дом, при этом было полное ощущение, что Антон Павлович мне в спину копье направил. Если б не пошел, то что?
Внутри нашелся пес, поднявший голову и стукнувший палкой хвоста об пол.
– А кот?
– Не допрыгнул, – вздохнула хозяйка дома, делая широкие взмахи руками. – А может я поторопилась…
– Зато, когда пол леса побрили ты не торопилась, – пробурчал, наверное, уже бывший мой начальник, ставя копье к печи.
– Поворчи тут мне. Рассказывай, что тут у вас происходит? И куда Кузька делся?
– Ты сначала напои, накорми, в баньку своди, а потом уже спрашивай.
Во мне проснулась злость. Они тут живые, здоровые, сытые, румяные. А я тут ради них…
Антон Павлович заржал, тыкая пальцем в женщину.
– Не ну ты слышала, Яга Яговна, раскусил он тебя!
– Цыц, Кощей Кощеевич, а то как цыкну зубом!
– Всё, всё, не цыкай!
Они дурачились, смеялись, а меня аж корежило от вспыхнувшей ненависти. Не друзья и не враги. Точнее не скажешь.
Визуально ничего не изменилось, но дом качнулся, а за окнами мимо на хорошей такой скорости побежали деревья, причем через некоторые мы просто проходили насквозь.
– Куда мы? – хмуро спросил я, разглядывая пейзаж.
– Как куда? К Источнику.

Продолжай, не останавливайся!)))

Шикарное чтиво)
Спасибо
В рассылку,если можно

Размещено через приложение ЯПлакалъ

pivnoy
Chen5
В рассылку добавлю но планировал ее делать когда финал уже напишу (9ая часть).

Удачно я такое наткнулся! Все разом прочитал. Жду продолжения или уже окончания?

ЗмейДраконов
Окончания:)

Спасибо большое тебе за это! Очень увлекательно!

Размещено через приложение ЯПлакалъ

Bloodstone
:) надеюсь финал понравится.

Та бли́ин, можно ещё пожалуйста