Внеконкурс.1. За картошкойОсень выдалась в Сапожкино необычайно тёплой. Последний день
октября, а деревья всё ещё золотятся листвой, звонко жжужат мухи на
подоконнике. И лишь ночами с полей уже тянет холодом, пророчащим
лютую зиму.
- Не поймают. Ирка говорит машина перевернулась час назад. Не знает
ещё никто, - Люда сунула в руки мужу мешок.
- Хочешь, чтоб посадили меня, а сама к Витьке?- использовал
последний шанс Михаил.
- Иди уже! - Люда подтолкнула мужа к двери.
В темноте овощная куча походила на гору черепов. Михаил достал
мешок и принялся кидать в него картошку. Вдруг завыла собака и из тьмы
послышались шаги. Михаил бросил мешок и заполз под стоящий неподалеку
трактор. Шаги приблизились...
Михаил поднял глаза и увидел перед собой огромные козлиные ноги с
черными копытами.
- Михаил, ты? - спросили ноги.
Он, цепляя телогрейкой раму, полез из-под трактора. Картина, открывающаяся ему в лунном свете, была сюрреалистична. Прямо перед ним стоял здоровенный черный козел, от шеи которого в тень протянулась белоснежная, отсвечивающая, почти до сияния капроновая веревка. На другом конце веревки, слегка погруженная в тень от березы стояла Ирка – стюардесса, давняя, так и не трахнутая им, боль души.
- Что? Картофаном разжиться приперся? Людка отправила?
Ответы на вопросы были очевидны, и Михаил только кивал в ответ и лишь в конце промямлил – Ага.
- Я вот тоже за халявой. Все вокруг колхозное, все вокруг мое.
Почти пропела Ирка
-Ну пошли штоль, Мишань, я мешки подержу, а ты накидывай, так сподручнее будет, обоих загрузим, потом поможешь мне мой мешочек на Борьку закинуть.
Несколько минут только пыхтение Мишки и козел, хрустящий халявную картоху нарушали тишину ночного поля. Первый мешок накидал почти моментально, на втором чуть замедлился, но тоже старался не сбавлять темпа.
Наконец самая стремная часть их работы была завершена, осталось только не попасться односельчанам, или что еще хуже председателю на глаза, ночью с мешками. В последнее время строгостей напустили, и легко могли притянуть к уголовке. Миша закинул мешок с картохой на спину козлу, чему тот сильно пытался воспротивиться, но был в четыре руки усмирен. Свой мешок Миша крякнув закинул себе на плечо, и они двинулись к огонькам ночной деревни, сдавая чуть в сторону, чтобы зайти со стороны огородов.
Ночная романтика, поле, свежий ветерок, свет луны, козел, ощутимо попахивающий рядом. И самое главное- Ирка. Михаил безуспешно бегал за ней чуть не со школы, подбивал клинья, но постоянно получал от ворот поворот. А когда, после армии, пошел свататься- вообще гарбузом встретила. Но все обиды смахнуло время, десять лет, это десять лет. А Ирка, отработав свое в аэрофлоте, выскочила по здоровью на досрочную пенсию и уже год как вернулась в родную деревню, регулярно дразня Михаила своим присутствием в гостях у подруги Людки, на которой так и не достучавшись до Ирины женился Мишка. Так и жили, любая деревня- это сериал Санта Барбара в миниатюре.
Молча и неспешно добрались до деревни, Мишкино хозяйство было крайним по улице. Сбросив мешок в ворота сарая, он повернулся к Ирке.
- Помочь довезти, выгрузить?
В душе он надеялся на положительный ответ, но понимал, что не услышит его.
- Помоги.
Неожиданно ответила Ира.
- Скинуть то я мешок с Борьки скину, но мне бы его еще и в погреб затащить. А я девушка хрупкая
И после непродолжительной паузы, добавила
-и одинокая.
Мишка чуть не подпрыгнул до небес, сердце запустилось в радостный перепляс и в паху ощутилось шевеление. Они двинулись дальше, а Мишка, пользуясь темнотой, по-хозяйски осмотрел Ирку. А что, девка еще в самом соку – тридцать лет, ну, с небольшим. Фигурка конечно не та что в восемнадцать. Но, еще очень даже. В фантазиях, Мишка уже курил после секса.
Войдя в заднюю калитку Иркиного двора, он подхватил мешок со спины козла себе на плечо и двинулся в погреб. Быстро сбросив картоху в короб, прихватил с собой мешок и вытирая им руки, рванул в сторону двери в дом, за благодарностью. В комнате горел свет, Ирина уже успела сбросить куртку и накрывала на стол, бутылка с прозрачной как слеза самогонкой ждала своего часа, квашенные огурцы с зелеными помидорами и капустой в глиняной миске, на деревянную разделочную доску тоненькими ломтями ложилось сало с мясной прожилкой. Красота.
- Заходи Мишань, раздевайся, сделали доброе дело, теперь отметим. А заодно про хэллоуин вспомним, помнишь, как по юности с тыквами?
Ирка протараторила эту фразу, не поворачиваясь к нему лицом, продолжая работать острым ножом.
Он сбросил телогрейку, разулся и подойдя к Ирине положил руку ей на талию лишь чуточку выше правого бедра.
Она слегка оттолкнула его локтем.
- Не лезь под руку, видишь ножом машу.
Миша устроился на диванчике у стола, наблюдая как красиво и споро работает двигается Ира, дорезая домашнюю колбасу.
Ирина села за стол поставив на него тарелку с мясной нарезкой, откинула светлую прядь со лба.
- Ну что смотришь- наливай.
Миша слегка завис, фраза Ирины невольно напомнила позор и обиду, когда его, бравого дембеля, встретили у ворот Ирины с оранжевой осенней тыквой.
- Да… за ту тыкву вспомнил, что мне там за воротами подарили.
Сказал он, чуть скривившись, и махнул рукой в сторону улицы.
Ирина легко и необидно рассмеялась
-Ну ты Мишаня даешь, ты еще вспомни как я тебя в школе на свидание позвала, на кладбище.
История с походом на кладбище
Миша разлил самогон по лафитничкам и подняв свой легким движением чокнулся с ней.
-Давай за то, чтобы у нас с тобой, сейчас все получилось.
-Мишечкаа-а ты о чем сейчас?
-Ну как о чем, скрашу твоё одиночество
- Мишуня, а Людочка как же?
- А что Людочка? Ну точно от нее не убудет.
- А мне ей как в глаза смотреть?
Михаил напрягся и медленно проговаривая слова спросил
- Так, а зачем сейчас тогда в гости звала? Опять поиздеваться?
Ирина опустила глаза
-Прости Мишань, не получится ничего у нас.
- Зачем позвала.
Голос Михаила звучал как падающие камни.
Они начали движение одновременно, Михаил приподнимался с дивана потянув руку к Ирине, а она, подхватив со стола нож, отпрянула от него.
-Мишенька не надо, Мишенька успокойся, пожалуйста не надо миленький, присядь выпьем.
Миша молча, рывком набросился на нее, перехватив руку с ножом повалил ее на пол, правой рукой ухватил ее за шею и начал, глядя в глаза слегка придушивать.
-Доигралась сучка. Сейчас по любому дашь.
-Да да да хорошо
Тихо, сдавленных шепотом затараторила Ира
-Раздевайся
И Миша ослабил хватку чуть отстраняясь от нее начал расстегивать пуговки на блузке высвобождая грудь. Потом жадно полез под юбку, не стягивая с нее колгот ощупал пах. Ира только громко судоржно дышала. Когда Мишаня суетливо двумя руками схватился расстегивать ширинку, высвобожденная рука с ножом, тут же рванулась вперед. Тонкое, сточенное почти в иглу лезвие прошло между ребер как в кусок масла. И Михаил могильной плитой обрушился вниз, заливая Иру кровью из пробитого сердца.
Вяло жевал в сарае корм черный козел Борька.
Сладко стонала под Витькой, отбежавшая от дома, пользуясь отсутствием мужа Людка.
На старых настенных часах кукушка начала куковать полночь.
Наступало первое ноября- День Всех Святых.
2. Первый разАртур почти не спал в эту ночь: то ходил кругами по комнате, то лежал, гипнотизируя потолок. Если удавалось ненадолго прикрыть глаза, его возбуждённый мозг рисовал какие-то преступления, трупы, улики. В этих видениях он был то преступником, то жертвой, то сыщиком. Просыпаясь и вытирая холодный пот, Артур думал: "Ну почему я так волнуюсь?". Это было всего лишь плодом его воображения, который, к тому же, уже видел свет. Но чтобы так, целиком и отдельно...
Нет, это абсолютно невозможно! Как только стрелки подошли к 10 - времени, когда открывается большинство магазинов, Артур Конан Дойл подскочил, наскоро умылся и, не позавтракав и даже не попив чаю, помчался в ближайший книжный. Сегодня, 31 октября 1894 года, его "Записки о Шерлоке Холмсе" впервые вышли в виде отдельного издания.
Конечно, он имел собственные авторские экземпляры, но ему хотелось так, будто он обычный покупатель, приобрести собственную книгу. Все пишущие люди знают: увидеть свой собственный текст в виде печатного издания – это словно бы увидеть его впервые.
Он влетел в магазин, коротко спросил у продавца:
- Есть что-то новенькое?
- Да, сэр, вот сегодняшнее поступление. Детектив, очень интересно!
Быстро заплатив названную сумму, Конан Дойль схватил пахнувшую типографией книгу и прямо у прилавка начал вчитываться в знакомые, но как будто чужие буквы. И, надо признать, интересные буквы… Вот такие
IN the year 1878 I took my degree of Doctor of Medicine of the University of London, and proceeded to Netley to go through the course prescribed for surgeons in the army. Having completed my studies there, I was duly attached to the Fifth Northumberland Fusiliers as Assistant Surgeon. The regiment was stationed in India at the time, and before I could join it, the second Afghan war had broken out. On landing at Bombay, I learned that my corps had advanced through the passes, and was already deep in the enemy’s country. I followed, however, with many other officers who were in the same situation as myself, and succeeded in reaching Candahar in safety, where I found my regiment, and at once entered upon my new duties.
The campaign brought honours and promotion to many, but for me it had nothing but misfortune and disaster. I was removed from my brigade and attached to the Berkshires, with whom I served at the fatal battle of Maiwand. There I was struck on the shoulder by a Jezail bullet, which shattered the bone and grazed the subclavian artery. I should have fallen into the hands of the murderous Ghazis had it not been for the devotion and courage shown by Murray, my orderly, who threw me across a pack-horse, and succeeded in bringing me safely to the British lines.
Worn with pain, and weak from the prolonged hardships which I had undergone, I was removed, with a great train of wounded sufferers, to the base hospital at Peshawar. Here I rallied, and had already improved so far as to be able to walk about the wards, and even to bask a little upon the verandah, when I was struck down by enteric fever, that curse of our Indian possessions. For months my life was despaired of, and when at last I came to myself and became convalescent, I was so weak and emaciated that a medical board determined that not a day should be lost in sending me back to England. I was dispatched, accordingly, in the troopship “Orontes,” and landed a month later on Portsmouth jetty, with my health irretrievably ruined, but with permission from a paternal government to spend the next nine months in attempting to improve it.
I had neither kith nor kin in England, and was therefore as free as air—or as free as an income of eleven shillings and sixpence a day will permit a man to be. Under such circumstances, I naturally gravitated to London, that great cesspool into which all the loungers and idlers of the Empire are irresistibly drained. There I stayed for some time at a private hotel in the Strand, leading a comfortless, meaningless existence, and spending such money as I had, considerably more freely than I ought. So alarming did the state of my finances become, that I soon realized that I must either leave the metropolis and rusticate somewhere in the country, or that I must make a complete alteration in my style of living. Choosing the latter alternative, I began by making up my mind to leave the hotel, and to take up my quarters in some less pretentious and less expensive domicile.
On the very day that I had come to this conclusion, I was standing at the Criterion Bar, when some one tapped me on the shoulder, and turning round I recognized young Stamford, who had been a dresser under me at Barts. The sight of a friendly face in the great wilderness of London is a pleasant thing indeed to a lonely man. In old days Stamford had never been a particular crony of mine, but now I hailed him with enthusiasm, and he, in his turn, appeared to be delighted to see me. In the exuberance of my joy, I asked him to lunch with me at the Holborn, and we started off together in a hansom.
“Whatever have you been doing with yourself, Watson?” he asked in undisguised wonder, as we rattled through the crowded London streets. “You are as thin as a lath and as brown as a nut.”
I gave him a short sketch of my adventures, and had hardly concluded it by the time that we reached our destination.
“Poor devil!” he said, commiseratingly, after he had listened to my misfortunes. “What are you up to now?”
“Looking for lodgings.” 3 I answered. “Trying to solve the problem as to whether it is possible to get comfortable rooms at a reasonable price.”
“That’s a strange thing,” remarked my companion; “you are the second man to-day that has used that expression to me.”
“And who was the first?” I asked.
“A fellow who is working at the chemical laboratory up at the hospital. He was bemoaning himself this morning because he could not get someone to go halves with him in some nice rooms which he had found, and which were too much for his purse.”
“By Jove!” I cried, “if he really wants someone to share the rooms and the expense, I am the very man for him. I should prefer having a partner to being alone.”
Young Stamford looked rather strangely at me over his wine-glass. “You don’t know Sherlock Holmes yet,” he said; “perhaps you would not care for him as a constant companion.”
“Why, what is there against him?”
“Oh, I didn’t say there was anything against him. He is a little queer in his ideas—an enthusiast in some branches of science. As far as I know he is a decent fellow enough.”
“A medical student, I suppose?” said I.
“No—I have no idea what he intends to go in for. I believe he is well up in anatomy, and he is a first-class chemist; but, as far as I know, he has never taken out any systematic medical classes. His studies are very desultory and eccentric, but he has amassed a lot of out-of-the way knowledge which would astonish his professors.”
“Did you never ask him what he was going in for?” I asked.
“No; he is not a man that it is easy to draw out, though he can be communicative enough when the fancy seizes him.”
“I should like to meet him,” I said. “If I am to lodge with anyone, I should prefer a man of studious and quiet habits. I am not strong enough yet to stand much noise or excitement. I had enough of both in Afghanistan to last me for the remainder of my natural existence. How could I meet this friend of yours?”
“He is sure to be at the laboratory,” returned my companion. “He either avoids the place for weeks, or else he works there from morning to night. If you like, we shall drive round together after luncheon.”
“Certainly,” I answered, and the conversation drifted away into other channels.
As we made our way to the hospital after leaving the Holborn, Stamford gave me a few more particulars about the gentleman whom I proposed to take as a fellow-lodger.
“You mustn’t blame me if you don’t get on with him,” he said; “I know nothing more of him than I have learned from meeting him occasionally in the laboratory. You proposed this arrangement, so you must not hold me responsible.”
“If we don’t get on it will be easy to part company,” I answered. “It seems to me, Stamford,” I added, looking hard at my companion, “that you have some reason for washing your hands of the matter. Is this fellow’s temper so formidable, or what is it? Don’t be mealy-mouthed about it.”
“It is not easy to express the inexpressible,” he answered with a laugh. “Holmes is a little too scientific for my tastes—it approaches to cold-bloodedness. I could imagine his giving a friend a little pinch of the latest vegetable alkaloid, not out of malevolence, you understand, but simply out of a spirit of inquiry in order to have an accurate idea of the effects. To do him justice, I think that he would take it himself with the same readiness. He appears to have a passion for definite and exact knowledge.”
“Very right too.”
“Yes, but it may be pushed to excess. When it comes to beating the subjects in the dissecting-rooms with a stick, it is certainly taking rather a bizarre shape.”
“Beating the subjects!”
“Yes, to verify how far bruises may be produced after death. I saw him at it with my own eyes.”
“And yet you say he is not a medical student?”
“No. Heaven knows what the objects of his studies are. But here we are, and you must form your own impressions about him.” As he spoke, we turned down a narrow lane and passed through a small side-door, which opened into a wing of the great hospital. It was familiar ground to me, and I needed no guiding as we ascended the bleak stone staircase and made our way down the long corridor with its vista of whitewashed wall and dun-coloured doors. Near the further end a low arched passage branched away from it and led to the chemical laboratory.
This was a lofty chamber, lined and littered with countless bottles. Broad, low tables were scattered about, which bristled with retorts, test-tubes, and little Bunsen lamps, with their blue flickering flames. There was only one student in the room, who was bending over a distant table absorbed in his work. At the sound of our steps he glanced round and sprang to his feet with a cry of pleasure. “I’ve found it! I’ve found it,” he shouted to my companion, running towards us with a test-tube in his hand. “I have found a re-agent which is precipitated by hoemoglobin, 4 and by nothing else.” Had he discovered a gold mine, greater delight could not have shone upon his features.
“Dr. Watson, Mr. Sherlock Holmes,” said Stamford, introducing us.
“How are you?” he said cordially, gripping my hand with a strength for which I should hardly have given him credit. “You have been in Afghanistan, I perceive.”
И так далее
3. ТемноВ тёмно-синем лесу всё трепетало. Даже дубы не могли удержать листву в эту ещё далеко не позднюю осень.
С невероятной силой колыхались верхушки осин. Словно пытались вымести звёзды с небосвода. При этом в низинах смрадные болота всё не отпускали туман из своих колдовских объятий. Луна пряталась за очередным облаком, изредка лицезря таинство, происходящее на опушке в этот жуткий час. И тогда на поляне возникали длинные тени, искажающиеся в каком-то зловещем танце.
Вскоре ветер начал затихать, обнажая странные звуки. Будто художественный свист или быстрое синхронное перемещение остро заточенных предметов по не особо плотной растительности.
– Зайцы!!!
Вжих тут же стих. Только металлическое эхо растворялось в накрывающей тишине.
– Зайцы, я знаю, что вы здесь. Есть разговор… - кот шел дальше, показывая хвостом что бы я не отставал. – Знаю я этих малахольных…
Кот огляделся по сторонам.
- Ещё не всё скосили. Они понятия не имеют что такое понедельник. Им на работу не идти после выходных. И календаря у них нет… Но 31 октября они определяют абсолютно точно. Толи по луне, толи по звёздам… Не знаю.
Мы шли дальше. Я за своим котом пойду куда угодно. Даже на эту опушку, заросшую трын-травой, но тревожность стремительно нарастала.
- Котць! А тебе не кажется, что мы напрасно тут бродим? – мне было не очень комфортно от этих осин, дубов колдунов и этого весьма странного болотца неподалёку.
Кот продолжал упорно идти к центру опушки.
- Зайцы!
Кот обернулся:
- Лопата с тобой?
- Да здесь она. Чо, отбиваться придётся? – тревожность уже перешла в нижнюю часть спинного мозга и начала побулькивать.
- Зайцы!!! Выходи!!! – орнул кот, сев в центре опушки и почесал задней нагой за ухом.
С начало было тихо. Потом послышалось шуршание и через несколько мгновений перед котом начали появляться зайцы, много. Не просто зайцы, а ЗАЙЦЫ! С косами.
Один подошёл к коту:
- Чо звал?
- Дело есть. – кот внимательно осмотрел толпу зайцев.
- Кошмар какой-то! – пробормотал я, - Я слышу, как кот разговаривает с зайцами…
Кот оглянулся на меня и усмехнулся:
- Ты тридцать пять лет искал и изучал первоязык. Сам виноват!
- Так что за дело? – огромный заяц перевесил косу на другое плечо.
- Надо рыть яму. – интонация кота была с одной стороны вроде как бы и нейтральной, но всем стало понятно, что это совсем не так.
- Мы не роем ямы. Мы косим. – заяц развернулся, собираясь уходить.
- Я знаю, что вы коси́те, но вы не знаете почему вы ко́сите. – голос кота был вкрадчивым, но таким многозначительным, что заяц развернулся.
-Что ты имеешь в виду?
- Ну ты задумывался иногда почему вы постоянно косите трын-траву на этой поляне? – кот встал и обошёл огромного зайца. – И откуда взялась трын-трава на этой поляне? И откуда у вас косы?
Даже мне стало видно по выражению морды зайца, что он озадачен.
- Ну… мы всегда косим… И до нас косили… А как по другому? – вожак пожал плечами, остальные зайцы настороженно переглядывались.
- Ты хочешь, чтобы я рассказал? Ты уверен?
- А ты не смотри что мы ушастые! – нахмурился заяц, - Мы всё понимаем. Рассказывай!
-Ну смотри! Я тебя за язык не тянул! – кот сел перед вожаком. Остальные зайцы потихоньку начали приближаться, чтобы всё слышать.
- Шестьсот семьдесят лет назад на эти земли пришла чума. Её притащили фанатики монахи с западных земель, которые шли сюда якобы для просветления словом христовым диких варваров славян. При том что сами мылись один раз в жизни, плодили вшей, выливали помои прям около дома и никак не боролись с болезнью кроме как сжигая ведьм. Но они убедили крестьян, что во всём виноваты ведьмы.
Кот встал и начал медленно ходить перед зайцами, которые на удивление очень внимательно его слушали.
- Неподалёку вот от того дуба стояла избушка в которой жила ведьма. Точнее немножко наоборот. Именно ведьма заговорила желудь и посадила его там. Вот теперь вы и видите эти дубы-колдуны, которые разрослись за эти годы.
- Монахи очень старались чтобы даже слово ведьма внушало страх. И им это удалось. Ибо ведьмы не применяли страх и насилие для своей защиты. Им это было вообще не ведомо. Само слово ведьма означало «Ведающая мать». Защитница рода, помощник, хранитель традиций и обрядов.
Пока кот говорил степень моего офигивания от ситуации стремительно возрастала и ушла за пределы понимания:
- Кочть! Откуда ты это знаешь?
- Я был там… - кот повернулся ко мне. Потом подошёл и теранулся головой об ногу. – Не в физическом нынешнем теле, но как сущность. А ты думал взял котёнка, утчи-пути! Накормил, напоил, обнял, за ушком почесал! Сладенький мой! Но чуть не так…
Кот опять почесал лапой за ухом.
- Пришлые хотели сжечь ведьму, как это у них было принято, но я успел её предупредить. Она ушла, но сундук с артефактами остался закопан около этого самого дуба. Увидев, что ведьмы нет они подожгли её избушку. И во время пожара тыквы, которые росли на грядке рядом стали превращаться в страшные светящиеся образы, увидев которые все в страхе разбежались. Ведьма умела пошутить. А пепел после пожарища посыпался на эту опушку. Но изба ведьмы была полна всяким разным не совсем обычным и поэтому тут потом начала расти трын-трава. И это не та трава, которую некоторые собирают в Чуйской долине.
Заяц усмехнулся:
- Не знаю чо там в долине собирают, нам эта нравится. Она весёлая. Мы косим и при этом напеваем странные слова: «А нам всё равно! А нам всё равно…» После этой песенки волки и совы от нас просто драпают в панике…
- Я в курсе. Ваш предок не убежал с опушки. Не знаю почему. Но на него тоже попал пепел. И вот теперь я наблюдаю это… - кот сурово оглядел зайцев. – Поэтому роем яму.
- А чёй-то? – заяц повёл плечами. – Знаешь «Не рой яму другому»?
Кот усмехнулся:
- Я первый туда спрыгну. А другого тут нет. Вот тут стоит кожаный который является прямым потомок Бабы Яги. И ему нужна яма.
Я аж закашлялся от неожиданности:
- Ч… Че… Чево? Баба Яга? Яма? Ты чё кот, совсем с крыши съехал?
Кот присел, обернув лапки хвостом:
- Это прозвище выдумали обозлённые фанатики. Сгорбленная старуха, с огромным носом, которая детей в печи запекала. Знаешь, задурманивание мозгов средствами массового информационного потока не вчера было придумано. На самом деле её звали «Яговеда». Очень симпатичная женщина, честно говоря. И детей она явно не садила в печь. Ей пришлось бежать от этих невменяемых. Повезло, что она в одной из деревень встретила кузнеца-ведуна. Он её приютил, а потом и свадьба-женитьба случилась. Сошлись они по душам.
Заяц подошёл коту и присел:
- А что потом?
Все зайцы подошли в плотную и присели.
Кот внимательно посмотрел на вожака:
- Тебя никогда не удивляло, что, не смотря на лапки вы лихо косите трын-траву?
Заяц махнул ушами:
-Э… Чот нет…
Кот продолжил:
- Кузнец с помощью ведьмы выковал косы которые вы можете держать. А теперь не то что волки и совы валят от этой поляны, да любой, кто увидит таких зайцев с косами убежит!
- Зачем ты сегодня пришёл? Мы тебя раньше никогда не видели и не знали о твоём существовании…
- Я знаю, что у вас нет календаря, но сегодня именно тот день, когда Луна, Меркурий, Венера и Марс находятся именно в том положении, что шестьсот семьдесят лет и одиннадцать дней назад и только сегодня потомок ведьмы сможет открыть сундук. Поэтому роем яму!
Заяц встал и оглядел стаю. Зайцы положили косы и подошли к вожаку плотной толпой.
- Роем яму! – вожак тряхнул ушами. - Лопата одна?
- Да.
- Поехали!!! – заяц буквально выхватил у меня лопату, - Работаем парни!!!
Это было похоже на мультфильм. Зайцы встали кругом, стремительно перебрасывая лопату друг другу и копали с такой скоростью, что любой экскаватор сгорел бы со стыда.
- Вот он… - кот смотрел в яму в которой был сундук. – Не рой яму другому… Ну, да. Я первый. Надо снять заклятие. Ну а потом ты пап. Только ты его сможешь открыть.
Кот спрыгнул в яму и прикоснулся к сундуку. Розовое сияние зародилось от центра сундука и потом стремительным облаком взмыло в высь, рассеиваясь в воздухе светящими искринками.
-Тащим наверх! - крикнул из ямы кот.
Десяток зайцев, которые были внизу выдернули сундук и буквально зашвырнули на верх, а те, кто были на верху поймали и поставили на землю.
- Э! Меня не забудьте! Не хочу лапки пачкать. – буркнул кот.
Заяц подхватил кота и одним прыжком выбрался из ямы.
- А теперь ты. Приложи руку к знаку на крышке.
Я пригляделся. Какие-то странные символы, но если говорящий кот говорит мне это сделать, то кто я такой чтобы спорить. Я приложил руку. Послышалось четыре щелчка и сундук открылся.
- Это меч… -растерянно проговорил я.
- Это меч-кладенец. – кот был очень серьёзен. – Меч Святогора.
Я уже на полной истерике хихикнул:
- И что? Типа я с ним в метро зайду? Да меня ОМОН будет гонять как Сивку-бурку!
- Не бойся! Кроме ведьмаков этот меч никто не увидит. А они тебя не сдадут.
- Так я чо, Ведьмак? – (Надо меньше пить! Надо меньше пить!)
- Ну, не такой крутой как в кино, но да. – кот встал и махнул хвостом. Махать им всё время не надо. В бой только когда Родина в опасности. Но он тебе укажет кто вор, кто подлец, кто изменник.
- Так мне что с ним в Думу идти? – растерянно поинтересовался я. – Там же никого не останется…
- Тебе решать… Пойдём, мне куцать надо - кот пошёл в сторону дома. – Зайцы! А с травой не перебарщивайте, а то кенгуру и так уже вам завидуют…
Это сообщение отредактировал Акация - 1.11.2025 - 05:56
yaplakal.com