Первая из книг Лондона которую прочитал ещё будучи школотой.Одна из любимых.
"– Вот прислушайтесь-ка к их словам и скажите, что еще могло бы так их взволновать, – заговорил Волк Ларсен. – Вера? Любовь? Высокие идеалы? Добро? Красота? Истина?
– В них оскорблено врожденное чувство справедливости, – заметила Мод Брустер.
....– Вы сентиментальны, как мистер Ван-Вейден, – язвительно произнес Ларсен. – Почему эти люди чертыхаются? Да потому, что кто-то помешал исполнению их желаний. А каковы их желания? Пожрать повкусней да поваляться на мягкой постели, сойдя на берег, после того как им выплатят кругленькую сумму. Женщины и вино, животный разгул – вот и все их желания, все, чем полны их души, – их высшие стремления, их идеалы, если хотите. То, как они проявляют свои чувства, зрелище малопривлекательное, зато сейчас очень ясно видно, что они задеты за живое. Растревожить их душу можно сильнее всего, если залезть к ним в карман."
"Кажется, левая сторона тоже отнимается, - написал Волк Ларсен на дру-
гое утро после своей попытки поджечь корабль. - Онемение усиливается.
Едва шевелю рукой. И говорите теперь погромче. Отдаю последние концы".
- Вы чувствуете боль? - спросил я.
Мне пришлось повторить вопрос более громко, и только тогда он отве-
тил:
"Временами".
Его левая рука медленно, с трудом царапала по бумаге, и разобрать его
каракули было нелегко. Они напоминали ответы духов, которые преподносят
вам на спиритических сеансах, где вы платите доллар за вход.
"Но я еще здесь, я еще весь здесь", - все медленнее и неразборчивее
выводила его рука.
Карандаш выпал у него из пальцев, и пришлось вложить его снова.
"Когда боли нет, я наслаждаюсь тишиной и покоем. Никогда еще мои мыс-
ли не были так ясны. Я могу размышлять о жизни и смерти, как йог".
- И о бессмертии? - громко спросила Мод, наклоняясь к его уху.
Три раза он безуспешно пытался нацарапать что-то, но карандаш вывали-
вался из его руки. Напрасно пробовали мы вложить его обратно, - пальцы
уже не могли удержать карандаша. Тогда Мод сама прижала его пальцы к ка-
рандашу и держала так, пока его рука медленно, столь медленно, что на
каждую букву уходила минута, вывела крупными буквами: "Ч-У-Ш-Ь".
Это было последнее слово Волка Ларсена, оставшегося неисправимым
скептиком до конца дней своих. "Чушь!" Пальцы перестали двигаться. Тело
чуть дрогнуло и замерло. Мод выпустила его руку, отчего пальцы его слег-
ка разжались и карандаш выпал."