Плац

Автор: Maitre des mots
Три части, много букв.

"Мы, мерзавцы, думали, что нам эта комиссия поможет.
Ни хрена она нам не помогла!"
Я.Гашек, «Похождения бравого солдата Швейка»

Конец ноября 198… года. Гарнизон Шаталово, он же – военный аэродром 2-го класса. 32-й Гвардейский «Виленский» орденов Ленина и Кутузова III степени истребительный авиационный полк подвергся итоговой проверке.

Впрочем, не так – ПОДВЕРГСЯ! Что такое итоговая проверка в Советской Армии – те, кто служил в то время, - вспомнят, вздрогнут и перекрестятся.

Подготовка к ней началась задолго. Составление и лихорадочное подбитие документации, планов и отчётов, чистка личного оружия, побелка стволов деревьев и бордюров дорожек, уборка беспорядочно выпадающего снега, вылизывание до блеска учебных корпусов, штабов и казарм, покраска их же, приведение внешнего вида в порядок (когда коту заняться нечем – что он делает? Вооот…), и многое другое – все это, помимо и несмотря, позарез нужно успеть до приезда высокого начальства. Не переживайте: что-то, да обязательно и упустится.

В то время, каждая итоговая, как правило, начиналась со строевого смотра. Вот что необходимо было приготовить каждому офицеру, не говоря уже о солдатах.
Первое. Внешний вид. Подстрижка и побритие. Выглаженная форма, отутюженная шинель, начищенная бляха ремня, отполированные сапоги. Далее - головной убор. Кокарда – строго посередине. Развязываем завязки ушей шапки. Берём три иголки. Отмеряем 70 сантиметров белой нитки. Заправляем в иголку. Закрепляем иголку посередине в 5 сантиметрах от внутреннего края переднего клапана. Наматываем нитку вокруг иглы. То же самое повторяем с зелёной и чёрной нитками. Завязываем уши шапки как можно туже, чтобы она не походила на малахай. Далее. Удостоверение личности офицера, личный номер (алюминиевый несгораемый жетон с буквой, цифрами и дырочкой), Карточка учёта доз облучения, Памятка действий по тревоге, тревожные деньги (на то время – 25 рублей). В погоны накрепко вбиваем звёздочки, чтобы не вырвало портупеей (это если они без закруток). Гладим носовые платки, в карман вставляем расчёски (хотя, пострижены так, что причёсывать особенно нечего – чесать только). Если смотр проходит в ПШ (полушерстяном обмундировании) – подшиваем к нему подворотничок.

Для несведущих – в Памятке действий по тревоге записывались поминутные действия офицера при объявлении различных степеней боевой готовности. (Ежели, например, офицер в момент взвывания сирены над гарнизоном нечаянно оказался в зюзю – то пробегающие мимо незнакомые с ним коллеги должны были найти в его карманах энту Памятку, прочитать, где данный субъект должен находиться, и постараться доставить его на вверенный боевой пост). Или, допустим, настигла вас в этот, самый ответственный момент, амнезия – тут-то вы Памятку откроете, и узнаете: а) кто вы; б) в каком звании и в какой должности находитесь; в) в какой части служите; г) что вам лично надлежит исполнить в ближайшие минуты, часы и даже дни. Не было в этом документе лишь самой главной информации: как, собственно, вы дошли до жизни такой, и что вам, горемычному, с этим делать?

Кроме того, готовился к проверке святая святых каждого офицера – тревожный чемоданчик. Не стану утомлять вас длинным списком того, что в нём должно было содержаться. По замыслу, всё для автономного плавания офицера в течении минимум трёх-пяти дней. Включая запасные носки, фонарик с запасными батарейками, подворотнички к ПШ, носовые платки, тушёнку, запасное бельё, курвиметр и прочее, прочее. Сам список клеился изнутри наружной крышки чемодана, естественно, с фамилией владельца оного. И, что самое важное: все чемоданчики должны быть уложены единообразно! А то враг нападёт, а у нас в них - беспорядок! Конечно, НАТО только этого и ждёт!

Ах, да. Забыл ещё и так называемый химкомплект. Тот самый, что мы, ласково и любя, называли: «гондоном». Это – мука мученическая, кара за прегрешения прошлые и будущие. Ладно – противогаз, который всегда болтался в прихожей на гвоздике (вешалки были не у всех, тем более – в общагах). Но всеми ненавидимый ОЗК, надевать который на «отлично» по нормативу нужно было за 4 минуты 35 секунд – я не видел человека, который бы укладывался в этот норматив! (Одно застёгивание десятков эбонитовых пуговиц в толстых резиновых перчатках занимало не меньше трёх минут!). Гораздо позже в ВВС поступил и удобный Л-1, который выдавался, в первую очередь, лётному составу, и то – по рангу.

Но и это – только начало. Обычно, сразу за смотром, - идут итоговые занятия по МЛП. Марксистко-ленинской подготовке, то-бишь. А что главное в МЛП? Верно. Конспект. С полным текстом прошедших за год политзанятий. И вторая тетрадь – законспектированные работы классиков марксизма-ленинизма. И тетрадь третья: конспект Отчётного доклада крайнего генсека на крайнем съезде КПСС. Чтобы облегчить задачу и так замотанным офицерам, во всех частях поступали одинаково. Ежегодно темы лекций переносили в планы на следующий учебный год в неизменном виде, так что в конспектах приходилось лишь аккуратно сменить даты их проведения. Конспекты классиков почти у всех сохранялись с училищной поры, благо, нового эти классики к тому времени написать уже не могли, да, видимо, не очень-то и не хотели. Съезды КПСС проводились раз в пять лет, и тут выходов было два: добросовестно их каждый пять лет конспектировать или просто поменять номер съезда на титуле тетради. Большинство предпочитали второе.

Был и ещё один, самый простой выход. При отсутствии тетрадей - их брали у стоящих на боевом дежурстве или в наряде (карауле), товарищей, меняли на форзаце имя владельца (все старались писать его карандашом, но это пресекалось умудрёнными политработниками), а после проверки – возвращали его в исходное состояние для отдачи счастливо избежавшему всей этой мутотени сослуживцу.

Но что-то я растёкся мыслями по древу…
За три дня до проверки провели тренировочный смотр, за день - контрольный, а как же. В повседневной форме, сапогах, в серых шинелях. Убили на отработку всех элементов ни много ни мало – по 4 часа каждый раз.

Но сюрприз, как и всегда в армии, не замедлил быть...

Обычно итоговые проверки нам проводил штаб ВВС Воздушной Армии или, на худой конец, - округа. В авиации отношение ко многому несколько иное, чем, скажем, в пехоте. Если для пехотинца умение маршировать – единственный способ выжить на поле боя и победить врага, то в ВВС к этому относились проще, хотя и маршировать умели зачастую не хуже.

Вдруг, - внезапный, как всегда, звонок из Москвы прямо накануне. Проверять нас, оказывается, летит заместитель Министра Обороны, генерал-полковник (фамилию не помню, хоть убейте. Ну, пусть так и будет: Какой-то). Что важно – сухопутчик. Но и это не самое страшное. Смотреть он будет нас в парадной форме. (Тут и сел старик…)

Для непосвящённых – поясню. Парадная шинель, нежно-серо-голубого цвета, валялась из очень плотной шерсти и весила за 4 кило, примерно в два раза тяжелее повседневной. Если сдаться врагу даже в серой шинели было делом невозможным (она шилась так, чтобы рука понималась только для отдания чести, не выше), то в шинели парадной можно было просто на врага переть танком: она, по всеобщему мнению, не простреливалась. А ещё парадная форма вместо сапог предусматривала туфли или ботинки хромовые. Но, поскольку выдавались только ботинки без меха – зимой нужно было или покупать утеплённые форменные (редкость была в военторге), либо – надевать похожие полусапожки, которых тоже тогда – днём с огнём. И чёрные перчатки в то время были дефицитом. Выдавались они только лётчикам, но без меха: чтобы не скользили пальцы в полёте, остальным - только белые лёгкие, но зимой в них немного некомфортно. Приходилось изыскивать, где только можно. Также нужен ремень парадный, золотом прошитый и шарфик белый шёлковый.

Итак – конец ноября. Смоленская область. Накануне было всего -7º, но – закон подлости ещё никто не отменял, и, помимо навалившего снега, ночью природа решила комиссии помочь. И помогла ровно до -18º, что для местного ноября – не совсем норма. Грустное солнце подсматривает из-за слоисто-дождевых облаков. Высота нижнего края – метров 300. Посадочный минимум у командира «Ту-154», как диспетчер доложил - 150х1500. Обледенение есть, конечно, но слои пока тощие. Значит - прилетит, блин…

Ровно в восемь пятнадцать, с командирским зазором в полчаса, полк и батальоны обеспечения уже строились на плацу. Но не на том, что вы подумали. Если для построений и смотров внутренних у нас был маленький плац перед учебным корпусом, то для строевых смотров извне в нашем распоряжении была цельная полоса длиной 2 километра 600 метров и шириной 40 метров, плюс стоянки и рулёжки (конечно, полёты соседнего полка перенесли из-за смотра). Смотр начинался обычно на стоянке прилетающих, поскольку размеры её позволяли прогуливать там и слонов (на ней легко становились три Ил-76, не считая прочей перелетающей мелочи). В стороне разгружается из «Урала» гарнизонный оркестр соседнего отдельного разведывательного полка, диск-жокеи наши славные, а ласково – «жмур-команда». Знамённая группа с зачехлённым пока знаменем ждёт вместе с караулом неподалёку.
Поскольку борт из Москвы задерживался, командир решил провести маленький осмотр. Перчатки были у всех, но у половины – вязаные, или даже вовсе коричневые. Проверяй нас ВВСники – ничего страшного, просто хорошие перчатки передали бы стоящим по периметру строя, а остальные – внутрь, авось, и «не заметили» бы. С пехотинцами такие детские шалости не прокатывали. Нарушение формы одежды для них означало примерно то же, что и измена Родине, и оправданий этому не существовало. Поэтому решение было принято архимудрое: с началом смотра, перчатки – всем снять.

Девять ноль-ноль. Борта нет. Стройные когорты смешались, начинается притопывание подмёрзшими ногами, в задних рядах потихоньку курят в кулаки. Командир погнал уазик на КДП. Шофёр вернулся от диспетчера. Минутная заминка. Замы и комэски торопятся в строй. – Стааановись! Смирноооо!...
- Борт уже рулит, поэтому – проведём прохождение, чтобы не отморозить всё, что нельзя.

«Рулит» – это значит, что салон главкома ВВС перед взлёткой, и идти ему к нам из Кубинки ещё минут 30, в лучшем случае.
Оркестр немного нервно начинает играть. Поднялся утренний ветерок, 2-3 метра. (Аэродромы, вообще – как номера-люкс для любых загулявших ветров. Ровная открытая площадка, лесополос близко нет, возвышенностей обычно – тоже. Поэтому, если в ближайшем городке царит штиль – на аэродроме ветер может и шапки срывать). Делаем прохождения. Старательно топаем, чтобы подогреться. Второй проход – с песней. Вы пробовали петь на ходу при минус 16 (чуть потеплело к тому времени, но как-то неощутимо)?

Прошли. Получили замечания. Полдесятого. Опять уазик мчит к КДП. Новые славные вести: борт только взлетел – кто-то из свиты Какойты задержался. Командир с замами совещаются. Проблема в том, что согреть нас негде. До ближайшего здания, кроме диспетчерской – минут пятнадцать ходьбы. Перекурили. Начинаем чувствовать лёгкое потрясывание организмов. Стоять нельзя. Поэтому проходим маршем ещё. И ещё… Теплее не становится. Даже как-то наоборот. Сейчас бы грамм по 50, а лучше по 100. Спирта в полку всегда было вдоволь: у разведчиков он используется в системах охлаждения прицелов, и соседи «Шпагой» с нами делились. Разумеется, за бартер. Но, во-первых – где спирт, а где - мы. И, во-вторых: Какойто может не понять выхлопов при личном контакте. Так что – проход за проходом, без перерыва.

Десять. Уже два часа на морозе. Ветерок усиливается метров до пяти, чтоб его... (К сведению: зимой усиление ветра на метр в секунду – примерно -1º, по ощущениям).

Шурша шасси по мёрзлому битуму, садится «Тушка» главкома (видимо, позаимствовал для сухопутной комиссии). Тормозит в дальнем конце ВПП и торжественно рулит к нам. Процесс заруливания на стоянку, выключения и выгрузки драгоценного груза занимает ещё пятнадцать минут. Делегация – человек 10-12 (что гадко: чем больше людей, тем больше в разных службах накопают). Первым бодро выскакивает сухонький старичок в папахе. Суворов, не инакше. Следом не спеша спускается по трапу свита: загруженные чемоданами проверяющие. Загрузили чемоданы в уазик, построились. Продрогший оркестр выковыривает иней из мундштуков труб и смазывают их жиром. Скоро грянут.
- Всем перчатки снять! – шипение начальника штаба. Снимаем, прячем в карманы, у кого не помещаются – кидаем на снег у бетона: потом подберём, если не подберут другие.

- Становииись!! Ррравняйсь! Смирно!! – командир, приложив руку к шапке, чешет к комиссии строевым. Навстречу вприпрыжку, так, что папаха подлетает на маленькой седой голове – печатает шаг Какойто. Оркестр пытается грянуть – но из труб лишь сипит конфузное блеянье. Холодно.

-Тридцать второй гвардейский «Виленский» орденов Ленина и Кутузова III степени истребительный авиационный полк для проведения итоговой проверки построен! - докладывает комполка. – Здравствуйте, товарищи!

Поздоровкались, но что-то слабо… Языки примёрзли к гортаням.
Генерал нахмурился, недоумённо глянул на командира. И снова: – Здравствуйте, товарищи!
Ответили. Уже стройнее.
Какойто щурится, руку от виска не убирает: – Здравствуйте, товарищи!

- Здравия желаем, трищ гнрл-плквник! – стройным, но хриплым хором зябко отвечаем мы.
– Здравствуйте, товарищи! (Командир, наклонившись вбок, что-то шепчет генералу).
Мы опять, как дети на утреннике, стараемся ответить. Лучше, но ненамного.

- Это разве мороз? - Презрительно спрашивает генерал, (только что из тёплого салона). – Вот в войну – был мороз! Здравствуйте, товарищи!!

Хрипим из крайних сил. Видно, Какойтому надоедает.
- Плохо!.. Вольно! Командиры частей – ко мне.
После короткого совещания – вновь простуженные взвизги оркестра, только барабан и литавры звучат похоже. Внос знамени. Что-то оно полощется… Значит, ветер усилился метров до семи. Знамёнщики стали на место. В голову правого фланга. Гимн. Холодно. Руки задубели вообще: в карманы их сейчас не спрятать. Ног не чувствую уже, хотя мудро надел шерстные носки и ботинки у меня – утеплённые, с мехом Чебурашки внутри. Совещание… Построение к опросу… (Это – когда сообразно должностям и званиям строй марширует, рассредотачиваясь). Моё место – примерно в середине. Генерал бодрым птенчиком прыгает вдоль шеренг, спрашивая, нет ли у кого жалоб. (Жаловаться дураков обычно мало: комиссия улетит, а командиры останутся. Чтобы возлюбить жалобщика с утроенной силой).

Рядом со мной – начальник метеослужбы, а зовут его Андрей. Большой выдумщик и шутник. Выдумывает он, большей частью, прогнозы, а шутит ими – над нами. Недаром к метеошникам намертво прилепился девиз: «Синоптики – как сапёры: ошибаются один раз. Но каждый день!). (Кстати, с утра Андрюша лично мне наобещал метель. Я только скептически на него глянул).
Генерал подскакивает к нему. Видно, что и его мороз начинает доставать. Ботиночки у него не то, чтобы унты. Андрея озноб уже корёжит, морда лица сведена в неопределённую гримасу. Получив ответ, что жаловаться бессмысленно и бесполезно жалоб нет, и заподозрив какой-то подвох, генерал вдруг осведомляется:

- Товарищ майор, а что это вы улыбаетесь?
– Очень рад вас видеть, товарищ генерал-лейтенант! - щёлкая примороженной челюстью, браво отвечает Андрюша.
Генерал неожиданно расплывается в отеческой улыбке, и хлопает ладошкой синоптика по плечу:
- А вот это - зря! Зряяяя…

Это сообщение отредактировал Xollms - 11.02.2025 - 07:38

Холодно. Ноги онемели до колен. Да и теплопроводность бетонных плит намного выше, чем того же асфальта. В стопы наши бетон дышит льдом. Озноб начинает колотить не по-детски.
Маршируем эскадрильями по рулёжкам для проверки индивидуальной строевой подготовки, распускаясь по одному… Хотя бы ногами постучим. Нас, управление полка, проверяет, конечно же, Сам. Осмотр. Стоим шеренгами, вынув из карманов удостоверения, платки, расчёски, жетоны с личными номерами (обычно они хранятся в удостоверении, как и тревожные деньги). Но генерал не спешит. Наклонившись папахой, он вдруг приподнимает штанину у первого попавшегося офицера. Затем – раскрывает ворот шинели, срывает шарф…

– Тааак! А это что за раздолбай?! – подзывает он начальника штаба. – Всем снять правый ботинок и расстегнуть шинели!
Занимательная и своевременная команда, не правда ли? А просто у «раздолбая» на ноге – оранжевые вязаные носки. Видимо, ни чёрных, ни зелёных не нашлось. А под кителем и белой рубашкой – синий свитер, конечно же, неуставной (свитера в авиации выдавались только лётчикам и техникам, и были они светло-кофейного цвета, почти как детская неожиданность. Но и носить их можно было только под комбинезоном и курткой, на полётах или подготовке к ним).

Закоченевшими пальцами пытаемся развязать примёрзшие шнурки. Удаётся не всем. Некоторые прижимают носок правого ботинка каблуком левого, вытаскивая с хрустом стопу. Скукоженными пальцами расстёгиваем шинели. Сразу становится очень радостно и хорошо. Ледяной ветер накидывается на нас, как изголодавшийся маньяк – на запозднившуюся школьницу. Хорошо, что свитер у меня – белый, без воротника, под рубашкой почти незаметный (я всё же немножечко эстет).

Стоим, как балерины у станка, с вытянутой правой ногой, словно готовясь всем управлением синхронно проделать гранд-батман. Не сказать, что и правой ноге стало теплее. Особенно – тем, кто не допёр вторые носки надеть. Кошу взором: примерно треть носков – синие, коричневые, встречаются даже и разноцветные, как в июне на лугу. Генерал вовсе не спешит, придирчиво осматривает каждого, и, узрев безобразие, оборачивается к сопровождающему его полковнику из свиты: - А вы – записывайте, записывайте! Наш начштаба идёт за полковником, и тот же список себе дублирует. (Все фамилии нарушителей позже войдут в итоговый акт проверки, со всеми вытекающими. Но уже и так ясно, что тринадцатой зарплаты им не видать).

Холодно. Рук уже не чувствую тоже. Они стали странного багрового оттенка, и будто подёрнуты инеем… Хорошо – ног не ощущаю вообще, а то бы правая затекла на весу. Список у полковника всё ширится. Видимо, главная задача этой комиссии: максимально сэкономить Родине деньжат. Ну, сами представьте: пахал мужик весь год, как вол, без выходных и лётных происшествий, летал полёты дневные и ночные или их обслуживал, по командировкам мотался, заслужил, может, и благодарность от начальства – а теперь за не тот носок или вшивник будет лишён новогодней радости, порядка двухсот рублей с лишним… И запишут ему в личное дело взыскание от Какойтого, и будет оно висеть ещё минимум год, и будет лишён он и квартальных премий, а самое гнусное, – такое взыскание может снять только сам зам. МО, или кто рангом повыше, то есть, министр обороны. Подаст, конечно, через год командир в Москву рапорт о снятии взысканий – но успеет ли он обернуться, да и снимут ли? Тогда и следующей «тринадцатой» – ариведерчи. Это какая же сумма будет, если на всех нарушителей умножить?..

Пронесло меня (не в том смысле, что вы подумали), слава предусмотрительности. Не узрел генерал, как ни вглядывался. Зато я заметил, что из ярко-алых ноздрей у него начинает лить. Тоже не жарко, бедному. И новый порыв ветра донёс до моего примороженного носа чарующе-свежий аромат коньяка. В салоне по пути разговелся, значит... И накатил неплохо так, судя по густому амбре, грамм не меньше четырёхсот. Ну да, quod licet Iovis…( что позволено Юпитеру...) Вот почему он мороза не чует!

Наконец, команда: обуться и застегнуться. С трудом запихиваем опухшие ноги в сморщившиеся выстуженные ботинки. Они радостно встречают нас могильной стужей. Скрюченными распухшими пальцами пытаемся воткнуть пуговицы в петли... Генерал выпрыгивает перед строем. Папаха к его голове уже примёрзла, опушилась инеем, брови и подбородок – в изморози тоже. Окинул нас долгим взглядом.

- Я много лет служу. Почти с войны. Но такооого!.. – (ну, это обычная у них присказка. Сейчас похвалит, значить).
- Даже в самом гадком мотострелковом полку нет такого бардака! Чтобы офицеры на смотр приходили в разных ботинках с не менее разными носками! И надевали на себя разные там вшивники, как проститутки в Нарьян-Маре! - Под носом у генерала висит зябкая капля, но он не замечает. – Вам для чего зарплаты платят?! Чтоб вы водку пьянствовали или баб своих наряжали? - Генерал по-ленински простирает к нам руку, только вместо кепки мы видим фигу в чёрной хромовой перчатке. – А вот шиш! Получил деньги – иди в военторг и купи себе, чего надо! И не говорите мне, что там чего надо – нет! - Ещё энергичный взмах. Капля падает на генеральскую грудь и тут же замерзает мутным потёком. – Чаще вас проверять надо! А драть – ещё чаще! - Генерал расходится не на шутку. Вторая капля летит чуть левее. Старательный полковник, зажав под мышкой кондуит, платочком белоснежным пытается стереть сопли с генеральских грудей. Генерал его отталкивает, распалясь: - Я даже не буду проверять строевую индивидуально! Где командир?! (Командир подходит, немного боком).

- Командуйте общее построение с прохождением! Но я вам гарантирую, что офицеры в разных носках хорошо ходить – не могут!

Обиженный на нас, генерал круто разворачивается через левое плечо, и скачет на стоянку.
Следом семенит полковник, маша нам платочком прощально, всё ещё зажатым в руке…

Строимся опять и ковыляем за ними, ожесточённо топая брёвнами ног в бетонные плиты. Не отогреваются ноги. И ветер, гад, не стихает. Взмётывает полы заиндевевших шинелей, лижет раскалёнными щупальцами спину и грудь.

Не чувствую уже вообще ничего. Так, наверное, и жил Буратино – с деревянным негнущимся телом. Понимаю, отчего Мальвина так и не сумела завести его ласкою... Тут и погода, видимо, всецело разделяя генеральский гнев, решила нас доконать. Сбылся, так не вовремя, Андрюшеньки-друженьки прогноз. С низко опустившихся туч запорошил-завьюжил колючий, противный, секущий снег-крупка. Становится вообще всё безразлично и пофигу. Далёкое несбыточное тепло кажется сказкой.
Строимся полком с батальонами обеспечения. Пурга усиливается вместе с ветром. Снег летит уже не отвесно, а почти параллельно бетону. Оркестр напротив весь запорошен, только трубы выблескивают, будто подмигивая обречённо.
- К торжественному маршу! Поротно! Дистанция тридцать метров!... Управление – прямо, остальные - напрааа-вооо! – командира почти не слушно за свистом и шорохом снега.
Мы – на правом фланге, поэтому нам идти до комиссии меньше. Вяло топаем в бетон на месте, дожидаясь…

- Шагооом – марш!!

Оркестр браво начинает играть откуда-то из-под снега. По-слышимому, экспрессионисткую монодраму «Erwartung» Шёнберга (додекафония страха, отчаяния и растерянности). Никогда бы не подумал, что они её знают.

Тронулись. Впереди – знамёнщики; командир, начштаба и замы – за ними, и сразу после – мы. Как ни стараюсь – не бегут мурашки по ногам. Задубели, блин. Колени не согнуть. Поэтому не получится удара.

Проходим, стараясь из всего, что ещё осталось в ягодицах пороховницах. Впрочем, ни мы комиссию, ни она нас за разыгравшейся вьюгой не видим. Слышны лишь резкие выкрики из белой пелены: - Отвратительно! У меня гуси дома ходят лучше!
Машинально задумываюсь, где же это у него в Москве по дому расхаживают гуси… Соображаю: это он про дачу говорит, не иначе.

Строимся вновь, уже все облепленные белой коркой. Может, отменят прохождение с песней?.. Ага, конечно… Трогаемся, запевая: «Путь далёк у нас с тобою»… Встречный ветер свищет, подпевая, снег набивается в рот, видимость - метров пять, - а мы идём. И поём. Этот стон у нас песней зовётся. Губы слипаются на морозе, открывать их приходится вместе с кожей. Стараемся, но толку из этого – шиш.

Возвращаемся на места. Из метели отрывочные возгласы: - Такого…! Никогда!... Позор! Стыдно! …Ждение - двойка! …Есня – двойка! Видимо, сообразив, что их никто не слышит, - возгласы приближаются.

Из мглы появляется, весь уже в образе снеговика, с залепленным снегом лицом, на котором из носа свисают уже сосульки, генерал.

- ...Чаю пересдачу! По окончании итоговой проверки! Готовьтесь!

Мы мысленно стонем. Это значит – после всей тряхомудии с итоговой: марксистко-ленинской, ночной тревоги, стрельб, контрольных полётов, проверок физической и химической подготовки – нас опять ждёт смотр, для исправления оценки.
Но иначе никак. Двойку, конечно, генерал нам не поставит: это несмываемая какашка не только на нашем гвардейском полку, но и на всех ВВС, ему первому Министр за такое навтыкает, а вот тройку – запросто. А что такое – «тройка»? Ровным счётом ничего, кроме: во всём обозримом будущем наш полк станет притчей во языцех на всех совещаниях. Комиссии будут приезжать к нам по два раза в месяц, проверяя устранение недостатков, чем парализуют абсолютно любую работу. Соответственно, в несколько раз чаще начнут происходить: внезапные тревоги, учения, и не только – командно-штабные, на картах, а возможно, и с перебазированием на запасной аэродром (не знаете, что это такое? лучше и не знать!), выводы из-под удара, контрольные стрельбы на полигоне, зачёты, строевые смотры, et cetera… Не говоря о ещё одной мелочи: ВЕСЬ личный состав прощается со ВСЕМИ премиями и тринадцатыми зарплатами. До следующей проверки – точно.

Всё это, конечно, нашему нежно любимому Какойтому ровно по барабану. Он – пехота до мозга костей, и не может понять: почему, блин, в метель, мороз и пургу мы не смогли спеть, как Краснознамённый ансамбль песни и пляски Советской Армии имени Моисеева (не того Моисеева, о котором вы все подумали)? Почему, промёрзнув насквозь, мы не промаршировали, как Отдельный Кремлевский полк КГБ СССР? Будь на его месте любой чин из ВВС – обязательно сократил бы смотр. Но, поскольку наш полк на прошлой проверке стал в округе лучшим – нам и задвинули сего генерала для приведение в равновесие зыбких рейтинговых весов. Если проще – чтобы он с комиссией говна накопал.

Всё это думает мой отмёрзший ум сквозь посвисты ветра и генеральские вопли.
Но вот генерал подходит ближе к командиру, сердито смахивает сосулю из-под носа, и широким жестом обводит весь аэродром, с ВПП, рулёжками, стоянками, заправками, отбойниками, ТЭЧ, КДП, складами и стартовым домиком: - Для чего наша Родина построила вам такой шикарный плац?! Да чтобы вы ходить на нём учились, днём и ночью! Не покладая ног! У меня в молодости такого плаца и не мечталось! Я с таким плацем уже бы не замом, а министром обороны был!

Командир молчит. Я знаю, почему. Всего два года назад часть полка вернулась из Афгана, потеряв там двух лётчиков. Полк уже несколько лет – один из лучших в армии. В отличие от «пилотажников», как снисходительно называли мы «придворный» Кубинский полк, вечно красующийся на пилотажных шоу, наш полк реально был боевым, прикрывавшим Москву с запада… Потому что мы действительно не «покладали» и рук и ног, организовывая, проводя и обеспечивая полёты в две смены, четыре (!) дня в неделю (кто хоть немного разбирается в авиации - поймёт, чего это стоило). Максимум - с одним выходным в воскресенье. Если повезёт. И ходили мы реально хорошо. Но не окоченевшими кочерыжками. Просто кто-то наверху решил наш полк немножечко опустить, и подсунул его на проверку именно пехоте. Но мы справимся. Не впервой.

P.S. За итоговую проверку и контрольный строевой смотр тогда наш полк получил твёрдую «четвёрку». Но через два года его расформировали. Начинался плановый развал Союза. Но это уже совсем другая история...

Это сообщение отредактировал Xollms - 11.02.2025 - 07:38

Нам врагов не надо.
Скажи - война, и мы сами себя заебём.
Я эту фразу слышал от коллеги, бывшего лётчика, лет двадцать назад как.

Размещено через приложение ЯПлакалъ

Весьма!

А фото где?

а не было картинок, сейчас текст поправлю

Рассказ шикарен, но насчет того что аффтар не видел никого кто уложился бы в норматив по облачению озк.... ВВ МВД РФ, одна из частей юга России, у тов. полковника К.Н.М. все становились отличниками, норматив прекрасно без гонки все исполняли на отлично... (ну наверное потому что приятнее в среду в столовой завтракать в полевой форме одежды, а не как дурак в ОЗК)

Жизненно описано.
Как вспомню визит Язова, так вздрогну.

примерно на эту же тему выражался наш нач.бой - построение жуков самоебов обьявляется открытым!!

Было ещё " а если война? Мы что врагам покажем? Картошки начистим, да полы помоем?"

А после - лёгкая и непринуждённая пробежка в плюс 35.
Хочешь похудеть - спроси меня как. ©

У нас дивизия была где то в Литве, а наша учебка в Эстонии, и как мы шуршали к приезду командира дивизии, даже вспоминать страшно, а если бы еще и Язов...

да!!! но прошу отметить что это не воспринималось как неизбежное горе и не являлось трагедией.

Мне легче читать. Я всласть отыгрался на таком погононосце. Как он плакал... Словно Горбачь со своим: "Не понимаю, за что меня не любят".

Хорошо написано, да уж, пехотные генералы любили над авиацией изгаляться.

Размещено через приложение ЯПлакалъ

Это было рутиной, мы только крепче сплачивались в нашем небольшом коллективе.
Всё как в знаменитой поговорке.

Мы не бегали только когда спали и ели. Начфиз был лыжником.

Размещено через приложение ЯПлакалъ

Тот кто эту байку придумал - никогда в армии не служил. У нас в батарее не было никого, кто б НЕ укладывался в этот норматив.

Вспомнил лучшие годы биглера. Пустил скупую слезу))

Это да. Но бег в ОЗК был особенно приятен нашим молодым сердцам.

"Оркестр браво начинает играть откуда-то из-под снега. По-слышимому, экспрессионисткую монодраму «Erwartung» Шёнберга". - Яркое сравнение, это пять!!

"Для непосвящённых – поясню. Парадная шинель, нежно-серо-голубого цвета, валялась из очень плотной шерсти и весила за 4 кило, примерно в два раза тяжелее повседневной".

Брехня. Ничуть парадная шинель не тяжелее повседневной.

"И чёрные перчатки в то время были дефицитом. Выдавались они только лётчикам, но без меха"

Брехня №2. Лётчикам выдавались и меховые, и без меха. Технарям - меховые кожаные перчатки, на 2 года, и меховые рукавицы на год.

Из посвящённых. В это время (198...) служил в 790 иап, в соседней Тверской (тогда Калининской) области в должности начальника группы обслуживания.

может летуны ленились?

Их можно понять - в кабине и так свободного места почти нет, а тут ещё в ОЗК облачайся, да ещё и на время. Не каждый такое осилит...