Актёрские байки 03.09.22

Предыдущая подборка ТУТ

Будет 25 фото,об окончании сообщу.

В 70-е годы Иннокентия Смоктуновского назначили депутатом одного из районных центров. Актёра такая оказанная честь очень тяготила. Он долго не мог придумать повод, чтобы отказаться от этой «почётной» должности.
Как-то раз на пышном банкете Смоктуновский поднялся и произнёс тост:
- Я хочу выпить за то, чтобы полки магазинов заполнились, а на столах наших избирателей появилось всё то, что я вижу здесь. Я буду стараться!
Очень скоро его имя исчезло из списков депутатов…

Льва Дурова как-то раз тоже привлекли в депутаты районного Совета. Актёра уговорили тем, что нужно помогать людям. И однажды он помог. На углу Тверской улицы (тогда улицы Горького) и Большой Бронной переселяли из дома жителей.
Одна женщина с тремя детьми не хотела переезжать, потому что ей предложили взамен всего лишь однокомнатную квартиру, а она требовала трёхкомнатную. Дама обратилась к депутату Дурову за помощью. Тот изучил все положения и понял, что большая квартира ей не положена.
- Единственное, что вы можете сделать, - посоветовал женщине актёр, - Это не выходить из дома. А если приедет милиция, откройте окна и кричите: «Помогите!». Набегут люди и тогда посмотрим, смогут ли вас выселить.
Несчастная так и сделала - открыла окно и стала кричать:
- Люди! Люди! Дуров мне сказал, чтобы я просила у вас помощи!
- Какой Дуров? – спросили из толпы снизу.
- Вы артиста Дурова знаете? Вот это он сказал!
Льва Константиновича вызвали в райсовет и накинулись:
- Вы что делаете? Вы спятили? Разве так можно?
- Так что ей в итоге дали? – спросил Дуров.
- Трёхкомнатную квартиру ей дали!
- Значит, я помог?! – изумился артист.
- Помог! – ответили ему чиновники, - Но вон отсюда!
И у Дурова, к его радости, отняли депутатский мандат.

Евгений Моргунов, наоборот, властью пользовался, только не законной, а им самим придуманными полномочиями. Например, в общественном транспорте актёр мог представиться контролёром, проверить у пассажиров билеты и высадить, обругав, безбилетников. При этом сам проезжал бесплатно и выходил на нужной остановке.
Но больше всего Моргунову нравилось представляться сотрудником КГБ. Он раздобыл где-то удостоверение с красной корочкой и всегда носил его с собой. Что было внутри ксивы, никто толком не видел, но действовала она безотказно.
Сев в такси и помахав корочкой перед носом водителя, он приказывал:
- Срочно гони вон за той машиной! Только незаметно!
Подъехав к своему дому, или в нужное место, выходил и с серьёзным видом говорил таксисту:
- Спасибо! Там тебе зачтётся!
- А как же та машина? – спрашивал водитель.
- Не переживай! – успокаивал его Моргунов, - дальше её поведёт мой напарник.
А еще, зайдя в ресторан и помахав корочками перед администратором, говорил тихонько:
- Товарищ, посади меня так, чтобы вон те два типа меня не заметили и принеси что-нибудь поесть – на твой вкус.
Через минуту у его столика уже суетился официант, уставляя стол выпивкой и закуской. Актёр так частенько ужинал. Ему верили и все принимали за сотрудника «органов». Даже денег не брали – боялись. Настолько в этом образе Моргунов был убедителен.

Актеры любят гастроли. Потому что отсутствует привычный домашний быт. Это возможность получить массу новых впечатлений или расслабиться. А самое главное, масса свободного времени для шуток или похождений.
В театральном мире давно гуляет одна смешная байка про алкоголь. Свидетелей этой истории уже не найти. И наверняка она много раз обросла разными домыслами. Но дело было так. В начале 60-х годов наш знаменитый МХАТ приехал на гастроли за границу. В пьесе Н. Погодина «Третья патетическая» играли два народных артиста СССР Борис Александрович Смирнов в роли Ленина и Борис Николаевич Ливанов (папа знаменитого Шерлока Холмса) в роли инженера Забелина.

Открытие гастролей, полный зал. За кулисами паника – нет главных действующих лиц. За три минуты до начала появляется абсолютно пьяный Ливанов. Заведующий труппой в предынфарктном состоянии буквально падает перед ним на колени в отчаянии: «Борис Николаевич! Как вы можете? Вы же народный артист Ливанов!» На что остроумный Ливанов ответил: «Да! Я народный Ливанов и пришел сам! А Ленина сзади несут!» Как в итоге сыграли спектакль история умалчивает.

А вот гастроли театра на Таганке в Киеве в сентябре 1971 года чуть не закончились позорным скандалом. В гостинице пропала обычная подушка. Юрию Любимову доложили о происшествии.
Неужели знаменитые на всю страну артисты способны на воровство? Пока труппа возвращалась в Москву ушлые киевские горничные провели настоящее детективное расследование. Подушка нашлась. И режиссеру вместе с извинениями доложили о результатах поиска. Оказывается, Леонид Филатов каждую ночь со своей подушкой посещал номер актрисы Лидии Савченко и по роковой случайности перед отъездом забыл вернуть гостиничный инвентарь на место. Так открылась тайна гастрольного романа, о которой узнал весь театр.

Актеры ефремовского «Современника» любили развлекаться по-другому. Режиссер буквально всех заразил любовью к знаменитой системе Станиславского. Почти каждые посиделки заканчивались разговорами и спорами на эту тему. Однажды на гастролях в Румынии после спектакля в гостиничном номере собралась группа артистов. Евгений Евстигнеев, отметив удачное выступление, завалился спать, а Валентин Гафт и Александр Калягин сцепились не на шутку.

Они решили выяснить, кто лучше сыграет этюд по теме «Оценка факта». Историю придумали такую. У кабинки общественного туалета (приспособили для этого шкаф) долго ждет в очереди человек. Наконец. Не выдерживает, выламывает дверь и видит там повесившегося человека. манекен соорудили из постельных принадлежностей и подвесили. Один сыграл неподдельный ужас и побежал с криками о помощи, второй предпочел тихонько смыться. «Судьи» оказались в замешательстве – кому присудить победу? Оба актера были на высоте. И тут кто-то предложил разбудить Евстигнеева. Его растолкали, объяснили задачу и тот двинулся к шкафу, изображавшему кабинку туалета.


Под гомерический хохот зрителей Евстигнеев долго жался и приседал, стучал деликатно в дверь, потом барабанил и, наконец, не выдержав, рванул на себя дверцу, увидел повешенного, и ничуть не смущаясь, сдернул его вместе с веревкой, выкинул из «туалета» и, даже не закрыв дверь, блестяще изобразил, что сделал свое дело с блаженным видом счастливого человека. Грянули дружные аплодисменты. Актер раскланялся и пошел спать дальше.

В начале 50-х годов прошлого века в Большой театр пришел работать режиссером Борис Александрович Покровский. В то время главным дирижером был Николай Семенович Голованов. Покровский пришел на репетицию оперы «Борис Годунов». И Голованов ему сказал, кивая на артистов на сцене:
- Ты тут новенький, они тебя на послушают. Сиди молча в зале и смотри. А если захочешь что-то подсказать, скажи мне на ушко. Меня послушают!
Идет большая массовая сцена, много народа. Покровский, видя, как хор поет «Православные, православные!» и тянет руки куда-то вниз, тихонько подсказывает Голованову:
- Скажи хористам, чтобы на фразе «Православные, православные!» не смотрели вниз, а делали посыл вверх, на верхние ряды галерки и руки туда же тянули.
- Правильно! – ответил дирижер и рявкнул на хор, - Какого черта вы руки в оркестр тянете? Где вы там православных видели?

Профессия актера – достаточно серьезное дело. Обычным людям кажется, что играть на сцене или сниматься в кино просто. Но, хорошо сыграть драматическую роль – это пол дела. А вот умудриться еще и в серьезном спектакле рассмешить (на театральном языке «расколоть») на сцене партнера считается высшим пилотажем и верхом актерского мастерства.
Многих молодых студентов театральных институтов приглашают подрабатывать в театрах в массовке. Это считается престижным. Но, для молодых и начинающих оказаться на одной сцене с корифеями – настоящий стресс.
В такую ситуацию попал молодой Евгений Весник. Его пригласили в Малый театр участвовать в спектакле «Горе от ума». А именно, изображать гостя в доме Фамусова. Просто стоять у стены.
Однако матерые артисты еще какие хулиганы. Увидев новичка, который уже на репетициях стоял и старательно пытался изобразить из себя важного вельможу, они стали придумывать способы как незаметно для зрителя сбить с него весь пафос на премьере.
Двое шутников, прохаживаясь по дому Фамусова, незаметно подошли к Веснику и тихонько спросили:
- Простите, а вы не Чацкий будете?
Весник от этого неожиданного и дурацкого вопроса чуть не сложился пополам от накатывающего истерического смеха.
Во время антракта «расколовшийся» новичок попросил не издеваться над ним. И шутники искренне извинились и клятвенно пообещали больше этого не делать. Зря это сделал молодой актер. Это только раззадорило мастодонтов придумывания шуток. В следующем акте они накинулись на него хваткой бультерьеров.
- Вы не подскажете, где тут туалет? – тихонько спросил один из них у важного Евгения Весника.
От этого вопроса молодой актер согнулся пополам и вынужден был уползти за кулисы.

В советское время в Доме кино кинематографисты проводили показы отрывков из лучших киносценариев, чтобы наглядно показать и доказать коллегам и особенно киноначальству, что именно этот сценарий нужно брать в работу над новым фильмом.
Юлий Гусман обзвонил известных актеров и пригласил их принять участие в сценке по одному из лучших сценариев под названием «Дорога на Восток».
На сцену вышел Лев Дуров в роли Ленина, за ним Игорь Кваша в роли Сталина. Грим великолепный, актеры начали вести диалог. И тут к ним по сценарию присоединяется Троцкий.
На нужную реплику на сцену вышел в роли Троцкого Леонид Ярмольник. И зал покатился от смеха. Хохотали так, что «Ленину» ничего не осталось, как картавя произнести: «Все кончилось вообще» и всей троице пришлось ретироваться за кулисы.

Искусство театра очень тонкая и хрупкая вещь. Оно от кино отличается тем, что зритель готов принимать любую театральную условность. Вплоть до двух табуреток на сцене. Но, и роскошные декорации не являются подлинными отражениями интерьеров или природы. Поэтому любая мелкая оплошность на сцене способна выбить из образа не только молодых неопытных актеров, но и маститых корифеев.
В советское время маленькие периферийные театры часто приглашали в свои постановки общепринятых «звезд» сцены. Во-первых, это повышало к театру интерес местных жителей, во-вторых, приятно тешило самолюбие самого мэтра театра. Потому что такого актера зрители готовы были носить на руках.
Однажды в маленький театр на Кавказе пригласили известного актера театра и кино, театрального режиссера Ваграма Камеровича Папазяна. Он славился своими постановками и актерской игрой в пьесах Шекспира. Поэтому пригласили знаменитость на роль Отелло. Этот образ у Папазяна получался самым выразительным. Когда переживающий личную драму темпераментный герой душит свою молоденькую красавицу-жену, мало кто в зале мог сдержать слезы.
Вот и для этой постановки взяли на роль Дездемоны самую юную и прелестную актрису. Естественно, такая роль сама по себе заставит волноваться любую актрису, а уж в дуэте с известным трагиком, тем более.
На премьеру собрался весь городской бомонд. Зал был полон. Даже на галерке висели гроздьями молоденькие студенты, желающие приобщиться к высокому искусству.

Папазян играл блистательно. Зал буквально захлебывался в овациях после очередной сцены. Наконец, дело подошло к финалу, где Отелло, поверив интригам, все-таки душит свою супругу.
На сцене поставили большую кровать с балдахином, полностью закрывающим само ложе. Юная Дездемона в начале сцены юркнула из прохода позади сцены в постель. Но от волнения перепутала, и легла ногами там, где должна была лежать голова.
Отелло откинул полог и очень удивился, увидев юные ножки. Но, не растерялся. Отыграв насыщенную паузу, актер решил исправить положение и откинул другую половинку балдахина. Но, там снова лежали ноги.
Перепуганная Дездемона, поняв свою оплошность, решила во время действия исправить ситуацию, и лечь правильно.
Такой поворот событий вызвал смешки в зале и это напрочь вырубило знаменитого трагика. Занавес пришлось закрыть.

Очень часто конфузы происходят на гастролях. Непривычное место, другая сцена. Всегда может что-то пойти не так.
Однажды на гастролях театр давал знаменитую «Грозу» Островского. Постановка была очень хороша не только актерской игрой, но и режиссерскими находками и наиболее реалистичными декорациями.
Как известно, в пьесе есть самая драматическая сцена, когда Катерина решает покончить жизнь самоубийством и бросается с крутого обрыва в Волгу. Это выглядело очень правдоподобно. На заднем плане героиня красиво падает с обрыва. Зрителей охватывает ужас.
Обычно, чтобы актриса не ударилась, внизу укладывали мягкие маты. Возить их с собой посчитали нецелесообразным, поэтому просто находили на месте и брали в аренду. Таких везде было полно – в школах и спортивных секциях.
Но, однажды что-то пошло не так. И маты найти нигде не удалось или их не давали. При театре за сценой была детская цирковая студия. И там стоял небольшой батут. Рабочие сцены притащили его, но, в суматохе забыли предупредить об этом актрису.
И вот представьте, Катерина с последней трагической репликой бросается вниз, и тут же вылетает обратно. И так несколько раз. Актеры на сцене начинают трястись от смеха. Зрители в зале открыли рты от удивления и оригинальности постановки.
Наконец, кто-то из персонажей, стоявших на сцене резюмировал:
- Не принимает матушка-Волга то….
Тут уже буквально все сложились пополам от смеха и стали расползаться за кулисы. А зрители сползать под кресла.

Когда на сцене происходят накладки, актерам бывает очень трудно выпутываться из этой ситуации. От этого возникает много разных комических ситуаций. Хотя есть негласное правило – если что-то идет не так, импровизируй, веря в предлагаемые обстоятельства.
Однажды на сцене давали знаменитую Чеховскую «Чайку». Как известно, в финале спектакля за кулисами звучит выстрел. На сцену выходит доктор Дорн и сообщает присутствующим:
- Дело в том, что Константин Гаврилович застрелился!
Но, на спектакле почему-то эта пауза затянулась. Выстрела нет. Актер, исполняющий Дорна, понимает, что надо спасать положение, потому что персонажи на сцене давно уже сказали весь свой текст и дальше без этого сообщения действие не может продолжиться.
Он выходит на сцену и сообщает трагическим голосом:
- Дело в том, что Константин Гаврилович повесился!
И тут неожиданно раздается запоздалый выстрел. Удивленный актер добавляет:
- И застрелился!
Понятно, что это напрочь выбило и актеров, и зрителей.

Евгений Евстигнеев всегда считался самым органичным и правдивым актером. Коллеги очень ценили его талант. И всегда с удовольствием наблюдали за игрой мастера.
Но, однажды случилось то, чего никто никак не ожидал. В Советское время пьесы патриотической направленности были обязательными постановками в каждом театре. Игрались они, как правило, на таком здоровом коммунистическом пафосе. Ни о каких шуточках или розыгрышах не могло быть и речи.
На сцене шла пьеса Михаила Шатрова «Большевики». В которой была сцена покушения на Ленина. Как известно, в вождя мирового пролетариата стреляла Фанни Каплан, причем отравленными пулями. Сцена была выстроена так – за кулисами в условном кабинете лежал умирающий Владимир Ильич. А на сцене его соратники решали, что делать, если Ильич умрет? Как не растерять достижения молодой советской страны, за которую уже было пролито много крови.
У Евстигнеева была роль старого большевика, которому доверили находиться рядом с угасающим вождем и, когда положение становилось особенно критичным, он должен был выйти на сцену к соратникам и сообщить об ухудшении состояния Ленина.

Естественно, когда актер вышел на сцену, все замолчали, в глазах читался немой вопрос – что с Ильичом? Обычно Евстигнеев выдерживал скорбную паузу и проникновенно произносил одну фразу:

- У Ленина лоб желтый… восковой…
И всем становилось понятно, что кончина неизбежна. Все проникались и молча отыгрывали это известие.
На одном из спектаклей актер как обычно вышел к товарищам, выдержал паузу и неожиданно произнес голосом, полным трагизма:
- У Ленина жоп желтый…
Спектакль пришлось приостановить и закрыть занавес, чтобы зритель не видел большевиков, согнувшихся пополам от смеха и расползающихся за кулисы.

Эта оговорка случилась с актером Александринского театра и стала настоящей легендой на целое столетие.
В конце 19-го – начале 20-века знаменитый актер Александринки Василий Пантелеймонович Далматов попал сам с собой в словесную путаницу. Он играл важного вельможу и должен был сказать слуге простую фразу:
- Подай мне перо и чернила!Что в тот вечер напало на актера, но из его уст сначала вырвалось:
- Подай перна и черна! Тьфу! Чернила и пернила! О, Господи! Черно и перно! Да подайте уже мне то, чем пишут!
Зрители в зале от смеха стали сползать с кресел.

Но самой гомерической словесной путаницей стала фраза актера Таганки Рамзеса Джабраилова.
В спектакле «Товарищ, верь!» основанном на письмах Александра Пушкина Юрий Любимов придумал такой ход – Пушкиных разного возраста будет четыре. И они по очереди станут появляться из многочисленных дверок и оконцев большой кибитки, стоявшей посередине сцены.
И вот пришла очередь Рамзеса. Он должен был открыть окошко и произнести такой текст:
- На крыльях вымысла носимый ум улетал за край земли!
Но, у актера получилось следующее:
- На крыльях вынесла… мосиный … ун уметал… закрал.. Закрыл!

Поняв, что уже никак не выгребет из этой фразы, актер просто махнул рукой и захлопнул с досадой свою створку.
Зрители несколько минут наблюдали кибитку, сотрясаемую смехом остальных Пушкиных. Наконец, поэты, осознав, что не могут остановить смех, чтобы продолжить спектакль, стали просто открывать свои дверки, выскакивать и убегать дохохатывать за кулисы.

Шел 1938 год. В Ленинграде на сцене легендарной Мариинки шла опера «Пиковая дама». Сольную партию Германа исполнял известный в те времена лирический тенор Печковский. Певец всегда гордился тем, что тонко чувствовал дыхание зала и его эмоциональный настрой.
Было у певца свое особенное место, когда в арии были такие слова: «Что наша жизнь?»... Далее шла внушительная пауза и тенор гордо допевал: «Игра!»
На одном из спектаклей Печковский особенно увлекся этой паузой. В зале стояла звенящая тишина, как натянутая струна. Все с замиранием ждали знаменитую «Игру», но вдруг откуда-то с галерки хорошо поставленным голосом внезапно прозвучало: «Говно!»
Зал разразился овациями, актер смутился, а перепуганное начальство стало потихоньку вышмыгивать из правительственной ложи. Когда спектакль закончился, выходящие зрители увидели, что театр оцеплен нквдшниками. Свободно выпускали только женщин и детей. А мужчин заставляли произносить на распев слово «Говно», чтобы таким образом вычислить злоумышленника.
Но, «преступник» поистине обладал уникальным тембром и великолепным музыкальным слухом. Он смог легко пройти этот тест, дающий право на выход и легко изменил интонацию. Так что никого не задержали и не расстреляли. А могли бы.

А эта история из жизни, но приключившаяся с одним из актеров Вахтанговского театра. Ее рассказал в свое время руководитель Евгений Рубенович Симонов.
Дело было в советские времена. Один ушлый гуляка из театра придумал хитрость. Завел себе любовницу, живущую в этом же дворе, но в соседнем доме. Он очень гордился своей находчивостью, пока не оказался случайно разоблаченным по своей же оплошности.
Как-то раз актер сказал жене, что едет в Ленинград в командировку на три дня. А на самом деле закатился к своей зазнобе и все три дня предавался любовным утехам и возлияниям.
К концу третьего дня любовница попросила его вынести мусор. Он вышел в домашних тапочках на босу ногу и трико с двумя мусорными ведрами, высыпал их содержимое в помойку и, так как еще не был окончательно трезв, на автомате вернулся на порог своей квартиры и позвонил.
Законная супруга открыла дверь и обомлела:
- Ты откуда, милый?
На что получила невозмутимый ответ:
- Как откуда? Из Ленинграда, конечно!

В театре Моссовета такой сказкой была «Пчёлка» по одноименной сказке А. Франса. Елена Валюшкина рассказывала, как ей довелось дебютировать в этом спектакле в главной роли, когда она пришла служить в театр.
Был ли этот случай с ней или другой актрисой, история умалчивает. Хотя по типичности ситуации, она могла повторяться каждый год. Самое трудное, но первого января уже в 10 утра зрительный зал заполняется юными зрителями под завязку. Состояние артистов – эльфов и гномов представить не трудно.
В середине спектакля есть сцена – гномы находят умирающую пчелку, обступают ее и предлагают согреть умирающую своим дыханием.
- Давайте подышим на нее! – предлагает один из них.
Если на обычном спектакле эта фраза не вызывает никаких эмоций, то после Новогодней ночи приобретает особый сакральный смысл. Естественно, героиня на которую дышит отряд мужиков «после вчерашнего» не выдерживает и начинает отползать в сторону кулис. Один из «гномов» решает все же до конца выполнить свои миссию и с криком: «Я все же подышу на нее!», бросается вслед актрисе. На что получает прямую угрозу:
- Я и сама могу на тебя подышать!

Когда артисты злоупотребляют горячительным на сцене – это беда режиссеров. Но, даже если спектакль сорван, он останется в репертуаре. Актеру могут влепить выговор, снять с роли или уволить. В кино проблемы алкоголя наносят гораздо больше ущерба и наказать безболезненно пьяницу не всегда получается.
Этим часто пользовались признанные мэтры советского кино. Так на съемках картины «Тринадцать» знаменитый Николай Крючков буквально выматывал нервы режиссеру Михаилу Ромму.
Всякий раз Ромм в гневе кричал и угрожал отправить актера в Москву. Но, хитрый Крючков каждый раз парировал:
- Ну, куда? – посмеивался он, - Полкартины уже снято, кем ты меня заменишь?
Ромм промолчал, но затаил обиду. На следующий день Николай Крючков вновь появился на площадке поддатый. Режиссер, когда запустили камеру, на полном серьезе ему скомандовал:

- А теперь падай!
Дисциплинированный актер упал в песок, не понимая задачи, но свято веря режиссеру.
- Стоп! Снято! – скомандовал Ромм, - Можешь отправляться в Москву!
- Как в Москву? – искренне удивился Крючков, - Что снято?
- Снято, как ты падаешь, сраженный вражеской пулей! Ты убит! И больше мне не нужен!
После этого случая Крючков радикально пересмотрел свое поведение и с тех пор старался столь дерзко на съемочной площадке себя не вести.

Это было в самом конце 80-х годов. Гердт был уже довольно в преклонном возрасте, к тому же прихрамывающий еще с войны после ранения. Но, несмотря на наличие в спектакле других действующих лиц, у меня осталось впечатление, что это пьеса, написанная для одного актера. Настолько он затмевал на сцене других исполнителей.
У Гердта было потрясающее чувство юмора. А, самое главное, он умел посмеяться над собой. В том числе часто подшучивал над тем, что он еврей. И этого не стеснялся.
Однажды они вместе с Анной Самохиной и Валентином Гафтом пришли после съемок поужинать в ресторан при гостинице, где их поселили. Сели за столик и Гафт предложил:
- Ну, что, Зиновий Ефимович, закажем по коньячку?
- Нет, нет, Валя, - замотал головой Гердт, - Подождите! Изучайте меню! Внимательно изучайте меню!
Гафт удивился, но подчинился. Минут через десять пришел официант и поставил на стол бутылку дорогого шампанского.
- Это для вас! С того столика, - официант легонько кивнул головой в сторону.
Артисты обернулись. А там им приветливо улыбаются и кланяются, показывая, что актеров узнали и рады их угостить.
Через некоторое время на столе появились еще шампанское, коньяк и вино. К середине вечера весь стол уже был уставлен «подарками».
- Вот видите, Валя, - деликатно сказал Зиновий Гердт, а вы собирались заказывать! Конечно, мы поступили по-еврейски, но сколько радости мы доставили всем этим людям!

Несмотря на маленький рост и хромоту, Зиновий Гердт был любителем красивых дам. В 30-е годы ему довелось поработать в театре великого Мейерхольда. Тогда Гердт был еще никому не известным молодым актером.
Как-то раз в фойе театра он увидел роскошную блондинку в шикарной шубе. Это была настоящая русская красавица с бездонными голубыми глазами и шикарным бюстом. И Зиновий влюбился без памяти, хотя дама была его выше на целую голову. Она часто ходила на спектакли, и всякий раз Гердт пытался найти предлог, чтобы с ней познакомиться, но она не обращала на него никакого внимания.
Тогда молодой актер попросил самого Мейерхольда ему подыграть и как-нибудь возвысить несчастного влюбленного в глазах красавицы. Режиссер охотно согласился. Перед очередным спектаклем Гердт встал рядом с дамой, а пробегающий мимо Мейерхольд бросился к нему, полный отчаяния:
- Голубчик мой! Что же вы не приходите на мои репетиции? Я без ваших советов решительно не могу работать! Что же вы меня губите, голубчик?
- Ладно, ладно, - снисходительно свысока ответил Гердт, - Как-нибудь загляну.
Он думал, что красавица-театралка будет потрясена! Но, она равнодушно надела свою шубу и ушла.
- Вот же корова! – удивился Гердт и вся его любовь моментально улетучилась. – Не стоит метать бисер перед свиньями!

История Зиновия Гердта в изложении Виктора Шендеровича, эпиграфом к которой могла бы быть следующая цитата:
«Избегайте тех, кто старается подорвать вашу веру в себя.
Эта черта свойственна мелким людям. Великий человек, наоборот, внушает чувство, что вы можете стать великим». (Марк Твен)

«На дворе стоял тридцать второй год. Шестнадцатилетний Зяма пришел в полуподвальчик в Столешниковом переулке в скупку ношеных вещей, чтобы продать пальтишко (денег не было совсем). И познакомился там с женщиной, в которую немедленно влюбился. Продавать пальтишко женщина ему нежно запретила («простынете, молодой человек, только начало марта»). Из разговора о погоде случайно выяснилось, что собеседница Гердта сегодня с раннего утра пыталась добыть билеты к Мейерхольду на юбилейный «Лес», но не смогла. Что сказал на это шестнадцатилетний Зяма?
– Это невозможно, – улыбнулась милая женщина.

– Билетов давно нет…
– Я вас приглашаю! – настаивал Зяма.
– Хорошо, – ответила женщина. – Я приду.
Нахальство юного Зямы объяснялось дружбой с сыном Мейерхольда. Прямо из полуподвальчика он побежал к Всеволоду Эмильевичу, моля небо, чтобы тот был дома. Небо услышало эти молитвы. Зяма изложил суть дела – он уже пригласил женщину на сегодняшний спектакль, и Зямина честь в руках Мастера!
Мейерхольд взял со стола блокнот, написал в нем волшебные слова «подателю сего выдать два места в партере», не без шика расписался и, выдрав листок, вручил его юноше.
И Зяма полетел в театр, к администратору.
От содержания записки администратор пришел в ужас. Никакого партера, пущу постоять на галерку… Но обнаглевший от счастья Зяма требовал выполнения условий! Наконец компромисс был найден: подойди перед спектаклем, сказал администратор, может, кто-нибудь не придет… Ожидался съезд важных гостей.
Рассказывая эту историю спустя шестьдесят с лишним лет, Зиновий Ефимович помнил имя своего невольного благодетеля: не пришел поэт Джек Алтаузен! И вместе с женщиной своей мечты шестнадцатилетний Зяма оказался в партере мейерхольдовского «Леса» на юбилейном спектакле.
И тут же проклял все на свете. Вокруг сидел советский бомонд: тут Бухарин, там Качалов… А рядом сидела женщина в вечернем платье, невозможной красоты. На нее засматривались все гости – и обнаруживали возле красавицы щуплого подростка в сборном гардеробе: пиджак от одного брата, ботинки от другого… По всем параметрам, именно этот подросток и был лишним здесь, возле этой женщины, в этом зале…
Гердт, одаренный самоиронией от природы, понял это первым. Его милая спутница, хотя вела себя безукоризненно, тоже явно тяготилась ситуацией.
Наступил антракт; в фойе зрителей ждал фуршет. В ярком свете диссонанс между Зямой и его спутницей стал невыносимым. Он молил бога о скорейшем окончании позора, когда в фойе появился Мейерхольд. Принимая поздравления, Всеволод Эмильевич прошелся по бомонду, поговорил с самыми ценными гостями… И тут беглый взгляд режиссера зацепился за несчастную пару. Мейерхольд мгновенно оценил мизансцену – и вошел в нее с безошибочностью гения.
– Зиновий! – вдруг громко воскликнул он. – Зиновий, вы?
Все обернулись.
Мейерхольд с простертыми руками шел через фойе к шестнадцатилетнему подростку.
– Зиновий, куда вы пропали? Я вам звонил, но вы не берете трубку…
(«Затруднительно мне было брать трубку, – комментировал это Гердт полвека спустя, – у меня не было телефона». Но в тот вечер юному Зяме хватило сообразительности не опровергать классика.)
– Совсем забыли старика, – сетовал Мейерхольд. – Не звоните, не заходите… А мне о стольком надо с вами поговорить!
И еще долго, склонившись со своего гренадерского роста к скромным Зяминым размерам, чуть ли не заискивая, он жал руку подростку и на глазах у ошеломленной красавицы брал с него слово, что завтра же, с утра, увидит его у себя… Им надо о стольком поговорить!
«После антракта, – выждав паузу, продолжал эту историю Зиновий Ефимович, – я позволял себе смеяться невпопад…»
О да! Если короля играют придворные, что ж говорить о человеке, «придворным» у которого поработал Всеволод Мейерхольд? Наутро шестнадцатилетний «король» первым делом побежал в дом к благодетелю. Им надо было о стольком поговорить! Длинного разговора, однако, не получилось. Размеры вчерашнего благодеяния были известны корифею, и выпрямившись во весь свой прекрасный рост, он – во всех смыслах свысока – сказал только одно слово:
– Ну?
Воспроизводя полвека спустя это царственное «Ну», Зиновий Ефимович Гердт становился вдруг на локоть выше и оказывался невероятно похожим на Мейерхольда…»

Зиновий Гердт был очень чадолюбивым. Он обожал своего сына от первого брака и приемную дочь от третьего, многочисленных племянников и, конечно же внуков.
При всей его занятости актеру очень редко удавалось уделять внимание малышам. Но, однажды дедушка повел свою любимую внучку лично в зоопарк. Он был счастлив! Рассказывал о разных зверях, эмоционально, в красках, по-актерски.
Особенно внучку заинтересовал лев, и они остановились у клетки. Гердт начал рассказывать все, что знал об этом царе зверей.
И тут вдруг лев открыл широко пасть и протяжно зевнул. Испуганная внучка вцепилась в руку деда и очень серьезно сказала:
- Если он тебя съест, скажи мне лучше сейчас, на каком автобусе мне надо ехать домой?
Зиновий Гердт не нашелся, что ответить ребенку.

Большим скандалом чуть не закончились съемки фильма Никиты Михалкова «Свой среди чужих, чужой среди своих». Натурные съемки проходили в горах тогда еще Чечено-Ингушской АССР. И для массовки решили привлечь местных жителей. Так часто делали киношники.
Они повесили на центральной площади объявление: «На съемки массовых сцен в фильме приглашаются местные жители. Приходить строго с паспортом! Конный – 10 рублей смена, пеший – 5 рублей смена». Это известие мгновенно облетело всю округу, как говорится, «из уст в уста».

На следующее утро к административной машине с бухгалтером выстроилась очередь. У каждого в паспорте лежала купюра. Разразился жуткий скандал. Директор съемочной группы бегал по площадке и кричал:
- Нас посадят! Посадят за взятки!
А жители стояли в недоумении и не понимали, что они сделали не так? А некоторые еще и пытались выяснить:
- А оружие выдадут или надо со своим приходить?

Однажды Виктор Павлов и Евгений Евстигнеев ужинали в ресторане. Уже изрядно приняв на грудь, Павлов расчувствовался и решил похвалиться, какой он талантливый.
- Ты, знаешь, - сказал он загадочным голосом, будто хотел открыть какую-то тайну, - Пять лет назад я так сыграл одну драматическую роль, что вся съемочная группа зарыдала. Все-все! Режиссер, оператор, ассистенты и осветители не могли сдержать слез.

Евгений Евстигнеев кивнул ему в знак поддержки и не остался в долгу.
- Ты не поверишь! – сказал он на полном серьезе, - Я как-то раз так здорово сыграл мертвеца, что меня чуть не похоронили заживо!
Павлов жутко обиделся и ушел спать в номер.