196
Я никогда не любил попсу и эти слюнявые песни про любовь. Мне по-любому что-то нравилось, но в области попсовых песен это никак не отражалось. Да и к российскому року я относился весьма подозрительно и с должной долей осмотрительности. Да и что тогда было роком? Еще за пять лет до описываемых событий я помню, как по телеку показывали рокерский концерт, где на полном серьезе Вику Цыганову обозвали новой рокершей. Слава богу, что и у пацанов с района вкусы были непритязательными. Мы как-то обошли поветрие 90-х. Не знаю, насколько можно было назвать «Сектор газа», да и эту самую «Красную плесень» хорошим музлом. Но мы слышали именно это. Не помню, чтобы кто-то обожал в те времена у нас «Арию». Она где-то была, но не для нас. Помню, как мы собрались с парнями на дачу прибухнуть. На жд вокзале мои товарищи таких звиздюлей ввалили трем парням, что слушали невиданный у нас еще агрегат - СД-плеер с воплями этой группы, что пришлось менять маршрут движения с поезда на пеший порядок. У нас не любили заунывные вопли с непонятными текстами. Ненавидели всяких там Сплинов и ДДТ по той причине, что уныло. Единственное поветрие, как дань эпохе – боготворили всякую «Гражданскую оборону» так, что все стены в городе пестрели двумя буквами «ГО», при этом не слышали ее песен и КИНО. Особой любовью во дворе пользовалась песня «Стук».
Конец 90-х ознаменовался появлением в городе огромного количества ларьков, в которых продавалось все от презервативов и аудиокассет, до алкоголя и карбюраторов. Ларьки и раньше были, просто не в таком количестве. Рынок, тот самый, где на 10000 рублей можно было купить дохрена чего много, внезапно в 99 году снесли ко всем хренам и на его месте подозрительно быстро вырос целый ларечный поселок со странным и броским общим названием «Колос». Никто понятия не имел в чем там аграрная составляющая в причине такого названия, но название не только прижилось, но и до сих пор эксплуатируется в автобусной остановке в этом районе, хотя ларьков лет 15 как нет там уже. Вот с одного такого ларька мы и подломили «мафон». Не было никаких там таинственных краж. Мой младший товарищ Бычок (о нем я расскажу ниже) и старшак с соседнего дома Юрист (ныне покойный Юрка Жилин) скоммуниздили магнитофон средь бела дня. Это было очень плохо сделано с любой стороны, зато двор наш теперь разрывался от «Колхозного панка»… Мы еще не знали, что совсем скоро у нас произойдет культурная революция…
Это было интересное время. «Курск» еще не тонул, Ельцин еще гудел на праздниках, не было заунывного «Капитана Колесникова», не было Путина, зато был впереди очередной «конец света», сумасшедший бум «Руки Вверх», от которых у нас ломались танцполы и некоторые хлипкие сердца, и фильм «Брат». Он у нас изрядно запозднился и дошел на кассетах в тот момент, когда все уже вовсю ждали вторую часть. Кинотеатров не было, но люди у нас часто работали вахтовым методом и постепенно в город стали проникать панические слухи о том, что есть такой фильмец, понимаешь, который, мягко говоря, шедевр. Самый что ни на есть правильный пацанский фильм, обязательный для всеобщего просмотра. Было самое начало 99-го года, когда мы на видике в подвале втроем посмотрели этот шедевр. Пацаны были впечатлены и долго ходили, как пыльным мешком стукнутые, а вот я как-то сразу невзлюбил этот фильм. Мне нравился Бодров и совершенно не нравился персонаж Багров. В стране вовсю бушевали либеральные ветры и молодые и амбициозные вовсю штурмовали экраны телевизоров. Я обожал всякие эти передачи: 50/50, Музобоз, «До 16 и старше», Супоневские передачи о компьютерных играх. Даже «Музыкальный ринг» не смотря на его попсовостость я с интересом пересматривал. Ибо это был весьма либеральный формат, последний глоток свободной демократии без цензуры, которая вскоре накроет страну невидимым шлефом, что будет с каждым годом все тяжелее…
Бодров мне понравился во «Взгляде». Он был слишком человечным и правильным. Насколько он был хорош в этой передаче, настолько плох был его персонаж в фильме «Брат».Не надо кидать в меня ссаными тряпками, это мое оценочное суждение и оно может идти наперекор сложившемуся общественному мнению. Ни один из последующих фильмов, где Сергей Бодров играл не вызвал во мне отторжения, как этот самый «Брат». Все было в нем для меня неправильным. Но весь город сошел с этого фильма с ума. Пошли эти темы с объемными свитерами-толстовками, крупной вязки, в которые обрядились все кому не лень. Приоделись в армейские берцы, которые стали доставать по огромному блаты в военторге в районном центре. Я думал это будет пик сумасшествия, но я совершенно даже не догадывался, что в следующем году сделает с городом и умами не только даже молодежи, но вполне себе взрослыми мужиками второй «Брат». Он породит новую волну «пацанской этики» на первую пятилетку нулевых в провинции уж точно. Фильм разойдется на цитаты, которыми будут щеголять как своими собственными, а чужой вымысел, люди будут примерять на свой нехитрый быт, полагая, что вот именно так и должен вести себя любой «правильный» пацан. И это, к сожалению, очень аукнется. Еще и в последующем «Бумер» наделает в провинции нашей делов, да еще таких, что большинство моих знакомых из детства и до сих пор сидит не в мессенджерах, а в местах не столь отдаленных…
Первой ласточкой ломки подросткового сознания, будет случай у одного из злачных мест города – бара «Катюша», странного архитектурного поноса из старого купейного вагона и двух контейнеров, из которых соорудили нечто, где зачастую прямо на входе можно было встретить сомнительного вида барышень, активно удовлетворяющих потребности мужской части посетителей бара. Мы там оказались в тот вечер случайно. За неимением своих внезапно слившихся товарищей, я был там со смутно знакомыми парнями с района, которые и спровоцировали массовую драку. А началось все с шекспировского: «А ты сам откуда?». Наши заявили, что они с микрахи, а кучка подвыпишей молодежи, вся поголовно лысая, но с дибильными этими полосками-челочками над бровями, оказалась Пятаковская – с другого, железнодорожного уже района. И все бы ничего, но из глубины бара выпорхнул самый что ни на есть плюгавый и забитый заморыш, из тех, что больше всех орут, но и самые первые сыкуны, который громогласно заявил: «А мне в микрахе вчера просто ни за что дали по морде»… Так рождались у нас драки. Я ни в каких массовых драках участвовать не собирался, ибо хватило уже «общения» с ПТУшниками, которые едва не оформили мне инвалидность на всю жизнь. Потому я свалил как можно быстрее из общей этой кучи дерущихся тел. Уйти, безнаказанно не удалось. У дверей вовсю уже пластались несколько наших с пятаковскими, среди которых мелькали, как мне показалось, две размалеванные девки, что харкая кровью, пинали всех, кого не попадя. Прилетала и нашим и вашим. Девки, были явно не в себе и дрались очень дико и страшно. Там же на самом выходе, меня перехватил один из пятаковских, но там даже особо утруждаться не пришлось. Я попал кулаком даже не в челюсть, а куда-то ему в ухо и тот, заорав, тут же сел на жопу, и тут же на меня со спину кто-то прыгнул и я по инерции вывалился на улицу. Следом за мной вывалился пацан из ПТУшной общаги, который зажимал рукой разодранную на животе олимпийку сиреневого цвета. Парень был невысоким, но крепко сбитым, округлым крепышом, который как вывалился за мной следом, так и сполз тут же кулем по стенке бара. Когда я к нему подошел, парняга вовсю руками пытался зажать располосованный заточкой от паха до левой груди живот. Разрез был касательный, но крови из него лилось столько, что и не поймешь толком насколько там все серьезно. На удивление парняга не истерил и даже к ножевому ранению отнесся с изрядной долей философии, изрекши почти сократовскую мудрость: «а нечего было клювом щелкать!» Так мы с ним и познакомились.
Этого «мудреца» звали Рустам Рустамов и был он на целых 4 года младше меня. Был он с деревни то ли Гурана, то ли с Буссе, где совершенно отбился от рук родителей. Вместе с сестрой, что приехала учиться в ПТУ, перебрался и он. Я, как большой любитель давать всякие клички, крестил его под новой кличкой «Кирпич», но она совершенно как-то на него не «ложилась», хотя рожа у него просила кирпича ежеминутно. Зато с подачи моего родного брательника, что усмотрел схожесть Рустама с высосанным до синевы сигаретным бычком, тут же переименовал его. Так у нас на районе появился «Бычок». Учился он, как и все мы в его возрасте так себе. И жизнь его еще помотает по всяким учебным заведениям, где он не осиливал обычно и месяца. На данный момент Рустам образован как надо и образование у него наивысшее, заключающееся в кое-как оконченном ПТУ десять лет назад. На кого он там учился, я не знаю, но как человек, неплохо его знающий, есть у меня кое-какие сомнения по этой своей учебе, но я в своем десятом классе тоже изрядно сомневался в нужности образования и вот почему.
Десятый класс я заканчивал с такой помпой и фанфарами, что можно было только удивляться. Вышел я по итогу не троечником, а вполне себе нормальным учеником с восемью четверками при остальных отличных оценках. Мало того, именно в десятом классе я победил на школьной олимпиаде по истории и обществознанию. Мне всучили очередные дипломы и двухтомник Степанова «Порт-Артур». Такие успехи не прошли мимо родителей, которые задали вполне резонный повторяющийся уже раз пять за год вопрос – кем я планирую стать после школы? А я не знал. Не, у меня в классе было полно народу, который прекрасно уже знал свою будущую профессию, а вот я был как кое-что в проруби. Неопределившийся. В городе на тот момент, повторюсь, кроме магазинов и местного РОВД нифига не работало. Куда идти? Это, наверное, покажется смешным, но до самого выпускного в 11 классе я не знал, куда мне двигать. Реально. Потому и острая необходимость в ВУЗе на тот момент лично для меня отпадала, ибо перспективы все были довольно сомнительными.
Начнем с того, что учился я весьма странно и брал больше все на горло, чем мозгами. И если с гуманитарными предметами было все хорошо, то с точными – уже возникали проблемы. Я честно осилил математику ровно до дискриминанта, но вот с производными у меня уже возникли проблемы. В момент превращения геометрии в тригонометрию, я тоже впал в ступор от всяких синусов-катангенсов. Векторная геометрия мне нравилась, и принципы золотого сечения мне были просты и понятны. А вот все связанное с формулами меня доводило до тихого помешательства. Именно потому, что у нас в физике не было каких-то особых формул, я физику обожал.
10 класс в плане школы выдался для меня полной расслабухой в плане учебы и пусть не жопой, а каким-то полужопием в повседневной жизни. Никому ты был по факту не нужен в те времена. Единственный случай в моем детстве, когда летом днем меня искал отец, это момент с забытым вынесенным утром мусорным ведром. Во всем остальном родителям ты был не сильно интересен. Никаких сотовых тогда в городе не существовало. Я первый сотовый в своей жизни увижу в 2003 году, когда к нам приедут журналюги с первого канала снимать репортаж о нашем командире, который герой, и который полгода провел в плену, а потом не менее геройски бежал. На самом деле наш старлей был реально геройским 23-летним парнягой, который в свои года успел сделать гораздо больше, чем любой современный двадцатилетний парень. Он был весь дырявый, как дуршлаг от полученных, где придется ранений, и не раз уже отмечался наградами, но в тот раз геройством там и не пахло. Не буду говорить, КАК именно он попал в плен, ибо нефиг обижать человека, но вот бежал он из плена точно только для журналистов. Никуда он не бежал, его просто передали нашим. Не знаю почему. Просто в один день около нашего блокпоста остановились гнилые «жигули» из которых выпнули нашего командира. Вот и весь побег. Мы еще полгода с ним служили. Никуда его ни в какие госпитали не отправляли, а единственное поправление здоровья заключалось в двухнедельной «губе» в Гудермесе, где мы с ним провели просто отлично пару дней. К тому моменту я числился при штабе нашего полка. Мне, откровенно говоря, повезло – во время одного из патрулирований, мне в броник попала пуля. Стреляли достаточно близко, да и бронники были – одно название, с живота постоянно пластины вываливались, пуля пробила все-таки пластину и, надломив ребро, застряла. В общем, хорошо отделался. Это был май месяц, и Минобороны что-то щедро сыпануло тогда наградами и званиями. Лычек насыпало так жирно, что даже мне навесили третью соплю сержанта. Как раз еще на дембель ушло кучу народу и наш ротный решил временно меня оформить на службу полегче, чтоб и ребра собрать и как-то малость очухаться. Он был очень черствый человек, но к своим солдатам он пусть и через сплошные маты относился предельно хорошо. Ясно, что никакого панибратсва там не было, просто он делал для нас человеческие поступки. Останься он живым, ни мне, ни половине нашей роты не пришлось бы в свое время через суд доказывать свой статус «участника», чтобы оформить кое-какие льготы. Но у капитана спустя месяц остановиться сердце. Он просто ляжет спать и просто утром не встанет. Вот такая вот жизнь.
Меня засунули писарем в штаб полка. Я хрен его знаю, с чего это меня туда оформили, но есть подозрение, что произошло это, как у нас водится, спонтанно и по ошибке. У нас был в батальоне, так называемый ротный – «пиджак» из ВУЗа, который должен был занять место в роте РХБЗ, но у нас же все как устроено? Самым правильным образом. На бумаге-то рота числилась, и даже на довольствии, каком-никаком состояла, а по факту «химиков» в глаза никто и никогда у нас не видел. Усатый и худой, как глист, капитан Веретнников, маявшийся животом последний месяц, отправился на медицинскую койку с перитонитом-аппендицитом, и временным командиром второй роты мотострелков стал вчерашний студент, окончивший какой-то столичный ВУЗ с военной кафедрой. Студент шурупил в военном деле, как свинья в переводных интегралах, но ему мозгов хватило не лезть рогами вперед, а послушать старшину, который служил в армии со времен ГКЧП и кое-что понимал.
Я до сих пор не понимаю, что это был за месяц службы. Числился я писарем, а по факту был ординарцем у нашего командира полка, подполковника Смирныха, который использовал меня как мальчика на побегушках. Смирных часто забухивал, а потому я с его личным шофером, ефрейтором Матюком занимался весь день тем, что разыскивал ему спиртное. Раз мы перехватили ящик шампанского у начпрода, который был очень должен комполка за что-то, но долг отдавать не хотел. Нас Смирных отправил получить какое-никакое спиртное в счет долга, а мы совершенно случайно застали начпрода за дележкой трех ящиков «Советского», один из которых мы тут же реквизировали в пользу пролетариата в лице подпола. Начпрод, сухопарый, подтянутый спортивный подполковник Коломиец, чуть ли не с пистолетом гонялся за нами, матами поливая «совсем уже охеревшую солдатню», которая забыла что такое дизбат. Но мы с водилой Матюком (тот вообще на контракте пятый год как был на тот момент) были воробьями уже стрелянными, и мы находились в действующей армии, где были свои законы и порядки, а уж одно то, что мы ежедневно пересекались с комполка, который даже меня считал уже за «своего», делали нас настолько наглыми, что в гробу мы видали начпрода с его пистолетом и угрозами. Нам сказал командир сделать – мы сделали. Есть вопросы – это вот к Смирныху.
Начпрод, скотина обиженная, придумал, как нам отомстить, и нас за «неуставную форму одежды» (это в зоне боевых действий-то!!!!) запихали на неделю на губу. Однако и тут нам с Матюком изрядно повезло, так как губа располагалась в полуразваленной школе на первом этаже в раздевалках около физкультурного зала, где стены сыпались кирпичом при всяком прикосновении, а уж сдержать желание четырех людей, пообщаться и подавно это сооружение могло едва ли. Помимо нас с Матюком и нашим ротным (я не буду называть его фамилию, ибо повторюсь, не хочу подводить его под монастырь) тут же обретался уже вторую неделю лейтенант-переводчик из штаба полка. Тот изъяснялся с нами не иностранными словами, а исключительно русским языком, ежесекундно подправляя любую реплику приставкой «мля!». Солдаты из взвода охраны, подняли было ор по поводу того, что офицеры из своей «офицерской» половины гауптвахты плавно и самостоятельно переместились к нам, но прибежавший задерганный службой и всем окружающим миром старый-пристарый, помнивший еще времена Хрущева лейтенант Неверуйко, оглядев обваленную стену, где аже на мой дилетантский взгляд раствором меж кирпичей и не пахло, только и бросил емкое слово в сердцах в адрес строителей, да буркнул моему командиру: «Вы это, не балуйте!». На этом все и закончилось. За пределами уставных отношений, с глазу на глаз мы общались с нашими офицерами очень хорошо. Старлей так подъебывал всех, что нынешним стендаперам и не снилось. Нам и жратву носили вполне сносную, а на второй день, так вообще парни притащили нам флян в 0,7 какой-то там «Пшеничной», отдававшей керосином и карты. Ровно двое суток длилось это обалденное время, а потом нас нашел подпол Смирных. Сам. Как только он проспался от шампанского, на второй день его дернули ехать куда-то в очередные ебеня и тут обнаружилось, что ни ординарца ни личного водилы нет. Быстро отыскав наше местоположение, комполка выписал всем такую напутственную политинформацию, что в ней сложноподчиненные деепричастные обороты содержали в себе исключительно глаголы, отправляющие всех пуститься в пешее эротическое путешествие и никак иначе. Так мы разом вылетели с губы.
Комполка же был в полном восторге от подгона в виде шампанского, и на следующую неделю мне один из писарей, что реально занимались бумажной волокитой, по секрету сообщил о представлении меня к медали «Суворова». Ничего я геройского не делал и, если честно, стрелял только в учебке. Есть у меня такое подозрение, что попал я в наградные списки исключительно по причине вовремя найденного ящика шампанского.
Сейчас сижу и думаю, как так вышло, что мое поколение, слишком рано стало взрослым? Вчерашние школьники не были до сорока лет маминькиными сынками, не снимало поеботу в тик-ток, а в 19 лет уже вовсю женились, рожали детей и становились героями. Или помирали смертью храбрых на никому нахер не сдавшейся войне. В наше время мы становились слишком быстро взрослыми. У нас не было этого конфетно-смузевого периода, как у нынешнего поколения молодежи. У нас в глубинке были три вехи – школа – армия – работа. Не было чего-то промежуточного. В крупных городах, безусловно, тогда уже жили по-другому, а у нас работы не было. Как не было ни одного высшего учебного заведения в городе. Да и какие ВУЗы?! У нас даже технаря ни одного НИКОГДА не было. Но это было сущими цветочками по сравнению с тем, что творилось на самом севере области.
Вероятно, вы никогда не слышали о Снежногорском. Вокруг Зейского водохранилища, где в былые времена на блесну по три щуки за раз бросались (я эти времена застал) накидано много поселков-деревень, по бумаге, где должно вроде как быть триста душ, а по факту едва пятьдесят стариков насчитали. У меня там была дальняя родня, что в 70-е еще туда двинули из Свободного, полагая, что настоящий прогресс там. Возможно, прогресс был в чем-то, но его было нифига не заметно в тот раз, когда я заглянул в эту деревню. В 90-е шикарная и милая традиция у нас почтовой переписки как-то загнулась, а потому мы совершенно не знали, что там у родни. Я еще не знал, что родня дальняя давным-давно повымерала в деревне, но дом стоял НЕТРОНУТЫМ, Как бабку последнюю вперед ногами вынесли, так все в дому и осталось. Даже три табурета, на которых лежала домовина покойницы, так и простояли нетронутыми в горнице 15 лет. Потому никто меня там не ждал. Но встретили меня в этой деревне старики очень радушно. Они меня совершенно не знали, но накормили и крышу дали над головой на пару дней.
Это особенность дальних сибирских и дальневосточных деревень, где никогда не оставят одного человека, а накормят, а потом поинтересуются какими судьбами тебя в эту жопу занесло. Это подлинная русская душа, а не все то, что классики нам про русский характер написали. Самим жрать нечего, а нежданному гостю выставят на стол самое лучшее. Правда, в первый день кормили меня тогда скудновато, но вполне объяснимо, почему было так. Деревня жила тем, что поймает. Поймает, какую рыбеху народ – будет чего есть. А если деды не выйдут на море (Зейское водохранилище местные зовут морем…), то будет деревня лапу сосать… Такие дела. На второй день я с утра в сенях надыбал моток лески и парочку самодельных блесен. Никогда тут в деревне не знали о спиннингах. Бросали блесну руками первобытным способом. Раскручивали и запускали леску с блесной подальше от берега, засунув палку с остатками лески за голенище кирзача. Простите, пожалуйста, за мат, но в тот день я конкретно ЗАЕБАЛСЯ распутывать «бородищу» этой самодельной приспособы для ловли рыбы. Если бы не эта особенность, в среднем на третьем забросе все к херам запутывать, поймал бы я больше, но поймав за час штук семь шнурков (травянка едва ли более 700 грамм), перед самым уходом у самого берега за брюхо я засек здоровенную щуку под два килограмма. В наших краях это были уже достаточно редкие экземпляры (хотя батя в 2014 году на Тараконе вытащит невиданную им еще огромную щуку почти на 11 кг.), но дед, у которого я остановился, сказал, что лет за десять до этого, пока не начался замор рыбы, они по осени могли таких наловить штук по двадцать за день, а в иной раз так и с десяток семикилограммовых притаскивали. Я активно верил в это, так как и в тот день я поймал за неполные два часа 8 щук. Такая вот деревня, что жила одной рыбой. Так что мы жили еще нормально.
Моя соседка Светка превратилась в шикарную за год девчонку, на которую глазел уже не только я. Ее самая близкая (и единственная) подруга как-то болтанула ей про то, что я тискал ее на дискотеке. Это была правда. Ольга, как я говорил, наглой, но при мне она становилась вызывающе наглой. А я в десятом классе еще и решил «выделиться». Почему я решил, что усы – это вот мое? Да ладно бы усы, а то вот тот темный пушок, что начал бурно расти над верхней губой, я посчитал лучшим украшением настоящего пацана… Ужас, блин! В конце десятого класса я сбрею их. К тому моменту я задолбаюсь пробривать подбородок, который внезапно начнет покрываться жесткой щеткой щетины. Но у меня еще ладно, вот у Юрки- Юриста из соседнего дома помимо щетины, которая лезла во все стороны, создавая нарывы на подбородке, так вообще засыпало все тело прыщами. Гормональный юношеский взрыв, как-никак. А он еще планировал непременно статья профессиональным военным. Вовсю готовился в училище поступать, а тут вид такой ущербный. Сильно его тогда это нервировало. А тут еще назло мне Светка демонстративно пошла гулять с ним. Мы не были парой. Мы так никогда друг другу и не признались в симпатии. Надо было мне сделать поступок – шаг ей навстречу, но я не мог переступить эту черту. Не знаю почему. Возможно, потому что она была не такая. Как остальные. Может пресловутая эта чертова любовь…
Она начала гулять с прыщавым, а ущерб с крысиными усиками – я, пошел гулять с ее лучшей подругой. Больше у меня такого никогда не будет. Я вел себя с Ольгой, как исключительная МРАЗЬ… Она только на людях была наглой и независимой. Когда мы оставались вдвоем, она становилась самкой, дрожащей, рыдающей, всхлипывающей, на все согласной. Милая ты моя Олька, если ты, каким-то чудом прочитаешь это, то прости меня. Прости, родная. Я не сказал это тебе тогда, и в армии я первые полгода думал только о том, что я тварь, по факту использовал тебя, вспоминая, что я с тобой творил. Принимай это, как исповедь идиота, который решил через тебя наказать свою первую любовь. Ты, Олька, была шикарной, просто не моей.
Юрка был хорошим парнем и отличным товарищем. Сколько раз мы вдвоем выпутывались из разных передряг! Он был всегда излишне честный и правильный, всегда старался быть во всем первым, а меня это сильно раздражало. Наверное, именно поэтому мы так и не стали друзьями, хотя по-факту мы ими и были, но тут эта Светка… Когда я видел их вместе я превращался в это ущербное желчное уебище, которое сыпало едкими фразами в адрес своих знакомых. Это продолжалось ровно до 30 декабря, когда я, придя домой поздно вечером прямо над своей головой услышал характерный скрип кровати и спустя пару минут и судорожный вздох Светки. Я был сломлен в чистую. Я в бессильной злобе представлял, как Юрист трахает мою единственную и неповторимую любовь, которая суждена была мне на всю жизнь и думал, что завтра я все закончу. Одним разом…
На следующий день ровно в четыре часа началась новогодняя гулянка у кафе «Волна», куда собиралась многие пацаны с соседних домов. Естественно, что там же должен быть и Юрка. К шести часам туда подгребся и я в группе каких-то мутных парней, которые перехватили меня у ближайшего ларька, где я заливал свою злобу дерьмовым дешевеньким пивом. Мы устроили такое побоище в этот самый миллениум, что город надолго его запомнит. На место прибыло сразу три наряда ППС, но к тому моменту в массовой драке кувыркалось свыше сорока человек, а потому прилетело и стражам порядка, которые ввиду такого новогоднего сюрприза тут же вызвали на помощь ОМОН. Уходили мы с парнями от погони такими кривыми тропами, что, то тут, то там по всем углам вспыхивали скоротечные драки, а под конец, так вообще спалили ко всем чертям местную достопримечательность – огромную 25-метровую деревянную горку, что радовала город аж с 89 года. На фоне этого грандиозного пожарища мы стояли все в кровь избитые с Рустамом «Бычком» и моим братом и смотрели, как сгорает ко всем чертям наше детство и наступает новый 21 век, который все мы ждали несколько в другом виде, и уж точно не при таких обстоятельствах мы собирались его встретить. Не знаю, чего думали мои друзья-братья, а я думал о том, что сказал в моменте побега из «Волны» мне Юрка-Юрист. Светка уже три дня, как уехала к родным в Сковородино. Я мог слышать 30 декабря кого угодно, но только не ее…
П.с. А Юрка Жилин должен был стать непременно офицером. Это был реально образцовый вояка. По крайней мере именно так я их и представлял – прямыми и честными. Ему одному из немногих пророчили военное училище, и все шло к тому, что года через четыре я бы повстречал уже лейтенанта Жилина, но чертов загноившийся фурункул в учебке перечеркнул не только карьеру, но и его жизнь. Он сгорел очень быстро, ничего за свою 19-летнюю жизнь, толком не успев ни увидеть, ни сделать. Так он и запомнился всем нам. Навеки девятнадцатилетним. Он и с креста на нас смотрел, улыбаясь сопливым, но безумно радостным пацаном…
И хотелось бы закончить эту часть песней Комбинации «Американ бой», под которую мы с Юркой-Юристом разбили друг-другу морду в кисель из-за Светки и под которую ушла эпоха 90-х, и произошел этот невиданный так никем миллениум…очень бы хотелось. Но Юра, как и я, никогда не любил слюнявой попсы. Он презирал всю эту богему. Он любил романсы и Сектор газа. Пусть дерьмово исполненные, но с душой…
yaplakal.com