186
Эта часть будет наименее школьная, да и поймете почему. Я познакомился с ПТУшником Струем. В жизни его звали Григорьевым Славкой, но как-то раз возвращаясь с очередного дискача, изрядно помятый, но счастливый, я наткнулся на тужащегося поссать на обочину медведя. Именно так я оценил по габаритам то животное, что горой высилось впереди меня в сумерках. Конечно же, это был не медведь, а человек, но…я больше в жизни таких не встречал, если честно.
Бывает, что у невысоких родителей рождается крупный ребенок, который перерастает сильно их, но Славка… я ХЗ…возможно радиация наша повлияла на этого Халка, может парад планет какой тогда произошел, а только мяса от природы у него наросло столько, что на двух культуристов хватило бы. Как у всякого мутантообразного огромного существа, мозгов у него было – кот насикал, а потому это животное никогда и ничего не стеснялось. Вот и сейчас на пустынной улице он решил справить малую нужду. Зарычав, он, наконец, из себя выдавил какой-то там фееричный напор мочи, который внезапно ударил в две струи из него.
- Ахереть просто! – искренне удивился я.
- Это он чево, сломался, што ле? – не менее удивленно уставился на свой первичный половой признак этот верзила… Так он стал для меня Струем.
Струй был образован, как следует и читал в своей невеликой жизни всего две вещи – ценники на хлебобулочное и надпись на медали, которую он полтора года спустя получит от нашего щедрого государства. Мне всегда казалось, что он осилил едва ли начальную школу, а в старшие классы его толкали исключительно из жалости. По его словам, первые три класса школы он брал с олимпийским упорством, а потому отсидев положенные два года в каждом, впитал он такую ненависть к учебе, что единственное чего он желал в своей жизни выучиться когда-нибудь на сварщика и ехать куда подальше. И желательно в место подремучей. Он еще не знал, что в ПТУ даже сварщики учили что-то…
Как у всех немного отсталых людей водиться, был струй весьма озабочен половым вопросом, плюсом еще этот переходный возраст и гормональный как у всех нас взрыв, которые его толкали на вещи весьма опрометчивые и даже нехорошие. А так как силищей он обладал просто невероятной (что вообще необъяснимо для меня, так как никакими железяками он не баловался, зато эта туша могла спокойно на одной руке три раза подтянуться), то редко какая девчонка с района уходила от него сама и по своей воле. И мне это в определенный момент резко не понравилось. Мы с ним жестко тогда поговорили. Он был реально идиотом, но даже идиот понял, что творит он такую дичь, за которую можно будет сесть в тюрьму.
Глядя на него, я внезапно понял, что сам становлюсь таким же: апатичным нихрена не определившимся в этой жизни человеком, которому по большей части нифига не надо. В какой-то момент я осознал, что будь оно и дальше так – предел моим мечтаниям будет работа сантехником в местном ЖЭУ, рассадником наркомании и алкоголизма в городе.
И дела вокруг меня происходили весьма интересные и странные. У нас хоть и город был, но кинотеатра не было ни одного. Вернее был один, но смотреть там было можно было только на заколоченную входную дверь, которая казала один и тот же кадр почти девять лет. Но у нас были телевизоры в которых показывали совершенно другую жизнь чем у нас. Совершенно объяснимо почему все середину 90-х люди не отрываясь, смотрели на «Санта-Барбару», «Секреты тропиканок» и тому подобную байду. Люди хотели хоть как-то причаститься тем недостигаемым миром, где было все красиво. А не как у нас на китайском рынке, где продавали копченые собачьи головы местных бедолаг-шавок.
Как-то отец поинтересовался, кем я планирую быть в дальнейшем. Не тем, кем стану, или на кого хочу учиться, а кем я планирую БЫТЬ. О какой учебе можно было говорить, если последние пятерки были в шестом классе, а к концу девятого дневник был стандартно разрисован красной пастой воплями учителей, и сыпался одними тройками? Хотя… было два учителя помимо ОБЖшника, которые души во мне не чаяли. Физрук Косырев, молодой еще совсем парняга-афганец, который на цветастой олимпийке, той самой с тремя разноцветными вставками-полосками по плечам (типо адидас) таскал неизменно помимо значка МС СССР еще и красную галунную нашивку о ранении. И учитель черчения/рисования Трофимов. Я не знаю почему, но тот постоянно благодарил в моем дневнике родителей за их сына и несомненный талант. В чем там была талантливость – я хз, но к концу девятого класса я реально напрягся. Физ-ра и черчение это не совсем то, с чем можно было в конце 90-х выходить в жизнь в нашей дыре. И я начал пытаться учиться. Сам.
Наверное, именно тогда я окунулся с головой в наше проблемное образование. Разосравшись с учителем истории, я понял, что классный мой руководитель помогать мне точно не будет. Да и отношение было ко мне в школе… так себе. Мой бывшие одноклассники готовились к переходу в старший выпускной класс и жили своими мыслями, а я все никак не мог ужиться со своим новым классом. Я всех был старше в среднем на полтора года. Рожденный в декабре, я и так в первый класс двинул с детишками в свое время младше меня на полгода. Понятно, что и в этом 9 «Б» были ребята всякие, и второгодники тоже в те времена были не новостью, но к девятому классу я своих новых одноклассников перерос уже как морально, так и физически. Сами помните этих малолетних мутантов, которые похожи в это время больше на динозавров, но никак не на половзреслых парней. А вот девчонки как раз выглядели, как бы это сказать – уже хорошо. Но весь девятый класс я бегал на танцульки-дискачи с девчонками из бывшего класса и это, похоже и сиграло в минус. Мне был объявлен байкот от женской половины класса. От мужской половины же сквозило где недопониманием, а где и страхом. После школы сразу за забором меня часто поджидали мои пацаны, которые даже навскидку тогда выглядели уже как взрослые. Один Грыз и Струй чего стоили. Я тогда еще не знал, что этот год будет последним, когда я увижу Струя в свои школьные годы.
В образовании наметились какие-то перемены. Реформы там какие щарахнули, или еще что, а только начали завозить новые учебники. Привезли и выдали нам новые учебники истории, которые заканчивались эпохой Горбачева. Это были «какие-то обрезки» от истории СССР, учебники которых нам предложили сдать на перемене в библиотеку. Назывались эти труды Историей России 19-20 век. Сказать, если честно, много позже уже побывав в школе, я ни у кого там и не мог дознаться, что это были за такие таинственные учебники, ибо след их тупо испарился. Есть у меня такое подозрение, что было это детище самодельное и весьма экспериментаторское, а потому в следующем году учебники эти нам заменили. Привезли нам после уже «историю России» Левандовского за 20 век… Тогда я историю и полюбил. Видимо, редактура Левандовского была именно тем катализатором, который кординально сменил вектор в приоритетах изучения предметов.
Вспомните, что вы там любили в школе из предметов? У меня набор был, мягко говоря, странным. Внезапно у меня поперла физика и география, история, русский язык и литература и … геометрия. Набор, скажем так весьма странный. С химией было похуже. Однако внезапно у меня родился один из талантов зубрилы – запоминать прочитанное. Однако, не в пример зубрилам, я пытался еще и обдумывать прочитанное. Сказался ничем не замусоренный мозг, который впитывал пока что любую прочитанную информацию. Мало того, зубрежка помогла с английским. В десятом классе уже я поставил вопрос ребром перед учителем английского, только-только пришедшей в школу с пединститута вечно сопливой девчонкой, которая яростно краснела ушами при всяком моем появлении. Да, в декабре уже учась в десятом, мне стукнуло 17 лет. Понятно, что я засматривался на девчонок. Ну а почему нет? Но заигрывал ли я с учителем? Нет. Мы воспитаны были по-другому тогда. Да и страшная она была. Но я поставил вопрос ребром и совершенно внезапно получил годовую отметку «отлично». Она дала мне листок с текстом и, смеясь, предложила со словарем перевести его. Давалось ровно 35 минут на это. Мне хватило бы и менее. Эта дурында даже не додумалась заморочиться подбором сложного текста. Взяла из учебника английского, очередной текст с порядком уже надоевшей мне за все последние годы долбанутой Леной Стоговой, которую пихали во все учебники английского с шестого класса по одиннадцатый, и даже не додумалась проверить, а нет ли где перевода уже этого опуса! Как оказалось, в рабочее тетради этот текст был. Причем в литературном переводе. Мы как раз за пару недель до этого на уроке пытались перевести с русского на английский этот текст. В общем, схитрил!
Вопрос к вам, читатели! Как получить тройку за сочинение в школе? Наверное, самый простой способ не выполнить задание от учителя по теме сочинения. Ну, типо, написать тот самый опус на тему «Лишний человек на примере Печорина». Самое смешное, что это было СОЧИНЕНИЕ. Не диктант, не изложение (с элементами сочинения), а именно сочинение. Много позже случиться у меня острая дискуссия на эту тему с моей первой «настоящей» девушкой – студенткой филфака нашего педа.
Ребята, хочу реально отметить эту проблему – наши преподы реально поголовно профдеформацию переживают с третьего курса. Я тогда застал еще советских преподавателей, и врать не буду – был сильно возмущен оценкой 2/4. Если вы забыли то 2 – это за охват темы, а 4 – оценка за орфографию и пунктуацию. На секундочку – сочинение – это изложение своих мыслей по теме книги. Мне задали вопрос, и я также прямо ответил на этот вопрос. Почему мои мысли, которые меня просили изложить в сочинении, внезапно были оценены на двойку. Это как так? Хотели мои мысли услышать, тогда почему мою мысль о том, что Печорин, очень хороший человек, и в его жизни другому просто не выжить, а вот сам автор - Лермонтов – дрянь, а не человек, моральный урод и Печорин, будь он реальным, всадил бы в своего автора пулю при первой же встрече, учитель воспринял, как бунт на корабле, и во всеуслышанье прочитала всему классу мой опус, надеясь поднять меня на смех, но вышло в тот раз как-то иначе. Никто не смеялся. Это еще более тогда разозлило учителя.
Именно тогда я понял, что сильно запахло тушеным песцом. Я наотрез отказывался понимать, каким образом три зубрилы в классе, ну те самые, которые всегда и всех нормальных учеников бесили, своей маниакальной тупостью и ограниченностью (позже объясню о чем я), тупо брали и писали то, что было в христоматиях написано в разделе «комментарии» к произведению. Они получали за свое графоманство пятерки, а я за свои мысли, которые по условиям задачи и следовало изложить, получал двойку только по той причине, что я изложил мысли совершенно крамольные и идущие вразрез с «официальной политикой партии по этому произведению». Нарождался серьезный конфликт в моем мозгу. Он тем более набухал, чем больше я наблюдал со стороны за нашими зубрилами. Они все шли на медаль. Причем нам всем подавалось это под таким соусом, что они чуть ли не крепость какую там штурмуют в три рыла, пока мы тут балду пинаем.
В классе помимо зубрил была еще одна натуральная отличница и красавица – Таня Иванащенко, прекрасная белобрысая девчонка, которой единственной в нашем классе были даны мозги будущей главы какой-нибудь корпорации. Я так представлял, что она будет работать в банке – недостижимая мечта всего поголовно в нашем Задрищенске, а учителя всем предлагали брать с нее пример. К слову сказать, Танюха так высшее и не получила. Сразу после школы родила двоих пацанов и укатила с каким-то бурятом в Улан-Уде. На личном фронте у нее все было так себе, но кого там из наших можно было этим удивить? А вот зубрилы шагнули в дальнейшем в жизнь широким таким шагом, отчего я так и не понял в чем был прикол их десятилетней игры в «умниц». Ванька (это единственный чью фамилию не напишу, ибо будут причины и вы поймете почему) поступит благодаря зубрежке в наш распиаренный на местечковом уровне АмГУ, откуда вылетит после первой же сессии. Будет мотаться туда-сюда, потом в мозгу у него что-то переклинит, и он зарежет насмерть всю свою семью (троих), будет бегать по улице голым с ножом, пока его не успокоят. Он и сейчас находится на принудительном лечении. Вторая Тонька Маслова – охеренный кладезнь нахрен никому не сдавшейся информации. Помню на уроке истории она рассказывала о «Соборном уложении 1649 года». Наша классная руководительница, а по совместительству учитель истории, пускала радостные слюни слушая монотонный дословный пересказ параграфа, пока я не задал вопрос:
- Тонь, так это был универсальный кодекс 17 века?
- Что!? – разом потупев глазами и лицом, охренела от вопроса эта «умничка»
- Говорю в 17 веке уже, вон, умели в законы!
- В каком семнадцатом? – Непонимающе совершенно уставилась на меня Тонька, и заозиралась тут же на учительницу – Алевтина Владимировна, чего он несет? Я же сказала, что это уложение в 1649 году было…
- Ну, хорошо, а после уложения в 1832 году чего приняли? Следующим сборник законов какой был-то?
Тонька медаль все же получит. «За отличие в учебе». В чем там было отличие, я не знаю, но поменяв за три года два ВУЗа, Тонька выучится на медсестру в колледже, с которой в дальнейшем мне еще предстоит пересечься. Нам обоим было тогда неприятно, и говорить было, собственно, не о чем.
Третьим уникумом был Леха Шевчук. Человек без явных способностей, но с изрядно пробивной мамашей, которая засунула Лешеньку сначала по целевому на юрфак того же АмГУ, а потом по блату свое же место в Пенсионном фонде отдала уходя на пенсию. Казалось бы – работай, но Леха оказался потрясающим специалистом, которого выперли единственного за всю историю пенсионного, да и иных бюджетных организаций города, ровно через год с формулировкой «несоответствие занимаемой должности». Пересекался я с этим своим одноклассником в суде. Батюшки светы! Ну, если такие все были юристы в пенсионных, то у меня для нас всех очень хорошие новости. Но чего уж я там желчью то полил…
Именно тогда меня что-то маленько накрыло депрессняком. В классе уже вовсю шушукались на тему, чего дальше в жизни. Все такие правильные были, один я, переросток нифига не был определенным. Совершенно не было ясно, куда двигать по жизни дальше. Никаких там мыслей насчет «фазанки» - того самого ГПТУ №17 не было. Было очевидным, что ни о каком дальнейшем развитии после училища мечтать даже не придется. Безусловно, там путь был один – в местное ЖКХ, либо на вахту. Вот и все приключения в жизни. А я мыслили шире. Вот что делать?
Кстати, это был последний год, когда я видел ветеранов ВОВ в школе. На парадах на 9 мая их еще хватало, и на дом в среднем выходило по два ветерана уж точно. Я был из того поколения, которое застало еще именно фронтовиков. И сейчас я озвучу немного крамольные вещи. Не нужно меня за них ругать. Я расскажу то, что видел и слышал. На парад победы я пришел по принудиловке. Как раз там перед этим мероприятием на нашем стадионе организовали бежать кросс на триста метров. На призы не помню уже кого. Получи я приз, безусловно, я запомнил бы от кого он, но мне администрация выписала лишь диплом за третье место. Набор перьевых чернильных ручек достался, слава богу, не мне. А я бегал в те времена здорово. В армии мне это умение, кстати, много позже пригодится. Но мы играли перед самым забегом на коробке ПТУшной в баскетбол и я порвал на левом голеностопе связки. Просто неудачно подвернулась нога при приземлении. Но сколько у нас было этих вывихов в детстве? Дофига. Я даже не обратил внимания. Забег был через час. К тому моменту ногу уже пекло и ее сдавило кедами. Но я пробежал и получил диплом. Это единственный школьный диплом, который не сохранился.
Сразу за стадионом была трибуна и памятник павшим в ВОВ с Вечным огнем, который вопреки своему названию был в 90-е не вечным, а только «праздничным». Ветеранов тогда хватало в городе и они, как правило, готовились к мероприятию заранее. Так около меня прямо на лавках для болельщиков сидела компания из шести дедов-ветеранов, которые уже успели давануть одного «распутина» и вовсю примерялись ко второй. Верховодил ими мой непосредственный сосед дед Эпов. Дед был очень боевым и заслуженным. Эпов был единственный на весь город кавалером четырех орденов Славы. Всю войну он отползал на передке снайпером и даже на закате жизни следы войны были видны на нем невооруженным взглядом. Дед постоянно ходил с прищуренным левым глазом. Всегда. Он всегда кучковался с пятеркой таких же, как он окопников. Половину из них я никогда не видел с наградами. Они всегда таскали на застиранных рассыпающихся от старости пиджачках только орденские планки, которых было так много, что они не только в подпитии, но и по трезвяку частенько обращались друг к другу, не иначе, как – «товарищ маршал». Все они знали моего деда, а потому относились ко мне снисходительно-дружелюбно. Но в тот раз они сильно «загудели», пошли разговоры на повышенных тонах, а потом их позвали к трибуне, и там я первый и последний раз увидел, как ветераны дрались. Именно дрались. Это было дико. Но у Эпова и его товарищей была своя правда, а у тех ветеранов с кем они сцепились, она, естественно, была своя. Нам тогда было это все непонятно. Много позже эта простая истина войдет в наш мозг, когда «ветерана» получит и мой товарищ, что оставил ногу под Ведено в 2000, и мой земеля, Леха Драчук, с которым я призывался и который был поваром и дальше тыловых служб никогда не забирался. У Лехи был хороший командир, который скурпулезно вел учет дней СБЗ, а потому у него и водилы в Ростове и дизелисты в части внезапно стали участниками, а вот некоторым нашим пришлось изрядно побегать за справками и выписками из госпиталей, чтобы потом еще и через суд устанавливать справедливость. Я помню охеренный момент, когда к нам в часть прибыл отряд ОМОНА. В командировку. Пацаны очень боевые были. Безусловно, они были крутыми. На их фоне крупа из моей мотострелковой роты, весьма тогда потрепанной и очень неполной по причине жесткой убыли пацанов в госпиталь с разнообразными заболеваниями. Именно болячками, а не ранениями. Я не помню с чего, но у нас четверть роты чем-то траванулась. Причем весьма жестко. Так вот на фоне оставшихся ОМОНовцы (я не буду говорить с какого города, чтобы не дай бог не подвести их под монастырь) выглядели чисто Рембами, а наши пацаны выглядели как школьники, решившие поиграть в войнушку. Мы нормально общались с этими ОМОНовцами. Они были реально классными парнягами. Хер его знает, какие у них были задачи, но по факту они стояли на КПП и нихрена не делали. Через две недели их отозвали в Гудермес, а оттуда по слухам, они уехали домой. Перед отъездом всем им выписали представление на медаль «За отличие в охране общественного порядка». Это была государственная награда. Причем, не самая «малая». Я не ставлю под сомнения заслуженность этих наград теми ОМОНовцами, просто они были ментами, а мы были солдатами. И ментам тогда всем поголовно выписывали этим госнаграды за командировку в горячие точки, а нам в лучшем случае, одну медаль на роту. Еще раз повторюсь – я не критикую сотрудников милиции. Пацаны из тех, что я видел, были реально крутыми парнягами. Но моим сослуживцам тогда было обидно. И было с чего. Последняя награда из тех что я знаю, нашими пацанами была получена чуть ли не через 10 лет, после описываемых событий. К тому моменту кое-кого уже не было, к слову, в живых. Но это будет очень сильно позже.
Пока же была школа, и было переломное время.
У нас появился кабинет информатики. В школу завезли целых шестнадцать новехоньких компьютеров, которые несколько месяцев лежали, как были в коробках, ибо собирать их было некому. Да и не знали, как именно их нужно было собирать. Потом к нам в школу (это был уже мой 10 класс) пришла прямо из института молодая совсем девчонка – учитель информатики. Много позже я узнал от нее, как она стала тогда учителем. По стечению обстоятельств, она стала моей какой-никакой, а родственницей. Приехал мой двоюродный брат – Игорь с Февральска, который беспробудно в то время бухал. Брательник прошел всю первую чеченскую и ни одной царапины, хотя на танке был под Грозным. На войне он уцелел, а вот во время возвращения полка в Россию уцелеть не получилось. На одном из перегонов он собирался вылезти из танка, и рукой ухватился за край люка. Тут его крышкой люка и накрыло. Пальцы на левой руке были разбиты в дребезги. Собрать осколки-то ему собрали, но срослось оно все так, что писать мой брат (тоже левша, кстати) перестал совсем. И вот такой вот геройский парняга заявился к нам в Задрищенск, нас проведать. Родителей тогда неделю уже не было дома – батя укатил в деревню, а мамка челночила через границу, а потому он заявился прямиком к нам в школу, благо, что в свое время он пару классов в ней отучился, когда в конце 80-х жил у нас. Это сейчас в школах охрана, а в те веселые времена бухой в стельку парняга в вечном камуфляжном комке, заляпанном разнообразнейшими знаками и значками (ну любил брательник навешать побрякушек побольше), шарился полчаса по этажам выискивая мой класс. У нас был как раз урок информатики и Игорь завалился всей своей мазутной душой к нам. Он был мальчик с пальчик, и никакими статями не отличался, но именно тогда я понял, что между ним и нашей учительницей, что залилась вся краской произошла, как нынче модно говорить, химия. Там такая химоза случилась, что через день, Игорь уже притащил учителя к нам домой, откуда мы с братом Сашкой тактично смоемся на полдня. Честно говоря, там реально была самая настоящая любовь, так как через полгода они уже поженились. Игорь забросил водяру, взялся за ум и вылез наконец-то из своего засаленного комка, устроился на прииск вахтовым методом, и упер из города нашего учителя информатики, которая к тому моменту уже вовсю круглела животиком.
Именно благодаря Игорю, в нашем Задрищенске был класс информатики, без самого преподавателя. Моя новоиспеченная родственница успела собрать каким-то образом компьютеры и даже заставить их работать. Но вот поучить нас она толком не успела совсем. Информатику взялся вести наш учитель черчения, который души во мне не чаял, и который совершенно не понимал, чему нас в нашей глуши учить на компьютере. Много позже я узнаю, что в этом классе после нас даже учили рисовать в пейнте и печатать бегло в ворде, а вот мы развлекались тем, что играли в «Охотника» и «Поле чудес». Эти две 8-битные игры я запомнил на всю жизнь. Других развлечений у нас тупо не было на компах. Да мы и не особо стремились эти компы узнать. Единственное, чего нам хотелось, пройти старуху в «Охотнике» на втором этаже здания, которая кидала в голову ножи. Это было единственное, что мы хотели изучить на этом уроке.
Я «купил» на нашем местном китайском рынке вместо затюрханного походного рюкзака, в котором таскал последние полгода в 9 классе учебники полноценную спортивную сумку-рюкзак с широкой лямкой через плечо. Тогда они были предельно модными на уровне барсеток, с которыми начали шнырять некоторые в школе. Китай был от нас не за горами, а потому у нас помимо дебильных барсеток, школьники начали осваивать не менее дебильные кожаные жилетки. Блина! Я сказал кожаные? Серьезно? Ну те самые, которые премиряя, пацанов обдавало невыносимой душниной горелой резины и химозы, в которых от кожи не было даже названия, и при виде которых какая-нибудь еще живая бабка Варвара, умильно всплеснув руками с вездесущими семками, начинала на весь двор причитать – «Ну жених! Ну, ей богу жених! Галя, ты тока глянь каков жених!»
Пацаны наотрез отказывались понимать, что вот эта, прости господи дермантиновая «поебота» вкупе с такими же «кожаными» папками их ничуть не красят, а скорее наоборот – вводят в уныние всю женскую половину класса. На фоне этих динозавров я в джинсовой черной двойке и адидасах выглядел, как Ален Делон, случайно заехавший на шоу уродов. Однако, так продолжалось очень не долго. Не прошло и мимо меня дебильное поветрие. А всему стал причиной мой родной брат, который чудил не менее моего, но который был очень долгое время в моей тени. И тут пацан решил в седьмом классе заявить о себе. Заявил просто охеренно. Он взял и спалил завод.
Звучит очень громко и пафосно, но по факту от завода (ЛДК) к тому моменту осталось четыре полуразваленных цеха, в одном из которых дежурил нахрен никому не нужный сторож дед Игнат. Дед занимал сторожку в чуть ли не единственном целом помещении цеха – отделе ОТК. Его мой братец-то и решил спалить. Когда дед шуганул его с пацанами с развалин, где они что-то промышляли к нам в подвал. Брательник на прямой конфликт не пошел. Дождался, когда дед уйдет в кусты облегчится, и закидал его сторожку самодельными «коктелями молотова». Дед прямо со спущенными штанами попытался их догнать. Да куда там! И все бы ничего, но один дурак попался. Пришел на следующий день посмотреть итог своей диверсии. Этого дурака звали Антон Липин, который сдал всю шайку участковому. Когда участковый обошел всех, а все были с нашего двора, весь дом мало что не разом вздрогнул от истошных воплей исхлестанных ремнем пацанов. Сашку батя изволохал так ремнем, что уже влез и я. Прилетело с горячей руки и мне, но я батю понимал и не обиделся. Наверное, именно тогда развеселая житуха закончилась. Я разогнал весь подвал ко всем чертям. Антоху Липина выпнул одного из первых, с напутствием – стройте новую сторожку деду. Как-то именно в этот момент произошла ломка ребенка в душе.
Струя забрали в армию. Мы его провожали с Грызом одни. Не было нихрена у него никаких кроме нас провожающих. Все малолетние сопляки, что топтались тогда на вокзале были изрядно навеселе. Кто-то орал уже «нетленку» - секторгазовскую Демобилизацию, а мы стояли втроем и не хотели расставаться, ибо настоящих друзей оставалось вокруг подозрительно меньше и меньше. Совесем ндавно перед этим призвали моего кореша Джона (он же Джон Траволта, с легкой подачи нашего местного алкаша дяди Васи). Он пять лет жил в нашем доме, а потом они переехали в дальний район – Пятаки, и оттуда он уже перся по старой памяти к нам. Его маманя еженедельно носилась, как угорелая в военкомат, пытаясь разглядеть в списках погибших, что там обновляли ежемесячно (да-да, у нас было такое) имя Джона. Но Джон вопреки всему окажется боевым малым. В свое время, ему захотят повесить на нашей школе мемориальную доску, но я поднял бучу в администрации, где на тот момент работал, и как-то сумел убедить этих дураков, что не стоит живым ставить при жизни памятники, тем более, что Джон на одном месте вертел все эти памятные доски.
Кто читал вторую часть, помнит, что я девственником к тому моменту уже не был, но настоящая любовь, та самая химия, случилась и у меня. Я втюрился по уши в Третьяк Светку. Как назло их семья в 10 классе переехала прямиком в хату расположенную надо мной. Светка была для меня идеалом. Она была очень симпотичной, стройной блондинистой девчонкой с просто шикарными ногами. Ее мамаша была хореографом и дочу она буквально доводила до изнеможения каждый день упражнениями на пластику. Шумоизоляция была такая себе в наших домах, а потому я слышал все. И я ее очень жалел. Единственная беда была в том, что, как оказалось, моя внезапная симпатия была очень взаимной. И повел я себя исключительно, как дурак. Она искала встреч со мной, приходила к нам домой, пытаясь позвать меня погулять, а я густо краснел и говорил, что сильно занят. Я не знал, что мне со Светкой делать. Я не знал, что делать с человеком который тебе безумно нравится. При виде которого у тебя внизу живота моментально таял кусок льда, что стекал буквально по ногам холодными струями. Так жизнь мне преподала очередной урок – если тебе что-то нравится – это нужно брать. А не краснеть. И чем быстрее, тем лучше. Лучшая подруга Светки, фигурой ее не обладала, зато обожала приходить к нам во двор в майке без лифчика. Она была очень наглой, но не пацнкой, а просто наглой, и хорошая, большая грудь этой наглости ей только добавляла… А тут еще Грыз со своим непутевым семейством решил переехать в барачный Шанхай. Батя его как раз к этому времени успел пропить их хату и Грыз внезапно пропал. Совсем…
Продолжение следует….
П.с. Грыза я встретил совершенно случайно спустя много лет в Хабаровске во время своей нечаянной командировки. Я топал в направлении вокзала, когда буквально в ста метрах от него, около какого-то кафе (боюсь ошибиться с названием, но почему-то запомнилось, что это был «НОЙ»), я увидел сидящих на кортах трех парней. Один из них настоятельно меня позвал за угол. При этом парняга весь был как на шарнирах и постоянно оглядывался назад. Был август месяц. А он был в теплом вязаном свитере, изрядно засаленном и грязном, который висел на нем балахоном. В таких случаях клювом не щелкают (плавали-знаем, за десять лет до этого мне таких звездюлей отвесили прямо на входе в вокзал города Сковородино, что и по сей день чешусь весь от впечатлений), поэтому без лишних слов дернул со своих штанов ремень с бляхой хоть и не крупной, но увесистой (привычка знаете ли). Никаких иллюзий я не питал. Захотят зарезать – зарежут, какой-бы там ты каратист не был. Но отправить на больничку одного в ответ, это вот будьте-здрасьте. Не потому, что кровожадный, или излишне мстительный, а просто в тот день я был очень под впечатлением, которое пузырилось во мне двумя литрами Клинского «Мохито» и требовало скорейшего выхода. Я тогда ничего не успел сделать. Один из сидящих резко прыгнул ко мне и заорал – «Не бить, это мой!». Я смотрел на эту разбитую рожу, сизую выбритую башку, через треть черепа которой шел рваный уже белесый шрам и никак не мог понять какой я ему «мой»… мда… когда Грыз начал говорить, я ровным счетом ничего не понял. Он торопился, захлебывался в словах, да и явный дефицит зубов дикции тоже явно не способствовал… в общем, история у моего товарища Грыза самая вышла обыкновенная. Переехав в Шанхай, Грыза родаки упрятали в нашу печальную школу-интернат №11. Скорее всего это орган опеки постарался, но на год Грыз там завис. Оттуда же его и призвали в армию. Он косил от армии, как мог, старательно дожидаясь моего призыва, чтобы угодить вместе в одну часть. Он был всегда очень наивным, и совершенно не понимал, как в жизни все устроено. Он думал, что стоит только попросить, и все получиться, что он угодит в армию со своим единственным другом, но… был у нас такой ресторан с броским гламурным названием «Восток», где в свое время причастились к танцулькам все наши пацаны. Прямо оттуда его забрали сразу по выпуску из интерната в сиську пьяным в тигрятник, а оттуда препроводили прямиком в военкомат, где он тоже не задержался и с осенним призывом угодил в стройбат. Стройбат был только со слов самого Грыза. Как всякий нормальный «участник», он старался как можно менее выпячивать этот факт, и больше недоговаривал, но он просто не знал того, что его в свое время повесили на доску почета в военкомате на втором этаже, там, где вешали очень немногих наших пацанов, отмеченных государственными наградами. Из моих товарищей там таких было двое – Грыз и Джон Траволта (Жека Кислицын). Оба были кавалерами ордена Мужества, причем Джон был отмечен серебряным крестом ордена дважды. Орден был дан морпеху Грызу, но если он хотел, чтоб я запомнил его именно стройбатовцем – то почему бы нет? Тем более, что сразу после армии мой товарищ загремел в тюрягу сразу на 5 лет, из которых «честно» оттянул 3,5 и вышел по УДО. Сейчас же он был «при деле» и все у него было хорошо. Глядя на его землистого цвета лицо, оловянные обкуренные шары, и подозрительную худобу, хорошо это было не назвать, но он был при своем мнении. Провожая меня на вокзале, поминутно оглядываясь на ППСников, что временами крутились рядом, он стал мне пихать в карман мятые деньги, сильно извиняясь, что может мне дать только пять кусков на дорогу. Странно, но он откуда-то знал, что из армии я вернулся прямиком из госпиталя, где врачи пристально меня оглядывая, решали, потекла у меня кукуха после контузии или нет. Он имел очень сокрушенный и потерянный вид, ибо реально хотел дать больше, чтоб я себе в пути ничем не отказывал и пил чай непременно с шоколадом, мол для мозгов полезно… А то ведь, - Грыз пристально вглядывался в меня, - с башкой-то ты явно, брат, не дружишь, раз помереть с ремнем в руке решил. Там пацаны знаешь какие… Какие они там, мне было по барабану. Деньги я не взял. Мы сильно тогда разругались там на перроне. К нам тут же прилипли два ППСника, один из которых сразу поинтересовался не нужна ли мне помощь. Грыз прямо на глаза как-будто уменьшилась в размерах чуть ли не вдвое и попытался даже спрятаться за меня. Поблагодарив за участие наших правохранительных органов, я сказал, что с братом поспорили тут… И парни отошли. Честно говоря, зная прежнего Грыза, это им нужна была бы явно помощь, а не мне, но зона что-то сломала в человеке. Мы тогда разошлись разными дорогами.
Спустя семь лет один разговор с моей непосредственной начальницей показал, что земля у нас круглая. Галина Валерьевна была на тот момент женьщина сочная, яркая, в меру импульсивная, а в довесок имела сорокалетней стаж в этой нашей жизни, погоны майора, и две прекрасные груди уверенного четвертого с большим запасом размера, на которых совсем терялись крохотные белесые сосочки, которыми она в свое время и пыталась меня соблазнить. Но у нас сплошная выслуга лет и субординация, а потому на коварные потуги прямого начальства я не велся, хотя в каждой из командировок она высасывала из меня все имеющиеся силы. В какой-то момент я даже схуднул изрядно, ибо темперамент там был очень бешенным. Но в тот разговор интимом даже и не пахло. Галина Влаерьевна рассказала историю о том, как ровно за два года до моего перехода в отдел, допрашивала она как-то в СИЗО одного убивца с башкой всей изрезанной. И мол кололся тогда этот подозреваемый просто на раз. Все рассказал: и как и что он делал, и кого именно укокошил, и какие занавесочки были на окнах и даже цвет обоев как-то отпечатался у него непременно в темных тонах. Единственный ньюанс только был – убийство было совершено в грязном подвале. И никаких там обоев, а уж тем более занавесок быть не могло – там и окон то не было по факту. Ну моя начальница отвела тогда в сторону кого-то из следственной группы и говорит - вы долбанулись что ли? А те говорят – ща мы показания «исправим». Через час когда она заново допрашивала подозреваемого никаких занавесок уже не было. Я спросил тогда начальницу – а как она в итоге заключение-то дала? Как она обвинительное постановление подписала? Явно мужика «подсадили» и заставили взять на себя чужую вину. А она знаете, что сказала – а на нем и так висело уже достаточно. Там по совокупности лет на двенадцать уже шло и без этого эпизода… Единственное, что ее покоробило – личное досье этого рецидивиста. Оказалось, что он орденоносец. Это ее больше всего тогда шокировало. Не то, что на человека срок новый вешали не за что, а то, что этакий душегуб, мало того, что ветеран боевых, так еще и герой чеченской и по совместительству мой земляк. «Еще фамилия у него такая была, не русская… - Галина Валерьевна наморщила свой красивый лобик – Адгайзов, Ангу…Амгузайлов…
- Адгюзалов…-подсказал я крепко тогда задумался…
yaplakal.com