83
На 71-м километре автомагистрали Воронеж-Курск, перед въездом в село Вязноватовка стоит памятник Николаю Ивановичу Загорскому - пятиметровая скульптура артиллериста со снарядом в руке, склонившегося к лафету. Таким запечатлел его скульптор А.С.Мещеряков. Памятник был установлен в ноябре 1967 года. Примерно в эти же годы Николай Иванович был удостоен звания Героя Советского Союза посмертно. Какой же подвиг совершил этот человек?
В 1942 году младшему лейтенанту Николаю Загорскому было всего-навсего 19 лет.
Немецкие войска всеми силами пытались прорваться в Воронеж со стороны Нижнедевицка. Но все же им пришлось сделать остановку на несколько часов.
4 июля 1942 года младший лейтенант Загорский в одиночку точными артиллерийскими ударами сдерживал наступление гитлеровцев, прикрывал отступление наших войск. Здесь и погиб.
Немцы рвались со стороны Нижнедевицка к Воронежу. Но пришлось остановиться. На несколько часов. Скольких наших солдат спасли тогда эти часы от гибели? А сколько жителей из стоявших на пути немцев сел Верхнее Турово, Девица, железнодорожных станций Курбатово, Кузиха, Латная и многих других успели за эти часы эвакуироваться, уйти от немецкой оккупации? Непрестанно заряжая орудие и нанося сокрушительные удары по врагу, Загорский спасал всех жителей окрестных деревень (их за эти драгоценные минуты их удалось эвакуировать), спасал жизни сотням и тысячам солдат, сумевшим отступить к Воронежу и приготовиться к обороне. Загорский понимал, что ему не удастся сдерживать немцев вечно, что рано или поздно у него закончатся снаряды или снайпер снимет его точным выстрелом.
Он не думал о себе, а пытался удержать немцев еще хоть немного. Когда у Загорского кончились снаряды, он все же из последних сил оказывал сопротивление врагу противотанковыми гранатами и бутылками с зажигательной смесью. Держался до тех пор, пока осколок не впился ему в голову.
Этот подвиг описан в рассказе В.Дубинкина и М.Елистратова "На 71-м километре".
Процитирую.
Ночью через Вязноватовку покатился поток отступающих войск. Хата Сапрыкиных с окнами, перекрещенными бумажными полосками, стояла поблизости от дороги. Елена Кондратьевна, отдёрнув занавеску, прижалась лбом к холодному стеклу, долго всматривалась в ползущую по дороге тёмную ленту автомашин и повозок.
Война давно постучалась в её хату. Год назад из военкомата принесли повестки мужу и двум сыновьям. Украдкой вытирая слёзы, собрала им котомки, пешком проводила до райцентра. Осталась с дочерьми-невестами Настей и Ниной. С тех пор каждый день встречала почтальоншу как самого дорогого человека, целовала письма-треугольники.
А новости с фронта становились горше день ото дня. И вот уже самое страшное подобралось к порогу хаты пожилой солдатки.
В сарае протяжно замычала бурёнка. Елена Кондратьевна спохватилась: пора доить. Управилась. Едва вернулась в избу с подойником, как раздался стук в окно:
- Хозяйка дома?
Поспешила на улицу. Её ожидал высокий статный военный. Совсем молодой, как её младший сын, с белым пушком на верхней губе. Выгоревшая на спине и плечах гимнастёрка, в петлицах по одному кубику и скрещенные стволы пушек. На кирзовых сапогах толстый слой пыли, белые пятна на сгибах голенищ. Пилотка, сдвинутая набок, с зелёной пятиконечной звёздочкой, с одного луча которой сбилась эмаль. На ремешках – полевая сумка и чёрный бинокль. Козырнул:
- Младший лейтенант Николай Загорский. Огород с картошкой ваш, мамаша?
- Мой. А что?
- Нужно отрыть окопы, поставим пушки. Лучшей позиции не найти.
У младшего лейтенанта на переносице сошлись белесые брови.
Елена Кондратьевна кивнула головой.
- Надо – ставьте. – Горестно сжала губы, с затаённой душевной болью, робкой надеждой в голосе спросила: - Сынок, неужто фашистского врага не побьёте? Вон ведь куда забрался…
- Не горюйте. Придёт черёд – обратно погоним фрицев.
- Хорошо бы так… А картошку не жалко, пусть пропадает, лишь бы укорот дали…
За огородом Сапрыкиных в лощине густо рос лозняк, а дальше горизонт заслоняло зелёное с желтоватым оттенком ржаное поле. Елена Кондратьевна видела, как бойцы поснимали гимнастёрки и взялись за лопаты. Вверх взметнулись кусты картошки, чёрные комья влажной земли. Она позвала Нину, подала ей две кружки и ведро, обвязанное сверху белоснежным полотенцем.
- Снеси, дочка, пусть попьют парного…
Девушка подошла к бойцам, спросила:
- Где ваш командир?
Из неглубокой траншеи выпрыгнул младший лейтенант.
- Спасибо,- душевно сказал он, принимая ведро.
От улыбчивого взгляда Загорского Нина смутилась.
- Воздух! Ложись! – крикнул веснушчатый боец и скатился в траншею.
- Сюда! – Загорский схватил Нину за руку и тоже увлёк её в траншею.
Из-под солнца вынырнул «юнкерс», развернулся над селом, сделал заход. Очередь из крупнокалиберного пулемёта прошила дорогу, по которой передвигался отряд беженцев.
Второй заход, третий … Бойцы открыли винтовочный огонь. Николай высунулся из траншеи, потемнел лицом, заскрежетал зубами.
- Ну, погоди ж ты, сволочь фашистская…
…К вечеру Елена Кондратьевна позвала Загорского и его товарищей пообедать.
Бойцы шутили, улыбались, обещали после победы заслать сватов. Нина и Настенька смущённо краснели, а мать с печальной улыбкой покачивала головой: скоро бой, кого-то из них ждёт смерть, а они не унывают.
Когда артиллеристы собрались уходить, хозяйка вручила им большой узел.
- Возьмите. Бельё ваше постирала.
Загорский шепнул Нине:
- Хорошая у тебя мама …-Помолчав, добавил: - Мы соорудили вам в лощине землянку. На случай обстрела или бомбёжки. А лучше – уходите из дому…
Нина заволновалась:
- Село сдадите немцам?
- Всё может быть. Наши войска отошли к Воронежу.
- Вы тоже отойдёте?
- Нет. Мы оставлены для заслона против танков. Есть приказ: ни шагу назад. Мы выполним его.
Автомашины привезли снаряды. Младший лейтенант ушёл к месту разгрузки. Вскоре туда прибежали Нина и Настя. Девушки стали в цепочку бойцов. По рукам поплылы тяжёлые шершавые снаряды.
Провожая сестёр, Николай сказал:
- Ждём немцев утром. Прощайте.
Ночью артиллеристы почти не спали. Горизонт то и дело прочерчивали огненными полосами немецкие ракеты, временами вспыхивала стрельба. К утру всё стихло.
Едва посветлело, Загорский приник к биноклю. Село полукругом охватывала холмистая возвышенность. Её подножие параллельно прорезала глубокая выемка. Вражеские танки и машины могли пройти к Вязноватовке только по дороге. На неё и была нацелена батарея тщательно замаскированных 76-миллимитровых орудий, расположенных в разных местах.
Дорога была пустынна. Лишь по обочинам кое-где валялись опрокинутые, обгоревшие остовы автомашин, поломанные повозки, пустые ящики.
Прозрачный, свежий, словно родниковая вода, воздух. Высоко в небе – редкие облака. На бруствер орудийного окопа, растопырив крылышки сел воробей. Радостно чирикнув, стал чистить о травинку клюв.
Из-за горизонта показалась медно-красная горбушка солнца. Кругом было удивительно тихо. Артиллеристы, полулёжа в траншеях, разговаривали о разных житейских делах, далёких от войны.
- По местам! – подал команду Загорский.
С бугра по дороге, поднимая клубы пыли, спускалась небольшая группа немецких мотоциклистов.
- Может, бросить им пару «огурцов»? – предложил сержант.
- Нельзя, - возразил Загорский, - это разведка.
У околицы гитлеровцы остановились. Красномордый унтер-офицер, сидя в люльке, повёл биноклем по селу. Видимо ничего опасного не заметил. Мотоциклисты развернулись и покатили обратно.
Ждать пришлось недолго. Из-за горизонта на бугор выползла длинная колонна автомашин, густо набитых солдатами. Машины тормозили на спуске. Впереди шёл танк. В косых лучах солнца угрожающе поблёскивала башня, мерно покачивался хобот пушки. За танком – большой грузовик с железными бортами. В кузове возле крупнокалиберного пулемёта, установленного на треноге, копошился боевой расчёт.
Загорский подал команду:
- Ориентир один, прицел двадцать …
Наводчики подняли руки: готово!
- Огонь!
Стволы пушек подались назад. Справа гулко ударили два орудия второго взвода.
И пошло … Пушки грохочут беспрерывно.
На дороге образовалась огненная пробка. Между горящими машинами в клубах дыма, словно муравьи, мечутся фигурки солдат. Потом они хлынули вверх, на бугор, провожаемые красно-чёрными султанами разрывов.
Досталось и танку. С раскатившейся гусеницей он замер на обочине. Но вот шевельнулась башня. На конце ствола показался красный язычок – и вблизи орудийного окопа на миг сверкнул взрыв. С Загорского сдёрнуло пилотку, осколок разорвал гимнастёрку.
- По танку! Бронебойным …
Над бронированной машиной вспыхнул огонёк, похожий на электросварку, и сразу вверх рванулись клубы чёрного дыма. Командир похвалил:
- Славно сработали!
Наступила передышка.
Разрыв танкового снаряда не причинил вреда. Бойцы знали: это только начало. Их лица были сосредоточенны, серьёзны. Рассматривая порванный рукав гимнастёрки, Загорский усмехнулся:
- Невежливо воюют, сволочи! Обмундирование портят!
Сержант отозвался:
- Спишут. Была бы рука цела.
- Рука что! – шутливо сказал кто-то. – Она своя, а гимнастёрка – казённая …
Вскоре появилась «рама» - двухфюзеляжный разведчик «фоке-вульф». Повис над селом, высматривая батарею. Долго шпионить ему не удалось. Откуда-то слева ударили зенитки лейтенанта Николая Колчина, которому было приказано охранять полевых пушкарей с воздуха. «Рама» расцвела букетом листовок и улизнула восвояси.
«Теперь приведёт «юнкерсы», - озабоченно подумал Загорский. Несколько листовок занесло в орудийный окоп. Прочитали: «Красная армия разбита … Сдавайтесь в плен … Германское командование пленным обеспечивает жизнь … Войска фюрера вступили в Москву и Ленинград …»
Загорский зло сплюнул:
- Стряпня! Бред сивой кобылы.
- Из такой бумаги цигарку не свернёшь, - заметил сержант. – Противно в рот брать эту гадость.
Вскоре дюжина Ю-87, чёрно-жёлтых, горбатых, медленно проплыла над селом. Самолёты развернулись и с рёвом устремились вниз, в пике. Ожесточённо ударили зенитки. Земля глухо застонала, закачалась от разрывов бомб. Горячий вихрь заметался вокруг орудийных окопов … Небо заволокло огнём и дымом.
Лёжа на дне траншеи, младший лейтенант всё же увидел, что один из «юнкерсов» не вышел из пике. В полосе чёрного дыма сверкнуло пламя. Раздался сильный взрыв. Загорский вскочил, торжествующе закричал:
- Сбили! Молодцы зенитчики!
Пошатнулся: по голове скользнул осколок.
После бомбёжки с позиций второго взвода приполз раненый артиллерист. Хрипло, со стоном выдохнул:
- Нету наших ребят и пушек. Накрыли, гады. Двумя фугасными.
Несколько убитых и раненых оказалось и во взводе Загорского. Командир оперся на лафет: сильно саднила раненая голова.
- Ребята, нас осталось шестеро. Сейчас пойдут танки. У нас две исправные пушки. Мы не должны пропустить их к Воронежу.
Бронированные чудовища появились на дороге в полдень. Младший лейтенант поднёс к воспалённым глазам бинокль: «Три …семь … девять …»
Танки подошли к дымящемся, искорёженным автомашинам, корпусами сдвинули их в стороны. Передний вырвался на простор, хищно повёл орудийным стволом.
- Пора, - обеспокоено трогает за плечо Загорского сержант.
Тот стоит на месте наводчика, прильнув глазом к панораме, не выпускает танк с перекрестия.
- Огонь!
Орудие содрогнулось. Невдалеке рявкнуло второе. Передний танк остановился. Со второго выстрела он задымил. Немецкий танкист открыл люк, высунулся наполовину и сразу же обмякшим мешком повис на башне вниз головой. В чёрной утробе машины начали рваться снаряды. Загорский радостно крикнул:
- Горит, сволочь!
Сбавив ход, танки стали обходить разбитую машину, одновременно повели огонь по позициям артиллеристов. Разрывы снарядов подкатывались всё ближе и ближе.
Младший лейтенант крикнул сержанту:
- Узнай, почему молчит второе орудие!
Через несколько минут сержант крикнул:
- Прямое попадание. Пушка на боку. Людей не видно.
В тот же миг на бруствере орудийного окопа дыбом встала земля, перемешанная с огнём. Неведомая сила швырнула Загорского наземь. Оглушённый взрывом и ослеплённый дымом, он, шатаясь, встал. Ощупью нашёл орудие, пошарил руками: кажется, всё цело. Выплюнул изо рта землю, прильнул к панораме. Увидел, как один из танков вырвался на свободный участок дороги и, набирая скорость, помчался к селу.
- Снаряд! Резко произнёс Загорский.
Немецкий танк, поднимая облако пыли, стремительно шёл вперёд. До слуха Загорского донеслось лязганье гусениц.
- Снаряд! – снова настойчиво и требовательно повторил он. Рывком повернулся назад – никого не увидел на ногах. Замковый, веснушчатый солдат, неподвижно лежал навзничь, широко раскинув руки. На его виске сочилась тоненькая струйка крови. Сержант, оставляя за собой кровавый след, полз на помощь, но бездыханно замер в двух шагах.
С бруствера окопа, падая, зашуршали комки сухой земли. Нина молча протягивала Загорскому снаряд. В её широко открытых глазах застыла душевная боль, испуг. Кругом лежали мёртвые тела. Страшил вид Загорского. Окровавленная, разорванная на груди гимнастёрка, осунувшееся, грязное, в кровоподтёках лицо. В лихорадочно блестящих глазах – отчаянная решимость и гнев.
Появление Нины было неожиданным. Но Загорский выхватил из её рук снаряд, вогнал в казенник. Громыхнул выстрел – и на танке всплеснулось пламя взрыва. Стальная громадина со скрежетом завертелась на месте, показывая белые кресты на бортах.
- Снаряд! – крикнул Загорский.
Второй взрыв разорвал бортовую броню. Из пробоины вывалились оранжевые языки, окутанные чёрным дымом.
- Снаряд!
Нина, оглушенная взрывами, подавала снаряды.
Гитлеровские танкисты поняли, что имеют дело с превосходными артиллеристами. Машины стали мешкать, маневрировать. Ни одна из них не попыталась повторить лобовую атаку.
Когда танки стали отходить, Николай приказал Нине:
- Уходи немедленно!
- А ты? У тебя – рана.
Она перевязала ему рану.
Гитлеровцы пустили в ход артиллерию, миномёты. На орудие Загорского обрушился огневой вал. Загорский отвечал редко, но точно. Жители Вязноватовки, выглядывая из погребов, следили за ожесточённой неравной дуэлью.
Вдруг орудие замолчало.
Но Загорский был жив. Близкий разрыв мины отшвырнул его далеко от пушки. Он ненадолго потерял сознание. Ему показалось, что он пролежал бесконечные часы, хотя на самом деле прошло несколько минут. Взглянул в бинокль на поле боя. Пауза в стрельбе придала смелость экипажам немецких танков. Видимо, они решили, что артиллеристы уничтожены, и двинулись вперёд.
Загорский, держась руками за стенки траншеи, добрался до ниши со снарядами. Вернулся к орудию и вздрогнул: панорама пушки была безнадёжно изуродована осколком мины. В голове забилась тревожная мысль: «Что делать, как поступить?» Обессиленный внезапной неудачей, присел на край снарядного ящика. Нет, это ещё не конец! У него есть противотанковые гранаты и бутылки с зажигательной смесью. Орудие можно наводить через канал ствола …
Открыл замок. Повёл стволом вверх, вниз, вправо … Чётко увидел колыхавшуюся на выбоинах чёрную стальную коробку, надульный тормоз пушки передового немецкого танка. Возле тормоза на орудийном стволе болталась на тесёмке фигурка чёртика. «Талисман, - догадался Загорский. – Ну-ну, посмотрим, помогут ли вам черти …»
Грянул выстрел. На танке перекосилась башня. Не было видно ни ствола пушки, ни висевшего на ней чёртика. На дорогу в горящей одежде выбрался немецкий танкист.
Загорский продолжал стрелять, не обращая внимания на разрывы, страшную боль от раны.
Вёл огонь до тех пор, пока осколок не впился в голову и не повалил его в полыхающую пламенем бездну.
… Нина и Настя, сидя в землянке, с замирающим сердцем прислушивались к взрывам. Елена Кондратьевна то и дело вслух шептала молитвы. На исходе дня раздался какой-то оглушительный взрыв.
Нина первой выскочила из землянки. Позади, тяжело дыша, бежала мать. Николай с окровавленной головой лежал вниз лицом, обхватив руками орудийный лафет. По окаменевшим лицам женщин текли слёзы.
Офицер построил солдат в шеренгу. Из подъехавшей машины выскочил генерал и с нескрываемым удивлением осмотрел артиллериста, выдержавшего в течении пяти часов натиск танкового полка гитлеровской армии. Генерал обратился с речью к солдатам, поминутно показывая рукой на истерзанное тело Николая Загорского.
Жители Вязноватовки вырыли могилы на месте гибели командира. Хоронили вечером. Пришли старики, женщины, ребятишки … Долго стояли молча, и это молчание было самой высокой почестью героям.
Если вам придётся ехать по шоссе Воронеж – Курск, на 71-м километре увидите пятиметровую скульптуру артиллериста со снарядом в руках.
Поклонитесь отважному сыну русской земли!
via
yaplakal.com