Глава 42.
Проснулся я с широко открытыми глазами в бодро шагающем строю. В памяти смутно мелькали кадры утреннего подъёма, умывания и завтрака. Как я ушел из медкабинета и добрался до казармы - черт его знает. Даже тени воспоминаний не осталось.
Я ткнул шагающего справа от меня горца локтем в бок.
- Карим, куда мы топаем?
- Очнулся? - Фыркнул Витёк слева. - Мы думали, придется тебя медичке сдавать. Ходишь как в коматозе.
- Спасибо. - Меня слегка передёрнуло. - Я там уже был.
Подробности прошедшей ночи тугими неспешными пузырями всплывали в голове и с лёгкими хлопками растекались по сознанию. Да уж, Софья Борисовна оказалась совершенно ненасытна. Кровь прилила к лицу. Я почувствовал слабость в ногах и пошатнулся.
- Держись, Макс. - Подхватил меня дагестанец под руку. - Ты как, нормально?
- А куда я денусь с подводной лодки? - Я восстановил равновесие, почти не нарушив строй. - Так куда мы?
- На стрельбище вроде как. - Отозвался горец. - Парни говорят, километра три осталось.
- Интересно. А стрелять из чего будем?
- Не знаю. Наверное, там выдадут.
- Отставить разговоры! - Донессе до нас зычный крик сержанта Кисляка. - Песню запевай!
Три километра прогулочным шагом в одиночестве и три километра коробкой, то горланя про то, как плыл по пруду барабан, то переходя на бег - это, доложу я вам, очень разные три километра. Так что, когда мы наконец дошли до вросших в землю ржавых ворот и примыкающего к ним небольшого домика под шиферной крышей, народ обессиленно попадал кто куда.
- Ждём. - Объявил сержант, переговорив с кем-то по сотовому.
И мы принялись ждать.
Я снова погрузился в сонное оцепенение, созерцая ряд чахлых кустиков, тянущихся вдоль высокого, в два человеческих роста, земляного вала. Из задумчивости меня грубо вырвал знакомый визг тормозов, слившийся с продолжительным автомобильным гудком.
Из пассажирской двери УАЗика выпрыгнул наш капитан, из водительской неспешно вылез неизменный Вова Письменюк, который тут же закурил, а из домика вывалился совершенно круглый прапорщик с моржовыми усами.
Офицер поздоровался за руку с местным хозяином, о чем-то коротко переговорил, выругался и сплюнул.
- Кисляк! Расставляй оцепенение! - Скомандовал он.
В русском языке всего четыре основных матерных корня, но все они, а также самые разнообразные их сочетания, легко читались на широком лице старшего сержанта.
- Володь, а что происходит? - Поинтересовался я у водилы.
- Да как обычно. - Хмыкнул контрактник. - Стрельбы запланировали, а на оцепление людей не прислали. Теперь до вечера тут торчать.
Ефрейтор выплюнул бычок и полез обратно в машину, капитан отправился в домик к прапорщику, а мы с парнями с интересом наблюдали поднявшуюся суету.
Старший сержант брал нескольких человек, отводил каждого на нужное место и проводил короткий инструктаж, который примерно выглядел следующим образом:
- Ты. Стоишь здесь. Ходить нельзя, сидеть нельзя, лежать нельзя, на вал лезть нельзя, пускать никого нельзя. Если что не так - ушатаю. Понял? - И так раз сорок наверное, если не больше. Остальная толпа за исключением нас троих, Олега, Игоря и татарина Рафика скрылась вместе с ним за изгибом вала.
Прошел почти час, прежде чем умотанный Кисляк обошел вал против часовой стрелки и вышел с обратной стороны.
- Оцепление выставлено. - Хрипло доложил он вышедшему навстречу капитану.
- Отлично, приступаем. - Кивнул офицер. - Письменюк, открывай!
Володя вылез из машины и, зевнув, принялся ковыряться ключом в замке грузового отсека.
Наконец дверь распахнулась, водитель посторонился, и сержант выдал нам пахнущие ружейным маслом автоматы - вполне себе приличные семьдесят четвертые в черном пластике. Их оказалось как раз шесть штук, магазины отдельно.
Я сразу щёлкнул предохранителем, отвёл затворную раму назад, чтобы убедиться в отсутствии патрона в патроннике, и, отпустив ее и направив ствол в землю, щёлкнул спусковым крючком. Не хотелось бы кого-нибудь случайно убить из-за чего-то разгильдяйства. Карим и карельцы, взглянув на меня, поддержали ритуал.
Ожидал гневного окрика, но капитан лишь одобрительно хмыкнул.
- Ты говорил, что стрелять умеешь, Ермаков?
- Так точно! - Бодро гаркнул я.
- Из чего приходилось?
- АКМ и СКС дома остались. Это не считая охотничьего. - Не задумываясь ответил я. И понял, что прокололся.
Оружие окружало меня с детства. Ещё в сопливом дошкольном детстве отец подарил мне воздушку с регулируемым прикладом. Потом я дорос до тульской однозарядной мелкашки, десятками и сотнями сжигая патроны и спуская на них все доступные финансы, а к старшей школе, когда отдача от ижевской вертикалки двенадцатого калибра уже не валила меня с ног, освоил и ее, и самостоятельное снаряжение патронов. Стоит ли говорить, какой подарок я получил на восемнадцать лет?
К окончанию института я уже оформлял лицензию на приобретение нарезного, а с первой зарплаты купил у знакомого охотника карабин Симонова. Только в Советском Союзе могло появиться такое оружие - простое, удобное и чудовищно дорогое в производстве.
- Когда это ты успел розовую оформить? - Нахмурился офицер. - Тебе сколько лет?
- У меня ВПО-208 и ВПО-209, гладкие версии, под Кировом производят. Под калибр .366ТКМ. - Пришлось отвираться мне.
- А, слышал. - Махнул рукой военный. - Баловство все это.
Парни на стрельбище из ВПО-208 на спор собирали минутную кучу на ста метрах, но я не стал вступать в дискуссию. Мне взгрустнулось. Интересно, до майора в лицензионно-разрешительном отделе уже дошел слух, что я пропал? Если да, то плакала моя коллекция. Восемь стволов, три гладких и пять нарезных, из разрешенных государством десяти. Как пить дать заиграет, он всегда с завистью поглядывал на мой арсенал.
До меня вдруг дошло, что моя коллекция, да ещё наш мохнатый кот - пожалуй, единственное в прошлой жизни, о чем я жалею.
К нам присоединился моржеобразный прапорщик. Отчаянно пыхтя, он волок цинк с патронами.
- Ага, доверь вам только. - Буркнул он в ответ на предложение помочь. - Сам как-нибудь допру.
На полигоне ничего на мой взгляд примечательного не произошло. Прапор присел на лавочку, вскрыл цинк и, распихав в магазины по три патрона, зачитал нам короткий инструктаж.
- Ствол всегда направлять либо вверх, либо в сторону мишеней. Палец на спуск класть только когда готовы стрелять. С оружием обращаться так, будто оно заряжено. Даже если только что убедились в обратном. Всем все ясно?
- Так точно. - Нестройно ответили мы.
- Тогда расписывайтесь, держите магазины и дуйте на исходную.
Стрелять калибром 5,45 оказалось ничуть не сложнее, чем 7,62. К тому же оказалось, что автоматы неплохо пристреляны, так что в грудную мишень на ста пятидесяти метрах я положил все три пули с рук, а потом и ещё три из положения лёжа.
- Неплохо, Ермаков. - Одобрил капитан, глядя в стереотрубу. - Ладно, дуйте в оцепление и гоните сюда следующих.
И что, это всё? Потрясающе. Пилить сюда час пешком, чтобы шесть раз пальнуть в сторону мишени? На тренировках по практической стрельбе сгорало минимум по две сотни патронов на человека.
С другой стороны, это же ракетная часть. Тут вроде как не теми калибрами воевать должны.
Погрузившись в мысли, я и не заметил, как мы добрались до ворот.
Сержант расставил нас в оцепление, повторил каждому свой инструктаж, подкрепляя его демонстрацией внушительного вида кулака, и повел на полигон следующую шестерку.
Я привалился спиной к стволу американского клёна, и на меня снова накатило странное оцепенение. Я не спал, отчётливо видел непаханое поле, усеянное потемневшими будылками пастернака и репейника, но, будто поверх этой великолепной и тоскливой картины, постепенно проявлялась другая сцена.
Смутно знакомый бородатый мужик широко шагал, подставляя лицо навстречу багряным рассветным лучам солнца.
Вот он приблизился, его губы беззвучно шевельнулись.
- Что-что? - Переспросил я.
- На восток. - Прорезался голос. - На восток!
- На восток? Что я там забыл?
Лицо приблизилось сильнее, полностью перекрывая обзор. Меня шатнуло и затрясло.
- На ужин, Макс! На ужин идти пора! - Я встряхнулся, сфокусировал взгляд и увидел трясущего меня белобрысого.
- Ужин - дело хорошее. Пошли, чего орать?