Глава 37.
После небольшой утренней разминки и ещё более короткого завтрака Зиновий отвёл нас на уже знакомую мне пасеку.
Подходящей по размеру спецовки не нашлось ни на одного члена нашего коллектива. Похоже, старый Зосима был человеком некрупным. Так что пришлось ограничиться безразмерными нарукавниками на резинках и лицевыми сетками.
Я разжёг дымарь, отыскал стамеску, и мы по полной погрузились в работу. Витёк дымил, я переставлял рамки, Карим с поврежденной рукой был на подхвате.
- Зар-раза! - Я неловко прижал пальцем плечико рамки, и мохнатое создание вонзило свое жало мне в палец в самоубийственной попытке защитить свой дом. - Первый пошел.
Из-за холодной осени пчелы уже начали собираться в клубы. Проблем было две. Во-первых, из-за хвори предыдущего пчеловода не были сформированы гнезда, и насекомые клубились где придется - в одних ульях в корпусах, в других внизу, в третьих в каком-то промежуточном положении.
Во-вторых, меда в ульях осталось очень мало. Средняя семья съедает за зиму, если мне не изменяет память, около восемнадцати килограмм. Здесь не было и половины от нужного количества. Шансов пережить зиму у этих семей не было.
Скорее всего, Зосима собирался дать пчёлам в зиму сахарный сироп. Это не лишено смысла - на смеси меда и сиропа зимовка проходит даже лучше, чем на чистом меду, а в товарную продукцию сахар не попадает - подчистую перерабатывается на обогрев улья за долгие зимние месяцы. Только вот, похоже, из-за болезни Зосима не успел подготовить пасеку к зимовке.
Пошарив в кладовке, я действительно обнаружил фанерные кормушки и сахар-песок в тяжелых пятидесятикилограммовых мешках. Что ж, становится понятно, что делать.
Следующие несколько дней смешались в непрекращающуюся череду монотонных действий. Я разрушал клубы, стряхивая пчел с рамок на дно ульев, снимал корпуса, выбрасывал лишние рамки, устанавливал кормушки. Конечно, этим надо было заняться давным-давно, но имеем то, что имеем.
Белобрысый жёг костры, грел воду и готовил сироп, дагестанец с добытым у келаря градусником этот сироп охлаждал и подносил к ульям в белом эмалированном ведре.
Пчелы снились мне ночами, мерещились, когда я прикрывал глаза, боль от ужалений практически не чувствовалась - притерпелся.
Похоже, мы все сделали правильно. Первые килограммы пчелы расхватали, как дефицитные югославские сапоги в мифические времена юности моих родителей. Второе кормление разбирали уже не так активно, и у нас появилось время на перекуры.
- Макс, смотри, что я нашел за сахарным мешком! - Рязанец размахивал пыльной бутылью с вытянутым горлышком.
- Дай-ка гляну. - Я протянул руку и забрал у Витька сосуд. - Одна была?
- Нет, там таких ещё штук пять, и поновее целый ящик. - Белобрысый почесал щёку и предложил. - Может, дернем?
Я крутил бутылку в руках. Пробка запечатана сургучом, под слоем пыли - полуистлевшая бумажка с надписями: крупными буквами "МЁД" и помельче в углу "196..". То ли шестьдесят первый, то ли шестьдесят седьмой - не разобрать.
Сколько же лет этому Зосиме? Или это ещё от его предшественников осталось?
- А давай и дернем. - Решился я. - Один раз живём. Карим, будешь? Мед вам вроде пророк не запрещал, только вино.
Дагестанец отказался.
- Ну и ладно, нам больше достанется. - Махнул рукой рязанец. - Держи.
Я сковырнул стамеской сургуч, вытащил пробку - настоящую пробковую пробку, не вот эту вот современную прессованную хрень - и осторожно поднес горлышко к носу.
Пахло лугом, солнцем, дождем, цветами и ещё тысячей головокружительных ароматов, которыми должен пахнуть настоящий мед. И ещё тысячей ароматов, которые я не мог прямо сейчас опознать, но понимал, что именно так и должно пахнуть настоящее неведомое счастье, неизвестным мне способом запечатанное в пыльное стекло.
Наполнив слегка пенящимся янтарным напитком алюминиевые кружки, я встал и провозгласил:
- Ну, спасибо за работу, парни! - И, чокнувшись с Витьком, сделал первый глоток.
Жидкость омыла вкусовые рецепторы волной пьянящих ароматов, потом она скатилась в желудок и растеклась теплом по всему телу.
- Очень интересный напиток. - Услышал я свой голос будто со стороны. Белобрысый матерно выразил восхищённое согласие.
Не спеша мы допили амброзию и просто сидели на лавочке, глядя на заходящее солнце. Несколько раз подходил Карим, вроде бы звал на ужин, но мы отмахивались от него. Разговаривать не хотелось.
Постепенно стемнело, на небе начали зажигаться звёзды, и я с ужасом обнаружил, что не могу встать. Ноги не слушались, я просто их не чувствовал.
- ... ... ...! - Со стороны рязанца донеслось невнятное бормотание.
Я попытался ответить, и понял, что язык меня тоже не слушается. С трудом повернув голову, я посмотрел на товарища. Он с мучительной гримасой на лице смотрел на меня, пытаясь что-то сказать, но артикуляция в этот вечер была явно не нашим коньком.
Я не чувствовал холода, но умом понимал, что если мы не уйдем отсюда, то к утру на этой скамейке могут обнаружить два окоченевших трупа. Сознание вообще было кристально чётким, без малейших признаков опьянения. Вот только связь с телом оно утрачивало чем дальше, тем больше.
В отчаянии я замычал, но это, похоже, было единственным, что я ещё мог себе позволить.
Внезапно угол зрения сместился, звёзды закачались перед глазами. Будто сквозь толстую вату я вдруг почувствовал, что меня куда-то тащат.
Конечно, это был Карим. Дагестанец донес меня до моей кельи, положил на койку, и даже стянул сапоги.
- Отдыхай, Макс. Мне ещё за Витьком идти. - Накинув на меня одеяло, он покачал головой, выключил свет и прикрыл дверь.
Я молча смотрел в потолок. Сон не шел. В голове метались мысли. Что с нами произошло? Почему нас парализовало? Понятно, что дело скорее всего в выпитом, но все же... Отпустит ли нас, и если да, то как скоро?
Через какое-то время дверь тихонько скрипнула. Что-то грузное шлепнулось на матрас. Пружины жалобно заскрипели. Потом это что-то по-хозяйски потопталось по мне, выбрало удобное место, свернулось у меня на груди и тихонько заурчало.
Я скосил глаза. Старый знакомый рыжий котяра пригрелся на моей недвижимой тушке и, похоже, был вполне доволен жизнью.
Я закрыл глаза, и вспомнил, как давным-давно, в прошлой жизни иркутский бард пел эту песню:
"Сквозь какой-то там тыщу-лохматый год,
Протоптав тропинку к судьбе,
Полосатый как тигр корабельный кот
Научился сниться тебе.
И ползли по норам ночные крысы твоих невзгод,
Если в лунный луч выходил корабельный кот".
Видимо, в котах действительно есть что-то волшебное. Через нескольких минут я уже крепко спал.