Я ведь умру, умру, а так хочется жить, уехать, жить, жить!Блокадный дневник Юры Рябинкина.

24 декабря. Не писал я уже много дней. 16, 17, 18, 19, 20, 21, 22, 23. Целых 8 дней рука не брала в руку перо.
Со мной произошли перемены. Появилось что-то хорошее, как мне кажется, в моем характере. Поворот этому дала потеря мною Ириной карточки на сахар. О, как я тогда подло поступил с мамой и Ирой. Зазевался в магазине и потерял 200 г. сахару, 100 г. шоколада для Иры и мамы и 150 г. конфет. Я хочу перемениться, хочу выковать из себя иной характер, но я чувствую, что без поддержки мамы и Иры мне не протянуть на моей честной новой жизни. Пусть бы они как-нибудь сглаживали, ну, дальше я не могу просто выразиться. Сегодня я в первый раз за много уже дней принес домой полностью все конфеты, выкупленные в столовой, делюсь с Ирой и мамой хлебом, хотя иной раз еще украдкой стяну крошку. Но сегодня я почувствовал к себе такое теплое обращение от мамы и Иры, когда они взяли и отделили мне от своих конфеток: мама — четверть конфетки (впрочем, потом, опять взяла себе), а Ира — половину конфетки за то, что я ходил за пряниками и конфетами и лепешками из дуранды в столовую, что я чуть было не расплакался. Это люди, те люди, которых я так обманывал раньше и которые знают теперь про мои прошлые обманы! Да, чего только не может сделать хорошее обращение! Но затем... та же мама у меня взяла пряник, пообещав лишнюю конфету (а лишнюю конфетку получила сама), а та же Ира плакала, что мама дала и ей и мне одинаково по конфетке, а я потом еще Ире от своей конфетки дал, так что конфеток-то Ира съела больше. Правда, сегодня мой грех: утаил от мамы и Иры один пряник... Ну... это вот плохо.
Маме что-то обещают в райкоме, что ее эвакуируют 28/ХП..

3 января. Чуть ли не последняя запись в дневнике. Боюсь, что и она-то... и дневник-то этот не придется мне закончить, чтобы на последней странице написать слово «конец». Уже кто-нибудь другой запишет его словами «смерть». А я хочу так страстно жить, веровать, чувствовать! Но... эвакуация будет лишь весною, когда пойдут поезда по Северной дороге, а до весны мне не дожить. Я опух, каждая клетка моей ткани содержит воды больше, чем нужно. Распухли все, следовательно, внутренние органы. Мне лень передвинуться, лень встать со стула, пройти. Но это все от избытка воды, недостатка еды. Все жидкое, жидкое, жидкое,.. И опух. Мама порвала со мной с Ирой. Они оставят меня, у мамы уж такая сейчас стала нервная система, что она готова позабыться, и тогда... Как это уже бывало, как она мне каждый день говорит, тогда она с Ирой как-нибудь выберутся отсюда, но не выбраться мне. Какой из меня работник? Какой из меня ученик? Ну, проработаю я, проучусь неделю, а там и протяну ноги... Неужели это так и будет? Смерть, смерть прямо в глаза. И деться от нее некуда. В больницу идти — я весь обовшивел... что мне делать, о господи? Я ведь умру, умру, а так хочется жить, уехать, жить, жить!.. Но, быть может, хоть останется жить Ира. Ох, как нехорошо на сердце... Мама сейчас такая грубая, бьет порой меня, и ругань от нее я слышу на каждом шагу. Но я не сержусь на нее за это, я — паразит, висящий на ее и Ириной шее. Да, смерть, смерть впереди. И нет никакой надежды, лишь только страх, что заставишь погибнуть с собой и родную мать, и родную сестру.

4 января... А впереди еще целый месяц до улучшения с продовольствием и отъездом. Что с нами будет к концу этого месяца, в каких нищих мы превратимся, если только нас не вырвет отсюда какой-то наисчастливый дар фортуны, милость бога, небесное спасение даст нам эвакуацию завтра, послезавтра, до середины 2-й декады... Только какой-то именно, только бог, если такой есть, может дать нам избавление. Пусть он спасет нас теперь, никогда, никогда не придется мне уж обманывать мать, никогда не придется мне порочить свое чистое имя, оно опять станет у меня священным, о, только бы нам была дарована эвакуация, сейчас! А я клянусь всею своей жизнью, что навечно покончу со своей гнусной обманщицкой жизнью, начну честную и трудовую жизнь в какой-нибудь деревне, подарю маме счастливую золотую старость. Только вера в бога, только вера в то, что удача не оставит меня и нас троих завтра, вера на ответ Пашина в райкоме — «ехать» — только это ставит меня на ноги. Если бы не это, я погиб. Но я хочу остаться, вернее, хотел бы, да не могу... Только завтрашний отъезд... Я сумею отплатить хорошим по отношению к Ире и к маме. Господи, только спаси меня, даруй мне эвакуацию, спаси всех нас троих, и маму, и Иру, и меня!..

6 января... Я совсем почти не могу ни ходить, ни работать. Почти полное отсутствие сил. Мама еле тоже ходит — я уж себе даже представить этого не могу, как она ходит. Теперь она часто меня бьет, ругает, кричит, с ней происходят бурные нервные припадки, она не может вынести моего никудышного вида — вида слабого от недостатка сил, голодающего, измученного человека, который еле передвигается с места на место, мешает и «притворяется» больным и бессильным. Но я ведь не симулирую свое бессилие, Нет! Это не притворство, силы (...) из меня уходят, уходят, плывут... А время тянется, тянется, и длинно, долго!.. О господи, что со мной происходит?
И сейчас я, я, я...

всё

http://jurarjabinkin.narod.ru/

В феврале 2021 года в архивах Информационного центра ГУВД по Санкт-Петербургу и Ленинградской области был обнаружен адресный листок убытия квартиры Рябинкиных, датированный 2 марта 1942 года, в котором Юрий был помечен как умерший,,,,

Очередь за пивом в осажденном Ленинграде, тарелка супа с крабами??

С одной стороны -странно. Но ведь и в Москве, в том числе осажденной, ресторан Астория работал всю войну.

С осадой Ленинграда очень много много неясного.

Юрий Иванович Рябинин (2 сентября 1925, Ленинград — после 8 января/до 2 марта 1942) — ленинградский подросток, ставший жертвой блокады Ленинграда. С самого первого дня нападении Германии на СССР 22 июня 1941 года, он вёл дневник, который обрывается 6 января 1942 года.

О Юрии общественность узнала только спустя несколько десятилетий после войны, когда его дневник был напечатан в нескольких газетах, а затем отрывки из него были приведены в «Блокадной книге» Алеся Адамовича и Даниила Гранина (по причине небольшого объёма отдельным изданием дневник никогда не издавался).

Судьба Юрия осталась неизвестной — он не пережил блокаду и доподлинно известно только то, что он не дожил до середины марта 1942 года, но место захоронения в данный момент не установлено.

Судьба дневника

Дальнейшая судьба Юрия Рябинкина, как и история его дневника, очень запутаны. В период войны в Вологде некая Ревекка Трифонова работала в туберкулезной больнице патронажной сестрой. Где-то в 1942 году она везла в больницу умирающего учителя из деревни Клипуново Лежского района (теперь часть Грязовецкого района). При себе у учителя был дневник Юрия Рябинкина, который его жена отдала Ревекке. Учитель уже не мог говорить и поэтому не мог сказать, как к нему попал дневник, его жена этого тоже не знала. Спустя несколько дней учитель умер и Ревекка забрала дневник себе. Он хранился в её семье многие годы в качестве памяти о тех днях. Трифоновы часто перечитывали его, но, хотя Юрий в самом начале дневника указал свой домашний адрес, попыток разыскать его семью не делали. В 1970 году к готовящемуся юбилею блокады газета «Смена» сделала массовый запрос по советским школам — собрать свидетельства тех дней, — и внучка Ревекки Татьяна принесла дневник Юрия в редакцию. Сами Трифоновы утверждали, что была ещё одна тетрадка, которую Юрий (если она принадлежала ему), начал, вероятно, вести позднее, но этот дневник был ничем не примечателен: в нём было лишь шесть страниц, из которых были использованы только две или три, но они были исписаны бессвязным, без какой-либо датировки, вышедшим за линейки, набором слов, вроде «умираю», «хочу есть» и т. д.. В дальнейшем, эта вторая тетрадка куда-то потерялась. Трифоновы так же помнили, что обе тетради выглядели немного обгоревшими.
Когда Ирина Рябинкина прочитала «Смену», опубликовавшую отрывки из дневника Юрия, она сумела разыскать Ревекку, но та не смогла сообщить ей о судьбе Юрия ничего конкретного. Дневник Юры был отдан Ирине. Алесь Адамович и Даниил Гранин в своей книге высказывают гипотезы, что либо Юрий сумел продержаться до эвакуации и попал в детприемник Лежского района (так именно в эту местность попадали многие эвакуированные), где и умер, либо же он умер ещё в Ленинграде.
В феврале 2021 года в архивах Информационного центра ГУВД по Санкт-Петербургу и Ленинградской области был обнаружен адресный листок убытия квартиры Рябинкиных, датированный 2 марта 1942 года, в котором Юрий был помечен как умерший. Остаётся неизвестным, как именно его дневник попал из Ленинграда в Лежский район.

Такое время было, а теперь вся Россия переживает чтоб Северный Поток 2 немцам достроили, чтоб фашисты газом грелись

Такое не должно быть забыто, и не так важно, сколько лет прошло. В Бухенвальде нет бараков, их снесли. А животный страх и горе ощущают даже дети, приходящие на экскурсию. У печей чувствуется сладковатый запах горелого человеческого мяса. Как такое возможно спустя годы? Предать такое забвению недопустимо, иначе всё может повториться. Спасибо за напоминание о блокадниках.

Размещено через приложение ЯПлакалъ

Будь прокляты те нелюди, которые не кормили ленинградцев.

Говорят, что у некоторых тогда было все более-менее

Не везет России , то фашисты , то клика путина ...

жутко

это только говорят

Ещё не осаждённом,это было только начало.

Традиции советского управления - не пропить, поэтому кому-то аквадискотеку, а кому-то - Родину любить.

Вечная память подвигу твоему, Ленинград!
Спасибо ТС. Надо помнить.
Всем советую книгу «В тисках голода. Блокада Ленинграда в документах германских спецслужб и НКВД» Автор Никита Ломагин.
Только документы как есть.
https://knigogid.ru/books/924844-v-tiskah-g...b-i-nkvd/toread

nikolkas

есть такое, жутко -особенно когда читаешь донесения НКВд о людоедстве....

Это сообщение отредактировал BigCap - 7.06.2021 - 23:55

Публикуемые ниже блокадные записки Фёдора Еремеевича Боброва (1895–1959) по-своему уникальны. Их автором был помощник директора по найму и увольнению завода № 371 им. Сталина, старший лейтенант госбезопасности.

Это сообщение отредактировал AntonioKiev - 8.06.2021 - 00:04

Ничего там не чуствуется. Я там был в 82-м. И видел абажюр из человеческой кожи, мыло из человеческого жира, вываренную голову и пр.

Ничего этого теперь там нет. С появлением экспертизы ДНКа стало ясно что это всё подделка и всё убрали.

О нацистских концлагерях мы тоже знаем очень мало.

Архив Асвенцима находится в Москве. Почему не опубликован от первого до последнего листа в открытой печати?

Тяжело читать. Какой бы не был "кговавый" режим, дети точно не заслужили такой участи. И ведь есть среди нас любители баварского недобитки, которые имеют наглость сравнивать СССР и третий рейх по поганому примеру небратьев (в пользу рейха, естественно. Запомните эту чучелу с аватаркой Эйнштейна:


И да - "Анттсоветчик - всегда русофоб!" (Ц). Лучший маркер выявления упырей.

Это сообщение отредактировал Ventrue - 8.06.2021 - 00:22

Потому что тогда надо тупо вырезать всех немцев и их потомков.
Если опубликовать ВСЁ, то проще сразу шарахнуть ракетами, ибо такое простить невозможно.
Известное то простить нельзя, а сколько еще закрыто.

Что именно неясного? Пиво и суп из крабов? Так в дневнике описывается самое начало блокады. Юрий не пережил даже первую блокадную зиму. А она ещё не самая голодная была.

Размещено через приложение ЯПлакалъ

Ну а архивы то остальные, не связанные с Освенцимом, а с действиями героической Советской Армии, Путин для чего засекретил до 2040? Чтобы официальному изложению истории не мешали?