138


Мне еще не исполнилось десяти лет когда умер мой самый первый питомец. Он был очень стар. Честно, я даже не знаю что случилось, просто одним отвратительным хмурым ноябрьским утром увидел его на лежащим пороге без движения. Глаза оставались широко открытыми, и я помню тот остекленевший взгляд. Похоже, перед смертью он полз к двери… Этот ужас я пронес через всё детство.
Моя вторая была веселой и игривой. Целый день могла сидеть, забавляясь с разноцветными клубками, да так что нитки только мелькали. А потом она заболела. Стояла середина лета, когда боли стали невыносимыми. Однажды на закате ей сделали последний укол, а я долго-долго не мог уснуть.
Дни слились в одну сплошную череду пробуждений рядом с кем-то коротко живущим, уязвимым. Каждый новый питомец казался мне бабочкой-однодневкой, а ещё одна смерть всего лишь кадром кинохроники.
Последний протянул целых восемь лет. За годы проведенные рядом я стал взрослой состоявшейся личностью. Мы много говорили, зачастую каждый о своем, редко по-настоящему понимая друг друга.
Можно сказать, что он воспитывал меня так же, как я воспитывал его. Долг, ответственность, дружба - всё это дал мне именно он. Да черт возьми! Он первый, кто приучил меня просыпаться в одно и то же время! Была бы у меня возможность сделать татуировку, я бы выбил на груди его имя.
А потом он выпал из окна. Случайно? Скорее всего, нет. Альцгеймер быстро прогрессировал. Труп моего лучшего друга лежал на обледенелой бетонной дорожке, окно оставалось распахнутым настежь. Казалось бы вот он шанс: сделай шаг с подоконника и лети, вперед к свободе!
Я слетел на подоконник, переступил с ноги на ногу, нахохлился от морозного воздуха января. И завыл, подражая больничной сирене. “Пациенту нужна помощь, скорей.”
Сложно быть попугаем ара в доме престарелых. Но кто-то ведь должен?
В разбитой тишине раннего утра зарождался переполох. Большая пестрая птица сидела в распахнутом окне палаты четвертого этажа и орала, орала, орала.
© YoMan78