Моей роковой
ошибкой стало то, что я разрешил тому
французу увязаться за нами в
экспедицию. Он ныл, заламывал руки и говорил, что делает это все
ради любимой жены, зачем-то рассказывал о своих отношениях с ней, о каких-то
забавных фантазиях, которые они осуществляли в постели, о
приметах и
несчастливых случаях, происходивших в их жизни.
«
Ну и ладно, – подумал я, –
была не была. Пусть едет, чертов нытик». В конце концов, у нас было несколько свободных мест на корабле, а ещё одни руки лишними не будут.
Своим нытьем француз напомнил мне об
Оленьке и я решил позвонить ей перед вылетом. Да, наши отношения после развода были натянутыми – между нами будто
пробежала вдруг черная кошка. Но она была единственным близким мне существом на Земле, не считая дворняжки
Тоськи, которую я на время рейдов оставлял в Экспедиционном Центре под опекой
Бубль-Гума – так мы называли нашего робота-уборщика, который прекрасно справлялся и с этими обязанностями тоже.
Была возможность оставлять ее в Анимал-центре, но Тоська, однажды там побывав, всем своим видом демонстрировала мне
воззвание о двуличии защитников животных, и я ей верил.
Я нашел
контакт Оленьки в телефоне и нажал на кнопку вызова. Я представил, как в ее квартире раздается
звонок, как она косится на телефон, видит мое имя и... И что?
– Алло, – сказала она своим нежным голоском.
Тень былой любви будто снова промелькнула перед глазами, обернувшись влажной тряпочкой вокруг моего сердца. «
Может, это та самая?» – снова промелькнула в моей голове навязчивая мысль.
– Оль, я снова в экспедицию. Звоню просто, чтобы предупредить.
– Понятно. Это всё?
Облом. Эти металлические нотки в голосе не оставляли шанса. Видимо, ее решение было окончательным и бесповоротным.
– Да, Оль, всё... Ключи от квартиры я оставил у соседа
Порфирия Петровича. Ну, мало ли... Просто, чтобы ты знала.
– Угу, – ответила Оля, – пока.
Нет ничего хуже, чем осознание того, что у твоей бывшей кто-то есть. Ещё хуже, когда он есть у твоей настоящей, но и осознание того, что кто-то трогает ту, которую ты когда-то любил, не приносило удовольствия.
Когда душа занята кем-то другим, это всегда чувствуется. Конечно же, я даже знал его имя – это был
Пашка, ее коллега по работе. Когда я впервые после развода увидел их вместе, моим первым желанием было завести его
за гаражи и
срезать с него скальп, а лучше пустить несколько
пуль в его тупую морду, но я удержался от этого глупого шага.
Собственно, после этого я и устроился в Экспедиционный Центр – мне нечего было терять, а туда именно таких и принимали. В целом, меня окружали
хорошие люди, но со своей спецификой. Каждый из нас был смертником, отчаявшимся человеком, потому что до тридцати процентов экспедиций заканчивались смертью их участников.
Мы были разведчиками вселенной, проникая в самые дальние ее уголки с помощью гиперпрыжков, которые, наконец-то, разрешили использовать после долгих лет испытаний. Но механика ещё не была отработана и треть астронавтов просто не возвращалась домой. Тем не менее, эта древняя мужская
зависимость от острых ощущений брала свое и желающих устроиться в центр меньше не становилось.
Именно поэтому меня удивил поступок француза и его просьба отправиться вместе с нами – он был обычным механиком, обслуживающим корабли на земле, зачем ему нужно было лезть в пекло мне было непонятно. Он просился ещё в прошлую экспедицию к майору Басенко, которого мы за глаза называли «
еБасенка» за его безумную, граничащую с отчаянием храбрость. Он соглашался на любые, самые невероятные маршруты и каждый раз возвращался целым. Мастерство или просто
случай – этого никто не знал. Не все могли похвастаться таким везением, многие, наоборот, отправлялись навстречу со своими
ангелами-нехранителями, которые и демонстрировали им перед смертью их
критическое невезение. Но это были
решения, которые каждый из нас принимал сам.
В тот раз Басенко должен был отправиться в регион, отмеченный на нашей карте, как «
Бета-2-адреномиметик-индакатерол» (я не знаю, что за демоны придумывают им названия), но экспедицию отменили и француз не попал в тот
несостоявшийся рейд.
Полет «Навигатора-8» состоялся на следующий день. Мы полетели и француз вместе с нами. После того, как мы отправились от последствий прыжка, которые, наверное, были похожи на ощущения пилотов после совершения ими пяти
мертвых петель подряд, участники экспедиции стали подтягиваться в столовую корабля.
– Шашлыка снова нет? – юморил наш картограф, стоя перед роботом-раздатчиком.
–
Приходите завтра, – равнодушно отвечал тот.
– Эх,
нашла мечта на камень...
– Коса, – поправил я картографа.
– Да нет, это песня такая, собственного сочинения. Я рассказывал тебе,
как я был композитором до того, как устроился в Центр?
– Миллион раз, – отмахнулся я, –
Ну, а мне вот это желтое в тарелке.
Я забрал с раздачи тарелку с какой-то жижей, в которой болталась какая-то
экспериментальная взвесь и направился к столу.
Именно в этот момент в столовой появился француз.
–
Dolce far niente? – произнес он, окинув мрачным взглядом всех присутствующих, – ну-ну... – добавил он на ломаном русском, а затем достал из кармана бластер и перешёл на английский. –
No game over!
Время будто замедлилось. Я видел, как в проёме двери появляется наш штурман, как он, увидев в руках француза оружие, разворачивается и бежит к рубке. Помню, как медленно поднималась рука француза, как округлялись глаза картографа, как он, будто в невесомости, летел через стойку раздачи, чтобы спрятаться за роботом. Разгадав замысел штурмана, я бросился к аварийной капсуле и тут же закрылся изнутри.
Дальше снова был прыжок и когда я выбрался из капсулы, не обнаружил в столовой ни француза, ни картографа. Лишь бурые пятна на стенах, полу и потолке. Вне аварийной капсулы или специального помещения невозможно пережить гиперпрыжок. Не пережили его и эти двое.
Мы вернулись из этой экспедиции и уже на Земле стали понятны причины поступка француза. Оказалось, что его жена, о которой он мне с таким воодушевлением рассказывал, работала в нашем Центре бухгалтером и за время работы не переспала только с роботом Бубль-Гумом, хотя и в этом не было уверенности. Когда он об этом узнал, то решил вот таким странным образом отомстить хоть кому-нибудь, а заодно и самоубиться самому. Странный
поступок, но что взять с француза-рогоносца...
Сидя в реабилитационной камере, я достал телефон и снова нашел контакт Оленьки, а затем заблокировал экран и сунул телефон в карман.
– Да ну их к черту, эти любовные
противостояния...
yaplakal.com