Ну, раз уж конкурс начался - вот вам ещё один внеконкурсный бонус. Тяжеловато было впихнуть это в пять тысяч, но я уж как мог постарался. И картинко есть.
Жизнь продолжается.По пыльной грунтовке, петляющей меж вековых сосен, плёлся, громыхая всеми своими потрохами, видавший виды "хорьх". Да, ранняя тёплая весна в этом году успела просушить землю к Страстной Неделе. Вот уже показался тот самый дом - их новый дом, стоявший на окраине скорее даже не деревни, а скопления близкорасположенных хуторов. Автомобиль остановился перед воротами, и они вышли - довольно молодая, явно моложе тридцати, пара. Молодой мужчина, недолго повозившись с замком, распахнул рассыхающиеся ворота.
- Да, ремонту тут, похоже, непочатый край, - произнесла звонким певучим голоском молодая женщина в модной чёрной с ярко-красной лентой шляпке.
- Завтра приедет оборудование, и к Пасхе тут будет чудесная мельница - ответил ей молодой муж. - Подготовительные работы закончены, дело осталось за малым.
Возвращавшиеся с Пасхальной службы селяне встретили новых молодых соседей полными любопытства взглядами. В век технического прогресса отсутствие набожности не было чем-то удивительным, но всё же ходить на Пасху в лес? Зачем? Для грибов и ягод явно не сезон.
- Христос воскрес! - приветственно крикнул дородный крестьянин с пышными чёрными усами.
- Со Светлым праздником вас! - крикнула в ответ девушка.
Знакомство с соседями было неизбежно, и ничего удивительного не было в том, что оно произошло как раз на Пасху.
Новые соседи радушно пригласили всех праздновать к себе во двор, но после обеда.
- Надо поработать с утра - пояснил новоявленный молодой мельник.
- Поработать? На Пасху? - удивился один из соседей.
- Такая уж у нас традиция - пасхальным утром работать до поту со лба, а потом уж праздновать.
- Это где ж традиция-то такая?
- Да в Каменце - ответил мельник и пошёл к дому.
- Каменец? Это какой же Каменец? Здобненский или Опавский? - недоумённо шушукались между собой сельчане. - Да мало ли тех Каменцев по белу свету? Вон, и говор у них наш да не наш какой-то...
Грохот жерновов заполнил всё пространство вокруг дома. Молодой мельник начал таскать мешки с зерном из амбара. По одному, на спине. Странно. Мельница по последнему слову техники - а мешки на себе таскает. Издали видно - уже в поту весь, с ног едва не валится - а даже тачку не возьмёт, всё на спине. Чудно. Но вот, на очередном мешке, когда ноги уже совсем заплетались, у него вдруг открылось второе дыхание: он вдруг выпрямил спину, едва не подбросив тяжеленный мешок в воздух!
- Конец работе! - крикнул мельник. - На сегодня хватит. Будем праздновать! Жена, неси вино!
День шёл за днём, весна сменилась летом. Новосёлы стали своими в не склонном принимать чужаков пейзанском обществе. Особенно же сдружились они с виноградарями Гавранеками, жившими через двор от них. Дела у молодого мельника шли споро, хотя и не сказать, что клиентов был большой поток. Странная привычка таскать мешки вручную уже никого не удивляла. Осенью, накануне Дня Святого Вацлава, заглянули Гавранеки:
- Привет мукомолам! Завтра в Либерце будут гуляния! Поедете?
- Конечно, Людвиг! Подвезём вас!
Калитка захлопнулась, и спустя мгновение из дома вышла жена мельника.
- Милый, не за горами зима. Ты уже думал про Рождество и Новый год?
- Да, любимая. Наверное, пригласим Гавранеков. Больше, вроде, и некого...
- Они такие милые люди...
- Да. Милые.
И опять он вспомнил ту далёкую Рождественскую ночь, когда он переступил порог освещаемой единственной кроваво-красной свечой Чёрной комнаты и услышал скрипучий голос:
- Я знал, что ты придёшь. Проходи, садись. У нас мало времени.
- Но ведь это совсем не то предложение, что ты сделал мне при всех - ошарашенно сказал парень.
- А ты что думаешь - Юро сказал тебе всю правду? Ты сам-то это читал? Вижу, что нет. Или ты думаешь, мне самому всё это нравится? А ведь я честно тебе сказал: устал я ото всего этого. И свои тринадцать лет я тут отслужил. Так что слушай, как мы оба можем стать свободными от господина...
Октябрь с ноябрём пролетели незаметно. Сельская жизнь текла своим чередом, и мало кто из соседей заметил, что молодые мукомолы как-то побледнели и осунулись, будто бы снег покрыл не только землю, но и их кожу. Последний раз мельница работала в ночь, незадолго до Рождества, и затихла.
Наступил Сочельник. Под светом звёзд и немногочисленных фонарей вышли колядовать дети. Все ворота были открыты, и ребятишки стучались в каждую дверь, распевая рождественские гимны, а взрослые одаряли их всяческими сластями. Не обошли они стороной и мельницу. На стук открыла жена с мрачным лицом. Молча сунула она детям узелок с ватрушками и захлопнула дверь.
Тишину рожденственского утра разрезал звук мотора. "Хорьх" мельника уже выехал на дорогу, когда его нагнал машущий руками Людвиг:
- Эй, погоди!
Машина остановилась.
- Куда это ты в такую рань?
- Да в аптеку заехать надо. Что-то Хильзе нездоровится.
- Да, дети рассказали нам - на ней вчера лица не было. А мы уж хотели вас в гости позвать, в честь праздника.
- Сегодня получится, сам понимаешь. Со здоровьем шутки плохи. А знаешь что? Приходите-ка вы к нам на Новый год!
- Договорились, сосед! Обязательно!
"Хорьх" зафырчал и двинулся дальше по дороге.
Две пары сидели за новогодним столом. Стрелка часов приближалась к полуночи, но время для тоста в старом году ещё было. С бокалом в руке поднялся мельник:
- Друзья! - сказал он вдруг ставшим по-старчески скрипучим голосом. - А хотите сделать нам чудесный подарок? Вы можете подарить нам двенадцать лет жизни!
- А почему только двенадцать? - улыбнувшись, спросил Людвиг. - Нет, вы, конечно, правы - в наш бурный век слишком далеко загадывать не стоит. Но всё же живите сколько хотите!
- По рукам? - спросил парень и протянул руку. Левую.
Тень какого-то смутного сомнения на мгновение накрыла Людвига, но тот пожал протянутую руку.
В тот же миг будто какая-то неведомая жуткая сила подхватила его и Янку и швырнула о потолок.
Их вскрики заглушил поднявшийся вдруг глухой рокот, исходивший будто из недр земли. Пол под ногами качнулся, стены задрожали, дом затрясся.
– Мельница! – крикнул, сложив руки рупором, Крабат. – Мельница заработала!