Дневник: Закрытый город ( фантастика )

Запись 21

Время шло, я работал, опутанный паутиной рутины. После общения с Анной Сергеевной я немного успокоился. Следуя её совету, помалкивал. Когда удавалось, бегал к Нине в библиотеку. Смирился с ситуацией, что ли. Кругом чудеса происходят, в корпусах постоянно чудеса. Страшные и непонятные. Но, когда много и часто, перестаешь на них внимание обращать. Появись над Солнечногорском летающая тарелка и, я думаю, что не стал бы стоять, задрав голову, с разинутым ртом, а всего лишь повозмущался бы, что она мне солнце загораживает. В свободное время, на смене, торчал по-прежнему в закрытых станциях. Недавно с Семёном в «консерве», чаи гоняли. Я притащил из столовой пакет с пирожками. Семён сконструировал кассету и теперь ходил вокруг неё довольный. Разговаривал с ней, словно с любимой женщиной.

— Хорошая моя. Лапушка. Замечательно ты у меня получилась. Как и планировал. Самое место бы тебе на Центральной стоять. Но нет! Я тебя здесь установлю. Будешь ты, красавица, своего часа назначенного дожидаться.

Я равнодушно слушал, как он её обхаживает. Разворошил пакет с пирожками, выбрал самый вкусный и решил себе чаю подлить.

— А что это ты вопросы мне не задаёшь? Даже не спросишь, что я такое делаю? — спросил Семён в некотором недоумении.

— Не хочу, — ответил я, чавкая пирожком. — Я тебя знаю. Ты не ответишь. Или отшутишься. Раз сконструировал, значит надо.

— Ого, какой ты стал. Растешь, — с уважением произнёс Семён.

Ну так. Ставь ты свою поделку куда хочешь. Я же знаю, что от тебя пользы в работе, больше чем от сотни Фунтиков. Так, если еще пару смен хорошо поработаю, можно будет снова в город отпроситься, подумал я.



— Как там Большаков, про дочку не рассказывал? — неожиданно спросил Семён.

Я аж чаем поперхнулся, и глаза на него выпучил. Чего?

— Значит, не рассказывал, — задумчиво произнёс Семён. — У него дочь Аркатом больна, в четвертой стадии. Ее в санаторий увезли несколько месяцев назад. Вот Паша и пьёт как лошадь. Раньше-то он трезвенником был великим.

— Ну, если в санаторий увезли, значит за ней ухаживают, лечат. Люди рассказывают: в Солнечногорске самая лучшая медицина, — пожимая плечами ответил я.

— В Солнечногорском санатории? Ага. Держи карман шире. Нет, парень, это тюрьма для больных. Лепрозорий с высокими стенами. Люди доходят там до состояния желе, и их помещают в ванну из нержавейки. А потом кормят жидким бульоном и витаминками. Вот и весь санаторий. Оттуда не возвращаются. Родственников не пускают, чтобы не заразились. Но это миф. Аркатом не заражаются при рукопожатии или воздушно-капельным путём.

Ничего себе, подумал я. Семён разговорился. Это неспроста. Надо воспользоваться случаем, но спрашивать так, чтобы он сам ответил, не подавая виду.

— Надеюсь, она выздоровеет. От Арката умирают?

Семён задумчиво погладил кассету.

— Зарегистрированных смертей, не припомню. Обычно больные старались не доводить себя до четвёртой стадии и просто кончали жизнь самоубийством. От Арката не умирают. Но и хорошего мало. Жить в таком состоянии невыносимо. Очень жаль его дочь. Ты, наверное, думаешь, что виной всему сфера?

— А что же ещё?

Семён усмехнулся.

— Ты помнится, встречался с матерью Огневого. Когда там был первый пробный запуск в институте?

Я поднял глаза к потолку вспоминая.

— В 1978 году, кажется. А что?

— Во! И работала экспериментальная установка вплоть до, знаешь какого года? До 1988. И ни одного случая Арката. Любопытный факт.

— Значит, авария повлияла? — предположил я.

— Первый случай, четыре года назад, — ответил Сёмен. — А развивается болезнь за несколько месяцев. Первая стадия – когда ладони рук становятся липкими. Но, это ещё терпимо. Можно ходить в перчатках. Врачи назначают курс гормональных мазей, и пациент вполне сносно себя чувствует. Часть больных так и остаются в первой стадии и их ставят на учёт. Но не все там задерживаются. Проходит пара месяцев, и больной с удивлением замечает, как его тело теряет форму. Мышцы становятся мягкими и их можно с кожей оттянуть от кости. Оплывает лицо. Липким становиться всё тело. На физиологии это не сказывается. Человек так же ест, спит, не испытывает затруднений при дыхании. Это тоже решаемо. Можно не госпитализировать. Много плотной одежды и мазь, подсушивающая тело. И тут есть такие, кто работают со второй стадией Арката. Но когда наступает третья, тут уже от посторонних глаз трудно спрятаться. Тело больного стремиться избавиться от скелета. Очень трудно передвигаться. Словно бы скелет становиться лишней частью человека, ненужной что ли. Врачи называют это отторжением. Когда отторжение полностью происходит, наступает четвертая стадия. Человек превращается в живой кисель из органов, мозга, крови, кожи, всего, в общем...

Он замолчал.

— Жуть какая. — сказал я. — А как можно жить без скелета?

— Больные на четвертой стадии вполне себе живут. Тело выделяет едкий пищеварительный сок и если использовать бульон, то их можно кормить. Хотя они могут переваривать и обычную пищу, но в санатории им дают жидкий корм.

— Но это уже не люди. Мозга-то нет?

— У иных, прямоходящих, его тоже нет, а между тем - людьми себя считают, — проворчал Семён. — Больные не теряют возможности думать и переживать. Главное чтобы организм соблюдал цельность. Я так думаю, что клетки мозга распределяются по всему телу. И есть много доказательств, что человек сохраняет разум после превращения в желе. Но такой разум психологически искалечен страданиями от такого состояния. Тут уже ничего не поделаешь.

— М-да. Значит надежды для дочери Большакова нет, — сочувственно вздохнул я, пытаясь переварить сказанное Семёном. Чай пить расхотелось. Он сумел мне испортить настроение и перебить аппетит.

Семён сел на своё место. Откинулся на стуле и закачался.

— Почему же нет? Может и есть. Надежда, дело такое, она всегда есть. Нужно только понять где она спряталась. Но главное ты понял? Заболевание началось позже аварии. После второго запуска оно началось. Как только Мирон стал там заведовать, так оно и пришло.

— Так ты думаешь это его рук дело?

— Чье же еще. Мирон - сука хитрющая. Что он творит? Какие эксперименты? Даже Кузнецов этого не знает, хоть и видится с ним почти каждый день.

Мирон был действительно загадочной фигурой. Тут не поспоришь. Он появился в самый трудный для города момент и привлек в город огромное количество денег и специалистов. Чем он завлек иностранных спонсоров? Как заставил сотрудничать японскую фирму-гигант «Северный ветер»? И американцев? «Братья Бредли и к.о». Деньги в закрытый Солнечногорск текли рекой. И в Москву само собой. Куда же без Москвы.

— Самое непонятное, как Мирон станцию запустил? — размышлял вслух Семён.

— Так может Смолин выжил при аварии? — предположил я.

— Нет. Фёдор умер. Это я тебе точно говорю. Можно сказать, был свидетелем, — покачал головой Семён. — Эх, его бы руки сейчас были бы кстати. Кстати о Фёдоре!

Он покопался в столе и извлек на свет игрушку. Снеговик с носом - красной морковкой. На голове ведро, на руках варежки. Классический снеговичок из советских мультфильмов. Высотой сантиметров 30.

Семён щелкнул пальцем по ведру и снеговичок начал ходить по столу. Доходил до края, разворачивался и шел назад.

— Его поделка. Дарю. Теперь он твой.

— Спасибо! — восхищенно поблагодарил я. — А можно я его Нине подарю?

— Это для тебя, а не для Нины. — немного обиделся Семён. — Если надо, я для неё другую игрушку подберу. А это твоя. Фёдор не любил, что бы его подарки передаривали.

— А где у него завод? Он не ключом заводится? — я повертел в руках снеговичка. Кажется, он мне сопротивлялся.

— Не боись. У него батарейка импортная. Сто лет проживет, — засмеялся Семён.

Запись 22.

Горько и обидно. Мои руки дрожат и не слушаются меня. Сегодня я окончательно понял почему третий корпус называют – корпусом мертвецов. Мы похоронили Юрия. Он один был веселее и жизнерадостнее всех нас в общежитии. Он был нашей общей душой. Сегодня его душа нас покинула.

Траурный трамвай привез его из больницы, попрощаться, и прозвенев в последний раз, отправился в сторону кладбища. Он был всего на год старше меня. Это всё ужасно и неправильно. Мы с ним столько смеялись над чёрным пухом, столько иронизировали, а пух этот. Нельзя с этим шутить в общем. И ладно бы он ему на тело попал. Так нет, вдохнул он его где-то. А где? Никто не знает. Он на работе всегда в скафандре ходил. Да, иногда парни выходили на крышу корпуса, покурить втихушку. Но только когда вся крыша очищена от пуха и проверена. И то, курили в вприглядку. Следили вокруг, чтобы пух не подлетел. А когда человек вдыхает пух, его уже не спасти. И проявляются симптомы не сразу. Бедный Юрик. А день был такой тихий, спокойный. Коньячный день.

Сергей Валерьевич решил влиться в нашу стаю. Нытья поубавилось и стал он приносить коньяк раз в неделю. Пару бутылок. Хороший коньяк, армянский. Ему паёк усилили. Вот он с нами и делился. Он нам коньяк, а мы ему кашу на сковородке и бутерброды с икрой. Та же пьянка, но с оттенком интеллигентности. Обычно сидели вчетвером, когда смены совпадали, трындели о жизни, о работе. Андрей с Юриком играли на гитаре по очереди. С двух бутылок не напивались, а вполне себе выпивали. Это помогало нам немного отвлечься от рутины. Как и в тот раз. Был накрыт стол. Поставили разной закуски. Хлопнули по стопке коньяка и закусив дольками лимона, купленному по настоянию Сергея Валерьевича, разлеглись по своим местам.

Я пребывал в раздумьях о Нине. Хотелось подарить ей хороший подарок, а ничего не придумывалось. Андрей играл на гитаре простенькую мелодию. Сергей Валерьевич умудрился задремать, а Юра, обычно весёлый, был очень задумчив. Он ходил по комнате, смотрел в окно. Я уже думал, что он предложит ещё по одной, но вместо этого он спросил у Андрея, знает ли тот песню «Город золотой»?

Андрей с готовностью запел: «Под небом голубым – есть город золотой…»

Юра слушал и смотрел в окно. Всю песню так стоял и не шевелился. Потом предложил мне сходить дунуть по «весёлой».

Курили в конце коридора. Юрик вдруг стал расспрашивать, как у меня с Ниной? Я от неожиданности даже растерялся. Ну как, как. Общаемся, дружим. Вкусняхи друг другу таскаем. Рассказал, как она мне плюшек напекла, в последнее моё посещение библиотеки. Я этими плюшками тогда объелся. Нормально всё с Ниной, сказал я ему. Не гонит и ладно. Юра достал из кармана никелированный портсигар и дал его мне.

— Держи, я тут приобрел по случаю, но мне он не идёт. А тебе для солидности в самый раз будет. Я его забил самыми злыми сигаретами. Сможешь теперь и на смене радоваться жизни.

— Спасибо! — поблагодарил я. — Но с чего вдруг такие подарки?

— Просто так. Захотелось и подарил, — ответил мне тогда он, и затушил бычок о пепельницу.

Вернулись в комнату. Юра забрал гитару у Андрея. Мы разбудили Сергея Валерьевича, и выпили по второй. Юра притащил табуретку к окну, сел, положив руку на подоконник..

— Осень начинается, — сказал он глядя в окно, — хорошо.

— Да чего хорошего? — отозвался Андрей. — Слякоть. Грязь. Дожди. Спецодежду стирать каждый день. Одеваться непонятно как.

— О! Вспомнил! Всё утро вспоминал! — воскликнул Юрий и запел: «В чистом поле дожди косые…».

Когда он закончил петь, все уставились на него с интересом.

— Это не Высоцкий? Я такой песни раньше не слышал? — удивился Андрей.

— Это Башлачёв. Для осени в самый раз, — Юрик пожал плечами. — Ещё много знаю.

— Жги Юрец! Народу нравится.

Юра играл долго. Мы настолько увлеклись песнями Башлачёва, что забыли про коньяк. Грусть и тоска была в песнях, но и была какая то особенная свежесть, надежда на лучшее. Сложно передать было атмосферу. Словно радость и горе, стояли рядом и держась за руки, пели, дополняя друг друга.

Юра, сбился на последней песне, закашлявшись.

— Э, пора бы нам накатить. Певцу коньяк требуется - горло смазать, — предложил Сергей Валерьевич.

Юра прокашлялся. Разлили и выпили по третьей. Спокойно стало. Песни, коньяк, душевная компания. Чего нам собственно надо? Чего ещё душа желает?

— Я ещё одну песню спою, про осень. Последнюю. — попросил нас Юра.

Мы расселись и стали слушать.

— Как ветра осенние… — запел он.

Он пел стоя. Хорошо пел. Мы слушали молча, старались не перебивать его. На последнем куплете он снова сел на табуретку и закашлялся.

— Юр. Может тебе к врачу надо? — встревоженно спросил Андрей. Но тот замотал головой.

— Спасибо. Нет. Не пойду я в больницу.

Он прикрыл ладонью рот и зашелся в кашле. Когда он убрал ото рта руку, мы увидели, как по краю рта у него стекало что-то чёрное. На секунду, может больше, мы оцепенели. Его снова скрутило и он, упав на колени, выплюнул слизистый ком. Гитара, с печальным звоном отлетела в сторону. Не сговариваясь, мы повскакивали со своих мест.

— Юрик! Сука! Да как так-то? — Андрей бросился к нему первым. Он подхватил его под одну руку, я под другую. Сзади суетился Сергей Валерьевич. Мы положили Юрия на кровать.

— Я за скорой! Смотрите за ним! — Андрей бросился вон из комнаты.

Юру крутило от кашля. Чёрная жидкость текла у него изо рта. Я нашёл чистую тряпку и сидел рядом, вытирал рот. Он вырывался. Пытался мне, что-то сказать. Отпихивал меня.

— Лежи! Лежи, пожалуйста! — умолял его я. — Сейчас приедет скорая.

Но он не хотел лежать спокойно. Крутило его. Пришлось перевернуть его на живот.

— Господи! Какая беда, — причитал Сергей Валерьевич. — Но может, можно успеть? Пересадку лёгких? Сейчас ведь делают.

Кому? Нам? Дешевле нанять новых работников. Когда он устроился сюда, то как и я, расписался в бумагах об ответственности и соблюдении государственной тайны. Никто его родственникам не расскажет правду. Правда не покинет стены Солнечногорска. Зараза. Чёрный пух этот, настоящая зараза.

Вернулся Андрей и кинув быстрый взгляд на Юру, бросился к своей койке и вытащил оттуда походную сумку. Принялся рыться в ней.

— Где же аптечка. Сука. Где ты, когда так нужна. Вот нашёл!

Он принес два тюбика.

— Промедол. — сказал он растерянно. — Я знаю, что вроде, при поражении лёгких, его нельзя, но может, вколю? А? Хоть не так мучиться будет?

Он взглядом искал на наших лицах согласия. Боялся колоть сам, без нашего одобрения. Я посмотрел на Юру. Он лежал и трясся. Снова перевернули его на спину и отшатнулись. Глаза у него были чёрные и навыкате. На губах лопались пузыри. Из носа натекло. Чернота уже проникала по его телу и выступала на коже пятнами. Решили колоть.

— А ну отойди!

Меня оттолкнули в сторону. Двое здоровых санитаров в комбинезонах серебристого цвета, развернули перед кроватью носилки и сдернули на них Юру.

Быстрыми отработанными движениями, словно и не человека, а куклу, какую-то.

— У меня Промедол есть. Может, используете? — попросил их Андрей.

— Не надо ему уже, — грубо ответил один из них. Юру унесли. Вместо него появился низенький усатый врач в белом халате.

— Вы с ним контактировали? Покажите руки? — немедленно потребовал он.

Только сейчас я увидел, что мои ладони чёрные. Через тряпку протекло. У остальных, слава богу, ничего не обнаружили. Меня погнали в больницу. Там я провёл два дня. Меня положили под капельницу. Намазали руки едкой дрянью так, что я орал от боли. Ладони напрочь сожгло. Замотали мне руки бинтами. Юра умер в больнице. Мне назначили неделю больничного в стационаре. Я еле отпросился проводить друга. Провожать вышло всё общежитие. Все, кто был не на смене. Потом разошлись по комнатам поминать. В комнате было прибрано. Постель Юрия была заправлена свежим бельём. Андрей выставил на стол небогатую закуску и разлил водку по четырём стаканам. Один стакан он отставил в сторону и накрыл кусочком чёрного хлеба.

— Не чокаясь, — предупредил он. Мы встали возле стола. Подняли стаканы. Андрей говорил первым.

— Прости нас Юра. Ушёл ты от нас. Рано ушёл. Вот говорят люди живут сколько им бог отмерил. Я так скажу: это не правильно. Не должны молодые пацаны вот так погибать. Жизни не увидев как следует. Не любив достаточно, не оставив после себя детей и добрую память. Но, я так скажу тебе Юрий, мы будем помнить тебя. Добрую память ты после себя оставил. Покойся с миром.

— Покойся с миром. — повторили мы за ним и выпили.

Поминали мы Юрия не в одиночку. Всё общежитие его поминало. Кто-то затянул за стеной жуткую местную поминальную песню:

Черный пух, лебяжий пух, по земле все стелется,

Черный пух, нечистый дух, налетит метелица.

Черный пух, прости мой друг,

Нам уже не встретиться…

Душа требует продолжения. В последний раз с таким интересом я читал "Холодильник".
Данное повествование невероятно талантливо!

Кинь ссылку, что то знакомое в голове крутится

Ну так название есть в шапке темы, свободно можно найти в инете.

Размещено через приложение ЯПлакалъ

Думаю автор черпал вдохновение в игре атомик.

Размещено через приложение ЯПлакалъ

А чё, она в 2019 вышла? Может, это они у меня свистнули?

Запись 23.

Больше недели я провел в стационаре. Лежал, спал, ходил на уколы. Общался с соседями по палате. Такие же бедолаги, к которым прицепился пух. Тут не церемонятся. Счёт на часы идет. Если сразу пух не убрать с тела, то он начнёт распространяться и тогда либо операция, либо морг.

У меня апатия была какая-то. Привезли вчера человека после операции – ампутировали ему руку. А мне всё равно. Он кричал всю ночь, когда отошёл от наркоза, а я уснул. И всю неделю снилась ерунда всякая. Вот вчера особенно.

Приснился большой зал во дворце бракосочетаний, множество народа. А я на всё как бы со стороны смотрю. Звучит марш Мендельсона. И вижу, как Юрий, в чёрном костюме, ведёт под руку девушку в белоснежном свадебном платье. У невесты на голове шляпка с полями, украшенная цветами, а лицо скрыто вуалью. Юра подводит её к столику регистрации, за которым стоит женщина с раскрытой красной папкой. Женщина что-то им говорит, а Юра кивает, соглашаясь. Потом их просят обменяться кольцами. Юра надевает кольцо на палец невесты и откидывает ей от лица вуаль, чтобы поцеловать. И тут я вижу, что невеста не живая – это манекен. Пластмассовая кукла с нарисованными глазами. Но Юра не обращает на это внимания и целует её в губы. Гости, позади них, смеются и аплодируют. Я пытаюсь обвести зал взглядом и вижу, что люди, собравшиеся в зале — сплошь манекены, одетые в мужскую и женскую одежду. Мне становится очень неуютно. А тут ещё двери в зал слетают с петель и в зал вбегают люди в прорезиненных костюмах, отделанных металлом и в железных шлемах. У них в руках огнемёты. Они поливают огнем собравшуюся публику и манекены плавятся на моих глазах словно свечки.

Я оказываюсь возле столика регистрации, и вижу оттуда как Юра держит на руках плавящийся манекен в обрывках горящего платья. Один из огнеметчиков откидывает забрало на шлеме, это Андрей. Он меня зовет к себе, говоря что мне нет места среди этих уродов.

Пытаюсь идти к нему, но меня останавливает регистратор загса и требует, чтобы я поставил подпись как свидетель. Но только я поворачиваюсь - вижу, что вместо женщины стоит Фунтик и мерзко ухмыляется. Он захлопывает красную папку с противным треском, и я просыпаюсь.

Ночь. Разглядываю потолок в палате. В одном углу, стонет сосед после операции. Ему всё-таки вкололи обезболивающего. Притих. Уже не кричит. Другой сосед пошёл курить и заскрипев не смазанной дверью, разбудил меня. Я больше не смог заснуть. До утра пялился в потолок, а утром пошёл к врачу и потребовал выписки. Врач осмотрел мои руки, новая кожа уже нарастала на ладонях, перебрал бумажки с анализами и признав меня годным, разрешил валить на все четыре стороны.

В больнице выдали мне с собой пачку силиконовых перчаток, тюбик с восстанавливающей мазью и пакет каких-то таблеток. Таблетки я бросил в тумбочку, как вернулся в общежитие, а вот руки пришлось намазать и надеть на работу перчатки. Ерунда, заживёт. На работе Большаков попытался мне высказать свои соболезнования. Я слушал его рассеянно. Он опять сидел за столом в обнимку с бутылкой спирта и снова предлагал мне. Я отказался. Сказал, что мне врачи запретили. Да и не лез мне алкоголь в горло после случившегося.

— Что делать, — говорил Павел Фёдорович, — работа в третьем корпусе такая, у уборщиков. Риск. Кругом риск и мертвецы перед глазами. Жаль друга твоего, но что уж теперь поделать. Нужно продолжать жить. Всем нам нужно ради чего-то жить.

— Как скажете, — равнодушно ответил я. — Есть заявки на сегодня?

— Ты руки свои видел? Какие тебе, на хрен, заявки? Сходишь к Петровичу, одну плату поменяешь на Беленькой, и сиди на телефоне. Не буду тебя я гонять сейчас, —проворчал Большаков.

Я собрался идти к кладовщику, но он попросил меня задержаться.

— Всё хотел тебя спросить, как у тебя с Ниной дела, дружите?

— Дружу, — хмуро ответил я.

— Это прекрасно. Нина девушка хорошая. Родителей её жаль и младшего брата. – задумчиво сказал Павел Фёдорович. – Та авария много хороших людей унесла. Жену мою вот тоже. Раньше я думал, что бог меня оставил жить ради дочери, чтобы ее было кому на ноги поднять. А теперь только и осталось...

Тут он замолчал. Задумался.

— Ладно, пойду я. А вы бы, Павел Фёдорович, завязывали с алкоголем, — посоветовал я ему на прощанье и пошел к кладовщику.

В закутке перед дверью Петровича меня накрыло. Какой-то говнюк, словно в насмешку, разрисовал входную дверь обитую листами железа. Фунтик - кто же ещё осмелится на такое паскудство? Только сучий Фунтик. Это он написал на двери куплет из проклятой поминальной песни уборщиков. А я ведь только забыл, только отвлёкся, но мои губы сами собой зашептали:

От зари и до зари

Смена наша тянется

Жизнь проходит стороной

Ты постой красавица

Мы, в любви и мечтах

Не находим смысла

Кормят нас на убой

Платят нам не кисло

Серебристый скафандр

Чистые одежды

Чёрным пухом станем мы

Нет у нас надежды...

Я уткнулся лбом в холодную стену и стоял так, не знаю сколько. Только услышал, как хлопнула открывшаяся дверца и испуганный голос Петровича спросил:

— Ты чего, малой? С тобой всё хорошо?”

— А, Петрович. Привет, Петрович.

Я очнулся, но на душе было муторно. Сел на пол и стал ему рассказывать.

— У меня друг умер недавно. Сосед по комнате. Юрой звали. Представляешь? Пуха наглотался. Я думал на работу выйду и забудусь, но вот до тебя дошёл и силы кончились. Почему-то... Неужели так бывает? Не могу о работе думать – тяжесть на сердце у меня, и не отпускает. Всё время я думал, что пух этот - ерунда, страшилки для новичков. И если соблюдать технику безопасности, так ничего не будет. А тут вот как. Соблюдай, не соблюдай... А смерть настигает внезапно. Я посижу тут немного, хорошо?

Петрович в ответ кашлянул на меня.

— Нечего тут на полу сидеть, малой. Только задницу застудишь. Сходи по лестнице, этажом ниже стул стоит. Возьми его и неси сюда. Посидишь на стуле.

Я нехотя поднялся и сходил за стулом. Петрович ждал меня. Позаботился. На откинутой дверце дымился горячий чай в кружке и печенье.

— Пей, малой, — сказал мне невидимый кладовщик. — Ты ещё так молод. Зачем тебе думать о смерти? Возраст у тебя не тот. О девушках тебе надо думать, о развлечениях, а не об этом. Вот, лучше печенек возьми. Они с орехами – язык проглотишь. Поешь и успокоишься.

Я взял чай и поблагодарил его. Чай был крепкий и сладкий. Слишком сладкий. Петрович набухал сахару от души. Пришлось пить мелкими глотками.

— Чёрный пух - большая беда и проклятье наше, — сказал за дверью Петрович. — Сколько он душ безвинных забрал. И заберёт ещё, пока станция работает. Только ведь никто её останавливать не будет. Не выгодно это хозяевам.

— Он появился после аварии, — задумчиво сказал я. – Значит: авария причина появления чёрного пуха?

Петрович завозился за дверью, а затем выдал.

— Так и есть. Большаков и другие, кто выжил после неё - назвали аварию “Засветкой”. Такая беда была, до сих пор вспоминаю с ужасом.

— Засветка? Засветило, значит?

Я крутил в руках кружку. Да собственно какая разница, мне уже было не интересно, но Петровича похоже пробило на разговор.

— Ты, не иронизируй, малой. Тебя там не было. А был тут когда-то, на полигоне, возле провала, институт. И в этом институте много народа работало. А ещё коттеджный посёлок. Подсобное хозяйство. И парк для отдыха ученых. Да что там парк! Целый сосновый бор! Место для работы и отдыха потрясающее. Сюда академики рвались работать, потому что природа была чудесная. Это сейчас всё изгадили. Мы радовались тогда, каждому дню, думали, что строим новое, лучшее будущее для нашей страны. Что вот-вот, и электростанцию можно будет использовать в космической отрасли. Будем отправлять корабли к далёким звёздам. Тогда все бредили космосом. Пока не случилась авария.

Он тяжело вздохнул.

— Я до сих пор не понимаю, как это всё произошло. Каждую ночь закрываю глаза и снова оказываюсь там. Ты потерял одного друга, а я тогда потерял сотни друзей. Всех за один чертов день!

— Расскажи. Может, нам обоим станет полегче.

— Я работал в снабжении, — снова вздохнул Петрович. — Меня послали привезти оборудование для института и подарки для детей. В тот злополучный день, родители организовали в институте праздничное детское мероприятие. Там был большой актовый зал, очень удобно. Было воскресенье. Почти все работники пришли с детьми. Пригласили артистов, оркестр, массовиков-затейников. Конкурсы хотели устраивать. Как это иногда бывало, с подарками - запоздали, и я поехал забирать их на железнодорожный вокзал. Ехали в фургоне с водителем. Очень торопились. В спешке загружали фургон. Там ещё шампанское для родителей, вино, апельсины разные. Много чего было. А фургон был специализированным. Кузов у него покрыт был отражающим материалом, для военных разрабатывали. Взяли на время, под честное слово. Да я, лично и взял. И когда возвращались в институт, я услышал, как в кузове что-то зазвенело. Я тогда побоялся, что шампанское разбилось и полез проверять. А только залез в фургон, как машину тряхнуло и я, ударившись об стенку, потерял сознание.

Он помолчал немного и продолжил.

— М-да. Так всё и произошло. Очнулся я в темноте, под завалом из коробок. Кое-как выбрался из-под них. Дверь заклинило. Голова разбита, лицо осколками порезал. Колотил по стенке фургона, плакал, звал на помощь. Долго я тогда в темноте просидел. Много чего передумал. И что в аварию попали, и что война началась. Да и про смерть тогда много думал, если честно. Меня солдаты спасли через два дня. Шли мимо, услышали, как я стучу. Взломали дверь. Я думал ослепну от солнца после двух дней в темноте, но когда выбрался увидел, как в воздухе летают столбы черной пыли. Солдаты дали мне противогаз иначе бы я задохнулся. Не было больше института. Не было посёлка и прекрасного соснового бора. Только поле в клубах чёрной пыли. Вот так вот, малой.

— Но Большаков выжил? — сказал я.

Петрович закряхтел.

— Не только он один. Он был в третьей контрольной группе. В той смене были и другие. Как Павел мне тогда объяснил, им пришлось произвести аварийное отключение станции. Иначе последствия могли быть намного страшнее. Но пепел был тогда безобидным. Чёрный пух летал повсюду и никому не вредил. Губительное воздействие началось после повторного запуска. Когда Мирон оживил станцию. Вся херня началась после этого.

— Так что же, по-твоему, этот чёрный пух, Петрович? — спросил я.

— Да всё вокруг, малой! Разве ты не понимаешь? Люди, птицы, растения, насекомые – всё там перемешалось в одну кучу. Это кладбище! Кладбище неупокоенных возле станции. Другого слова для пуха у меня нет.

Кажется, он расстроился от моих вопросов. Выставил мне чемодан с платой и велел идти работать. Не надо было мне ему этих вопросов задавать. Только хуже сделал.

Подожду с часок другой. И сразу побольше прочту.

Размещено через приложение ЯПлакалъ

Отмечусь, чтобы не потерять. Интересно.

Ладно, пошёл я гайки покручу. Как раз к завершению работы думаю выложат всё, а то я уж устал от работы проёбываться и f5 ломать.

Запись 24.

Семён сдержал обещание и выдал мне ещё одну игрушку. Для Нины. Пластмассовый лопоухий заяц, смешно шевелящий ушами. Он умел ходить вразвалочку. У него был барабан и барабанные палочки. И заяц лихо по нему барабанил. А еще умел говорить. Всякие смешные фразы. Я принёс его в библиотеку и вручил Нине. Она восхищенно ахнула.

— Это же Фёдора игрушка! Смолин жив? Ты видел его?

— Да нет. Эту нашёл Ложкарёв и предложил тебе в подарок, — покачал головой я.

— Наверное, после аварии нашлась, — вздохнула Нина. Она нянчила в руках зайца как ребёнка. Не могла наглядеться на него. Я даже немного заревновал.

— Я Семёна совсем не знаю, — призналась она. — Но Огневая его помнит, он был практикантом на электростанции. И с Фёдором очень дружил. А Фёдор был мастером такие игрушки делать. Их ни с чем не спутаешь.

Я пожал плечами.

— Мне он тоже подарил снеговика. Я его на тумбочку поставил. Но должен отметить игрушки у этого вашего Смолина странные. C характером, что ли? Ночью как-то проснулся, а снеговик откуда-то метёлку достал и тумбочку подметает. Я глаза протер. Нет, стоит себе спокойненько. И метёлки нет. Просто чертовщина какая-то.

Нина засмеялась.

— Да. Это точно его игрушка. Раньше они приходили часто к нам в гости. К моим родителям. Он и Огневой. Моему младшему брату тогда Смолин ракету подарил. Такая ракета интересная была. Внутри сидел маленький космонавт и махал ручкой в иллюминатор. И был пульт управления. Смолин говорил, что ракету можно запустить, и она полетит очень высоко. А с космонавтом можно будет общаться, через пульт управления, и давать ему команды. Но родители испугались такой игрушки и пульт спрятали. Братик упросил отдать ему пульт в тот день – вечером он с друзьями хотел запустить ракету в космос под праздничный фейерверк. Под присмотром взрослых конечно.

Голос ее дрогнул. Из глаз потекли слёзы.

— Я болела и не смогла пойти на праздник. Лежала в больнице. А потом была авария, и я потеряла всех.

Она опустила голову. Я взял её за руку, перчатка предательски захрустела.

— Не плачь, Нин, — попросил я. — Давай лучше чаю попьем. Я шоколадок принёс.

“ Пионер - всем ребятам пример!” — вдруг громко пропищал заяц. Пропищал смешно и ободряюще, Нина улыбнулась сквозь слёзы, а я захихикал. Надо же, какая игрушка.

Нина принесла нам чаю. Поставила на стол вазочку с пирожными, я от себя добавил взятых про запас сладостей.

— Погоди, — предупредила она меня, — Я ещё кое-что сейчас принесу.

Она принесла сложенную картонку и, развернув её, положила на стол. Я сунул свой любопытный нос. Что это карта? Нет. Картонка была вся в квадратиках с рисунками и обозначениями.

— Это игра, — сообщила мне Нина. — В детстве, я часто лежала в больнице и другие ребята от скуки рисовали на развернутых листах тетрадки такие. Берёшь двойной лист из середины тетрадки в клеточку. Разлиновываешь его на квадратики. В каждый квадратик вписываешь место или ситуацию, которая с тобой происходит. И играешь, кидая кубики. Цель игры – дойти до конца. Сыграем?

— А чем обозначать себя в игре? — спросил я.

— Выбирай. — Нина протянула мне два напёрстка. Зелёный и серый.

Я выбрал серый напёрсток. Поставили их рядышком на первой клетке с надписью на английском "START" и кидали кубики по очереди. На втором ходу я выкинул 5 и 2 и, просчитав 7 ходов, остановился на странной клетке.

— Буль-буль карасики, — прочитал я. — Это что значит?

— Утонул. Начинаешь с первой клетки, — засмеялась Нина. — А мне вот везет, в дом кузнеца попала. Теперь у меня броня есть. Только если будет клетка на воде, я тоже буль-буль.

Ну, хорошо. Я вернулся в начало. Следующим ходом собрал две жизни. Еще через ход провалился в яму. Одну жизнь потратил. А следующим сел в тюрьму на 12 ходов. Пришлось выбирать или взятку или жизнь отдать. Денег не было, отдал жизнь. Нина пропустила ход на клетке - дремучий лес. Я потряс кубики и выбросил 4. Попал в банк.

— О, тебе везет, — похвалила Нина. — Кидай кубики еще раз, посмотрим, сколько монет прилетит. Прилетело по максимуму. Я собрал 12 монет. Но следующим ходом у меня их бандиты отобрали. А ещё банку должен остался. За три хода денег не найду, банк в тюрьму посадит.

— Это что у тебя в детстве за игры были? — возмутился я, в очередной раз, оказавшись на клетке “злые людоеды”. Где меня съели без соли и без лука.

— Ну так, скучно было просто играть, —ухмыльнулась она. — Вот я игру и усложняла. Посмотрим, как ты в конце будешь выкручиваться: последние несколько клеток смертельны.

Ага, до конца дойти. Тут до середины не понятно как добираться. Пока разобрался в правилах, три кружки чая выпил. Игра была сложной, но в ней были и хитрости. Нужно было копить деньги – откупаться от тюрьмы и чиновников. Деньги можно было прятать в банк. Тогда бандиты оставались с носом. Можно было копить жизни на клетках и скармливать их голодным зверям и людоедам. Но на клетке “Чудо-Юдо болотное, беззаконное” меня это не спасло.

Не хотело "Чудо-Юдо" денег, требовало сказку рассказать или стихотворение. Нина хихикала. Пришлось рассказать сказку. Про колобка. Потом ещё одну, про “Карлсона и Фрёкен Бок”. Только тогда чудище смилостивилось и пропустило меня. По-моему это Нина специально придумала, на ходу. Но, не буду же я её обвинять. Правила есть правила. Она радовалась. И это было для меня главное.

— Дойдёшь до конца игры — поцелую. — сказала мне Нина.

Да ладно? Мои ли уши это слышат? Ух, игра понеслась! Азарт и награда ослепили меня. Я, уже не стесняясь, матерился, оказываясь в очередной раз в пролёте. Пытался шельмовать, подкидывая особым образом кубики, пытаясь добиться нужного числа. Иногда удавалось. Но чаще я с удивлением оказывался в начале игры. В прочем Нина тоже до последней клетки не могла дойти и это утешало. Наконец я добрался до последнего ряда клеток и только сейчас обратил внимание, что на них было написано.

О-ё-ё-й. Нина не шутила. Пройти можно было, выкинув только определённую комбинацию. Причём дважды. Сначала, надо было добросить свой напёрсток до островка безопасности, а только потом, выкинув 12, завершить игру. Я посмотрел на Нину, она победно улыбалась.

— Ну как? Осилишь задачку? Или слабо?

Сама “слабо”, подумал я. Тоже мне, напридумывают непроходимых игр. Мучайся теперь. Не глядя бросил кубики – выпало 6 и 3. Я дошёл до безопасного островка.

— Йе-ху. Твой наперсток добрался до последней черты. Поаплодируем ему. Остался всего один шаг до победы, но зато какой? — крикнула Нина и захлопала в ладоши

Я картинно раскланялся. После нескольких часов увлеченной игры я и не думал победить. Нужно выкинуть 12. Это маловероятно. Скорее всего я окажусь на смертельной клетке и отправлюсь в начало карты, набираться опыта, решил я. Зажал кубики в кулаке так, что заскрипела перчатка и зажмурившись разжал кулак над игровой картой. Кубики упали. Повисло молчание. Я не разжимал глаз и ждал ответа.

— Ты победил, — шепнул мне в ухо её голос и губы коснулись моей щеки. В щеку? Так не честно!

— Только в щёку? Мы, что дети? — слегка обиделся я.

Нина улыбалась и подкидывала в воздух кубики.

— А ты чего хотел? Куда целоваться мы не договаривались, и вообще я девушка приличная. Будешь ещё играть?

В этот момент в тишине читального зала прозвенел телефонный звонок. Нина побежала к телефону. Через минуту вернулась и испуганно посмотрела на меня.

— Тебя просят к телефону. И как можно быстрее.

Запись 25

Я поднял трубку. Нина встала рядом. Она заметно нервничала.

— Алло?

— Ты на часы смотрел?

Я узнал голос Семёна.

— А что часы? Как ты узнал, что я здесь? — глупым голосом спросил я.

— Это сейчас не важно. Важно другое. С сегодняшнего дня в Солнечногорске введён комендантский час. И ты уже не успеваешь вернуться на КПП. Патрули будут проверять всех и те, у кого не окажется прописки... В общем, у тебя её всё равно нет.

— Меня арестуют? — испугался я. — Но почему? Я же здесь работаю.

Нина испуганно прижала руку к губам.

— Да им по хрену. Война уже объявлена. Мирон и Кузнецов сцепились. В городе должен быть только один хозяин. И Кузнецов начал первым. Официально вышла бумага: в связи с эпидемией арката, объявляется карантин в старой части города. Вслед за этим, другая, о введении в городе комендантского часа. Теперь всех иногородних, патруль имеет полное право вылавливать и вытравливать. Шучу, сажать в камеру до выяснения... Это означает, что в лучшем случае тебя уволят с работы.

— Так может, я в библиотеке отсижусь, а утром на работу пойду?

— Не вариант. — отрезал Семён. — Завтра утром все, кто не окажется на рабочем месте без уважительной причины, будут отстранены от работы и на них заведут уголовные дела. Таков план у руководства. Кузнецов хочет замедлить работу в корпусах. Не хочет, что бы Мирон закончил свои дела. Поэтому в библиотеке ты не останешься.

— И как мне быть?

— Иди сейчас на остановку перед библиотекой. Подъедет траурный трамвай и остановиться. Сядешь в него. Он довезет тебя до остановки, где улица Огневая. Найдёшь Анну Сергеевну и попросишь её провести тебя через подземный ход, в подвале дома, за территорию города. Скажешь, что Семён очень просит, она поймёт. Этим ходом давно не пользовались, но он точно есть. Окажешься между стен. Там держись правой стороны и ищи ржавую железную дверь. Я постараюсь открыть ее. Прошу тебя, поторопись. Нину с собой не бери, это может быть опасно.

Зазвучали короткие гудки. Семён повесил трубку. Я посмотрел на Нину. Она всё слышала и молча кивнула мне. Нужно было идти.

На улице уже стемнело. Повсюду зажигались уличные фонари. Стоять на ярко освещённой остановке было жутко. А если патрульный трамвай поедет, тогда что? Бежать? Прятаться? Нина крепко держала меня за руку. Зазвенел приближающийся трамвай, мы замерли в страхе. Нет, не зелёный. Как Семён и обещал, приближался траурный и на нашей остановке затормозил. С лязгом распахнулись старые двери. Я испуганно глянул в темноту за ними - никого.

— На удачу, — поцеловала меня в щёку. — Иди. Быстрее иди. И пусть всё будет хорошо.

Я забрался в трамвай. Двери захлопнулись. Замазанные краской окна скрыли от меня улицу. Я оказался в темноте и на ощупь нашёл сиденье. Трамвай затрясся и поехал. В темноте я совершенно потерял счет времени, словно оказался в другом, потустороннем мире. В этих трамваях перевозили мертвецов на кладбище. Там похоронная бригада предавала тела усопших земле. Поговаривали о строительстве крематория и полной автоматизации процесса. Трамвай заезжает в крематорий, гроб вынимает робот, и в печь.

А если и меня в печь? Нет, это темнота так действует. Мерещится всякое, мысли дурацкие лезут в голову. Я затряс головой, пытаясь избавится от чертовщины. Но почему же так долго едем? Устал ждать.

Трамвай дернулся и остановился. Двери открылись. Я вышел. Но нужно было ещё дойти до той улицы. Я шел, стараясь держаться в тени. Обходил гаражи с задней стороны, старался держаться подальше от открытых мест. Мимоходом поглядывал на горящий свет в окнах пятиэтажек. Сколько людей там живёт? Дома словно пустые. Во дворах ни души. От этого становилось ещё страшнее. В одной из пятиэтажек свет горел в нескольких окнах.

Другая была освещена практически вся. Значит, люди живут. А где собачники, выгуливающие собак вечером? Где играющие дети? Где люди, возвращающиеся с работы и переговаривающиеся возле подъездов? Почему так пусто? Это так называемый комендантский час?

Когда я услышал шум приближающегося автомобиля, то от страха спрятался в ближайших кустах. До такой жути дошёл. У дома напротив остановился зелёный микроавтобус. Водитель, в темноте было не разобрать его лица, вышел и открыл задние двери. Из кузова начали выпрыгивать люди в серебристых, как у пожарных, защитных костюмах. Они негромко переговаривались. Доставали какое-то снаряжение.

С работы возвращаются, подумал было я, и только хотел расслабиться и вылезти из кустов, как увидел, что за оборудование они разбирают. Они, помогая друг другу, одевали на себя огнемёты. Я увидел, как один из них поджёг свой, видимо испытывая, и прикурил от него. Огнемёты? Но зачем?

Нет, с такими людьми лучше не здороваться. Я подождал, пока они скроются в подъезде дома и на корточках пробрался дальше. Вот и она Огневая улица. Вернее, тупик. Вот и знакомый дом. Я со всех ног кинулся по лестнице, позвонил в дверной звонок. Мне никто не открыл. Может, она спит и не слышит? Я звонил ещё и ещё. Дверь не открывалась. Я запаниковал. Что же делать? Я вышел из подъезда и начал глазами искать окно, где жила Огневая. Вроде нашёл. Окно было освещено. Значит хозяйка дома. Но почему не открывает дверь? Я решил попробовать еще раз достучаться до неё.



— Так, а ты чего тут делаешь, в такое время? — раздался знакомый голос.

Я испуганно обернулся. Анна Сергеевна стояла позади меня, нагруженная тяжёлыми сумками. Она судя по всему тоже испугалась и узнав меня, облегченно вздохнула. Я объяснил ей, почему я здесь и попросил помощи.

— Сумки неси, только осторожно, банки там не разбей, — велела она мне.

Я выхватил сумки у неё из рук. Тяжелые. Да как она их несла-то. Мы поднялись к ней в квартиру. Анна Сергеевна устало пыхтела, пытаясь ключом отпереть дверь.

— Вымоталась за день, — объяснила она, когда зашли к ней в квартиру. — Весь день таскаю и таскаю. Нельзя их ликвидаторам оставлять. Соседи всё-таки.

— Кто соседи? Это разве не соленья на зиму? — не понял я её.

— Какие соленья, телок ты глупый? — возмутилась Огневая. — Пошли в ванную, покажу.

В ванной комнате она начала доставать банки из сумок и открыв, выливала содержимое в ванную. Желе? Я заглянул в ванную и отшатнулся, меня чуть не вырвало. В ванной плавало нечто. Булькающая розовая жижа, я успел заметить всплывший глаз. И какие-то ошмётки кожи.

Анна Сергеевна увидела мою реакцию и грустно вздохнула.

— А ведь ещё два года назад она была настоящая красавица. Сорок лет. Мужчины дрались за неё. А она верность мужу хранила, сгинувшему в аварии. Отшивала кобелей. Вот скажи мне, за что нам такое наказание? Чем провинились мы перед людьми и богом? По какому такому праву нас жгут огнём?

У меня на голове зашевелились волосы от ужаса.

— У неё Аркат? Это так выглядит четвертая стадия?

— Она самая. Четвёртая. Вчера от скелета отошла. Я её в банки собрала и ношу сюда потихоньку. Мне тоже нелегко, у самой вторая стадия, да и возраст.

Анна Сергеевна, уже не стесняясь, сняла платок скрывающий лицо. Посмотрела на меня. Кожа на лице у неё обвисла. Один глаз сполз и находился почти возле губ. Она поправила его пальцами и подняла на место.

— Поможешь мне? — попросила она. — Я ликвидаторов боюсь. Они на этой неделе как с цепи сорвались. Ходят по домам, где люди остались и жгут всех. Вылавливают тех, кто еще форму не потерял и увозят. И не в санаторий. Кузнецов распорядился - убирать всех по-тихому. Особенно тех, кто пророс уже.

— Конечно, помогу. — согласился я. — А кто пророс?

Огневая не стала мне отвечать, а ушла на кухню, погремела там банками и принесла мне сумку и большой половник. В сумке звенели банки.

— Будешь собирать им. Руками не касайся, плоть очень едкая. Главное, полностью собрать. Тогда человек сохранит себя полностью и когда прорастет, сможет остаться человеком.

Я показал ей перчатки. Огневая кивнула.

— Перчатки - это хорошо. Пошли.

Мы зашли в соседнюю пятиэтажку и поднялись в полумраке на третий этаж. Огневая открыла дверь. Мы зашли в спальню. Анна Сергеевна включила свет. На кровати лежал красный скелет. На полу шевелилась комом бурая куча человеческой массы.

— Вот, Александр, не бойся, помощника привела. — сказала Анна Сергеевна. — Постараемся тебя за один раз вытащить.

Я со страхом глядел, как эта масса, куча, не знаю, как назвать, потянулась в нашу сторону.



— Доставай банки, — приказала Огневая.

Мы стали осторожно заливать это месиво в банки. Я заливал в основном, а Огневая закрывала крышки и укладывала в сумки. Этот Александр не сопротивлялся, а сам, стараясь нам помочь, старался собраться в единое целое, чтобы нам было проще. Но за один раз нам не хватило места. Потащили, что смогли. Без скелета человек весит меньше, но всё равно много. Для пожилой женщины и молодого парня он был тяжёлой ношей.

В квартире Огневой его разливали по кастрюлям и тазикам.

— Иди, собери его сам, — устало попросила меня Анна Сергеевна. — Сил моих больше нет. Там за один раз унесёшь уже, думаю.

Я подхватил сумку с освобожденными банками и побежал. Собрал оставшееся половником и руками. Во второй раз он убрался полностью. Держа сумки в обеих руках, я потащил его вниз, по лестнице, стараясь не звякать банками. Не хватало только их разбить. Я уже даже не задумывался, что происходит, когда из темноты на меня кто-то спрыгнул и прижал к полу.

— Что вы делаете... — захрипел я. Незнакомец крепко держал меня за шею. Придвинулся ко мне, и я увидел, что это был Андрей. Он тоже узнал меня.

— Ты? Какого хуя ты здесь делаешь, идиот?

Он ослабил хватку, но руку с моей шеи не убрал.

— Выжить пытаюсь. А ты?

— Выжить здесь, на Огневой? Ты хоть знаешь, что это за улица, дебил? Тут людей жрут за милую душу. В городе комендантский час, болван. Это всё! Это пиздец для любого, у кого нет нужных корочек. Ты что думаешь, тут в игрушки играют? — Андрей был растерян и взбешен одновременно.

— Я не знаю, во что тут играют. Убери руку. Я только хочу пробраться назад в общагу.

Андрей убрал руку и достал пистолет. Наставил его на меня.

— Говори, сучёныш. И постарайся не врать. Что ты забыл в этом рассаднике мрази?

Я потёр измятую шею.

— Я узнал, что в городе комендантский час. Чтобы выбраться из города мне посоветовали найти здесь подземный ход. На территорию периметра. Иначе мне каюк. Я не знаю, что у вас тут за игры, но меня тут еще никто не съел. Зато я видел людей с огнеметами, которые ходят по квартирам и наверное, жгут людей. Так что кто тут мразь, еще надо разобраться.

— Не людей жгут, а выродков, — прошипел мне Андрей. — Больные Аркатом уже не люди. Они превращаются во всё, что угодно. Некоторые даже могут прикидываться людьми. И обычных людей они едят, потому что им надо питаться. Не все, знаешь ли, согласились отправиться в санаторий под наблюдение. Их приходится отлавливать и зачищать. Другого выхода нет. Они - угроза созданная Мироном. Они мразь, в которых, не осталось ничего от человека.

— Только потому, что они скелет потеряли, не значит…

— Не в скелете дело, — перебил он меня. — Они срастаются с чем угодно, пойми идиот. Они могут срастаться со стенами, с трубами, с техникой. И перерождаются во что-то другое. Нельзя чтобы эта зараза по стране расползлась. И так в стране бардак, а тут ещё Мирон со своей станцией плодит уродов. А есть такие, что выглядят как люди, но когда надо, они превращаются в жижу, и обволакивая, съедают людей. Я уже такое видел, поверь мне. Детей едят. Своих же родственников, соседей. Мы для них корм.

Я молчал. Он покрутил пистолет в руках.

— Что же мне с тобой делать?

— Отпусти меня. Я попробую всё таки по-своему проникнуть за стены, — предложил я.

— Да? А как я могу тебе верить после того как увидел тебя здесь?

Я взбесился. После всего, что я увидел сегодня, мне уже было совершенно наплевать, что он со мной сделает.

— Тогда убей меня, если так хочется, — зло сказал я. — Только ты сам говорил, что нужно доверять людям, которые с тобой живут в одной комнате и делят с тобой хлеб. Твои же слова.

Андрей побледнел. Кажется, я ударил его по больному.

— Хорошо. Иди. И сумки свои забери. Считай, что я тебя не видел. Но, если тебя сожрут сегодня... Если сдохнешь, я не буду тебя оплакивать. Запомни это. Понял?

Я подхватил предательски звякнувшие сумки и побежал в дом, где жила Огневая. Она благодарно забрала остатки Александра. Я рассказал ей про ликвидаторов.

— Ничего, помощь уже в пути, им этот рейд дорого обойдётся, — махнула она рукой. — Сейчас надо тебя вывести.

Огневая привела меня в подвал. Я шёл за ней, пробираясь в темноте под скоплениями труб, низко нагибая голову.

— Виктор Аркадьевич! — позвала в темноту Анна Сергеевна. — Посветите нам, пожалуйста, молодого человека, надо за стены вывести. Откройте нам.

Подвал осветился зелёным светом. Я изумленно захлопал глазами. Стены подвала, были покрыты чем-то похожим на кожу и в рубцах. Свет шёл от маленьких зелёных шариков, свисавших повсюду. Шарики шевелились.

Перед моим лицом с хлюпаньем опустилась лиана, сплетённая из мышц. На конце её болтался глаз который уставился на меня.

— Этот, что ли? — раздался скрипучий голос.

— Он самый. Виктор Аркадьевич, уж не откажите. — попросила Огневая.

Лиана спряталась на потолке.

— Хорошо. Проходите, пожалуйста. Дверь я сейчас открою. Только поосторожнее, там скользко. Кошку ел. — сказал нам невидимый голос.

Это был человек, думал я, оглядывая внутренности подвала, но как разросся. Он оплетал своей плотью водопроводные и канализационные трубы. Соединялся с проводкой, уходил в стены. Разве такое возможно? Хотя какая, в сущности, разница. Что нас делает людьми? Возможность думать? Абстрактное мышление? Я слишком молод и не привык задумываться, мне не хватало опыта решать такие загадки. Я шёл по подвалу в след за Анной Сергеевной и, если честно, восхищался. Восхищался способностью этих людей жить, не смотря на то, что с ними происходило.

— Прошу, а вот и дверь. Отсюда ты попадёшь, куда тебе надо. — сказала мне Огневая.

А да, продолжение выложу в понедельник. ЯП почему-то ip домашнего компа заблокировал. По четвёртой статье. Так что теперь только с рабочего.

Так не честно!!

Размещено через приложение ЯПлакалъ

Я эту повесть пару месяцев назад в аудиоварианте слушал.
Талантливо, интересно, мне зашло

Это сообщение отредактировал Ruslan34 - 18.10.2024 - 15:16

Уууу понедельник далеко 😁

Размещено через приложение ЯПлакалъ

Я аудиокнигой слушал этот рассказ. Хорошая фантастика.

Размещено через приложение ЯПлакалъ

Что поделать, видимо я заспамил Яп своими рассказами. Намекают, что надо быть скромнее.

В закладки

Размещено через приложение ЯПлакалъ

На ютубе это есть в аудиоформате.

Размещено через приложение ЯПлакалъ

Вот уж дудки!
Будьте добры, продолжайте!

Размещено через приложение ЯПлакалъ

Это я у Аббаддона слушал. Длинная вещь!

Размещено через приложение ЯПлакалъ

Вот вы где все подписчики Абаддона прячетесь

не люблю аудио, даешь буквы!!! все плюса потратиль...

Размещено через приложение ЯПлакалъ