Глава 16
1.
Требухашка сейчас напоминал мне крысу, застрявшую в булке для хот-дога вместо сосиски.
Голова, торчавшая из кокона, жадно следила, как я раскладываю продукты в холодильнике по полочкам, и пускала тонкие полоски слюны.
— Кушать хочешь? Сейчас пожарю колбаски с яичницей. Надеюсь, ты такое употребляешь.
Глазки-бусинки продолжали следить за мной, маленький кадык дергался. Уши, как локаторы, поворачивались за моей тенью.
— Ты там застрял, что ли? Ну, в этом коконе своём. Ни туда и ни сюда, получается. Может, помочь как-то надо при ваших родах?
Я посмотрел на кухонный нож и показал его существу.
— Может, аккуратно разрезать шкурку и выпустить тебя на свободу? Так это у вас делается?
Мордочка зашипела так, что я отошел на шаг и прикрылся доской для нарезки.
— Ну ладно тебе. Пошутил я. Делай как хочешь. Жрать будешь?
Ему понравилась жареная колбаса, только нужно было поломать её на мелкие кусочки и подавать в пасть, как дрова в печь. Сам он ещё своими конечностями орудовать как следует не умел.
Как два холостяка, мы не спеша поужинали, думая каждый о своём. Когда со стола было убрано всё лишнее и на скатерти возлежала только моя странная гусеница, пришло время главного вопроса.
— Покажи мне, — сказал я негромко и наклонился чуть ближе. — Покажи мне, что происходит. Я знаю, что ты знаешь.
Требухашка зашипел. Но негромко. Предупреждающе, как мне показалось, и посмотрел мне в глаза снизу вверх.
— Что?
Он опять зашипел, вытянул четыре тонких, как веточки, щупальца, потянулся, растянулся и спрятал их внутрь себя, как в хранилище. Передо мной снова лежала гусеница с непропорциональной зубастой головой.
Я положил руку рядом с ним, и монстр принюхался, высунул серый язычок и лизнул кожу. Втянул язычок, оскалился и зашипел едва слышно.
Я погладил его другой рукой, ощущая лишь лёгкое омерзение от прикосновения к холодной кожуре панциря. Потом взял посередине и аккуратно положил на свою обнаженную руку. Именно этого ему хотелось: почувствовать меня или наладить связь между нашими организмами. Конечно, можно было дождаться сна и увидеть всё позже, но мы должны были спешить. Тучи собирались над городом слишком быстро.
Требухашка посмотрел на меня, чуть вывернув шейку. Ему было неудобно, но он хотел это сделать. Я наклонился поближе.
— Что, дружок?
И он укусил меня за руку, жадно впился зубками в запястье.
Сон 3.0
Железный, бездушный голос объявил о скорой остановке. Я выглянул в окно последний раз, встал, надел панаму и взял в правую руку портфель. Прошёл через весь вагон в тамбур и остановился, ожидая прибытия. Старуха с огромным баулом на спине и двумя сумками на полу смотрела подозрительно. Не нужны мне твои вещицы, бабушка. И как только силы хватает в семьдесят лет таскать такие тяжести.
Я улыбнулся ей и первым выскочил на перрон. Баба улыбкой не ответила, и помощи я не предложил. По своим делам мы получим.
Вокзал в это время был безлюден: где-то вдали мелькал работник в оранжевой спецовке, лениво махавший дурацкой метлой. Пассажиров сейчас не было, обслуживающего персонала тоже. Можно было бы стартовать прямо сейчас, наплевав на бабку, но осторожность не повредит. Я зашёл за здание и оглянулся. Бабка стояла, облепленная своими вещами, как террорист взрывчаткой, и близоруко набирала номер на допотопном телефоне.
Работник с метлой отвернулся, больше никого на горизонте не видно. Таксисты, судя по всему, ещё спали. Этот рейс никто не встречает — невыгодно ночевать в ожидании пассажиров.
Я прижал дипломат к груди, чуть согнул ноги в коленях и уверенно взлетел вверх. Ни страха, ни неприятных ощущений, как раньше, — только приятный свежий ветерок обдувает тело, наполняя лёгкие прохладой.
Замер на секунду на крыше вокзала. Осмотрелся и полетел дальше. Дома подо мной мелькали, как разноцветные коробочки, одинокие люди — как точки, а машинки казались игрушечными.
Я поднялся чуть выше, чтобы не запутаться в проводах, но не так высоко, чтобы голова кружилась от недостатка кислорода. По правую руку осталась школа, в которую я ненавидел ходить и где меня когда-то не хотели принимать в пионеры.
Вот и мой дом, с ворчливой старухой-женой и детьми, по которым я иногда скучаю. Брысь! Не место вам в моей голове! Увидимся обязательно, но, наверное, уже не в этой жизни.
Достигнув цели, я окончательно забыл о прошлом и взялся за настоящее — ждал его. Он долго ждать не заставил.
Люди. Пунктуальность и монотонность жизни — это то, что отличает их от нас. Встать в пять. Поесть самому, покормить выродков, поругаться с женой и бежать, роняя портфель, на автобус, который приходит в одно и то же время каждый день на протяжении многих лет. Но они так любят ломать то, что строят. Да я и сам был таким. Сломал свою жизнь, свою рутину — ту, что выстраивал годами. Только мне это пошло в плюс. Вот в чём между нами разница: я сделал то, что нужно, и возвысился, а они просто ставят себе подножки.
Вот он. Один из таких. Алкаш и ублюдок. Из тех, кто портит жизнь себе и окружающим. Выполз на улицу в поисках бухлишка. Шесть утра, а он уже не спит, ищет опохмела. Закурил вонючую дрянь и развалился, как польский король, на лавочке.
Остановил моего клиента: тот собирался проскочить, но не успел. Мучается — хвалёное воспитание не позволяет отодвинуть пьяницу в сторону и пойти по своим делам. Слушает, а я вынужден висеть над ними, как человек-летучая мышь, и ждать, пока алкаш наговорится. Взрезать бы ему глотку, но шум поднимать неохота, по крайней мере в этом районе. Не этим чудесным утром.
Мой человечек наконец-то вырвался из «свежих» объятий и побежал дальше. Я хотел спуститься и проверить квартиру, но алкоголик продолжал сидеть, как привратник, — и встречаться с ним не хотелось. Пошлю сестру или кого-нибудь ещё, пусть проверят.
Мне важнее намекнуть клиенту, что он не один и я лечу за ним. Прячусь на крышах, иногда накрываю его тенью, но глупец не видит. Заходит на склады, встречает старого уголовника Толика и вместе с ним начинает играть в пинг-понг ящиками. Я лениво наблюдаю за происходящим, пока челюсть чуть не сводит от зевоты.
Ласточкой нагло пролетаю над ними и опускаюсь у раздевалки — там, где они переодеваются, обедают и курят свои омерзительные сигареты. Я слышу, как они переговариваются, и улыбаюсь. Выдёргиваю перо из крыла и прощаюсь с ним. Да, это немного сентиментально, но я сентиментален. Вставляю перо в дверь и, полюбовавшись красотой, взлетаю.
Делаю круг над магазином и возвращаюсь на вокзал. Нужно встретить кое-кого.
2.
«Бах! Бах!» — гремело в голове.
Рука затекла и болела в месте укуса. Я открыл глаза и осмотрелся. Требухашка заснул, пуская слюни и наполовину вытащив клыки из моей руки. Он, кажется, спал, если не сдох.
В дверь постучали, и я понял, почему сон оборвался и что это за «бахи».
— Сейчас! Подождите!
Требухашка лениво открыл глазки и посмотрел на меня. В дверь опять постучали, и он покосился в ту сторону.
— Нужно спрятаться, — прошептал я и, не делая резких движений, поднял его. Сунул в коробку и коробку, как обычно, под кровать.
На пороге стояло трое: Андрей — сосед сверху, улыбающийся и с дымящей сигаретой в руке, Костян — чистый, выглаженный и выбритый, и третий участник банды. Тоже аккуратный, но какой-то серый, непричесанный и со вселенской тоской в глазах. Он стоял поодаль, прячась за спинами друзей.
— Здравствуйте, — сказал Костян. — Мы к вам.
Он держал большую коробку шоколадных конфет и конверт с Машей из мультика.
— Мы войдем, слышь? — уточнил сосед. Я вспомнил, где оставил Требухашку, и обреченно кивнул.
Гостей усадил на кухне, а дверь в спальню предусмотрительно закрыл, чтобы не заглядывали. Костян чинно налил себе воды из-под крана и медленно выпил. Андрюха попросил разрешения закурить и, получив отказ, погрустнел, но спорить не стал. Серый (его так и звали — Сергей) устроился тихо у стеночки.
— Что? Хотите мне сказать, что сработало?
— А разве не видно? — развел руками Костян. — Я не знаю, что ты сделал, потому что не помню, но у меня ни в одном глазу. После того как был у тебя, ни разу, ни капли, как рукой сняло. Я как будто снова офицер. Хожу гордо, с вытяжкой, и бабы заглядываются. И пить мне не хочется.
— А мне хочется, — сказал Андрей, — но редко. И терпимо. Могу удержаться и не сорваться в штопор. Ты мне тоже типа помог. Слышь, помоги Серому ещё, не в падлу, сосед.
Я знал, что они об этом попросят.
— Нет.
— Почему нет? — спросил Костян. — У тебя ведь дар. Ты можешь спасать жизни людей. Разве тебе не приятно это? Разве ты ничего не чувствуешь?
— Я просто устал и хочу спать. И никакого дара у меня нет. Просто самовнушение. Попробуйте сходить к Зульфие или типа того.
Костян и Серый беспомощно посмотрели на соседа. Я не знаю, почему решил с ними так разговаривать, но цену себе не набивал. Просто хотелось спать и всё.
— Слышь, вот, — Андрей уже протягивал мне конверт, смущаясь, как девчонка. — Слышь, это мы собрали всё, что могли. От нашего стола вашему.
Конфеты он почему-то не предлагал. А я бы выпил вечером с чаем.
— Я мзду не беру. Говорю же, не целитель я и не собираюсь заниматься всякой ерундой. Мне завтра на работу.
— Здесь много денег, — сказал Андрей и конвертом помахал. — Твоя месячная зарплата. Возьми Серого, и ещё будет столько же.
— Если нужно, мы ещё клиентов приведём, — сказал Костян. — И они тоже платить будут. И намного больше. Работу бросишь свою навсегда и будешь на нетрудовые жить. Нафига тебе эти ящики?
— К Зульфие, — сказал я. — Чего не понятно?
— Пожалуйста, — прошептал кто-то, и Серый встал. Он уже практически слился с моей серой стенкой, и руки у него так страшно дрожали, но он поднялся. — Пожалуйста, помоги. Я так не могу больше. Хочу как они. Помоги, а?
Я посмотрел на него, посмотрел на его друзей и понял, что нужно попробовать ещё раз. Чёрт с ним, с этим сном. Высплюсь на том свете. А если учесть, сколько у меня врагов, то заснуть вечным сном я смогу очень скоро. Почему бы перед уходом не спасти ещё одну жизнь? Вон, Костян с Андрюхой какие красавчики.
— Ладно, я, — сунул конверт в карман, — попробую. Только конфеты оставьте.
***
Двоих я выпроводил, отобрав конфеты и кружку с водой, которую Андрей чуть не вынес за порог. Серый, побледневший еще сильнее, машинально «ломанулся» за ними, и мне пришлось ловить его за рукав.
— Куда собрались, господин больной?
Он понурил голову и вернулся на кухню.
— Слышь, — сказал сосед, одеваясь, — ты прямо скажи, как тебя за Серого отблагодарить? И вообще, хотелось бы от всех троих подарок вручить. Только не очень дорогой, слышь?
Они смотрели, как я чешу тыковку снизу вверх, а Серый подслушивал с кухни.
— Планшет недорогой. Чтобы кино смотреть, всегда не хватало этого девайса.
— Замётано, — кивнул Андрей, переглянувшись с друзьями, и я махнул Серому. — Идём в комнату, что ли! Раздевайся!
Тот беспомощно посмотрел на Костяна.
— Если будете смотреть друг на друга, то как бы не я о помощи просил.
— Ладно-ладно, слышь, мы уходим, — двое ушли, не оглядываясь, оставив друга на «растерзание».
Требухашка не выдал себя и лежал тихо, как мышка, пока я подготавливал «рабочее» место.
— Садись на стул, — показал я сиротливо стоящему в углу мужчине, и он послушался, ежесекундно оглядываясь. — Не оглядывайся.
Он вроде бы понял и сел, но в карман полез и цепочку, такую же серую, как сам, из него потянул.
— Что это? — спросил я, закрывая дверь в комнату.
— Золото. Фамильное. То есть семейное. Это вам.
— Не нужно! — я даже руки за спину спрятал. — Брысь! Спрячь и домой отнеси. Я же сказал, что я вам не экстрасенс какой-нибудь. Мне деньги не нужны, парни притащат планшет — и в расчёте будем.
(Конверт с деньгами в кармане не даст соврать.)
Серый послушался и золото спрятал.
— Я же говорил раздеться до пояса.
Серый беспомощно посмотрел мне в глаза и выполнил приказ.
— Не оглядываться. Терпеть. Повязку не снимать.
Крылья у него были тощие, засохшие, серые, как его кожа и жизнь в целом, но жизненную энергию выкачивали не хуже остальных. Я уже немного понимал в этих отростках — нет крыльев, нет проблем. А выкорчёвывать их я хоть и научился, никто этого лучше, чем Требухашка, не делал.
Дальше всё пошло как по маслу. Аккуратно достал коробку, а из коробки плюшевого монстра и, как наклейку, прилепил его на бледную спину пациента.
Вспомнил, что не завесил окна, и задернул занавески, пока личинка работала челюстями, раздуваясь, как пиявка, раздувается от крови. Мерзко это выглядит и отвратительно, но если не всматриваться и не вслушиваться — то норм.
Требухашка закончил и даже облизал отверстия в спине, дезинфицируя, а я спрятал его в коробку и проводил Серого на выход.
Можно мне уже поспать?
3.
Проснулся от писка и сразу сообразил посмотреть на пол. Требухашка, хоть и был ещё пленником своего тела, умудрился вылезти из коробки и сейчас пищал посреди комнаты, поглядывая на меня.
Пришлось вставать и засовывать его назад в коробку. А потом сон не шёл, пришлось снова вставать и переносить коробку на кухню, чтобы гад мелкий подышал свежим утренним воздухом. А потом уже и есть захотелось, и мелкого пришлось кормить. Короче, больше я и не ложился.
Когда закончили со всеми утренними процедурами, долго смотрел на телефон и, наконец, решился. Я набрал Витьку.
Гудки шли — ответа не было. Трубку друг не взял. Наверное, спал или не хотел со мной разговаривать. А может, сидел на унитазе и рубился в какую-то игрушку, отвлекаться не хотел. Ничего, до вечера перезвонит.
Накормленный монстр искоса поглядывал на меня и подмигивал одним глазом.
— Ты на что намекаешь, шалун?
Конечно, он молчал.
— Когда вылазить будешь? Летать уже пора. Крылышки размять, зубки почесать. А то нас тут уже окружают потихоньку. Ты ведь сам мне передачу показал про крылатого. Он за мной следил. Знает, где я живу, где работаю, с кем общаюсь. Это ведь тот, о ком я подумал? И он ищет тебя, верно?
Требухашка молчал.
— Не знаю, что мы с тобой будем делать, друг. Но оставить тебя дома я уже не могу. Ты беспомощен, как цыплёнок, и если крылатые войдут, то я даже не знаю, что случится. ... И Витька, гад, трубку не берёт.
***
Требухашку пришлось взять с собой. Завернул его в полотенце, оставив голову наружу, уложил на дно пакета. Сверху накидал сменной одежды, чтобы не придушить, и пошёл на работу.
В подъезде никого не было, во дворе тоже никто не ждал, даже сосед не курил. Требухашка сидел тихо, не издавал ни звука. Я время от времени посматривал наверх, но никого не заметил — ни в воздухе, ни на крышах домов. На работу добрался спокойно.
День прошёл без происшествий, если не считать одного момента, который немного выбил из ритма. Припёрлись мои алкаши. Да, именно так — мои алкаши, без кавычек. Имею право.
Мы с дедом уже поели, но обед ещё не закончился. Дед вышел на улицу покурить, а я, изнывая от скуки, пошёл с ним. С каждым днём всё тяжелее сюда ходить. Время тянется, растягиваясь в три раза, и только обеденный перерыв пролетает незаметно. Мне бы до зарплаты дотянуть, а там пора валить. Проживу и без этой мелочи, которую здесь называют «зарплатой».
— Мишка, это к тебе? — встрепенулся Толик, и я обернулся.
Весёлая троица анонимных алкоголиков шагала через двор, направляясь точно залпом ракет в мою сторону. Во главе шествовал неунывающий сосед по кличке «слышь Андрей», он широко улыбался и тащил небольшую коробку. Рядом шагал Серый — этот, как всегда, мрачный, но, завидев меня, оживился, начал хлопать друга по плечу и оживлённо махать рукой в мою сторону. Ракеты слегка изменили траекторию.
— Сваты, что ли? — удивился дядя Толик, не дождавшись ответа. — Такие серьёзные. Мне можно послушать? Умру от любопытства, напарник, если выгонишь. Разве не ты должен их к Катьке посылать?
Тут до него дошло, и он охнул:
— Точно, ё-моё. Она ведь на работе.
Я попросил Толика не страдать ерундой и молча курить, а сам медленно поднялся.
Троица приблизилась и остановилась. Третьим шёл, кстати, Костян.
— Здорово, парни, — кивнул Андрей, и все начали друг другу жать руки. Из офиса выглянул хозяин, хотел что-то сказать, но, передумав, снова скрылся. Обед не кончился, сила ещё не на его стороне.
— Можно говорить? — спросил Андрей. — Или отойдём в сторонку, слышь?
— Чего стесняться? У нас секретов нет, — заговорил дядя Толик. — Мы с Мишкой тут подружились, ё-моё. Как отец с сыном, практически. Да, напарник?
— Помогло, что ли? — спросил я, не слушая старика. — Так быстро?
Они улыбнулись так широко, что чуть не ослепили, гады.
— Так ты его сам спроси.
Серого можно было и не спрашивать. Он сиял и одним своим видом показывал, что больше не хочет болеть.
— Вы о чём? — полюбопытствовал дядя Толик, но ему не ответили. — Парни?
Серый поднял руку, раскрыл ладонь и держал её горизонтально, чуть не уткнув мне в нос.
— Не дрожит. Совсем. Видишь?
И вдруг он заплакал. Плечи задрожали, глаза он прятал и слёзы руками вытирал.
— Простите, пацаны.
Дядя Толик затушил сигарету и засобирался в коптёрку. Мне тоже пора — работа ждать не будет. Серый продолжал лить слёзы.
— Вот, — сказал сосед и протянул коробку. — Планшет, как просил. Такой? От души.
— Спасибо, — сказал я. — Отказываться не буду. Но и возвращать не буду, если сорвётесь. Я никаких гарантий не давал.
— Ненужно гарантий, слышь, — махнул рукой Андрей. — Дальше мы сами. Кто начнёт — пусть и подыхает в канаве. Шанс ты нам дал. Слышь, дай обниму.
И он вдруг бросился давить меня необычно сильными руками, прижимая к своей груди. А потом подскочил Серый и тоже влился в экстаз обнимашек. Я ещё успел подумать: «Хорошо, что Требухашку не спрятал за пазухой», когда проснулся Костян.
— Качай его!
"Нет," — только успел подумать я и взлетел вверх. Троица с криками и смехом подкидывала меня, как мешок с удобрениями, а из офиса выглядывал усатый директор, прижимая телефон к волосатому уху.
***
— Не расскажешь? — в последний раз спросил Толик после работы. — Интересно же. Парни всё равно доложат. Я Андрюху знаю ещё с пелёнок.
— Вот сами пусть и рассказывают, — подхватив пакет с Требухашкой, я поспешил на выход. — А это не моя тайна.
За целый день кто только не подходил, чтобы расспросить, но я упёрся рогом и отнекивался. Это и правда не моя тайна, да и лишних слухов мне не нужно.
— Как ты там?
Требухашка поднял голову и тихо зашипел.
— Ну извини. Как я мог тебя дома оставить? Но и в пакете, наверное, адски жарко. Сейчас мороженого куплю — тебе понравится, будешь лизать из блюдечка. И накормлю тебя так, что твой панцирь лопнет. Сейчас только Катьку домой проводим, потерпи ещё немного.
Вот только бежал уже навстречу директор. Лицо у него было белее мела. Рядом с ним — какая-то заплаканная женщина, растрёпанный дедушка и полицейский.
4.
В полиции меня держали часа четыре. Говорили вежливо, предлагали сигареты, но домой не отпускали. То один заходил, то другой, то девушка ласково спрашивала, то мужик. Я всё ожидал, когда стул из-под ног выбьют и начнут прессовать, но на удивление всё было по-европейски. Даже в пакет не полезли.
Вот бы они удивились, увидев Требухашку. Представляю, как бы он оскалился и зашипел со дна, и как бы визжали девчонки в форме. А что было бы дальше — у меня фантазии не хватает.
А если бы у меня окровавленные вещи Катькины в пакете лежали, а они прохлопали? Нельзя им, что ли, просто так обыскивать? Всегда ведь можно было.
***
Катька пропала вчера вечером. На работе её не было, как думал напарник. Он просто привык, что она всегда работает в эту смену, вот и ляпнул, а на самом деле даже её не видел. Родители говорят, что поздно вечером парень зашёл и увёл гулять. А они ведь думали, что парень — это я, видели через окно. Пришлось доказывать, что не баран четыре часа.
А в соседнем кабинете, похоже, Толика прессовали, по крайней мере я вместе с ним ехал в участок. Не повезло ему с его судимостью и с тем, что Катьку знал и подкармливала она нас. Короче, судимые первые попадают под пресс, и, наверное, всю злость на нём выместили, а меня заставили протоколы подписать и отпустили вместе с пакетом. А если бы я в нём голову Катьки нес?
Первым делом я проверил, как там мой червячок. Не умер и смотрел печально, облизывая пасть. Кушать хотел, но терпел и себя не выдал.
— Бедняжка, — пожалел я его, — я тебе наобещал мороженного и мяса, а уже все магазины закрыты. До десяти часов почти держали. Сегодня мы на диете и дошиках. Но перед этим ещё одно неотложное дело.
***
Бар был закрыт. В первый раз Тройка встретила меня тишиной и запертыми дверями. Чёрт. Комендантский час. С какого перепуга им работать? А я из-за этих допросов совсем забыл об этом. А копы, кстати, могли бы меня и домой подкинуть, а то сейчас другие копы схватят и назад привезут, туда, откуда пришёл.
Я побрёл домой, помахивая пакетом с Требухашкой, иногда даже чересчур резко, и время от времени поглядывал на небо. Иногда мне казалось, что кто-то пролетает над головой, и я останавливался, а Требухашка злобно шипел, но это была всего лишь летучая мышь. Иногда мне казалось, что за мной следят: вот та тень из-за угла появляется слишком часто, из разных направлений. Я останавливался, и Требухашка злобно шипел, но опять никого не было. Я даже возвращался и вызывал тень на бой, но там тоже никого не было.
Потом я вспоминал про бедную Катьку, выхватывал телефон, набирал номер и слушал тишину. Абонент не абонент. Летучая мышь не Бэтмен. А Катьки тоже больше нет.
И я вспоминал её лицо, вспоминал вкус пельменей, запах её дешевых духов и лёгкого пота. Мне хотелось рвать и метать. Бежать куда-то в бой, на помощь девчонке.
Я звонил Витьке, чтобы поговорить, излить душу и посоветоваться, но он и сейчас не брал трубку. Никто не отвечает, когда я звоню, зато я всегда готов был выслушать. А теперь его нет рядом, и мне никто не поможет.
***
Во дворе никого не было. Окна светились, соседи смотрели телевизоры, варили еду, делали уроки, ссорились и, бог знает, чем ещё люди занимаются во время комендантского часа.
Андрей курил в форточку и помахал мне, я помахал в ответ и зашёл в подъезд. Кто-то опять выкрутил лампочку. Я сам по малолетству занимался таким хулиганством, теперь понимаю, что бы со мной было, если бы взрослый поймал на горячем. Очень уж бесят эти шутки, особенно когда сам лампочку покупал и вкручивал.
То, что меня ждут в темноте, я определил по запаху. Понял, но напрягаться не стал. Не то чтобы я различаю бомжей по амбре, но одно то, что это был бомж, меня уже успокаивало.
— Георгий, ты что ли?
Тень шевельнулась, и я увидел, где он стоит. Щёлкнула зажигалка, освещая коридор. Георгий спрятался в подъезде вместе с велосипедом. Одной рукой он держался за руль, а второй поднял огонёк, показывая своё лицо.
— Как видишь, Чистомен.
— Лампочку ты украл?
Бомж хрюкнул, это означало несогласие, наверное.
— Меня мама прислала. Где ты ходишь так долго? Тебя час назад полицаи отпустили.
— Ого. Агентура работает. Даже не буду спрашивать, откуда ты это знаешь, старик.
— Наши люди на каждой мусорке, — улыбнулся он в бороду, — по всему городу. Мы всё знаем и всё видим.
— Лучше бы вы общественные бани контролировали, а то сейчас на запах соседи сбегутся, и разговора не получится. Ты ведь не просто так пришёл, Жорик?
— Не старайся хорохориться, друг. Мама говорила, что ты будешь пыжиться.
— Молодой, — подытожил я, но непрошеные мурашки побежали по спине. Что-то не так было в его тоне. Нет, он не пугал меня, по крайней мере, не специально.
— Мама привет передаёт. Понравился ты ей, хороший мальчик, говорит, добрый. Жалко, если что случится.
Он закрыл зажигалку и пропал в темноте. Глаза ещё не успели адаптироваться, и я слышал только запах, к которому ещё не успел привыкнуть. Запах прошёл справа и замер. Колёса перестали шуршать.
— У тебя что-то есть. Что-то ценное. И тебя ищут очень плохие ребята. И когда они придут, то заберут то, что им нужно. Так велела передать мамочка.
Я сглотнул, и звук этот прокатился грохотом с первого по пятый этаж.
— Но даже если ты им всё отдашь, что они хотят, — тебе всё равно не жить. За тобой тоже придут.
Он покатил велосипед дальше, спустил его по ступенькам, а я всё ждал, не решаясь спросить. Дверь приоткрылась.
— Георгий?
— Что?
— Когда они придут?
— Сегодня ночью.
Он вышел на улицу, и во дворе я его догнал — протянул коробку с планшетом.
— Передай мамочке. Я обещал. Пусть смотрит любимого Штирлица.
— Так точно, — грустно улыбнулся дед и коробку принял. — Беги, парень. Спрячься у знакомых на время и свали из города, так быстро, как сможешь. Лучше уже завтра с утра. Только не суйся на ЖД.
— Почему?
Он уже перекинул ногу через раму и готовился стартовать вместе со своим запахом.
— Говорят, что там их особенно много. Уезжай попутками и не возвращайся. Здесь плохо.
Он покрутил педали, не оглядываясь, а я оглянулся на светящийся окнами дом. Абсолютно нормальный дом с живыми нормальными людьми.
— Ну что, Требухашка, будем бежать?
Зверёк зашипел на дне пакета. Скорее от голода, чем от злости.
— Вот и я говорю. Сначала поедим. На голодный желудок такие дела не решаются.
5.
Бомж напугал. Я только вида не показал сначала, мужики не трусят и всё такое. Но как-то накатило много чего в один момент. Это просто был последний пинок для ускорения. Ещё под впечатлением, я залетел домой и первым делом запер дверь. Отнёс Требухашку и наконец-то выгрузил его в коробку на столе. Плотно закрыл форточку и занавесил шторами окно. Тоже проделал в комнате и вернулся в коридор. Подтащил шкаф и придавил дверь. Добавил кресло, а на кресло — стул. Выглядело это смешно, но может быть хоть ненадолго их задержит, хотя крылатые спокойно войдут через окно, если захотят — высота им не помешает.
Требухашка вдруг заверещал, и я бросился на кухню. Никого не было — мелкий просто хотел жрать. Как же я его понимаю. Нарезал колбасу и лопали вместе, поглядывая в окно. Свет на кухне я выключил, чтобы не спалиться. Кушали при свете мобилки, которую я поставил заряжать на всякий случай. — Ну что, Требухашка? Мой дом — моя крепость? Не очень похоже, да? Требухашка молча жевал свою колбасу и не отвечал, а мне страсть как хотелось с кем-то поговорить. Сойдёт и этот собеседник на вечер. — Вот и я о том же. Если захотят войти — войдут. Хорошо, что мы с тобой не в Америке. Сейчас бы сидели в частном доме за городом, с кучей стеклянных дверей и окон — заходи, кто хочешь, с любой стороны. Здесь так не прокатит. Пока будут дверь выбивать, соседи услышат шум и заинтересуются, полицию вызовут. Нам бы только с тобой простоять столько, сколько нужно. Как в этой книжке про ведьму — до первых петухов.
В стекло что-то стукнуло, и я вздрогнул. Требухашка тоже покосился в ту сторону. — Чего же ты лежишь, как связанный? — я прошёл к окну и, не включая свет, отодвинул занавеску. Никого не было, стекло чистое — просто случайная ветка прилетела. Во дворе тоже никого. Пока никого. — Пора бы уже покинуть кокон. Вот сегодня самое время. Мне лишние зубы не помешают. Требухашка смотрел в сторону. Чтобы следить за мной, ему нужно было поворачивать голову во все стороны, но сейчас с этим у него были проблемы. — Придётся использовать тебя вместо живой дубинки, если они полезут, — говорил я, сам себя всё больше запугивая. Мне уже представлялось, как лезут крылатые через двери, через окна, падая, поднимаясь по битому стеклу, оставляя кровавые следы. Падают, организуя кучу малу, и поднимаются, рыча. Всё с одной целью — добраться до меня и убить вместе с питомцем. — Может, Лёшке позвонить? Есть у меня один знакомый полицейский. И что я ему скажу? Я вернулся на место и сел, погладил осторожно Требухашку. Надавил осторожно на плоть, пытаясь понять, можно её срывать или нет. Зверёк зашипел и попытался цапнуть меня за палец. — Ладно-ладно. Не трогаю. Похоже, само должно отвалиться. И не спросишь ни у кого, что делать с тобой.
***
Бомж напугал. Я только вида не показал сначала, мужики не трусят и всё такое. Но как-то накатило много чего в один момент. Это просто был последний пинок для ускорения. Ещё под впечатлением, я залетел домой и первым делом запер дверь. Отнёс Требухашку и наконец-то выгрузил его в коробку на столе. Плотно закрыл форточку и занавесил шторами окно. Тоже проделал в комнате и вернулся в коридор. Подтащил шкаф и придавил дверь. Добавил кресло, а на кресло — стул. Выглядело это смешно, но может быть хоть ненадолго их задержит, хотя крылатые спокойно войдут через окно, если захотят — высота им не помешает.
Требухашка вдруг заверещал, и я бросился на кухню. Никого не было — мелкий просто хотел жрать. Как же я его понимаю. Нарезал колбасу и лопали вместе, поглядывая в окно. Свет на кухне я выключил, чтобы не спалиться. Кушали при свете мобилки, которую я поставил заряжать на всякий случай. — Ну что, Требухашка? Мой дом — моя крепость? Не очень похоже, да? Требухашка молча жевал свою колбасу и не отвечал, а мне страсть как хотелось с кем-то поговорить. Сойдёт и этот собеседник на вечер. — Вот и я о том же. Если захотят войти — войдут. Хорошо, что мы с тобой не в Америке. Сейчас бы сидели в частном доме за городом, с кучей стеклянных дверей и окон — заходи, кто хочешь, с любой стороны. Здесь так не прокатит. Пока будут дверь выбивать, соседи услышат шум и заинтересуются, полицию вызовут. Нам бы только с тобой простоять столько, сколько нужно. Как в этой книжке про ведьму — до первых петухов.
В стекло что-то стукнуло, и я вздрогнул. Требухашка тоже покосился в ту сторону.
— Чего же ты лежишь, как связанный? — я прошёл к окну и, не включая свет, отодвинул занавеску. Никого не было, стекло чистое — просто случайная ветка прилетела. Во дворе тоже никого. Пока никого. — Пора бы уже покинуть кокон. Вот сегодня самое время. Мне лишние зубы не помешают. Требухашка смотрел в сторону. Чтобы следить за мной, ему нужно было поворачивать голову во все стороны, но сейчас с этим у него были проблемы.
— Придётся использовать тебя вместо живой дубинки, если они полезут, — говорил я, сам себя всё больше запугивая. Мне уже представлялось, как лезут крылатые через двери, через окна, падая, поднимаясь по битому стеклу, оставляя кровавые следы. Падают, организуя кучу малу, и поднимаются, рыча. Всё с одной целью — добраться до меня и убить вместе с питомцем.
— Может, Лёшке позвонить? Есть у меня один знакомый полицейский. И что я ему скажу? Я вернулся на место и сел, погладил осторожно Требухашку. Надавил осторожно на плоть, пытаясь понять, можно её срывать или нет. Зверёк зашипел и попытался цапнуть меня за палец.
— Ладно-ладно. Не трогаю. Похоже, само должно отвалиться. И не спросишь ни у кого, что делать с тобой.
Стук в дверь заставил проснуться и подпрыгнуть на стуле. Монстрёнок зашипел, а я оглянулся на окно и прислушался. Тишина, и никто в квартиру не врывается. Прошёл только час, а я уже «выключился». Я встал и, зевая, подошёл к двери, освещая путь фонариком. В дверь опять постучали: аккуратно, негромко, но настойчиво.
— Мишка, слышь? Ты дома? — А где мне ещё быть? — Ну так открывай, будем через двери базарить?
Я вспомнил, что в дверях бывают «глазки», и посмотрел в него первый раз, наверное, лет за десять. Андрей был один. Конечно, мог кто-то прятаться невидимый обзору, но это уже паранойя.
— Минуту! Разгрести баррикаду и впустить соседа заняло мало времени, но, конечно, не минуту.
— Можно? — он уже входил внутрь и с удивлением осматривался. А в руках у него была бутылка и шахматная доска. — Не, слышь, не смотри так — это квас. Домашний, натур продукт. Костян вспомнил, что умеет не только самогон гнать, вот и снабжает, слышь. А чё это у тебя за майдан, слышь? Шины будешь жечь и протестовать?
— Долго рассказывать, — я махнул рукой, но он уже ковылял на кухню.
— Вроде соседи с тобой, мужики, а не общаемся нормально. Ты меня выручил, и сидишь дома, как филин в одиночестве. Я сверху скучаю, ты снизу. Блядь, а что это, нах...? Я похолодел. Закрывая дверь, забыл о том, что оставил на столе. — Ни х-а себе, слышь? Миха, а что это за египетская ху-ня?
Требухашка тихо шипел, а я уже «летел» к ним, стараясь не паниковать. Андрей замер у входа на кухню, он успел включить свет и с открытым ртом разглядывал ощетинившегося Требухашку, который вылез из коробки и красовался посреди стола. Скрученный в хот-дог, он тем не менее злобно шипел, стараясь соседа напугать.
— Не пугай её, — я прошёл мимо него и взял гусеницу на руки.
— Оно что, света испугалось? Не нужно было включать? И что это вообще, слышь? Я выглянул в окно, собираясь с мыслями, но не увидел никого, кроме своего отражения в стекле. Нужно что-то придумать и срочно.
***
С фантазией у меня всегда были проблемы. То есть, когда не нужно — пожалуйста: полотна Босха в голове и романы Агаты Кристи. А когда весь этот бред записать необходимо или хотя бы пересказать, тогда немеет язык и сохнет воображение, как член у импотента. Именно поэтому за сочинения я всегда тройки получал.
— Это летучая мышь. Редкая порода из Аргентины. Беззубый дракон называется.
— Нифига себе, беззубый, слышь, — удивился сосед. — А можно погладить?
— Не думаю. Если не понравишься, палец отхватит легко, у него клыки как бритвы.
Андрей сразу ручки за спину спрятал. Требухашка тем временем всё шипел и злобно на него глазел.
— Слышь, а что за баррикады? Я так и не понял...
И тут меня повело...
— За моим питомцем охотятся. Зоомафия.
— Чего?
Требухашка тоже попытался шею вывернуть, чтобы мне в глаза посмотреть, но не смог.
— Зоомафия. Торговцы экзотичными животными. Беззубый дракон — один из самых редких и дорогих видов летучих мышей. Мне по знакомству достался. Я, когда за границей работал, встречался с одной местной тёлочкой. Роман крутил с ней. Она влюбилась по уши, плакала, хотела даже приехать сюда и мелкую мышку мне подарила на память о себе. Знал бы я, сколько эта тварь стоит и какие проблемы будут из-за неё, отказался бы от подарка.
— И сколько? — выдохнул Андрей.
— Лучше тебе этого не знать. Вот только я продавать не хочу, потому что, когда она вырастет, то будет стоить в десять раз дороже. Вот и прятал, пока мог.
6.
С фантазией у меня всегда были проблемы. То есть, когда не нужно — пожалуйста: полотна Босха в голове и романы Агаты Кристи. А когда весь этот бред записать необходимо или хотя бы пересказать, тогда немеет язык и сохнет воображение, как член у импотента. Именно поэтому за сочинения я всегда тройки получал.
— Это летучая мышь. Редкая порода из Аргентины. Беззубый дракон называется.
— Нифига себе, беззубый, слышь, — удивился сосед. — А можно погладить?
— Не думаю. Если не понравишься, палец отхватит легко, у него клыки как бритвы.
Андрей сразу ручки за спину спрятал. Требухашка тем временем всё шипел и злобно на него глазел.
— Слышь, а что за баррикады? Я так и не понял...
И тут меня повело...
— За моим питомцем охотятся. Зоомафия.
— Чего?
Требухашка тоже попытался шею вывернуть, чтобы мне в глаза посмотреть, но не смог.
— Зоомафия. Торговцы экзотичными животными. Беззубый дракон — один из самых редких и дорогих видов летучих мышей. Мне по знакомству достался. Я, когда за границей работал, встречался с одной местной тёлочкой. Роман крутил с ней. Она влюбилась по уши, плакала, хотела даже приехать сюда и мелкую мышку мне подарила на память о себе. Знал бы я, сколько эта тварь стоит и какие проблемы будут из-за неё, отказался бы от подарка.
— И сколько? — выдохнул Андрей.
— Лучше тебе этого не знать. Вот только я продавать не хочу, потому что, когда она вырастет, то будет стоить в десять раз дороже. Вот и прятал, пока мог.
Я рассказал о том, как с трудом провёз экзотическую мышь через границу, как прятал её под кофтой, страшно потея, потому что вывоз их из страны запрещён. А у моей твари даже не было документов и прививок. Как я учился её кормить, поддерживать нужную температуру в коробке и вообще мучился — даже на работу в рюкзаке носил.
— А этот заика, он...
— Виталий? Он зоолог, специалист по редким животным.
— Слышь, а так и не скажешь, — уважительно кивал сосед. Я попросил его выключить всё-таки свет, потому что почудились тени за окном. Посмотрел, убедился, что никого нет, и вернулся.
— Он помог мне с тренировками, с первоначальной "вылупкой" и уехал.
— Слышь, а что это за "вылупка"?
Меня уже было не остановить. Перед смертью хоть наговорюсь. А вообще у меня был план.
— Ну вот видишь? Наполовину она только вылезла из кокона? Это и есть первоначальная вылупка. В итоге она должна сбросить весь покров и измениться. Учил про гусеницу и бабочку?
— Слышь, да я там помню! Сколько лет прошло, — махнул рукой Андрей. — И что дальше было?
— Не знаю, кто меня слил, но откуда-то они узнали о том, что я хранитель редкой породы. И сделали мне предложение, от которого я не смогу отказаться.
— А ты?
— А я отказался.
Я рассказал ему о том, что мне угрожают. За мной следят и оставляют чёрные метки на дверях, и закончил тем, что в покое меня не оставят.
— Это заика тебя слил, — кивнул Андрей и подошёл к окну. Осмотрелся и отрицательно покачал головой. — Пока нет никого. Точно он тебя сдал. Мне сразу этот "зоолох" не понравился.
— Почему? — я приклеил Требухашку на холодильник, как магнитик, и сел.
— А кто ещё? Он в теме. Знает всех этих зоо-барыг. Хорошие деньги предложили, соблазнился. Так ты, слышь, спрячься в деревне, уезжай на время. Или за границу махни, слышь, ты уже в курсе, чё как.
— Поздно, — сказал я со вздохом, — слишком поздно. Сегодня они придут за Требухашкой.
— Как? — переспросил он. — Слышь, дурацкое имя. Требуху любит? Погоди, как сегодня? Откуда знаешь?
— Хорошие люди предупредили. А бежать нам некуда с Требухашкой. Будем держать оборону здесь.
Я говорил это как можно более грустно — в планы входило заполучить на эту ночь союзника, и вышло даже лучше, чем хотелось.
— Вот что, слышь, — решительно произнёс сосед Андрей и круги начал нарезать от кухни к шкафу. — Я тебя с Требухой не отдам. Мы тебе с парнями должны и вообще, слышь, русские своих не бросают. Так. Спрячешься у меня наверху. То есть спрячетесь. Мужиков я позову — прикроют. Давай, собирайся.
Он ещё раз выглянул в окно и убедился, что за нами не следят.
— Телефон оставишь дома, только на беззвучный поставь — вдруг в нём жучок, и отслеживают тебя через него. Одежду я бы тоже сменил, вдруг на ней передатчик. Мышь осмотри, не прикрепили ли к ней чего.
— Да кто что к нему прилепит, он же всегда со мной. Его не видел никто.
— Заика мог, кто же ещё. Он тебя слил, он мог и прилепить.
Пришлось для вида послушаться его и идти переодеваться, бросив ещё взгляд в окно. Тревожно мне было на сердце, и чем дальше, тем сильнее. Не подставляю ли я соседа под удар? Но и сам я не справлюсь. Подумаю об этом позже.
Андрей тем временем ходил по коридору со своим огромным телефоном и тихо говорил: «Костян, ты? Подруливай ко мне, срочно. Дело есть. Срочное! Да, сейчас! И захвати с собой (я не услышал что). Серёга? Чё молчишь? Сухой? Ни капли? Я тоже. Будешь у меня через десять минут? С ночёвкой. Нет, не употребляю. Жду.»
Он спрятал телефон и посмотрел на меня.
— Слышь, ты как новая акциза. Не сорванная. Трусняки тоже переодел? Осмотри свою птицу недоношенную сам, меня пока устраивают десять пальцев на руках и два глаза на морде.
Мне тоже не сильно улыбалось дёргать лишний раз Требухашку, но пришлось отдирать его от холодильника. Монстру, наверное, нравилась прохлада, потому что удалось это с трудом — липучками он держался до конца.
Я для вида пробежался пальцами по его влажной кожуре и посмотрел на соседа.
— Всё? Ты уверен? Тогда идём. Я выхожу первый. Посмотри на улицу.
Во дворе никого не было, и мы пошли. В коридоре тоже. Шли молча. Требухашку я спрятал за пазуху. Андрей шёл впереди и осматривал пролёты, а я за ним, старался не отставать и смотрел назад, не догоняет ли кто.
Квартира соседа была на пятом этаже, крайняя слева, и по дороге мы умудрились никого не встретить. Несмотря на разнообразную какофонию звуков, доносящуюся из-за дверей, никто не рвался на улицу.
— Постой, — Андрей полез в карман, и у меня вдруг замерло сердце: показалось, что он сейчас достанет пистолет, расстреляет меня в упор вместе с Требухашкой и выпрыгнет в окно, но он просто достал связку ключей.
— Ты чего такой белый, слышь? Дать таблетку? Заходи.
***
Я с червячком сразу сел как можно дальше от окна. Нашёл табуретку и устроился на ней, поглаживая голову питомца. Как ни странно, он не клацал челюстями и не пытался меня сожрать.
Андрей сообразил и грязно-жёлтые шторы на окне задвинул. Крякнул и, покраснев, заправил постель — будто я смотрел на неё, больно надо, у меня не лучше.
— Жрать будешь?
— Нет, спасибо, — отказался я, — аппетита совсем нет сейчас.
— Понимаю, — кивнул сосед, — в шахматы сыграем?
Я опять отказался, и Андрей погрустнел — шахматную доску в тумбочку засунул.
— Сейчас парни подойдут. Слышу шаги в подъезде.
И он не ошибся. Первым пришёл Костян и притащил с собой бейсбольную биту. Не знаю, где он её взял в нашем «селе», но выглядел дядька грозно.
— Чё случилось? — спросил он, осматриваясь, и кивнул мне. — Здрасьте.
— Не поверишь, — сказал Андрей, — но спасибо, что свою дуру захватил.
— Что там за борзые крутятся во дворе?
Я похолодел. Андрей ринулся к окну.
— Да ходят, вижу.
— Это проблема? — Костян взялся за биту двумя руками, приняв позу бейсболиста.
— Не надо, — сказал я, и Требухашка зашипел. Палка ему не понравилась.
— Ой, — Костян выронил биту, и она с грохотом упала на пол. Костян и сел вслед за ней, но друг его удержал и успокоил.
Пока он рассказывал, мы с Требухашкой следили за ним со своего убежища, точнее, я следил, а Требухашка шипел на палку, которую мог бы легко перегрызть при желании.
— Нормально, — сделал вывод Костян, — какая отвратительная рожа.
7.
Серый пришёл без оружия, поздоровался и замер на пороге с вытаращенными глазами.
— Это Требуха, китайский дракон, — представил Андрей монстра, который шипел у меня в руках, пуская слюни.
— «Беззубый дракон», — поправил я.
Костян выглядывал осторожно из-за занавески во двор и держался от нас подальше.
Серый сглотнул и вошёл, стараясь не шуметь, наверное, думал, что Требухашка «как выскочит, как выпрыгнет»...
— Какая разница. Сейчас введу Серого в курс дела.
Серый проникся темой быстро и даже погладил Требухашку, и тот, что самое интересное, его даже за это не съел.
— Видел там кого подозрительного? — поинтересовался Андрей.
— Крутятся во дворе левые. На окна смотрят. Делают вид, что «мимо проходили», но «палевно».
— Взял что с собой?
Серый показал волосатый кулак:
— Моё оружие всегда со мной. Поможем целителю, без базара, но резать я никого не буду.
— Я не целитель, — пришлось напомнить, но мой голос услышан не был.
Пошло обсуждение, что будем делать и как мне помочь. Лично у меня иллюзий не было, но мужики заняли вполне активную позицию и накидывали варианты один за другим.
— Может полицию вызвать?
— Может всем подъездом собраться и разогнать этих?
— Наделаем коктейлей Молотова и сверху кидать будем?
— Может спрячем их в церкви?
— Может вызвать такси и посадить Мишку на первый попавшийся дизель?
— А точно нужен этот монстр? Может, отдать за полцены и забыть?
— Нет, — сказал я. Требухашка подтвердил шипением.
— Требуху он не отдаст, — кивнул Андрей и закурил, — по глазам вижу. Привязался. Почти как мы к нему. Он будет защищать Требуху, а нам придётся его.
— Немного не так, — сказал я и встал, Требухашку привычно прицепил на плечо, — у меня другой план.
Я знал, что они нападут сегодня, судя по теням, мелькавшим внизу, а иногда и вверху, не ошибался. И отбиться нам, старым алкашам, вряд ли удастся. Но крылатые не должны добраться до моего питомца. Я хотел, чтобы Требухашку вынесли.
— Что? — спросили трое, и Требухашка пытался вывернуть шею, чтобы посмотреть в мои наглые предательские глаза.
— Вас они не знают. Один должен забрать Требухашку домой и сидеть там до утра, не высовываясь.
— А потом?
— Я дам телефон зоолога. Если со мной что-то случится, то свяжетесь с ним. Он знает, что делать.
Конечно, такой вариант развития событий мне не нравился, я не собирался подыхать здесь этой ночью, но нужно было подстраховаться.
— Кто возьмётся?
Мужики переглянулись, посмотрели на Требухашку, и Серый поднял руку, как в школе.
— Я могу. Я холостой, детей нет, никто и не увидит эту мышку и слух не пустит по городу. Только оно меня не сожрёт?
— Будем знакомиться, — улыбнулся я.
***
Требухашка смотрел на меня злобно, внутри обзывая «предателем», но к Серому на руки пошёл.
— Что он жрёт-то? Чем кормить его?
— Требухой, — сказал Андрей с видом эксперта и кивнул.
— Да он всё ест, — сказал я, поглаживая питомца, который теперь возлежал на локте у Серого, — но особенно хлеб свежий любит и сардельки.
— Ясно.
— Этот зоолог, — вспомнил Андрей, — он точно нормальный?
— Абсолютно. Сергей, отдадите ему гусеницу, если что случится.
— Да какой я Сергей, просто Серый. Отдам, лишь бы приехал. И можно на «ты».
— Он обязательно приедет, — вздохнул я. — Только дозвонись.
***
Требухашку спрятали в обувную коробку, в которой сделали отверстия для вентиляции. За пазуху брать зубастую гусеницу Серый не решился. Коробку поставили в обычный пластиковый пакет и сверху накидали ненужных вещей.
— Спокойно, хозяин, — всё с твоей крысой будет хорошо, — заверил меня Серый. — Утром верну, не вздыхай.
— Иди уже, — сказал Костян. — Они чего-то оживились и больше их стало.
Я отступил назад, постоял секунду и сел с размаху на стул, больно ударившись копчиком. Прощаться не буду. Сергей кивнул и открыл дверь. Выглянул в коридор, послушал и шагнул в полумрак подъезда. Андрей закрылся на все замки и метнулся к окну. Я сидел.
— Парочка дежурит у лавки. Сидят. Открывается дверь. Смотрят в ту сторону. Серый вышел, вижу его.
Он замолчал. Я выдержал не больше минуты и прошипел:
— Что там?
— Смотрят на него. Не поднимаются. Прошёл мимо. Пакетом машет слишком активно, слышь. Как бы Требуха не вывалился у них перед мордами. Серый остановился. Прямо напротив скамейки. Пакет между ног поставил. Закурить хочет.
Я выругался так, что ангелы на небе тоже закурили, а черти в аду бросили. Какого хрена он делает?
— Нет спичек, — продолжает комментировать Андрей, — он у этих просит, слышь? Ну, Серый, без башни совсем. Один встал и подаёт зажигалку. Серый закуривает. Блин!
— Что?
— Ничего, показалось. Что-то в спине у него торчало.
— Я тоже вижу, — подтвердил Костян, — блин, это белая горячка пришла, когда уже бросил пить. Целитель тебе лучше не знать, что я видел.
— Мне и не нужно, — отказался я, — ушёл он уже?
— Идёт через двор. Дым столбом. Пакетом машет. Ох, там качели у Требухи. Будет первой крысой-космонавтом. Это Серый из-за нервов так. Зато никто и не смотрит теперь на него и на пакет. Сюда глядят.
***
— Чуть не спалили, слышь, — Андрей отошёл в центр, подальше от окна. — А чего я их боюсь, слышь? Щас раскидаем их, а?
— Не нужно. Не связывайтесь, это опасные ребята.
— Нас трое, слышь. Плюс бита. Сейчас пробегусь по этажам и мужиков соберу. Соседи мы или где?
— Не нужно никого в это больше втягивать, — я поднялся, — и вообще зря я вами прикрываюсь. Это не ваша война, и пойду я к себе, наверное. Или выйду к ним, поговорю.
Костян вдруг встал напротив двери и руки на груди скрестил, вид у него был решительный. Андрей с грохотом пододвинул в центр комнаты тумбочку и хлопнул по ней шахматной доской, прозвучало это как выстрел.
— Выиграешь партию, тогда отпустим. А пока ты нам за крысу должен. Серый спасает её, рискуя пальцами, слышь, а он сваливает, ни «спасибо», ни «до свидания».
Я понял, что спорить с ними бесполезно и остался, хотя на душе осталось огромное пепельное пятно. Пользоваться людьми я никогда не умел и не любил, даже в мелочах.
— Я в шахматы не очень. Давай в дурака.
***
Карты у Андрея тоже нашлись, и мы раскинули на троих. Игра должна была помочь отвлечься и расслабиться, но на мне это не работало. Мужики забылись и начали смеяться, картишками громко по тумбочке шлёпать и погоны мне вешать, а я сосредоточиться не мог на игре. То шаги в подъезде услышу и вздрогну, то кажется, что к дверям кто-то подошёл и стоит — слушает. То мимо окна что-то большое пролетит.
8.
— Кого ты всё время набираешь? — спросил Андрей, раскладывая пакетики по кружкам.
— Витьку, — честно признался я, — трубку не берёт, беспокоит меня это.
— Зоолога?
— Ага.
— Промолчу. Тебе решать, крыса твоя. Костян, слышь, набери Серого, как он там.
Дозвонился сразу, не то что я к Витьке, Серый уже заперся у себя в квартире и освободил животное, «чтобы дышало». Требухашка был в безопасности, тьфу-тьфу, чтобы не сглазить.
— Серый в порядке.
— Значит сидим.
Но скучать нам осталось недолго, потому что в дверь аккуратно постучали. Мы замерли, каждый на своём месте, переглядываясь, и хозяин квартиры поднялся первым. Медленно подошёл к двери и прижался к дереву ухом:
— Кто там?
— Это Борис.
Андрей посмотрел на меня и пожал плечами:
— Какой ещё Борис?
— Из Тройки, помните меня, дядя Андрей.
Я и не знал, что они знакомы, но неудивительно — местный бармен знает бывшего алкаша. Вот только обычно они друг к другу в гости не ходят.
— А, «Борька — пивное брюхо». А откуда ты знаешь, где я живу?
— А я и не к вам.
Голос у Бориса был странный, холодный. Если не сказать страшный и обжигающе жуткий. Андрей взялся за ручку двери, будто собираясь не пустить бармена внутрь, и это ему должно было помочь.
— А тут больше никого нет, — сказал сосед и подмигнул мне, но я видел, как он побледнел.
— Михаил?
Обращались уже ко мне. Андрей замотал головой и погрозил мне кулаком, но гость не сдавался.
— Михаил? Я знаю, что вы здесь, хотя мне, наверное, не хочется тебе «выкать», сволочь. Увёл мою девку, дрянь, прямо из-под носа, и прячешься у друзей-алкашей?
— Ты с кем говоришь? — обиделся Андрей. — А за алкашей можно и схлопотать.
— Ну так открой дверь и ударь меня, — холодно процедил голос из-за двери. Тут уже я дико замотал головой и руками. Если хотят войти — пусть ломают двери, а открывать им глупо. Это как с вампирами — их нужно пригласить, иначе не войдут. Почему-то крылатые тоже просто так не входили.
— Откроешь? — почти ласково спросил Борюсик.
— Я тебя не звал, иди на «х», — процитировал сосед и заржал, как лошадь. Костян поддержал его, выглядывая из-под занавески. Даже я, блин, улыбнулся, хотя спина была холодная, как у мертвеца, и колени дрожали, как в нервном припадке.
— Смешно, — произнесли из-за двери. — Да вас там целая бригада. И за всё, что делаем, отвечать тоже будем вместе, так?
— Так точно! — заорал сосед и влупил по двери с ноги. — За ВДВ, бля! Кто первый войдёт в мой дом, уроды!
— Смешно, — повторил хладнокровный, как медуза, Борюсик. Я представил, как он сейчас стоит в темноте подъезда, там, за дверью: белый, как луна, со светящимися в темноте глазами, и стало жутко.
— Смешно, но вы нам неинтересны. По крайней мере сейчас. Сколько вас там?
— А ты что, доставку из Тройки принёс? Я ничего не заказывал.
— Я принёс телефон.
— К-какой? — даже запнулся от неожиданности сосед.
— Китайский, — смутился Борюсик, — или корейский. Какая разница, это не тебе. Это твоему гостю. Он свой выключил, прячется. А кое-кто хочет с ним поговорить. Я уйду и телефон оставлю на пороге. Засады не будет — я выйду во двор, чтобы видели.
— Тебя мы боимся, конечно. Вали и забирай мобилу с собой. Потом скажешь, что я украл — знаю я вас, барменов.
— Мишка? — он уже обращался ко мне. Я отшатнулся, казалось, что толстая морда прижалась к двери и смотрит сквозь дерево. — Мишка, возьми трубку. Это Катя. Возьми трубку.
Он так изменил голос на последних словах, что меня вжало в стену вместе с табуретом. А потом он ушёл.
***
— Не выходи, Мишка.
— Да я и не собирался.
— Вижу его, — прошипел Костян, — толстый на меня смотрит. Привет, урод!
— Вооружён? — деловито поинтересовался сосед по имени Андрей.
— Крыльями разве что.
— Чего? Дай посмотреть.
Пока они глазели в окно и охали, я встал и медленно прошёл к двери. Открыл замок, потянул за ручку, выглянул в коридор и поднял телефон с коврика.
— Зря, — сказал сосед. Они стояли у окна и смотрели на мои телодвижения. — Зря пошёл на поводу. Террористов нельзя слушать, их нужно мочить...
— Я знаю, — прервал я невежливо, телефон завибрировал в руке и сыграл «Анафему». «Неизвестный номер», — высветилось на экране.
— Ну бери, раз уж взял трубу. Включишь на громкую?
— Нет, — сказал я, — без обид. Мало ли что там. Всё, что можно, расскажу.
— Хорошо.
— Это не толстый звонит, — уточнил Костян. — На нас смотрит, трубы нет у него. Только крылья здоровые за спиной. Пиздец.
— И не говори, — сказал я и нажал на зелёную трубочку.
***
Это была Катька. Я сразу узнал этот «пышкин голосок». Только теперь она была ещё и страшно напугана.
— Миша? Миша, это ты?
— Я.
— Боже, Миша, боже, Миша, боже.
— Спокойнее, девочка, где ты? Давай ты успокоишься и объяснишь, где находишься.
Парни разом отошли от окна, услышав мои слова, и окружили меня с напряжёнными лицами. Они намеревались слушать, и я не стал им мешать.
— Я не могу, он... он...
Я услышал в трубке мужской голос, но не разобрал, что он говорит.
— Что? Успокойся. Тебя кто-то обижает? Можешь сказать, где ты?
— Он хочет с тобой встретиться. Мужчина, который сидит рядом, хочет, чтобы я передала тебе! — её голос периодически срывался на истеричные ноты, но девушка держалась, скорее всего, из-за того, кто стоял за её спиной.
— Кто это, ты можешь сказать? И где встречаемся? Скажи, что я сделаю всё, что нужно.
— Мишка, Мишенька, мне так страшно.
— Дай ему трубку, пусть сам скажет.
— Он не хочет с тобой говорить. Ты обидел его, и у него нет настроения, но если ты приедешь — он не тронет тебя. И меня отпустит...
Звонок вдруг прервался, и я пару секунд тупо смотрел на экран, пытаясь сообразить.
— Эй, наверху!
Я оттолкнул соседей и прошёл к окну. Отодвинул занавеску, открыл окно и посмотрел вниз. Бармен задрал башку и смотрел на меня. Мы встретились взглядами, и он улыбнулся.
— Ты едешь?
Я насчитал семь человек. Семь существ с незнакомыми лицами окружили бармена, будто охраняя его. У каждого за спиной трепыхались мощные крылья. Они все улыбались одинаковыми улыбками, как фанатики из кино категории "Б". Мне не хотелось выходить туда, к ним. Но бросить девушку я бы не смог. Это не по нашему, какие бы мы ни были.
— Не надо, — сказал Костян, и положил руку мне на плечо, — давай выйдем и разъебём этих уродов. Их всего десяток.
— Своих не бросаем, — бросил я свою последнюю пафосную фразу и пошёл к выходу.
yaplakal.com