7. Возвращение домой в СССРЭПИЛОГ: сон о прошлом, которого не былоВ тёмном коридоре между жизнью и смертью встретились две души.
— Куда путь держишь? — спросил Корнеев, доставая сигарету.
— В СССР, — ответил Александр. — Говорят, там можно вечно есть эскимо на Красной площади.
— И много раз уже так ходил?
— Очень много раз, как умер. Но такое ощущение что хожу по кругу и снова и снова оказываюсь тут.
— И что, не надоело?
Александр задумался:
— Знаешь, я всё время возвращаюсь не туда. Не в СССР и даже не в Москву. Я возвращаюсь к тому моменту, когда мог сказать отцу, что люблю его. Но так ни разу и не сказал.
Корнеев затянулся:
— Жизнь — она такая. Жестокая. Но парадокс в том, что понимаем мы это всегда слишком поздно.
Третья душа, совсем крошечная и полупрозрачная, парила рядом, не решаясь вступить в разговор.
— Кто это? — спросил Александр.
— Твой правнук, — скучающе ответил Корнеев. — Только что родился.
— А что он здесь делает?
— Его назвали Александром в твою честь. Души имеют привычку застревать между мирами, когда открывается портал наследования имён. Такая вот космическая бюрократическая ошибка.
[Удивительно, о чём люди думают, ведь назвать ребёнка в честь только что умершего родственника, оказав дань уважения, это как вызвать из загробного мира 73-летнего бухгалтера для рассказа о двойной бухгалтерии только что родившемуся младенцу.]
— Так что, все эти мои путешествия в СССР... они ненастоящие?
— Конечно нет, — фыркнул Корнеев. — Тебя никогда не смущало, что в твоём советском раю станция "Колхозная" существует рядом с "Тургеневской"? Или что "Проспект Маркса" ведёт прямо на Красную площадь? Ты хоть раз в Москве-то был при жизни?
— Нет, — потупился Александр. — Только слушал рассказы сестры.
— Мда, — вздохнул Корнеев. — О стране, где лучшие умы человечества проектировали атомные электростанции и ракеты, ты запомнил только цену колбасы.
[Замечательная особенность человеческой памяти — она хранит цены продуктов с точностью до копейки, но напрочь забывает, что за этими продуктами стояли в очередях по несколько часов.]
— Ты не понимаешь! Это был другой вкус! Натуральный!
— Да-да, — откашлялся Корнеев. — Хрущёв лично доил коров для твоего мороженого. А колбасу делали из мяса одних только секретарей обкомов.
— Ты циник, — обиделся Александр.
— А ты готов тратить вечность на погони за вымышленным эскимо вместо того, чтобы подумать о живых, — парировал доктор.
Маленькая душа правнука затрепетала, будто от согласия.
— А что с моей телеграммой? — спросил Александр. — Я точно помню, что мама умерла 4 августа...
— А отец умер 7-го, да. Но ты читал дату на газете? 1981-й. А твоя мать умерла в 1975-м. Ты смешал всё в кучу, старик. Твоя память — нарезка из обрывков разных лет.
— Как же так...
— Именно так и никак иначе. Что забавно — даже коридор между жизнью и смертью ты умудрился заставить мебелью из своих воспоминаний.
[Люди так отчаянно цепляются за прошлое, что готовы брать его с собой даже в загробный мир. В результате половина рая напоминает склад советской мебели 70-х годов, а уголок ада для мазохистов — это просто бесконечная очередь за дефицитными колготками.]
Маленькая душа правнука издала что-то похожее на смех.
— Но я точно помню, что всё это было, — не унимался Александр.
— А знаешь, что самое смешное? — продолжил Корнеев. — В том 1981 году, который ты вспоминаешь, на Ярославском вокзале ты бы никогда не купил билет на поезд за два часа до отправления. Потому что билеты продавались за 45 суток, и их раскупали мгновенно. Но твой мозг услужливо стёр все неприятные детали.
— К чему ты клонишь?
— К тому, что даже твоя ностальгия фальшивая. Она о стране, которой никогда не существовало.
[Удивительно, что людям требуется умереть, чтобы начать говорить по-настоящему мудрые вещи. Было бы здорово, если бы мы могли достичь такой ясности мысли, пока ещё живы. Но, увы, жизнь слишком занята тем, чтобы задавать уроки, а не объяснять их.]
— Что мне теперь делать? — растерянно спросил Александр.
— Перестать бегать за призраками прошлого. Твоя внучка назвала сына твоим именем. Может, стоит навестить их вместо бесконечных поездок за несуществующим эскимо?
— А разве можно?
— Кто ж тебе запретит? — подмигнул Корнеев, растворяясь в темноте. — Ты же мёртвый. Тебе теперь всё можно, кроме одного — вернуться назад и всё исправить.
[Вот почему стоит говорить важные слова именно сегодня. Не в следующую среду, не в следующем месяце, и уж точно не в следующей жизни. Потому что "потом" имеет ужасное свойство иногда вообще не наступать.]
Александр посмотрел на маленькую душу своего правнука:
— Когда родишься, попроси отца почаще навещать деда. И не забывай говорить близким, что любишь их. Не то окажешься как я — коллекционером фантомных воспоминаний об эскимо, которого никогда не пробовал.
Душа правнука мигнула, словно в знак согласия, и стала растворяться.
— Пора тебе, малыш. Жизнь ждёт.
Александр остался один в коридоре между мирами. Где-то вдалеке ему почудилось мерцание окна в квартиру внучки, из которого доносился детский плач.
"Может, в этот раз попробовать посмотреть, как растёт новый Александр Тимофеевич?" — подумал он и впервые за долгое время двинулся не назад, а вперёд.
Потому что единственное, что на самом деле стоит вспоминать перед смертью — это не эскимо и не вкус колбасы. А те слова, которые ты сказал или не сказал людям, которые любили тебя безо всяких условий. И даже когда тебя уже нет, они всё равно любят тебя настолько, что называют твоим именем своих детей — в надежде, что частичка тебя останется с ними навсегда.