Мы допили и я с грустью посмотрел на лестницу, ведущую из полуподвала в дом. Хозяин проследил мой взгляд и вынул из кармана телик.
- Николай, здравствуй. Ты водить можешь? Хорошо! Подскочи ко мне домой, тут у меня посетителя вывезти надо. Какой те, в баню... Дурак! Гость перебрал, домой его надо отвезти, будь добренький. Добре. Спасибо! — Он дал отбой и посмотрел на меня. — Пойдём, Ваня, провожу до машины.
С лестницы мы сначала вдвоём наебнулись, потом он позволил мне сделать это в одиночестве. Потом к нам спустилась Юля, отматерила обоих, отвела Сашу на диванчик и укрыла пледом. Потом спихала остатки застолья в лифт и отправила на кухню. После этого подняла меня на ноги и помогла выбраться наверх, попутно проверив у меня настроение в нижнем этаже. Не найдя там никакого подъёма, выволокла на улицу и сдала Николаю, который и отвёз меня, предположительно, домой.
Следующее пробуждение стало для меня небесной карой. Похмелье, в самом его остервенелом виде, давало себя знать по полной программе: башка трещала, тошнило так, что свет был не мил, а руки тряслись, как у запойного алкаша. Светка молчала и давила такие косяки, что даже в этом моём состоянии я чувствовал, как гудит и вибрирует воздух в доме. Но что-то следовало предпринимать, поскольку жить, не смотря ни на что, всё-таки ещё хотелось.
- Света, у нас аспирин есть?
Она подошла ко мне и, зло поджав губы, посмотрела в глаза.
- Аспирин ещё заслужить надо, гад ты этакий. Польке вон позвони, пусть она тебя таблеточками покормит!
Я прищурил левый глаз и огляделся, ища телик. Пошарил под подушкой и нашёл. Хорошенько сосредоточился и сделал вызов.
- Ало, Поля, привет. У тебя есть возможность спасти мне жизнь. Ага, аж крышка подскакивает. Ну… Бля, Поль, давай поможешь в себя прийти, а потом и… Всё, жду.
Светка фыркнула, как лошадь и заметалась по дому, собирая вещи.
- Козлина. Чтоб ты сдох, сволочь! Пьянь поганая!
- Светка, мне сейчас поровну, кто аспирин притащит. Не хочешь ты — Полька принесёт. Жить-то я бы с тобой предпочёл, а не с ней, но раз я тебе похер, то выбора у меня не осталось.
Словно налетев на стену, Светка замерла на месте. Потом медленно подошла и села на кровать рядом со мной. Хлюпнула носом и промокнула глаза уголком простыни.
- Не похер. Было б так — меня б тут сейчас и не было. Но, Ваня, половина села говорит, что вы с ней пожениться хотите.
- Да не хочу я жениться на ком попало! Это я думал, что мне пиздец, каторга, вот и… Ну, как ты с Демидом, чё непонятного?
Светка дёрнулась, словно её током шарахнуло.
- Это он тебе сказал?! Решет?
- Нет. Бабич. Он же мне вчера и разложил всё по полочкам, всю ситуацию. Блядь, Светка, башка взрывается!
Она поднялась, налила в кружку воды и, пошарив у себя в сумочке, нашла шипучий аспирин. Тщательно размешала в воде пару таблеток и вернулась ко мне. Я залпом всосал спасительную влагу и крепко зажмурился в ожидании рвотного спазма. Но пронесло — желудок принял лекарство и не пытался от него избавиться. Едва перевёл я дух, в дверь поскреблись и Светка впустила Полинку.
- Ой, привет! А я вот Ване таблетки принесла…
- Проходи, разговор будет. Я завтрак собралась готовить, будешь с нами?
- Помочь?
Светка с удивлением посмотрела на гостью. Перевела взгляд на меня, потом снова на Полинку. И пожала плечами.
- Ну помоги. Чисть картоху, я кастрюлю на газ поставлю. Ваня, походную ушицу похлебаешь?
Я осторожно кивнул и аккуратно встал с кровати. Следовало хотя бы умыться, не сидеть же за столом чёрт-чёртом. Пока бабы шуршали с готовкой, мечась у плиты и то и дело сталкиваясь задами, я внимательно их разглядывал, вяло раздумывая, как сказать Польке, что женитьба отменяется. Потому что Светка, при всех своих недостатках, была мне куда как милее и привычнее, чем юная, холёная и совсем чужая Полина Чепур.
Когда завтрак был уже на столе и наша гостья разложила всем приборы, Светка выудила из северка тонкую и длинную бутылку, показала мне и вопросительно приподняла бровь. Я прислушался к организму и кивнул. И на столе тут же появились стопки, а протёртая полотенцем бутылка заняла почётное место в центре. Пожелав девкам приятно подавиться, я принялся хлебать ушицу, отгоняя пока в сторонку картоху и кусочки рыбы, черпая ложкой жидичку с пшеном и обжаренным луком. Потом соорудил из кусочка хлеба и ломтика сала немудрёный бутерброд, сшиб с бутылки сургуч и наполнил стопки.
- Вздрогнем, сёстры мои!
Светка гыгыкнула и взяла свою дозу, Полька тоже подняла стопку, но с некоторым сомнением. Хватанув ледяной водки, я быстро зажевал бутик и принялся черпать из тарелки всё подряд, без разбору. Светка выпила и, шмыгнув носом, захрустела огурчиком, а гостья, употребив казённую, грациозно сжала пальцами ноздри тонкого, с лёгкой горбинкой, носа и немного посидела, задержав дыхание. А потом принялась таскать из миски маринованный орляк. Прикончив уху и снова наполнив стопки, я принялся сооружать более сложный бутерброд из хлеба, сала и маринованного чеснока.
- Полин, ты вот прости меня или как хочешь, но свадьбы у нас не будет.
Она кивнула и, втянув в рот очередной стебель, показала вилкой на Светку.
- Это я уже поняла. Когда из дому выходила, к нам дядя Саша Бабич подъехал, пошёл с папкой разговаривать. Ты, Бес, вот что мне объясни: чем она лучше?
Я внимательно посмотрел на Светку, потом перевёл взгляд на Полину.
- А тем, хотя бы, что мне её добиваться пришлось, чтоб в постель уложить. А ты меня решила за яйца ухватить под угрозой каторги. Вот и вся разница меж вами!
Гостья взяла стопку и вопросительно посмотрела на нас. Мы со Светкой поддержали почин, подняв свои.
- За красоту! — провозгласил я и три порции казённой ушли в три столь разных внутренних мира.
***
Готовясь к весенним работам, в гараже перебрали и отсортировали старые батареи, совсем плохо держащие заряд. Их следовало отправить в Царёв, но на продуктовозах этого делать нельзя, а других машин к нам в ближайшее время не планировалось. Завгар отрядил меня на нашей будке с этим заданием, придав мне в усиление кладовщицу и пару такеров: двадцать шесть батарей — это вам не баран чихнул! Татьяна прозвонилась по всем родным и подружкам, составила список покупок в городе, я позвонил Светке, та попросила посмотреть в оранжерее новые сорта роз.
Усадив парней в будку, а Таню в кабину, я сам уселся за руль и без задних мыслей поехал в Царёв. Всю дорогу до заставы мы мирно болтали о том о сём, а потом грузовик выключился и встал. Меня как из ведра окатили — я же не въездной!
- Ваня, машина сломалась?
- Нет, Танюш. Я не въездной. По моей Карте машина не может ехать дальше.
- А по моей?
- А у тебя разрешение на вождение есть?
- Нет. Давай у ребят спросим!
Я сдвинул за спиной ставни с проёма в будку и свистнул.
- Парни!
- Га?
- У кого-нибудь водительская лицензия есть?
- У-у-у…
- То есть нет.
- Ага!
Я в сердцах закрыл проём и посмотрел на кладовщицу.
- Давай Карту. Попробую хоть назад сдать от заставы. С моей Картой мы вообще и с места не сдвинемся.
Таня порылась в сумочке и протянула нужное. Я вынул свою Карту из панели, вставил Танину. Дисплей осветился белым: движение не разрешено! Таня прочитала это и вопросительно посмотрела мне в лицо.
- Что будем делать?
Я посмотрел в сторону Царёва и пожал плечами.
- Ждать.
- Чего ждать?
Со стороны города показалась машина, я прицелился в неё пальцем и ответил:
- Вот его.
Потом взял свою Карту и вылез из кабины. Когда встречный молоковоз приблизился, я просто махнул рукой и водитель затормозил.
- Чего у тебя, браток?
- Отгони мою тачку от заставы, пожалуйста.
Водитель посмотрел на будку, на меня и спросил:
- Не пускают?
Я кивнул.
- Хотя бы от заставы отгони, будь другом.
- У тебя что за груз? — мужик вышел из машины, крутя в пальцах свою Карту. — Дел в городе много?
- Тебя как звать?
- Игорь.
Я пожал протянутую руку.
- Меня Иван. Слушай, Игорь, нам надо батареи сдать и получить новые. У меня кладовщица и такеры в машине.
- Н-да, дело важное! Что ж тебя-то послали, Вань? Валера ваш чего, совсем с дуба рухнул?
- Да он в отпуске, в Крым подался, его Валька Строгова подменяет.
- Ну! С бабы какой спрос… Тогда вот чего, Ванёк, я сейчас за заставу выйду, ты на мою бочку садись и езжай на пятое отделение. Знаешь такое?
- Где Охотничья Заимка?
- Ага. Там Людке объяснишь чё-каво, а я с твоими по городу на вашей будке крутанусь, тут и встретимся. Смотри, получать четыре тонны восемьсот! Лишнее не бери, Ваня, я прошлый раз замаялся сто лишних литров пристраивать.
- Добро! А ты тогда это, Игорёк… В оранжерею заскочи, будь другом. Моя просила розы там спросить какие-то новые, черенки, не цветы. Она у меня садик себе развела, розы выращивает.
Игорь почесал макушку, кивнул и полез в кабину.
- Чё встал? Садись, бегать за мной собрался?
Я встал на подножку и ухватился за поручень на цистерне. Мы выехали за зону действия опознавателя, молоковоз остановился. Игорь вышел, оставив кабину открытой и, вертя в пальцах Карту, пошёл к моей будке. Я же сел в машину и пристроил свою Карту в панель молоковоза. Дисплей сразу позеленел, давая добро на движение. Я посигналил и смотрел в зеркало, пока не убедился, что будка поехала в город.
В пятом отделении мне доводилось бывать не раз, там я и для сельпо молочку получал, и для школы, и для детского сада. Детей-то на селе больше, чем взрослых, а их без молочного как растить? С Людмилой я лично знаком не был, но по делам уже общались, поэтому долго ничего объяснять не пришлось. Единственное, я заметил, что расстроилась она, видимо, не меня ждала на этой цистерне. Ну так и Танька наша с чужим мужиком не планировала кататься, так и что теперь?
На обратном пути меня смутило одно обстоятельство: у той самой балочки, что мы по зиме с Дёмой объезжали, крутились какие-то мужики. Я бы и внимания не обратил, если б те не спрятались в овражек, завидя молоковоз. И тут мне странным показалось — с чего бы это? Если геодезисты или кто ещё там, на тему засыпать, наконец, эту чёртову яму, то чего им в неё спрыгивать-то?! Обычно люди рукой помашут или просто проигнорируют, а тут… Херня какая-то.
У заставы Царёва я остановился заранее, не доезжая до опознавателя. Будка моя выйдет, мы с Игорьком с кабины в кабину и поменяемся, чтоб далеко не ходить. И пока я стоял на обочине и ждал, то и дело думал про тех дурней, что в балку прыгали. Вот реально же — не спускались спокойно, а именно прыгали, будто боялись, что я их обстреливать начну!
От размышлений меня оторвал гудок нашей будки. Грузовик подъехал со стороны города и встал на обочине прямо напротив молоковоза. Мы с Игорем поменялись местами, я мельком глянул на Таньку и никаких признаков недовольства не заметил — видимо, сменщик мой оказался человеком порядочным. Она посмотрела мимо меня, помахала ладошкой и негромко сказала:
- Поехали, Вань, домой хочется.
- Погоди, пока помню. Надо позвонить, пока не едем.
Я вынул телик и вызвал Бабича. Тот спросил, могу ли я перезвонить попозже и я передумал рассказывать про балку. Убрал сотовый и, посмотрев в зеркало, двинул в Ц-Ю. Танька порылась в сумке и сунула мне в руки шоколадку.
- Ешь!
- Спасибо. Я Светке отдам.
- Ешь давай! У твоей Светки и так жопа толстая.
Я хмыкнул и посоветовал завидовать молча. А шоколадку спрятал в нагрудный карман.
Татьяну высадил в селе, машину отогнал на базу и, пообещав такерам бутылку, велел им после разгрузки как следует отмыть будку мойдодыркой. А сам дошёл до грунтомески, где нашёл Демида. Тот заканчивал дозировать замес и планировал после этого чесать в столовку.
- Дём, что-то хрень какая-то.
- Чего?
- В балке возле пятого отделения людей сегодня видел. Там работы затевают или что? Не в курсе?
- Не-а. Мож заровняют наконец. А что не так-то?
- Да не знаю. Они как будто прятались от меня.
- А это не картлес были?
Я даже на секунду обрадовался такому раскладу, но задумался и, с некоторой досадой, помотал головой.
- Нет. Все в камуфляже, вроде как.
- Шерифу звонил?
- Некогда ему, не поговорили.
Дёма отвлёкся от монитора и вынул свой телик, набрал кого-то.
- Ало, Лексеич, здорово. Слушай, ты с Ерёминым про балку что-то решал? Про какую? Да всё про ту же, возле заимки. Нет? А Ерёмин там без тебя не мог ничего затеять? Нет, сам свяжусь, не надо. — Он посмотрел на цифры на мониторе компьютера, курсором выделил строчку и нажал клавишу «ввод». Потом повозил пальцем по телику и снова заговорил: — Ерёмин? Привет, Решет с Ц-Ю тебя беспокоит. Ты людей в балку не посылал? Которая у тебя в заднице, Серёж. Ага. У пятого отделения балка, ё-моё! Нет? Ну и ладно, спасибо. Я туда в карманах земли натаскаю, что теперь… Ага, будь здоров.
Демид убрал телик и крепко почесал макушку. Я смотрел на него и чувствовал, что опять ничерта не понимаю.
- Так чё, Дём?
- Звони Бабичу и рассказывай что видел и что тебя смутило. Бес, тупень ты чёртов, мы возле границы живём, ну ты чего такая вафля?
Я отошёл чуть в сторону и вызвал шерифа.
- Ало, Саня, слушай меня, короче, и не перебивай.
И рассказал во всех подробностях про то, как оказался не в том месте и не в то время. Бабич дважды пытался меня убедить, что ему не до того, но вскоре замолк и слушал как следует. Потом поблагодарил и обещал принять меры.
Собрали нас на ферме через несколько дней. Прибыли, как и просил шериф, с оружием и запасом патронов, практически все мужики нашего хозяйства. В два захода всех накормили в столовой, затем с машины выдали трынделки, дробовики безоружным и добавочные патроны с картечью. После этого Бабич собрал народ в гараже и кратко обрисовал ситуацию:
- Товарищи, наши китайские соседи снова решили поживиться у нас скотом. Чего рассусоливать, сами знаете, тут самое удобное место для перегона коров через границу. Прошлый год они даже за свининой не заглядывали, а нынче намерены, я полагаю, в Ц-Западном говядинки подрезать, как у них заведено. Но теперь у нас игра пойдёт иначе, товарищи! Наш механизатор, всем известный Ваня Бессонов, засёк их лазутчиков и сообщил мне. Я связался с погранцами, они погоняли дроны и запросили спутниковые данные. Словом, наша сейчас задача такая: мы со своей стороны, мужики из Западного — со своей. Выдавливаем китайцев в чистое поле и гоним к границе, кто не добежал — мы не виноваты. Нам важно не пропустить их в лес, а соседям нашим — не дать рассеяться в своих полях. Всё ясно? Снаряжайте оружие картечью и по машинам.
В поле шериф выстроил нас в две цепи и сперва послал первую, а когда захлопали выстрелы — вторую. Я шёл во второй, поскольку был не просто загонщиком, а ещё и водителем одного из автобусов. Шли мы неспешно, давая первой цепи сделать основную работу: выгнать китайцев из всех шхер и заставить их бежать на юг, где уже ждали пограничники. Задачей нашей цепи было отловить самых хитрых, тех, что как-то смогли спрятаться при первом прочёсывании и остаться на месте.
Мы так и шли с дробовиками наизготовку, внимательно вглядываясь во все кочки, ямки, кустики травы. За всех не скажу, но лично у меня никакого азарта не было. Напротив, помнил я, как тошно было от стрельбы по людям в прошлом году. Ну его. Не моё это. Потому-то я и не рвался, как некоторые, в первую цепь, что надеялся ни разу на спуск не нажать, вот честно. Я даже и магазин с картечью не вставлял в карабин, вставил один из своих, домашних. Если и придётся выстрелить, так чугунка разве шкуру побьёт, всё грех на душу не брать.
Но… Хочешь рассмешить господа бога — расскажи ему о своих планах. Китаец был недостаточно терпелив или просто обмишулился. Он умудрился спрятаться и пропустить первую цепь, но сплоховал и решил посмотреть вдогонку, подставившись под огонь второй цепи. Наши мужики заорали, принялись палить, но кривоногий, гонимый желанием жить, выписывал по полю такие петли и делал такие прыжки, что смог благополучно выйти из-под огня и припустить на восток, к лесу. Я во всю глотку покрыл матом горе-стрелков, поставил раком Мишку Жигуна и положил карабин ему поперёк спины. Выровнял дыхание, тщательно прицелился и принялся с расстановкой стрелять в бегущего, отсчитывая патроны. На восьмом выстреле китаец упал — достал я его чугунным дождиком!
Отпустив Мишку, поднялся и пошёл к подранку, намереваясь взять пленного. И ещё не дойдя до тела, понял, что не слышал воя дроби… Китаец был окончательно и бесповоротно мёртв: один из разделяющихся сталеалюминиевых зарядов вошёл точно в центр спины. Входное отверстие обильно сочилось кровью. Я пересилил тошноту и перевернул тело похожего на подростка вора. И тут же пожалел об этом: выходные отверстия выглядели просто чудовищно, но не это было страшно. Это была женщина.
Отбросив карабин, я сел наземь и тупо уставился в сторону уходящей на юг цепи односельчан. Нет, я не испытывал раскаяния, не жалел, что лишил жизни эту чёртову китаянку. Мне просто было реально тошно от самого себя: вот я молодец, вот я правильный, вот я… И?! Именно я и убиваю наглушняк кривоногую бабу. Ну почему я?! Ведь я чуть ли не меньше всех этого хотел!
Сидеть и караулить труп не было никакого смысла, поэтому я вынул телик, но говорить почему-то не смог. Настроил геолокацию и зафиксировал координаты, чтоб долго потом тело людям не разыскивать. Подобрал карабин и пошёл к автобусу — надо двигать вдогонку цепи, чтоб мужикам обратно пешком не шарашить.
У самой границы, километрах в пяти, не дальше, кто-то срезал последнего кривоногого. Китайцев сильно подвели имитаторы карт, потому как именно они и помогали выцеливать в надвигавшихся сумерках тех, кто пытался прятаться. Бабич переговорил по телику с погранцами и дал команду «по машинам». Сам я так из автобуса больше не выходил и карабин в руки не брал.
В село вернулись затемно. Всю дорогу, а ехать приходилось очень медленно (в чистом поле, без намёка на хоть какую-то тропку), шериф копался в планшетнике, то и дело созваниваясь то с погранцами, то с Ерёминым, то с Чепуром. И отвечал на вызовы других, скорее всего, тоже не простых людей. Я молча вёл автобус, стараясь не сильно трясти уставших мужиков, но в одном месте таки наехал на труп китайца и снова испытал приступ тошнотного отвращения к самому себе.
Оставив немытый автобус на площади возле управы, я посмотрел в сторону дома и направился, было, в шинок, да вовремя заметил, что эта мысль не мне одному показалась привлекательной. Провести остаток ночи в компании стрелков мне совершенно не улыбалось, поэтому я начал соображать, где б в это время разжиться бухлишком и где оное спокойно употребить. Идти домой в моём состоянии не было ни малейшего желания, а уж рассказывать Светке о том, как день прошёл, и вовсе было выше моих сил.
Из ступора меня вывела Юля Бабич.
- Бес, чего стоишь здесь, как столб?
- Ой, привет. Не хочется, Юль, домой идти. Нажраться мне надо, вот и думаю, где б.
- Пошли к нам. Сашко сейчас тоже будет горькую кушать, как раз ему компанию и составишь. А то он меня напоит, а я это дело терпеть не могу.
- Неудобно, Юль.
- Чего? Тебя приглашают, чего неудобного?
Я искоса посмотрел ей в лицо и спросил:
- Приставать не будешь?
Юля рассмеялась и помотала головой.
- Не буду. Честно-причестно!
- Ну тогда пойдём.
***
- Да не тошнуй ты, Бес, ну тебя.
Я хмуро посмотрел на шерифа и махнул рукой.
- Нихрена ты, Сашко, не понимаешь.
- Ну да. Я ж чурка с глазами, где уж мне, деревянному.
Против ожидания, водка в горло не шла. Ни мне, ни Бабичу. Мы сидели в его мастерской и уныло, без задора, чекрыжили куски от копчёного окорока. Открытая бутылка водки сиротливо стояла в сторонке, словно мамаша с двумя мальцами-рюмками.
- Вот объясни мне, Сань, что это за наказание такое?
- Уточни.
- Вот в Царёве я тунеядствовал, дрался, тырил по мелочи. Ну хулиган, да. Ну тунеядец, не спорю.
- Так.
- За это меня, надо полагать, на село исправляться выслали, так?
- Ну да.
- И стал на селе Ванька Бес кем? Убийцей! За-е-бись исправился!
Хозяин отпластал шмат мяса, разделил его на две части и одну придвинул мне.
- Ешь. И слушай. Я вот моложе тебя был, когда в стране реформы начались. Тоже нихрена понять не мог, что творится.
- А тебе сколько сейчас?
- Пятьдесят шесть. Я тебя, Вань, про школу спрашивать не буду, но вам-то уже растолковывали всё, вам проще должно быть, не то, что нам тогда. Историю, обществоведение, основы политики и социального устройства России — это ж вы проходили.
- Кто как, Саш. Я мимо, наверное, прошёл. Названия предметов знакомы, а что там нам трындели… Мне НВП, ОБЖ, профтех нравились. Алгебра с геометрией — мимо, считай. Химия с физикой, астрономия с географией — так же. Русский и литература — впустую потраченное время. В началке ещё вот ИЗО и танцы любил, а когда на информатику и физкультуру перешли — как отшептало. И это ещё… Кто его… Английский, да. И прочая там этика. Короче, сидел, слушал, записывал. Экзамены сдал и из головы прочь!
Хозяин грустно кивал головой и хмуро смотрел на бутылку.
- Давай по маленькой, Вань.
- Да… Ладно, налей.
Водка встала поперёк горла и я едва смог продавить её в желудок. Закусил окороком и перевернул рюмку, давая понять, что больше не буду. Шериф после стопки тоже сморщился, словно ежа проглотил и долго нюхал рукав, прежде чем закусить.
- Говно какое, а. И не Дашкино ж пойло, у той сивухой смердит, аж в нос шибает. Ин ладно, Вань. Я тебе всю школьную программу не перескажу, но кое-что тебе знать надо. Вот ты спрашиваешь, что это за наказание. Да не наказание это, Ваня, жизнь это. Мы сорок лет назад мечтали, что вот построим светлое будущее, что все будут чистенькие и добренькие, что настанет на Руси век золотой. Чтоб счастья всем и задаром и никто не ушёл обиженный. Смешно, ей-богу. А говно кто будет убирать? Воров кто будет ловить? Кто скалы ломать и овраги засыпать будет? Границы защищать? Хлеб растить? Города строить?
Всем, Ваня, в космос не полететь и на лунных базах реголит не всем в микроскоп разглядывать. Да и на Земле-матушке немногие способны науку двигать и народу свет просвещения нести. Ту ракету, что первый модуль на Луну выволокла, её тут, на Земле, простые рабочие строили. А их всех кормить и в тепле содержать — тоже кто-то должен был. И говно за ними выносить, и посуду мыть, и трусы стирать.
Мы вот с тобой на селе работаем, весь Царёв кормим и поим. А сверх того — тех же пограничников снабжаем и прочий люд, которому тоже есть и пить надо. А в Царёве нашем батареи для машин производят, которые по всей России нужны. И помимо того ещё сколько всякого добра делается, та же электроника, скажем. В каждом городе что-то делается нужное стране и людям, Ваня. И вокруг каждого города — сёла и посёлки, которые продовольствием города снабжают.
Твой карабин в Ижевске сделан, а автобус в подмосковье. Патроны в Новосибирске, а хапок в Челябинске, на Урале. Гусеняги в Чите, флаеры в Улан-Удэ, катера в Хабаровске. Каждый город, Ваня, каждый регион работает, все пользу приносят людям и стране. Кто лён растит, кто коноплю, кто нитку с них прядёт, кто тряпку с той нитки ткёт. Кто одёжу шьёт, кто обувь делает. Потому что каждому человеку нужно не только поесть, но и одеться, обуться.
Вот ты думаешь, что наказан. Нет, Ваня, ты от собственной своей дури и лени спасён. Потому что невозможно всю жизнь тунеядствовать! Впрочем, вру, возможно. Только жизнь такая кончиться должна очень быстро. Так что, считай, что тебя от смерти спасли, на село послав. Потому что только если ты приносишь пользу обществу, оно заботится о тебе. Даже если ты в беду попал или заболел, скажем. А то, что в жизни у тебя так вышло, что по людям стрелять пришлось — это дело случая. Потому-то за это тебя и не станет никто клясть, кроме самого тебя, разве. А коли ты себя клянёшь, то это об одном говорит: о том, что ты, Ваня, человек, а не выродок типа того же Штыренки.
Мне вот иной раз сдохнуть хочется, как вспомню, сколько в жизни моей дерьма случалось. Тоже ведь всякое бывало, сам понимаешь. Но много страшнее мне, Ваня, от мысли, что вокруг множество людей, которые в защите нуждаются. И что среди них же живут те, от кого и нужна защита. И что надо разум иметь, чтоб отличать тех от этих. И не ошибаться больше при этом, потому что одна моя ошибка слишком дорого обошлась. И мне, и людям.
- Так это что ж получается, Саш? Есть быдло, которое руками работает и кормит, поит, одевает и обувает всю страну, а есть чистенькие, Царёвы там всякие и им подобные, которые Лунные программы там выдумывают, от которых проку для всех остальных — с гулькин хер? Что-то какая-то хрень получается в нашей России.
Бабич невесело рассмеялся и потёр шею ладонью.
- Ваня, а так всегда было, есть и будет. Во всех странах и у всех народов. При любом социальном устройстве.
- Так если у нас провозглашено равенство, почему так?! Почему есть Царёвы и Бабичи? Чепуры и Бессоновы? Или все равны, но кто-то равнее?
- Дурак ты, Ваня. Не всякий Царёв в кабинете сидит, вон, в Ц-Западном скотник есть Царёв. Ну не досталось ему нормальных мозгов — он за скотиной и смотрит. А у Бабича, между прочим, два высших образования — юридическое и Высшая Школа Милиции. А уж себя с Чепуром и вовсе не равняй. Филипп писать грамотно не умеет, машину водить не может и карабин прикладом в зад упирает. Зато руководить и организовывать любого-всякого научить может. Ты вот без компаса и карты собственную жопу найти не можешь, а с техникой управляешься глаза закрывши и левой ногой руля. И стреляешь так, что даже мне завидно.
Я выудил из миски с огурчиками здоровенный зубчик чеснока и принялся откусывать от него крохотные кусочки. Всё, что сказал мне Бабич, я и раньше знал, но что-то осмыслить не мог, а что-то понимал интуитивно, но не мог даже сам для себя сформулировать. То ли раньше ума не хватало, то ли сейчас его стало с избытком, но вопросы, которые раньше меня не волновали вообще, теперь роились и жужжали в голове.
- Саш, ну как-то да, от природы если нет к чему-то способностей, то и не привьёшь это. Если родился без ноги, она уже и не вырастет. Это-то понятно. Но вот скажи: зачем напрягались тысячи людей, да и сейчас, наверное, напрягаются, меняя в стране строй? Что, раньше нельзя было… ну я не знаю. Законы поменять или наказания ужесточить? Нахера была нужна вся эта революция?
Шериф снова незло рассмеялся и кивнул.
- Я с юридической точки зрения объясню. В этом я специалист, как-никак. Понимаешь, Ваня, практически вся преступная деятельность раньше имела одну основу: деньги. Вот когда уровень преступности превысил все мыслимые и немыслимые пределы, тут-то и назрела необходимость этой самой, как ты её назвал, революции. Хотя правильнее назвать это словом «реформа». Отмена денег вышибла у преступности мотивацию, напрочь. Я понятно говорю?
- Но преступность-то осталась.
- В каких масштабах? И что это за преступность? Демографическая политика почти полностью исключила понятие сексуальной преступности, реформа образования постепенно привела к почти полному исчезновению преступлений на бытовой почве. А вот с остатками этих явлений и борется нынешняя правоохранительная система. Причём борется намного строже, а наказывает намного мягче.
- Да ладно?!
- Да, Ваня, да. Я всех твоих дел не знаю и знать не хочу, но того, что мне за тобой известно, тебе б лет на двадцать тюрьмы хватило. А у тебя всего-то ограничение на въезд в города и то ненадолго.
- Ну это ладно. А как же каторга? Я со школы ещё запомнил, что раньше каторги не было!
- Всегда была. В том или ином виде каторга была всегда, поверь мне на слово. Я этот вопрос не в школе изучал, а чуть более серьёзно. И вот опять же: что такое каторга?
Я раскрыл рот, потом закрыл и задумался. Потом пожал плечами.
- Не знаю, Саш. Я ж там не был.
Бабич прицелился в меня пальцем и улыбнулся.
- Молодец. Я — был. Не в виде наказанного, а на практике после ВШМ. Приглядывал за каторжанами на строительстве камчатского монорельса. Что сказать? Край там суровый, это да. Работа тяжёлая, тоже не спорю; вольнонаёмные там мало кто на год нанимались, в основном на полгода. ИТР — те да. Те там и по самое окончание строительства работали, правда, всего несколько человек таких. А по большому счёту, больше там ничего особенного и нет. Жильё нормальное, еда нормальная, работать сверх меры никто не принуждает. Отлынивать не позволяют, но и лишнего не напрягают. Отработал осуждённый свой срок — и свободен.
- А я слыхал, что типа на каторге скалы вручную ломают. Враки?
- Ваня, у всякой враки есть реальная основа. Скажем, были такие места, где технику ну никак не применишь. Вообще никак. И там приходилось обходиться средствами малой механизации. Но ломом и кувалдой камни никто не дробил, это всё сказки. Перфораторы, буры, взрывчатка. Мини-тракторы по воздуху доставляли, потом в другое место перемещали, это из того, что я своими глазами видел. Взрывотехники места под шурфы разметили, каторжные их пробили. Взрывники заряды установили, подорвали. Каторжные тракторочком разровняли площадку под командой геодезиста, фундамент под опору отлили. Ничего особенного, кроме того, что всё и всех по воздуху к месту работы и обратно перемещалось.
- Так почему тогда каторга наказанием считается?
- Блин, Ваня, да потому, что там работать обязательно! Не отлынишь ты там, никак. И уехать с каторги ты не можешь, пока срок не отработаешь! А работать там удовольствия мало, поверь. Хоть в болотах, хоть в горах, хоть на вечной мерзлоте. Это ж дикие, нежилые места.
- То есть, по сути, каторга — это работа в зажопьях разных? Ну или просто в сложных условиях?
- Ну да. Строительство, монтаж — обычная работа. Скучно, тяжко, иногда опасно. Но это же всё не для баловства, а потому что строить надо, иначе как людям жить, если к ним ни продуктов не подвезти, ни самим им не съездить никуда. Построили монорельс и на всей Камчатке жизнь пошла, где раньше её не было. И фабрики там рыбоконсервные появились, и продукцию их стало проще на материк вывозить.
- И на что там жить, Саш? Там же край географии!
- Много причин, Ваня. И тот край, как ты говоришь, сейчас ничем не хуже наших мест. Такие же города, такие же сёла. Люди живут, работают, а заодно и Родину охраняют. Как и мы вот с тобой в Ц нашем Южном.
Я обдумывал услышанное, щипля кусочки хлеба и тщательно их разжёвывая. Вот не врёт же Сашко, нет ему смысла мне баки заливать! А сомнения остаются: слишком уж услышанное не совпадает с тем, что до сих пор представлялось. И уже сильно сомневаясь в том, что спрашивать стоит, всё-таки спросил:
- А как же, говорят, что мрут там каторжане? Сколько народу не вернулось с каторги?
Шериф вздохнул и кивнул.
- Гибнут. Кто по дури, кто по случайности. То звери хищные, то просто несчастный случай на производстве. Бывает и сами друг дружку убивают. По разным там причинам. А ещё не возвращаются многие, у кого срок вышел. Стыдно ехать домой или ещё как. Некоторые имя-фамилию меняют — тоже не редкость. Кто на месте остаётся, кто просто в чужие края едет, чтоб на новом месте никто не знал, что за человек. А дома считают, что всё, нет его больше, пропал на каторге.
- Понятно. — Я хотел уточнить про беглых, но передумал и спросил про то, что касалось и волновало всё-таки меня самого: — Саш, а если б Царёв подальше от границы построили, то и проблем бы не было, а?
Бабич задумчиво сжевал пластик мяса и помотал головой.
- Тут, Вань, дело в том, что в России жить, по большому счёту, негде. Страна-то большая, да климат больно суровый. Вот и приходится жаться к югу. Чуть выше поднимись и всё, мерзлота. Там ни скот пасти, ни хлеб растить нерентабельно, да и просто на отоплении городов разоришься. Это одно. А второе — если у границы никто не живёт, то соседи шляются. А так и нам тепло, и китайцы не шкодят.
- Ну да. Прямо вот совсем.
Шериф незло усмехнулся.
- Вань, по сравнению с тем, как тут раньше было, вчерашний наш рейд — детский сад на лужайке. И так везде. И в Средней Азии, и на Кавказе, и в европейской части. Только отвернись, как кто-нибудь уже нюхается, чем бы поживиться.
Мы помолчали. Сашко поставил перед собой обе стопки и наполнил водкой. Понюхал горлышко и брезгливо передёрнулся.
- Узнаю, кто эту отраву сделал — выпорю на площади, как сидорову козу! Давай, Вань, вздрогнем ещё разок…
- Давай.
Вздрогнули, напихали в рты мяса и принялись старательно пережёвывать. Хозяин, не проглотив, беззлобно матюкнулся и махнул рукой:
- Говно-говном. Как тараканьей отравы выпил.
Я усмехнулся и спросил:
- Саш, а тебя почему на село выслали?
Он нахмурился, но рассказал.
- Я во Владивостоке работал. Отловили погранцы браконьеров корейских, приволокли на берег, сдали нам. А тогда с этими крысами особо не церемонились, на каторгу отправляли, считай, без следствия. Вот… А этих раз — и отпустили вместе со шхуной и уловом! Чёрт меня дёрнул разбираться, но занозило, понимаешь, Бес, аж прямо жрать не мог, как хотел выяснить, что за херня. Словом, выяснилось, что их прикрывал Валька Пак, местный, из краевой управы. Он, блядина, планировал в Корею свалить, не нравилось ему, понимаешь, что денег не стало. Привык, сука, воровать и под себя всё грести. Вот и сговорился как-то со своми в Сеуле, что он их браконьеров покрывает, а те ему в банке на счёт денежки кладут с продажи того улова. Когда я его на чистую воду выводить стал, там такое началось… Тебе трудно понять будет, Вань. Короче, когда я понял, что Пак вывернется и уйдёт от ответственности, я его вальнул. Просто и без затей — вызвал для снятия показаний и прямо в кабинете у себя в лоб ему пулю.
- А как бы он выкрутился, Пак этот?
- Да не один он такой был, старорежимный. Мне во время следствия начали и политическую подоплёку шить, и национализм, и всё до кучи.
- Понятно… А после того, как ты его замочил, тебя под суд отдали?
- Суд был, каторгу мне сватали пожизненную. Там у этого Пака столько друзей и защитников нашлось — закачаешься! По их словам, я едва ли не героя-интернационалиста сгубил. Но дело развалилось, там КГБ подоспел, да и корейские камрады, которым реально важно было сотрудничество с Россией, тоже подсуетились.
- Так а зачем тебя тогда сослали?
- Как это? Ты что, считаешь, что это нормально — вот так взять и застрелить подследственного? За это меня на село и спровадили шерифом, а поскольку в Приморье меня могли достать Паковы дружки, то и перевели от греха подальше вот сюда.
- Ага. Понятно. Нет, непонятно! Ты сказал, что твоя ошибка куче людей боком вышла. Ты что имел в виду?
- Да… КГБ эту байду разматывал потихоньку. Там, как я понял, дело шло очень крупно, много народу подвязано было. И не только с рыбой махинации, там типа контрреволюции готовилось. А я всю малину комитету обосрал. Пака-то я завалил, а остальные зашухарились. Кто за кордон удрал, кто просто в тень ушёл и ветошью прикинулся.
Но что-то меня ещё смущало в этой истории. Если деньги отменили, то зачем они Паку? Что в них за необходимость такая? И ещё: реформация произошла чёрт-те когда, как этот Пак мог привыкнуть грести всё под себя?
- Саш, а это давно было?
- Лет пятнадцать назад, а что?
- Да понять не могу, как-то не складывается у меня в голове.
Бабич строго посмотрел на бутылку и пожал плечами — выпили мы немного. Перевёл взгляд на меня и вопросительно поднял брови. Потом почесал щёку и неуверенно произнёс:
- Паку в то время за семьдесят было, если что. А мне без малого сорок.
- А реформация когда была?
- А! Вон ты про что! — шериф просиял. — Валентин Пак до реформы был тем ещё воротилой, состояние успел немалое сколотить. Как раз на морских ресурсах строились все его махинации. А после реформы он быстренько переобулся, активно так под новые условия подстроился, чтоб с места не погнали. Затаился, как триппер недолеченный. Корейские камрады уже потом, после его смерти, передали нам документы. Тот Пак ещё до реформы в Сеуле счёт открыл и основную часть наворованного там держал.
- Так а чего он в тот Сеул после реформы-то не уехал?
Бабич пожал плечами.
- Не знаю. Наверное, надеялся, что реформы ненадолго, не всерьёз. Притаился, а потом снова за своё принялся.
- И кому его накопления ушли? Корейцам?
- Там сложно, Вань. Скажем так: все заграничные счета граждан России стали как бы предоплатой за поставки оборудования, которое у нас не производится. Или оплата специалистов, которых у нас нет, лечения самых сложных больных, которое у нас не могли произвести. Некоторые страны до сих пор нам понемногу всякое везут — кофе, чай, фрукты. Туристам нашим все счета покрывают, много там разного всего. Где в правительстве нормальные сидят, в тех странах быстро скумекали, насколько им это удобно. Где начали выгибаться, козьи рожи строить — тем газ перекрыли. Когда там им свой же народ начал по рёбрам стучать, решили сдать назад, а тут уж и мы им козью морду — самим газ нужен, идите в пень. Ох как быстро они включили режим максимального сотрудничества с Россией! Аж за свой счёт сюда специалистов слали, искали — как бы это помочь русским получше.
Ладно, Бес, давай закругляться. Водку ну её нахер, а про китаянку убиенную… Ну что я тебе скажу? Их много, не убудет у них. Жалко бабу, конечно, но что делать? Мы их не звали сюда, да и не в гости они к нам приходили. Так что постарайся забыть.
yaplakal.com