Хм, напомнило:
"...и вдруг заблестел перед ним Петербург весь в огне. (Тогда была по какому-то случаю иллюминация.) Чорт, перелетев через шлахбаум, оборотился в коня, и кузнец увидел себя на лихом бегуне середи улицы. Боже мой! стук, гром, блеск; по обеим сторонам громоздятся четырехэтажные стены; стук копыт коня, звук колеса отзывались громом и отдавались с четырех сторон; домы росли, и будто подымались из земли, на каждом шагу; мосты дрожали; кареты летали; извозчики, форейторы кричали; снег свистел под тысячью летящих со всех сторон саней; пешеходы жались и теснились под домами, унизанными плошками, и огромные тени их мелькали по стенам, досягая головою труб и крыш. С изумлением оглядывался кузнец на все стороны. Ему казалось, что все домы устремили на него свои бесчисленные, огненные очи и глядели. Господ, в крытых сукном шубах, он увидел так иного, что не знал, кому шапку снимать. „Боже ты мой, сколько тут панства!“ подумал кузнец. „Я думаю, каждый, кто ни пройдет по улице в шубе, то и заседатель, то и заседатель! а те, что катаются в таких чудных бричках со стеклами, те, когда не городничие, то, верно, комиссары, а может, еще и больше“. Его слова прерваны были вопросом чорта: „Прямо ли ехать к царице?“ — „Нет, страшно“, подумал кузнец.<...>
Чудно снова показалось кузнецу, когда он понесся в огромной карете, качаясь на рессорах, когда с обеих сторон мимо его бежали назад четырехэтажные домы, и мостовая, гремя, казалось, сама катилась под ноги лошадям.
„Боже ты мой, какой свет!“ думал про себя кузнец: „у нас днем не бывает так светло“.
Кареты остановились перед дворцом. Запорожцы вышли, вступили в великолепные сени и начали подыматься на блистательно освещенную лестницу.
„Что за лестница!“ шептал про себя кузнец: „жаль ногами топтать. Экие украшения! вот говорят: лгут сказки! кой чорт лгут! Боже ты мой, что за перила! какая работа! тут одного железа рублей на пятьдесят пошло!“
Уже взобравшись на лестницу, запорожцы прошли первую залу. Робко следовал за ними кузнец, опасаясь на каждом шагу поскользнуться на паркете. Прошли три залы, кузнец всё еще не переставал удивляться. Вступивши в четвертую, он невольно подошел к висевшей на стене картине. Это была пречистая дева с младенцем на руках: „Что за картина! что за чудная живопись!“ рассуждал он: „вот, кажется, говорит! кажется, живая! а дитя святое! и ручки прижало! и усмехается, бедное! а краски! Боже ты мой, какие краски! тут вохры, я думаю, и на копейку не пошло, всё ярь да бакан. А голубая так и горит! важная работа! должно быть, грунт наведен был блейвасом. Сколь однако ж ни удивительны сии малевания, но эта медная ручка“, продолжал он, подходя к двери и щупая замок: „еще большего достойна удивления. Эк какая чистая выделка! Это всё, я думаю, немецкие кузнецы, за самые дорогие цены делали." (© Н.В.Гоголь "Ночь перед рождеством")
Жека! Приезжай еще. Ты еще не видел: Кронштадт, Гатчину, Ломоносов, Русский музей.... ну долго перечислять еще. Приезжай.
Кто там про Новую Голландию спрашивал: вот мой пост
http://www.yaplakal.com/forum43/topic446332.html?hl=А мне, когда ночным городом передвигаюсь, эта песня вспоминается:
Фонари, фонари, фонари, фонари...
Словно бледные лица в тумане кружат.
От зари до зари я прощаюсь с тобой
Петербург, Петроград, Ленинград.
На Неве тишина, в черном зеркале вод
По течению времени город плывет,
Уплывает в закат, а быть может, в восход,
Не смотря ни на что он плывет и плывет.
Этот город, как старый разбитый корабль,
На шпангоутах ржавчина, в днище дыра,
И на сломанных пальцах стальных якорей
Я читаю историю жизни твоей.
Там на палубах гордых твоих площадей
Пил я воздух хмельной вечных белых ночей,
Там я мачты Ростральных колонн целовал,
Так куда ж закрутил ты, безумный, штурвал.
И свободную белую бабочку ночь
Острый штык "Петропавловской" к небу пришил.
И корабль Петра выбивался из сил.
Закрутил его вихрь закружил, закружил...
И кружился я с ним, и кричал, и летел,
И внезапно сквозь дрожь среди ночи прозрел.
И к соленой подушке небритой щекой,
Прижимаясь устало, обрел я покой.
Понял роскошь фасадов и спин нищету,
Понял город, что выбрал дорогу не ту,
Улетая в созвездья чужих фонарей,
Оставляю корабль - теперь он ничей!!!
В Петербург, в Петроград, в Ленинград, в Никуда...
Надо мною "Исаакия" купол летит,
Уплывает ковчег мой, прощайте, друзья!
Мне уже, как ни жаль, оставаться нельзя.
Там разводят мосты, я боюсь не успеть
Белой бабочкой в белую ночь улететь.
Меня могут сомнения вновь одолеть
И не дать мне посметь улететь, улететь...
В Петербург, в Петроград, в Ленинград, в Никуда...
Мои вещие сны вдруг потянут назад
В вереницу моих неприкаянных дней,
В ностальгию ночей все сильней и сильней.
И опять фонари, фонари, фонари...
Словно бледные лица в тумане зари.
Я прощаюсь с тобой, Петербург, Петроград,
Мой красавец разбитый корабль Ленинград...
(© Олег Газманов)